Текст книги "Госпожа Чудо-Юдо (СИ)"

Автор книги: Эя Фаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

✴️Глава 3✴️Резервация рабов

За пропускным пунктом началась широкая площадка, щедро посыпанная мелким гравием. По обе стороны высились однотипные прямоугольные помещения, словно впаянные друг в друга боками. Соответственно, окон в них не было, только лишь дверь. По сути, рабские бараки представляли из себя полноценный грузовой отсек – бери, да цепляй к чему угодно, от грузового аэровика до аквавоза.

Не удивлюсь, если на этих бараках и крепления соответствующие есть.

Через гравийную площадку тянулась тропинка, выложенная амортизационной коричневой плиткой из пружинящего материала. Видно, уборщики не особо следили за ней, потому что на треть тропинка была усыпана мелкими камушками… которые в данный момент я со злобным усердием пинала.

Госпожа Чудо-Юдо! Рассказать кому, обсмеют.

Остаётся только надеяться, что космозонги не в курсе подоплёки земных фразеологизмов.

Как опытный эмпат, Талла Ней, безусловно, уловила мою стыдливую злость, но никак это не прокомментировала, давая время успокоиться. А вскоре под наплывом новых впечатлений чувства и сами трансформировались.

Жаль только, что это был… брезгливый ужас. На который наложилось очень сильное липкое чувство чужого беспокойства… нет, даже не беспокойства, а массовой тревоги с пыльным привкусом безнадежности.

Охранники внутреннего двора или площадки согнали всех рабов – человек двадцать примерно, – в одну дрожащую кучу. И в каком они были состоянии! Грязная одежда с четкими узкими дырами на плечах и спинах, будто специально ножницами надрезали… измождённые лица в пятнах гематом и старых шрамов… тусклые глаза, наполненные тупой покорностью и страхом.

Однажды, в ту пору, когда я ещё работала в Ксенозаповеднике, к нам привезли партию чешуак, конфискованных у контрабандистов. В здоровом состоянии это выносливые, умные и агрессивные создания, что-то вроде собак, но покрытых чешуей. Оттого землянин, первым открывший этот вид на одной из малонаселенных рептилоидных планет, и название такое им дал. Но эти чешуаки были совсем не агрессивные. При каждом движении людей вокруг клетки они скулили и жались в угол. Это как жестоко нужно было с ними обращаться, чтобы молодые игривые животные превратились в четырехногие чешуйчатые комки скулящего ужаса?!

У этих рабов взгляды были точь-в-точь, как у тех несчастных чешуак.

– Почему они так ужасно выглядят? – шепотом спросила я у молчаливой Таллы Ней. – В резервации с ними плохо обращаются?

Девушка-диниту перевела бесстрастный взгляд с меня на одного из охранников.

– Госпожа задала вопрос. Отвечай.

– Простите, госпожа Ней! Простите, госпожа… э-э… – охранник пошевелил губами, надеясь, что ему назовут мою новую дурацкую фамилию, но я молчала, и он продолжил: – Это партия рабов, конфискованных у госпожи Ядхе Цин за убийство личного раба в общественном месте! Мы ещё не успели привести их в порядок, они только что прибыли… Сейчас мы приведем две другие партии конфискантов.

Талла Ней кивнула, давая разрешение. Когда охранники отошли, я спросила:

– Если на планете так жестоко обращаются с рабами, то почему бы комиссии ЗССР не конфисковать всех рабов? Ну, чтобы распределить среди адекватных и проверенных хозяев?

– Во-первых, рабов слишком много. Это три четверти от всего населения. Во-вторых, генеральный совет ЗССР вынес решение максимально избегать конфронтации с общественностью Тигардена-2 в переходной период его вступления в Содружество. И единственное, на основании чего комиссия может целиком конфисковать живое имущество любой островной госпожи – это убийство раба при свидетелях. И то, потому что Великая Госпожа Островов подписала договор, по которому каждая жительница лично несёт ответственность за жизнь своих рабов. Наказание за непослушание – конфискация и есть.

