Текст книги "Всё, что нужно для счастья (СИ)"

Автор книги: Евгения Стасина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава 8

Мне кажется, добрая половина родни заявилась на церемонию, чтобы вдоволь нареветься. Словно молодожёны стоят не на пороге светлого будущего, а подписывают добровольное согласие на смертную казнь. Даже невеста ( вполне себе обычная и, согласно веяниям моды, худая, как вешалка), и та едва не свела на нет все старания визажиста, растирая влажное лицо ажурными перчатками.

Впрочем, так принято, верно? Это я сухарь, и там, где нормальные женщины плачут от счастья, не могу выдавить из себя ни слезинки. Недаром Вера закатывала глаза, глядя как я с улыбкой от уха подгоняла мрачную регистраторшу сворачивать официальную часть и поскорее переходить к поцелую. Я смеялась и отсчитывала про себя последние минуты незамужней жизни, а моя мама за нас двоих громко шмыгала носом, приговаривая, какая же я стала взрослая...

– Или вот ещё: Грег Валентино раскачал свой бицепс до семидесяти одного сантиметра в обхвате! – Лобанов. Боже, это отдельная тема для разговора! И где была моя голова, когда я соглашалась на такое соседство? Наверное, всё дело в магии слова "начальник", которое действует на всех дам безотказно! – Вам, вообще, интересно?

Пожалуй, я бы предпочла ещё минут сорок стоять на каблуках, то и дело пихая под нос Тамаре Александровне салфетку, но признаться в этом мне не даёт воспитание. И совсем немного страх... Потому что чёртов руководитель неизвестного мне предприятия на деле оказался непросто неказистым, а безобразно перекаченным "анаболиком", способным говорить только о себе подобных...

– Так вот, кожа не выдержала, и теперь его руки украшают безобразные шрамы. А ещё говорят, что женщины идут на жертвы ради красоты! Да мужчины, порою, проходят через настоящий ад, чтобы оставаться в форме.

– Ага, – соглашаюсь, ковыряя вилкой еду на тарелке, и благоразумно воздерживаюсь от щекочущей язык реплики: "Грег Валентино? Кто он, твою мать, такой?!". И так ведь понятно – ещё одна жертва стероидной пропаганды.

– Я ведь раньше тощий был, Василиса. Не поверите, до восемнадцати лет не умел плавать, видать, руки были совсем слабые. А сейчас, пощупайте, – я едва не давлюсь креветкой, а этот бесцеремонный Нарцисс, уже почти час насилующий мой мозг рассказами о правильном питании, хватает мою ладошку и заставляет коснуться крепкого плеча. – Ну, как, мощный?

Ещё и бровями играет, когда я неловко сжимаю пальцы на каменном бицепсе.

– То-то же. Свободного времени, конечно, у меня не так много, всё-таки должность ответственная, но бегаю я каждое утро. Турники, опять же, своё дело делают. А по выходным непременно спортзал. Вы, кстати, как относитесь к фитнесу?

– Положительно, – бурчу, а сама добавляю в тарелку ещё порцию какого-то неприлично жирного салата. Из вредности, наверное...

Чего он ко мне пристал? В радиусе трёх метров, конечно, одни пенсионерки, но если своими крепкими ногами он доберётся до шестого стола, будет ему счастье! Там четыре студентки (лет по двадцать, не больше) потягивают шампанское, почти не притрагиваясь к еде. Фигуристые, длинноногие, грудастые – мечта любого успешного мужика! А этот сидит как прикленный!

– Спортзал – это отдельный мир, Василиса! Моя стихия, так сказать, – ещё и пуговицу на пиджаке расстёгивает, заставляя не на шутку разволноваться, сможет ли ткань его рубашки и дальше сдерживать стальные мышцы груди. Мне же Тамара Александровна голову оторвёт, решит, что я этого Лобанова домогалась!

– Железо мой наркотик. Вижу результат и хочу большего...

Господи, может, к Соньке податься? Усесться рядом с шестью нарядными малышами и до глубокой ночи обсуждать с ними мультяшных героев? Потому что даже такая перспектива кажется мне более радужной, чем болтовня о спортивных снарядах и пользе скандинавской ходьбы! Где бог? Сегодня он явно занят: я год сторонилась мужчин и первым, кого посылает мне судьба, становится неповоротливый шкафоподобный амбал, с таким узким кругозором, что я даже о погоде заговорить не решаюсь – он точно растеряется.

