Текст книги "По ту сторону грозы (СИ)"

Автор книги: Евгения Воронюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

–До завтра – и она ушла, оставив за собой лишь ароматный шлейф своих духов.

Энну до глубины души поразило то, как безразлично отнесся Миша к ней. То, как промолчал, как посмотрел ей в след.

–Ты хорошо выглядишь – Миша рассматривал Энну, сам не зная, что ищет. Всматривался в глаза и линию губ, рассматривал мимические морщинки вокруг глаз и маленькие родинки у правого виска, его взгляд коснулся шрама на левом виске, и он в очередной раз проклял все, на чем свет стоит, за тот день.

–Ты тоже. Слышала еще немного и сможешь сам уйти отсюда.

–Жду этого с нетерпением, – он улыбнулся, и на сердце у Энны сделалось теплее.

–Как терапия? Плоды дает? – Энна поправила сбившуюся простынь, думая о давнем разговоре с психологом. Она смотрела на мужчину, с изможденным лицом, худого и уставшего. Мужчину пережившего взрыв, пролежавшего в коме и потерявшего память, и поражалась силе его духа. Он заново учился ходить и говорить, и все же он стремился жить. Стремился, ничего не помня, никого не зная. К ней же вернулась память, ее организм восстанавливался быстрее и все же жить ей не хотелось. До того дня, когда Саша впервые привез ее к нему. Он только начал самостоятельно садиться, плохо разговаривал, но все же радовался своим достижениями. И тогда Энна начала радоваться вместе с ним. Она слушала его рассказы о врачах и лечении, жалобы и чаяния, и жила.

–О чем задумалась? – спросил Миша, наблюдая за ее туманным взглядом, блуждавшим по изголовью его кровати.

Энна спрятал свой взгляд, сосредоточив свое внимание на поясе халата, боясь, что Саша увидит его:

–Не знаю.

–Честно врешь? – и в голосе Миши она прочувствовала улыбку.

–Да.

–К тебе еще ходит Виктория Давыдовна?

–О да, два раза в неделю. Она меня замучила своими тестами и разговорами.

Саша слушал их разговор, крутя на пальце обручальное кольцо. Он перестал вслушиваться, полностью погрузившись в свои мысли. До комы они почти не общались, друг с другом. Теперь же не проходит и дня, чтобы они не разговаривали, когда Энна не может прийти к нему, они созваниваются. Он слышал о том, что люди, пережившие экстремальную ситуацию, сближаются. Но ведь она-то помнит прошлое. Помнит их отношения. Энна таким образом заботиться о нем, он убеждал себя, что это, потому что Миша каким-то непонятным образом что-то помнит о ней и Саше, сам не до конца понимая, что именно. Конечно, это хорошо, что жена и лучший друг стали общаться, но что-то в них заставляло его нервничать.

–Да, ладно! – воскликнула Энна, и ее голос вырвал Сашу из печального болота своих размышлений.

–Честно! Смотри! – он показал ей фотографию на планшете, где они с Сашей совсем маленькие разукрасили комнату и себя красками, и в довершение сделали себе повязки «мумия» из туалетной бумаги.

–Ты помнишь это?! – обрадовался Сашка

Миша немного смутился:

–Нет, но у нас тут такие лица трогательные.

–Нам так трогательно влетело от твоей мамы! Царство ей Небесное.

Миша листал фотографии закачанные Мариной, и Сашка весело комментировал их. Они давно уже так не смеялись, просто и искренне, наслаждаясь прошлым.

–Я люблю тебя, – прошептал Саша, помогая Энне улечься на кровати. Он заботливо поправил подушку и одеяло, – чтобы не происходило в твоей голове, – он поцеловал ее в висок, там, где вероятно останется шрам от удара, – знай, я люблю тебя.

Ей хотелось сказать, что и она его любит, скорее по привычке, нежели от переизбытка чувств. Она могла обмануть себя, но была не в силах обмануть его. И лишь закрыла глаза, чтобы он не увидел в них то, что она не решается произнести вслух.

–Спокойной ночи. До завтра.

–До завтра.

24

Она обошла светлые комнаты, прикасаясь к мебели, провела рукой по большой двуспальной кровати, застеленной бежевым покрывалом, свернула по коридору в кухню. «Это мой дом» думала она, «мой», убеждала себя, стоя у окна на кухни. Сквозь легкую, прозрачную гардину она видела высокие деревья, затенявшие их окна от полуденного солнца, припаркованные у подъездов машины, детскую площадку.

