Текст книги "Дневники казачьих офицеров"

Автор книги: Федор Елисеев

Соавторы: Павел Маслов,Михаил Фостиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

Неудачи Добровольческой армии в Заднепровском бассейне, отступление

Положение у нас было таково, что по переходе реки Донец фронт перестал существовать, так как части потеряли связь между собой й соседними группами. Части конной группы (2-й Кубанский, 3-й Кубанский конные корпуса, Терская дивизия, Гусарская дивизия) генерала Чеснакова,[41]41
  Чеснаков Петр Владимирович – р. в 1875 г. Окончил Полоцкий кадетский корпус, Константиновское артиллерийское училище, академию Генштаба (1901), Офицерскую кавалерийскую школу (1907). Участник Русско-японской войны. В Великой войне георгиевский кавалер, генерал-майор (1915), начальник штаба 1-го кавалерийского корпуса (1917). Во ВСЮР командир Мариупольского гусарского полка (с 23 июля 1919 г.), начальник 1-й Сводной кавалерийской дивизии Донской армии (декабрь 1919 г. – март 1920 г.). В эмиграции в Югославии, умер 20 октября 1948 г.


[Закрыть] донцы генерала Мамантова), перейдя Донец в различных местах, благодаря сложившейся боевой обстановке уже перестали представлять собой конную массивную группу, а двигались самостоятельно без общего управления.

Я; унаследовал почти все кубанские войсковые части (2-й, 3-й Кубанские конные корпуса), Терскую дивизию, остатки Гусарской дивизии генерала Чеснакова (один эскадрон), так как все части этой дивизии, которая почти два года формировалась и впервые была переброшена под Оскол, при отступлении предались красным у реки Дрнец. Все казачьи части были малочисленны и истрепаны и состояли из подхорунжих и урядников с минимумом казаков.

Пополнения, шедшие в части, из-за отступления не могли влиться в состав моих частей и от станций Камышиваха и Попасная повернули назад, увлеченные отступающим тылом и не получая никаких распоряжений. Сотен пять молодых казаков различных отделов были мной все же присоединены к моей группе в районе Алмазной. Все наши воинские части, даже истощенные и малочисленные, были отличны по своим боевым качествам и представляли собой твердый кулак.

Мне удалось связаться телеграфно с генералом Врангелем, который тогда находился на станции Матвеев Курган, и получить общую ориентировку и распоряжение: свести все пять кубанских дивизий и терцев в пять полков и медленно отступать на станцию Чернухино, где предполагалось быть правому флангу Добровольческой армии. На меня возлагалась задача – защита этого фланга и связь с конным Донским корпусом (генерал Мамантов), который должен был после отступления находиться в районе сел Ревеньки– Провалье.

Все кубанские и терские части, собранные мной в районе Рубежная – Лоскутовка, были спешно переформированы в дивизию. Это были сливки Кубанского войска, и я задался целью во что бы то ни стало уберечь этот кадр для будущего, так как в скором времени предполагались новые формирования на Кубани. При дивизии находилась кубанская артиллерия, сведенная в два конных дивизиона. Старшего командного состава корпусов и дивизий, вошедших в состав моей Сводной дивизии, не было, Кроме командиров полков (не знаю, куда они делись).

Противник не наседал, и лишь изредка появлялись его разведывательные части на левом берегу Донца, на фронте Рубежная – Крымское. До 6 декабря Сводная дивизия была сформирована, состав ее был приблизительно около 2 тысяч бойцов. Разведки, высланные 5 декабря для связи с частями Добрармии в сторону Славянска и связи с частями в направлении на Луганск, возвратились 6 декабря, встретив противника в районе Славянска и Славяносербска, что заставило меня отойти с дивизией на станцию Камышиваха, выдвинув сильную разведку к Славянску, Рубежной и Луганску.

Холод стоял серьезный, полдня до того шел дождь, и все подморозило. Казаки дивизии не имели теплой одежды, а все имеющееся на них истрепано и изорвано в походах и отступлении.

Ночью на 7 декабря в Камышиваху прибыл генерал Калинин со своей 11-й Донской конной дивизией. Он последним отступал через город Славянск, откуда ему пришлось выбивать противника. Дивизия направлялась в Луганск.

Ночью снова шел дождь, под утро сильно морозило. Лошади скверно кормлены, казаки тоже полуголодные и без одежды. Не знаю, куда дать запрос по этому поводу, связь с главным штабом еще не восстановлена, да и вряд ли ответят!