Тепло улыбаюсь своему соседу и порываюсь встать, наплевав на его рассказ о грядущих соревнованиях по бодибилдингу, да так не вовремя замечаю мелькнувший среди гостей модный серый костюм в , что тут же опускаюсь обратно. Бывший муж! Ещё бы... Ему вот всегда везёт, он же знает, куда идти – держит курс прямиком к Сиренам! Нервно ёрзаю на стуле и, подперев кулачком подбородок, любуюсь трудолюбивым фотографом. Он что-то болтает, настраивая дорогую камеру, а эта великолепная четвёрка заливается смехом, принимаясь поправлять причёски. Гад! Интересно, комплементами осыпает? Иначе, чего они так оживились?

– Если хотите, присоединяйтесь ко мне в субботу! В моём районе отличный комплекс с бассейном, – да тут разве расслышишь, когда чёртов атлет всё время жужжит на ухо?

– Нет! – отрезаю грубо и, не глядя на удивлённого Лобанова, шлёпаю ему на тарелку какую-то закуску. Может, хоть на время замолкнет! – Поешьте, для мышечной массы самое-то.

Ну вот, Максим их снимает... И мне почему-то кажется, что брюнетку куда чаще остальных... Василиса! Вы же разошлись, какая тебе разница? С тобой тут мужик флиртует в какой-то странной извращённой манере, а ты на супруга пялишься! Бывшего! Совершенно свободного от обязательств, а со вчерашнего дня и вовсе, потерявшего последнюю надежду ещё разок затащить тебя в постель. Так с чего бы ему отказываться от женского внимания?

– Вкусно? – хмуро свожу брови на переносице и оставляю в покое серый костюм.

Так правильно. Не смотреть. Не думать. И, что даётся особенно трудно, не ревновать. Лучше вернуться к Лобанову, теперь добровольно рассматривая его плечи. И вправду крепкие, а что лицом не вышел, не так уж и страшно. Как его звать-то? То ли Илья, то ли Игорь...

– Не очень. Я майонез не люблю. Вредно.

– Этот ешьте, – нет, Иван. Точно Иван, как моего деда. Отодвигаю в сторону его тарелку и, наплевав на остальных, ставлю перед ним наполовину опустевший салатник с какой-то травой. – Сока хотите?

Я принимаюсь наполнять его стакан, а он блеет, что-то нечленораздельное... Господи, ладно с лицом беда, но на отсутствие мозгов глаза не закроешь. Лучше бы книги с библиотеки тягал, чем железо!

– А вам, наверное, вина? Пейте красное, оно в небольших количествах даже полезно...

Что делать? Буду пить... И, похоже, всё равно украдкой поглядывать на Некрасова. Его какая-то старушка пытается усадить на стул рядом с собой. Зачем-то по волосам трепет и уже щипает морщинистой рукой за щеку... Дамский угодник, твою мать! И ведь возраст для него не помеха, он даже королеву Елизавету при желании охмурит!

– Как вы смотрите на участие в конкурсе? Там вроде призы дают, – отвлекает меня от слежки мой горе-кавалер, дожевавший траву. – Если танцевать не заставят, у нас есть шанс победить. С физическими конкурсами я справлюсь...

– Кто бы сомневался, – выдыхаю, поднёсся к губам бокал, а он важно расправляет плечи. Павлин. Что же эта за фирма такая, где такие вот кадры занимают высокие должности? К чёрту. – Пошлите.

Всяко лучше, чем играть в шпионку! Тем более ведущий уже пытается заманить желающих в центр зала. Беру за руку своего громилу, и перекрикивая людей, привлекаю внимание тамады. Если уж отдыхать, то хотя бы весело... Как моя племянница. Она как раз бегает вокруг детского стола вместе с девчушками помладше. Важно поправляет рюши на своём любимом платье, и пользуясь тем, что, ни я, ни Максим за ней не следят, набивает щёки выпечкой...

