Текст книги "Всё, что нужно для счастья (СИ)"
Автор книги: Евгения Стасина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
– Вместе?
– Вместе. Наберём сладкой ваты и будем снимать всё подряд. А пока тётю слушайся, – Максим неловко касается волос на её макушке и немного хмурится, когда девчонка утирает свой нос его же футболкой. – И, главное, первой не пробуй её стряпню. Если куриный суп тётя Вася освоила, это ещё не значит, что уже можно терять бдительность.
– Гад, – шиплю беззлобно и, чмокнув терьера, вновь занимаю место рядом с Соней.
Даже не верится, что одни остаёмся... Пусть мне уже не так страшно, как в день нашего с ней знакомства, но ответственность, возложенная на мои плечи, сегодня ощущается особенно остро. Стоит подумать, что через минуту он сядет за руль и умчится восвояси, даже на тридцатиградусной жаре, хочется натянуть на плечи свитер. Желательно, из натуральной шерсти, потому что пальцы у меня ледяные.
– Справишься? – Некрасов смотрит прямо на меня, а мне от его вопроса ещё страшнее... Вдруг нет? Суп, после которого мы не просто выжили, но и остались вполне довольными, конечно, хорошо, но это лишь капля в океане... В огромном, глубоком океане, в котором я преспокойненько пойду ко дну, немного побарахтавшись на поверхности... Нет уж! Рано отчаиваться, верно?
– А если скажу нет, останешься? – интересуюсь прежде, чем успеваю подумать, и тут же закусываю губу. Знаю же, что не сможет: на кону его репутация, зарабатываемая годами, и рушить карьеру только лишь потому, что я сдрейфила, Некрасов точно не станет. Да он скорее Соньку с собой заберёт, чем поставит на карту собственное будущее!
Насмешливо выгибаю бровь, морально готовая к его ответу, а стоит мужчине заговорить, вся моё напускное веселье летит к чертям:
– А ты скажи и узнаёшь.
Ещё и улыбается! Вертит в руках брелок, не отводя взора от моих удивлённых глаз, и ждёт. Только чего ждёт, непонятно. Не думает же он, что я и впрямь начну умолять его нас не бросать?
– Пожалуй, неделя, не такой большой срок. И мы неплохо ладим, да, Сонь? – первой заканчиваю играть в гляделки и, притянув к себе ребёнка, машу рукой на сверкающий внедорожник. – Катись уже, я её не съем.
Племянница, всё-таки. А ради родни можно и попотеть.
– Пса береги, – бросаю напоследок, когда Некрасов открывает водительскую дверь, и тоскливо вздыхаю, проводив взглядом, хвостатого путешественника. Хоть бы обернулся на прощанье, я же хозяйка. Так нет же, запрыгнул на сиденье, плюхнулся на брюхо, вытянув лапы, и преспокойненько задремал. Может, всё дело в имени? Оно же у него предательское...
– А если тигры опять в Африку убегут, и тебе придётся лететь их спасать, оставь Макса с моим котом. Их добрая тётенька будет кормить, – встревает малышка, по-взрослому задирая нос, и берет меня за руку, заставляя опомниться и перестать пялиться на терьера. – Пока, пап!
– Сильно не гони, – бросаю на автомате, и прежде чем он увидит красные пятна смущения на моей коже, разворачиваюсь на пятках.
Господи, я ему раньше так говорила... Вот так же, провожала его на улице в командировку, а потом всю ночь не спала, гадая, добрался ли он до соседнего городка, чтобы там отснять чей-то праздник.
– Не буду! Я помню, что со мной твоя собака! Вась! – он высовывается из окна, призывая меня остановиться, и даёт понять, что выбора у меня нет, давя на клаксон. – Звони, ладно? Я и сам могу, но ты же номер сменила.
А надо было сменить страну. Тогда бы не увязла по самое горло в этой истории. Коротко киваю, пропуская вперёд его ребёнка ,и, услышав скрип шип, позволяю себе маленькую слабость – оборачиваюсь, твердя про себя, что дело вовсе не в нём, и ещё несколько секунд гляжу на удаляющийся внедорожник.
– Тёть Вась, сейчас мультик начнётся.
Точно. И смотреть его будет куда веселее, чем пялится вдаль, гоняя по кругу одну-единственную мысль: "Что теперь делать?"
