Текст книги "Дневники казачьих офицеров"

Автор книги: Федор Елисеев

Соавторы: Павел Маслов,Михаил Фостиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

На могиле генерала Маневского

Устроившись в доме Париновых, иду навестить вдову погибшего моего начальника[122]122
  Маневский Георгий Константинович – казак ст. Царской ККВ. Окончил 3-й Московский кадетский корпус (1900), сотню Николаевского кавалерийского училища (1902). В Великой войне войсковой старшина, помощник командира 1-го Кавказского наместника Екатеринославского генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического полка ККВ (1917). В Добровольческой армии и ВСЮР, полковник, командир 2-го Линейного полка ККВ (6 марта 1919 г.), командир Линейной бригады 1-го Кубанского конного корпуса, вр. начальник 1-й Кубанской казачьей дивизии, смертельно ранен в бою на Маныче 28 апреля 1919 г. Приказ о производстве в чин генерал-майора застал его в день смерти.


[Закрыть] и друга, Лидию Павловну Маневскую. У них был собственный домик по соседству с армянской церковью. Увидев меня, она разряжается горючими слезами.

– Жорж!., мой Жорж!., и его нет! нет!., и не будет уже никогда!.. – вскрикивает она сквозь обильно полившиеся слезы.

Я, любя искренней любовью этого выдающегося во всех отношениях кубанского офицера, моего командира сотни по Великой войне с 1914 года и благороднейшего человека и личного друга, сам так расстроился, что мне трудно поддерживать в конвульсиях бьющуюся эту молодую красивую стройную вдову и вытирать свои слезы.

Наконец успокоились. Сели. Она встает, идет в другую комнату и приносит его последнюю карточку… в гробу.

Какая ирония судьбы! Приказ о производстве его в генералы шел на фронт. Он имел уже разрешение ехать в отпуск на Кубань, как в неожиданном бою на Маныче, в районе Баранниковской переправы, в направлении станицы Великокняжеской, он выскочил верхом на курган для ориентации. Красные открыли артиллерийский огонь, и разорвавшимся снарядом он был тяжело ранен в бедро. На руках своего вестового он там же и умер, истекая кровью. Он тогда временно командовал 1-й Кубанской казачьей дивизией.

Горю молодой вдовы не было конца. И генеральские погоны на его бездыханном теле еще более увеличивали ее горе. И погибнуть таким молодым, в 37 лет от роду!..

Мы идем на его могилу. Он похоронен в ограде Введенской церкви, что против здания управления Майкопского отдела. Над свежей могилой в цветах – белого мрамора крест, на котором золотыми буквами выбито:

«Здесь похоронен Генерал-Майор Г. К. Маневский, Командир Линейной бригады, погибший в бою против красных 29 апреля 1919-го года.

Мир праху твоему, мой дорогой любимый муж».

Мы подошли, перекрестились, стали на колени, поклонились три раза в землю, вновь перекрестились и поцеловали холодный белый мрамор креста.

Потом присели тут же на скамейке. Вдова тихо, молча льет сами бегущие слезы. Я же гримасами лица едва сдерживаю свои. И думаю – как бренна человеческая жизнь! Маневский всю жизнь прожил так честно! Достиг отличного воинского положения! Теперь только бы жить и радоваться и ему, и его молодой красивой супруге – и вот… Он теперь и не видит, и не знает, как горестно страдают у его могилы две любящих его души!

Лидия Павловна, моя сотенная командирша с 1914 года, умная женщина, она отлично понимает, как нам обоим тяжело быть здесь!

– Пойдемте, Федор Иванович… пойдемте домой! Слезами ведь не поможешь горю! Поплакали вот над Жориком, отдохнули душой и… довольно! – говорит она.

Вновь перекрестились, вновь поцеловали холодный белый мрамор креста и тихо, молча вышли на пустынную улицу Майкопа…

В эмиграции Л. П. Маневская проживала в Америке, в Сан-Франциско.

3-й Уманский полк поездом переброшен в район Туапсе для действий против «зеленых». Одна сотня перед Гойтсхим перевалом, остальные сотни расположились в районе станции Кривянка.