– Туда, Василиса, – и я бы остановила её, правда, только обманувший мои ожидания Лобанов, уже по-свойски подталкивает меня своими ручищами прямо к ведущему... Дышит в затылок, что странно, ведь он на голову выше меня, и что-то рассказывает о студенческих годах. А я выразительно поглядываю на Максима – чего он ухмыляется? Думал, что только он пользуется популярностью среди гостей? Как бы не так! Поправляю тесное платье, норовящее сползти с груди (всё-таки потерянные килограммы дают о себе знать) и, перехватив инициативу, уверенно обхватываю мозолистую ладонь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Максим

Выплыла. Такие женщины, как Васёна, не ходят, они плывут, задрав свой красивый носик к самому потолку. Расправив плечи, неспешно вышагивают на тоненьких каблучках, и нанизывают свалившихся к их ногам мужчин на эти самые шпильки. Во мне до сих пор зияет дыра, очерченная отпечатком её подошвы... Отвернуться, что ли? Хотя бы попытаться сделать вид, что мне глубоко насрать с кем она проводит сегодняшний вечер.

– Сейчас танцевать начнут, – пихает меня в бок Вовкина бабушка и подливает в рюмку своей хвалёной самогонки. На берёзовых бруньках, и если верить изготовителю, никакая водка с ней не сравнится. А как по мне, так отрава редкостная. – Был бы жив дед, мы бы показали молодёжи, как нужно отдыхать! Правда, с моим радикулитом сильно не разгуляешься... А ты сходи! Весь вечер с этой дурацкой штуковиной носишься!

Сходи... Мысленно я уже бегу. Да что там! Добежал, кровожадно разделался со своим соперником и уже как минуту обнимаю любимую женщину. Ароматом её дышу, не позабытым, нет, незнакомым, потому что избавившись от моего кольца, она задалась целью спрятать подальше ту Василису, в которую мне хватило ума влюбиться. Теперь и пахнет она иначе, мучает волосы осветлителями и с завидным упорством жужжит мне на ухо, какой я козёл... а всё равно не перестаёт быть родной. Наверняка пытается оттолкнуть, а я лишь посмеиваюсь над её упрямством. Мысленно. А на деле сижу, больше не замечая, что от пойла Петровны мои мозги начинают работать медленнее – третья стопка подряд для меня перебор.

– Это штуковина стоит как поддержанная иномарка, – не глядя на свою собеседницу беру в руки зеркальный фотоаппарат и, повинуясь странной привычке снимать Васю всегда и везде, делаю пару кадров. – А без партнёрши мне на танцполе делать нечего.

– Велика беда! Глянь, сколько девок незамужних!

И вправду. Не была бы моя бывшая супруга так занята приглянувшимся ей качком, наверняка не упустила бы момента, чтобы в очередной раз задеть. И про Вишенки вспомнила, и про ещё один миллион женщин, по её мнению, побывавший в моей кровати. Словно они толпами выстраиваются в очередь и по щелчку пальцев срывают с себя одежду.

– Это, что ль, твоя бывшая? Мне Тамарка говорила, что она ничего, – баб Валя жмётся к моему плечу и смотрит в сторону новоиспечённой парочки, хрипло посмеиваясь. – Опять надула. Ну и трепло же Томка!

Господи, я эту старуху обожаю. С самого детства. Как лет в семь она отходила меня осиновым прутиком, за то, что я разбил нос её внуку, так и прикипел к ней. Извинялась она уж больно чудно – пихнула мне в карман олимпийки две бумажные десятки, и пнув под зад, велела потратить их вместе с Вовкой. Так я с ним и подружился – за пачкой жевательных сигарет. Помните же их?

– Не раскисай, Максимка, сколько их ещё будет! Ты парень видный, без внимания точно не останешься. Кстати, у нашей Мариночки же сестра есть! Чем чёрт не шутит? Попроси внучка моего, чтобы познакомил. Глядишь, и сюда переберёшься, а то в вашем захолустье житья нет!

А ведь семь лет назад, Новиковы всем семейным подрядом приехали из Столицы, чтобы Валентину Петровну едва ли не силой затолкать в семейный минивэн. И чего уж греха таить, даже я в стороне не остался, помогая погрузить её пожитки в багажник.

– Хоть эту свою забудешь... Как звать-то её?

– Василиса, – вздыхаю, как какой-то подросток над постером суперзвезды и, наконец, заставляю себя отвернуться.

