Текст книги "Тропою тайн"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
– Тогда мне казалось, что я поступаю правильно, – тихо ответила Скайлер.
– Правильно – по отношению к кому?
– К моему ребенку.
– Значит, ваше решение не имело никакого отношения к вашим собственным интересам и эмоциям?
– Отчасти имело, – призналась Скайлер. – Я собиралась продолжить учебу и не знала, как совместить ее с уходом за ребенком. – Эти слова тоже были продуманы и отрепетированы. Верна полагала, что Скайлер лучше произнести их самой, не позволив адвокату Элли назвать ее эгоистичной и бесчувственной девчонкой.
– А теперь?
– Я по-прежнему хочу учиться, но не сейчас. А когда начнутся занятия, я смогу сама распоряжаться своим временем, чтобы как можно чаще бывать с Элизой. – Скайлер ощущала на себе взгляд Элли, но не смела смотреть в ее сторону.
«Прости меня, – безмолвно молила она. – Я не хотела причинить тебе боль».
Верна подошла к Скайлер и, заслонив Элли, заговорила негромко, но твердо, голосом снисходительной матери:
– Посмотрим, правильно ли я поняла вас. По множеству причин вы решили отдать своего ребенка на удочерение, а потом вдруг совершили поворот на сто восемьдесят градусов и пожелали вернуть его. Скайлер, не объясните ли нам, чем вызвана столь внезапная смена решения?
– Если честно, я не знала, от чего отказываюсь. – Да, эти слова были отрепетированы, но не эмоции, пронизывающие их, и не слезы, наполнившие глаза Скайлер. – Увидев малышку, я все поняла. Сердцем и душой. Но роды были трудными… я измучилась… и потом, делу уже был дан ход. Только через несколько недель я разобралась во всем.
– И что же вы поняли, Скайлер?
– Что умру, если ее не будет рядом. – Слеза скатилась по щеке Скайлер, а потом вся комната поплыла перед ее глазами.
– Спасибо, Скайлер, – мягко проговорила Верна. – У меня все.
Но Скайлер знала, что ее страдания еще не кончены. Наступала очередь Леона Кесслера проводить перекрестный допрос, и хотя Скайлер подготовилась к нему и все обдумала, ее вдруг прошиб холодный пот.
Верна советовала ей отвечать коротко и прямо, но Скайлер сразу догадалась, что крупный мужчина, приближающийся к ней, не удовлетворится односложными ответами. Его карие глаза задорно блестели.
– Мисс Саттон, – добродушно начал он, – возможно, все дело в моей несообразительности, но похоже, я чего-то не понимаю. Вы изменили свое решение, и это прекрасно, но на всем протяжении беременности вы ни разу не дали моей клиентке повода опасаться этого. Чем вы объясните это?
– Почти все время я сдерживала чувства, – ответила Скайлер. – Мне было легче жить как в трансе.
– И часто вы таким образом обуздываете свои чувства?
– Послушать вас, так я… – Поймав предостерегающий взгляд Верны, Скайлер осеклась. – Нет, не часто. Для меня это исключение, а не правило.
– Но в данном случае вы не испытывали никаких чувств. Нет, прошу прощения, вы пребывали в трансе. – Леон побарабанил пальцами по животу. – Мисс Саттон, со сколькими супружескими парами вы побеседовали, прежде чем остановились на моей клиентке?
– С шестью.
– И все-таки выбрали доктора Найтингейл, хотя она и призналась, что у нее временные нелады с мужем?
– Я… сразу почувствовала расположение к ней.
– Хотя ее ситуация была далека от идеала?
– Да.
– А какие чувства вы испытываете к доктору Найтингейл сейчас?
Помедлив, Скайлер ответила:
– Убеждена, она стала бы превосходной матерью, но дело не в этом.
– А в чем?
– В том, что… – она прикусила губу, – что мать Элизы – я. Я ее родная мать.
– Понятно. – Леон кивнул. – А отец девочки? Он принимал какое-либо участие в ее судьбе?
– Мы с Тони… мы не… словом, между нами… нет отношений, на которые вы намекаете.
– Я ни на что не намекаю, мисс Саттон, – спокойно возразил адвокат. – Но почему бы вам не объяснить, какие отношения вы поддерживаете с отцом своего ребенка? С Тони Салваторе, если не ошибаюсь?