В Туапсе расквартирован 3-й Запорожский полк. Им командует пожилой полковник Рахимов.[123]123
  Рахимов Александр – из казаков ККВ, в Великой войне войсковой старшина 1-го Уманского бригадира Головато го полка ККВ (июнь 1917 г.), в Добровольческой армии и ВСЮР, командир 3-го Запорожского полка ККВ (1919).


[Закрыть] Грустная картина кругом… Фактически – ни службы, ни боевых действий нет. Тускло и мрачно на душе. А главное – бесплодная жизнь. Войска идут победно на Москву, а мы здесь, в глубочайшем своем тылу, бездействуем. Решил бежать на фронт. Отлично знаю, что Гамалий меня не отпустит. Кстати – мать пишет, что предстоит молотьба хлеба, а работать некому!

– Хоть бы ты прибыл, сыночек, помочь мне обмолотить. Святой хлебушко. Мне одной с детьми не справиться…

Гамалий недоволен, что я вновь прошусь в отпуск, но, зная состояние нашей семьи, отпустил.

Дома, во дворе, шла молотьба ячменя котками, чтобы хороший корм был для скота, и мое прибытие в семью как нельзя было кстати.

Ровно две недели «я крутил веялку»… Думаю, многие не знают этот каторжный труд, если сам его не испытал. Помощники же у меня – мать и три сестренки. Бабушка – у печи… По току – все босиком. Я тоже…

 
Трудом святым здесь добывались —
Богатство, слава и покой…
 

– как писал какой-то казачий поэт.

В Екатеринодаре. «Гадалка»

Отмолотился. Иду через голову своего командира полка – в Екатеринодаре представляюсь Походному Атаману генералу Науменко, войдя в его кабинет с таким рапортом:

– Ваше превосходительство… Полковник Елисеев, представляюсь, желаю выехать на фронт в корпус генерала Шкуро.

К Шкуро прошусь потому, что он выбросил якобы такой лозунг: «Все обиженные – ко мне!» Я был обижен, почему и хочу идти воевать в корпусе кубанского героя, у генерала Шкуро. Кстати, он занял уже Воронеж. До Москвы осталось так недалеко…

Генерал Науменко улыбается и, выслушав мои доводы, вполне разделяя их и приветствуя, тут же выдает предписание:

«С получением сего – выехать на фронт, в г. Воронеж, в распоряжение начальника 1-й Кавказской казачьей дивизии».

Срок выезда не указан, так как я должен вернуться еще в Уманский полк для получения расчета.

Когда прибываешь в Екатеринодар, то бывают сплошные сюрпризы. Теперь же они были особенны.

На Красной улице встречаю молодых полковников: А. И. Кравченко,[124]124
  Кравченко Афанасий Иванович – казак ст. Гиагинской ККВ. Окончил Оренбургское казачье училище (1911), вышел хорунжим в 1-й Запорожский Императрицы Екатерины Великой полк ККВ. В Великой войне подъесаул того же полка (на 1 декабря 1916 г.). В Добровольческой армии и ВСЮР, командующий 1-м Запорожским полком ККВ (ноябрь 1918 г.), полковник (27 января 1919 г.), командир 1-го Кубанского полка ККВ (ноябрь 1919 г. – апрель 1920 г.).


[Закрыть] Л. М. Дейнегу, О. И. Лебедева; тут же знакомлюсь с войсковым старшиной Черешневым,[125]125
  Черешнев Вячеслав Васильевич – р. в 1895 г. в ст. Усть-Лабинской ККВ. Окончил 1-й курс юридического факультета Московского университета, Павловское военное училище (1915), курс подрывного класса при Николаевском инженерном училище. В Великой войне офицер саперного батальона. Первопоходник, войсковой старшина, командир 1-го Запорожского полка ККВ (1919), эвакуирован из Новороссийска в Египет (март 1920 г.), вернулся в Крым, полковник. В эмиграции в Турции, США (1923). Окончил юридический факультет Пенсильванского университета, после Второй мировой войны помогал переезду казаков в США, умер после 1964 г.


