Текст книги "Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания"

Автор книги: Федор Головкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Часть I
Головкины

Глава I
Великий канцлер

Бояре. – Первые шаги будущего канцлера. – Его родство с Петром Великим. – Определение на службу при опочивальне Ее Величества царицы. – Дальнейшая карьера. – Характер Головкина. – Первый российский «граф». – Русская аристократия. – Интимные черты. – Оргии Петра I. – Роль, которую играл в них великий канцлер.

Первый Головкин, образ которого выступает в новейшей истории России, был современником Петра I; это Гаврила Иванович, канцлер царского реформатора. Его предки не безызвестны русской генеалогии[36]36
  Имя Головкиных впервые появляется на Земском Соборе 1598 г. при избрании Годунова на московский престол. На этом Соборе, среди духовенства, присутствовал также Евстахий Головкин, инок св. Сергиевской Лавры. Его племянник, Родион Дмитриевич, имел двух сыновей: Симеона, родоначальника графской линии, угасшей в 1846 г., и Луку, родоначальника линии не титулованной и существующей по сей час. См. Петр Долгоруков, Мемуары, т. 1, стр. 16.


[Закрыть]; но интерес, который могли бы внушить бояре московского периода испытующему уму современного ученого, нельзя назвать историческим, ибо их индивидуальность слабо очерчена, благодаря отсутствию в их жизни принципов, некогда столь дорогих рыцарству запада, а именно – сознания чести[37]37
  Мы отнюдь не думаем усомниться в честности русских, а говорим лишь о сознании чести (point d’honneur).


[Закрыть] и свободы. И главнейшая добродетель заключалась в послушании и в изречениях: «Без вины виноват», «Богу и царю все возможно» и «Бит, но доволен»[38]38
  Слова Александра Александровича Головкина, камергера Фридриха Великого, приведенные Леонсом Пэнго (Leonce Pingaud) в его сочинении «Les Fransais en Russie et les Russes en France» стр. 111.


[Закрыть].

Есть основание думать, что предки Гаврилы Головкина ни в чем не отличались от других московских бояр. Подобно их собратьям, они наряжались в большие собольи шапки и восточные кафтаны, полы которых живописно распахивались от леденящих северных ветров; и подобно же им, они подобострастно простирались перед царем и били челом об пол, а когда представлялся случай или надобность в подаче высшему начальству челобитной, они учиняли на ней уничижительную подпись[39]39
  Этот патриархальный обычай отменен указом Петра I.


[Закрыть]. Наконец, они, как и все остальные, называли себя без вины виноватыми, находили, что Богу и царю все возможно, позволяли себя бить и были довольны!

Случайное обстоятельство способствовало, однако, возвышению Головкина среди окружавшей престол толпы. Некий Иван Раевский отдал свою дочь за Симеона Родионовича Головкина; ее сестра Прасковья, благодаря браку своей дочери с Кирилой Нарышкиным, стала бабкой Петра I.

Таким образом, у реформатора России и у Гаврилы Ивановича Головкина был один и тот же прадед.

В нынешние времена такое родство быстро забывается, но тогда воспоминания о нем заботливо сохранялись в праздной атмосфере терема[40]40
  Помещение, предоставленное обитательницам женской половины царского двора.


[Закрыть], где тяжелый, переполненный благовонными духами воздух и таинственный полусвет особенно способствовали болтовне старых кумушек, этих хранительниц преданий старины. Благодаря этим традициям Гаврила Головкин начал свою карьеру в должности «спальника» или камергера, состоящего при опочивальне Ее царского Величества, положение, считавшееся в доброе старое время царя Федора Алексеевича весьма завидным, ибо тот, кто его занимал, жил в постоянном общении с главою государства. По-видимому, служба Гаврилы Ивановича пользовалась одобрением, так как его, немного спустя, повысили на должность «постельника»[41]41
  Бонтыш Каменский. «Геройские подвиги знаменитых полководцев и министров Петра Великого» Первое примечание к статье о Головкине I, стр. 173.


[Закрыть], т. е. такого камергера, к обязанности которого относилась главным образом забота о содержании в чистоте и опрятности царского ложа.