– Мы просто… – Скайлер запнулась. Кто для нее Тони? Любовник? Друг? Опекун? Никто? – …друзья, – закончила она, чувствуя себя предательницей.
– Как он отреагировал, узнав о вашей беременности?
– Он принял эту новость близко к сердцу… захотел помочь.
– А когда встал вопрос об усыновлении, именно мистер Салваторе посоветовал вам обратиться к доктору Найтингейл?
– Да.
– И это он устроил вам встречу с моей клиенткой?
– Да.
– Согласился ли мистер Салваторе впоследствии отказаться от родительских прав?
– Да.
Адвокат подступил ближе – настолько, что Скайлер разглядела густые пучки волос, торчащие из его ноздрей.
– Значит, мистер Салваторе всерьез отнесся к своим обязанностям. Может быть, именно поэтому сегодня он и отказался давать показания в вашу пользу?
– Ваша честь, моя клиентка не может отвечать за мистера Салваторе! – запротестовала Верна.
Скайлер метнула взгляд на Тони. Лицо его было неподвижным. Неужели она навсегда оттолкнула его, в присутствии посторонних людей отрицая, что они любят друг друга?
– Справедливое, справедливое замечание, – покладисто отозвался Леон. – Еще один вопрос, мисс Саттон. Ваши родители присутствуют на этом заседании?
– Мой отец сидит там. – И Скайлер указала на первый ряд.
– А ваша мать?
– Она… не смогла приехать.
– Вот как? Позвольте спросить – почему?
– Я… – Скайлер хотелось крикнуть, что это не его дело, но, вероятно, именно этого и добивался адвокат. И она упавшим голосом ответила: – Я не могу говорить за нее.
– По-моему, это очень странно, – изрек адвокат таким тоном, словно речь шла о тайнах Вселенной, – что два человека, которым пришлось пережить особенно сильное эмоциональное потрясение, отказались свидетельствовать в вашу пользу. А вас это не удивляет, мисс Саттон?
– Ваша честь! – Голос Верны дрожал от гнева.
Судья что-то сказал, но Скайлер не услышала его: казалось, стеклянная стена отделила судью от остального зала, стена, сквозь которую она, несмотря на все старания, улавливала лишь обрывки слов.
– Травля… предупреждаю вас, мистер Кесслер… прервать…
А через несколько минут тяжелая двустворчатая дверь в глубине зала приоткрылась и элегантная женщина средних лет с сединой в каштановых волосах торопливо зашагала по проходу между рядами скамей.
В груди Скайлер что-то дрогнуло и смягчилось, как земля после проливного дождя.
В костюме от Шанель в мелкую клетку, Кейт, бледная и осунувшаяся, тяжело опиралась на трость. Ее лицо было непроницаемым.
Облегчение охватило Скайлер, и она еле слышно прошептала:
– Мама…
Кейт отдала бы все, лишь бы не появляться в зале суда. Она убеждала себя, что у нее уйма дел, что ей незачем думать о заседании, происходящем в эту минуту на расстоянии нескольких миль, в нью-йоркском зале суда. Кейт отправилась в магазин, куда как раз доставили груз из Канзаса, старинный книжный шкаф. Но едва она подцепила первый гвоздь крышки ящика, как услышала чей-то голос: «Ты нужна Скайлер».
Кейт вдруг поняла: не важно, хочет Скайлер, чтобы она присутствовала на суде или нет. Все мысли вытеснила одна-единственная: «Я – ее мать».
Конечно, Кейт знала, что Уилл ни за что не пропустит суд, но, увидев его, испытала раздражение. На посторонних людей Уилл неизменно производил впечатление сильного человека, а она – нет. Кейт не сомневалась: все сочтут, что эта бедняжка явилась сюда лишь из чувства долга, ибо она слишком слаба для такого испытания. Но они ошибутся. Силен не Уилл, а она – и достаточно сильна, чтобы встретиться лицом к лицу с истиной.
«Я и без того слишком часто шла на компромиссы», – думала Кейт, садясь рядом с мужем, но не глядя на него.
С компромиссами пора кончать. Что бы ни случилось, впредь Кейт не станет молчать и терпеть. Пусть Уилл пытается скрыть правду, но это не значит, что и она должна следовать его примеру.