[Закрыть] на сестре которого женится Афоня Кравченко. Все вместе ужинаем в ресторане-погребке «Медведь». Молодой генерал Растегаев[126]126
  Растегаев Михаил Петрович – казак ст. Некрасовской ККВ. Окончил 1-й Московский кадетский корпус, сотню Николаевского кавалерийского училища, офицер Кубанского (Варшавского) казачьего дивизиона, подъесаул 1-го Кавказского наместника Екатеринославского генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического полка (1917). Первопоходник, в Добровольческой армии и ВСЮР, командир 1-го Партизанского полка ККВ, генерал-майор (1919), командир бригады (март 1920 г.), в Русской Армии, галлиполиец. Умер в Париже 6 июля 1961 г.


[Закрыть] пролетел метеором…

Встречаю сверстников Гамалия по Оренбургскому училищу – Помазанова[127]127
  Помазанов Дмитрий – из казаков ККВ. Окончил Оренбургское казачье училище (1911), офицер 1-го Черноморского полковника Бурсака 2-го полка ККВ. В Великой войне командир сотни 2-го Сводно-Кубанского (Екатеринославского) полка на Персидском фронте, подъесаул. Первопоходник, в Добровольческой армии и ВСЮР, в войсковой автомобильной сотне (1919).


[Закрыть] и своего станичника Скрябина.[128]128
  Скрябин Федор – казак ст. Кавказской ККВ. Окончил Оренбургское казачье училище (1911). В Великой войне подъесаул, командир сотни 1-го Таманского генерала Безкровного полка ККВ (на 1 января 1917 г.). В Добровольческой армии и ВСЮР, в войсковой автомобильной сотне (1919).


[Закрыть] Они выпуском на два года старше меня, но… до сих пор в чине подъесаула. Мне неловко перед старшими былыми нашими юнкерами за свой чин, но они «не ревнивы» и говорят мне, что «гордятся царскими чинами, а офицерские чины в Гражданской войне – не в счет»…

Еще больше меня удивил В. Т. Бабаев,[129]129
  Бабаев Василий Терентьевич – казак ст. Усть-Лабинской ККВ. Окончил Майкопское техническое училище, Оренбургское казачье училище (1908). В Великой войне есаул 1-го Таманского генерала Безкровного полка ККВ, орден Святого Георгия 4-й ст. (на 1 января 1917 г.). В августе 1920 г. в числе 6 тысяч кубанских офицеров и военных чиновников сослан на Соловки.


[Закрыть] геройский командир 5-й сотни 1-го Таманского полка и георгиевский кавалер. Он также окончил наше Оренбургское казачье училище еще в 1908 году и теперь, летом 1919-го, он только в чине есаула. Он также ценит «только царское производство». Но чем он меня «убил» – так это то, как он сказал: «Я не верю в победу Добровольческой армии».

Бедняга… Он остался в Екатеринодаре и в 1920 году был сослан на Соловки.

И еще один сюрприз… На Красной улице у Войскового собора козыряю какому-то молодому и нарядно одетому кубанскому генералу. Рядом с ним хорошо знакомый мне 1-го Екатеринодарского полка хорунжий Косякин, родной племянник известного на Кубани генерала Косякина,[130]130
  Косякин Петр Иванович – р. 4 октября 1842 г., из дворян ККВ, в слркбе с 1859 г. канониром конно-артиллерийской бригады ККВ, хорунжий за отличия (март 1863 г.), орден Святого Георгия 4-й ст. (август 1863 г.), полковник, командир 1-го Кубанского конного полка (апрель 1889 г.), атаман Темрюкского (1897), Майкопского отделов, генерал-майор (1899), старший помощник начальника Кубанской области и наказного атамана ККВ (с 20 января 1907 г.).


