Текст книги "Тропою тайн"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
– У нас нет никаких доказательств, Кейт, так давай не будем об этом, – предложил Уилл убедительным, властным тоном, каким обычно разговаривал с подчиненными.
И вместе с тем он смотрел на жену по-новому – встревоженно, почти умоляюще. Внезапно сильный, предприимчивый мужчина, с которым Кейт прожила двадцать пять лет и безоговорочно доверяла ему, превратился в совсем иного человека.
Кейт ощутила себя отвергнутой. Речь идет о том, что для них важнее всего, а им не удается даже поговорить толком! И это произошло не вдруг. Известно ли Уиллу, какую немыслимую тяжесть она одна несла все эти годы? А теперь ей самой придется решать проблему беременности Скайлер, искать компромисс между собственными желаниями и желаниями дочери.
В Кейт закипал гнев.
– Молчанием мы ничего не добьемся! Если бы ты только знал, сколько ночей я провела без сна, в тяжких раздумьях!
– Как бы там ни было, все давно в прошлом, Кейт. А то, что случилось со Скайлер теперь, – совсем другое дело.
Уронив руки на одеяло, она взглянула на мужа.
– Однажды мы уже обманули Бога. Больше я на такое не отважусь. Я не стану вмешиваться в дела Скайлер.
– Скайлер сама еще ребенок. Она не понимает, что творит!
– Ей двадцать два года. Скайлер взрослая и вправе распоряжаться своей жизнью.
– И что же дальше? Ты намерена сидеть сложа руки и ничего не предпринимая? – Никогда еще Кейт не слышала такого презрения в голосе Уилла.
Охваченная дрожью, она повыше подтянула одеяло. Все прежние ориентиры вдруг исчезли, и Кейт осталась совсем одна.
«Уилл прав: мы не в силах изменить прошлое, каким бы оно ни было. Мы совершили непростительный поступок, нашу вину ничем не загладишь… но неужели мы ничему не научились? По крайней мере мы можем попытаться быть мудрее».
– Ничего? Нет, Уилл, такого я не предлагала, – возразила Кейт. – Просто мы стремимся к разным целям, вот и все.
На нее вдруг навалилась усталость; она изнемогла от усилий разгадать тайну, которую хранил Уилл. Но что значит беспокойство по поводу денег в сравнении с благополучием их единственной дочери, а теперь и внука?
Глядя прямо в глаза милому, но заблуждающемуся мужу, который стоял перед ней в полосатых пижамных штанах, скрестив руки на обнаженной груди, Кейт мягко сказала:
– Уилл, все эти годы ты был мне хорошим мужем, очень хорошим. Зачастую, чтобы оградить меня, ты молчал, а ведь иногда лучше высказать истину вслух. Но теперь этой игре пора положить конец. Мы уже слишком стары, чтобы играть. Я знаю, что происходит в компании. Знаю, что больших затруднений ты еще не испытывал, и хочу помочь тебе.
Изумленно приоткрыв рот, Уилл вздохнул и опустился на кровать рядом с женой.
– Кейт, тебе незачем ввязываться в это дело. Не стану отрицать: дела компании пошатнулись, но… я справлюсь сам.
– Эти слова следовало бы выгравировать на твоем надгробии, – резко парировала Кейт. – «Здесь покоится Уильям Тайлер Саттон. Он справился сам».
– Ради Бога, Кейт…
– Нет! Хоть однажды сделай что-нибудь ради нас, Уилл! Объясни мне, что происходит, даже если я смогу только выслушать тебя. Возможно, мне удастся что-то посоветовать…
Он устремил взгляд на старинный ковер.
– Ладно, если ты настаиваешь. Признаться, я не знаю даже, сумеем ли мы в следующем месяце заплатить сотрудникам.
Эти слова потрясли Кейт. О Господи, неужели все так плохо? Но она не стала задавать вопросы.
– Какая сумма тебе необходима?
– Не меньше нескольких сотен тысяч. И это лишь на зарплату и эксплуатационные затраты, чтобы и впредь влачить жалкое существование. Этой суммы не хватит на выплату процентов по банковским ссудам.
– А ты продержишься, пока… положение не изменится к лучшему?