Все это совершенно изменилось с воцарением Петра I. Азиатский этикет должен был уступить европейским нравам. Впрочем, молодой и энергичный государь мало заботился о чистоте своего ложа. Парадной постели он предпочитал медвежью шкуру, а во время похода, когда ему приходилось отдыхать, он заставлял одного из своих денщиков лечь на землю и клал свою голову на его живот, вместо подушки. Для такого выбора надо было обладать молодостью и хорошим пищеварением, ибо при малейшем движении денщика царь вскакивал и бил его немилосердно[42]42
  Шерер, т. II, стр. 81 – ссылка у Валишевского, Петр Великий.


[Закрыть].

Таким образом, неумению своему наводить порядок в царской опочивальне, Головкин был обязан повышением на важное место государственного канцлера. Будучи сам очень трудолюбив, Петр ценил хороших работников, а Гаврила Головкин несомненно принадлежал к числу их. Устанавливая дипломатические сношения с Западной Европой, Петру пришлось создавать все из ничего. Я не стану приводит многочисленных договоров, заключенных канцлером. Это значило бы утомлять читателя перечнем пергаментов, не представляющих более интерес – с тех пор, как границы Российской Империи достигали с одной стороны Вислы, а с другой Тихого Океана.

Один заслуженный историк, обогативший несколько лет тому назад французскую литературу капитальным сочинением о Петре I, ставит Головкина в один ряд с «второстепенными сотрудниками» Петра. Я сомневаюсь, может ли подобная классификация быть оправдана историческими фактами! Имеет ли Петр I, вообще, «первостепенных» сотрудников? В этом я тоже сомневаюсь.

Конечно, никто из приближенных Петра I не имел мужества настаивать из необходимости нравственной реформы, потому что никто сам не чувствовал этой необходимости[43]43
  Единственный человек, который, может быть, осмелился говорить Петру о нравственной реформе его народа, был Джильберт Бэрнет, епископ Сольберийский. Этот замечательный человек рассказывает в своих «Мемуарах», что ему в 1699 г., во время посещения Англии Петром I, было поручено давать царю о религии и конституции англичан все те разъяснения, которые он захочет иметь. «Он пожелал, – говорит Бэрнет, – ознакомиться с нашей религией, но по-видимому не был расположен улучшить положение дел у себя, в Московии… У него много вкуса к механике и он, кажется, природой более предназначен быть корабельным плотником, нежели великим государем».


[Закрыть]. К несчастью, и Головкин принадлежал к числу последних. Но в моих глазах его возвышает над остальными приближенными царя то, что он не злоупотреблял своим положением, как Меншиков, Ушаков, Толстой, Ромодановский и столько других. И я надеюсь, что в тот день, когда Петр I и его сподвижники предстанут перед Страшным Судом, от которого никто не может укрыться и на котором придирки и отговорки не будут приняты в расчет[44]44
  Слова князя Августина Голицы во введении к его книги «La Russie au dix-huitieme Siecle». Париж. 1863 г.


[Закрыть], – Гаврила Головкин окажется в числе тех, чьи поднятые к Всевышнему руки не будут обагрены кровью невинных жертв!

Одно обстоятельство в жизни Гаврилы Головкина заслуживает особого внимания. Он был первый российский граф[45]45
  Т. е. первый российский граф, который, в то же время носил титул графа Священной Римской Империи.


[Закрыть]. Это достоинство было ему пожаловано Петром I в 1709 г., спустя два года после того, как он был произведен в графы Священной Римской Империи.

Два столетия прошли с тех пор, как была сделана попытка привить русским нравам это западное учреждение[46]46
  Здесь автор, по-видимому, подразумевает учреждение в России титулов барона, графа и «светлейшего» князя. Но он при этом забывает, с одной стороны, что русская родовая аристократия, т. е. как титулованное дворянство, происходящее от древних удельных князей, так и «столбовое» дворянство, которое главным образом состоит из потомков бояр, гораздо старше этого «западного учреждения» и не имеет ничего общего с попытками русских государей создать новое служилое, титулованное и нетитулованное дворянство в противовес старому родовому. С другой стороны, и на Западе, а именно во Франции при Наполеоне I и III, и в Англии еще во времена Генриха VIII, значительная часть аристократии создалась из самых низких слоев общества, нижних чинов, приказчиков и подмастерьев, так что и там далеко не все князья и графы отличаются родовитостью происхождения. (Прим. перев.)


[Закрыть], но ее успех ограничился лишь установлением внешних форм. Нормальное развитие сильной родовой аристократии сделалось невозможным вследствие того, что эта аристократия постоянно вырастала от прибавления к ней новых членов, вышедших из подонков общества.