– То есть… получается, пока ничего не изменилось? – нахмурилась я. – И любая садистка может издеваться над своими рабами безнаказанно, если не будет доводить их до смерти на глазах у свидетелей?

– Да, – коротко подтвердила Талла Ней.

Мы обе умолкли, невесело размышляя каждая о своем.

– Госпожа Ней! – окликнул нас первый охранник, посмотрел на меня и снова замялся: – Госпожа..?

– Чудо-Юдо! – сердито рявкнула я.

Он стушевался, и от него отчётливо, словно запах мокрой псины, распространилась волна страха. Отлично, Гайя! Умница хренова. Теперь и он, и присутствующие рабы записали тебя в категорию злобных рабовладелиц.

– Госпожа Чудо-Юдо, – осторожно, словно разговаривая с хищной эребской гратерой, сказал охранник, – рабы готовы к демонстрации. Убрать этих?

Он кивнул на рабов из первой потрепанной партии. Они так и стояли, по-овечьи сбившись в кучу, и вызывали у меня острое чувство жалости.

– Нет. Оставьте.

Пока всех рабов выстраивали в шеренгу, я уныло гадала, куда мне девать столько рабов и как их прокормить. Пособие для иммигрантов для одного человека вполне себе приличное, а вот для одного плюс пятьдесят – уже не очень. А ведь ещё и на конфискованном, теперь уже моем, острове Йо осталось ещё какое-то количество рабов.

Конечно, мне всех их очень жаль. Но и к себе жалость имеется.

До рабовладельческих новостей об этой планете я намеревалась организовать небольшой приют с ветеринарной клиникой для животных, но теперь придется планы кардинально пересмотреть. Кажется, кибер упоминал, что поместье на острове предназначено для сельского хозяйства… но вся печаль моего положения состояла в том, что в этой области я, как городской житель, была абсолютным профаном.

Стоявшая справа Талла Ней вполголоса произнесла:

– В любых чувствах жизненно важен баланс, Гайя. Переизбыток жалости опасен слепотой к темным сторонам личности… и серьезными проблемами в будущем.

Я с сомнением покосилась на разговорившуюся спутницу.

– В таком случае… у вас найдется полезный совет, по какому принципу выбирать рабов?

– Рекомендую воспользоваться эмпатическими способностями, – ещё тише сказала Талла Ней. – Для этого достаточно отключить эмоциональный круг защиты. Когда будете готовы выбирать, просто дайте четкую мысленную команду пси-ограничителю… и тогда психоэнергетика каждого из рабов станет для вас открытой книгой. Но не переусердствуйте! Полчаса такого режима – максимум для новичка. Иначе голова потом будет болеть целые сутки или больше.

– Хорошо. Спасибо! – шепнула я и потрогала кончиками пальцев серебряную полоску гибкого металла на лбу.

Пси-ограничитель был теплым и бархатистым наощупь. Вероятно, в технологии изготовления применялась комфорт-обработка под органику, поэтому ощущения чужеродности его ношение не вызывало.

Шеренга рабов растянулась вдоль бараков в длинную линию, показавшуюся мне бесконечной.

– Глаза в пол! – раздался окрик охранника, а затем с резким переходом в почтительное: – Госпожа Чудо-Юдо, выбирайте.

– Сколько их тут всего? – со вздохом спросила я.

– Двести тринадцать единиц, госпожа.

Двести тринадцать! В ужасе я окинула взглядом выстроившуюся линию рабов, которая уходила далеко в полумрак брачных строений. Да тут до самого утра выбирать придется…

Одна надежда, что эмпатия ускорит этот гнетущий процесс в разы.

Сосредоточившись на пси-ограничителе, я чётко произнесла про себя: «Отключить эмоциональный круг защиты!»

И сразу же вздрогнула.

Зрение изменилось. Каждый из присутствующих словно облачился в полупрозрачный цветовой кокон, причем у всех эти коконы имели свои цвета. Они были неоднородны, а по поверхности вспышками появлялись, перемещались и исчезали пятна разнообразных оттенков.

– Вы тоже это видите? – не удержалась я от вопроса, оглянувшись на девушку-диниту. – Всё время?