Васёна с этим хлыщом на газете танцует, и раз в тридцать секунд идиот-ведущий командует сложить её пополам. А это о чём говорит? Правильно: если не отвлекусь, испорчу людям праздник мордобоем. Кому понравится видеть, как твоя жена трётся бёдрами о своего ухажёра? Тут о любом обещании позабудешь...

– Дура твоя, Василиса, если такого мужика упустила. Работящий, не пьющий, – наполняя мою рюмку до краёв, принимается перечислять мои заслуги, – не курящий... Кто ж от таких уходит? Ей бы моего Инокентия показать, вот бы она призадумалась! Я его трезвым за пятьдесят лет от силы неделю видела! И ничего, всю жизнь прожили.

А я вот не удержал. Видать, Инокентий Викторович, какой-то секрет знал...

– Или ты этот... – только подумать над этим мне не даёт захмелевшая Петровна. – Кобель поди?

А вот вам и истина...

– Ну, Максимка! И немудрено, что такая красавица от тебя сбежала! Видать, баба умная, раз не стала мириться с загулами! Эх, мало тебя в детстве родители драли!

Ну вот. Стопку у меня отбирают раньше, чем я успеваю опрокинуть её в себя. Ещё и со стула гонят, сердито махнув кулаком у самого носа. Вот вам и женская солидарность, мать её, в действие!  Встаю, случайно мазнув взглядом по поредевшим рядам подвыпивших танцоров, и с удивлением отмечаю, что Васи и след простыл. Продули, похоже. Ещё бы, с этим шкафом она была обречена на провал...

– Ну, как отдыхается? – опустившись на своё законное место, словно между делом интересуюсь у бывшей супруги, разглядывающей кусок торта на своей тарелке, и жадно хлебаю холодную минералку, желая перебить поселившуюся во рту горечь. – Нашла, что искала?

Как она там говорила? "Нормального мужчину, за которым мне не придётся следить!". Будто я в эти рамки не вписывался! Может, своей холостяцкой жизни я и должен стыдиться, но в браке был человеком слова: сказал люблю, значит, так тому и быть. Только, похоже, сказал неубедительно, раз Васёна с таким упорством тащила нашу семью к дубовой двери городского загса...

Устраиваюсь поудобнее на казённом стуле и, откинувшись на спинку, внимательно смотрю на её раскрасневшиеся щёки. А она губу кусает, демонстративно пялясь на молодожёнов.

– Язык проглотила? Мне казалось, мы вчера всё решили. Всё, я сдаюсь. Больше никаких шуточек, только разговоры по существу, – поднимаю руки, демонстрируя ей полную капитуляцию, а она всё так же настойчиво отказывается говорить.

Как знает. От этого рано или поздно устаёшь. Биться в закрытые двери, прекрасно осознавая, что по ту сторону тебя хотят видеть больше всего на свете, но ключ ни за что не провёрнут. Она хотела уйти – я её отпустил. С третьего раза понял, что именно этим всё и кончится, так к чему затягивать её мучения? И если теперь она решила, что и приятелями нам не быть – я перечить не стану...

– А тебе то что? Может, и нашла, – я хочу приступить к еде, а моя бывшая жена, развернувшись вполоборота, зло прожигает меня глазами. – Солидный, успешный, подтянутый. Не чета тебе!

– Почему это не чета? Вовкина бабушка уверяет, что я очень даже ничего, – пусть и не настолько одержим идей сделать из своего живота доску для стирки, но и дрыщом не назовёшь. – А вот тебе не мешало бы быть избирательней. Твой атлет уже кого-то клеит.

Или просто проповедует ЗОЖ, а чтобы информация лучше усваивалась его собеседницей, периодически касается её руки. И это прекрасно! Новиков бы меня не простил, испорть я его свадьбу неминуемой стычкой.

– Мне не привыкать. Козлов тянет ко мне как магнитом.

– Ты опять? Давай сегодня сделаем исключение? Вон, жуй торт, – аппетитный, с красными ягодами в бисквитных прослойках. Сонька уплетает его за обе щеки, не обращая внимания на других ребят, копошащихся под ритмичную композицию у детского стола... Слушайте, она ведь и вправду на меня похожа. Когда сидит вот так, ковыряясь вилкой в приторном десерте. Нос мой, и, кажется, лоб... Ей же можно есть торт?