На рассвете генерал Калинин двинулся на Луганск, а в 8 часов я с дивизией выступил на село Попасное, куда к полудню и прибыл. Железнодорожные пути забиты до отказа всевозможными составами. X 16 часам на этом участке появилась разведка красных, которая дршла до села Николаевка. Население настроено большевистски, смотрит на нас волком, его симпатии на стороне красных, от которых ожидают всех благ земных! Дабы уберечь казаков от холода, приходится реквизировать теплую верхнюю одежду, что еще больше озлобляет население против нас.

8 декабря утром под натиском противника отходят на Попасное мои разведывательные сотни, а противник занимает села Белогорье, Камышиваха и Орехово. Около дивизии конницы, двух дивизий пехоты с артиллерией сосредоточиваются в районе Рубежная – Камышиваха.

В течение дня противник ведет наступление на Попасное и город Бахмут с целью обойти мой левый фланг. Под вечер прибыли мои сотни, высланные для связи в Бахмут и Луганск, – наших других частей они нигде не видели. Город Бахмут свободен, население готовится встречать красных, и приход казаков поразил всех. Луганск занят противником, донцов там нет, большевики зверски расправляются с населением, сочувствовавшим белым.

Главная группа противника с утра 8 декабря движется вдоль полотна железной дороги на станцию Попасная, имея два бронепоезда, которые, дойдя до станции, начинают обстрел. Общая обстановка не позволяла мне ввязываться в бой с противником, тем более что противник сильнее меня, а помощи ждать неоткуда. Дабы показать противнику, что перед ним сильные духом казаки, мной были высланы два полка в направлении к станции, единственно с целью маневра. В то же время моя артиллерия, заняв позицию у леска северо-западнее Попасной, открыла огонь по противнику, который приостановился.

За это время у станции были наспех собраны около тридцати порожних товарных вагонов и пущены навстречу бронепоездам.

Ввиду уклона от станции на Камышиваху наш склепанный состав вагонов развил большую скорость, наскочил на их бронепоезд, совершенно исковеркал его, а в это же время два моих полка обозначили атаку в направлении на железнодорожный виадук у Камышивахи.

Противник растерянно отступил и занял позицию по насыпи железной дороги на Луганск, где и оставался до темноты.) При обследовании места столкновения поездов выяснилось, что вся команда бронепоезда противника погибла под нагроможденными вагонами. Нашим разъездам удалось подобрать кое-какие товары, в том числе около 200 полушубков и валенок, патроны, сахар и др.

Не получая никаких новых приказаний и ориентировок и зная; что моя дивизия далеко в тылу всех наших частей, я решил отходить. Получено донесение, что противник движется от Славянска на Бахмут, поэтому вечером 11 декабря оставил Попасное и на ночлег все части дивизии сосредоточились в селах Калиновеком и Троицком. Дабы выполнить последний приказ главнокомандующего – прикрытие правого фланга Добрармии, дивизия утром 12 декабря перешла в Алмазную, где ко мне присоединились 1-й, 2-й и 3-й конные полки донцов, бывшие ранее на службе у большевиков под командой Миронова.[42]42
  Миронов Филипп Кузьмич – р. в 1872 г., в Великой войне войсковой старшина, командующий 32-м Донским казачьим полком (1917). Командир красной бригады, 1-й Усть-Медведицкой стрелковой дивизии и группы войск (1918), врид командующего 16-й армией (1919), командующий 2-й Конной армией (1920), расстрелян красными (1921).


[Закрыть]

В этот день, 12 декабря, все время шел мокрый снег и дул сильный ветер, дивизия совершила очень трудный переход до села Мануиловка, куда мы подошли по густой темноте. Я шел в голове дивизии, и перед селом меня встретила депутация от населения, приняв за начальника большевистских частей, хлебом и солью. В своих приветствиях они проклинали белых, восхваляя красных (было темно, и под бурками не видны наши погоны). Я остановил словоохотливых и неосторожных представителей и заявил, что я белый командир, а не красный! Депутаты остолбенели, начали метаться, но мы им ничего не сделали, а двоих представителей помоложе как следует выпороли.

16 декабря, оставив дивизию в Мануиловке, я с сотней 1-го Лабинского полка выехал в село Чернухино, откуда по телефону, наконец, связался с командиром корпуса генералом Кутеповым, который сообщил мне, что у него на левом фланге (приблизительно в районе станицы Железной) начались бои с наступающим противником со стороны Славянска.

По телеграфу донес генералу Врангелю о положении дел у меня и разговоре с генералом Кутеповым. От Врангеля получил приказ спешно идти к Слободе Ровеньки, где получу дополнительные приказания через генерала Мамантова, который с Донским корпусом находился в районе Провалье. Для усиления правого фланга Добр-армии и разведки было приказано оставить в Чернухине в распоряжении генерала Кутепова один конный полк.