– Если брайтуэйтская сделка, над которой я сейчас работаю, состоится, она принесет нам несколько миллионов. Но надеяться на помощь партнеров мы не можем, поэтому речь идет о серьезной игре, высоких ставках, множестве случайностей. – Уилл задумчиво нахмурился. – Мне понадобится еще один месяц, самое большее – два.
Кейт положила руку на колено мужа. Ей в голову пришел рискованный, но такой простой выход, что теперь она удивлялась лишь тому, как прежде до этого не додумалась.
– Уилл, мы можем взять ссуду под залог Орчед-Хилла.
– Кейт! – Он нахмурился сильнее. – Об этом я не могу просить тебя.
– Ты ни о чем и не просишь. Это мое предложение. Уилл, подумай хорошенько. – Даже при жизни ее родителей суммы, выплаченной по закладной, хватило бы, чтобы рассчитаться со всеми долгами. А в последние два года стоимость дома и участка возросла и достигла четырех миллионов.
– Я подумаю. А как же ты? Кейт, что будет с тобой, если компания все-таки разорится… если нам не удастся выплатить деньги по закладной…
При этой мысли Кейт охватила паника, но она не выказала ее. Кейт представила себе, что значит лишиться своего дома, возможности сидеть на веранде по утрам, потягивая кофе и любуясь восходом, гулять по саду, собирать в корзину спелые персики для пирога, нежиться у камина зимой, смотреть, как за окнами падают снежные хлопья.
Даже малейшая возможность лишиться всего этого приводила Кейт в отчаяние. Разве осмелится она просить Скайлер доверить им ребенка, если им самим грозит такая опасность? На окончательное решение дочери наверняка повлияет роскошь Орчед-Хилла, которую они смогут предложить ребенку, а без нее…
Но что важнее – дом или живущие в нем люди? И потом – самого худшего Кейт не допустит. Если их план не сработает – что ж, они придумают другой. Кейт знала, что Уилл давно продал большую часть их ценных бумаг, но у нее еще оставался основной капитал, составляющий трастовый фонд. Его тоже можно пустить в дело – правда, нарушив святое правило никогда не прикасаться к этому фонду.
Ободренная этой мыслью, Кейт тихо сказала:
– Давай так и поступим, Уилл.
Его взгляд выражал удивление. Кейт всегда знала, что муж любит ее – по-своему, слегка отчужденно и рассеянно, словно она – источник света, о пользе которого ему некогда задумываться. Но сейчас все изменилось. Наконец-то Уилл по-настоящему прислушался к ее словам.
– Это мысль, – отозвался он. – Но почему бы нам не подождать с решением до утра?
– Отлично. – Кейт проследила, как муж встал и направился в ванную. Вскоре он вернулся и лег в постель, надев по пути пижамную рубашку и погасив лампу.
Они лежали бок о бок в темноте, не касаясь друг друга, связанные лишь мыслями и опасениями. Наконец Уилл нарушил молчание:
– Ты не устаешь удивлять меня, Кейт.
Она вспыхнула от радости.
– Правда?
– Поверь мне на слово.
Уилл обнял ее, и она блаженно вдохнула его теплый, знакомый запах, уткнувшись лицом ему в плечо.
– Мы все переживем, – пообещала она. – И снова будем счастливой семьей.
Глава 8
Отряд Б занимал наиболее выгодное положение по сравнению с пятью другими отрядами конной полиции – на Сорок второй улице, через квартал к востоку от шоссе Уэст-Сайд. Вылезая из служебной машины, доставившей его к двухэтажному зданию типичного темно-синего «полицейского» цвета, Тони вдруг подумал, что оно вполне могло бы находиться где-нибудь в Бейруте. Он только что закончил совместное дежурство с офицерами других отрядов – «ради галочки», как выражались в подразделении. Это входило в его обязанности сержанта. Как ни странно, день, проведенный в машине, утомил Тони больше, чем самое трудное дежурство в седле. Кроме того, стояла одуряющая жара, которая сейчас, в сентябре, казалась нелепой. У Тони было ощущение, что он попал в парилку.