Кейт устремила взгляд на Скайлер. Потрясенная, она покидала место свидетеля. Дочь ответила ей пристальным вопросительным взглядом, словно ожидая какого-то жеста или сигнала. Чуть заметно покачав головой, Кейт дала ей понять, что не собирается выступать в роли свидетельницы. Она приехала сюда лишь для того, чтобы проявлять эмоции.
Лишь на одного человека в зале Кейт не могла заставить себя посмотреть – на Элли. Когда Элли вызвали на место свидетеля, Кейт потупилась и устремила взгляд на свою трость.
Элли, направляющаяся к месту свидетеля, казалась спокойной и целеустремленной. Ее голова была высоко поднята, плечи расправлены, на лацкане скромного клетчатого жакета поблескивала серебряная булавка. Кейт поняла: эта женщина слишком много поставила на карту, чтобы проявлять эмоции.
Из всех эмоций, которые Элли пробуждала в Кейт на протяжении двух десятилетий, ни одна не была сильнее нынешнего восхищения: даже здесь, в зале суда, Элли держалась с достоинством королевы.
– Доктор Найтингейл, у вас есть другие дети? – спросил неопрятный толстяк, адвокат Элли. Он подался всем телом вперед, сложив руки на груди.
– Да… дочь. Бетани. Но я не знаю, жива ли она.
В зале суда воцарилось молчание.
Жгучая боль пронзила грудь Кейт. Господи, сможет ли она просто сидеть здесь и слушать? Она украдкой бросила взгляд на Уилла и изумилась абсолютно бесстрастному выражению его лица. Он держался так, словно Элли была для него совершенно посторонним человеком. Впервые за почти тридцать лет супружеской жизни Кейт захотелось ударить мужа.
– Доктор Найтингейл, я понимаю, для вас это мучительно, но не могли бы вы рассказать нам, что случилось с вашей дочерью? – мягко спросил адвокат Элли.
– Ей было всего четыре месяца… – Губы Элли дрожали. – Я жила вместе с сестрой. Работала по ночам, а Надин присматривала за Бетани. Однажды ночью я вернулась домой, и… – на миг она зажмурилась, – …и узнала, что Бетани исчезла. Ее похитили. Это сделал… приятель моей сестры. Полиция искала его, но безуспешно…
Адвокат подождал, когда Элли овладела собой, а потом спросил:
– И вы так и не узнали, что с ней случилось?
– Нет.
– Мистер Кесслер, – перебил судья, – уверен, все присутствующие сочувствуют доктору Найтингейл, но какое отношение имеет ее прошлое к нашему делу?
– Ваша честь, – отозвался тучный адвокат, – моя клиентка – женщина, которая не понаслышке знает, какое горе – потерять ребенка. Ко всему происходящему она относится крайне серьезно. Мотивы мисс Найтингейл совершенно ясны, их источник – страдание длиной в жизнь. Для нее быть матерью означает все.
Кейт словно пригвоздило к стулу. Во рту у нее пересохло и появился кислый привкус.
Адвокат перевел взгляд на Элли.
– Доктор Найтингейл, насколько мне известно, еще совсем недавно ваш брак был близок к распаду. Не расскажете ли нам об этом?
– Попытаюсь. – Губы Элли дрогнули в робкой улыбке. – Когда я познакомилась со Скайлер, мы с мужем жили врозь. Мы по-прежнему всей душой любили друг друга, но… наши отношения дали трещину. Много лет мы пытались завести ребенка, а когда потерпели неудачу, задумались об усыновлении.
– И как я понимаю, не просто задумались?
– Вы правы. Дважды удача была уже близка, но в обоих случаях мать в последнюю минуту меняла решение. – Элли сделала паузу. – Мой муж возглавляет отделение интенсивной терапии новорожденных в Лэнгдонской детской больнице. Каждый день он сталкивается с жизнью и смертью, видит детей, которых все считают обреченными. Наверное, он просто не выдержал. Нам обоим требовалась передышка.
Леон Кесслер приложил палец к верхней губе.
– А как вы описали бы свой брак сейчас?
Переглянувшись с мужем, Элли отчетливо произнесла:
– Мы очень близки.
– Спасибо. – И Кесслер кивнул адвокату Скайлер.
Верна Кэмпбелл поднялась с места и окинула Элли таким взглядом, какой Кейт видела лишь раз в жизни – когда ее выгнали с работы. Тогда Кейт было шестнадцать, во время рождественских каникул она подрабатывала в универмаге Мейси. Ее начальница, седовласая мегера, с явным удовольствием выругала Кейт у всех на виду за неверно отсчитанную сдачу и посмотрела на нее точно так, как Верна: этот взгляд резал сердце, как осколок стекла.
