Текст книги "Реликт 0,999"
Автор книги: Евгения Лифантьева
Соавторы: Алена Дашук,Владимир Одинец
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Десятилетие минуло со дня, когда ведомая Даном колонна ступила на ближнерусскую возвышенность. Мечта примитивиста – жить отдельно, в сосновом бору, так и не осуществилась. Несколько раз пытался он сложить полномочия, но обстоятельства вынуждали продолжать. То назревала стычка с очередной группой налётчиков, то кандидат на должность вождя оказывался одиозный фигурой…
Как Роман Покатилов, староста Гелеровки. Толковый хозяйственник, а выродился в подобие Иоанна Грозного или Сталина – завёл опричников, тайный сыск учинил, инакомыслящих преследовать принялся. И ведь почти склонил большинство старост на свою сторону, кого обещанием льгот, кого угрозой расправы. Не попади основатель Гелеровки, старик Афанасий, на операционный стол к Ладе, да не разболтайся – так и пропустили бы потенциального диктатора к большой власти. Дан помнил, как изумился Совет, когда истинное лицо Покатилова открылось, через показания свидетелей…
Вождю тот случай послужил уроком, заставил организовать службу сбора информации. Проведчики, то есть – стукачи, шли по ведомству полиции, которую организовал и возглавил присмиревший, утративший гонор Михаил Прунич. Потеряв руку в нападении на богатый хутор, бывший путчист был изгнан из собственной банды. А приют нашел только в Дановке – Лада посоветовала принять инвалида. Вождь согласился и не прогадал – майор из шкуры вон лез, чтобы оправдать доверие…
«Как неожиданно меняется расклад, – мимолётно отметил Дан, в пол-уха слушая Ника, – недруг, а кто он общине, Прунич? Конечно, недруг – и оказался полезен… на своём месте, как профессионал…»
Тем времением гость закончил рассказ, повторил, что хотел бы в Дановке поработать над рукописью, краткое содержание которой только что изложил:
– Не так, чтобы я крупный ученый, но в общих чертах понимаю происходящее в космосе, во вселенной… Мы знали, что мир изменится – под влиянием ли ФАГа, других сил, тех же Сеятелей. Больше того, я полагал, что человечество не уцелеет ни в том, ни в другом случае… Но слегка ошибся с Землёй. Мне надо проверить, пересмотреть многое…
– Ученый. Да еще космогонист, – вождь сделал на этом слове ударение, – роскошь в нынешние времена непозволительная. Опять же фаг, сеятели… Мне это ни о чём не говорит, слишком высокие материи. Давай вернёмся с небес на грешную землю. Жить с нами, значит, работать на общество. Что ты умеешь, паранорм?
Постучав, вестовой сунулся в дверь, доложил:
– Войсковой командир прибыл, просит принять.
Здравко вошел на приглашение, сел к столу, схватил кусок хлеба, нарезанное мясо, откусил, выслушивая упрёк вождя:
– Я тебе сколько говорить буду, что надо заходить без доклада? Ногой дверь открывай, чтобы ни секунды не терять, понял? Ладно, прожуй сначала, по тебе видно, что всё хорошо…
– Угу. Мы их подстерегли, гоминоидов…
Дан отметил про себя, что серб применил для обезьядов термин, высказанный Ником: «Цепкий у парня ум, сложил все названия – приматы, обезьяны и прочее, сравнил и выбрал наиболее точный», – затем вернулся к разговору с паранормом:
– Так что умеешь?
– Скажи, в ком нехватка, может, и сгожусь, – усмехнулся Ник, словно прочитав мысли собеседника, – но учти, лекарь из меня неважный. Ладе уступаю по всем параметрам. Обучить кое-чему, это да. Может, я лучше охраной общины займусь? Нет, не со всеми… Заранее оповещать стану, кто незваный и откуда в гости к вам…
Лада прыснула:
– Данчик, ты Шемаханской царицы не боишься?
Вождь улыбнулся, а паранорм расхохотался:
– Ну ты сравнила… Я Золотой Петушок на спице – ку-ка-ре-ку! Царствуй, лёжа на боку!