К утру 14 декабря я был уже в Мануиловке; возвратившаяся разведка донесла, что села Луганское, Троицкое и окрестности Дебальцева заняты красными, но в направлении на Луганск противник не обнаружен. Добытые сведения вечером сообщил генералу Кутепову, который находился на станции Дебальцево.

На ночь дивизия остановилась в селах Чернухине и Городище. Остатки 3-го корпуса – Партизанский полк под командой полковника Соломахина,[43]43
  Соламахин Михаил Карпович – р. 9 июля 1888 г., казак ст. Некрасовской ККВ. Окончил Елисаветградское кавалерийское училище (1911), ускоренные курсы академии Генштаба (1917). В 1911–1918 гг. офицер 1-го Хоперского Е. И. В. Великой Княгини Анастасии Михайловны полка ККВ, в Великой войне орден Святого Георгия 4-й ст. (1917). В Добровольческой армии и ВСЮР, полковник, командир 2-го Кубанского Партизанского конного полка (1919). В эмиграции в Югославии, начальник штаба ККВ, Генерального штаба генерал-майор, начальник Казачьего военного училища, в мае 1945 г. выдан в Лиенце, отбыв 10 лет лагерей, проживал на Кубани, умер в 1967 г.


[Закрыть] был оставлен в Чернухине в распоряжении генерала Кутепова.

Утром 15 декабря дивизия по приказу, данному ранее генералом Врангелем, выступила из Чернухина и на другой день прибыла в Слободу Ровеньки. Стояли сильные ночные морозы, от них здорово страдали бойцы и лошади!

В Слободе Ровеньки я застал генерала Мамантова с частями Донского конного корпуса, которые занимали район Ровеньки – Провалье. Здесь я узнал, что Добрармия не выдержала натиска противника у Дебальцева и отошла от железной дороги Славянск – Дебальцево к югу. В тылу у нас полная разруха, а паника не дает возможности поправить положение, началось бегство тыла к Черному морю.

Генерал Мамантов имел задачу, отходя медленно, закрывать подступы к дорогам на Новочеркасск, а при удаче на главном фронте действовать в направлении на Луганск – Славяносербск. Настроение донцов было приличное, части почти полного состава. 1-й, 2-й, 3-й Донские полки мной были переданы генералу Мамантову.

Ночь прошла спокойно, но к утру донская разведка донесла, что противник силой до дивизии конницы движется на Слободу Ро-веньки от Луганска. В течение дня конницу на этом направлении мы не заметили.

17 декабря утром части противника повели наступление на Слободу Ровеньки. Отбить это наступление были назначены от моей дивизии 1-й Уманский и 1-й Лабинский полки, а от донцов один конный полк. Три конных полка под моей командой атаковали противника, атака была доведена до удара холодным оружием, противник не выдержал нашего натиска и бежал, потеряв около 800 человек убитыми и ранеными. Наши части преследовали красных до Первозвановки.

18 декабря генерал Мамантов со своими частями перещел из Слободы Ровеньки к селу Провалье, но к вечеру того же дня ко мне прибыл урядник моего взвода для связи с Мамантовым и доложил, что весь Донской корпус сосредоточился в районе Гукова, то есть в 12 верстах от Провалья. Это мне показалось подозрительным, так как мы договорились, что я буду в Слободе Ровеньки, а генерал Мамантов в Провалье. Разведка же наша должна находиться, кроме фланговой, на линии Первозвановка – станция Каменская. Значит, Мамантов не предупредил меня о своем переходе дальше на юг к Гукову.

19 декабря я с дивизией отошел на хутор Верхне-Крепинский, о чем доложил генералу Мамантову перед выступлением из Ровенек. Придя в хутор, я с дивизией выступил на Александр-Грушевский с тем, чтобы уже безостановочно двигаться в Кубанскую область, где шло в это время формирование новой Кубанской армии. Кадры полков, находящиеся у меня, были необходимы на местах формирования кубанских частей.

На фронте, при наличии Донского корпуса, моя дивизия уже не имела определенной задачи, тем более что противник после боя у Слободы Ровеньки не показывался на нашем участке фронта.

21 декабря дивизия прибыла в Новочеркасск, где царила паника, темные силы начали разбивать магазины, красть товары, пьянство шло повальное, как у населения, так и у солдат, откуда-то появившихся в городе.