–Как ты? – Саша стал у нее за спиной, положив ладони ей на плечи.

–Нормально, – «плохо», думала она, «мне очень плохо» – Здесь всегда так было?

Ее вопрос немало озадачил его, амнезии у нее, слава Богу, не было, многочисленные тесты, и разговоры это подтвердили.

–Ты не помнишь?

–Нет, помню, такое чувство, что чего-то не хватает.

–Ты просто давно здесь не была. Все-таки прошел год.

–Наверное, – она содрогнулась внутренне, когда он прикоснулся губами к ее макушке.

–Прости, – сказал Алекс, ее напряженность ударила его как пощечина.

Олег Борисович предупреждал, что люди, побывавшие в коме, порой становятся другими. И Саша откровенно боялся того, что она измениться, настолько, что он ей больше будет не нужен.

–Эн, я не хотел – он не знал что сказать, ее лицо отражалось в стекле, и глаза были наполнены грустью.

–Чего не хотел? – «он ни в чем не виноват», она повторяла это себе тысячу раз, «ни в чем». Но все же что-то заставляло ее обвинять его, хотелось выкричаться, и выплакаться. Психолог, работавший с ней в больнице, предупреждала, что не редко выход из комы сопровождается депрессией. «Наверное это все депрессия», уверяла она себя, хотя Виктория Давыдовна, выдала справку, о том, что ее состояние в норме. Энна так и не открылась психологу по настоящему, не рассказала, что гложет ее, наверное, потому, что сама не до конца понимала это. «Наверное я просто не люблю его больше», думала она, рассматривая встревоженное лицо мужа. Почему-то в глаза ей бросился его подбородок. «Как странно», думала она, «раньше я не замечала этого. Но сейчас! Теперь, он стал меня раздражать! Какой-то немного выпяченный вперед, да и щетина на нем отчего-то темнее. Он все портит. Из-за него, выражение лица какое-то упрямое…»

–Ничего Эн, – он отвернулся, – хочешь есть? Или чая?

–Нет, я хочу лечь – так и не взглянув на него, она ушла.

Кровать в спальне была большой и мягкой, шелковые простыни холодили кожу, многочисленные подушки создавали ощущение огромного гнезда. Тепло, уютно, но все же как-то беспокойно. Она тысячу раз прокручивала в голове события прошлого года. Тысячу раз, но так и не вспомнила. Память заканчивалась на том моменте, когда они вышли из магазина, она помнила, как Миша завел машину, а потом ничего. Но это ничего хранило в себе нечто важное, нечто, без чего ее жизнь теперь будет пустой и потерянной. Саша рассказал, что в магазине, точнее в пекарне, как раз у стены, где Миша припарковал машину, произошла утечка газа, а в самом магазине замыкание. Энна вспомнила, как выключился свет тогда, в зале. «А ведь мы могли ждать, что бы чек пробить… тогда…» Просто чудо, что машина не загорелась, они получили серьезные повреждения обломками здания, джип несколько раз перевернулся, и их доставали из машины спасатели.

Миша не помнил ничего и никого, только ее имя, и то, что ему нравился Саша. Жена и дети стали ему чужими, всеми силами он пытался не показывать этого младшему сыну, Тоха безумно любил его, а старший все понял сам.

«Это так страшно», думала Энна, «жутко и ужасно, когда человек, которого ты любишь, безмерно и преданно однажды утром просыпается и не помнит тебя». Именно это, не позволяло ей уйти от Саши. Он любит ее, и не его вина в том, что она забыла свое чувство. Не его. Ей было жалко и себя и его, ситуация в которой они оба оказались, была не стандартна, и не у кого было спросить совета. Как быть не мог сказать никто.

Психолог, Виктория Давыдовна просила не принимать скоропалительных решений, может она и была права, думала Энна. Может все и пройдет. Но никогда не станет как прежде.

«Он изменился. Ходит на работу, не бывает в клубах,… мне нужно было практически умереть, что бы он понял это…»

Сашка постучал, прежде чем открыть дверь в спальню.

–Не спишь? – он говорил тихо, стоя в дверях, как будто не решаясь зайти.

