Текст книги "Всё, что нужно для счастья (СИ)"
Автор книги: Евгения Стасина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
– Васька! Говорю же, я с камерой с восемнадцати лет. Везде снимал: в вузе, в клубах, в общаге. И вот, – я только кран успеваю открыть, а Максим уже суёт мне под нос какой-то снимок. – Твоя сестра?
Я вытираю руки полотенцем. Неторопливо... Они уже и сухие совсем, но укорачивать Некрасовскую агонию не в моих интересах. Это не он читал Григория Остера, с трудом фокусируя глаза на пляшущих перед взором буквах. Не он потом полночи крутился с боку на бок, пытаясь найти хоть какую-то лазейку из полной задницы, в которую меня загнала сестрица. Он пил! А я медленно умирала, переживая двойное предательство под мирное сопение железобетонного доказательства, что уж эту измену я точно не выдумала.
– Верка, – когда дышать его перегаром становится совсем невмоготу, я всё-таки отвечаю. Даже снимок беру, улыбаясь её непосредственности: короткая джинсовая юбка, чёрная футболка, заканчивающаяся чуть ниже пупка, и всё бы ничего, если б не ярко-жёлтые капроновые колготки. Да и причёска оставляет желать лучшего – видимо, экватор она отметила жаркими танцами.
– Правда? Вот же пиз... – заканчивает он своё предложение отборным матом, а я потуже затягиваю пояс плаща, и, сложив руки на груди, подвожу итог:
– Значит, было.
Не зря родинка не хотела утекать в канализацию. Гены, к сожалению, мочалкой не подчистишь.
– А хрен знает. Я тогда так надрался. Вот, – бросает мне вторую фотку, и я понимающе хмыкаю. – Уснул прямо в клубе. Мы у Васьки Смолина день рождения праздновали, он меня и сфоткал. Чёрт, может, хрень всё это? А если хрень, то на кой чёрт твоей Верке такое выдумывать?
– Хрень... Хрень – это твой образ жизни, Максим. Наш брак, твои обещания, наши планы – вот это хрень. А твоя история с Веркой называется иначе. БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ!
Причём в классическом её проявлении: переспать не пойми с кем, а потом удивлённо хлопать глазами – от случайного секса дети, оказывается, тоже рождаются! И где только была моя голова, когда я с таким вот фруктом связывала свою жизнь?
– Вась, чего делать-то?
Да я-то откуда знаю?! Я что на учебник по психологии похожа или на социального работника?
– На путь исправления становись. Вон, – киваю на стенку, за которой мой бестолковый пёс сторожит сон маленькой девочки, и обречённо вздохнув, закрываю вентиль. Вода так и бежит грязная, Максим так и стоит, прожигая во мне дыру. – Занимайся теперь воспитанием, раз у Верки свободного времени нет. Ты столько лет пропустил, многое придётся навёрстывать.
– А сколько ей? – Некрасов ставит пузатую бутылку на столешницу и усевшись на стул, с силой сжимает свои виски.
– В ноябре шесть исполнится, – по-моему. Число не скажу, ведь тётка из меня вышла неказистая, но точно помню, что на выписку больничный двор первый снег припорошил.
– Значит, пять... Чёрт, сходится всё... У Смолина четырнадцатого февраля день рождения. Чёрт!
– Стол мой не ломай, – бью его по рукам, скрученным в жгут полотенцем, а он нет, чтобы извиниться за несдержанность, ведь прямо кулаком по столешнице рубанул, руки свои устраивает на моей талии. Лбом упирается в мой живот и, шумно вздохнув, выдаёт:
– Чего только не бывает в жизни... Вась, обиделась на меня?
Ещё спрашивает? Коленки против воли подкашиваются, но так как в моей крови виски не гуляет, разум всё-таки берёт верх. Отталкиваю бывшего супруга, и словно он успел перемазать мой плащ грязью, нервно отряхиваю талию.
– Да как я могу? Подумаешь, с сестрой моей переспал? Это же вполне нормальное явление, да?
– Ещё слово своё любимое употреби: изменил. Вообще-то, формально я чист: мы с тобой в апреле сошлись, – а в июне уже свадьбу сыграли. Люди пальцем у виска крутили, а мы друг от друга отлипнуть не могли. Разве есть какие-то чёткие временные рамки, разрешающие людям семьи создавать? – Так что и тут мимо: измены не было.