По прибытии в город я явился к командующему Донской армией генералу Сидорину,[44]44
  Сидорин Владимир Ильич – р. 3 февраля 1882 г., казак ст. Есауловской ВВД. Окончил Донской кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1902), офицером 2-го Восточно-Сибирского батальона участвовал в Русско-японской войне. Окончил академию Генштаба (1910), офицерскую воздухоплавательную школу (1910). В Великой войне и. д. начальника штаба 102-й пехотной дивизии (1915–1917), Георгиевское оружие (4 июля 1915 г.), орден Святого Георгия 4-й ст. (26 августа 1916 г.), полковник (15 августа 1917 г.), начальник штаба 3-го Кавказского армейского корпуса (до сентября 1917 г.). Начальник штаба походного атамана ВВД (с декабря 1917 г.), участник Степного похода (февраль 1918 г.), генерал-майор (май 1918 г.), командующий Донской армией (февраль 1919 г. – март 1920 г.), генерал-лейтенант (февраль 1919 г.), командир Отдельного Донского корпуса (март – апрель 1920 г.). В эмиграции в Чехословакии, Германии, умер в Берлине 20 мая 1943 г.


[Закрыть] который был очень угнетен и ничего определенного мне не мог сказать; от меня первого он узнал, что Донской корпус тоже недалеко от Новочеркасска.

Дивизия расположилась на ночлег на улицах за неимением мест (город был забит донскими частями и беженцами). Ночью в районе расположения дивизии шайки пьяных воров нападали на коновязи наших частей с целью увести лошадей, но это им не удалось, так как казаки не спали, а к утру в районе дивизии насчитали около двадцати трупов из шаек, нападавших ночью.

23 декабря дивизия прибыла в Ростов, имея ночлег по пути в станице Аксайской. Генерал Кутепов уже был в Ростове. Генерала Врангеля на фронте не было, не было его и в Ростове.

23 декабря, проходя через Нахичевань, я узнал, что там наши интендантские склады набиты английским обмундированием и продовольствием. По прибытии в Ростов я явился к генералу Кутепову, который тогда был назначен начальником обороны Ростова. У него я спросил разрешения одеть дивизию из складов, на что получил категорический отказ. Это меня очень удивило.

24 декабря по тревоге дивизия была вызвана на фронт севернее Нахичевани к Армянскому монастырю, куда в это время уже подошел без всякой борьбы противник, а за час до тревоги мной был получен приказ от главнокомандующего спешно направить части в свои отделы.

По тревоге дивизия все же выступила к Армянскому монастырю, где лихо атаковала, по собственному почину, пехоту и конницу противника, который поспешно отошел. Но соседние наши части – к западу 2-я стрелковая дивизия Добрармии, а к востоку Донской корпус – не помогли развить и увеличить успех, а, воспользовавшись отходом и задержкой противника, сами поспешно отошли дальше. Простояв с дивизией на месте боя до вечера, я остался один – все отошли!

Во исполнение приказа главкома дивизия с темнотой выступила в Ростов, куда прибыла ночью, а по дороге силой захватила обмундирование в Нахичевани (впервые отказался выполнить приказ высшего командования!).

25 декабря дивизия выступила из Ростова через Таганрогский мост, а к утру 26-го сосредоточилась на станции Батайск.

27 декабря к вечеру дивизия прибыла в станицу Кущевскую, откуда части были отправлены по своим отделам по железной дороге и походным порядком.

Местом для формирования 2-й Кубанской казачьей дивизии, начальником которой я был назначен, была указана станица Григорополисская, куда я и направился со своим штабом. Дивизия вошла в состав 2-го Кубанского корпуса со штабом корпуса в Армавире, где он находился с первых чисел декабря. Во 2-й Кубанский корпус входили и части Кавказского отдела. Командиром корпуса был назначен походный атаман Кубанского войска генерал Науменко.[45]45
  Науменко Вячеслав Григорьевич – р. 25 февраля 1883 г., казак ст. Петровской ККВ. Окончил Михайловский Воронежский кадетский корпус (1901), сотню Николаевского кавалерийского училища (1903), академию Генштаба (1914), офицер 1-го Полтавского кошевого атамана Сидора Белого полка ККВ. В Великой войне старший адъютант, и. д. начальника штаба 1-й Кубанской казачьей дивизии, Георгиевское оружие, Генштаба подполковник (2 апреля 1917 г.). Начальник Полевого штаба командующего войсками Кубанской области (28 ноября 1917 г.), первопоходник, в Добровольческой армии и ВСЮР, командир Корниловского конного полка (8 июня 1918 г.), начальник 1-й Конной дивизии (19 ноября 1918 г.), генерал-майор (8 декабря 1918 г.), зачислен в Генштаб (25 января 1919 г.), походный атаман ККВ (1 февраля 1919 г.), командир 2-го Кубанского конного корпуса (11 октября 1919 г.), в Русской Армии командир конной группы (1920), о. Лемнос. Кубанский войсковой атаман (1920–1958), член Главного Управления Казачьих Войск (1944–1945), умер в Нью-Йорке 30 октября 1979 г.