Глава 12
Сотни людей разводятся ежедневно. Разочаровываются друг в друге, перестают любить, не находят общих тем для разговоров. Рвут, связывающие их узы, и, погоревав, идут дальше. Мне же кажется, я только что вышла из загса. Будто и не было этого года...
Вновь с тоской оглядываюсь по сторонам, не находя ни единой вещи Некрасова, ведь он сложил их в небольшой чемодан и забрал с собой, и усевшись на расправленный диван, пихаю Соньку плечом.
– Что делать будем?
Третьи сутки пошли. Из достижений – я освоила новый рецепт. Заменила вермишель в супе на рис, и хотя бы немного разнообразила наш рацион. Ребёнок ест с аппетитом, а это о чём-то да говорит.
– Играть? – а вот по части досуга не преуспела. Впрочем, как и Сонька: она тянется за своим рюкзаком, высыпает содержимое на постель, и немного посомневавшись, останавливается на барби. – На, вы будете Кеном. А это наш малыш. Её зовут Челси.
Отлично. Будто мне в реальной жизни игры в дочки-матери мало! Но делать нечего, потому и беру симпатичного паренька в ярко-красной клетчатой рубашке. Вспомнить бы ещё, как это делается! Что-то же говорить нужно... А в голове ни одной мысли.
– Хотя я играть не хочу! Может, на улицу пойдём? К маме, например? Вдруг ей разрешат выйти? Можно опять с ней в парке погулять, или бутербродов отнести. Она любит. С колбасой.
Девочка бросает пластмассовую растрёпанную блондинку в кучу мелких игрушек и, глубоко вздохнув, признаётся:
– Мне скучно, тёть Вась. Вдруг папа больше никогда не вернётся?
Вот тебе и на... Удивлённо хлопаю ресницами, разглядывая приунывшую девчушку, и делаю то, что получается у меня лучше всего – открываю рот, но тут же благоразумно прикусываю язык. Это ведь малыш, пусть и до школы каких-то полтора года. А значит, прежде чем что-то ответить, не мешает хорошенько подумать.
– С чего бы это? Он же обещал тебе сладкую вату, значит, так и будет, – а если ничего умного придумать не удаётся, то и это сойдёт. Главное, говорить убедительно, а в таком деле мне равных нет. Себя вот в чём угодно за секунду смогу убедить.
– А может он меня обманул? – только Сонька что-то не поддаётся. Упрямо вздёргивает подбородок, складывает руки на груди, и зло отбрасывает на пол красавчика-Кена. Будто одного того, что он мальчишка, достаточно, чтобы злиться и на него.
– Папа? Ты что, Сонь, взрослые никогда не обманывают!
– Обманывают! – теперь и остальные игрушки на пол летят.
Задумчиво любуюсь кукольной семьёй, разбежавшейся по комнате кто куда, и с трудом сглотнув ком в горле, вновь нахожу глазами ребёнка.
Странная она сегодня. Да и вчера. Как вернулась от своей подружки, куда я отправила её, чтобы навестить Веру, так и ходит загадочная. Всё на меня поглядывает, от мультиков не отказывается, но вряд ли следит за сюжетом... И если ещё с утра я думала, что всё дело в отъезде Некрасова, то здесь и сейчас понимаю, я была лишь процентов на двадцать близка к истине. Подумаешь папа, который пять лет не принимал никакого участия в её жизни... Она, может, и привязалась, но не настолько, чтобы теперь рыдать, в истерике, собственноручно ломая свои богатства – одни фигурки животных, что сейчас закатились под диван, о многом говорят. Она же над ними всегда тряслась!
– Это что ещё за новости? – обнимаю её за плечи, и сама поражаясь, что продолжаю сидеть, совсем не испугавшись настроя ребёнка, а племянница упорно хранит молчание. – Кто тебе такую глупость сказал?
– Люда.
Ясно теперь откуда ноги растут. Сбрасываю домашние тапочки с ног и залезаю на диван, устраиваясь в позе лотоса аккурат напротив неё. Ладошки её беру, делаю глубокий вдох и приступаю к допросу:
– И что тебе Люда сказала?
– Это секрет.