– Вась, у Сони же не будет запора от одного кусочка? – обеспокоенно нахмурившись, обращаюсь к бывшей супруге, неспешно потягивающей вино. Это же нейтральная тема верно? Ага, лишний раз подтверждающая, что я хренов бабник...

– Отцовские чувства проснулись? – наверно, поэтому Вася так ехидно ухмыляется? Чёртовы Вишенки... – Не знаю. Но минут пять назад она жадно жевала сдобную булочку. Если бы ты тратил меньше времени на флирт со студентками, мог бы это заметить.

Флирт... Всё-таки, госпожу Некрасову ничто не изменит – она во всём будет искать подвох, приписывая мне несуществующие достижения. Провожаю взглядом подошедшего к ней бугая, прямо сейчас усаживающего на своё место, и не остаюсь в долгу: мы с ней вместе в этом увязли.

– Я хотя бы работал, а вот ты могла бы и уделить девочке две минуты.

Тётка, как-никак. Опять же женщина: сколько бы она ни вешала окружающим лапшу на уши, уверяя, что материнский инстинкт и она вещи несовместимые, я-то уж знаю, как обстоят дела на самом деле. И что к девочке она прикипела, пусть и старается убедить себя в обратном. Чёртова дурость – легче заставить себя поверить, что тебе этого не нужно, чем жить с осознанием, что как бы ты не билась, желаемого всё равно не получишь.

– Я уделила ей две недели. Этого мало? – Вася нервно бросает вилку на стол, а её отважный рыцарь уже с подозрением косится на меня...

– Василиса, у вас проблемы?

– А если так, вы способны их решить? – не щадит и его, пригвождая к месту сверкающими глазами. – Спасибо, Ваня. Всё хорошо. Ешьте свой торт, с ним я сама разберусь.

Вилкой заколет или огреет бутылкой по голове. С неё станется – ведь пусть мы и развелись, но ревновать друг друга так и не разучились. Интересно, сможем когда-нибудь? Лет через десять, к примеру, когда случайно столкнёмся на выходе из кафе или у какого-нибудь супермаркета? Потому что верится в это с трудом.

Хмыкаю, вальяжно расположившись на стуле, и несколько минут любуюсь её профилем. Ладони зудят, призывая меня коснуться её плеча, но прежде чем я отрываю руку от колена, женщина вскидывает голову, так и не донеся до рта очередной кусочек свадебного пирога. Испуганно мечется взглядом по залу и с шумом отодвинув стул, шепчет побелевшими губами:

– Клубника...

Причём здесь, на хрен...

– Сонька! – реву на весь зал и мчусь вслед за своей перепуганной супругой.

Все хотят детей. Возможно, на разных этапах жизни, но рано или поздно, каждого посещает мысль о продолжении рода. Я одно время тоже мечтал. О сыне. Стандартный набор желаний: водить его на футбол, мазать разбитые коленки зелёнкой, учить держать удар и гордиться, когда он вырастит порядочным человеком. Наверно, в этом и состоит вся странность нашего бытия: когда ты перестаёшь о чём-то думать, тебе преподносят неожиданный подарок...

Сонька таращит на нас с Васей серо-зелёные глаза и даже не замечает, как кусок насаженного на вилку бисквита падает аккурат на её пышную юбку. Бледно-розовую, как говорит моя бывшая жена, пудровую. Испуганная, с лёгким румянцем на скулах и приоткрытыми от удивления губами, эта девочка даже на сотую долю процента не осознаёт, какой ужас заставила нас пережить.

В последний раз нечто подобное я испытывал в прошлом июле, когда мертвецки пьяный сидел на диванчике в своём ателье, вздрагивая от звуков рыданий любимой супруги. В тот момент уже окончательно потерянной для меня, ведь есть вещи, которые в мгновение ока затмевают собой миллион хороших поступков. Она плакала в голос, я же рыдал душой: нет ничего ужаснее, чем сдаться в шаге от победы.

Я тяжело дышу и наверняка выгляжу странно, намертво вцепившись в отобранную у ребёнка тарелку, а Василиса лихорадочно бегает глазами по столпившимся у стола гостям.