–Нет, – Энна рассматривала его стыдясь силе того чувства что отражалось в его глазах, и не имея ничего чем ответить на него.

–Если хочешь, я могу лечь в зале – спокойный голос, уравновешенный тон, и глубоко засевший страх, вот что исходило от него, поняла Энна, страх.

–Только на одну ночь, не обижайся, просто… – слова не шли с языка, и голос померк.

Он ничего не ответил, молча закрыв за собой дверь.

Она проснулась рано, когда солнце только только поднялось над спящим городом. «Еще один день», думала она, «наступил еще один день. Сколько их еще пройдет?». Ее слуха коснулся звук работающего телевизора, и тихий, приглушенный храп. «Как там Миша?». У нее есть воспоминания, а у него нет. Пустота, все чужое, жена – которую он не помнит, дети– которых не любит, жизнь – которую не знает.

Встав с кровати, она заправила постель и накинув халат, пошла на кухню, стараясь не шуметь, она заварила себе чай. Черный с бергамотом, другого в доме не было, она открывала все баночки в поисках трав, так хотелось добавить мяты, сушеных ягод земляники, но в доме ничего подобного не нашлось.

Утро тянулось медленно, хотелось движения, действий. Но применения себе она не находила, открыв холодильник, Энна долго рассматривала его содержимое, желая что-нибудь приготовить, пока пищание не сообщило что дверку пора закрыть.

–Ты напугал меня! – закрыв дверцу холодильника, она отпрыгнула от стоящего за ней Саши.

–Прости – он взъерошил волосы, стараясь проснуться, зевнул и прошел мимо нее к кофеварке. Прибор загудел, перемалывая кофейные зерна, и кухня наполнилась бодрящим ароматом.

Энна завороженно наблюдала за ним, видя, как легко и непринужденно он делает кофе, дополняя его сахаром, как свободны и естественны его движения, и как напряжена его спина, выдавшая тот страх в завтрашнем дне, с каким он жил весь прошлый год. И вот теперь, когда она снова дома, страх, который должен был отступить, вернулся став сильнее прежнего. Раньше он боялся, что ее отнимет смерть, теперь боялся, что жизнь заберет ее.

–У нас случайно нигде нет сушеной мяты или земляники, да хоть липы? Или чего-нибудь такого, что б в чай добавить?

–Мяты? Липы? – удивился Саша, присаживаясь за стол.

–Ну да, а что? – Энна присела напротив.

Он сделал большой глоток кофе:

–Ты раньше их не любила.

–Да? – странно, откуда же она точно знает их вкус и ей хочется именно их?

–Купим, – улыбнулся Сашка.

***

–Миш, я бы не хотела, что бы дети знали – Марина сидела рядом с ним в их спальне, на большой двуспальной кровати. Она так ждала его возвращения, так хотела снова прижаться к нему. Но теперь сидя рядом с ним, было лишь смущение, как будто рядом не он, не человек, с которым она просыпалась и засыпала двадцать таких долгих, и таких коротких лет, а чужой, неизвестный ей мужчина.

–Стасик все и так понял, а Антон слишком мал, – он не смотрел на нее, теребя в руках пояс халата, дверь внезапно распахнулась, и в комнату влетел младший сын, держа в руках листик, и кинулся к нему на шею.

Мишка поднял ребенка, усаживая к себе на колени, не от того, что так велело его сердце, а, не желая причинять боль маленькому, ни в чем не повинному созданию.

–Пап, смотри – Тоха показал листик, на котором он цветными карандашами нарисовал их семью – мама – ребенок указал на фигурку нарисованную красным карандашом, – Стасик, я и ты! Нравится?

–Очень, – малыш нарисовал его с Мариной рядом, «мама и папа, рядом», подумал Миша, «в глазах ребенка именно так и должно быть».

–Я хочу спать с тобой, – сообщил Тоха, обнимая папу.

–Не сегодня, папа устал – начала Марина, и даже слезы, выступившие на ее глазах, не затронули сердце Миши.

–Папа! – Тоха повернулся, заглядывая в глаза отцу – пожалуйста.

–Хорошо, – даже ничего не помня, и мало что, зная, он понимал, что детская любовь слишком искренняя, ее предавать нельзя.

