Текст книги "Всё, что нужно для счастья (СИ)"

Автор книги: Евгения Стасина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Отлично, теперь я должна плавиться на солнце, пока моя неизвестно чем занимающаяся сестра пренебрегает своими материнскими обязанностями. Ещё и терпеть присутствие бывшего мужа, тем для разговоров с которым у нас, кажется, осталось не так уж и много. Только и знаем, что обсуждать девчонку, да моего терьера, минут двадцать назад оцарапавшего кожу на спинке пассажирского сиденья. Интересно, к концу нашего путешествия мне предъявят счёт?

– Это невыносимо. Ещё час и я умру от перегрева.

– Чая горячего выпей, – а вот водитель словно и не замечает, что температура в салоне с каждой минутой всё больше приближается к запредельной отметке. Ещё и термос суёт мне в руку, всерьёз веря, что я захочу давиться кипятком.

– Пей, в жару горячий самое-то. И мы почти добрались до места, так что потерпи ещё полчаса. Но если совсем невмоготу, раздевайся, я совершенно не против, – он потешается, а я закатываю глаза.

– Это самый нелепый развод Некрасов. Ты теряешь хватку.

– Я просто не старался. Да и чего я там не видел?

Многого... К примеру, татуировки на левом боку больше нет. Я её не пощадила – Максим изменил мне, а я убрала с тела клеймо, четыре года красующееся где-то под сердцем. И бельё... Я же на время прекратила поиски своего суженного, так что привычных для бывшего мужа кружев давно не ношу. Так давно, что любимые им белые комплекты наверняка пожелтели, заброшенные вглубь бельевого комода. Господи, да я и впрямь близка к званию старой девы! Кошка, собака и хлопок, обтянувший бледную задницу...

– Можно вопрос? – я мрачнею от всплывшего в мозгу откровения, а когда-то любимый мной мужчина, взирает на меня из-под солнечных очков, съехавших с макушки на переносицу. Чего это он так загадочно на меня таращится?

– Валяй, всё равно ведь не отстанешь, – тем более что тишина мне порядком поднадоела. Выпрямляюсь на кресле, готовая к любой пошлости, которую может родить воспалённый Некрасовский мозг, а он объезжает выбоину на асфальте и заставляет меня задохнуться:

– Ты уже нашла мне замену?

Вот оно! Не прошло и недели, как он вдруг сообразил, что я, вообще-то, женщина в самом расцвете сил!

– А тебе-то что?

– Ну, как... Мы ведь не чужие. Я переживаю, свяжешься не пойми с кем...

– Ну, да, это я могу. С одним даже пять лет прожила, – бросаю ехидно, теперь всерьёз жалея, что превратила себя в затворницу, и старательно ухожу от ответа. – Не твоё дело, ясно? Я же в твою постель не лезу.

–А зря, для тебя в ней всегда найдётся место. Почётное, Вась...

– Как мило, – улыбаюсь и словно ребёнка тискаю его за щёку. – Но я, пожалуй, откажусь. Не хочу наступать на одни и те же грабли дважды.

У меня и так шишка размером с куриное яйцо. Что же, ждать когда я ими голову размозжу? Нет уж, увольте.

– Хочешь, Некрасова, – Макс перехватывает мою ладошку и, словно имеет на это право, переплетает мои пальцы со своими. Поглаживает, развалившись на водительском кресле, и ослепляет меня белозубой улыбкой. – Иначе не села бы в машину.

Мои пальцы огнём горят, а лицо пылает праведным гневом:

– Немного ты на себя берёшь? – руку одёргиваю и грубо возвращаю ему термос, до сих пор лежащий на моих коленях. – Если бы не Соня, я бы к тебе не пришла. Да я о тебе уже думать забыла, ясно?

– Ясно, – кивает серьёзно, но через мгновение вновь растягивает губы в улыбке. – И пса назвала в мою честь, чтобы гонять его по квартире.

Ну вот! Не дурак же!

– Только и тут вышла накладка: сколько пар твоей обуви он уже сгрыз?

– Три...

– Видишь? А ты всё равно с него пылинки сдуваешь.

– Господи, ещё скажи, что причина моей к нему любви в его кличке.

– Отчасти, – кивает, а я глаза пучу: ну не дурак ли? Взрослый мужик, а несёт такой бред!