Здравко чуть не поперхнулся от неожиданности. Ник паясничал? В устах взрослого, мощного человека это казалось настолько неприличным, так не вязалось с представлениями о правильном поведении людей, что серб высказал мнение вслух. Лада и гость с изумлением выслушали призыв не вести себя, словно неразумные дети. Ник опередил всех:
– Ой, Здравко, смеяться, право, не грешно, над тем, что кажется смешно… Самоирония – лучшее средство от спесивости и снобизма!
Лада добавила цитату:
– Все глупости в мире делаются с серьезным выражением на лице.
Вождь промолчал, но пристыженный командир понял, что и тот не на его стороне. Чувствуя себя неловко, серб сгорбился, пытаясь стать незаметным. Его, действительно, не задевали, обсуждая идею раннего оповещения. Чтобы проверить способности Ника в столь неожиданной роли, Дан поручил Здравко отработать схему взаимодействия и отпустил того.
– Обиделся. Ух, серьёзный у тебя военачальник…
– Перемелется, мука будет, – успокоил паранорма вождь, выходя в горницу. – Лада, покажи Нику гостевую комнату, а там посмотрим, куда поселить.
Вынимая очередной учебник из плотного ряда, стоящего на полке, Дан пожелал гостю прогуляться по селению:
– Погляди, ради чего на спице сидеть, – и добавил вслед. – Ладушка, потренируйся в телепатии. Полезное дело, вместо радиосвязи.
Ник послал Ладе мысль-картинку, где совместилось лукавое подмигивание, одобрение прагматизма и хитроватости вождя. Ей так понравилось образное общение, что она расхохоталась и спросила:
– Как тебе это удаётся?
– Мыслеобраз. Лови наставление!
И они ушли, оставив Дана наедине с бесконечными заботами. Но, принимая письменную сводку от разведчиков и поисковиков, выслушивая жалобы Боба на износ техники, вождь нет-нет, да улыбался. Приятно сознавать, что у тебя одаренная жена!
«Ник прав, не каждому так везёт», – и Дан принялся планировать поиск потенциальных телепатов среди жителей общины, но ворвался нарочный:
– Поисковики вернулись, вождь. Стычка с регрессорами. Есть потери.
28
Караульщики опоздали на несколько минут. Ватага бродяг, десятка три, не меньше, уже рыла картошку, разоряя крайние ряды. Выглядели налётчики неорганизованной толпой. Здравко решил обойтись без крови, разоружить и прогнать плетями. Чтобы не топтать поле напрасно, подъехал открыто, громко сказал:
– А ну, кончай! Все вон, и побыстрее! Что накопали, оставьте. Оружие – на землю!
Все женщины и большинство мужчин, видимо, разумные или трусливые, подчинилось, поплелись с поля. Однако мешки не бросили, оружие не сложили.
– Оружие и мешки на землю! – Здравко повторил приказ, но ватага бросились наутёк.
Это от конников? Отряд караульщиков рванул за ними, охаживая плетями. Самые сообразительные бродяги бросали награбленное, получив жгучий удар или падали на землю, сжимаясь в комок. Но некоторые обнажили оружие. Бой сразу распался на отдельные схватки, где на одного противника приходилось по два-три ополченца.
Через несколько минут всё было кончено. Лязг металла прекратился, пойманных бродяг сгоняли в одно место для допроса. Десятники доложили, что свои все целы, несколько царапин не в счет. Хрипло выл какой-то раненый. Здравко выругался, направил коня в ту сторону:
– Чей недобиток?
Вопрос адресовался молодому парню, блевавшему в куст. Разогнувшись, тот вытер слёзы и сопли, отер рот:
– Мой. Не могу смотреть… У него… – и снова согнулся в приступе рвоты.
Командир спешился, глянул на раненого бродягу. Мужчина лежал скорчившись, поджав колени к животу. Левая половина головы сочилась кровью – кожа с черепа, ухо и часть скуловой кости снесены ударом клинка, который продолжил движение и почти отсек руку по плечевому суставу. Ранение тяжелое, но не смертельное, поэтому раненый оставался в сознании и вопил, надрывно, на одной ноте.