[Закрыть] бывшего помощника по военной части у Наказного Атамана генерала Бабыча.[131]131
  Бабыч Михаил Павлович – р. 22 июля 1844 г. в ст. Нововеличковской ККВ, из потомственных дворян ККВ. Окончил Михайловский Воронежский кадетский корпус, юнкер Тарутинского великого герцога Ольденбургского полка, отчислен в полки ККВ. В Кавказской войне Георгиевский крест 4-й ст., произведен в прапорщики (1864), участник Русско-турецкой войны (1877–1878), Ахал-Текинской экспедиции (1880–1881), командовал армейскими полками, генерал-майор (6 мая 1899 г.), военный губернатор Карской области (1906–1908), генерал-лейтенант (22 апреля 1907 г.), начальник Кубанской области и наказной атаман ККВ (1908–1917), генерал от инфантерии (17 ноября 1914 г.). Зарублен красными под Кисловодском 20 октября 1918 г. В апреле 1919 г. перезахоронен в Екатеринодарском войсковом соборе.


[Закрыть] Косякин остановился и подошел ко мне. Генерал почему-то тоже остановился. Взяв под козырек, Косякин произносит, адресуясь ко мне:

– Его превосходительство, генерал-майор Павличенко.[132]132
  Павличенко Иван Диомидович – р. в 1889 г., казак ст. Шку-ринской ККВ, в службе казаком в 1-м Запорожском Императрицы Екатерины Великой полку ККВ, урядник конвоя наместника на Кавказе. В Великой войне георгиевский кавалер. Окончил 1-ю Тифлисскую школу прапорщиков (1915), сотник 1-го Запорожского полка (1917). В Добровольческой армии и ВСЮР, полковник, командир того же полка (20 апреля 1919 г.), командующий 2-й бригадой 1-й Конной дивизии, генерал-майор (2 июля 1919 г.), начальник 3-й Кубанской казачьей дивизии, в Русской Армии, о. Лемнос. В эмиграции в Сербии, Перу, умер в Бразилии 9 августа 1961 г.


[Закрыть]

«Так вот он… тот самый кубанский самородок-герой», – пронеслось в голове.

Он спокойно, но не по-генеральски подает мне руку. На нем отличного защитного цвета гимнастерка и темно-синие диагоналевые бриджи с генеральскими лампасами. На ногах – хорошо сидящие горские ноговицы и чувяки. На генеральских погонах вензельная буква «Е» с короной – эмблема 1-го Запорожского, Императрицы Екатерины II полка. На голове каракулевая папаха крупного курпея черного барашка с восемью галунами по верху алого войскового цвета. Он туго затянут ремнем щегольского кавказского оружия. Вид очень нарядный. Все на нем новенькое и стильное, но он так просто смотрит на меня, словно изучая того, о котором что-то слышал. Он молчит.

– Вы получили телеграмму от генерала Врангеля? – спрашивает меня Косякин.

– От генерала Врангеля?., какую? – удивленно спрашиваю его.

– Да он же предлагал Вам должность командира его конвоя в две сотни казаков. И я, как его адъютант, сам отправил ее Вам в Майкоп! Там Вас видел генерал Бабиев и рекомендовал генералу Врангелю!

Я слушаю Косякина и начинаю кое-что понимать. Значит, Гамалий, получив, перехватил ее и скрыл от меня…

– Так неужели не получили, господин полковник? – переспрашивает он.

– Первый раз слышу об этом, – отвечаю ему.

Потом Гамалий признался мне, что он действительно «перехватил» эту телеграмму и скрыл от меня, не желая расставаться со мною.

Этой случайностью я не стал участником разгона Кубанской рады в ноябре того же 1919 года…

Я обедаю в Войсковом собрании, что на Екатерининской улице, совершенно один. Против меня обедают человек восемь офицеров какого-то пехотного полка «цветной дивизии». Они навеселе… Один из них пристально всматривается в мое лицо. Все они в обер-офицерских чинах. Всматривающийся встает, подходит ко мне и говорит:

– Господин полковник!.. Вы едете на фронт?

– Да… а что?

– Не езжайте!.. Нет!.. Дайте вначале Вашу руку – я погадаю!

– Я не верю ворожеям, – отвечаю ему.

Но он настаивает, так как в моем лице он нашел что-то его удивившее. Я согласился и дал руку. Быстро посмотрев на ладонь, потом поднял на меня глаза и твердо произнес:

– Если Вы поедете на фронт, то будете убиты!