Отворачиваюсь к окну, не желая продолжать этот странный диалог, и безо всякого интереса слежу за мелькающими за стеклом домами. Похоже, мы въехали в город.

– Ты меня любишь, Вася, – сказал, как отрезал, и даже мой возмущённый вздох его не смущает. – И хотя бы себе не ври, свидетельство о разводе ничего не меняет.

Ну и самомнение... Все эти его модельки виноваты – заглядывают ему в рот и сбрасывают платья по первому зову! Только вот незадача, я не они.

Расправляю плечи, стягиваю кроссовки и забираюсь с ногами на сиденье, прекрасно зная, что он этого жуть как не любит. Ни фантиков от шоколадных батончиков, ни песка, который непременно нужно стряхнуть прежде, чем залезть в салон его внедорожника. Чёртова неженка.

– Нет, не люблю. Но если тебе нравится думать, что весь этот год я только и делала, что рыдала в подушку – удачи. Тяжело же, наверно, осознавать что тебя забыли.

По себе знаю, он ведь наверняка недолго страдал. И то, если и переживал, то об этой тачке, на которой я оставила корявенькую прощальную записку. Её подрихтовали и всё: будто не было Василисы Некрасовой в его жизни.

Вновь устремляюсь глазами к ржавым вывескам над магазинами, и мысленно пополняю список обзывательств, который за этот год заметно подрос. Отныне он ещё и напыщенный индюк. Самовлюблённый павлин, чей хвост не мешало бы немного пообщипать. Может, мне этим заняться, пока он не решил, что всю эту историю я выдумала специально, чтобы вернуть себе когда-то брошенного мужа? Соньку у сестры одолжила и спиртовым маркером нарисовала на её плече незатейливое родимое пятнышко?

– А знаешь, – спустя пять минут тишины, во время которой я боролось с желанием съездить по этой наглой морде Сонькиным рюкзаком, Некрасов тормозит у какого-то здания. – Я даже рад, что твоя сестра исчезла.

– Это ещё почему? – оглядываю улицу и спускаю ноги, с трудом попадая ими в кроссовки.

– Ну, как... Так пришлось бы повод искать, чтоб увидеться, а тут целая неделя в твоём обществе.

Он что, решил меня добить? Сначала заявляет, что я по нему сохну, теперь вот зачем-то и сам прикидывается влюблённым... Вон как смотрит, словно хочет до самой души добраться!

– Ого, – наигранно хватаюсь за сердце, но стоит мужчине проследить за моей рукой взглядом, поспешно тянусь за олимпийкой. – Похоже, это ты влюблён по уши, раз искал встречи!

– Может, и влюблён, – выдаёт серьёзно, а у меня смех в горле застревает. Кто же так шутит? – И в отличие от тебя я не стесняюсь в этом признаваться. Сонька!

Макс поворачивается назад и аккуратно дёргает девочку за рукав футболки, а я всё никак не могу отдышаться: что за игру он затеял? Вжимаюсь в спинку, опасаясь, что ненароком задену его плечо и, пользуясь остановкой, спешно открываю окно. Лучше пропахший бензином и шавермой воздух, чем аромат его геля для душа. Как девочка, ей-богу! Подумаешь, ляпнул... Чего теперь бледнеть?

– Зачем мы здесь остановились? – когда он вместе с дочерью и моим псом ступает на тротуар, я всё же беру себя в руки. Не сидеть же одной, пока они неизвестно где шатаются!

– Привал. Пообедаем, потом снимем номер.

– Номер? – или сидеть? Ведь эта странная ухмылка на мужских губах меня пугает до чёртиков...

– Ну да. Я в машине ночевать не хочу, – мужчина открывает багажник, и достаёт наши сумки. А я за его спиной топчусь, растерянно следя за его действиями. Какого чёрта?

– Ты рехнулся? Мы ехали от силы часа три! Такими темпами мы и к сентябрю до Москвы не доедем!

Уж он так точно! Потому что я рано или поздно сорвусь и прибью его и за эти шуточки, и за природное обаяние, сопротивляться которому уж слишком энергозатратно!

– Паром в шесть утра, Вась, так что всё равно придётся переночевать. Но если хочешь, оставайся в машине, – он бросает мне ключи и как ни в чём не бывало идёт за руку с моей племянницей к дверям дешёвой гостиницы...