Но, видать, следователь из меня никакой. Может, конфету предложить? Хотя в случае с Сонькой лучше уж сдобную булку. Она их страсть как любит, ведь балуют её ими нечасто. Я так и вовсе хлеб покупать боюсь, до сих пор содрогаясь от воспоминаний о том вечере, когда наглаживала её раздутый живот.
– Секрет... Маленькая, а уже и секреты свои есть, – ворчу себе под нос, совсем не переживая быть услышанной, и, растянув губы в добродушной улыбке, касаюсь пальцами её подбородка. – Но мне же можно рассказать? Я же теперь тоже твой друг. И тайны хранить умею.
– Вы что, тёть Вась. Вы не друг, вы мамина сестра!
– Ей сестра, а тебе друг. Я с тобой вон целыми днями в игрушки играю, разве это не значит, что мы команда? Давай, Сонь, колись. Я обожаю тайны.
– Правда?
– Конечно. И никому никогда не расскажу. Зуб даю.
И дай бог, чтобы жизнь меня за это враньё не наказала. Ведь правды ещё не знаю, а уже понимаю, что в случае чего всё выложу Верке. Она уж знает, как поступить.
– Ладно... Люда говорит, что моя мама никакой не врач, – Соня переходит на шёпот, а я напрочь забываю обо всём, о чём думала ещё секунду назад. Ведь это и не секрет вовсе! Для всех, кроме Соньки, это жестокая реальность, которая как можно дольше должна была не омрачать её счастливое детство. По-своему счастливое, ведь все мы именно это и делали – берегли её счастье. Верка интуитивно, доверяя инстинктам, а мы с Максимом наобум, мало что понимая в этих вопросах. Но ведь справлялись? И надо же было Людочке всё испортить!
– Она слышала, как тётя Оксана кому-то говорила, что моя мама болеет. И в больнице она не лечит людей! Это её лечат. Вот.
Допрыгались. Недаром люди говорят, что всё тайное рано или поздно становится явным. Ещё бы не поленились и напечатали памятку, как стоит себя вести, если ребёнок случайно узнаёт о заговоре. Извиняться? Или с пеной у рта доказывать, что у её подружки слишком богатая фантазия?
– Болеет, Сонь, – я предпочитаю врать дальше. – Простыла немного. А в больницу легла, чтобы тебя не заразить.
– И что, мне к ней даже на минуточку зайти нельзя?
– Не-а, – мотаю головой, а она обиженно дует губы. – Там столько микробов... Зато её врач обещал, что на днях маму выпишет. Устроим ей праздник?
– Какой? Торт испечём? Ой, тёть Вась, а вы печь умеете?
– Сомневаюсь, – корчу грустную мину, а про себя думаю: "Да я более чем уверена, что даже блины, и те испорчу". Смотрю, как искорка зажёгшегося в ней азарта тут же меркнет, так и не разгоревшись в гигантское пламя, и торопливо ищу выход из ситуации:
– Зато твой папа говорил, что здесь рядом есть неплохая столовая. Кто знает, может, там и пирожные продают?
Запомните важное правило: прежде, чем что-то пообещать ребёнку, подумайте хотя бы пару минут! Я вот погорячилась, и как результат – холостяцкая берлога незнакомого мне моряка теперь больше похожа на небольшой торговый киоск, где самым ходовым товаром являются воздушные шарики. Разные: жёлтые, красные, белые, даже парочка розовых с совсем неуместной надписью "с юбилеем" болтаются везде, где только можно. Несколько даже к люстре привязали. И как только мебель ещё не взлетела к потолку, с таким-то количеством цветастых "парашютов"?
– Ну вы, девоньки, даёте, – Вера ошалелым взором инспектирует наше временное пристанище, и всё поглаживает прилипшую к ней Соньку по спине. Нежно так, по-матерински, что мне и самой внезапно хочется стать маленькой и вернуться в далёкое детство, где из забот только наша с Верой борьба за любимую куклу. Вот так же забраться к маме на колени, обнять её крепко-крепко за шею, и наслаждаться теплом родных ладоней, от прикосновений которых улыбка сама собой расцветает на лице. Наверное, Соню теперь и не оторвёшь. Только и остаётся, что с завистью любоваться этой парочкой, ведь мне ничего подобного уже никогда не испытать.