Он уложил сына посередине, отгородившись тем самым от жены, и всю ночь вздрагивал, когда малыш прислонялся к нему. Проснувшись утром на рассвете, он обнаружил, что Тоша спит у него на груди, и крепко держит его за руку.

Злость и тоска охватили его в этот момент. Он не помнил ничего, но дети не лгут, он его сын, а она его жена. От жены уйти можно, но как уйти от детей?

–Папа, – сонно пробормотал Тоха, прижимаясь к нему всем телом.

–Спи, – прошептал Миша, аккуратно разжимая маленькие пальчики, крепко державшие его за руку.

Встав с кровати он с удовольствием обнаружил что Марина спит, и наслаждаясь одиночеством отправился на кухню. Заварив чай, он сидел на высоком барном стуле и смотрел в окно. «Как теперь жить? Может лучше уйти? Дети привыкнут, Марина найдет кого-нибудь». Хотя это не честно, она год боролась за него, год, была рядом, пока он был в коме, пока выходил из нее. Их связывает жизнь, целая жизнь, которую он не помнит. Но она же помнит ее! Часы в гостиной пробили семь, и в кухню зашел Стасик.

–Доброе утро, – сказал Миша, с интересом рассматривая сына.

–Доброе, – он сделал себе чай, и, достав из холодильники заготовленные бутерброды, положил их в микроволновку – Будешь?

–А что это? – Миша с любопытством наблюдал, как Стасик колдует над микроволновкой, нажимая какие-то кнопки.

–Бутерброды, через минуту будут горячие.

–Буду, – микроволновка звякнула, сообщая, что минута прошла, Стасик выложил горячие бутерброды на тарелки и поставил на стол, присаживаясь напротив.

–Странный вкус у этих помидор, – сказал Миша, с интересом рассматривая тянущиеся нити сыра.

–Это не помидоры, это кетчуп.

–Кетчуп, соус в смысле?

–Да.

–Ну, он же тоже из помидор делается, а на вкус как что-то неестественное.

Стасик пожал плечами:

–Раньше тебе было все равно. Скажи Ольге, она сделает тебе с помидорами.

–Ольге?

–Повару.

–А что, не мама готовит? – прикусил язык, но поздно, Стасик внимательно смотрел в его глаза.

–Нет, она занята, ей не до готовки.

Опять неловкая тишина, Миша смотрел на парня, похожего на него самого, в том, что это его сын сомнений не было. Высокий, темноволосый он унаследовал его нос и губы, выражение глаз, и, по-видимому, характер. Стасик не затронул сложную тему, лишь ободряюще улыбнулся.

–Хочешь, еще один разогрею?

–Хочу.

Порывшись в холодильнике, он радостно помахал Мише помидором. И нарезав, вложил его в бутерброд.

–От кетчупа, конечно, я не избавлюсь, но помидорчик свежий.

И подумав, положил и себе в бутерброд.

–Спасибо, – жуя его Миша ощущал себя скверно, сын не смотрел на него и не заговаривал, – прости меня.

Стасик посмотрел на отца, долгим и спокойным взглядом, более присущим мужчине, нежели мальчику, и взгляд этот пробрал Мишу до костей.

–За что, пап? Ты не виноват что забыл нас, никто не виноват – и положив руку на ладонь отца ушел, оставив его в одиночестве.

«Забыл нас». Эти слова еще долго терзали его, повторяясь вновь и вновь, как заевший диск. Он их отец, и он забыл их.

Встала Марина, пришла домработница, Тоха пошел в садик. Они все жили своей жизнью, у них были дела и заботы, у него же была лишь щемящая душу пустота. Огромным камнем лежавшая на сердце.

Дни шли, сменяя друг друга, постепенно он приспосабливался жить рядом с людьми, считавшими его частью своей семьи. Но недели не помогали ему свыкнуться, не помогали полюбить тех, кто год ждал его возвращения. Полюбить ребенка, нарисовавшего целую кучу картинок, где папа возвращается домой; мальчика, нуждающегося в отце, совсем юного, но уже мужчину; и женщину, что находилась рядом с ним, двадцать лет брака и целый год в больнице. То, что связывало их эти долгие годы, осталось в той жизни, до комы. Теперь же он просыпался рядом с женщиной, чужой и далекой как та жизнь, которой он жил до аварии.