– Тёть Вась, только мы Макса с собой возьмём! Ему в машине неудобно будет.

Отлично! Пинаю колесо, и даже бровью не веду, когда синяя Тойота протяжно стонет, вынуждая своего хозяина обернуться. То-то же, я знаю, как ударить побольнее.

– Обязательно отыгрываться на машине? – он перехватывает отфутболенный ему брелок, а я забираю Сонину руку, вынуждая её немного прибавить шагу. У меня два вопроса: какого хрена мы приехали сюда за сутки до чёртового парома, и почему мой предатель-терьер застывает у столба, отказываясь идти до тех пор, пока нагруженный сумками Некрасов нас не догоняет?

– Я говорил, что ты в гневе ты безумно красива? – он подстраивается под мои шаги, и периодически поправляя лямку спортивной сумки, любуется моим профилем.

– Нет.

– Всё логично, потому что это не так, Васёна! Шустрее, – выхватывает у меня поводок и первым касается дверной ручки, жестом приглашая нас пройти внутрь. Это будет незабываемая поездка. Ужасная незабываемая поездка, которую мне хочется свернуть прямо сейчас, когда замерев у дешёвого стола из дсп, мой бывший муж вежливо переговаривается с администраторов, а его горячая ладонь касается моей талии в каком-то собственническом жесте. Потому что администратор – бородатый кавказец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Итак, выводы я делаю неутешительные: к тому, что на протяжении нескольких дней Максим Некрасов будет мельтешить у меня перед глазами, я, оказывается, морально не готова. На часах лишь начало четвёртого, а мне уже кусок в горло не лезет, ведь рядом, в паре сантиметров от меня довольный бывший муж уминает отбивную.

– Всё-таки это подло, – резюмирую, никак не смирившись с его проделкой, и без всякого энтузиазма принимаюсь жевать лист салата. – Мы могли выехать вечером, а вместо этого притащились в эту дыру, чтобы застрять здесь на сутки.

– Дыру, – мужчина неодобрительно хмыкает на мой снобизм, и ворует из моей тарелки кусочек огурца. – Не пробовала относиться к ситуации проще? Представь, что у нас медовый месяц и ...

– Упаси, боже! Только медового месяца с тобой, да ещё и у чёрта на куличках, мне не хватало! И вообще, если уж притащил нас сюда, мог бы хотя бы гостиницу поприличней выбрать!

А то гостиница для этого места слишком громкое название. Семь номеров и небольшая столовая в закутке, где людям приходится перемещаться бочком, чтобы не задеть соседние стулья. Хорошо хоть стол шведский! Только вот повариха так себе, ведь судя по представленным блюдам, она немногим талантливее меня...

– Ну простите, других здесь нет. Зато архитектура красивая. Я, кстати, собираюсь прогуляться, поснимать... Не хотите составить компанию?

– Да!

–Нет, – отрезаю, стерев улыбку с детского лица, и тут же ругаю себя за свою резкость. Что я за тётка? Девочка всю жизнь ждала встречи с отцом, а я не даю ей воспользоваться ситуацией и насладиться его обществом! Вот сколько прогулок он ей задолжал? Правильно, пару тысяч, не меньше! А долги отдавать нужно.

– Соню с собой возьми. И пса, – пихаю ногой прибалдевшего под столом терьера, и он тут же вскидывает морду, принимаясь беспокойно озираться по сторонам. – Тем более что вы с ним спелись. Чёртов предатель!

С осуждением гляжу в собачьи глаза, надув щёки от обиды, и бросаю на пол кусочек сыра.

– Ладно. Тогда доедай, – Некрасов вытирает руки салфеткой, пододвигая тарелку с пловом поближе к ребёнку, и, потянувшись, выпрямляется на ногах. – А я пока камеру возьму.

Уходит он торопливо. Мгновение, и уже скрывается за белой дверью, в центре которой красуется объявление, что посуду за собой нужно убирать самостоятельно. Господи, куда я попала? Единственное, за что этому отелю можно присвоить хотя бы одну звезду – хозяин, с широкими плечами, чёрными, как ночь, глазами, и бородой, которую он то и дело поглаживает, расправляясь с запоздалым обедом за соседним столом.Потирает подбородок и косится на меня, неспешно перемалывая белющими зубами шашлык... Интересно, женат? Иначе я его супруге не завидую – такой ни одной юбки не пропустит!