Опускаюсь на диван, кивая на виновницу такого масштабного празднества, и не сдержавшись, нервно хихикаю:
– Штук двадцать я ещё лопнула. Ну, как? Сумели мы тебя удивить?
– Не то слово! Ты даже с роддома меня так не встречала!
Ещё бы. Ведь прирождённая оформительница залов в то время ещё не умела говорить. Покрякивала, туго обмотанная фланелевой пелёнкой, и явно не понимала, какого чёрта люди заглядывают в одеяльце, при этом сияя как начищенные медные пятаки.
– Вась, поезд завтра, и куда мы это богатство денем?
– С собой заберём, – вот и к Соньке дар речи вернулся. Наконец, перестаёт душить мать в объятиях, и, спрыгнув на пол, принимается кружиться, то и дело подбрасывая в воздух усеявшие пол шары.
– Нас в вагон не пустят...
– Пустят! Ну, тёть Вась, вы даёте, мы же их сдуем! Я их в свой рюкзак положу, а мама мои игрушки понесёт!
Вон оно как. Ничего-то я, оказывается, не понимаю. Смеюсь, когда мне в лоб прилетает зелёный невесомый снаряд, и, завалившись на постель, с облегчением выдыхаю. Я спасена! Даже отчёт о проделанной работе сдавать не нужно. Результат же налицо: ребёнок счастлив (хотя тут в Верке дело, Соня её с самого утра в окно выглядывала), чист, опрятно одет, и даже какой-никакой, а бантик красуется на голове. Он, конечно, съехал с макушки, ведь заставить племянницу постоять на месте хотя бы минуту не так-то просто, но получается у меня уже лучше. С теми, что я соорудила на её голове перед встречей с тогда ещё не подозревающим о её существовании папашей, уж точно не сравнится. Может, теперь к косам переходить? Хотя, чего это я? Пусть Вера пытается обуздать эту копну, у неё опыта больше.
– И мы же ещё торт купили! Сначала хотели пирожные, я даже целую кучу перепробовала, чтобы лучшие выбрать, – племянница улыбается, а сестра недобро хмурит брови, демонстрируя мне кулак, – но тут в магазине такой торт красивый был! В общем, будем с ним чай пить! Мам, я у тебя даже цветочки из крема забирать не буду. Ты же, наверное, голодная, в больнице ведь не вкусно кормят.
В случае с Верой – химией, да сухарями, чтобы хотя бы немного притупить тошноту. Как считаете, стоит ей мой суп предложить? Блюдо, конечно, не ресторанное, но явно нехудшая альтернатива больничным похлёбкам. Приподнимаюсь на локтях и тут же озвучиваю свою идею, да только женщина, сейчас устало разминающая шею, отрицательно качает головой.
– Суп... Тётя Вася, разве ж это еда? Лучше конфеты маме предложите. И чай. Я, кстати, тоже буду.
Отлично.
– Командирша, – не так сурово, как минутой ранее сделала это её мать, хмурю лоб, но вот уже покорно встаю, без лишних слов ретируясь на кухню. А где-то за моей спиной надо мной без всяких стеснений хихикают в два голоса. Вот что значит кровные узы. Им даже переговариваться не приходится, они понимают друг друга без слов.
Включаю плиту, водружаю чайник на конфорку и не тороплюсь возвращаться, на каком-то интуитивном уровне понимая, что им хочется побыть наедине. Мне бы определённо хотелось, а зная, как сестра любит Соню, не удивлюсь, если обниматься они будут целый час.
Кстати, мне стоит Некрасову позвонить? С тех пор как он уехал, я набрать его номер так и не решилась, а тут вроде как повод есть. Он же наверняка переживает? За Соньку, за Веру, да даже за эту халупу, в конце концов. На его месте любой бы нервничал – я же та ещё хозяйка, а с расценками на столичную недвижимость, Максим просто обязан потерять сон. Спалю к чертям собачьим эту крохотную однушку, а добродушный моряк возьмёт моего бывшего мужа в пожизненное рабство.
– Чисто-то как, – или я уже исправляюсь?
Поворачиваюсь к сестре, не забывая покоситься на чайник, который вот-вот засвистит на плите, и беспечно пожимаю плечами, мол, делов-то. А саму гордость переполняет – кухня блестит. И даже неважно, что я так расстаралась впервые в жизни. Всё-таки, Вера только из хосписа выписалась. А чего хочется любому человеку, после такого длительного пребывая в казённых стенах? Правильно, уюта.