Марина хотела измениться, хотела стать той, что нужна ему. Говорят, что когда люди уходят из нашей жизни, мы храним лишь радостные воспоминания о них. Он не ушел, не умер, он все еще рядом. Но вспоминая их жизнь, она видела лишь ссоры и обиды, ей казалось, что он придерается, сейчас же она посмотрела на себя со стороны. «Сколько времени я провела со своими детьми? Нужно было больше. Какой у Стасика любимый цвет? У него есть девочка? Я совсем ничего не знаю о них. Я плохая мать». Миша не видел ее слез, не знал и не понимал ее чувств. Он не спрашивал ее ни о чем, она не рассказывала. В тайне Миша надеялся, что рано или поздно она найдет кого-нибудь, кто полюбит ее.

Однажды вечером, когда Марина уложила младшего спать, они сидели на кухне, вдвоем, в тишине нарушаемой лишь звуком работающего холодильника.

–Расскажи мне о нас, – попросил Миша, держа в руке чашку чая.

Марина долго молчала, изучая его лицо, прежде чем ответить.

–Что ты хочешь знать?

–Все.

–Мы встретились давно, очень давно, в клубе. Ты долго ухаживал за мной, и мы поженились. Через пять лет родился Стасик, потом так получилось, что я забеременела, мы не планировали второго, но, – она улыбнулась, какой-то отстраненной улыбкой – и родился Антон.

–А мы?

–Что мы?

–Я любил тебя? – он, наконец, задал вопрос, мучавший его так долго.

–Не знаю, – прошептала она, выдохнув, – не знаю.

–А ты?

–Я? Любила ли я тебя? Да, наверное. Наверное любила.

–Любила, – Миша смотрел на женщину, сидевшую напротив, понимая, что нет, она не любила его – а сейчас?

–Миш, мы прожили в браке двадцать лет!

–Значит привычка, и дети. Да?

–Что ты хочешь, что бы я ответила? Что? Нам было хорошо вместе, была семья, дети.

–Прости меня.

–Нет.

Такой ответ озадачил его. Не зная, что сказать он допил остывший чай, и поднялся. В этом доме убирала домработница, готовила повар, с Антоном была няня, зачем он вообще женился, если все что должна делать жена, делают другие люди? Он помыл чашку, и поставил ее на место.

–Зачем ты это делаешь? – спросила Марина, так и продолжая смотреть в окно.

–Что делаю?

–Это .

Он не дал ей договорить, злость на себя выплеснулась раньше, чем ему удалось погасить ее:

–Живу? Ты это хотела спросить? Зачем я живу?

–Нет – прошептала она.

–Я лягу в зале.

–А дети?

–Скажешь, что я заснул, и ты не хотела меня будить.

Не предназначенный для ночного сна огромный кожаный диван скрипел, пока Миша устраивался поудобнее. «Может она врет? Или не знает? Может у меня была любовница?» Эта мысль озарила его, хоть как-то объясняя то ощущение потерянного рая. В его жизни была женщина, дарившая уют и покой. Надежная и преданная, любящая. Она была, и он любил ее. Как твердили все вокруг, у него был только один друг Сашка, если кто-то и был, то только он мог знать о ней. Наконец устроившись на диване, уже засыпая, он вновь подумал об Энне. Это полностью его вина, не припаркуй он машину, по ближе ко входу, ничего бы этого не было. Из-за него ни в чем не повинные люди лишились самих себя. Он вспомнил день, когда впервые увидел Энну, тогда в больнице. Как важно ему было знать, что с ней, как он старался контролировать свое сердцебиение, когда Олег Борисович сказал, что ничего не расскажет, если Миша будет так нервничать. Вспомнил, как увидел ее, такую хрупкую, и маленькую, на инвалидном кресле. Он не вспомнил ее, не вспомнил, что их связывало, и почему ему так важно было знать, что с ней, но увидев ее, на душе стало легче.

25

-И что же я обычно заказываю?

Они медленно продвигались в очереди к кассе. Сашка рассматривал светящиеся стенды с меню, а Миша осматривался со странной смесью любопытства и легкого отвращения. Что-то в запахе, царившем в заведении, действовало на него как красная тряпка на быка.

–Честно? – Сашка оторвался от созерцания красочных бутербродов нарисованных на многочисленных картинках.

–Честно.