– Приятно слышать, что вы с мужем разрешили ваши затруднения, – равнодушно начала Верна. – Когда именно вы с ним помирились?
– Пару месяцев назад, – уклончиво ответила Элли.
– Когда это случилось – до или после того, как моя клиентка сообщила вам, что изменила решение?
– Кажется, после. Точно я не помню.
Как ни странно, Верна пропустила это мимо ушей. Словно волчица, сужающая круги вокруг будущей жертвы, она вкрадчиво осведомилась:
– Доктор Найтингейл, сколько лет вам было, когда вашу дочь – кажется, Бетани – якобы похитили?
– Восемнадцать, – раздраженно ответила Элли. – Кстати, мою дочь действительно похитили.
– М-да… вы говорите, что в то время за ней присматривала ваша сестра?
– Ваша честь… – запротестовал Кесслер, но судья резким взмахом руки осадил его.
– Мистер Кесслер, вы сами затронули эту тему, – заметил он. – Поэтому миссис Кэмпбелл вправе продолжать.
Болезненно поморщившись, грузный адвокат сел на место.
– Вы работали… – Верна заглянула в свои бумаги, – …в театре «Лоу стейт» на углу Бродвея и Сорок пятой улицы… кажется, билетершей?
«Надо отдать Верне должное, – подумала Кейт. – Она добросовестно подготовилась к заседанию».
– Правильно.
– А ваша сестра тогда была безработной?
Чуть смутившись, Элли кивнула:
– В основном… да.
– Доктор Найтингейл, каким же образом вы втроем ухитрялись жить на вашу зарплату?
– С трудом. – Элли невесело усмехнулась.
Верна умело затянула паузу, а затем намеренно нейтрально осведомилась:
– А вы знали, что ваша сестра… так сказать, торговала собой?
Элли побледнела, ее веки дрогнули.
– Да, я знала, что у моей сестры бывают мужчины. Но это случалось не так уж часто и не доставляло мне особых хлопот.
– Вы хотите сказать, что, даже когда вы жили в той тесной и убогой квартире, вам не мешали визиты чужих мужчин в любое время дня и ночи?
– Все обстояло иначе. Во всяком случае, как я уже объяснила, выбора у меня не было. Я была еще очень молода, а мои родители ясно дали понять, что не хотят меня видеть.
– Доктор Найтингейл, неужели вас ничуть не беспокоило то, как отразится на вашем ребенке образ жизни вашей сестры?
– Конечно, беспокоило. Я экономила каждый грош, надеясь, что когда-нибудь у меня будет свой дом.
– А между тем вы продолжали каждый вечер уходить на работу, оставляя свою четырехмесячную дочь на попечение проститутки?
– Моей сестры, – уточнила Элли, и голос ее дрогнул.
– Доктор Найтингейл, согласно полицейским архивам, человек, которого вы назвали приятелем вашей сестры, на самом деле был ее сутенером. Вы знали об этом?
– Сначала – нет. А потом, конечно, узнала.
– В то время вы заявили в полиции, что он несколько раз избивал вашу сестру.
– Да.
– Значит, он был жесток?
– Сама я никогда не видела, как он бил ее. Но…
Кейт представила, как совсем юная Элли выходит из автобуса, прижимая к себе ребенка, и щурится от дневного света и недосыпания. Малышка капризничает, Элли пытается успокоить ее и понять, где она очутилась.
Элли достает из кармана мятый конверт, зная, что на нем написан адрес сестры, но не имея понятия, как добраться до ее дома. Сейчас два часа утра, уже несколько дней она не спала. Элли перепугана. Огромный шумный город внушает ей страх. Она могла бы доехать на метро, но наслушалась слишком много историй о том, как часто в метро грабят и насилуют женщин. О такси нет и речи – такая поездка обойдется гораздо дороже, чем она может себе позволить. Наконец Элли замечает карту на стене и понимает, что дом сестры совсем рядом. Скоро зима, на улице холодно. Ей приходится нести и ребенка, и тяжелый чемодан, но она справляется. Ведь до сих пор Элли все удавалось. Ей всегда везло… И вдруг Кейт в ужасе увидела, как Элли рыдает, закрыв лицо ладонями.