– Да, – слегка улыбнувшись, ответила она. – Для нас это нормально. Мы с детства учимся смотреть… насквозь.

Цветовой кокон самой Таллы Ней сильно отличался от других. Он был ровного фиолетового цвета с серебристым отливом и вращался вокруг ее стройного тела медленно и плавно, словно девушка была живой планетой, а полупрозрачный кокон – ее воздушной атмосферой.

А вот остальные действительно казались открытыми книгами эмоций, пока ещё не совсем разборчивыми, но все же читаемыми.

Каждый цвет источал свои эмоции, остро и ярко, будто открытые пакетики с концентрированными специями. С приближением к шеренге рабов они «пахли» сильнее, давая возможность распознать, что именно чувствует их обладатель. По всей видимости, сам цветовой кокон являлся аурой, которую земные учёные ещё в мохнатые века научились фотографировать специальными приборами.

Невольно заинтересовавшись, я шагнула ближе к самой первой фигуре, окутанной ярко-красными и темно-бордовыми всполохами.

И сразу же отшатнулась.

От этого раба несло сдержанной яростью, желанием рвать и крушить все вокруг. А ещё огромной усталостью. Он вдруг поднял глаза с полопавшимися капиллярами на мутных белках и наградил меня взглядом, полным отвращения и ненависти.

– Глаза в пол, Грай! – резко приказал охранник и обратился ко мне: – Госпожа, желаете наказать его за неуважение? Плетью или болевой кнопкой на ошейнике?

На щеках раба заиграли желваки, и он неохотно снова уставился себе под ноги. Казалось, даже слышен скрип его стиснутых зубов.

– Нет, не желаю. В резервации практикуют физические наказания? – Я отошла подальше от этого бешеного типа, полыхающего красным. – Думала, тут территория комиссии ЗССР.

– Это так, госпожа. Но на планете действует «Рабская декларация» с перечнем разрешенных наказаний за строптивое поведение. И резервация даже под эгидой ЗССР обязана ей следовать. Многие островные госпожи охотно пользуются этой возможностью…

– Даже иммигрантки?

– Не могу ответить точно, госпожа. Иммигрантки… кажется, были один-два случая, – ответил охранник. Бледно-оранжевый кокон вокруг его тела расцвел желтоватыми пятнами, транслирующими неуверенность.

– Всё потому, что потока иммигрантов на эту планету пока нет, – пояснила Талла Ней. – Программа открылась всего год назад.

– Понятно.

Я двинулась дальше вдоль шеренги, изучая ауры и быстро проходя мимо буйных «ярко-красных». Проблемы мне не нужны.

Времени на то, чтобы заглядывать в глаза рабов, анализировать и советоваться с Таллой, не было. Позади остался тяжёлый день, проведенный впроголодь, и больше всего мне сейчас хотелось добраться до своего нового дома и проинспектировать съестное содержимое кухни.

Поэтому выбор своих обязательно-иммигрантских пятидесяти лишних ртов я осуществляла, ориентируясь на эмоционально-безопасные ауры – фиолетовые, от которых веяло чем-то спокойно-рассудительным; зелёные, как у меня самой; бронзовые, источающие ощущение смиренной силы… и, больше из жалости, голубовато-серые, которые транслировали печальное уныние и безнадежность. Все они казались очень тусклыми и были усеяны темными пятнами то ли от болезней, то ли от депрессии, то ли просто от морально-физического истощения.

Других базовых цветов не нашлось.

Охранник следовал за мной по пятам, отмечая в рабочем коммуникаторе выбранных рабов и сразу же отсылая их в противоположную от шеренги сторону. Там стоял другой охранник, который, не мудрствуя, просто шлёпал несчастным на лбы допотопную ручную печать, измазанную в водостойкой краске. На коже оставался красный кружок, перечеркнутый галочкой.

Противоположный конец очереди приближался довольно быстро, пока я тыкала пальцем, полностью абстрагировавшись от мысли, что выбираю не вещи, а живых разумных существ. Космозонгов. Что примечательно, поголовно мужского пола.