–Ты терпеть не мог Мак Дональдс, и обычно ограничивался капучино – он простодушно улыбнулся, – хотя иногда ел нагетсы.

–Я так и думал, – проворчал Миша.

–Вспомнил?! – в глазах друга загорелась радость и участие, искреннее, но вопреки всему оно вызвало в душе Миши стыд и неловкость.

–Нет, просто меня запах раздражает.

Сашка глубоко вдохнул и с деланной печалью сказал:

–А я так надеялся, что твоя кома пойдет мне на пользу!

Ему все же удалось уговорить Мишу попробовать гамбургер и картошку, мол вдруг после комы вкус изменился?

–Как ты можешь, есть эту гадость? – как оказалось, не изменился.

–Я даже рад, что ты остался прежним – Сашка с удовольствием поглощал все, что они заказали, запивая это ледяной колой – Рассказывай! – сказал он, вымазывая остатки соуса картошкой.

–Что рассказывать? – сейчас сидя с ним на едине, в окружении огромного количества посторонних людей, вчерашняя идея спросить у него о своей любовнице показалась ему неуместной.

–Вчера ты хотел поговорить. Вот мы здесь. Говори!

–Саш, я не помню свою семью. Единственный к кому я помню привязанность это ты и Энна – он отвернулся, рассматривая влюбленную парочку, сидевшую за соседним столиком, – я не знаю, как объяснить –помолчал, думая, стоит ли говорить настолько откровенно. Но что-то в душе подсказывало, что если уж и довериться кому-то, то только ему, – Ты ведь и сам знаешь какая Марина?

– Знаю – Сашка внимательно следил за выражением лица друга, за смятением, отражавшимся в глазах, и плотно сжатыми губами, – но хотел бы услышать твое мнение.

–Мое?! – Миша опять отвернулся, и сделав глубокий вдох, все же решил высказаться – Скажи, зачем я вообще на ней женился?

–О, серьезный вопрос. А сам то как думаешь?

–Понятия не имею. Я смотрю на женщину, с которой прожил двадцать лет в браке, и впадаю в ступор. Она как кукла, красивая и пустая. Я любил ее?

–Сначала да. Знаешь, двадцать лет назад она была сногсшибательна, честно! Ты влюбился в нее, с первого взгляда. – видя расстроенные глаза друга, он решил не скрывать ничего, – Но этого хватило лет на пять. Ты даже развестись с ней хотел, кстати, по тем же причинам, что сообщил мне сегодня, но она забеременела. Ну и ты поступил как мужчина. А потом привык, наверное. У нее своя жизнь, у тебя своя.

–Понятно.

Все как он и думал. Но почему он не развелся потом? Почему завели второго ребенка? О чем он думал?

–Саш, у меня была любовница?

–Любовница?!

–Я помню что-то, не точное, это как эхо, помню женщину, помню, что любил ее, безумно, помню, что она меня любила. Но кто она, не помню.

В глазах Саши отразилась та печаль, и тоска что терзала Мишу:

–Ты никогда не говорил мне. Даже если и была, я о ней не знаю.

–А кто может знать?

–Вряд ли ты кому-то говорил. Обычно, – он даже хмыкнул, от того сравнения, что пришло на ум, – мы как две кумушки, все друг другу рассказываем – он улыбнулся, желая как-то подбодрить друга.

–И телефон погиб из-за этого взрыва!

–Телефон?

–Ну, мы бы смогли записную книжку просмотреть, может я там ее как-нибудь записал?!

–Миш, я не думаю, что бы ты пошел на это. Твое гребанное благородство заставляло хранить верность жене.

–Уверен?

–Ну, не на сто процентов, но на девяносто девять да. Хотя, той весной, ты сказал, что думаешь о разводе.

–Значит думал. – со вздохом произнес Миша.

Они замолчали, обдумывая каждый свое. Может и так, может Саша и прав. Но голос где-то на подкорке сознания говорил о другом.

–Слушай, тебе нужно как-то развеется. Ты был в офисе?

–Нет.

–Не хочешь вернуться?

–Нет. Я так понимаю, ты теперь руководишь там всем?

–Ну, пытаюсь, по крайней мере.

–Пусть все так и остается, ты не против?

Сашка хмыкнул, в ответ. Ему хотелось как-то подбодрить его, показать, что идеальных браков не бывает.