– Не было? – губу закусываю, ведь мне на эти формальности начихать – душа-то ноет – и не зная, куда себя деть, принимаюсь расставлять стулья. – В тот раз, может, и нет, а за пять лет брака ты много чего успел.
– Тебя послушать, так я только и делаю, что баб нагибаю.
– А тебя послушать, так ты прям монах! Ещё немного воздержания и можно смело церковный сан принимать! – от злости мои щёки идут пятнами. Дышу тяжело, уставившись на непрошенного гостя, и даже не думаю одёргивать пса, который, наконец, покинул своё укрытие. Тоже мне защитник! Нет, чтобы куснуть за ногу моего обидчика! Так нет, целоваться к своему тёзке лезет!
– С тобой невозможно общаться...
– Значит, не стоило приходить! Ты чего ждал? Что я разрешу тебе поплакать на моём плече? Нет уж, ищи другую жилетку.
– Жилетку, – Макс хмыкает, пройдясь взором по синему плащу, и вновь опускается на сиденье. Ещё и терьера моего берёт. – Я, вообще, не к тебе пришёл. Сестру зови, нам с ней есть что обсудить.
Вон оно как. Для этого бутылку притараканил? Думал, за рюмкой родительские вопросы решить?
– Не могу, – а вот не выйдет. Иначе я бы даже не сунулась в его студию. Слишком уж много плохих воспоминаний: полумрак, диванчик, накрытый морковным пледом, и красные ногти, впивающиеся в ритмично двигающиеся ягодицы моего на тот момент законного супруга. – Нет её. У неё, видите ли, проблемы и не до детей сейчас...
– То есть? Как нет?
– Тебе нужно с алкоголем завязывать, – глаза закатываю на его непонятливость и отбираю животное, устроившееся на его коленях. – Сбежала. Письмо оставила, дочь бросила, и была такова. Думаешь, я по доброте душевной Соне экскурсии по городу устраиваю? Конечно! Делать мне больше нечего! У меня, между прочим, и своих проблем хватает.
Так что раз уж мы со всем разобрались, почему бы Максиму её не забрать? Он ведь по всем пунктам меня обходит: дома порядок, в холодильнике – первое, второе и третье ( при желании и компот сварит), Соньке он страсть, как понравился... Да и, вообще, отец же! Пусть и гулящий, но девочке об этой его особенности знать необязательно.
– Так что... Забирай дочку.
– Я?
– А кто? Ты же по туалетам скачешь, вот и разбирайся! Тем более что Соня пять лет ждала, когда твоё кругосветное путешествие к концу подойдёт. А я, так и быть, готова с ней по субботам в парке гулять.
Все тётки так делают, чем я хуже? К тому же, парк в нашем захолустье вполне себе ничего. С московскими, конечно, не сравнится, но для разнообразия сойдёт.
– Я не могу!
– А я могу? Такие вы с Веркой простые, что у меня просто слов нет! Вон, – Максима-собаку, развалившегося на полу, пихаю в бок, и складываю руки на груди, – мне есть за кем следить.
– Нельзя так, Вась... Да это же...
Некрасов оттягивает волосы на затылке и мгновенно трезвеет. Прям вижу, как на него накатывает осознание.
– Да, вообще, это ещё доказать нужно. Где гарантии, что твоя сестра в этот день только со мной... того?
Того... Прям скромник, куда деваться! Так культурно Веру шалавой назвал...
– Поосторожней, понял? А то я эту бутылку тебе об голову разобью!
– А что не так? Я же не силой её брал. В общем, – Некрасов встаёт, а пёс принимается радостно хвостом вилять. Чёрт, его же ещё на улицу выводить! И кота этого, будь он неладен, не мешало бы уже покормить! А то на одном молоке долго не протянет...
– В общем, Вась, экспертизу делать будем.
– Да тут и без экспертизы все факты налицо – она твоя копия! И родинка...
– Да забудь ты про эту родинку! Говорю, пока бумагу не увижу, я в это верить отказываюсь. Так что давай иди, волос у неё с головы вырви или что-то там в таких случаях на исследование берут?
– Волос? – белею, отчего-то представив, как вцепляюсь в детский хвостик мёртвой хваткой, и сажусь напротив. – Ничего я рвать не буду. И без Веркиного согласия тебе ни один суд не позволит ДНК тест провести!