– Что невкусно? – кивает на мой Цезарь, в котором гренки размокли наверняка ещё несколько часов назад, и откидывается на спинку, расправляя футболку на плоском животе. Это он так флиртует? Потому что хоть убейте, но я забыла, как это делается!

– На редкость гадостная вещь. Вашего повара нужно гнать взашей, оливки в Цезаре это извращение.

– Авторская кухня, – кавказец улыбается, а я даже на это неспособна. Просто пожимаю плечом и решаюсь запить мудрёный рецепт пакетированным чаем. И Сонька не отстаёт: хватает стакан с компотом двумя руками и опустошает его в один присест, аж щёки краснеют от такой скорости.

– Не торопись, – она закашливается, а я вытираю её подбородок, перемазанный наверняка невкусным пловом. Поправляю хвостик на её макушке и качаю головой, когда она с улыбкой от уха до уха принимается хрустеть шоколадными шариками. Их ведь ей можно? Я ни черта в детском меню не смыслю, так что в случае чего, пусть Максим винит себя за очередной Сонькин запор.

– Дочка ваша? – хозяин этого клоповника шашлык уже приговорил и теперь следит за моими манипуляциями с Сонькиной футболкой – она её маслом заляпала, а я, отыскав в сумке пачку влажных салфеток, отчаянно пытаюсь оттереть пятно от жёлтой материи. Краснею, отчего-то смущаясь такого пристального внимания к своей персоне, и даже собираюсь солгать... Да только в ушах так и звенит: "Ты меня любишь, Вася!". Разве прав? Ни на грамм! Я его ненавижу. Ещё вчера казалось, оттаяла, а сегодня села в проклятую машину и осознала – не прощу. Не после всех его шуточек о чувствах, после которых у меня ещё минут десять подкашивались коленки.

– Племянница, – выпрямляюсь и, подперев подбородок ладошкой, всё-таки решаюсь на улыбку. Это всего лишь беседа, причём ни к чему меня не обязывающая. Надо ведь во всём плюсы искать? Так вот: мои знания о болтовне с противоположным полом необходимо освежить. Тем более что восточный мужчина проявляет ко мне интерес впервые в жизни. Одногруппник Рашид не в счёт – это было на первом курсе, и единственное, что хоть немного намекало на его горячую кровь – имя, да карие глаза.

– В отпуск с мужем едите или насовсем к нам?

– Проездом. И он мне не...

– Что-то вы долго, – только хочу и от Максима откреститься, а он уже тут как тут. Серьёзный такой, мрачный, загораживает собой любопытного администратора и принимается складывать посуду на поднос. Аж тошнит, до чего правильный: и салфетки скомканные сложил, и мои приборы забрал, и Сонькин стул задвинул, когда она подскочила на ноги, намереваясь отправиться с ним на съёмки. И к лучшему. Хоть отдохну немного...

– Чего сидишь? Пошли.

– Куда? – в непонимании таращусь на бывшего мужа, уже снимающего со спинки мою олимпийку, и ещё больше округляю глаза, когда он берёт меня под локоть и помогает подняться. Я же уже отказалась, чего прилип как пиявка?

– С нами. Я передумал тебя оставлять, – выразительно так смотрит кавказцу в глаза и то ли неосознанно, то ли вполне себе преднамеренно, угрожающе разминает шею. Как боксёр, осталось только ещё кулаками друг об друга ударить и броситься в бой.

– Что значит передумал? Я, вообще-то, не маленькая, за пару часов ничего со мной не случится, – не Верка же! В туалет зажиматься с бородачом точно не побегу.

– Вась, не зли. Давай на выход, хочу успеть пока солнце не село.

Ясно. Вот вам ещё один аргумент, чтобы держаться подальше от бывших мужей: сколько бы лет ни прошло, собственник в них умирает очень медленно, и даже в семьдесят он заскрипит вставной челюстью, заметив вас в компании бодрого пенсионера... Улыбаюсь на прощанье приветливому незнакомцу и послушно бреду на выход. А за мной пёс, даже уши сложил, чего я за ним прежде не наблюдала.