Но чувствовал он себя паршиво вовсе не поэтому. Мысль, точившая его весь день, появлялась и вчера, и позавчера и, несомненно, вернется завтра.
Скайлер. На третьем месяце беременности у нее начал обозначаться живот. Но это не лишило Скайлер ни красоты, ни притягательности. Почему Тони был убежден в этом? Да потому, что часто виделся с ней, пользовался любым предлогом, чтобы проведать ее. К счастью, до дома Скайлер было не более пятнадцати минут езды от дома Тони в Брюстере, поэтому ему не приходилось делать большой крюк. Скайлер не подозревала, что он потащился бы и в Олбани, лишь бы провести с ней час. Ей было незачем знать и о том, что, не видя ее, Тони буквально сходил с ума. Сейчас он держался так напряженно, поскольку пообещал Скайлер заехать завтра днем. Подумаешь, событие! Но Тони твердо знал, что остаток дня и всю предстоящую ночь будет думать только о Скайлер.
И о ребенке. О его ребенке. Чем чаще Тони размышлял о том, что Скайлер решила отдать малыша, тем ненавистнее становилась ему эта мысль. Досадно, что она убеждена, будто вправе сама принимать решение, но Тони не собирался равнодушно смотреть, как его сына или дочь отдадут бог весть кому! Кто знает, какими окажутся приемные родители? А если такими, как отец Тони?
Эта мысль привела его в ярость. Отмахнувшись от нее, Тони решил все обдумать через день-другой.
Приближаясь к конюшне, он сразу заметил большого вороного жеребца, привязанного к воротам. Тони узнал в нем нового коня, который с недавних пор наводил ужас на весь отряд Б. «Еще одна проблема, – поморщился он, – но с этой проблемой можно справиться». В первый же день пребывания в отряде Рокфеллер, названный в честь пожертвовавшего его Фонда Рокфеллера, сбросил одного из офицеров, Викки де Уитта. Вскоре офицер Роб Петровски попал в больницу с раздробленной коленной чашечкой. Мало того, Рокки ничуть не раскаивался в содеянном.
Тони остановился и оглядел буяна.
– Попробуй только сбросить меня – и пожалеешь об этом, – предупредил он Рокки, глазевшего на него в упор и не предполагавшего, что встретил достойного противника. С этим конем Тони связывал большие планы. Завтра он решил выехать на патрулирование не на Скотти, а на Рокки. Да, сначала они попробуют договориться по-хорошему. И если к завтрашнему вечеру этот черный дьявол не станет ангелочком, одному из них не жить.
Именно такой встряски недоставало Тони, чтобы хоть на время забыть о Скайлер. Но Тони был не готов к вспыхнувшей между офицерами отряда грызне из-за коня.
Неделю назад заместитель инспектора Фуллер решил приписать Рокки к одному из офицеров-новичков, но Тони воспротивился этому. Всем четверым новичкам полагается провести в отряде хотя бы несколько месяцев, чтобы научиться ладить с норовистыми лошадьми, утверждал Тони. Фуллер кивнул и сделал пометку в блокноте. Слишком поздно Тони осознал, что натворил. Вскоре выяснилось, что Фуллер получил приказ свыше сократить численность отряда и теперь выискивал любой предлог, чтобы отделаться от ветеранов, когда-то попавших в отряд после трехмесячного интенсивного курса обучения. Но досаднее всего было то, что Фуллер упорно не замечал «живой балласт», таких ребят, как Лу Кроули или Биф Хендрикс, вечно искавших повод остаться в помещении отряда или в машине, особенно в плохую погоду.
По мнению Тони, которое разделяло большинство полисменов, трудолюбивых и бесстрашных мужчин и женщин, дело принимало скверный оборот. Тони видел выражение веснушчатого лица Пита Энсона, когда ему сообщили неутешительную новость об отставке: бедняга чуть не расплакался. По секрету он признался Тони, что всю жизнь мечтал служить в конной полиции. А в глазах грубоватого Ларри Пардоу, парня с татуировкой, Тони даже увидел слезы. Впрочем, Ларри поспешно смахнул их.