– Значит, в частную лабораторию пойду. А если что, к дядьке за помощью обращусь. Он же судья, не откажет. Тащи, Вася. С расчёски её сними, да побольше, чтоб уж наверняка. И перчатки надень...
– Где я перчатки возьму? У меня что здесь аптека?
– Значит, пакет на руки натяни. Почему тебя всему учить нужно? Иди уже! А я тут пока посижу.
Господи, хренова Санта-Барбара. Но уж лучше так, чем бездействовать и бегать за ним по пятам, читая нотации. Я вот в их родстве ни на мгновение не сомневаюсь, пусть и больно осознавать, что сестра столько лет хранила молчание. Словно я зверь какой! Поплакала бы, попереживала, но наверняка поняла бы. Со временем.
Мышкой прокрадываюсь в спальню и, включив на телефоне фонарик, исследую Сонину подушку. Везёт мне – один светленький волосок беззаботно свисает с наволочки... Только хватит ли одного?
Дожила, твою мать! Как преступница какая-то биоматериалы краду! Нервно передёргиваю плечами, когда малышка переворачивается и занимает мою половину, и решаю ещё и расчёску её прихватить. Для верности. Там уж точно волос предостаточно.
– У тебя что, вообще, пожрать нечего? Ну ты даёшь, Вась! – возвращаюсь в кухню, а Некрасов уже нагло шарит по моему пустому холодильнику! – Он у тебя для красоты, что ли?
– Дома пожрёшь! – дверцу закрываю, ничуть не смутившись своей никчёмности – уж он-то знает меня, как облупленную – и пихаю ему в руку всё необходимое. Не уверена, что так можно отцовство установить, но попытка не пытка.
– И вали уже, пока Соня не проснулась.
С неё предательств точно достаточно: сначала мать, теперь ещё и Максим... Ведь ещё неизвестно, что хуже: не знать своего папу или видеть, как он отказывается тебя признавать.
Глава 3
– Смотрите, как я умею! – сегодня на улице солнечно и мы с Соней устроились на лавочке во дворе. Она выполняет какие-то нелепые акробатические этюды, а я улыбаюсь как дурочка, восторженно выкрикивая: « Как же здорово!»
А что в этом хорошего так и не поняла! Десять минут любуюсь тем, как она то задерёт ногу, то неуклюже прыгнет вперёд, при этом отсвечивая, как медный пятак, и никак не нахожу ответ: чем же тут восхищаться? Другие мамочки вон делают это вполне искренне, а у меня щёки болят от неестественной улыбки!
Впрочем, ответ на поверхности – то мамочки, а я жертва обстоятельств. Причём невинная, и отыгрываются на мне все кому не лень: с утра Некрасов, нагрянувший с первыми петухами; потом кот Василий, расцарапавший мне правую ногу за то, что я чуть на него не села, а час назад Толик... И вот последний орал неистово, размахивая перед моим лицом Ириной статьёй.
– Что за хрень?! Что за хрень, я тебя спрашиваю?! Вместо тебя что эта девчонка с косичками статью писала? – ревел и всё указывал на Соню пальцем. Она как раз с Ирой чаёвничала, усевшись за мой рабочий стол. – Люди должны сопереживать, а тут какой-то каламбур! И что значит паскуда? Понятие цензура тебе, вообще, знакомо?
Мне да, а вот моей подруге, видимо, нет. Даже пометка в блокноте не помогла, а я ведь её специально красным маркером выделила...
– Чёрт, я же ей блокнот не давала! – бью себя по лбу, отвлекаясь от детской самодеятельности и, наплевав на окружающих, рычу в голос, сползая как можно ниже по скамейке. Ну что за невезуха по всем фронтам? Осталось ещё работы лишиться, и можно смело ставить на себе крест!
– Тёть Вась, а мы сегодня к папе пойдём? – ещё и племянница в сотый раз лезет ко мне с этим вопросом.
Ну что я скажу? "Прости милая, но твой папа слепой болван и никак не может поверить в очевидное?" Нет уж. Я, может, и не состоялась как женщина, но в отличие от её родителей, хотя бы не утратила человечность:
– Не получится. Он в Африку улетел, спасать амурских тигров, – а что тигры в Африке не водятся, она наверняка не знает...