– Что ж вы за дураки?! О таком предупреждать нужно! А если б отёк Квинке? Кто вам только ребёнка доверил? – музыку выключили, и суровый голос женщины лет пятидесяти, стремительно надвигающейся на нас с другого конца зала, ревёт в ушах, мгновенно достигая цели – мы оплошали. Забыли о девочке, зато не упустили момента, чтобы в очередной раз друг друга уколоть. – Чего столпились? Празднуйте! Здесь вам не цирк!

Она расталкивает локтями полупьяных гостей и когда с первыми аккордами танцевальной композиции всё вокруг приходит в движение, опускается на корточки рядом с Соней. Касается рукой её подбородка, внимательно осматривает щёки, не оставляя без внимания и не прикрытых платьем рук.

– Ела клубнику? – спрашивает куда мягче, и не даёт малышке отвернуться? – Только не ври.

– Нет...

– В тортике, Сонь. Ты же видела ягодки? – теперь и Вася включается в этот допрос. Не слишком-то прилично, теснит плечом то ли врача, то ли не понаслышке знакомую с аллергией даму, и, припав губами к детским пальчикам, тепло улыбается. – Может, ты не поняла, что это клубника и съела парочку?

Девочка, задумчиво хмурит лоб, и ровно двадцать секунд, пока она не торопится отвечать, я взываю к милости Богов: "Пусть скажет нет!". Ведь я ужасно боюсь того, что может произойти. Даже сыпь на щеках и та пугает меня до чёртиков. Тут ведь неважно, соврала ли нам Вера: Сонька человек! Маленький, совершенно беспомощный в этом большом и жестоком мире, и, кроме нас, защитить её некому. А я, вместо того, чтобы беречь, подверг её опасности, не догадавшись проверить меню. Тут соки рекой льются, а я слежу лишь за похождениями бывшей супруги!

– Ну вроде одну... – слышу испуганный тоненький голосок и опускаю глаза на тарелку, которую продолжаю держать в похолодевших руках. Кусок, конечно, огромный, но ей, похоже, больше пришёлся по вкусу крем. И к нашему счастью, он белый.

– Тёть Вась, – я ставлю посуду на стол и сажусь на соседний стул, а Соня виновато втягивает голову в плечи. – Пап, вы меня ругать будете ? Он просто вкусный такой...

Ну вот, шмыгает носом. Раньше считал, что не выношу женских слёз, а стоит крупной горошине пересечь пылающую детскую щёчку, жалею, что матерится в приличном обществе не принято. Это ведь мы недоглядели, разве честно, что весь удар она берёт на себя она?

– Нет, Сонь, – пододвигаюсь ближе и неуверенно касаюсь хрупкого плеча, накрывая ладонью три ряда кружевных рюш. Ощущения странные, а если учесть, что я стараюсь держать между нами дистанцию, это добровольное нарушение границ даётся мне нелегко. Позволяю своему сердцу, немного выровнять ритм, и уже куда уверенней привлекаю девочку к собственной груди. А она и рада: перебирается ко мне на колени и утыкается сопливым носом в дорогую ткань пиджака...

– Ты не виновата. Это нас с твоим папой нужной ругать, – я глажу девочку по спине, а Васёна поправляет съехавшую с её макушки заколку. Произносит эти слова и смотрит на меня. Выразительно так, впервые после развода долго не отводя взгляда в сторону. Не будь я так сосредоточен на собственных переживаниях, наверняка без труда прочёл бы каждую её мысль.

– Родители, называется! У вас хоть антигистаминные препараты есть? – женщина, выпрямляется на ногах, обутых в высоченные каблуки, и, заприметив на подносе с фруктами пару опасных ягод, без зазрения совести складывает их в чью-то пустую чашку из-под чая. – Чего молчите?

А что сказать? По части медикаментов у нас Вася ответственная... И прямо сейчас временно исполняющая обязанности Сонькиного педиатра, опускает голову, скрывая лицо за завитыми в спиральки прядями.

– Есть, – и слава богу, что она сидит спиной к строгой даме в темно-красном брючном костюме... – В чемодане. Дома.

– Дома! Да вы что творите?! Мамаша называется! Лицо намалевать не забыла, а о ребёнке побеспокоится времени нет? Да это первое, что вы должны положить в свою сумку при выходе из дома!