Приободрившись в надежде поскорее закончить с неприятным, я шагнула к очередному рабу… и вздрогнула.

Аура была мутной от боли, грязно-серой с черными кляксами. Сквозь ее полупрозрачную субстанцию виднелось безразлично-отрешенное уродливое лицо с неестественными щёлками век, опухшими от побоев.

Это был раб из первой группы, конфискованной у хозяйки со смертельно-садистскими наклонностями – госпожи Ядхе Цин.

Неожиданно для себя я сказала:

– Подними глаза.

О том, что раб мгновенно отреагировал на приказ, свидетельствовало только движение черного зрачка, блеснувшего через узкие щелочки. Кожа век вздулась слишком сильно, полностью закрывая ресницы. Помимо глаз, пострадали и другие части лица – кривой, явно недавно поврежденный нос с потеками запекшейся крови из широких ноздрей, раздувшиеся губы, похожие на оладьи… На потный лоб падали спутанные пряди темных волос, закрывающих лоб до бровей.

В целом бедолага выглядел жертвой психопата, использовавшего его лицо в качестве боксерской груши.

– Как тебя зовут? – нерешительно спросила я, глядя на него снизу вверх. Разница в росте у нас была разительная… как у недоросли с переростком.

– Дуно, госпожа, – неожиданно глубоким рокочущим басом отозвался раб.

– Почему тебя так избили?

– Госпожа Ядхе обычно снимала свой стресс именно так, госпожа…

Я в замешательстве оглянулась на охранника.

– Она что, ненормальная, эта госпожа Ядхе?

От моего вопроса по его ауре прокатилась волна желтоватой нерешительности вперемешку с оранжевыми искрами робкого веселья.

– Госпожа Ядхе Цин считается женщиной рассудительной, с острым умом и твердой памятью, – прозвучал политкорректный ответ. – После конфискации всего имущества ее опыт и знания нашли применение на Тигарденских играх.

– Играх?

– Спортивные состязания, на которых в каждую отдельную категорию хозяева отправляют тренированных рабов-спортсменов. Там очень высокие ставки. В случае выигрыша можно заработать целое состояние…

– У госпожи Цин ведь больше нет рабов, – заметила я.

– Но у нее есть деньги на покупку новых, в ограниченном количестве до десяти единиц. И с ежемесячной проверкой их физического состояния комиссией. Кроме того, на Тигарденских играх она назначена главным тренером.

Хмыкнув, я перевела взгляд обратно на бывшую жертву «рассудительной женщины с острым умом и твердой памятью». Странные у них тут понятия рассудительности.

Раб Дуно смотрел на меня по-прежнему неотрывно, но теперь в его ауре появилось что-то новое. Зелено-голубые всполохи бродили на уровне его головы, выдавая вспыхнувшую надежду.

– Если хочешь, что-то сказать или спросить, говори, – предложила я, рассеянно гадая, что же так зацепило меня в этом избитом гиганте.

Внезапно он рухнул на колени передо мной и хриплым от волнения голосом попросил:

– Госпожа! Возьмите к себе меня и моих младших братьев! Я вам пригожусь… У меня очень высокий болевой порог, навыки телохранителя и постельного, – добавил сбивчиво.

В лохматой челке, прикрывавшей лоб опухшего лица, обращённого ко мне снизу вверх, запуталось несколько веточек. О космос, его ещё и по земле головой валяли?

Я задумчиво протянула руку к волосам замершего раба и извлекла из них мусор. Напряжение в его ауре можно было черпать ложками, а от шеренги подслушивающих наш разговор рабов шла устойчивая волна настороженного удивления.

– А сколько у тебя братьев?

– Двенадцать, госпожа, – с готовностью объявил Дуно.

– Две… надцать? – икнула я. – Так много?

– Для островов это чуть больше среднего, госпожа. В рабских пометах мальчиков рождается иногда и по два десятка.

Помолчав, я стряхнула веточки на землю, затем глянула на остаток шеренги и скомандовала:

– Братья Дуно, шаг вперёд!

Двенадцать рабов слаженно выступили из шеренги, не поднимая глаз.