Петр I возвел в империатрицы простую крестьянку легкого поведения, а «князь» Меншиков, бывший подмастерье булочника, стал первым сановником империи. То же самое повторяется при наследниках Петра: Бирон, внук конюха, кончил свою жизнь герцогом Курляндским; графы Разумовские, в своей молодости, пасли в деревне скот. Граф Кутайсов, своею ловкостью в бритье, приобрел расположение Павла I, того же самого, который однажды произнес азиатскую аксиому: «Я в своем государстве не признаю других вельмож, кроме тех, которым я делаю честь своею милостью, и лишь на то время, пока я им делаю эту честь». Наконец, в царствование Николая I Перовский[47]47
  Побочный сын Алексея Кирилловича Разумовского. См. «Русская Родословная Книга» князя Лобанова-Ростовского, т. II, стр. 85.


[Закрыть] и Орлов[48]48
  Алексей Федорович Орлов, грозный шеф жандармов (1788–1861 гг.) был побочным сыном Федора Григорьевича Орлова, брата Григория и Алексея Орловых.


[Закрыть] играли выдающуюся роль. Хотя их происхождение было далеко не из знатных, но они были возведены в графское и княжеское достоинство и стали приближенными самодержца.

Тем не менее, было бы большою ошибкою приписать неуспех аристократии в России исключительно неудачным мерам русских государей и надо полагать, что их попыткам привить русским правам понятия феодализма препятствовал демократический, в сущности, дух славян.

Недостаток серьезных материалов для нравственной характеристики Гаврилы Головкина придает некоторое значение заметке, находящейся в дневнике гольштинского посланника Берхольца[49]49
  Buschings Magazin, т. XIX, стр. 65.


[Закрыть], которая сама по себе не представляет особенного интереса: «Великий канцлер, – рассказывает нам, день 5-го июля 1721 г., этот внимательный наблюдатель русских нравов, – лично встретил Его Высочество (герцога Голштинского) на лестнице, перед входом, и ввел его в комнату, наиболее ценное украшение которой состояло в огромном светло-русом парике. Этот предмет висел, в виде украшения, на одной из стен, так как, будучи чрезвычайно скупым, он (т. е. Головкин) никогда не надевает его; кажется, что этот парик ему привез его сын из-за границы, вопреки его желанию, или что он был ему поднесен кем-нибудь другим, так как, по его собственным словам, он не был достаточно богат, чтобы купить себе подобную вещь, а тем менее – портить ее ежедневным ношением. Головкин – высокий, очень худой, человек, одевающийся как можно хуже, почти как лицо низшего сословия; он чаще всего носит старый костюм серого цвета. Можно бы еще много рассказать про его скаредность и, если он не превосходит «Скупца» во французской комедии, то во всяком случае, может с ним сравниться. У него старуха жена, которая еще скупее его!»

Некоторые разбросанные сведения о жизни великого канцлера содержатся также в неизданных документах его правнука, графа Федора Головкина. «В повторявшихся часто оргиях Петра I, его великий канцлер играл большую роль, – рассказывает нам граф Федор. – Об этой части истории трудно говорить, не нарушая приличия, но она слишком интересна, чтобы совсем обойти ее молчанием. Регламент этих оргий[50]50
  Граф Федор здесь, очевидно, говорит о «Всепьянейшем Соборе» или Совете величайших пьяниц, членами коего состояли все приближенные Петра I. См. Семеновский «Слово и Дело», стр. 282.


[Закрыть] требовал, чтобы вокруг стола проносили живое изображение бога садов и никто из вельмож не оказался более подходящим для этого, как мой прадед. В тот момент, когда процессия трогалась с места, две дамы, из коих одна всегда была г-жа Чернышева[51]51
  Графиня Евдокия Ивановна Чернышева, урожденная Ржевская, возлюбленная Петра. Их связь продолжалась и после ее выхода замуж за Чернышева. Петр I умер от осложнения пузырного песка болезнью, причинившею смерть Франциска I, короля Франции. Некоторые утверждают, что виновницей этой болезни была г-жа Чернышева.


[Закрыть], мать двух фельдмаршалов, брали обеими руками большое золотое блюдо, на которое великий канцлер клал необходимые атрибуты богатства, после чего начиналось шествие, с пением подходящих к случаю гимнов и возлиянием меда.