– Как? Они же там не живут!
Ну, Вера! Обязательно делать из единственной дочери вундеркинда?
– Потому и спасает. Они случайно туда забежали, а обратную дорогу найти не могут. Вот твоего папу и отправили в срочном порядке на их поиски. Пока они на солнце не перегрелись.
Вроде поверила. Кивает на мои слова и подхватывает с земли фрисби, переключая всё своё внимание на заскучавшего пса. Она (опять же неуклюже) подкидывает в воздух диск, а я устало растираю веки. Со всеми этими проблемами даже накрасится не успела. И выспаться, ведь два с половиной часа явно здоровым сном не назовёшь! Так, подремала в перерывах между тягостными мыслями о свалившихся на меня бедах, а стоило закрыть дверь за Некрасовым и вовсе, променяла отдых на изматывающую тело истерику.
– Сидишь? – приоткрываю один глаз, вздрогнув от внезапного вопроса, и в неверии пялюсь на подсевшего ко мне человека.
– Папа?! – и Сонька вместе со мной.
Даже про бедного пса забывает, и он расстроенно выплёвывает снаряд, так и не дождавшись от неё похвалы. Смотрит на нас своими карими глазами и, не найдя для себя ничего интересного, отправляется ловить голубей. Счастливый! Вот бы и мне вскочить с этой лавки и убежать куда глаза глядят, оставив позади эту обузу в виде бывшего мужа и его незаконнорождённой наследницы.
– Папка! – у Некрасова с лица краска сходит, когда истосковавшаяся по нему малышка виснет на его шее, а я прямо приободряюсь от такого зрелища – не всё же мне одной бледнеть, присматривая за чужим отпрыском. Так что, пожалуй, с побегом немного повременю.
Я сажусь поудобнее, забрасываю ногу на ногу, и с садистской улыбкой на губах наблюдаю за крупной мужской ладонью, неуверенно похлопывающей детскую спину. А бывший муж на меня с надеждой косится, пусть и понимает, что я не стану вырывать племянницу из таких долгожданных объятий. Она заслужила. Да и он тоже.
– Пап, а тигры как же?
– Сами спаслись, – встреваю в их разговор, а то вся легенда насмарку, и достаю из сумки бутылку воды.
Жарко сегодня, однако. Или в Максиме дело? Надушился моими любимыми духами, надел рубашку с коротким рукавом и теперь трётся бицепсом о моё плечо... Места ему, что ли, мало?
– Ну и хорошо! А то я боялась, что ты опять надолго! Папа, смотри, как я умею! – девочка отпрыгивает назад и вновь принимается махать своими тощими ножками. А я слежу за реакцией её папаши. И нет, он на тех мамочек, что гуляют на детской площадке со своими карапузами, совсем непохож.
– Здорово, – выдавливает из себя, совершенно потерянный, и вот тут-то мы с ним сравниваем счёты. Видимо, поэтому так долго и продержались вместе – не умеем ни умиляться, ни хотя бы делать вид, что дети – это цветы жизни.
– Что, экспертизу уже провели? – когда малышка вновь вспоминает про терьера, я, наконец, решаюсь заговорить.
Не просто же так он заявился. Ещё и пакет какой-то приволок... Большой, но мысль о подарке для новоиспечённой дочери я благоразумно отодвигаю на задний план. Мне же объяснили доходчиво – без бумажки его к ней благосклонности можно не ждать.
– Нет. Сказали от двух до пяти дней. И не факт, что образцы для исследования подойдут.
– Тогда чего припёрся?
– Девочку жалко, – он цепляет на глаза солнечные очки и, думая, что я не замечаю, украдкой косится на Соню.
Миленькая она, знаю. Платье же я выбирала, а что косички кривые, так это по неопытности. Научусь... Господи, не дай бог.
– Ты ведь её голодом заморишь.
– А тебе-то что? Верка же шалава, какая разница, что с её девочкой будет? Она себе новую родит.
– Не утрируй, ладно? Вдруг моя? Сама говоришь, пятачок...
– А ты с утра уверял, что это не аргумент. Неужели, протрезвел?