[Закрыть]

Новые формирования военных частей на Кубани
(Формирование 2-го Кубанского конного корпуса)

В конце декабря 1919 года по роспуску частей, приведенных мной из-под Донца, я прибыл в станицу Григорополисскую.

В состав дивизии должны были войти 1-й, 2-й Лабинские и 1-й, 2-й Кубанские полки и Кубанская конная артиллерия во главе с полковником Расторгуевым.[46]46
  Расторгуев Александр Григорьевич – из казаков ККВ, первопоходник, капитан, в Добровольческой армии и ВСЮР, командир 1-й Кубанской казачьей батареи, полковник (1919), в Русской Армии, о. Лемнос, командир 2-го Кубанского артиллерийского дивизиона (1921), генерал-майор. Умер в Югославии.


[Закрыть]

Расположив штаб дивизии в станице, я предпринял поездки по станицам района дивизии для ознакомления и ускорения формирований. С этой целью посетил почти все станицы Лабинского отдела и всюду был принят воодушевленно и радостно. Население Лабинского отдела было настроено поголовно против красных.

Лабинский отдел Кубанского войска после революции быстрее всех других скинул с себя революционный угар, одним из первых поднялся против большевиков, и казаки этого отдела до конца не покидали своих частей.

В начале января 1920 года дивизия была уже сформирована и в составе 1-го Лабинского, 1-го Кубанского и 2-го Кубанского полков с артиллерией была сосредоточена в станице Ново-Покровской. Всего в трех полках, без артиллерии и обозных частей, состояло 3200 бойцов; полки имели прекрасный внешний вид и были хороши в боевом отношении, как это и выявилось s последующих боях. 2-й Лабинский полк в составе 1150 человек был задержан в отделе и до конца действий дивизии к ней не присоединился.[47]47
  На 11 февраля 1920 г. 2-й Лабинский полк в 400 шашек с пулеметной командой под командованием полковника Кротова состоял в дивизии; в 1-м Лабинском полку – командир полковник Елисеев – находилось в строю 550 шашек и 8 пулеметов (Елисеев Ф. И. Лабинцы и последние дни на Кубани. Нью-Йорк, 1962, ротатор, бр.1, с. 30).


[Закрыть]

В состав 2-го Кубанского корпуса входила и 4-я Кубанская казачья дивизия (1-й, 2-й Кавказские и 1-й, 2-й Черноморские полки) с начдивом генералом Косиновым.[48]48
  Косинов Георгий Яковлевич – р. 9 августа 1871 г., казак ст. Ладожской ККВ. Окончил Ставропольское казачье юнкерское училище, Офицерскую кавалерийскую школу. В Великой войне помощник командира 2-го Екатеринодарского полка ККВ (1915), полковник, командир 1-го Кавказского Наместника Екатеринославского генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического полка ККВ (1917). Первопоходник, в Добровольческой армии и ВСЮР, командир 1-го Кубанского полка (1918), начальник 4-й Кубанской казачьей дивизии, генерал-майор (1919). Плен (апрель 1920 г.), лагеря, расстрелян в Ростове в 30-х годах.


[Закрыть] Весь этот состав был в 1200 конных и 200 бойцов пеших, лошадей не хватало.

Вообще в Кавказском отделе, да и в других, кроме Лабинского и Баталпашинского, мобилизация шла слабо, частью оттого, что была: сильная агитация против формирования, а частью от близости фронта и неуверенности в успехе этой акции. Да успеха и не могло быть против все более разрастающейся армии красных, благодаря переброшенным с Западного фронта частям!

Настроение в 4-й Кубанской дивизии было невоинственное и резко отличалось от настроения казаков в моей дивизии. На него сильно влияло и отношение к делу их начальства, а генерал Косинов имел вид растерянного человека и поднять настроение в своей дивизии не мог, так как сам был угнетен и пассивен. Не оправдал надежд и командир корпуса генерал Науменко, и, хотя его настроение было хорошее, командовать большими соединениями он был не способен и не подготовлен предыдущей службой (походный атаман Кубанского казачьего войска).[49]49
  В. Г. Науменко командовал Корниловским конным полком, взявшим Екатеринодар 2 августа 1918 г. Затем командир бригады, генерал-майор за боевые отличия по представлению генерала Врангеля, начальник 1-й Конной дивизии в декабре 1918 г. В это же время избирается походным атаманом ККВ, ему в строевом отношении подчинялись все части войска.