–Знаешь, мы ведь с Энной тоже много пережили за год брака, ты конечно не помнишь этого, но. Короче я вел себя не очень хорошо, и ты, кстати, мне чуть не врезал однажды, за это. На правах старшего брата, так сказать.

–Да?

–Да, я ведь особо нигде не работал, понимаешь, у тебя агентство, у меня много друзей, да и от родителей осталось несколько квартир. Короче, я так, зарабатывал на сделках, знакомя тебя с интересными людьми, если можно так выразиться.

–Интересно, а что ты вообще делал? Где находил этих интересных мне людей?

–Ну, я по клубам постоянно шарился, даже арт директором одного был и… не важно в общем. Энна, она ведь другая, понимаешь? Ей эти клубы, встречи, пьянки нафиг не нужны. Но до аварии я не понимал этого. Только теперь, после комы, когда я работаю, как белый человек, не гуляю ночами, я понял, что должен был измениться раньше. А теперь… я не думаю, что она верит в то, что я изменился.

–А ты действительно поменялся? – Миша всмотрелся в друга, он заметил, как Саша на секунду отвел взгляд, как поудобнее сел на стуле, прежде чем ответить.

–Я стараюсь.

–За что я тебе чуть не врезал?

–Я изменил ей, через несколько месяцев после свадьбы, и она узнала.

Миша лишь поднял бровь, не понимая как можно было изменить ей?!

–Зачем?

–Ну, испугался, наверное.

–Чего?

–Того что рядом с ней я менялся. Становился более одомашненным, что ли? Мне казалось, что я выпадаю из привычной жизни. Не знаю.

Они замолчали, обдумывая каждый свое.

«Я могу понять, если бы Саша изменил Марине. Но Энне?! Да еще и после свадьбы. Может я все-таки врезал ему, да Сашка не признается? Как странно, ему повезло в жизни, и деньги и работа, и жена. Чего ему не хватает?»

– Так что не отчаивайся, идеальных семей не бывает. Но я многое понял за те пять месяцев. Я… мы с Мариной… понимаешь… Мы ведь каждый день готовились услышать худшее. Я многое понял, многое переосмыслил, думаю, она тоже – улыбнулся Сашка.

–Как Энна? – спросил Миша, чувствуя какую-то ответственность за нее.

Саша испугался этого вопроса. Всю жизнь он был честен с Мишей, но сказать правду сейчас было страшно. Казалось, что произнеси он эти слова, как они станут правдой.

–Плохо – Миша молчал, ожидая продолжения, и Сашка решился, так давно ему хотелось выговориться, – она стала чужой и замкнутой.

–Но она же помнит тебя.

–Помнит, но больше не чувствует.

–Это пройдет. Должно пройти.

–Вряд ли, мне кажется, что это конец, Миш.

–Не говори ерунды. Ей слишком много довелось пережить, нужно время.

–Нужно.

Они ехали молча, раздумывая о жизни, о будущем и прошлом. И каждому из них меньше всего хотелось ехать домой. Миша не мог больше видеть жену, а Саша наоборот хотел дать жене время отдохнуть от него.

–Саш, я бы хотел съездить на дачу.

–Зачем?

–Я хочу увидеть, где все произошло, может память вернется.

–Ты Марине говорил?

–Я не хочу ехать с ней. Если хочешь, скажи Энне.

–Знаешь, мы ведь всегда лето проводили там.

–Да?

–Мы уезжали из города в конце мая, и возвращались уже в самом конце августа.

–Традиции нарушать нельзя.

–Думаешь?

–А почему бы и нет?

–Я поговорю с Энной.

Телефонный звонок отвлек их. Саша вытащил из кармана телефон.

–Привет, как ты? Нормально все, с Мишкой встречались, сейчас домой едем, – он услышал, как глубоко вдохнул друг на этой фразе, – только сначала к нам заедем. Отлично! Скоро будем.

Положив телефон, он кинул взгляд на друга, рассматривавшего округу сквозь открытое окно.

–Не хочется домой?

–Абсолютно.

–Энна приготовила очередную вкуснятину. Поехали?

–Не помешаю?

–Шутишь что-ли?! Только не сообщай ей, что в Маке были, а то обидеться.