Эти нравы были очень грубы, но они не были русского происхождения и вызывали поэтому большое негодование в народе. Реформатор, находя национальное пьянство слишком грубым, заменил его другим, древнегерманского происхождения, с которым он ознакомился, во всей его омерзительности, при посещении за границей верфей и кабаков, которое он еще пересолил. Введение в России подобных сатурналий он считал началом цивилизации!»…

Подобно старому памятнику монархии, созданной заново Петром I, граф Головкин сохранил, в царствование Екатерины I и Анны Иоанновны, до самой своей смерти если не власть, то по крайней мере внешнее положение первого министра, пользуясь благоприятными обстоятельствами для того, чтобы приобрести огромное состояние[52]52
  Родившись сыном бедного дворянина, владевшего в Алексинском уезде всего пятью семействами крепостных, Головкин достиг графского достоинства двух империй, Германской и Российской, и сделался владельцем двадцати пяти тысяч крестьян. Петр Долгоруков, Мемуары. Т. I, стр. 16.


[Закрыть]. Он умер в 1734 г., не испытав горя быть свидетелем несчастья своих детей.

Глава II
Дети великого канцлера

Граф Иван. – Он ведет скромную жизнь в тени царского двора. – Петр I велит повесить сенатора Гагарина, тестя графа Ивана. – Место установки и необыкновенная высота виселицы. – Алексей Гаврилович, внук Ивана, – коллекционер редкостей. – В 1812 г. Московский музей превращается в пепел. – Граф Михаил, канцлер Ивана VI. – Его блестящая свадьба и карьера. – Катастрофа. – Одиссея в Сибири. – Супружеская привязанность графини Головкиной. – Возвращение графини. – Ее жизнь в Москве. – Дочери канцлера Гаврилы Ивановича. – Трагическая судьба Анны Бестужевой.

Иван, старший сын канцлера, поступил на дипломатическую службу и занимал некоторое время место русского посланника в Гаге.

Как человек посредственных дарований, он давно был бы забыт в России, если бы его имя не приводилось кое-где в биографиях Тредьяковского, русского поэта, лишенного большого таланта, но еще не забытого, благодаря тому, что в его время поэты встречались в России весьма редко. Тредьяковский, сын бедного попа, возымел необыкновенную в то время мысль учиться за границей. В Голландии он нашел приют в гостеприимном доме русского посланника Головкина и провел там целый год. Это почти все, что мы знаем о частной жизни Ивана Гавриловича, и надо полагать, что она не отличалась романтизмом, если верить графу Федору, который выражается весьма лаконически на счет своего двоюродного дяди и, вместо всякой биографии, только в нескольких словах говорит о нем, что «он вел скромный образ жизни в тени Двора».

Этот скромный образ жизни был, однако, потрясен грозовым ударом, поразившим его родных. Его тесть, князь Гагарин, Сибирский губернатор, обвинявшийся в разных служебных злоупотреблениях, должен был, летом 1721 г., предстать перед судом. «Его семь раз подвергали пытке, но не могли добиться от него признания вины. Наконец, его присудили к повешению, против Сената[53]53
  Т. е. против здания, в котором заседает Сенат.


[Закрыть], на более высокой виселице, чем обычно полагалось, так как, будучи губернатором, он в то же время был сенатором. Тело князя было оставлено на виселице, но сенаторы, крайне смущенные иметь его, во время заседаний, перед глазами, неоднократно входили к Петру с представлениями, умоляя его распорядиться о снятии тела и указывая на то, что присутствие его унижает в глазах народа их почтенное учреждение, вызывает к ним презрение тех, кого они призваны судить, и подрывает подобающее им послушание. Наконец, Петр, которому эти ходатайства надоели, приказал убрать тело и повесить его на обыкновенной виселице».

Внук Ивана – Алексей Гаврилович Головкин – был последним представителем этой, так называемой русской ветви Головкиных. «Он не пожелал жениться, – говорит о нем граф Федор, – также как и его сестра Елисавета не вышла замуж, и, затратив все свои богатства на покупку картин, камней, статуй, минералов и тысячи различных редкостей[54]54
  Может быть это была черта атавизма: когда Фридрих Вильгельм I взошел на престол, канцлер Гаврила Иванович советовал Петру I пригласить из Берлина разных артистов. См. Соловьев, т. XVII, стр. 12.