– И? Куда едем? В поле? Смотреть, как фермеры пасут баранов? Или на местный рынок, снимать прилавки с помятыми овощами? Это ведь дыра, Макс, что здесь можно снимать?

– Церковь. Увидишь, поймёшь, – он галантно открывает для меня дверь синего внедорожника, а когда я устраиваюсь на нагретой палящим солнцем коже, склоняется к моему уху, чтобы Соня его угроз не услышала:

– В комнате запру, если ещё раз увижу в компании с этим боровом.

– Смотри какой! Окстись, – щёлкаю ремнём, и упрямо вздёргиваю подбородок, – мы в разводе.

– Но фамилию ты носишь мою. А для меня этого достаточно.

Гад. Я бы сменила, честно. Только в девичестве я Мухина. Кто-то скажет, что ничего страшного в этом нет, а я до одиннадцатого класса для всех была Мухой. Даже в университете поначалу не сразу на собственное имя стала отзываться. Да и документы... Уж лучше и дальше оставаться Некрасовой, чем высиживать километровые очереди во всевозможных инстанциях.

Тем более что к фамилии прилагается приятный бонус: его ревность мне всё же льстит. Настолько, что следующие пару часов я только и делаю, что закусываю губу, стараясь прогнать с лица улыбку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 5

Желающих поскорее убраться из этого богом забытого городка не так и уж мало. Два большегруза и десять легковушек... Интересно, мы, вообще, поместимся на этот крохотный паром?

– Не речка, а какая-то лужа, – хмурая Сонька недовольно супит брови и морщит доставшийся ей от отца нос. Конечно, мы её подняли в половине пятого утра, как тут не продемонстрировать умело скрываемые грани своего характера?

– Согласна, – я задумчиво вглядываюсь в даль, цепляясь взором за верхушки деревьев на том берегу реки, и устало вздыхаю. – Могли бы и мост построить.

Чтобы людям, не пришлось куковать в третьесортной гостинице, в номере которой, к моему ужасу, стояла только одна кровать. И как тут заснуть, когда Некрасов будто специально расстелил одеяло на полу аккурат напротив меня? Чтобы я всю ночь вертелась, борясь с дурацким желанием понаблюдать за ним спящим? А там есть на что полюбоваться, поверьте. Один обнажённый торс чего стоит...

– Чего вы такие кислые? Сонь, когда ещё по реке прокатишься? – а вот и очередь моего ночного наваждения подошла вклиниться в нашу беседу ! – Через полчаса уже будем на той стороне.

– А я не хочу по реке кататься! Я хочу мультики смотреть! Тётя Вася, можно я ваш телефон возьму и пока в машине посижу?

– Боюсь, не выйдет Сонь, – наша очередь подошла.

Некрасов садится за руль, сконцентрировав своё внимание на молоденьком парнишке, что уже машет рукой, пятясь к барже, а мы с ребёнком отходим к кустам, силой утягивая за поводок разыгравшегося пса.

Вот уж кто действительно рад такому раннему пробуждению! Кувыркается по песку и, с корнями вырывая траву, принимается её пережёвывать, игнорируя мою неубедительную команду: "Плюнь". И не мудрено, невыспавшаяся и взволнованная предстоящим "круизом" напугать терьера Макса я могу разве что бледным лицом. Я же говорила, что воды боюсь? Если нет, знайте – трусиха из меня вышла знатная. Искупаться на мелководье, это я запросто, а все эти паромы, теплоходы, катера и прочие водные монстры явно не для меня – трясти начинает. И ведь Некрасов об этом прекрасно знает! Может, поэтому ходит такой довольный всё утро: завтрак нам с Сонькой принёс, бодрый, будто на часах далеко за полдень, напевал себе что-то под нос, минут двадцать плескаясь в душе, пока я нервно размазывала по лицу штукатурку. Я даже дважды кисточку от туши уронила, когда доморощенный эстрадный артист, фальшиво брал высокие ноты...

– А мы что без папы поедем? На лодке? – Соня отвлекает меня от размышлений, дёргая за край свитера, и испуганно пялится на едва не увязшую в грязи синюю Тойоту. – Почему нам в машину нельзя?