– Как видишь. И тебе бы успокоиться не мешало. Ведь, Вась, ничего криминального я не совершил: мало ли что у меня в прошлом было. Мне теперь что каждой на слово верить, когда она мне под нос будет своих детей пихать? Так что вот, – наконец-то отодвигается и ставит между нами свою поклажу. – В термосе суп, в контейнерах второе. Книгу ещё кулинарную сунул, ты же электронную литературу не приемлешь.
Смотрите, какой заботливый! Все-то он обо мне знает! И суп наверняка сварил куриный, с мелкой вермишелью... Он меня часто им баловал.
– Как мило. Нянечку туда не положил? – заглядываю внутрь, сглатывая слюну от вида своих любимых котлеток, а муж тихонько усмехается. – Вижу, не положил. А зря. Нянечка не помешает, потому что помимо еды ей ещё и забота нужна.
Сама она свои платья не погладит, косы не заплетёт и ногти (даже вспоминать не хочу, с каким ужасом я их сегодня ей укорачивала), к сожалению, подстричь не в силах. Тут просто необходим опытный ответственный человек, а я даже с большой натяжкой на эту роль не гожусь.
– А ты вроде неплохо справляешься, но если моё отцовство подтвердится, так и быть, няньку подберём. Я же не снимаю с себя ответственности...
– Что значит "подберём"? Хочешь сказать, я и дальше должна буду с ней жить?
– Ну не себе же мне её забирать. Я юридически ей никто, и пока твоя сестра не объявится, вписать меня в свидетельство не получится, – он спокоен, как удав, а я белая как полотно.
– Должна же быть какая-то лазейка? Обратись в суд...
– И пока Веру будет искать полиция, девочка отправится в детский дом. Ты ведь не официальный опекун, а мать вроде как без вести пропала, – произносит будничным тоном и отбирает у меня бутылку. В руках её крутит, пока я сижу пришибленная таким известием, а через мгновение прикладывается к отпечатку моего блеска на горлышке своими губами. Нужно сказать что-то, возмутится, а я на его кадык пялюсь – как он подпрыгивает с каждым его глотком... Господи, Василиса!
– Знаешь что? – подскакиваю со скамейки и тычу пальцем в смазливую свежую рожу, в которой нет и намёка на похмелье. – В печёнках вы у меня сидите! И ты, и Верка твоя!
– Почему моя? Ещё ничего не доказано. И если рассуждать логически, окажись отцом кто-то другой, она всё равно привезла бы Соню тебе. Ты же тётка...
– Тётка! А не мать! Чуешь разницу? И лучше бы она и вправду родила от кого-то другого! Я бы его хотя бы не знала, а так... Сама мысль, что я должна играть в дочки-матери, пока ты прохлаждаешься, меня просто невыносимо злит! Соня! Макс! – кричу, хватая свои покупки и Некрасовскую провизию, и нетерпеливо топаю ногой, чтобы моя новоиспечённая семейка поторопилась. Пёс летит со всех лап, высунув из пасти язык, а присмиревшая племянница с опаской поглядывает на отца.
К чёрту такого папашу! И мамашу к чёрту! Больше ни минуты о них думать не хочу! Накормлю противного рыжего кота, налью ребёнку горячего супа и лягу спать, пока она возится со своей Мариной. Иначе свихнусь! А эти горе-родители... Пусть только попробуют пролезть со своими проблемами в мои сны!
– Макс? Ты его Максом назвала? – бывший супруг встаёт следом и идёт с нами к подъезду, будто его кто-то приглашал! Ещё и возмущается, посмотрите! Сам обрюхатил мою сестру, а тут на тебе – пёс ему мой не угодил!
– Назвала! А теперь жалею, один чёрт тыкать его носом в мочу нельзя!
Видите ли, нужно игнорировать, чтоб психику животному не испортить... С Максимами всегда так – они наворотят делов, а ты должна разгребать!
– Хорошая штука, Вась. Пожалуй, кошку заведу и назову в честь тебя. У кошек с лужами отношения не такие напряжённые.
Он придерживает дверь, ожидая, пока его предполагаемое продолжение пройдёт в парадную, а я едва стою на ногах – до того пакеты тяжёлые.
– Давай сюда!
– Сама донесу, – отмахиваюсь от его руки, а он беспечно пожимает плечами и, обезоружив консьержку улыбкой, бредёт к кабинке лифта. Он что, домой ко мне собрался? Боится, что мне не хватит ума еду разогреть?