Я подошла к ним ближе, изучая разноцветье аур, которые пестрели однообразными кляксами серого, буро-коричневого и болотно-зеленого цвета. Трепещущие коконы медленно кружились вокруг рабских тел и время от времени покрывались мутным налетом, покалывавшим мою новоприобретенную эмпатию колючими иголочками тщательно скрываемого страха. Впечатление смягчал слабый флер опасливой надежды.

Что ж, кажется, эти двенадцать братцев мне подходят. Перепуганные, но вполне адекватные.

Все они были довольно крепкими молодцами – не такими гигантами, как их заботливый старший брат, но всё же впечатляюще брутальными. Родственная связь неоспоримо проскальзывала в неуловимой похожести угловатых, чисто выбритых физиономий. В отличие от других рабов госпожи Цин, ни ран, ни даже царапин на них не наблюдалось. Разве что пара-тройка синяков. Но поношенные серые комбинезоны-безрукавки, оставляющие мускулистые руки полностью голыми, были перемазаны кровью.

– Откуда на вас кровь? – негромко спросила я у ближайшего из братьев.

– Мы помогали тем, кто сильно ослаб от ран, госпожа, – глухо ответил тот. – Испачкались…

Он мотнул головой в конец шеренги. Стоящие там фигуры, судя по тому, как их качало, едва держались на ногах.

Заметив это, охранник недовольно дёрнул подбородком и сделал движение в ту сторону, но я подняла обращенную к нему в стоп-жесте ладонь и сказала:

– Не надо. Мы уже заканчиваем. Вместе с этими двенадцатью… то есть тринадцатью рабами, сколько у меня всего набралось?

Увлекшись новой способностью читать ауры, я совершенно перестала следить за количеством тех, в кого тыкала пальцем, делая выбор.

– Сто девяносто три единицы, госпожа! – подобострастно отрапортовал охранник.

У меня отвисла челюсть, и я никак не могла вернуть ее на место. Вот это, что называется, увлеклась рабским «шопингом»!

– Пожалуй, это перебор… – сконфуженно произнесла я. – Можно пересмотреть выбор?

– Конечно, госпожа!

Вернувшись к охраннику, который так и стоял возле коленопреклоненного гиганта, я заглянула в его коммуникатор, где высвечивались данные о рабах. Но не успела сказать ни слова, потому что Дуно упал вперёд и принялся… униженно целовать мне ботинки, сопровождая процесс лихорадочным бормотанием:

– Госпожа, прошу вас… не отказывайтесь от нас… пожалуйста… пожалуйста…

– Дуно! На место, раб! – рявкнул охранник. – Ты уже нарвался на пятиминутку болевого режима..!

Очнувшись от ступора, вызванного шокирующим поведением здоровяка, я перебила крикуна:

– Тихо! И ты, Дуно, оставь в покое мою обувь. Откуда такая паника? Почему ты так хочешь попасть ко мне?

– Потому что вы… иммигрантка, госпожа, – хрипло выдохнул Дуно, отползая назад, но оставаясь в той же униженной позе просителя.

– Ну и что? Ведь я не единственная иммигрантка. Будут и другие, верно? – я перевела взгляд на охранника.

Тот отрицательно покачал головой.

– Не в этом месяце, госпожа. Обычно рабов из резервации разбирают местные островные госпожи. Подают заявку, встают в очередь… для них это выгодно, фиксированная цена, без торгов. А при появлении новой иммигрантки, как в случае с вами, выбор идёт вне очереди, за счёт комиссии ЗССР.

Глянув вниз на грязный затылок Дуно, я в сомнениях закусила губу.

– А кто из местных сейчас на очереди за рабами стоит?

Охранник пробежался пальцами по клавиатуре коммуникатора и спустя несколько мгновений проговорил:

– На завтра запланирован визит госпожи Сайды Хройд.

– Я ее знаю, – сочла необходимым сообщить Талла Ней. – Она, можно сказать, вторая госпожа Цин… только более прозорливая.