Вот нам очередное правило в копилку с ценной информацией по воспитанию детей. Я вымученно вздыхаю, предчувствуя надвигающуюся бурю, а Сонька вскидывает голову, испуганно ойкая, когда злая до чёртиков Вася оборачивается к отчитавшей её гостье:

– Вы, вообще, кто? – дышит тяжело, сдерживаемая лишь присутствием десятка довольных ребятишек, но расправить плечи не забывает. – И каково чёрта со мной так говорите?

– Я? Я, милочка, терапевт с тридцатилетним стажем. Ещё и мать двоих прекрасных дочерей. И даже не будь я медиком, мне бы хватило ума держать под рукой нужные препараты, имейся у ребёнка аллергия!

Зря она так... Хотя, может, за год Васёна хотя бы немного обуздала свой буйный нрав? Я-то ладно, её издёвки заслужил, а вот к окружающим она вполне могла стать терпимей...

– Видите, как вам повезло, – и, похоже, так оно и есть. На крик не срывается, а если что и выдаёт в ней угрозу, так это стальные нотки в голосе. – Я вот не такая умная. И на минуточку, я ей не мамаша...

– Ну, мачеха. Какая разница? Что, если тебе не родная можно здоровьем её рисковать? Ещё женщина называется! На, – терапевт роется в сумочке и, отыскав блистер с каким-то лекарством, пихает его в Васькину руку. – Супрастин. Другого не держу. Полтаблеточки дай, хуже точно не будет. А вы, – смотрит теперь на меня, зло сощурив и без того узкие как щёлки глаза, – за дочкой лучше следите. Если вашей подруге до неё дела нет. Угробите ребёнка, потом вовек себе не простите.

Отлично. Даже посторонние люди и те переживают за Соньку больше, чем её предполагаемый отец... Да я даже на эту поездку согласился, лишь бы провести время с Васей! Чтобы как раньше, слушать её болтовню, видеть, как она над чем-то смеётся, убедиться, что пусть мы и не вместе, но какая-то связь между нами до сих пор существует. А она существует, я её чувствую. Любовь, привычка, влечение – обзовите, как угодно, но вряд ли есть в этом мире что-то сильнее, чем моя тяга к красивой женщине в синем вечернем платье.

– Она нас как школьников...

– Ага, – соглашаюсь, всё так же удерживая на руках ребёнка, и стоит красному костюму смешаться с гостями, лично инспектирую бледную детскую кожу. Вроде чисто. И дай бог, чтобы такой она и оставалась. – Таблетку давай. И Вась, она определённо права. Отныне нам нужно быть внимательней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Потому что в отличие от бывшей супруги я не верю в хороший исход этого путешествия. Реалист, мать его. Вера точно не сидит дома, пересматривая мелодрамы с ведёрком попкорна, пока мы колесим по бездорожью с её адресом на мятом клочке бумаги. Ведь если в случае с Соней моя интуиция молчит, с её матерью мне всё ясно – она дала дёру.

– Как скажешь. И нам с ней, наверное, лучше домой пойти. Новиковы ведь не будут против? – Василиса протягивает племяннице стакан воды и опускает на крохотную ладошку половинку горькой пилюли. – Попросишь у них ключ?

Даже больше – я провожу. Работа сделана, и одному мне здесь точно не место. Киваю, ставя девочку на ноги, и велю им ждать меня в фойе. На сегодня приключений хватит: сногсшибательное Васино платье, хренов анаболик, пускающий слюни на мою жену и чёртова клубника. Это, знаете ли, выматывает, а мне силы понадобятся завтра. Когда буду утешать Васю, осознавшую, что так просто она до своей сестры не доберётся...

Василиса

Дом у Верки – этажей пятнадцать, не меньше. Старенький, с замазанными трещинами на углах, и разукрашенными серой краской автомобильными покрышками, имитирующими клумбы в палисаднике. Мрачненько, если учесть, что небо заволокли тучи и с самого утра зарядил мелкий дождь. Противная морось, словно пыль, висит в воздухе и заставляет ёжиться, прячась под деревянным грибком на детской площадке. Я в тепло хочу, ведь меня ощутимо знобит от сырости и волнения.