– Здравствуйте, Василиса, – я возмущённо хватаю воздух губами, а любопытная Антонина уже высовывается в окошко, опытным взглядом оценивая моего бывшего мужа. Со знанием дела кивает и воспользовавшись моментом, демонстрирует мне вздёрнутый вверх большой палец... с ума старуха сошла!
– Папа, ты с нами останешься? – и Сонька с ней за компанию! Ещё пусть кровать ему предложит!
– Нет, – выдаю безапелляционно и, составив пакеты на кафельный пол, расставляю все точки над i с Антониной: подношу ко рту два пальца и как ребёнок, высовываю язык. Пусть знает, насколько он мне отвратителен.
– Почему нет? Я бы ему свои фигурки показала?
– И вправду, Вась? Я хочу посмотреть, – соглашается папаша и вместе с моими пакетами проходит в лифт. – Да и пора бы уже поговорить по-взрослому. Без этих твоих истерик. Едешь?
А у меня есть выбор?
Вообще, квартира у меня просторная. Двушка, пятьдесят четыре квадрата. С кухней, конечно, не повезло, зато прихожая большая...
Только вот, стоит нам переступить порог дома, и я даже в ней нахожу огрехи – Некрасов, кажется, занял собой всё свободное пространство. Он везде: в воздухе витает аромат его духов, тишину нарушает шуршание его пакета, а сердце колотится быстро-быстро от надсадной мысли: "Какого чёрта он вновь ворвался в мою жизнь?" Я его гнала, гнала, а он как таракан – даже ядерную войну переживёт.
– Тебя слишком много, – дёргаю его за рубашку, когда он порывается пройти в зал, и, удостоверившись, что Соня нас не услышит, утягиваю обратно в коридор. – Ты в своём уме? Сначала отказываешься её принимать, а потом мозолишь глаза своей рожей!
– Лицом, Вася. Воспитанные женщины так не выражаются.
– Да мне плевать! Всё! Передал свою стряпни и вали на все четыре стороны! Нечего теперь ходить сюда, как к себе домой!
Потому что это моя территория, а захватчиков мне и без Максима хватает. Итак не спальня, а детская игровая комната! А дальше что? Отдам ему гостиную, а сама переберусь в ванную? Потому что он и кухню заграбастает, чтоб свои супчики варить...
– Я же помочь хочу. Ты пять минут назад жаловалась, что загибаешься без няньки. Так чем я плох? Видишь, – трясёт пакетом со своими дарами и так знакомо играет бровями, – я тебе пригожусь, Васёна. Где у тебя микроволновка?
Отлично. Я развелась, обзавелась собственной жилплощадью, нашла постоянную работу, а в итоге... сижу за столом напротив бывшего мужа, а по правую руку от меня пятилетняя девочка крошит корочку белого хлеба в бульон. Странный у меня вышел побег с идущей ко дну лодки...
– Ты пробовала искать... – Максим косится на ребёнка и, нахмурившись, на мгновение замолкает. – Пробовала её искать?
Похоже, он решил, что имя Вера у нас под запретом. Истерик опасается? Так зря, Соня какая-то пуленепробиваемая. О матери не говорит и на брошенную малышку совсем непохожа. Словно это и впрямь небольшие каникулы, в которых просто не может быть места для печали. Впрочем, маленькая ещё, вдруг не осознала?
– Пробовала. Хотела написать ей в социальных сетях, но ты не поверишь, – склоняюсь над своей тарелкой с залитыми молоком хлопьями, и перехожу на заговорщический шёпот, – она отовсюду удалилась! Неожиданно, правда?
– А родственники?
– Чем ты занимался пять лет? Мне кажется, этого времени должно было хватить, чтобы запомнить – после смерти мамы никого у нас не осталось. Баба Зоя не в счёт, – её Некрасов уж точно помнит. Мы три года подряд ездили к ней в деревню: я отсыпаться, а он снимать красочные пейзажи. Везло, кстати, только ему, потому что с баб Зоей об отдыхе до обеда можно и не мечтать.
– У неё подруга была, то ли Алиса, то ли Анжела... – бросаю ложку в пиалу, с завистью глянув на Сонькин суп, – но у меня её контактов нет. Так что ни адреса, ни телефона мы Веркиного не узнаем. Ничего не узнаем, понимаешь?