Ну ясно, к чему Талла это сказала. Обозначила передо мной тяжеловесный выбор. Взять на себя ответственность за лишние рты в хозяйстве почти вчетверо больше планируемого… или поберечь бюджет и оставить лишних рабов на растерзание потенциальной садистке?..

– Мне надо подумать, – объявила я и решила отойти подальше от Дуно, который всем своим видом давил на жалость, тем самым влияя на здравость моих суждений.

Стать хозяйкой такого большого количества разумных существ – это огромная ответственность. И потом… эмоции эмоциями, но откуда мне знать, что у этих рабов на уме? Я же не умею читать мысли. Или умею?..

Пока размышления занимали мою голову, ноги сами понесли в самый конец очереди. Игнорируя рабов, я смотрела вниз.

Если отвлечься от соплежуйства и всяческих рефлексий из-за непривычных обстоятельств и кардинальных перемен, то рабы – это в некотором роде актив, ведь так? А у меня есть целое поместье, в котором надо кому-то работать. В конце концов, если рабы начнут приносить больше проблем, чем пользы, всегда можно поискать им другую хозяйку, адекватную, естественно…

То есть выбор не такой уж и сложный. Ведь есть шанс, что у меня на острове с рабами получится наладить взаимовыгодное сотрудничество! Они получают защиту и хорошие условия жизни, а я – штат сносных работников. Может быть.

А вот если их здесь оставить, то кто-то гарантированно пострадает или даже загнётся, под безжалостной рукой завтрашней госпожи с садистскими наклонностями…

На очередном шаге ботинок впечатался в красное пятно, особенно яркое на фоне тусклой плитки. От пятна тянулась цепочка пятен помельче. Я проследила за ней и упёрлась взглядом в закрытые черные слипоны из дешёвого жёсткого материала.

Оказалось, что на этом месте шеренга заканчивалась, и те самые рабы, что пребывали в наихудшем состоянии, стояли именно здесь. Землистые лица, побелевшие губы, полуобморочные покачивания… Двое из них в буквальном смысле истекали кровью, пока я тянула резину и мучалась проблемой выбора!

Ох, Гайя…

Один из раненых, с особенно глубокими кровавыми бороздами на предплечьях, видимо, уже подошёл близко к пограничному состоянию забытья и неосознанно поднял голову.

На меня взглянули мутные глаза, в пелене которых мучилось, корчилось и смиряло себя через боль живое разумное существо, которому глубоко не повезло оказаться на этой безумной планете в качестве раба.

И тогда я решилась.

– Эй! Подойдите сюда! – крикнула охраннику и, когда он приблизился, ошарашила его заявлением: – Беру выбранных ранее без изменений… И весь остаток первой партии. Сколько тут их?

– Не считая братьев, семь единиц, госпожа.

– И уложите раненых куда-нибудь, пока они сознание не потеряли!

Издалека Талла Ней сделала мне знак отойти в сторонку на приватную беседу.

– Не хочу быть навязчивой, но вижу, что должна вмешаться, – деликатно начала она. – Во избежание проблем у вас в первое время…

– Проблем? – насторожилась я.

– С рабами. Вы отсеяли единицы с гиперагрессивными наклонностями, но оставили более опасные типы личностей.

– Социопатов? – предположила я.

Это был единственный по-настоящему опасный психотип, который был мне известен. По детективным видео в галанете, просматриваемым время от времени одинокими вечерами.

Талла Ней задумчиво оглядела огромную толпу рабов, стоящую напротив горстки оставшихся «агрессоров», которые теперь вместо яростной злобы излучали не менее яростную зависть.

– Да, социопатов и манипуляторов. Тут их всего девятнадцать. Первые опаснее, потому что для них не существует границ, кроме страха за свою шкуру. А вы по своей натуре не сможете контролировать их через страх и боль.

Я тоже посмотрела на толпу.

– А как вы их определяете? Не чувствую ничего подозрительного.

– Опасность социопатов, Гайя, в том, что они малоэмоциональны, зато – идеальные манипуляторы и прекрасно себя контролируют. Агрессию они испытывают только в случае непосредственной опасности, грозящей их жизни или даже просто интересам. И сейчас, на смотре рабов, они находились в ровном состоянии, ведь понравиться вам – в их интересах.