Нет, это несправедливо, и Тони решил действовать. Конечно, в его планы не входил поединок с Фуллером, но ничто не мешало ему втянуть в борьбу новые силы. А пока Тони не спускал глаз с толстозадого Кроули, которому, как и Хендриксу, оставался всего год до отставки. Тони вел подробный учет всех промахов Кроули, всех пустяковых отговорок, надеясь, что рано или поздно у Фуллера откроются глаза и тогда он выгонит Кроули из отряда, а на его место опять возьмет Энсона и Пардоу.
Но сегодня, когда Тони начал расспрашивать о Кроули офицеров, готовящихся к очередному дежурству, выяснилось, что никто не видел его. Более того, этому никто не удивился.
Тони поднялся на второй этаж, а вслед за ним в стальную дверь влетел запах конюшни. Он остановился у порога большой комнаты, занимаемой офицерами. Здесь тоже попахивало конюшней, а кондиционеры заменял видавший виды вентилятор, стоящий на подоконнике открытого окна.
Из-за стола Тони жизнерадостно приветствовал Билл Девлин:
– А, Салваторе! Ты пропустил самое интересное.
– Что именно?
Девлин, старожил отряда, обладающий, несмотря на пивной живот, мощностью трактора, покачал головой.
– Фуллер опять вышел на тропу войны. Наверное, в городском совете его хорошенько взгрели, и он ни с того ни с сего начал придираться к нам. Мы тупы, ни на что не способны, вечно ищем легких путей, не замечаем сучка в своем глазу. И заявил, что оплаты сверхурочных нам больше не видать. Как же мне теперь содержать жену и двух детей на одну зарплату?
– Начни выступать в родео, – посоветовал Тони и, снова вспомнив о Кроули, спросил: – Ты не видел Лу? Сегодня он должен дежурить с четырех до полуночи, но никто внизу понятия не имеет, куда он девался.
– Час назад ему вдруг стало плохо. – Девлин презрительно покачал головой. – Этот размазня так часто берет отпуск по болезни, что давно пора либо выгнать его, либо объявлять национальный праздник каждый раз, когда он занозит руку. – Телефон на столе зазвонил, Девлин поднял трубку. – Конная полиция, сержант Девлин. А, привет, Салли! Получила? Конечно, не за что. Слушай, сейчас я не могу говорить. Перезвоню, как только освобожусь. – Повесив трубку, он смущенно усмехнулся: – Ох уж эти женщины! Столько шума, а все из-за того, что им прислали цветы на день рождения! Тебе повезло, ты вовремя сорвался с крючка. – И Девлин подмигнул.
– Чертовски вовремя, – оживился Тони, но тут перед его глазами всплыло лицо Скайлер, и его охватило тоскливое томление.
Как его угораздило влюбиться в почти незнакомую женщину, с которой он переспал по чистейшей случайности? Ведь сблизиться с ней у него не больше шансов, чем выиграть миллион в лотерею!
В женщину, решившую отдать его ребенка чужим людям.
Именно это не давало Тони покоя. Но он не собирался сдаваться, как и в случае с Энсоном и Пардоу.
Внезапно Тони осенило: у него есть шанс взять инициативу в свои руки! Что, если он сам найдет приемных родителей для ребенка, людей, которым доверяет? Обвинит ли его Скайлер во вмешательстве в ее жизнь? Скорее всего – да. Но это не помешает ему хотя бы совершить попытку. Тони заставит ее выслушать все соображения. Заставит задуматься, что все это означает, поможет ей представить лица, которые его ребенок будет видеть каждый день, глаза, которые живо заблестят от первого детского лепета.
Расписываясь в журнале, Тони просмотрел список распоряжений для офицеров, дежурящих завтра с семи до четырех. Большая часть их касалась патрулирования территории вокруг здания городского совета, где должна была состояться демонстрация в поддержку больных СПИДом. В Центральный парк следовало отправить по меньшей мере шестерых офицеров – там намечался очередной фестиваль джаза. Если Кроули опять пропустит завтрашнее дежурство под каким-нибудь малоубедительным предлогом или сошлется на мнимую болезнь, терпение лопнет даже у Фуллера.
– Я ухожу, – предупредил Тони Девлина.
– Куда спешишь? Посиди здесь, перекусим вместе. Салли приготовила мне завтрак, которого хватит на шестерых.