[Закрыть]

V Вообще корпус выступил на фронт как-то нехотя и медлительно. Погода не благоприятствовала нам, стояла сухая, очень морозная зима в январе 1920 года.

Из станицы Ново-Покровской корпус был передвинут в село Белая Глина, приблизительно в средних числах января. Напутствовать корпус для боевых действий в Белую Глину прибыл главнокомандующий генерал Деникин с начальником штаба генералом Романовским[50]50
  Романовский Иван Павлович – р. 16 апреля 1887 г. в Луганске. Окончил 2-й Московский кадетский корпус (1897), Константиновское артиллерийское училище (1899), академию Генштаба (1903), офицер Л.-Гв. 2-й артиллерийской бригады. В Великой войне генерал-майор, георгиевский кавалер, генерал-квартирмейстер Ставки Верховного главнокомандующего (1917). Начальник строевого отдела штаба Добровольческой армии (декабрь 1917 г.), первопоходник, начальник штаба Добровольческой армии (февраль 1918 г.), генерал-лейтенант (12 ноября 1918 г.), начальник штаба, помощник главнокомандующего ВСЮР (январь 1919 г. – март 1920 г.). Убит в Константинополе 5 апреля 1920 г.


[Закрыть] и с частью штабных офицеров (поезд главкома). Утро в день; смотра было очень морозное, сильная гололедица. Генерал Деникин смог объехать только несколько строевых частей, так как под ним оскользнулся конь. Главнокомандующий упал с него и сильно расшибся, особенно лицо. Остальные части поздравил с походом генерал Романовский. Падение Деникина не предвещало успеха, и настроение у всех было какое-то подавленное.

Вечером генерал Деникин пригласил к себе в вагон командира корпуса и начальников дивизий, которых принял лежа в постели, весь забинтованный. Пожелал нам успеха в бою с неприятелем, послед чего отбыл в своем поезде в Екатеринодар. Я лично не суеверный яеловек, но на меня случай с главнокомандующим подействовал удручающе. Это действительно было предвестником падения вскоре всего Кубанского фронта и нашей полной неудачи.

17 января было получено сообщение о движении противника от села Екатериненского в направление на села Торговое и Сандату (Сандатское). Корпус выдвинулся к селу Развильному. Вдоль полотна железной дороги на станцию Торговая противник обнаружен не был. Оказалось, что все свои силы (около двух полков пехоты и двух полков конницы) он сосредоточил в районе Егорлыцкого.

Это побудило генерала Науменко двинуть 2-й Кубанский корпус через село Николаевское, но по выступлении корпуса из Николаевского его же разведкой было получено донесение о движении противника на Сандату. Корпус, изменив свое направление, двинулся тоже, дул северо-восточный ветер, морозило серьезно. Движение корпуса было остановлено пехотой противника у Сандаты. Командир корпуса проявил нераспорядительность, не принял меры и не сделал никакого маневра.

Два полка 2-й Кубанской дивизии, назначенные для действий противнику в лоб, из-за глубокого снега вынуждены были спешиться и вести огневой бой с противником, который особенно не проявлял активности, а лишь оборонялся. Остальные части корпуса генерал Науменко держал около себя. Потерь в корпусе не было, но в полном бездействии он простоял до вечера.

19 января ветер начал крепчать и стало ясно, что ночью будет метель. Видно было, что Сандата останется за противником, это меня побудило спросить командира корпуса о месте предполагаемого ночлега. Было решено заночевать в селе Ивановском. Началась метель, и быстро надвигались сумерки. Дабы не сбиться с пути, я выслал к Ивановскому сотню 1-го Кубанского полка, которая должна была разведать положение и частыми пикетами поддерживать связь с дивизией. Разведка свою задачу выполнила за короткое время, и корпус двинулся на ночлег в село Ивановское.

Но ветер все усиливался, началась пурга, мороз крепчал, люди не видели друг друга. Пикеты от 2-й сотни 1-го Кубанского полка потеряли свое значение, так как их невозможно было увидеть. Штаб корпуса с 4-й дивизией и артиллерией от 2-й дивизии оторвались, все смешалось. После двухчасовых мучений я случайно наткнулся на штаб корпуса и части, находящиеся с ним. Все представляло собой толпу перемешавшихся людей, лежавших в снегу, имея в центре командира корпуса с его штабом. 2-я дивизия на мое приказание построилась, насколько это было возможно, и оказалось, что одной батареи не хватает – сотни 1-го Кубанского полка разыскали ее и подвели к дивизии.