Я не верил предсказаниям. На фронте смерть витает над каждым, и очень близко. Все могло быть, конечно, но такое безапелляционное и определенное суждение меня испугало. В кармане у меня уже лежало предписание «ехать на фронт», и я поеду, я должен ехать. Но… отступая от Воронежа, при каждом бое или при каждой начавшейся перестрелке я всегда помнил об этом офицере-«гадалке» и невольно думал: «Не сейчас ли будет конец моей жизни?!»

Это его предсказание буквально отравило меня, тем более что положение тогда на фронте было жуткое. Мы отступали от самого Воронежа с боями до самого Матвеева Кургана. Нас давила сильная красная конница Буденного. На всякий случай я сделал «завещание» и возил его с собою. Завещание было на все мое богатство братьям, Андрею и Георгию, которое заключалось в двух верховых лошадях, в двух седлах, в трех комплектах кавказского оружия и нескольких черкесках. Смешно – но это было так. И такое «богатство», думаю, было у большинства нашего кубанского офицерства.

С моей смертью станичный пай земли в 8 десятин автоматически переходил в земельный юрт станицы. Пенсии матери – никакой…

Но… случилось все наоборот – погибла вся семья и в живых остался только я, один… Кому поведаю печаль свою?!

Пленные красноармейцы

Из Екатеринодара вернулся в полк, который был у селения Джугба, на Черноморском побережье, получил жалованье и с лошадьми и с Сальниковым прибыл в станицу. Гамалия в полку не было. Его вызвал к себе в Новороссийск генерал Кутепов.

Мать ждет паровую молотилку, чтобы обмолотить на гумне пшеницу. Все рабочие при молотилке по вольному найму, работают только «с чувала», то есть на процентах обмолоченного хлеба, так как ценность денег падает и веры в них нет.

При станице, в крепости, многочисленная Кавказская запасная сотня казаков. Ею командует-управляет старейший наш кавказец, бывший в Великой войне командиром 3-го Екатеринодарского полка, житель хутора Романовского, где у него собственный дом, полковник Миргородский[133]133
  Миргородский Павел Григорьевич – казак ст. Брюховецкой ККВ. Окончил Ставропольское казачье юнкерское училище. В Великой войне полковник, командир 3-го Екатеринодарского полка ККВ (1917).


[Закрыть] – глубокий добрый старик и большой, широкой души казак. Чтобы помочь жителям, он разрешил казакам своей сотни артелями работать при паровых молотилках. Это была единственная мужская сила в работе при них.

Мать просит задержаться выездом на фронт и помочь ей. При молотилке до сорока рабочих. Все нанятые. Куда же ей управиться?

Стыдно было, но иду в запасную сотню и нанимаю команду молодцев-казаков, человек двадцать, при двух подхорунжих. Все они летами моложе меня, а почему находятся в Запасной сотне – не знаю.

Машина открыла свои пары. Молотьба началась. Я вожу воду из става для паровика. Мать с детьми на кухне, в горнах, при котлах: на 40 человек еды и три раза в день. Работа кипит. И так приятен гул машины издали. Но на второй день, когда я вернулся с сорокаведерной бочкой из става на пароконке, наша машина стояла. Оказалось – пшеница была «сорная», было много «азатков», то есть сорных трав в ней, и все рабочие нашли, что им невыгодно работать. Они забастовали… Забастовали и казаки. Меня это задело. Моя мать в ужасе от этого. Где же достать новых рабочих?

– Бабачки-и!.. да чиво же это вы?., сдурели, што ли? – говорит она им, чуть не плача от горя. – А вы, ребятушки?., и не стыдно ли вам? – упрекает она казаков.

Но ее не хотят и слушать.

– Я вас могу заставить! – строго говорю я бабам-мужичкам. – А вам, казаки!.. Как вам не стыдно?.. Вы знаете меня, а-а?.. И я работаю как простой мужик, а вы-ы?!. И почему вы не на фронте, такие молодые?

Нашу семью многие знали и в других станицах Кавказского полкового округа. Знали нас, братьев, знали о гибели отца во время восстания и о беспомощном положении женской половины семьи.

– Што вы скажете на это, подхорунжий? – не по-воински, а строго по-станичному обратился я к их вожаку.