Зато Сонька довольна. Она восторженно вскрикнула, когда мы проезжали парк, припала к окну, признав в двухэтажном здании детский сад, и теперь светится, как лампочка ватт на сто двадцать, покачиваясь на проржавевших качелях. Они ей тоже знакомы, поэтому вскарабкивалась на них с опаской – доски на сидушке держатся на честном слове.

– Нам туда, – Максим указывает большим пальцем себе за спину и открывает дверь, позволяя псу забраться на заднее сиденье. Запереть решил, а ведь терьер к нему проникся... – Шестой подъезд. И на нём, Васён, домофон.

Да хоть десять навесных замков! Неужели решил, что это меня остановит? Не дождётся! Отряхиваю щиколотки, перемазанные песком, и не слишком-то женственно стряхнув грязь с кое-как отмытых после парома кроссовок, ступаю на серый асфальт. Если понадобится, я по пожарной лестнице заберусь. Она же здесь есть?

– Соседям позвоним, кто-нибудь обязательно откроет, – произношу уверенно и командую Соньке поторопиться: у нас судьба решается. Если всё сложится удачно (Вера откроет дверь, а я сдержусь и не придушу её за такую подлянку) она минут через пять воссоединится с родительницей. Я выдохну, а Максим, наконец, пообщается с женщиной, на мгновенье мелькнувшей в его бурной молодости, зато навеки поселившейся в настоящем и будущем, и уже по всем правилам пройдёт этот злополучный тест. Заодно и оплатит Соньке приём у хорошего аллерголога – судя по району, живёт моя сестрица небогато.

Всё, отставить демагогию, пора бы и к действиям переходить! Делаю глубокий вдох, скрещиваю пальчики наудачу и бодро вышагиваю к заветной двери. А где-то позади, мой бывший муж возится с неугомонным ребёнком, намертво вцепившимся в поручни скрипучих качелей. Ничего, пусть помучается. Я вот, вообще, всю ночь глаз не смыкала: то следила за Сонькиным дыханием, то представляла, как на чём свет стоит ругаю её мамашу. Грубо, местами безжалостно хлестая её отборным матом, да только кто посмеет меня обвинить в чрезмерной жестокости?

– Кто? – слышу хриплый голос, сочащийся из динамика, и бросаю первое, что приходит на ум:

– Почта.

Вуаля! Вроде Столица, куча аферистов снуёт по улицам, а открывают мне без лишних вопросов. Может, конечно, в окно поглядывают, но ведь не бросятся же прогонят? Держу дверь ногой, нетерпеливо фыркая на Некрасова, что тащит малышку, закинув проказницу на плечо, и стоит этой семейке прошмыгнуть внутрь, аккуратно её прикрываю. Это консьержка меня воспитала – она терпеть не может, когда жильцы хлопают металлической дверью.

Итак. Подъезд так себе. Почтовые ящики висят набекрень, некоторые настежь распахнутые. Кот – облезлый, со странно обрубленными ушами (видать, зимой отморозил) – неприветливо шипит из-под лестницы, а стоит дверям старой кабинки разойтись, ещё и запах мочи в нос бьёт. Надеюсь, крыс здесь не водится? А то немудрено, ведь порванных набитых пакетов у мусоропровода валяется немало...

– Ну и атмосферка... Уверена, что нам стоило брать Соню с собой? – прикинув в голове, на каком этаже находится нужная нам квартира, Максим жмёт на кнопку с еле различимой отметкой "12". – Тамара Александровна бы посидела...

– Ага, с похмелья. И, вообще, там гулянье в самом разгаре. А Вера, – обнимаю себя руками, стараясь не задевать изрисованных стен, – приличная женщина. Вот увидишь.

А то наверняка нафантазировал, я ж его знаю. И комнату мрачную, и пустые бутылки, и сигаретный дым столбом... Кукушка – это про неё, а вот что живёт в бардаке я ни в жизнь не поверю. Мы же росли вместе, и в отличие от меня в её шкафу всегда царил порядок. Как и на туалетном столике, письменном столе и ящике с нашими куклами. А если и это не аргумент, взгляните на девочку – вещи опрятные, по детским меркам даже модные, игрушки не замусоленные, а на шее серебряная цепочка с крестиком. Разве у алкашей такие дети бывают?