– Правила такие, техника безопасности, – мать её. Я уже продрогла до костей, впору и самой приниматься скакать по берегу вместе с собакой. И на кой чёрт надела шорты? – Сейчас все машины погрузят, и мы с тобой к папе пойдём.

– Ну ладно... Тёть Вась, а почему мы не на самолёте летим?

– В смысле?

– Ну на папином, у него же есть, – она забавно трясёт ладошкой, словно понять не может, почему взрослые такие несообразительные, а я рот открываю – действительно! Для неё же он лётчик!

– Потому что на машине ехать дольше. Ты же хочешь больше времени провести с папой? – она кивает, а я краем глаза улавливаю приближающего к нам пилота.

От ветра полы его фланелевой клетчатой рубашки расходятся, а тонкая серая футболка облепляет грудь, как вторая кожа. Нужно было супруга поуродливей выбирать, тогда бы после нанесённой им мне обиды и болезненного развода, я бы точно смотрела на него с отвращением. А так... Дуры мы, бабы!

– Замёрзли? Я вам чай несу, – он салютует термосом, а я недовольно морщусь: если у Верки никаких проблем нет, и её письмо очередная байка, можете не сомневаться – я с неё три шкуры спущу! – Через минут десять отправляемся.

Отлично. Надеюсь, мне этого времени хватит, чтобы привести нервы в порядок. Ещё бы Некрасов перестал пялиться на мои ноги...

– Хана твоим кроссовкам, Васёна.

– Это ещё почему? – немного остудив чай для Сони и вручив ей наполовину наполненный стаканчик, теперь и сама опускаю глаза вниз. Белые, с ярко-жёлтой полоской по контуру подошвы и такими же яркими шнурками.

– Так грязно же. Вон, – кивает на свои перемазанные грязью Нью Балансы и чтобы не сомневалась, что и меня ждёт такая же участь, добавляет, – я на машине еле заехал.

Господи... Час от часу не легче!

– Хотя, если попросишь, я тебя на руках занесу, – Макс мне улыбается, а я вымученно вздыхаю в голос. Он опять за старое? Вроде и кавказца-администратора рядом нет, а все корчит из себя заботливого супруга. Нет уж, лучше обувь на помойку выкину, но прикоснуться к себе не позволю. Вдруг понравится, и потом всю неделю буду мечтать только об одном – вновь оказаться на этой переправе, чтобы уткнуться носом в ямку на его шее, пока он тащит меня через песочную кашу?

– Спасибо, обойдусь. Тем более что они старые, – целый месяц ношу, и дай бог, чтобы грязь отмылась. Я пять тысяч за них отдала, а для штатного сотрудника загибающейся газетёнки, ещё и недавно купившего себе квартиру, это, между прочим, приличные деньги! – Вон, Соньку неси, она точно не откажется.

– Да! Я хочу! На спине, можно?

– Можно, – отвечает ей, а сам на меня смотрит, насмешливо выгибая бровь. Правда, недолго, ведь последнее авто уже погрузили и теперь сонные путешественники стройным рядком тащат свои задницы на паром. – Прыгай тогда.

– А чай?

– Потом допьёшь. Тётя Вася тебе ещё остудит.

Кто бы сомневался. Забираю у малышки термос, торопливо закручиваю крышку и, с трудом поспевая за бодро шагающей троицей – а мой пёс теперь только и делает, что тенью следует по пятам за своим тёзкой – мчусь взглянуть в глаза своему страха. Двум страхам, потому что и тут Макс прав – хана моим кроссовкам. Зря, может, от помощи отказалась? Сонька вон, чистенькая, стоит на барже и машет мне рукой, чтобы поторапливалась.

– Давай, Васён, быстрее, – и папа её не отстаёт. Руки в карманы джинсов сунул и теперь с интересом следит, как я скачу, словно заяц, стараясь добраться до них с наименьшими потерями. Хоть бы доски какие кинули! Подошва вязнет в тёмной жиже, и чтобы оторвать её от раскисшей земли, приходится приложить усилие. – Ещё непоздно попросить о помощи...

– Не дождёшься! Я без тебя справлюсь, понял? – осталось-то метра два. Сейчас сделаю последний рывок и...