– Покажите их, Талла! – попросила я, заинтригованная и перепуганная одновременно.

Шутка ли, целых девятнадцать социопатов у меня под боком? Да они всё поместье на уши поставят своими интригами и подставами!

Талла Ней кивнула и велела охраннику снова выстроить рабов в шеренгу, теперь уже по другой стороне межбарачной площадки.

Пройдя мимо первых десяти рабов, мы остановились перед одиннадцатым – невзрачным и совершенно безобидным на вид худеньким юношей-космозонгом с тёмно-фиолетовой умной и спокойной аурой.

– Запоминайте, Гайя, – рассудительным тоном учительницы младших классов произнесла диниту, не заботясь о том, что раб ее слышит. – У каждой личности есть свой базовый цвет. И слишком густые, концентрированные оттенки, ниже шеи чаще всего непрозрачные, свидетельствуют об отклонениях в психике. Взгляните, – она взмахом руки обвела контуры четко видимого кокона, – тут очень темный, непроницаемый фиолетовый цвет. Это первый маячок. Второй существенный маячок – обладатель слишком спокоен. Третий маячок…

Талла сделала длинную выразительную паузу. Я выжидательно переводила взгляд с нее на раба и обратно.

– Ты заслужил наказание, раб! – вдруг процедила она неожиданным для такой нежной девушки низким угрожающим голосом. – Сто ударов плетью!

В темно-фиолетовой глубине ауры, доселе спокойной, на уровне горла заклубились ярко-алые завитки гнева, похожие на миниатюрные грозовые тучи. И сходство стало разительным, когда в «тучах» засверкали зигзаги крохотных мстительных молний.

Как ни в чем ни бывало, Талла Ней невозмутимо вернулась к академическим интонациям и продолжила:

– Третий маячок – резкая агрессия вместо страха или тревоги в ответ на любую угрозу. Видите эти молнии?

Не успела она договорить, как зигзагообразные вспышки исчезли без следа, а ярко-красные тучи начали растворяться в темно-фиолетовой гуще ауры. Я уловила быстрый взгляд, который раб кинул на Таллу Ней из-под опущенных век, оценивая непонятное ему поведение.

– Да, вот ещё один важный признак, – с удовлетворением заметила девушка. – Если реакция на угрозу сглаживается быстро, то это высокоактивный…или, что точнее, высокоадаптивный социопат. С таким легче иметь дело. Он лучше вписывается в окружение, подстраивает любые условия себе на пользу, не скрывает своей сущности, а наоборот, демонстрирует и готов идти на сотрудничество ради очевидной выгоды. Поступаясь своими же менее существенными интересами… Он даже способен испытывать подобие привязанности, но это отношение напоминает ревностный уход за любимой личной вещью. Как правило, такой тип формируется, если личность находится в рабстве с младенчества, при условии деструктивного обращения. А вот типичные сверхопасные социопаты, влияние которых наиболее разрушительно, формируются с сознательного возраста, начиная с четырех-пяти лет… особенно когда маленький раб теряет относительно комфортную обстановку или свободный ребенок становится рабом, а затем помещается в крайне токсичное окружение и подвергается жестокому обращению. Такие типы встречаются среди рабов очень часто…

Поняв, что никто не собирается его пороть, раб снова сделался спокойным, как айсберг. Только живой блеск полуопущенных глаз выдавал в нем напряжённую работу мысли.

– Выйди из шеренги и постой в сторонке, – велела Талла Ней и двинулась дальше.

Следующим был тоже социопат, но обычный. От высокоактивного его действительно отличало длительное бурление яростно-мстительных красок в ткани ауры. А молнии так и продолжали сверкать по краям, даже когда мы отошли.

Затем мы рассмотрели в деталях ауры пяти эмоциональных манипуляторов подряд.