– Зачем человека мучаешь? Что, слушать нравится? – Церемониться с рассопленным бойцом Здравко не собирался. – Добей, быстро! Не могу? Ах ты, чистоплюй, – оплеуха справа получилась звонкой, – другие могут, значит, а ваше величество брезгует?
Вторая оглушительная затрещина, слева, помогла бойцу восстановить равновесие – командир весил за сто килограммов, а руку имел тяжёлую. Третья не понадобилась. Боец поднял клинок и рубанул лежащего по шее, с оттяжкой. Вой прекратился. Несколько ополченцев, неслучайно оказавшихся рядом (любопытно же, как дело обернется!) двинулись по своим делам.
Здравко опустил лопатообразную ладонь на плечо бойца, повернул к себе лицом, ободрил:
– Первый бой? Это обычное дело, не горюй. Чисто срубить врага в сече и бывалому воину трудно. Свалил, тут же дальше, на следующего… Но помни, раненый опасен, и как момент выдался – немедля исправь. Быстро и аккуратно, пока тот слаб. Тут ведь, оставишь недобитка, а он тебя в спину…
Командир знал на собственном опыте, как трудно перешагнуть черту, отделяющую тебя от первого убитого. Парню предстояло оправдаться перед собой. Потом, когда разум привыкнет, что враг – не вообще человек, а ВРАГ, станет легче. Но всё равно, ведь не подарил жизнь, а отнял…
29
Вождь прочёл донесение о разгоне бродяг, сделал пометку в рабочем журнале. «Полевых вредителей» такого сорта становилось всё меньше, хотя всего месяц минул, как в общину пришел Ник. Его дивное умение воспринимать врага на расстоянии очень помогло. Урожай собрали без потерь и спокойно, потому как караульные отряды встречали любителей легкой наживы в самом начале их пути и рассеивали, не пуская к полям. Но любое блаженство недолговечно – теперь вождя беспокоила повышенная активность регрессоров.
В прихожей раздались громкие голоса. Дверь распахнулась. Паранорм стремительно вошел в горницу, сметя вестового в сторону одним движением. Дан удивился:
– Ник? Почему ко мне? Что-то экстренное?
Право свободного входа касалось только Здравко, и никого иного. Сигнал тревоги от паранорма передавался дежурному отряду караульщиков, минуя вождя. Если Ник примчался к Дану – случай требовал немедленного рассмотрения. Но паранорм заявил:
– Это не по тревоге!
– Тогда позже. Я занят, время неурочное. Свободный прием через два часа.
– Знаю, только вопрос неотложный! – Настаивал паранорм.
Вождь кивнул:
– Говори.
– Я расторгаю наше соглашение. Никаких предупреждений с моей стороны не будет, караульте сами, – отчеканил Ник.
Дан прикинул варианты: «Все знают, чужак держится в поселении только прихотью вождя. Выставить отказника за ворота немедля – эффект нулевой. Если обязанности не дать, и не выгнать, то Ник сам придумает компенсацию, чтоб не нахлебником…»
Решив, что в таком раскладе ущерба ни авторитету вождя, ни репутации чужака не будет, он согласился:
– Договорились.
«Вот хитрюга! – Паранорм восстановил цепочку размышлений вождя, – а ведь прав, верно рассчитал…»
– Зайду через два часа. Ты от меня так просто не отделаешься.
И зашёл. Разговор начался с упрёков:
– Зачем бродяжек избили? Я для этого вас оповещал? Неужели сложно преградить путь, предупредить по-доброму, чтобы не лезли на поля? А ты окружил и зарубил!
– Не всех, а кто за оружие схватился, – уточнил вождь, – всего семерых. Остальных плетями прогнали. Кстати, две пары к нам пришли, я их в Игуменку направил. И раз на то пошло, не твоего ума дело, какая у нас военная доктрина, – он щегольнул недавно вычитанным термином.
– Доктрина? Смотри, какой стратег выискался! Думаешь, если в вашем болоте твоя кочка самая высокая, ты громче всех квакаешь, то уже всегда прав? Уже всё знаешь?