– Ты и так ешь за шестерых. Я бы охотно посидел с тобой, но мне надо навестить в больнице друга.
Вчера Долана положили в медицинский центр, лечиться от очередной легочной инфекции. Сам Долан шутливо повторял: теперь, когда он проводит столько времени в больницах, ему давным-давно пора заказать конверты и бланки со своим новым адресом. Но Тони знал: его другу не до шуток.
Через десять минут, приняв душ, переодевшись и направившись к воротам, Тони столкнулся с Джойс Хаббард. Он отметил, что в бриджах, с распущенными по плечам каштановыми волосами Джойс выглядит на редкость соблазнительно. Краешком глаза Тони видел, как она приостановилась, будто надеясь поболтать, но он только улыбнулся и на ходу помахал ей рукой.
«Да, Джойс красива», – думал Тони, переходя через улицу к припаркованному автомобилю. Беда в том, что в последнее время его тянуло только к Скайлер. Каждое утро он просыпался в сильнейшем возбуждении, словно подросток, желая одну Скайлер. Она снилась ему по ночам. Все это напоминало странную, редкую болезнь, и Тони надеялся лишь на то, что время исцелит его.
«Да, конечно, а еще кто-нибудь изобретет лекарство от СПИДа и на Рождество Долан будет танцевать в "Щелкунчике"».
Четверть часа спустя, войдя в палату Долана, Тони увидел, что его друг не один. На стуле у постели сидела его психолог, доктор Найтингейл. Увидев Тони, она встала.
– Джимми сказал, что ждет вас. – Она дружески улыбнулась и протянула Тони руку.
Доктор Найтингейл, привлекательная сорокалетняя женщина с выразительным лицом и теплым взглядом, сегодня, в джинсах и спортивной блузке, со светлыми волосами, подхваченными заколками, выглядела гораздо моложе. Она напоминала Тони кого-то, но кого именно – он никак не мог понять.
Тони бросил взгляд на стул, где она только что сидела. На постели лежала раскрытая книга. Наверное, доктор читала ее Долану, у которого в последнее время сильно ухудшилось зрение, хотя он в этом не признавался.
Преисполнившись благодарности за предусмотрительность к доктору Найтингейл, Тони вдруг вспомнил, что она сказала ему во время предыдущей встречи, два месяца назад, когда Долан лежал в больнице с пневмонией. Ожидая у дверей палаты, когда врач Долана закончит осмотр, Тони и доктор Найтингейл поделились «Сникерсом», купленным в автомате. После нескольких минут бессодержательной беседы она удивила Тони замечанием:
– Жаль, что рядом с Джимми нет его родителей.
Тони только пожал плечами, не желая высказывать мнение о родных Долана – облечь это мнение в цензурные выражения ему не удавалось.
Внезапно доктор Найтингейл задумчиво призналась:
– Мы с мужем долгие годы безуспешно пытались усыновить ребенка. Наверное, поэтому мне трудно понять мать, способную отказаться от родного сына.
Наблюдая, как доктор Найтингейл поправляет подушку под головой Долана, Тони вспомнил эти слова. Может, они до сих пор не потеряли надежду? Два месяца – небольшой срок, за это время мало что могло измениться. Но возможно, они уже нашли ребенка.
А может, и не нашли.
И тут Тони осенило.
Но согласится ли Скайлер?..
Есть только один способ выяснить это – спросить у нее. Найти какой-нибудь предлог, остаться с ней наедине и узнать ее мнение.
Да, он слишком мало знает доктора Найтингейл. Но если верить Долану, второго такого же внимательного и отзывчивого врача не найти. И даже если его предложение заинтересует доктора Найтингейл, это еще не значит, что Скайлер даст согласие. Но попытаться стоит.
За время службы в полиции Тони научился безошибочно разбираться в людях, и интуиция подсказала ему, что стоящая рядом женщина – редкостное сокровище. Из нее получится замечательная мать.
И вдруг он понял, кого напоминает ему доктор Найтингейл – Скайлер. Их глаза и волосы имели одинаковой оттенок, похожей была фигура. Наверное, именно поэтому Тони решил предложить ей усыновить ребенка Скайлер.