– Вась, говорила же, общение с Сонькой пойдёт тебе на пользу. Глядишь, к порядку приучишься. И вон, – приоткрывает крышку кастрюли, и, к моему счастью, даже не морщится, – готовку освоишь. А то не баба, а не пойми что. Пёс и тот скоро сбежит. Где он, кстати.
– Некрасов увёз. И это так ты меня благодаришь? – довольная собой мамаша смеётся, а я бью её по руке, чтобы даже не смела тянуть свои загребущие пальцы к румяным покупным котлетам. Не после таких же слов! – Да знала бы я, что ты всё такая же противная, как и в детстве, не то что обед, даже чай бы и тот тебе не заваривала!
Явилась тут! Нет чтобы хоть раз не уколоть, всё посмеивается! Да я едва не поседела, без всякой подготовки окунувшись в жизнь, полную забот о малолетней девочке, а вместо спасибо должна терпеть её подтрунивания!
– За стол садись, пока я не передумала тебя кормить. И дочь свою зови, я сейчас торт разрежу.
Срывать голос, умоляя Соню поскорее усесться за стол, Вере не приходится. Достаточно хлопнуть дверкой холодильника, чтобы она тут же материализовалась в проходе и, облизнувшись, плюхнулась на полюбившееся ей место – у окна. До своего отъезда на нём постоянно Некрасов сидел. Может, поэтому она его и облюбовала, ведь ни за что не согласится пересесть? Занавеска колышется от тёплого ветра, норовя укрыть девчонку с головой, а ей хоть бы что. Только и знает, что ковырять ложкой огромный кусок бисквита.
– Ммм, он даже вкуснее, чем я думала. Мам, – подхватив пальцем кремовую розочку, Соня тут же отправляет её в рот, без всяких стеснений облизывая перемазанную десертом ладошку, – а я тебе говорила, что мы с папой и тётей Васей в деревне отдыхали?
– Где? – а заботливая мама уже протягивает дитю салфетку. Вот это реакция, надо сказать! Я даже моргнуть не успела, как Веркина рука уже обхватила тоненькое запястье и принялась обтирать детские пальчики. А теперь и подавно предпочитаю уткнуться взглядом в столешницу, ведь мои щёки горят от пытливого взора недовольной матери. Похоже, это я так испортила её единственное чадо, другого объяснения для ахов и вздохов я просто не нахожу. Чёрт, ведь и пяти минут собой погордиться не дала!
– В деревне! Там был вот такой козёл! Его Борька зовут. Он постоянно убегает, а дед Антип за ним по полю бегает, – малышка жадно отпивает из кружки, а Вера теперь таращится на меня с удивлением. Мол, что это ещё за новости?
А что сказать? Не только у неё секреты имеются! Наша тайна, конечно, не такая страшная, как её болячка, а нервы пощекотать этой наседке я всё-таки случая не упускаю. Медленно отодвигаю свою тарелку, долго пытаюсь устроить локти на столе, потом зачем-то чашку в руках верчу, пока сестру снедает любопытство, и только через полминуты слабо улыбнувшись, киваю:
– Было.
Вроде недавно, а ощущение такое, что я успела ещё одну жизнь прожить. Со своими взлётами, вроде уцелевшей после моих харчей племянницы, и с неминуемыми падениями, которых всё-таки было больше. До сих пор нет-нет, а хочется руки опустить. Да и как иначе, когда сестра больна, бывший муж успел отметиться в её бурной молодости, а отпуск на днях подойдёт к концу, и плакало тогда моё место в загибающейся газетёнке? Позитивом и не пахнет, верно?
– И козёл был, и деревня, и даже дед Антип.
Интересно, как они там? Сдают ещё свою сарайку всем желающим предаться плотским утехам на свежем воздухе? И Галина Антоновна, все также собирает свои чудо-травки, налево и направо пропагандируя идею об обязательном продолжении рода?
Вспоминаю эту не на шутку перепугавшую меня женщину, и от чего-то чаем давлюсь. Боже, может, старуха и правду ведьма? Стоило про себя над ней посмеяться и вот итог – сестра колотит меня по спине, а я всё никак не могу отдышаться. Ещё и сердце стучит как ненормальное!