Казаки стоят молча, смущены. Все молоды, очень подтянуты своей молодой силой, хорошие, приятные и такие родные мне лица соседней, очень богатой и хозяйственной Ильинской станицы.

– Ну, ребята, довольно!.. Берите вилы и начинайте! Вы извините нас, господин полковник! Вы говорите сущую правду! Мы продолжаем работать! – уверенно закончил он, подхорунжий, старший казачьей рабочей артели Кавказской запасной сотни.

То, как потом признался мне во Франции, в городе Виши, в 1926–1929 годах, был подхорунжий Александр Иванович Дейнега. Об этом случае мы потом говорили с ними как о нехорошей шутке.

Работа была закончена, то есть молотьба хлеба, которую ждет каждый казак-домохозяин ровно год, в чем заключалось все его богатство к существованию.

– Спасибушка тебе, сыночек… ну а ежели бы я была одна? Ну, што я могла бы сделать с ними?! – говорит мне мать и от приятного волнения плачет.

Бедные наши матери и жены-казачки! Вот на кого выпала вся горечь ада революции. Мой конный вестовой, старший урядник-гвардеец Тимофей Сальников, оказался очень хозяйственным человеком, сильным физически и добросовестным в работе. Молодец во всем. А главное – такой рассудительный. И как он работал вилами на скирдах! И как он окрысился на забастовавших казаков!

– Ну а теперь Вы, Федор Иванович, и Вы, тетенька (так называл он по-станичному нашу мать), позвольте и мне поехать домой, в Тифлисскую, и помочь отцу, – говорит он за столом.

– Езжай, деточка, езжай, – говорит моя мать ему, словно отпуск для Тимофея зависит от нее.

Но не только что наша мать, но и сам Тимофей (так я его звал всегда, а он меня, вне службы – по имени и отчеству) отлично знал, что он обязательно поедет в отпуск, в свою станицу, на несколько дней, помочь отцу по хозяйству.

– Кланяйся своим (я знал его отца), жене… и скажи, что я тобою очень доволен, – говорю ему.

Но он только улыбнулся в свои черные усы и большие белые зубы, словно сказал: «Странно было бы слышать обратное»… И в тот же вечер сам протянул мне руку и верхом выехал рысью за ворота на своем дивном темно-сером кабардинце. До его станицы 35 верст. Он их сделает за ночь.

В нашем фруктовом саду на кочугурах перекапывают землю шесть пленных красноармейцев. Бабушка, руководящая ими в работе, очень довольна.

– Да они и не «красные», внучек, – говорит она мне. – Они такие добросовестные работники и такие вежливые. Они мобилизованы были в Красную армию. Саратовские они… и у них дома хорошее крестьянское хозяйство, – поясняет мне наша умная строгая и величественная во всем, любимая и глубокоуважаемая бабушка.

Я подхожу к ним в работе. Они точно знают – «кто я». И какова наша семья. Они стараются рыть лопатами и боятся смотреть на меня.

– Здорово, ребята… – тихо, по-хозяйски говорю им, одетый в станичную рубаху, вобранную под очкур.

– Здравия желаем, господин полковник! – тихо и спокойно, но стесняючись произнесли они.

Они очень плохо одеты. В защитных солдатских гимнастерках и штанах, но – все оборваны… видно даже тело. Вид не замученный.

– Хорошо вас кормят, ребята? – спрашиваю.

– Да за это спасибо; с бабушкой мы все разговариваем за хозяйство, вот только обносились мы, – отвечает один и показывает на свои опорки и порванные штаны и гимнастерку.

Я им отвечаю, что в этом ничем помочь не могу и мне важно, чтобы их хорошо кормили и не обижали бы. Но на это они только улыбаются и смотрят на нашу бабушку, которая, как мать, также молча смотрит и улыбается. Я понял, что их хорошо кормят и не обижают в нашем семействе. А самый бойкий из них, краснощекий парень лет 25, вдруг говорит мне:

– Ну, зачем нас тут держать?., дали бы винтовки, мы бы эту красную гадину в момент бы растоптали с вами! А то, вот… бесполезно это все!