– Послушайте, док, здесь вам не пришлось бы скучать. Вы стали бы своего рода коммивояжером, только ходили бы не от дома к дому, а от кровати к кровати. Вы только подумайте – это же настоящая золотая жила, – шутил Джимми, опираясь на гору подушек и напоминая Элли человечка, нарисованного ребенком: его голова казалась слишком большой для истощенного тела, на лице застыла широкая улыбка. – Знаете, когда здесь нас мучают уколами и клизмами, становится даже приятно вспоминать, что мать любила Бобби больше меня, а отец однажды выпорол меня за игру в карты на деньги.
Элли закрыла томик стихов, которые читала вслух, и положила его на тумбочку у кровати.
– Пока мне хватает дел, но я обдумаю ваше предложение. – Украдкой бросив взгляд на Тони, она скосила глаза на наручные часы. – Кстати, о делах: мне пора. В половине седьмого у меня групповое занятие, и если я не успею перекусить, то умру от голода.
– И вы не вернетесь к вечернему представлению? – Голубые глаза Джимми заискрились. – Здесь любительские спектакли обычно устраивают после ужина. Доморощенных артистов освистали бы даже в Пеории, но здесь рады любой игре.
– В следующий раз забронируйте мне место в первом ряду, – улыбнулась Элли.
– Долан, когда же ты наконец уймешься? – с усмешкой вмешался Тони и, перехватив взгляд Элли, добавил: – Знаете, что он недавно сказал мне? «Ты даже не представляешь себе, что теряешь, Тони, – круглосуточный сервис, вид на реку и Боба Баркера для компании». Пожалуй, рано или поздно он все-таки соблазнит меня снять люкс в «Плазе».
Элли смотрела на двух мужчин – таких разных и вместе с тем поразительно похожих. Тони, в потертых тесных джинсах и тенниске, производил впечатление человека, пышущего здоровьем и силой. А Джимми, который исхудал так, что на лице остались лишь огромные кобальтовые глаза, с каждым днем блестевшие все ярче, стоял одной ногой в могиле. Но неравенство их не смущало. Положив руку на плечо Джимми, Тони дружески пожал его. А Джимми неосознанно клонился к нему всем торсом, как слабый росток тянется к солнцу.
С Тони Элли была едва знакома, но не сомневалась в том, что он только выглядит простаком. Тони редко рассказывал о себе. Когда им случалось поболтать, он ни разу не выразил недоверия к психотерапии. Расспрашивал Элли о ее практике, о том, каково работать с больными СПИДом, а однажды признался, что Джимми о ней весьма высокого мнения.
Сегодня общество этого честного, прямолинейного мужчины было особенно приятно Элли, потому что, несмотря на всю занятость и общение с Джорджиной и другими подругами, она постоянно страдала от одиночества.
Когда-то Элли твердо знала, что не протянет без Пола и шести дней, а они жили врозь уже шесть месяцев. «Возможно ли такое?» – каждое утро спрашивала она себя, убежденная, что не переживет следующий день. Элли казалось, что она бредет по бескрайней равнине без каких бы то ни было ориентиров, бредет бесцельно, уныло, из последних сил переставляя ноги, но каким-то чудом продолжая идти.
Она часто разговаривала с Полом по телефону, изредка они встречались. Несколько раз даже побывали у одной из коллег Элли, специализирующейся на психотерапии семейных пар. Но когда у Элли выдавался неудачный день, или когда одному из ее подопечных, больных СПИДом, становилось хуже, или когда у нее просто щемило сердце, Пола не было рядом. Некому было обнять Элли, помассировать ей плечи, принести чашку чаю.
Даже сейчас, когда ее муж находился совсем в другой части города и занимался своими пациентами, Элли не покидало желание очутиться в его объятиях. Ее сердце нестерпимо ныло, было больно даже вздыхать.
Она увидела, как Джимми взял с тумбочки томик стихов. Его Рука заметно дрожала.
– Еще один на дорожку, док?
Не доверяя собственному голосу, Элли молча кивнула, взяла у него книгу и случайно открыла ее на одном из своих любимых стихотворений. Запинаясь, она начала читать вслух.