– У тёти Васи Макс убежал. Так папа его искал, а баба Галя меня в баню водила. А потом ещё чаем поила, между прочим, волшебным! Он у неё даже вкуснее, чем у бабы Зои!
Ещё бы. Баба Зоя дальше шиповника и ромашки не заходит, а у этой старухи наверняка весь погреб забит тряпичными мешочками. И от насморка, и от диареи, и от бессонницы, и вон, даже от бесплодия. Недаром же к ней люди с разных уголков страны едут...
– Понравилось? – Вера только хочет уйти с головой в разговоры с ребёнком, как я с шумом отодвигаю свой стул. – Ты чего, Вась? Красная как рак... Подавилась?
Подавилась... Лучше! Я только что поняла, что упустила кое-что важное! И как раньше не догадалась? Радостно бью в ладоши, подпрыгнув на скрипучем паркете, а спустя мгновение смачно целую детские щёки. Сонька заслужила, я без неё бы и не дотюкала.
– Нет, Вер! Хорошо всё! Очень хорошо... Вы ешьте, а я с псом прогуляюсь!
Бегу в прихожую, кое-как попав ступнями в свои кроссовки, и только и знаю, что громко хихикнуть на вполне разумное Веркино:
– Сдурела совсем? Собака же у Некрасова!
Максим
Неизвестность убивает. А ещё больше подталкивает меня к могиле постоянный скулёж, обманувшего мои ожидания пса. Это он на первый взгляд ещё ничего, когда и хозяйка рядом, и Соня нет-нет, да побегает с ним во дворе. А стоило нам остаться один на один, его истинное нутро полезло наружу: заднее сиденье погрыз, к корму почти не притрагивается, на прогулках его обгоняют даже неповоротливые мопсы, а как заходим в квартиру – закатывает концерт. Ещё чуть-чуть и мне определённо понадобится койка в местном дурдоме.
– Кончай, уже! – натягиваю на голову одеяло, а когда и оно не спасает, запускаю в этого невыносимого пса, затянувшего очередную балладу о разбитом разлукой собачьем сердце, свою футболку. Она до Макса не долетает, но стонать он на пару секунд перестаёт.
По Васёне тоскует. И не сказать, что мне это чувство не знакомо, ведь я и сам в своё время готов был как он выть на луну, но какие-то грани знать нужно. Не дворняга же – нормальный, пусть и невоспитанный, породный кобель. Уж мозги-то должны работать.
Сажусь на край кровати, осознавая, что и сегодня дневной сон перед вечерней съёмкой мне не светит, и, почесав макушку, сдаюсь. Рукой хлопаю по коленке, а мой брат по несчастью только этого и ждал: вскакивает со своего места, виляет хвостом, решая, не шучу ли я, и вот уже летит прямиком на мои колени. То-то же, хоть так добьюсь тишины.
– И тебя бросила? Вот такая она, даже разочек позвонить не может.
Словно мне до них дела нет. Уверен, так и размышляет: укатил домой, подцепил первую встречную, и теперь кувыркается с ней с ночи до рассвета, пока я тут мучаюсь, воспитывая его дочь. С Васи станется, она и не такое выдумает.
В миллионный раз за эти дни проверяю, не забыл ли включить звук на смартфоне, чтобы случайно не пропустить долгожданный звонок, и в миллиардный раз матерюсь в голос, понимая, что с памятью у меня всё в порядке. Если и есть проблемы, то явно с другим – нужно было с ней не церемониться. Насильно отобрать её мобильный и сбросить вызов, чтобы не сидеть вот так, как дурак, ожидая, когда же в этой женщине проснётся человечность. Потому что и идиоту ясно, что по отношению ко мне милости можно не ждать. Даже если над моей головой будет болтаться нимб, она всё равно разглядит и красные рожки, и длинный хвост, который и намотает на кулак, чтобы махом отправить меня в преисподнюю.