– Нет!
Только через долю секунды Кейт осознала, что кричит она сама. Кейт обнаружила, что стоит, хотя не помнила, когда вскочила. Глухой ропот собравшихся звучал в ее ушах, как далекий шум прибоя. Элли подняла голову, ее лицо было ошеломленным и бледным. Все обернулись к Кейт.
А потом случилось невероятное. Кейт показалось, что она вдруг выбила дверь, которую все эти годы держала запертой, но вместо кладовки Синей Бороды нашла за ней нечто чудесное: ощущение легкости и свободы, какого не испытывала с юности, с тех пор как носилась галопом, сидя в седле.
Твердо и отчетливо, почти не узнавая свой голос, она проговорила:
– Элли ни в чем не виновата. Виновата я. Я и мой муж. Потому что Скайлер нам не родная дочь. Она дочь Элли.
Глава 17
Однажды, несколько лет назад, Элли пережила землетрясение. Поначалу оно было совсем нестрашным: слышался только глухой рокот, словно под землей проезжал поезд метро, – но вдруг Элли вспомнила, что в Монтеррее нет метрополитена. И сразу стекло в раме широкого окна коттеджа, который снимали они с Полом, задрожало, а когда Элли выглянула во двор, то ее сердце ушло в пятки: вымощенная кирпичом дорожка тяжело вздымалась, извивалась, как спина громадной змеи.
Элли рухнула на подоконник так внезапно, словно невидимый каратист нанес ей удар по коленям, и задрожала от страха, не зная, куда бежать и где спрятаться.
Землетрясение продолжалось не более десяти секунд, но произвело на нее неизгладимое впечатление. За это краткое время она усвоила самый пугающий жизненный урок: непреложных фактов не существует. Ибо даже если надежная, прочная земля способна у тебя на виду превратиться в извивающегося дракона, значит, ничто – абсолютно ничто! – нельзя принимать как само собой разумеющееся.
Те же чувства Элли испытывала и сейчас, но сейсмические волны, вызванные словами Кейт, были незримыми.
– О Господи!.. – ахнула она.
Лица людей, сидевших в глубине зала, на дубовых скамьях, исказились, стали серыми и размытыми. Элли будто видела их в заднее окно машины, въезжающей в туннель. На миг ей показалось, что она теряет сознание.
А потом туннель остался позади, зал вновь стал просторным, а какая-то частица ее мозга заняли положенное место. Элли вцепилась в ограждение места свидетеля. Ощутив, как дрожат ее ноги, она с удивлением поняла, что по-прежнему ходит по земле, а не плывет по воздуху.
«Этого не может быть», – думала Элли.
Но почему судья стучит молотком, почему все выглядят так, будто превратились в соляные столпы? Даже Кейт казалась потрясенной, словно и она не верила вырвавшимся у нее словам. Обойдя невысокий барьер, отгораживающий места для публики от передней части зала, Кейт направилась к Элли.
Неужели она сказала правду?
«Нет! Это немыслимо! Я догадалась бы».
И вдруг осознание истины обрушилось на Элли, как удар кузнечного молота. Все совпадает. Возраст Скайлер. То, что ее удочерили. Даже внешность. Элли уставилась на молодую женщину, сидящую за столом. От лица Скайлер отхлынула кровь, но несмотря на это…
Почему раньше она этого не замечала?
Чья-то рука подхватила Элли, поддерживая. Обернувшись медленно, как во сне, она увидела Пола; его серые глаза за стеклами очков смотрели на нее изумленно и растерянно.
Публика была потрясена. Леон побагровел. Верна с ее начесанными, стоящими дыбом волосами ошарашенно замерла. Голоса гудели и затихали в ушах Элли, будто преодолевая помехи дальней телефонной связи.
– Можно поговорить с вами… наедине? – Чистый, как звон серебряного колокольчика, голос перекрыл все остальные.
В поле зрения Элли всплыло встревоженное лицо Кейт – идеальный овал, прелестные, утонченные черты. В ореховых глазах застыли слезы.
Каким-то чудом Элли пришла в себя и последовала за ней. Кейт остановилась, поравнявшись со стулом, на котором сидела Скайлер, охваченная замешательством. Прислонив трость к дубовому столу, Кейт обхватила бескровные щеки Скайлер и на мгновение замерла, словно пытаясь сказать: «Я люблю тебя и все объясню, как только ты будешь готова выслушать».