[Закрыть], был свидетелем, как при занятии Москвы французами, его музей один из великолепнейших в то время, превратился в пепел[55]55
  Не знаю, удалось ли ему спасти кое-что из редких вещей, находившихся в музее; но я видела не мало прелестных предметов, валявшихся на полу, разбитых и разбросанных. См. Louise Fusil, Souvenirs d’une actrice, стр. 265.


[Закрыть]. Он сам сошел со сцены этого мира в 1823 г. вследствие недостатка средств к продолжению подобающего его положению образа жизни. Вместе с ним прекратилась только что зацветшая ветвь его рода, и исчезли огромные богатства, выпавшие на его долю».

Александр (1689–1760), второй сын канцлера, сделался родоначальником второй, так называемой заграничной, ветви Головкиных. О нем будет речь в третьей главе.

Трагическая участь постигла младшего сына великого канцлера, Михаила (1701–1744). Благодаря своему браку с Екатериной Ивановной Ромодановской, дочерью «князя-кесаря», Федора Юрьевича, он, казалось, обеспечил себе блестящую карьеру и огромное состояние. Михаил Головкин вступил в жизнь с необыкновенным блеском. Царь удостоил его, как своего любимца, чести личного своего участия в устройстве его свадьбы и так добросовестно взялся за это дело, что под вечер все приглашенные, не исключая самих новобрачных, уже не были в состоянии удержаться на ногах.[56]56
  Bergholz Duschings Magazin т. II, стр. 463.


[Закрыть]

Карьера Михаила Головкина, при преемниках Петра I, становилась менее быстрой, чем можно было ожидать по ее началам. Под руководством своего отца, старого и хитрого канцлера, Михаилу удалось избежать отмели и подводные камни, которые в царствование Екатерины I угрожали всем приверженцам старорусской партии, враждебной Меншикову. Восшествие на престол Петра II, а затем императрицы Анны, двоюродной сестры его жены, избавило его от всяких забот, но, вследствие его легкомысленного характера, не дало ему также такого политического положения, какое в России так часто предшествует быстрому падению. Тем не менее, во время регентства Анны Леопольдовны честолюбие побудило его принять должность вице-канцлера императора-ребенка Иоанна Антоновича. Это было его несчастьем. За произведенным Минихом, ночью государственным переворотом последовал другой переворот, учиненный Елисаветой. Миних, Остерман, Левенвольде и Головкин сделались его жертвами и Сибирь была их участью.

Я не буду повторять исторических данных, приводимых Гельбигом[57]57
  Helbig, Russische Gunstlinge.


[Закрыть], князем Яковом Петровичем Шаховским[58]58
  Мемуары 1810 г.


[Закрыть], саксонским посланником Пецольдом и многими другими об этой катастрофе. Они слишком хорошо известны не только ученым, но и большой публике, особенно благодаря уменью, с которым они описаны одним из наиболее изящных историков этой эпохи[59]59
  Waliszewski, La Derniere des Romanov; «Царство женщин» 2-й том полн. Собр. Соч. Ц. 3 руб. Изд. «Сфинкс».


[Закрыть].

Мы имеем также подробное описание ссылки, которую перенесли Михаил Головкин и его жена в Восточной Сибири, и обязаны этим описанием перу Хмырова. Следуя приемам славянофилов, старавшихся окружить московский период русской истории блестящим ореолом, этот историк часто сопровождал свой рассказ, за неимением достоверных сведений, фантастическими прикрасами, но то, что он рассказывает об одиссеи супругов Головкиных в стране якутов, основано на тщательном исследовании документов того времени[60]60
  «Графиня Екатерина Ивановна Головкина». С.-Петербург, 1867 г.


[Закрыть].

В течение более чем двух лет несчастные блуждали по обширным пустыням этого ледяного края, отыскивая место своей ссылки. Но приведем здесь слова графа Федора. Его рассказ хотя в некоторых отношениях и не совсем точен, но все же имеет то преимущество, что основывается на сообщениях одного из главных действовавших лиц этой драмы – графини Головкиной, урожденной Ромодановской.

«Любимец своего отца, – говорит граф Федор, – очень красивый и прекрасно воспитанный, младший из трех братьев, Михаил, имел быстрый и блестящий успех. Назначенный в молодые годы посланником в Берлине и в Париже, он скоро вернулся оттуда[61]61
  В царствование Екатерины I.


[Закрыть], чтобы занять место вице-канцлера[62]62
  Место вице-канцлера он занял лишь в 1740 г., после падения Бирона.