– Ладно, парень, в парк, что ли, пошли. У нас с тобой ещё три часа есть, – перестаю чесать своему тёзке за ухом и, подхватив мальца на руки, нехотя бреду к шкафу. Только и тут застываю, как вкопанный – Вася даже здесь наследила. Может, зря я её платья храню? Кого обманываю, ведь одних бабских тряпок недостаточно для иллюзии семьи. Зло отодвигаю её барахло, срывая с вешалки первую попавшуюся рубашку, и только хочу одеться, как комнату заливает звуковой сигнал.
Пёс летит на постель, а футболка больше не валяется на полу в одиночестве... Васька! Точно Васька, Пусть мне и звонят по нескольку раз на дню с незнакомых номеров, в надежде записаться на фотосессию, но этот звонок точно от неё.
– Как та деревня называлась? – да и кто вот так начнёт разговор, если не она? Без "здрасьте" и "я вас не отвлекаю?".
Сажусь на ещё тёплую кровать, улыбаясь, как мальчишка, внезапно удостоенный внимания первой школьной красавицы, и не могу удержаться, чтобы не признать очевидное:
– Я тоже по тебе скучал, Васён.
Сейчас накричит, а я даже не думаю переживать. Пусть хоть как сапожник ругается, я хоть голосом наслажусь. А уж потом и сам ей отвешу пару ласковых, ведь вроде как договаривались оставаться на связи.
– Скучал он... Деревня, говорю, как называлась? Ну та, где мы затарились салом.
– Сосновка вроде.
– Вроде? У тебя же фотографическая память, Максим! Или она тебя и тут подвела?
– Да точно Сосновка, – я ж трезвый был, а пока они в кусты ходили, я как раз у таблички стоял. Только ей это зачем? Сало Васёна, конечно, ест, но чтобы ради него переться к чёрту на кулички...
– Ты что задумала, Вась?
Ведь не к добру молчит. И улыбается. Не вижу её, но в мельчайших деталях могу описать каждую чёрточку её растянутых в улыбке губ.
– Ничего.
Ну точно. Сейчас и вызов сбросит, чтобы на лишние вопросы не отвечать! Заваливаюсь на подушку, едва не придавив её разлюбимого пса, и в отличие от своей собеседницы напрочь забываю о веселье.
– Вы должны вернуться в понедельник, помнишь? Мы договаривались. Я и с дядькой всё обсудил. В этот же день с Верой в суд пойдём.
– Или в среду, например. Пять лет жил себе припеваючи, и ещё пару дней потерпишь.
– Вот оно как... Ты в Сосновку намылилась?
И отрубите мне голову, потому что я окончательно отупел. На кой чёрт? Не в озере же искупаться ей приспичило!
– И девочки со мной. Макс, – из динамика доносится уличный гомон, и ей наверняка приходится говорить громче, да только я даже сквозь гул автомобильных сигналов расслышал бы каждое слово. – Галина Антоновна же местная знаменитость. Шаманка или знахарка, хрен разберёшь.
– И? – тяну, но прежде чем мой вопрос растворяется в воздухе, уже понимаю, куда она клонит. И, знаете, что? Моя жена явно свихнулась. – Вась, она же не по этой части! Или ты всерьёз веришь, что танцы с бубнами помогают в борьбе с раком? Да будь это так, у каждого онколога в кабинете лежало бы с дюжину!
– Я думаю, что попробовать не повредит! Кто знает, может, Галина Антоновна не всё о себе рассказала? Вдруг она скромная от природы и лишний раз не кичится своими талантами?
– А может, она шарлатанка, Вась. А то что бабы после её сарайчика бегут в роддом лишь стечение обстоятельств?
Ведь ещё нетрадиционной медицины нам не хватало! Тут и так голова кипит от мыслей, что делать дальше, так ещё и Вася так не вовремя принимается верить в чертовщину. Или в промысел божий, кому как удобнее... Как по мне, так ерундистика это.
– Вась, давай по-человечески. Я с местным врачом говорил, с Пивоваровым. Он мужик опытный, с моим отцом в одном классе учился. Так вот, он Веру на приём ждёт.
И если уж и верить в чудо, то шансов, что сотворит его квалифицированный специалист куда больше. Так зачем такой крюк делать?
– А я от врача не отказываюсь... Максим, мы же будем эту деревню проезжать. Что нам стоит задержаться в ней на один денёк?