Скайлер подняла голову, впилась недоуменным взглядом в глаза матери, и Кейт что-то проговорила – так тихо, что Элли не разобрала ни слова. А потом Кейт взяла трость и пошла по проходу между скамей, бросив пренебрежительный взгляд на замершего на стуле мужа.
По коридору плавали клубы табачного дыма, у стен стайками толпились курильщики, но Элли, ничего не замечая, миновала их и опустилась на скамью рядом с Кейт. Последовала неловкая пауза. Кейт коснулась руки Элли.
Наконец Элли обрела дар речи.
– И давно вы знали?..
– Все время. Не с самого начала, но я быстро сложила всю мозаику. Ваша фотография появилась в газетах, и я… все поняла. Бог свидетель, я все знала. – Она приложила пальцы к виску, не сводя с Элли огромных страдальческих глаз. – Сначала я была слишком потрясена, чтобы что-либо предпринять. Я считала, надо позвонить в полицию. Но каждый раз, когда я брала на руки моего… то есть вашего, ребенка, – с видимым усилием уточнила Кейт, – я говорила себе: «Еще один день. Подождем до завтра. Пусть она пока побудет со мной». Так и продолжалось. День проходил за днем, и я отыскивала новые отговорки. А потом она впервые сказала «мама». У нее прорезался первый зубик. Вскоре Скайлер начала вставать на ножки и хватать все, до чего только могла дотянуться. И я… не знаю, когда я призналась себе, что не стану звонить в полицию. Думаю, все это время я просто ждала, что кто-нибудь все узнает и придет за ней. А потом я осознала, что этого не произойдет…
– А ваш муж? Он знал? – выдохнула Элли.
– Да. – Лицо Кейт омрачила тень. – Но для Уилла все было иначе. Он предпочитает не замечать того, с чем не может примириться. – Она грустно усмехнулась. – Иногда мне жаль, что я не такая, как он.
Элли пыталась понять, что к чему, но на нее свалилось сразу слишком много, и она словно блуждала в темном лабиринте.
Она спросила:
– Значит, в тот день в больнице, когда мы только познакомились, вы уже знали… кто я такая?
Кейт кивнула.
– Все эти годы? – Элли закрыла лицо ладонями.
– Я не вправе даже просить у вас прощения. – Искаженный мукой голос Кейт проникал в душу Элли. – Мы с Уиллом… совершили не только преступление. Это страшный грех.
Элли удивленно подняла голову.
– А ведь я знала, что она жива. Я чувствовала это. Господи, Бетани!.. Все это время она была жива… – И вдруг ее осенило: если Скайлер – ее дочь, значит… – Элиза – моя внучка!
Кейт снова кивнула.
– Теперь вы понимаете, почему я не знала, на чью сторону встать? – Кейт прижала ладони к щекам. – Сначала, когда она сообщила мне, что отдаст ребенка именно вам… Словом, вы представляете… – Глаза Кейт выразили ужас. – Вы верите в судьбу?
– Если прежде не верила, то теперь верю.
– Потому что это не просто совпадение. Когда я поняла… когда осознала, что за всем этим стоит некая сила – если угодно, назовите ее Богом, – то я почувствовала, что мне дали второй шанс, понимаете?
– Моя кровь и плоть… – пробормотала Элли.
– А когда Скайлер сказала, что изменила решение… – Кейт с трудом сглотнула. – Мне хотелось помочь ей – ведь она моя дочь, а речь шла о моей внучке. Но я… я просто не могла. И помешать ей тоже была не в силах. Поэтому и решила держаться в стороне.
– Почему же вы все-таки вмешались?
– Сама не знаю, – растерянно отозвалась Кейт. – По пути сюда я уверяла себя, что просто посижу молча. Но теперь я понимаю, что вовсе не собиралась молчать и не думала о последствиях. Я должна была сказать правду – или она убила бы меня.
Элли смотрела на собеседницу. Ей вспомнился тот день – через месяц или через несколько недель после трагедии? – когда она впервые осознала, что ее ребенка вряд ли найдут и она уже не увидит Бетани. В тот момент Элли задрожала, сползла с кровати, подтянула колени к груди и долго рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону.