Только если к гадалке какой обращаться, но я же реалистка и тратиться на шарлатанов не в моих правилах. Откидываюсь на спинку стула и, стянув с хвоста резинку, принимаюсь массировать голову, запустив пальцы в отяжелевшие от зноя волосы.
– Я просто не понимаю, что мне теперь делать. Что делать нам... Это же не игрушка, – перевожу взгляд на племянницу и еле держусь, чтобы не разрыдаться. – Она ведь поймёт, Максим. Не сегодня, так завтра. Захочет домой, а я даже не представляю, где этот дом находится.
Зря я от супа отказалась, ещё немного и свалюсь без сил, угодив лицом прямиком в чёртовы хлопья. Всё упёртость моя – когда разбегались, я зареклась ещё хоть раз пробовать Некрасовскую стряпню . Потому что, мне кажется, какая-то часть меня именно из-за этого кулинарного таланта в него и влюбилась. Вы видели его у плиты? То-то же...
– Во-первых, перестань нагнетать. Может быть, она уже через пару дней объявится. Во-вторых, перестань заниматься ерундой и нормально поешь. И тогда, возможно, – он встаёт и, замерев у стола, разминает затёкшую шею, – я подскажу тебе, откуда нужно начинать поиски. Допустим, у меня есть на примете один человек...
– Какой? – я рывком выпрямляюсь, и распущенные волосы безжалостно лупят меня по порозовевшим от волнения щекам. Сдуваю их и даже не думаю перечить, когда передо мной опускается тарелка с горячим. Да если нужно, я на жареных жуков соглашусь и проглочу их без промедления, только пусть не молчит!
– Вкусно? – он ухмыляется, когда я с жадностью вгрызаюсь в котлету, а я киваю, потому что произнести вслух слова похвалы выше моих сил. Это раньше считалось нормой, а в нынешних обстоятельствах – какой-то сюр.
– Не побежала бы разводиться, могла бы их каждый день есть, – ну вот, аппетит испортил.
Вилку кладу, с трудом проглатывая неприлично большой даже для такой невоспитанной женщины кусок, и вытираю ладошки о домашние брюки. Сейчас скажу что-нибудь неприятное...
– Так вот, пока ты не сморозила очередную чушь, я хочу тебе напомнить, – Некрасов обходит стол, стул, на котором сытая Сонька сидит, поджав ноги, и пялится в мультики на моём смартфоне, и наклонившись невыносимо близко к моему уху, шепчет:
– Дети в таком возрасте любого с потрохами сдадут. Даже родную мать.
Вот же ж... Твою дивизию!
– Вот-вот, журналистка хренова, – с пониманием глянув в мои широко распахнутые глаза, Максим пододвигает свой табурет к Сонькиному, переворачивает его, так чтобы устроить локти на спинке, и прежде чем начать свой допрос несколько раз глубоко вздыхает. Господи, и как я сама до этого не додумалась?! Ясно как – я была занята жалостью к самой себе...
– Сонь, так значит, ты любишь лепить?
– Ага, – малышка даже про Лунтика забывает, уставившись на заинтересовавшегося ей отца. А я про себя молю:"Продолжай! К чёрту фигурки из пластилина, к делу переходи!"
– А ещё чем занимаешься? Может, на гимнастику ходишь? Ты же на улице нам показывала...
– Не-а, только на рисование. Правда, мне уже не нравится... О, ещё на танцы ходила! Два раза, но потом мама сказала, что на танцы ходить не получится. Слишком далеко от дома...
– Прям таки далеко?
– Ну да. Там через парк нужно идти, потом ещё на троллейбусе ехать. Ты знаешь что такое троллейбус? – Сонька оживляется, когда Некрасов косит под дурачка и отрицательно качает головой, и принимается его просвещать. – Ну папа, это автобус такой! С рогами! Вот такими...
Господи, мы так до утра до сути не доберёмся!
– Сонь, – а значит, включаться нужно! И сама пододвигаюсь ближе, едва не наехав ножкой стула на пушистый кошачий хвост, но на Васькин недовольный возглас не реагирую. – А может, ты и адрес свой знаешь?
Умная же! Про тигров наслышана, про троллейбусы... А тут всего-то одно название! Ну, пожалуйста...