***

После комы, Миша не был нигде кроме своей квартиры. Больничная традиция каждодневного общения с Энной постепенно сошла на нет. Марина да и Саша хотели устроить праздник в честь их возвращения домой, но они с Энной были против. Прошел месяц, и вот он впервые посетил дом друга, место, которое раньше называл своим вторым домом. Энна встретила их в коридоре, такая же маленькая, но уже чуть поправилась. Она запекала что-то в духовке, и услышав этот запах сердце Миши больно кольнуло. Прошлое, далекое, но доброе пыталось выпрыгнуть из-за плотного заслона амнезии.

–Привет, – сказала Энна, впервые за месяц искренне радуясь. Вот чего ей хотелось, а она не понимала, ей просто нужно было увидеть Мишу, тех нескольких телефонных разговоров не хватало – как ты?

Она участливо взяла его за руку, и шокированные мурашки пробежали по их телам. Они так и стояли в коридоре, держась за руки, и смотря друг другу в глаза.

–Прости меня, – прошептал Миша, то, что творилось с ним из-за этого робкого дружеского жеста, наполнило душу смятением.

–За что?

–Если бы я не припарковал машину…

Энна не дала ему договорить, крепче сжав его ладонь, и положив вторую руку на его плечо.

–Послушай меня. Ты ни в чем не виноват! Запомнил?! Ни в чем! И я даже благодарна тебе за то, что ты припарковал машину именно там! Я ведь пробурчала, что не плохо было бы в тенечке! И послушай ты меня, мы бы сейчас не разговаривали!

–Да?

–Да!

Энна смотрела в его глаза, испытывая гнев на него, за то, что он казнит себя. «Так не должно быть! Он мучает себя!».

Когда Саша вышел в коридор, они продолжали держаться за руки и смотреть друг на друга. Он молча смотрел на их сплетенные руки, не желая понимать, не желая оценивать.

–Это не твоя вина! – громко и четко проговорила Энна, и еще раз сжав огромную ладонь, отпустила его, вернувшись на кухню.

Неловкость, повисшая в квартире, делала воздух похожим на кисель. Она с не поддающейся пониманию злостью доставала тарелки, и накрывала на стол. И даже не замечала, как потемнели глаза мужа, от увиденного, как неуютно ощущает себя Миша, сидя рядом с другом. Все что волновало ее в этот момент, это мужчина, винивший себя, загоняющий себя в угол. И это было ужасно. Ей хотелось наорать на него, успокоить, сделать все что угодно, лишь бы стереть это выражение затравленности с его лица.

–Что это такое? Пахнет вкусно! – Сашка попытался разрядить обстановку.

–Запеканка, я ее сегодня придумала, или может, вспомнила, не пойму. В общем, блюдо экспериментальное, так что не судите строго.

И отрезав по куску мужчинам, она осторожно раскладывала его на тарелки, обрывая тянущиеся нити расплавленного сыра.

–Вкусно! – обрадовался Саша.

Миша подтвердил, настороженно глядя на Энну.

–Мне кажется, я уже ел такое где-то.

–Да? – Энна удивилась не меньше – мне казалось, это я ее придумала.

–Здесь есть что-то не обычное. Не могу понять – Сашка задумчиво пережёвывал пытаясь распознать вкус. – раньше ты такое не готовила. Это точно.

–Корица и чеснок? – спросил Миша, внимательно следя за реакцией Энны.

–Да – прошептала она, чувствуя, как что-то бьется в ее голове, как пульсирует воспоминание, бьющееся в стену как птица в окно.

Они доели в тишине, не проронив ни звука. Миша доел первым, и удивив всех начал убирать со стола.

–Не надо, я сама, – прошептала Энна, от чего-то избегая его взгляда.

Он растерялся, казалось естественным помочь ей убрать, но Саша смотрел на него с тем же удивлением что и Марина, когда он мыл за собой посуду, или застилал постель.

–Я помочь хотел.

Мужчины уехали, еще не много посидев на кухне, Энна ушла, находясь в смятении, когда они сели рассматривать старые фотографии, Саша что-то рассказывал, они над чем-то смеялись.

Лишь в спальне, спрятавшись под легким пледом, она смогла успокоиться. Что-то произошло сегодня, необъяснимое и непонятное, но оно воскресило ее. Снова захотелось жить. Появились планы на будущее, на сердце улеглась безмятежность. Она так и заснула, наслаждаясь давно утерянным чувством сладкого покоя.