Но, не дочитав до конца, подняла взгляд и увидела, что веки Джимми плотно сомкнуты. Закрыв книгу, Элли переглянулась с Тони, кивнула в сторону двери, взяла сумочку и вышла вслед за ним в коридор. Она уже хотела сказать, что ей пора, и попрощаться, но Тони остановил ее, взяв за руки.
– Можно угостить вас ужином? – спросил он. – Я буду здесь, пока Джимми не проснется, поэтому могу предложить только ближайший кафетерий. Вы окажете мне огромное удовольствие, избавив меня от необходимости ужинать в одиночку. Но если вам пора домой…
– Групповое занятие начнется только через час, – оживленно перебила его Элли. – Я буду рада поужинать с вами, и кафетерий мне вполне подойдет. Во время стажировки я четыре года питалась в кафетериях.
– Вот как? Ваше счастье, что вы выжили.
– Я – крепкий орешек.
Элли поняла, как проголодалась, только усевшись за столик в кафетерии и увидев перед собой тарелку с каким-то мясом под острым соусом. Расставшись с Полом, она питалась наспех, всухомятку, когда урчание в животе становилось слишком громким или когда ее силы иссякали. «Как приятно сидеть за одним столом с мужчиной, – думала Элли, – даже если это стол из дешевой пластмассы, а мужчина – случайный знакомый».
Вероятно, к Тони ее привлекала его стойкость. Он производил впечатление человека, на которого можно положиться в любых обстоятельствах, такого, кто не сбежит от трудностей. Такие качества не помешали бы сейчас самой Элли.
– Вы очень добры к Джимми, – заметила она. – Вот если бы у всех моих пациентов были такие же друзья!
Тони грустно улыбнулся.
– Несмотря на мою склонность отрицать самое худшее? – Он подцепил вилкой кусочек неведомого блюда, и только тут Элли поняла, что это мясной рулет. – Поскольку мы избегаем подобных разговоров, наверное, Джимми уже обо всем рассказал вам.
– Мы говорили о многом, – уклончиво отозвалась Элли.
– Хотите знать, как я к этому отношусь, доктор Найтингейл?
– Прошу вас, зовите меня Элли.
– Хорошо, Элли. В таком случае послушайте. – Тони подался вперед. – Вероятно, я единственный из знакомых Долана, кто знает всю его подноготную. Мне известно все, через что он прошел. И Долану не позавидуешь, поверьте. Если мы умалчиваем об этом – тем лучше. Джимми сознает, что умирает. Так зачем терять попусту ценное время, если можно потратить его на дела, которые придадут смысл жизни Долана?
Элли улыбнулась:
– Ваша мать вырастила настоящего мудреца.
– Мама? – Тони рассмеялся. – Ей самой было не занимать мудрости, она могла бы написать книгу. Школу мама так и не окончила, но за целый квартал могла отличить лгуна и мошенника от честного человека. Всякий, кто пытался обмануть Лоретту Салваторе, мог считать себя счастливчиком, если его барабанные перепонки и волосы оставались целы.
– Она живет неподалеку? – спросила Элли.
– В Рего-Парке. Два года назад мама переселилась к моей сестре и ее мужу, чтобы помогать им воспитывать детей. Но вряд ли она счастлива. Мама нахлебалась горя, когда был жив отец.
– Похоже, у вас было нелегкое детство.
Тони пожал плечами и огляделся. Как обычно по вечерам, кафетерий был переполнен, но Элли ничего не замечала. Она всецело сосредоточилась на разговоре с Тони, на его чувствах, и ей казалось, будто он что-то скрывает, и не только тягостные воспоминания детства. И вдруг Элли поняла: Тони пригласил ее поужинать не просто так. По какой-то причине он хотел остаться с ней наедине. О чем же Тони хочет поговорить?
Элли сообразила, что не знает даже, женат Тони или нет. Обручального кольца он не носил, но едва заметная полоска незагоревшей кожи на пальце еще осталась.
Внезапно Элли представился Пол, сидящий напротив нее, на месте Тони. Первые годы супружества, пока она стажировалась в Лэнгдоне, они часто ходили вместе в кафетерии, чтобы встретиться в середине дня, подержать друг друга за руки, шепотом обсудить, чем займутся вечером, вернувшись домой.