Страшный мороз сковывал людей и лошадей. Командир, корпуса не мог найти выход из создавшегося положения. Тогда я взял инициативу на себя: от 1-го Кубанского и 1-го Лабинского полков были высланы сильные разъезды, но они вскоре вернулись, ничего не найдя. После этого была выслана целая сотня казаков 1-го полка на розыски села Ивановского или другого. Небо как-то очистилось немного, показались звезды, но мороз крепчал и дальше. Я случайно услышал лай собак вдалеке и предложил командиру корпуса двигаться на лай, так как дальнейшее пребывание в поле грозило нам потерей людей и лошадей.

Посадив всех на коней, я двинулся с дивизией вперед, у меня конь сразу повернул против ветра и быстро пошел вперед, но ветер, бивший в лицо, заставлял меня уклонять коня в сторону. Животное инстийктивно почувствовало жилье, рвалось против ветра, и через полчаса мой конь впереди всех довел нас до изгороди крайней избы Ивановского. Мой конь заслужил щедрую награду! В селе уже был один взвод 1-й сотни 1-го Кубанского полка, а остальные взводы были подобраны мной по пути следования в глубь села.

Утром следующего дня генерал Науменко приказал корпусу отойти в село Красная Поляна, оставив в Ивановском для разведки 1-й Лабинский полк из моей дивизии. В таком положении корпус простоял день, а на следующий противник повел наступление на село Ивановское и занял его. 1-й Лабинский полк, не получивший поддержки вопреки просьбам начальника дивизии командиру корпуса, отошел сам и расположился на ночь в двух верстах от села Красная Поляна.

Северо-восточную часть села занимала 4-я Кубанская дивизия, штаб корпуса занимал центр села, а моя дивизия – юго-западную окраину села.

На рассвете 6 февраля (простояли мы в Красной Поляне больше трех дней), пользуясь туманами, противник напал на село Красная Поляна. 4-я дивизия и штаб корпуса без боя ушли к селу Летницкому, не дав об этом знать начдиву 2-й Кубанской (мне). Узнав о появлении противника с северо-восточной окраины села, я бросился туда с двумя полками, атаковал его, и он поспешно начал отходить обратно, но в это время пулями я был ранен и принужден отъехать назад. По полкам прошел ложный слух, что начальник дивизии убит, и полки начали отходить. Этим воспользовался противник и энергично перешел в наступление.

Конная сотня противника бросилась на группу казаков (12 человек), находящихся у места моей перевязки, но я, оголенный до пояса для перевязки, был спасен 1-й и 3-й сотнями 1-го Кубанского полка, которые атаковали сотню красных и в рукопашной схватке наполовину ее уничтожили (9 февраля).

10 февраля, после этого события, бригада 2-й Кубанской Дивизии, собранная начдивом, медленно и с промежуточным боем начала отходить к селу Летницкому. Поручив части командиру 1-го Кубанского полка, я вынужден был сойти с коня и на фаэтоне прибыл в Летницкое, где нашел на церковной колокольйе командира корпуса генерала Науменко. На ночь все части корпуса собрались в Летницком, а на рассвете 11 февраля я был спешно эвакуирован в Армавир.

13 февраля от села Летницкого части 2-го Кубанского корпуса без особого отпора противнику отошли на побережье Черного моря в район Туапсе, где и произошла трагическая сдача Кубанской (армии. Подробностей отхода корпуса и вообще всей армии и позорную сдачу ее красным я не знаю, так как там не присутствовал.[51]51
  С 16 февраля по 25 марта включительно 2-й Кубанский корпус отходил к Черноморскому побережью с боями. (Елисеев Ф. И. Лабинцы и последние дни на Кубани. Н.-Йорк, 1962, ротатор).


[Закрыть] Эвакуировавшись после ранения в селе Летницком в Армавир, я увидел и узнал, что наступил конец борьбы с красными и существования нашей армии на этом фронте, да и на севере, Откуда доходили слухи, что красные теснят Добровольческую армию на юг к Крыму.

Уже тогда у меня зародилась мысль в случае краха армий уйти с единомышленниками в горы и организовать борьбу в защиту поруганной чести Родины, но головокружительные события на фронте и в тылу, развал армии и растерянность главноначальствующих (в то время главкомом был еще генерал Деникин) путалЯ планы.