– Вася! – и шмякнусь на задницу, а мой бывший муж возведёт глаза к небесам, упрекая Вселенную за создание такой неуклюжей упёртой женщины!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я замёрзла. Я грязная. Я злая. Зато попутчики приободрились и теперь по очереди косятся в нашу сторону, может и скрывая улыбки, зато с головой выдавая себя озорными смешинками в глазах.

– Спокойно стой, – Некрасову, кстати, не мешало бы с них пример взять, а то от его довольной рожи можно ослепнуть. Ещё бы! Ему же выпала почётная миссия оттирать с моих ляжек толстый слой рыжей глины. А его хлебом не корми, дай помять бабские телеса! – Сонь, давай ещё.

Ну, семейка! Прямо спецотряд: одна торопливо подцепляет из пачки влажную салфетку, другой с усердием водит ей по голой коже, а стоит ей прийти в негодность, возвращает обратно ребёнку. И вновь все их действия повторяются по кругу.

Как же грустно... До слёз обидно, что теперь я осталась не только без любимой обуви, но и единственные шорты испортила! А вместе с ними джемпер – нежно персиковый, кашемировый... Из-за Некрасова всё, ведь если распутать клубок причинно-следственных связей, у самого истока стоит он – красивый, самовлюблённый и вечно бросающийся крепкой грудью на амбразуру. "Васёна, давай подвезу?", "Васена, давай накормлю?", "Васёна, прыгай ко мне на руки!" – да тут любая на моём месте зубами заскрипит!

– Ноги раздвинь, – слышу и удивлённо хлопаю глазами.

– Давай уже, – а теперь ещё и громкое "ой" повисает в воздухе, заглушаемое жужжанием чужих голосов и на износ работающих двигателей! Какого чёрта он меня щупает?

– Ты что делаешь? – свожу бедра, зажимая горячую мужскую ладонь, скользнувшую по внутренней стороне бедра, и с пылающими щеками взираю на виновника своей горячки. А у меня определённо горячка! И стыдно, и так знакомо приятно... Хоть в воду прыгай, чтоб перестать пылать!

– Песок стираю, Вась. У тебя весь зад грязный. Не удивлюсь, если песчинки даже в трусы попали.

– А вот трусы трогать не надо! И, вообще, – отбираю салфетку, отпихивая от себя такого помощничка, и самостоятельно смахиваю остатки береговой грязи, – дальше я сама. Лучше скажи, где мне переодеться? Ты же меня в таком виде в машину не пустишь.

– Не пущу, – Максим кивает, в миллионный раз за это утро демонстрируя ряд ровных белых зубов, и, задумчиво почесав лоб, машет рукой в сторону берега. – В кустах переоденешься, а я, так и быть, покараулю.

– Как в кустах? Здесь, что туалета нет? – пугаюсь такой перспективы, ведь караулить меня нужно как раз от него, и, позабыв об ответственности перед матушкой-природой, отправляю грязную салфетку за борт. Что за посудина такая? Мотористы что нужду в реку справляют?

– Есть, но для пассажиров не предусмотрен. Мы уже через пару минут причалим, так что потерпишь.

Конечно, ему-то легко говорить. Ёжусь, зябко потирая голые плечи (ведь мой изувеченный свитер теперь валяется в багажнике), и слабо улыбаюсь Соньке – она как раз глядит на меня, хлопая пушистыми ресницами. Счастливая, в мятной ветровке, сочно-красных штанишках и в тоненькой шапочке, сдерживающей густые волосы, которые с удовольствием подхватил бы ветер. А мои торчат в разные стороны, довершая собой неряшливый образ. Я бы от горячей ванны не отказалась. От очень горячей, чтоб даже зеркало запотело.

– Иди сюда, – Некрасов подходит сзади и, не оставляя ни единого шанса на спасение, накидывает на меня свою толстовку, которую только что достал с водительского сиденья. Сам тянет бегунок вверх, сам собирает в кучу мои запутанные лохмы и, чтобы точно не околела, прячет мою блондинистую макушку под капюшоном. – Что с тобой делать-то, Вась?

– Ничего... – блею, когда меня разворачивают, позволяя вновь полюбоваться водной гладью, и забываю как надо дышать, ощущая спиной жар мужского тела. Нельзя мне с ним обниматься, только руки словно тиски, при всём желании не отцепишь.