Элли почти физически ощущала тепло ладони Пола, прикосновение его пальцев, мозоли и шероховатую от частого и тщательного мытья кожу. Мысленно она видела, как он здоровается с какой-нибудь медсестрой, миловидной девушкой в желтом жакете, настолько хорошенькой, что почти каждый мужчина оборачивается ей вслед. Но Пол никогда не смотрел ни на кого, кроме Элли.
Боль потери пронзила Элли, а вслед за болью ее охватил гнев – безудержный и мучительный.
«Почему, почему все так вышло? Да, я вполне понимаю Пола. Но если бы он по-настоящему любил меня, то вернулся бы».
Перестать мечтать о ребенке означало для Элли то же, что и перестать дышать.
Наверное, уловив перемену в ней, Тони озабоченно придвинулся ближе и спросил:
– Элли, что с вами?
– Ничего. Кажется, я не голодна. – И она отодвинула поднос с нетронутой едой. – Простите, Тони, но я, пожалуй, пойду – конечно, – добавила она с притворной беспечностью, – если вы не хотите поговорить о чем-нибудь важном.
Тони отложил вилку.
– Да, нам надо поговорить. Я хотел бы узнать… – Он кашлянул. – Месяца два назад вы упоминали о том, что хотите усыновить ребенка. Вы еще не передумали?
Что-то острое вонзилось глубоко в грудь Элли, и сердце ее затрепетало. Она с трудом сохраняла спокойствие, предчувствуя угрозу. Но ей незачем бояться этого темноглазого мужчину. Элли испугала надежда, зародившаяся в душе, а она знала, как легко уничтожить эту надежду, помнила о том, сколько раз испытывала разочарование.
– А почему вы спрашиваете? – осторожно осведомилась Элли.
Тони отвел взгляд, его привлекательное лицо помрачнело.
– Видите ли, у меня есть одна знакомая. Она беременна, на четвертом месяце.
Элли ощутила знакомые симптомы – одышка, похолодевшие руки и ноги, мурашки, пробегающие по спине.
– Это ваша подруга? – спросила она.
– Можно сказать и так.
– Понимаю.
– Нет, ничего вы не понимаете. – Тони запустил пальцы в густые кудри. – Простите, дело в том, что я слишком волнуюсь и потому сам не свой. Хотите знать правду? Она больше чем подруга… и меньше, как ни странно это звучит. Мы были вместе всего один раз.
Элли молчала. У нее шумело в ушах, она не знала, куда девать руки. «Не обольщайся, – предостерегала себя Элли. – Радоваться слишком рано. Ты еще ничего не знаешь про эту девушку».
– А этой подруге известно, что вы решили поговорить о ней со мной?
– Она понятия об этом не имеет. А если бы узнала, убила бы меня на месте. Она… она предпочитает жить своим умом.
Его потемневшие глаза убедили Элли в том, что Тони всеми силами старается скрыть свои чувства.
Но по крайней мере с ней он повел себя честно, выложил все карты на стол. Элли серьезно задумалась. Стоит ли ввязываться в это дело, знакомиться с девушкой, которая, возможно, и не захочет встречаться с ней? Можно ли рисковать, вновь начинать лелеять смутные, призрачные надежды?
Ответы на эти вопросы были настолько очевидными, что Элли быстро сказала:
– Я хотела бы встретиться с ней.
Тони кивнул, не сводя глаз с ее лица. У Элли возникло ощущение, что ее арестовали, а рядом с ней сидит не будущий отец, а полицейский, скрупулезно оценивающий людей и ситуации.
– Буду откровенна с вами, – продолжала она. – Мы с мужем расстались. – Пусть уж Тони сразу узнает обо всем. Если он сейчас же отвергнет ее, она избавится от долгих дней или даже недель напрасного и мучительного беспокойства.
Упомянув о Поле, Элли задумалась: как воспринял бы он случившееся? Скорее всего отнесся бы скептически. А если свершится чудо и мечта сбудется? Вернется ли к ней Пол?
Тони нахмурился. Это означало, что он представлял положение совсем иначе.