Как снег на голову упал – свалился в Армавир 4-й корпус Донской армии, действующий в районе Ставрополя. Части корпуса (вместе с командующим) хлынули из Армавира на Туапсе.

Имея сведения, что в Баталпашинском отделе находятся целые казачьи и горские части, я поспешил туда. Проезжая с 15 казаками через свою родную станицу Баталпашинскую, я был арестован толпой казаков и иногородних этой станицы, но по выяснении моей личности толпа устыдилась, и я был освобожден.

Атаман Баталпашинского отдела генерал Абашкин[52]52
  Лбашкин Петр Степанович – р. 19 декабря 1868 г., казак ст. Лабинской ККВ, сын офицера. Окончил Александровское Кубанское реальное училище, в службе с 1887 г. Окончил Ставропольское казачье юнкерское училище (1890), Офицерскую кавалерийскую школу, командир дивизиона 1-го Лабинского генерала Засса полка ККВ в Персидском походе (1909–1912). В Великой войне полковник, командир Ейского (на апрель 1917 г.), 1-го Лабинского генерала Засса (на 24 июня 1917 г.) полков ККВ. Атаман Баталпашинского отдела ККВ (1918–1920), генерал-майор (8 сентября 1919 г.). Плен, лагеря (1920–1922), умер в Ростове 7 января 1934 г.


[Закрыть] оставил свой пост и скрылся на Теберде.[53]53
  Не получив никаких распоряжений из Екатеринодара на случай отступления, генерал Абашкин с семьей отправился вслед за Кубанской армией, естественно, через горные перевалы. Оставаться «на посту», когда вся армия ушла к Черному морю, означало дождаться прихода красных и попасть им в руки. Что ожидало в этом случае генерала-атамана отдела с семьей – представить не трудно. Спустя два месяца, когда армия капитулировала, вернулись (архив составителя).
  В своем дневнике, ниже, М. А. Фостиков «при приближени фронта… и большевиков… имеет цель присоединиться к отступающей армии», а затем уходит в Теберду.


[Закрыть]

Его заместитель полковник Гречкин[54]54
  Гречкин Илья Георгиевич – р. в 1881 г., из казаков ККВ. Окончил Оренбургское казачье училище. В Великой войне подъесаул 1-го Хоперского Е. И. В. Великой Княгини Анастасии Михайловны полка ККВ, орден Святого Георгия 4-й ст., полковник (на ноябрь 1917 г.). Во ВСЮР командир 1-го Таманского полка ККВ (1919), помощник атамана Баталпашинского отдела ККВ (1920).


[Закрыть] был совершенно растерян и не знал, что делать. Я предложил ему присоединиться ко мне, но от моего предложения он уклонился – и я заключил, что он намеревался сдаться красным, что и случилось через несколько дней, по занятии станицы красными.[55]55
  Утверждение Фостикова о том, что полковник Гречкин сдался красным, документально не подтверждено.


[Закрыть]

Противник в это время был еще у станицы Невинномысской. Почувствовав настроение жителей и их полную растерянность, я решил оставить мысль о продолжении борьбы и быстро двинулся на станицу Отрадную с тем, чтобы в Майкопском отделе нагнать отступающую армию. В ауле Тахтамышенском (на реке Зеленчуг) я встретил Карачаевскую бригаду под командой полковника Мурза-Кулы Крым-Шамхалова,[56]56
  Крым-Шамхалов Мурза-Кула, князь – полковник, командир Карачаевского конного полка Сводно-Горской дивизии (с 11 декабря 1918 г.), начальник горских отрядов восставших против большевиков на Кубани (1920).


[Закрыть] который совершенно не был ориентирован в общей обстановке на фронте. Им уже был выработан план отойти в горы и распустить своих всадников по домам; о самостоятельной борьбе с красными он и слышать не хотел.

Из Отрадной я двинулся на станицу Вознесенскую, где чуть было не попал в плен красным, занявшим уже эту станицу. Геройское поведение моего конвоя спасло положение, и я через станицы Упорную, Каладжинскую двинулся дальше, чтобы соединиться с отступающими.

В Упорной встретил казаков, бежавших из станицы Лабинской, которые сообщили мне, что наши части в районе этой станицы имели неуспешный бой с надвигающимися в большом количестве силами противника и отошли спешно дальше, в направлении станицы Белореченской. Передо мной для выполнения своей цели был свободный путь через горные станицы к Майкопу, но, прибыв с конвоем в станицу Каладжинскую, решил план переменить (не хотелось мне покидать свою землю и родную Кубань!) – уйти в горы и, временно скрывшись, начать борьбу с красными. Это решение я привел в исполнение.