– Ну да. Я ж не маленькая, вдруг потеряюсь! Меня полицейский найдёт, а куда возвращать будет? – беспечно пожимает плечами и хватает со стола ещё кусочек хлеба. И жуёт так долго, кажется, целую вечность. Мы с Максом не дышим, а она уже и думать о моём вопросе забыла...
– Сонь, и какой у тебя адрес? – первым не выдерживает Некрасов, уже во всю отбивающий пяткой нервный ритм. – Расскажешь мне? Чтобы я в гости мог приезжать?
– Расскажу. Он у меня длинный.
– Длинный?
Что за ерунда?
– Ага, я вечно его забываю, – я холодею, а ребёнок смеётся, будто в этом есть хоть капля чего-то забавного.
Да это же катастрофа! Я вновь откидываюсь на спинку и прячу раздосадованную физиономию под своими ледяными ладошками, а Макс низко склоняет голову и чешет висок. Хоть в этом меня поддержал – расстроился вполне натурально, а план вроде был ничего...
– Мне мама специально в кармашки бумажки кладёт. Я читать не умею, но полицейские же умные!
А вот стоит девочке вновь заговорить, мы с Максимом синхронно открывает рты. Пялимся друг на друга, и поди разбери, отчего так загораются его глаза – от собственного восторга, или просто блеск моих в них так отражается.
Вместе подаёмся вперёд, вместе хватаем малышку за ладошки – он за правую, я за левую – и пока она удивлённо рассматривает нас зелёными глазами, одновременно задаём закономерный вопрос:
– И что, у тебя и сейчас такие бумажки есть?
– Наверно. Я одну в рюкзачок спрятала, в дырочку...
В дырочку, слышали?! Подскакиваю с места и со всех ног бегу в спальню, за розовым рюкзаком с жёлтым смайликом на переднем кармане. А где-то за моей спиной Некрасов неуклюже тормошит волосы на Сонькиной макушке. Правда, недолго, после чего смущённо улыбается, прячет руки в карманы брюк и, не зная, куда спрятаться от неуместного смущения, решает перемыть мою посуду.
Бинго! Я определённо вижу свет в конце туннеля!
Обратно в кухню я возвращаюсь ещё стремительнее, чем из неё убегала. Некрасов помыл-то всего ничего: ложку да пару чашек. Расстелил полотенце, поставил на него кристально чистую посуду и теперь смотрит прямо на меня. А вода льётся…
–Кран закрой, у меня счётчики, – выдаю сердито, но если быть честной, плевать я хотела на квитанции. Ни в деньгах счастье, а вот в этой бумажке, что я прячу в кулаке за спиной, довольно неплохо разыгрывая недовольство.
Вон, Максим поверил – вздохнул, будто я ему уже до тошноты надоела, пробурчал что-то себе под нос и закрутил вентиль, не забыв протереть столешницу от осевших на неё капель. Чистоплюй.
–Та – дам! – я выбрасываю вверх свою руку и принимаюсь кружить по кухне как душевнобольная. Только и знаю, что повторять:"Мы спасены!" и в перерывах между своими возгласами благодарить небеса. Даже Соньку на руки подхватываю, отмечая, что это она только с виду такая тощая. На деле все килограмм двадцать!
–Пап, чего это с тётей Васей? – она смеётся, пока я выплясываю джигу, а мой бывший муж крутит пальцем у виска.
–Рехнулась. Иди, Сонь, в комнату… В игрушки поиграй. А я твоей тёткой займусь.
–Ладно, – девочка соглашается, но с моих рук слезает неохотно. Даже в дверях на какое-то время замирает, получая эстетическое удовольствие от моего сумасшествия. Видимо, такая Вася пришлась ей по вкусу.
–Рано радуешься, – а вот Максим настроен скептически. Ставит чайник на закипание и садится на свой стул, кивком головы советуя и мне приземлится. Чего это он? Сам же подсказал, где искать!
–Это ещё почему? Всё складывается как никогда лучше – у нас есть Верин адрес!
–И с вероятностью в девяносто девять процентов заявляю, она уже давно там не живёт. Четыре дня минимум. Она ведь на поезде сюда ехала?
Я киваю. И заканчиваю улыбаться. И благодарности небесам прекращаются как-то сами собой… Опять лампочку погасили и призрачный свет перестал ласкать стены длиннющего коридора, ведущего меня в неизвестность…