Цвета также были очень густыми, однако полупрозрачными на всей поверхности кокона. Единственное, что отличало манипуляторов от социопатов, как пояснила Талла, – это способность испытывать привязанность, чувство вины и сострадания, а также ответственность по отношению к важным для них людям. По головам окружающих во имя личных целей они предпочитали идти только в самых крайних случаях, вроде вопроса жизни и смерти. И подобные типы также встречаются среди рабов в большом количестве…

– О космос, Талла! – воскликнула я. – Вас послушать, так среди рабов нормальных и вовсе не встретить.

– А разве рабство само по себе нормально? – парировала Талла Ней. – Ненормальные условия формируют ненормальные психотипы. Это, как любят говорить на Земле, неизбежный закон солёного огурца. Если взять хороший свежий огурец и поместить его в концентрированный рассол…

– …то через некоторое время мы получим соленый огурец с характеристиками, соответствующими составу рассола, – закончила я и вздохнула.

Все выявленные рабы с развитыми асоциальными наклонностями, отправлялись в компанию к самому первому – высокоактивному социопату. Среди оставшейся дюжины большая часть оказалась социопатами-тихушниками, пассивными и с виду очень робкими. Они были словно живые ходячие мины замедленного действия – неизвестно, когда у кого и от чего сорвёт крышу.

Встретился среди асоциалов и ещё один редкий типаж – так называемый «весёлый» социопат. Правда, ничего веселого в его типичной линии поведения не нашлось: эдакий хладнокровный клоун, косящий под общительного душевного экстраверта, а после удовлетворения нужд мгновенно уходящий в игнор.

Мне было одновременно как интересно, так и грустно присматриваться к этим несчастным, но опасным существам. Вопреки всему, серьезного отторжения они у меня не вызывали. Работая в ксенозаповеднике, я частенько взаимодействовала с инопланетными хищниками – правда, уже дрессированными, – и основные правила безопасного обращения с ними поразительно напоминали те, что прямо сейчас втолковывала мне Талла Ней.

Получается, социопаты… те же хищники?

У них нет совести, сожалений, сомнений. Зато есть четкое понимание закона сильнейшего, а желаннейший смысл их бытия – возможность власти над другими и контроля ситуации. А страх они способны испытывать только за себя.

Словом, социопата невозможно перевоспитать. Но им самим тоже можно манипулировать – через власть силы… или лесть. Так что, по сути, у меня в руках есть оба инструмента… но нет опыта.

Как только мы с Таллой отошли от шеренги, охранник, озадаченно косившийся на девятнадцать неожиданных рабов-отщепенцев, подобострастно осведомился:

– Госпожа Чудо-Юдо… этих вычёркивать?

И снова эта проклятая проблема выбора вогнала меня в состояние зависшего компьютера. Даже голова разболелась. Прикидывая так и эдак варианты, со всеми плюсами и минусами, я обратилась к Талле Ней:

– Если эти рабы попадут к той госпоже, что приедет завтра… то, значит, они устроят ей проблемы?

– Конечно, нет, – отмела предположение девушка. – У самой хозяйки, при ее-то типично тигарденском мировоззрении, проблем не будет. Социопаты не самоубийцы. А вот жизнь всех остальных рабов в ее доме превратится в кошмар. И разбираться с этим она не станет.

Сообщив это, Талла Ней пристально глянула на меня – видимо, заметив какие-то цветовые изменения в моей прозрачно-зелёной ауре, – и с любопытством спросила:

– Что вы задумали, Гайя?

Ещё раз глянув в сторону рабов, напряжённо застывших в ожидании моего решения, я медленно проговорила:

– Нельзя запирать стаю хищников в одной клетке со стадом овец и кроликов… как нельзя и оставлять социопатов тем, кто не будет их контролировать. Я не знаю, получится ли у меня… но попытаться стоит.

Помолчав, Талла Ней тихо сказала:

– Впечатлена вашим решением, Гайя.

– Надеюсь, в скором времени комиссия ЗССР откроет хоть какую-нибудь программу по реабилитации рабов с опасными наклонностями, – уныло отозвалась я. – Тогда и отправлю их туда всем скопом.

– Если будет нужна помощь, свяжитесь со мной напрямую. Я отправила свой личный номер на ваш коммуникатор.