[Закрыть] или министра иностранных дел под руководством отца. Его женили на Екатерине, последней представительнице древнего рода Ромодановских и двоюродной сестре по своей матери, великой княжны, а впоследствии императрицы, Анны. Ее отец был известен под названием «князя-кесаря», потому что он занимал трон каждый раз, когда Петр I жаловал самому себе чины и награды, которые он, по его мнению, заслужил перед государством.

Петра I, Екатерины I и Петра II уже не было в живых; скончался также и великий канцлер Головкин, первый российский граф. Маленький принц Бранушвейгский наследовал престол под именем Иоанна VI, под опекой своей матери, урожденной принцессы Мекленбургской, женщины без характера, опиравшейся, с одной стороны, на герцога Ульриха, своего мужа, в чине генералиссимуса, но без власти и без дарования, а с другой стороны – на графа Линара, саксонского посланника, своего любимца, которые не знали, ни страны, ни ее обычаев, ни духа народа, ни его языка, и поэтому не могли управлять Россией. Вся забота управления лежала таким образом на графе Головкине, и он был того мнения, что правительнице следует как можно скорее отправиться в Москву, чтобы быть там вместе с сыном помазанной на царство. В его намерение входило также, чтобы в этой поездке приняла участие Елисавета, дочь Петра I и Екатерины I, честолюбивая принцесса, которую он предполагал на второй же день поездки заключить в монастырь. Так как ему надоело делать по этому поводу устные представления, на которые не обращали должного внимания, он изложил свой проект письменно и послал его с доверенным лицом, неким Грюнштейном, во дворец. Но этот человек был подкуплен[63]63
  Предательство Грюнштейна было вознаграждено 927 «душами», которых Елисавета ему пожаловала по вступлении на престол.


[Закрыть] и начал с того, что передал пакет Елисавете, которая, прочитав и запечатав его снова тщательно, послала его правительнице. После этого Анна Леопольдовна, наконец, согласилась с доводами вице-канцлера и отъезд был решен; но, желая еще отпраздновать в С.-Петербурге день св. Екатерины, именины ее дочери, правительница дала заговорщикам время помешать этому проекту и революция разразилась в самую ночь перед праздником. Со всеми, кто не подчинился лейб-хирургу Лестоку и горсти гвардейских гренадер, которые возвели Елисавету на престол, было поступлено с неслыханною жестокостью. Первые удары постигли вице-канцлера. На предложение принести присягу новой императрице, он ответил холодно: «У меня только одна присяга и она принадлежит императору младенцу; когда он умрет, я последую примеру всей империи». Его тотчас же обвинили в измене крови Петра Великого и стали собирать самые противоречивые улики к его обвинению. Фельдмаршал граф Миних в своих «Мемуарах»[64]64
  Мемуары графа Миниха были впервые напечатаны на французском языке в Копенгагене, в 1774 г., под названием: «Ebauche pour donner une idee de la forme du gouvernement de l'impire de Russie». Место, на которое ссылается гр. Федор, в них не находится.


[Закрыть], хранящихся в королевской библиотеке в Берлине, доходит до утверждения, будто граф Головкин, на основании своего родства с последней императрицей, старался установить право на престол в пользу своей собственной семьи. Но какую ему пришлось бы иметь за собою сильную партию, чтобы добиться этой цели, если даже принцы, призванные, в большей или меньшей степени, к престолонаследию по праву рождения, могли удержаться на троне не без большого труда? Подобные утверждения, поэтому, не заслуживают даже опровержения. Головкин был присужден к обезглавлению, но на эшафоте ему была объявлена монаршая милость; но какая милость! Он был лишен дворянства и чинов и сослан на поселение, с конфискацией всего его имущества. Его супруга, Екатерина Ивановна Головкина, поставила судей в некоторое затруднение. Это была женщина такого знатного происхождения и такой высокой нравственности, окруженная, к тому же, таким почетом, что суд не решался постановить о ней приговор; а так как ее муж ограничивался, в сношениях с ней, одним уважением, то ей предоставили выбор: или следовать за ним в ссылку, или же развестись с ним. Но она его любила неблагородным и пожелала следовать за ним в его несчастье. Тогда и ее огромное состояние было подвергнуто конфискации. Обоих супругов обездолили до такой степени, что старик Чернышев, отец трех сыновей, ставших впоследствии знаменитыми, с трудом и рискуя своею собственною свободою, добился того, чтобы им дали овечий тулуп и двадцать два рубля деньгами.