– Грейся, – он забирается пальцами под мою кофту, а я пихаю его локтем, ведь пусть и плыву от такой близости быстрее, чем этот чёртов паром, но давать ему очередной повод для насмешки не хочу.

– Тогда руки не распускай!

– Я же в отопительных целях!

– В отопительных, – хмыкаю, ведь ладошки у него и вправду горячие, – и скажи теперь, что ты не идиот.

– Идиот, но в этом ты виновата. Духи сменила, что ли? – опаляет своим дыханием мою шею, и не дожидаясь ответа, резюмирует:

– Предыдущие мне нравились больше.

А я поэтому и выбросила дорогой флакончик, подобрав парфюм, от которого в первое время даже голова кружилась. Ядрёный, цветочный, пусть и не из дешёвых, зато полная противоположность моим Версаче. А чего добилась? Вещи, духи, волосы – сколько ни меняй, содержание-то останется прежним. И судя по куда-то спешащему в груди сердцу, в каждой строчке фигурирует только одно имя...

– Макс, – цежу сквозь зубы, когда мой обогреватель возобновляет исследование на ощупь хорошо знакомой ему "территории", и прямо грязной подошвой наступаю на его и без того перемазанный ботинок. – Хватит уже. Мне до вечера душ не светит, а ты меня тут ощупываешь... Ещё неизвестно, на ком твои руки успели побывать!

– Опять за старое! Ладно! – отходит на шаг назад и поднимает ладони вверх, закрепляя тем самым свою капитуляцию. А я опять говорю "привет" рою надоедливых колючих мурашек. Он хоть и потаскун, зато тёплый... – Бери вещи из багажника. Сонь, пса отвяжи, только держи крепко, сейчас с тётей Васей на берег пойдёшь.

Командир. Малышка несколько раз наматывает на руку красный поводок, а я хватаю из сумки первое, на что падает взгляд. Отлично, дальше я буду путешествовать в джинсах. Надеюсь, не сварюсь. Погода с утра не радует, но кто знает, что будет в обед?

Через три минуты мы с племянницей и странно присмиревшим псом оказываемся на твёрдой земле. Такой же грязной, как та, что присохла к шортам, но в этот раз я от помощи бывшего мужа не отказываюсь. Урок усвоила, а потому, от греха подальше, не дышу, пока он перепрыгивает со мной на руках разбитую колею. Ставит на ноги и возвращается за Сонькой, а совсем скоро ещё и внедорожник свой у кустов паркует.

– Ну, куда пойдём? Предлагаю туда, – он тычет пальцем в сторону густой растительности метрах в пяти от нас, и придерживает дверь для дочки, неуклюже пробирающейся в салон машины. А стоит собаке, чьи лапы ничуть не чище нашей обуви, вознамериться прыгнуть за ней, тут же хлопает дверцей.

– Я как-нибудь без провожатых. А ты лучше псу лапы помой, – стираю с его лица улыбку и пихаю ему собачье полотенце. – Вытри только, а то пока до машины добежит, вновь перемажется.

– Почему я?

– Потому ты у нас чистоплюй. Так что за дело! – салютую ему, даже не оборачиваясь, и, прижав к груди чистую стопку одежды, забираюсь в зелёные заросли.

Дай бог, чтобы никто не додумался здесь прогуляться. Я девочка взрослая и далеко не скромница, но кому попало демонстрировать чёрное хлопковое бельё не готова. И уж тем более Максиму. Не после того, как едва не свалилась замертво в его объятьях. В родных объятиях, надо сказать, ведь тело тут же привычно откликнулось... Не пОшло, с истомой внизу живота, и дрожью в кончиках пальцев, а с какой-то звериной тоской, молчаливо обливаясь слезами, по незабытым ласкам. Я лебедь и, потеряв его, готова сигануть вниз, а он мартовский кот, который будет скакать по крышам, зазывая соседских британок.

С трудом влезаю ногой в узкую штанину, опиревшись на сухую тощую берёзу, и отчаянно прислушиваюсь к окружающим звукам: речники вовсю матерятся на неопытного водителя, севшего в кашу и теперь отчаянно буксующего колёсами, кто-то уже врубил магнитолу и собирается отчаливать, а кто-то... Хрустит ветками, и с каждым мгновением этот хруст нарастает!