– И все это время вы… О Господи! – Элли обхватила свои плечи в тщетной попытке унять дрожь. Ее вдруг захлестнула ярость. – А вы подумали, каково мне? Нет, откуда вам было знать! Я превратилась в ходячий труп. Я ела и спала. Ходила на работу и на занятия. Но я не жила. Перестала даже чувствовать. Это было слишком мучительно. Господи Боже, мое дитя… Она – мой ребенок!
Элли разрыдалась, а Кейт смотрела на нее, но не смела даже заплакать. Такого утешения, как слезы, она не заслужила.
– Я понимаю, что мне уже ничем не загладить вину. И теперь, когда Скайлер знает правду, она вряд ли простит меня и отца. Если это вас хоть как-нибудь утешит…
Элли стремительно вскочила. В голове у нее билась единственная мысль: «Бетани!» Внезапно потеряло значение прошлое, Кейт, все, что будет дальше. Она сознавала лишь одно: ее дочь сидит в соседней комнате.
– Мне пора. – Элли устремилась к двустворчатым дверям зала суда.
Сначала ее внимание привлекли два адвоката, стоящие у судейского стола, – Леон, размахивающий руками, и дородная женщина с проседью во взбитых волосах. Над ними за столом возвышался растерянный судья.
В нескольких шагах от стола ответчика Пол беседовал с Джорджиной. Он обернулся к Элли, и в его глазах засветилась любовь. Элли сделала шаг вперед и почти столкнулась с молодой женщиной, неуверенно приближавшейся к ней.
– Это правда? – с ужасом спросила Скайлер.
«Она не желает знать меня!» – мелькнула мысль у Элли.
– Бетани… – Она снова заплакала, вытирая слезы рукавом. – А я боялась, что больше никогда не увижу тебя…
Скайлер вспыхнула:
– Я не верю этому! Ты не можешь быть моей матерью!
– Я потрясена не меньше, чем ты, поверь. Но это правда. Все совпадает.
– Нет… нет!
– Скайлер, выслушай меня. Твое настоящее имя – Бетани? Тебя украли у меня, когда тебе было всего четыре месяца. Но я по-прежнему любила тебя всей душой. Когда я поняла, что не сумею разыскать тебя, мне показалось… что наступил конец света…
– Чушь! – перебила ее Скайлер. – Ты выдумала все это, чтобы отнять у меня Элизу. Моя мать… – она растерянно поискала взглядом Кейт, – ошиблась. Она с кем-то тебя перепутала. Моя родная мать бросила меня.
Элли пошатнулась, как от удара.
– Я никогда, никогда не сделала бы ничего подобного! Ты и представить не можешь, как тяжело мне жилось все эти годы. Я непрестанно думала, где ты…
В глазах Скайлер что-то вспыхнуло – возможно, понимание.
– Я знаю только то, что мне рассказали. – Она холодно посмотрела на Кейт, которая вошла в зал.
– То, что тебе наговорили, – ложь. Если бы я знала, где искать тебя, то сделала бы все, чтобы вернуть тебя. Все!
Элли схватила Скайлер за плечи и притянула ее, упирающуюся и напряженную, в свои объятия.
Тихо вскрикнув, Скайлер опустила голову на плечо Элли. Всего на мгновение. А потом вырвалась и метнулась прочь. Элли хотелось догнать ее, но она удержалась. Скайлер пронеслась мимо Кейт и толкнула тяжелую дверь.
Ее остановил Тони. Он схватил Скайлер за руки и повернул к себе. Она прильнула к нему, всхлипывая, а Тони обнял ее так, как хотела обнять Элли – с нежностью, дарующей утешение и ничего не требующей взамен. Тони гладил Скайлер по голове, что-то шептал на ухо.
Элли поняла: этот человек любит ее дочь. Маленький подарок среди хаоса, но и за него надо благодарить судьбу.
Колени Элли дрогнули, подкосились, но в этот момент Пол обнял ее за талию. Всю жизнь Элли приходилось быть сильной, и теперь она воспринимала как величайшую роскошь в мире возможность опустить голову на плечо мужа.
«Нельзя отчаиваться», – твердила она себе. Дочь для нее почти незнакомый человек, с которым, однако, Элли страстно желала познакомиться поближе. Значит, надо набраться терпения и подождать. Когда придет время, Бетани сама разыщет ее. Да, Бетани, а не молодая женщина, которую все зовут Скайлер.
«Дождись, когда она будет готова, – убеждала себя Элли. – Просто подожди».