Как правильны эти слова! Слова пленного красноармейца-крестьянина. Саратовского на Кубани… Слышал ли он о ней когда? о Кубани-то нашей? А вот мысли, взгляд – одинаковый «на красную гадину», как он выразился.

Пленных надо было накормить, одеть, обуть, сказать им душевное слово, промуштровать в строю и – дав оружие – поставить в строй.

Какое-то странное непонимание было тогда в «верхах»! Оружие ведь было! Сотни тысяч их брали ведь вооруженными! И сколько их было на хуторе Романовском – обносившихся, грязных, запуганных и полуголодных на богатой хлебом Кубани!., словно пленных рабов в чужой стране… Жуткий был наш тыл!

Кубанские части на фронте летом 1919 года

Кубанская армия не была организована, но на Царицынском направлении, к весне и лету 1919 года, были сосредоточены следующие строевые части Кубанского войска: 1-й и 2-й Полтавские конные полки, 1-й и 2-й Черноморские, 1-й и 2-й Кавказские, 1-й и 2-й Кубанские, 1-й и 2-й Лабинские, 1-й Таманский, 2-й Запорожский, 2-й Уманский, 2-й Екатеринодарский, Корниловский конный, Сводно-Кубанский конный, Кубанский гвардейский дивизион, 1-я и 3-я Кубанские пластунские бригады и Кубанские казачьи конные батареи. Число и номера этих батарей нигде не указаны.

Все эти части составляли 1, 2, 3 и 4-ю Кубанские казачьи дивизии.

1-й Запорожский, 1-й Уманский, 1-й Екатеринодарский и 1-й Линейный конные полки составляли 1-ю Конную (Кубанскую) дивизию, названную так со 2-го Кубанского похода.

Итого на Царицынском направлении действовали двадцать один конный полк и две бригады пластунов кубанских казаков.

«В течение Гражданской войны, организация высших кубанских соединений, несколько раз менялась. Конные части, со своей артиллерией, обыкновенно, составляли три Кубанских корпуса. Пластуны работали, почти все время, бригадами, будучи приданы конным корпусам» (Кубанский календарь[134]134
  Кубанский Календарь, изд. Войсковой канцеляриии. Белград (Югославия), 1931, с. 53.


[Закрыть]).

Генерал Врангель в своем труде «Белое Дело» пишет:

«Через несколько дней после 7-го мая, части генерала Шкуро – 1-я Кавказская и 1-я Терская дивизии – были сведены в корпус, получивший название 3-го; 1-й, 2-й и 3-й корпуса – получили наименование КУБАНСКИХ.

Корпус же генерала Шатилова[135]135
  Шатилов Павел Николаевич – р. в 1881 г. Окончил Пажеский корпус, Академию Генштаба (1908), вышел в Л.-Гв. Казачий Его Величества полк, в Русско-японской войне в 4-м Сибирском казачьем полку. В Великой войне полковник (6 декабря 1915 г.), командир 1-го Черноморского полковника Бурсака 2-го полка ККВ (с 16 декабря 1916 г.), орден Святого Георгия 4-й ст., генерал-квартирмейстер штаба Кавказской армии, генерал-майор (1917). В Добровольческой армии и ВСЮР, начальник 1-й Конной дивизии, командир 4-го конного корпуса, генерал-лейтенант (май 1919 г.), начальник штаба Кавказской армии (июнь 1919 г.), орден Святого Георгия 3-й ст. (3 ноября 1918 г., за отличия в Великой войне), помощник главнокомандующего Русской Армией (22 марта 1920 г.), начальник штаба Русской Армии (21 июня 1920 г. – 1922 г.). Генерал от кавалерии, начальник 1-го отдела РОВС во Франции (1924–1934), умер под Парижем 5 мая 1962 г.


[Закрыть] был переименован в 4-й Конный».[136]136
  Врангель П. Н. Записки: В 2 ч. // [Сб.] Белое Дело: Летопись Белой борьбы. Берлин, 1928. Т. 5. С. 141.


[Закрыть]

В этот 4-й Конный корпус входили: 1-я Конная (Кубанская) дивизия и Сводно-Горская, что отмечено Врангелем на той же странице, но не указано, какие племена кавказцев составляли эту Сводно-Горскую дивизию.