Головкины, с высоты своего величия и восточной роскоши, пали в глубокую нищету и были переданы в руки одного лифляндца, поручика Берга[65]65
  По-видимому, здесь идет речь о Максиме Васильевиче Берге (Magnus Iohann von Berg), родившийся в 1720 г. и умершем в 1784 г. в чине генерал-аншефа, брата деда графа Федора Федоровича Берга, известного своим управлением Царством Польским во время восстания 1863 г. См. Лобанов – Ростовский, «Русская Родословная книга», т. 1, стр. 49.


[Закрыть], которого я впоследствии знал генералом и комендантом Риги. Он сопровождал их до Иркутска, где его ожидал приказ передать надзор за ними другим лицам. Там теряется их след. Из многочисленных слуг и крепостных, окружавших их раньше, осталось лишь двое, которых нельзя было заставить расстаться с ними. Их слепая и трогательная привязанность ускользнула от бдительности тиранов[66]66
  Писатель, основательно изучивший эту эпоху, рассказывает, напротив, что граф Головкин был задушен своими слугами, которым надоело пребывание в Германге – так назывался якутский поселок, где они жили. См. Павел Карабанов, Статс-дамы и фрейлины при Русском Дворе в XVIII веке ( Русская Старина 1870 г. стр. 484.).


[Закрыть]. Г-жа Головкина мне потом часто рассказывала, как они сначала питались дикими кореньями и малоизвестными снадобьями, которые им доставляли шаманы, или жрецы, кочующих в этих обширных и пустынных странах инородцев; ее муж вскоре скончался[67]67
  Головкин умер лишь на 14-м году ссылки.


[Закрыть], но ей, с помощью тех же преданных слуг, удалось набальзамировать его труп и сохранить его в землянке, которую они выкопали. Там они оставались в течение более чем двадцати одного года».

«Когда Екатерина II взошла на престол, она приказала вернуть графиню Головкину из ссылки, но прошло почти два года пока ее отыскали. Фельдмаршал князь Трубецкой[68]68
  Никита Юрьевич Трубецкой (1699–1767 г.), муж Анастасии Головкиной, сестры Михаила Гавриловича.


[Закрыть], ее зять, который в отношении ее был далеко не безупречен, напрягал все свои усилия, чтобы воспрепятствовать ее возвращению, – но безуспешно. Она, наконец, прибыла в Москву и привезла с собою прах своего мужа, позаботившись, первым делом, предать его земле со всеми почестями, подобавшими ему по праву рождения и должностей, которые он занимал при жизни. Но их состояние уже давно было роздано фаворитам покойной императрицы. Тогда Екатерина II пожаловала ей четыре тысячи душ и пенсию в четыре тысячи рублей. Она поселилась в древних хоромах своего отца «князя-кесаря», но вскоре после того ослепла. На мой вопрос, не произошло ли это от несчастного случая, она ответила: «Несчастный случай! Я не переставала плакать в течение двадцати трех лет!» Тем не менее она жила с величавой простотой древних бояр и принимала во всякое время всех, кто желал ее видеть; и все шли к ней, как на поклонение национальной святыне. В дни Нового Года и Пасхи я стоял за ее креслом и для меня было внушительным зрелищем видеть, как все классы общества и все возрасты толпились вокруг этой старухи, которая не могла их видеть, но слышала все, что они говорили. Когда она скончалась, ей недоставало всего несколько месяцев до ста лет[69]69
  Граф Федор ошибается. Она жила всего девяносто лет (1701–1791 г.). Отец Павла Карабанова, напротив, рассказывал, что старуха внушала отвращение, главным образом потому, что у нее изо рта постоянно текли слюни и что она набивала себе нос табаком.


[Закрыть], причем она сохранила все свои способности, кроме зрения и памяти о событиях второй половины ее жизни; т. е. она помнила все подробности, касавшиеся Петра I, его Двора и роли, которую при нем играл ее отец; помнила также почести, которые ей оказывали при Анне Иоанновне, происходившей от Салтыковых, как и она сама; помнила, как она, будучи в Париже, разговаривала с Людовиком XIV и гуляла в Версальских садах с этим королем и с г-жей Мэнтенон; помнила свою жизнь в Берлине и в Вене, а также на границах Камчатки. Но все, что произошло со времени ее возвращения оттуда и даже то, что было накануне, она забывала».