Это время, чёрт меня подери. Время! А сколько его осталось не знает никто. Только как об этом скажешь, когда Васин голос звенит надеждой? Вздыхаю, устало потирая переносицу, а женщина, без которой я никогда не смогу быть по-настоящему счастливым, заставляет меня вздрогнуть:
– Я не могу её потерять. Не могу. И если в попытке её спасти мне необходимо поглупеть и поверить, что какой-то старый почерневший сарайчик – это рай на земле, я поверю. Господи, да я во что угодно поверю, лишь бы моя сестра осталась со мной, понимаешь? Один день, Максим, а потом хоть десять врачей – я её за руку приведу и покажу каждому.
Пёс притих. Сидит напротив меня, устроив зад на моей чистой рубашке, и жалостливо поглядывает, прожигая карими глазами моё взволнованное лицо. Похоже, чувствует, что хозяйке просто необходима его помощь...
– Ладно, – отворачиваюсь от ожившей собаки, радостно вильнувшей хвостом, словно в моём согласии есть и его заслуга, и вновь натягиваю одеяло до самой макушки. – В среду. Если не приедете, я лично утащу вас в город.
– Как скажешь.
Теперь молчим. Мне становится тошно, оттого, что наша встреча оттягивается, а ей, кажется, полегчало, ведь моя влюблённая рожа, последнее, что станет её волновать. И не только сейчас, а в принципе. Когда уже и это приму? А то так и впрямь до клиники недалеко – в шкафу её наряды, в сердце ни одного пустого местечка, потому что сдавать свои позиции Некрасова не торопится. И как спасаться прикажете?
– Соня как? – прочищаю горло, уверяя себя, что рано или поздно это придётся сделать, ведь и дальше думать лишь о своих чувствах к жене невозможно, и закрываю глаза, тут же вспоминая маленькую девочку, утонувшую в рюшах.
– Отлично. Торт лопает. Спрашивает, не улетел ли ты в очередное путешествие.
– А ты что говоришь?
– Что если ты обещал, значит, ждёшь.
Мне бы улыбнуться, ведь слышать такое от Васи приятно, да только вместо этого пальцы сами собой сжимаются в кулаки.
– Не разочаруй ребёнка.
Ещё бы, ведь что-что, а насмешку в словах жены я определяю мгновенно.
Похоже, какие-то незримые высшие силы решили испытать меня на прочность. Ведь, если верить маршруту, до Сосновки наш поезд не едет. Так, двухминутная остановка в лесной глуши, где из достопримечательностей лишь болезненно худая дежурная и одноэтажное кирпичное здание, гордо именуемое вокзалом. А дальше двадцать минут по ухабистым дорогам на видавшем виды полупустом автобусе... Может, зря я так легко отпустила Некрасова? На его авто добираться было сподручнее.
– Какой номер дома? – Вера устало бросает свой чемодан прямо на пыльную тропу, и протирает взмокший лоб тыльной стороной ладони. Выдохлась.
– А чёрт его знает... Помню, что он синий, – опускаю свою поклажу и рядом сажусь.
Благодать: птички поют, бабочки порхают, оголодавшие комары тут же рассаживаются на моих голых щиколотках, и словно по команде впиваются острыми "носами" в потную кожу. Сейчас бы плюхнутся на стог сена, опустить хозяйский балдахин и захрапеть... Да только с Сонькой нам это вряд ли удастся. Вон, скачет, как сайгак, безжалостно вырывая ромашки прямо с корнями, и что-то напевает себе под нос. Наверное, Егора Крида. Она пусть и маленькая, а влюбилась в его смазливую физиономию безоговорочно. Так, что и песни наизусть выучила, и незамысловатые танцы поставила, исполняя их всякий раз, когда из динамиков льётся знакомый голос.
Задираю голову, вглядываясь в недвижимые облака, и тяжело вздыхаю – не дойду. Вроде здоровая, молодая, а этот короткий пеший поход лишил меня последних сил.
– Надо, Вась, – и, видимо, мои мысли легко читаются на раскрасневшемся от зноя лице, потому что сестра, бойко хлопает в ладоши, тем самым пытаясь поднять мой боевой дух, и уже на ноги встаёт.
– Не могу...
– Но всё равно пойдёшь. Кто тут у нас смертельно больной? И ничего, топаю. Сонь, ай-да тётю Васю в деревню тащить! Вон, до неё рукой подать!