Кроме чисто кубанских строевых частей, на Царицынском направлении были: Черкесская конная дивизия и Карачаевская конная бригада, которые территориально принадлежали к Кубанскому войску.

На этом же направлении действовали прибывшие с Терека и Дагестана: 2-я Терская казачья дивизия, 1-я Терская пластунская бригада, Кабардинская конная дивизия, Ингушская конная бригада, Дагестанская конная бригада и Осетинский конный полк. Все эти части указаны в том же труде генерала Врангеля. Как и указано, 1-я Кубанская казачья дивизия и 2-я Терская казачья вначале составили 1-й Конный корпус.[137]137
  Там же. С. 134.


[Закрыть]

Все эти части, с левофланговыми от них дивизиями Донского войска, с Астраханской Отдельной конной бригадой (казаки и калмыки Астраханской губернии) и с 6-й пехотной дивизией, образовали КАВКАЗСКУЮ АРМИЮ, под начальством генерала барона Врангеля; но еще до взятия Царицына донские казачьи дивизии влились вновь в свою Донскую армию.

В конце февраля 1919 года, после победного очищения от красных территории Терского войска, в Каменноугольный район Донецкого бассейна спешно были переброшены с Терека: 1-я Кавказская казачья дивизия генерала Шкуро, состоявшая из кубанских полков —

1-го и 2-го Хоперских, 1-го и 2-го Кубанских конных партизанских,

2-я Кубанская пластунская бригада, 1-я Терская казачья дивизия генерала Топоркова[138]138
  Топорков Сергей Михайлович – р. 25 сентября 1881 г., казак ст. Акинтиевской Забайкальского казачьего войска, подхорунжий, произведен в офицеры (1904) в Русско-японской войне. В Великой войне полковник (20 сентября 1917 г.), командир Чеченского, Татарского полков Туземной дивизии. В Добровольческой армии и ВСЮР, командир 2-й бригады 1-й Конной дивизии, генерал-майор (ноябрь 1918 г.), командир 1-й Терской казачьей дивизии, 4-го, затем 2-го Кубанского корпуса, генерал-лейтенант (1919), в Русской Армии, командир Сводного корпуса в Крыму (1920). В эмиграции в Сербии, умер в Белграде 13 февраля 1931 г.


[Закрыть] и 2-я Терская пластунская бригада.

Все эти казачьи части, с частями 1-го Армейского пехотного корпуса, так называемыми «цветными дивизиями» – Корниловской, Марковской, Дроздовской и Алексеевской, образовали Добровольческую армию, под начальством генерала Май-Маевского.

Кроме того, в эту армию влиты были потом 2-й Таманский и 2-й Лабинский полки Кубанского войска, которые обозначались в войске 3-й Отдельной Кубанской бригадой. С 42-м Донским казачьим полком они составляли Казачью группу под командованием генерала Виноградова.

Итого на Украине действовали шесть Кубанских конных полков и одна бригада пластунов, а от Терского войска – четыре конных полка и одна бригада пластунов.

Всего же на внешний фронт Гражданской войны Кубанское войско выставило 27 конных полков, три бригады пластунов и 24 батареи, не считая Черкесскую конную дивизию и Карачаевскую конную бригаду.

К лету 1919 года было мобилизовано еще четыре полка казаков третьей очереди – 3-й Запорожский и 3-й Уманский, составлявшие 2-ю Кубанскую Отдельную казачью бригаду и 3-й Кавказский и 3-й Черноморский – сведенные в 1-ю Кубанскую Отдельную казачью бригаду. Эти бригады не были на фронте: запорожцы и уманцы были разбросаны в Черноморской губернии, в районе города Туапсе, против «зеленых», а кавказцы и черноморцы в Ставропольской губернии, северо-западного ее района, также для охраны внутреннего порядка.

Столь значительные гюинские силы выставили на фронт казачье население и горцы Кубани, территория коих, то есть Кубанская область, была равна территории русской губернии.

Эти цифровые данные и размер территории Кубани особенно отчетливо показывают и напряженность, и жертвенность кубанского казачества, как и психологическое состояние его в борьбе против красных.