Дочери Гаврилы Ивановича Головкина сделали блестящие партии, как это можно было ожидать от высокого положения их отца, но несчастье коснулось их не менее их братьев.

Наталия Гавриловна (1689–1726) вышла замуж за генерала-аншефа Ивана Федоровича Барятинского[70]70
  Это был не глупый человек, но пошлый царедворец. Он часто говаривал: «Кланяйтесь низко и вы поднимитесь высоко». Долгоруков. Мемуары. Т. 1, стр. 74.


[Закрыть].

Анна Гавриловна[71]71
  Анна Гавриловна Головкина была одной из самых умных и привлекательных женщин своего времени. Некрасивая и рябая вследствие оспы, она, однако, была высокого роста, стройна, очень изящна и грациозна во всех своих манерах (см. Долгоруков. Мемуары, т. 1, стр. 189).


[Закрыть] вышла замуж за графа Павла Ивановича Ягужинского. «Сын школьного учителя и органиста лютеранского прихода в Москве, Ягужинский начал свою карьеру чистильщиком сапог, соединяя это занятие с другими, о которых приличие не позволяет говорить, – пишет Вебер, – и кончил свою жизнь генерал-прокурором генерал-аншефом, министром и графом»[72]72
  См. Валишевский. «Петр Великий», изд. «Сфинкс», Москва. 1911 г.


[Закрыть]. Карьера – великолепная и сам он, по-видимому, не был настолько дурным, чтобы внушить своей жене отвращение к браку, ибо, спустя несколько лет по смерти Ягужинского, его вдова вторично вышла замуж за Михаила Петровича Бестужева, брата канцлера Алексея Петровича. Высокое происхождение Анны Гавриловны и важные должности, которые занимали Бестужевы[73]73
  Граф Михаил Петрович Бестужев, назначенный русским посланником в Берлине и вскоре после этого переведенный на ту же должность в Дрезден, имел не только подлость отречься от своей несчастной жены, но даже не ходатайствовал о смягчении ее участи. Уже шестидесятилетним стариком он в марте 1749 г. вторично женился на г-же Гаугвитц, вдове обер-мундшенка саксонского двора. См.: Долгоруков. Мемуары, т. 1, стр. 159.


[Закрыть], не спасли ее от ужасной участи. Замешанная без всякой вины с ее стороны в известное «дело Ботта», она в числе многих других обвиняемых, из коих нашего сочувствия, главным образом, заслуживает прелестная Наталия Лопухина, была обречена на все ужасы пытки. Последнее действие этой драмы разыгралось на эшафоте и в Сибири, и сопровождалось кнутом, обрезанием языка и бесконечными страданиями.

Сестра Анны Гавриловны, Анастасия Головкина, была избавлена от ужасных несчастий, постигших Анну Бестужеву. Но была ли она счастлива в своей супружеской жизни?[74]74
  Скандальная хроника того времени утверждает, что у нее было, если не несколько, то, во всяком случае, один утешитель: «С ведома и на глазах своего мужа она имела связь с фаворитом Петра II, князем Иваном Долгоруковым, который оскорблял честь Трубецкого, как публично, так и в его собственном доме. Однажды под влиянием выпивки князь Иван на дому у Трубецкого, хотел выбросить самого хозяина в окно, но ему помешал Степан Лопухин», (Долгоруков, Мемуары, т. 1, стр. 60).


[Закрыть] Можно ли говорить о счастье с таким мужем, как фельдмаршал Никита Юрьевич Трубецкой, который положил все свои старания на то, чтобы погубить своего шурина, вице-канцлера Михаила Головкина, и воспользоваться его несчастьем! Его интересный дневник дает понятие о его черством, скупом и честолюбивом характере[75]75
  Князья Трубецкие, княгини Лизы Трубецкой.


[Закрыть].

Но, умирая, он раскаялся в своих многочисленных злодеяниях и даже, послав за вдовой Михаила Головкина, бросился к ее ногам и, вырывая на себе волосы, воскликнул: «Сестра, простите меня, ваше несчастье в значительной степени было делом моих рук! Моя совесть меня мучит, и я чувствую, что если вы меня не простите, меня на том свете ждут ужасные муки»[76]76
  См. Карабанов, Статс-дамы и фрейлины при русском Дворе (Русская Старина, 1870 г., стр. 485).


[Закрыть]. Она его простила и в течение всей своей последующей жизни служила панихиды об упокоении его души.