Вождь замолчал, стиснул зубы, а Ник горько продолжил:
– Как слепец бредешь, ни начала, ни конца дороги не видя…
Вошла Лада, закончившая приём больных:
– Опять сцепились? Данчик, там еще четверо ждут. Некрасиво регламент нарушать, а вы не десять минут воюете, явно. За ужином доспорите, – и выдворила Ника укоризненным мыслеобразом: «покачивание пальцем, Ник и Дан – малыши в коротких штанишках, швыряются песком».
Паранорм прислал ей коротенький ответ: «Не переживай, мы помиримся». Но Лада не поверила в такой исход, она знала своего мужа гораздо лучше, нежели Ник. Не напрасно ведь Дан несколько минут кружил по комнате, успокаиваясь и негромко шепча стихотворные строки:
– Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны…
30
Вождь закончил прием, уделив каждому посетителю установленное время. Но переворачивая склянку песочных часов, возвращался к спору с паранормом. Этот сильный мужчина обладал неведомыми Дану знаниями и постоянно удивлял широтой кругозора. Здесь крылась причина чуть не ангельского терпения вождя, который с прочими неслухами особых церемоний не разводил.
«Может, он прав? Я варюсь в собственном котле и делаю ошибку за ошибкой? – Терзал себя примитивист и всё ближе подходил к неприятному для самолюбия выводу. – Надо признаваться, что мало знаю».
Садясь ужинать, он решил зайти издалека:
– С бродягами – чистая случайность, не успели перехватить, отсюда и кровь. Этого уже не изменить, так что забудем, – но не преминул «лягнуть» паранорма. – Однако ты тоже хорош, торопыга! Я расторгаю наше соглашение, – передразнил вождь и закончил быстро, опередив Ника, – а это вовсе даже УСЛОВИЕ твоей жизни в общине.
– Не волнуйся, скоро уйду, – парировал Ник, – но за постой расплачусь, как только найду, чем.
Лада огорчилась, вмешалась в разговор:
– Ну что вы, ей богу, поладить не можете? Два умных человека, а общего языка не найдёте…
– Вот именно, – согласился вождь, – два медведя в одной берлоге не уживутся. Не лез бы ты со своими советами, а занимался наукой. С твоим умищем копаться в общинных проблемах, как микроскопом орехи колоть.
Ник поучающее парировал:
– Вообще-то на текущий момент общинные проблемы – самое важное. Это вопрос – быть или не быть цивилизации.
– Ух, ты, а я и не знал! – Делано изумился Дан. – Десять лет общиной занимаюсь, и вот ты мне глаза открыл, наконец.
Не обращая внимания на умоляющий взгляд жены, вождь жёстко отрезал:
– Пока ты ничего дельного не присоветовал.
– Ты не просил…
– И не стану!
Дан хотел объяснить – почему, но сообразил, что это не поможет, ведь ни он, ни паранорм не изменят собственное мнение. Значит, и сотрясать воздух впустую нет резона. Ужин закончился в молчании. Допивая чай, примитивист обратился к Нику, словно резкого разговора и не бывало:
– Космогонист, у тебя время найдется по специальности дело сделать? Объясни, почему катастрофа случилась, а то народ всякую чушь порет. Вон, игуменцы свою трактовку Армагеддона сочинили. Взяли дневник Илии за основу. Там мне и Ладе черная роль отведена. Хоть сам новейшую историю пиши…
Паранорм на мгновение задумался. В лице появилось незнакомое прежде выражение, словно Дан оскорбил его. У вождя зародилось подозрение, что человек, которого хотелось иметь в друзьях, сейчас встанет из-за стола и уйдет. Он поднял руку, чтобы остановить Ника, но тот всего лишь пытливо посмотрел на вождя, уточнил:
– Хочешь знать, как началось изменение мира и почему? Хочешь знать, кто такой ФАГ? Почему погибла Солнечная система?
Дан кивнул:
– И не только…
– Вопросов всегда больше, чем ответов на них. Не обещаю, что будет очень интересно, но книга такая есть, – и Ник вышел в свою комнату.
Через несколько минут он вернулся с квадратным пакетом, открыл, вынул прозрачную коробку. В таких хранились старинные архивные документы.
– Здесь, – Ник подал вождю стопку пластиковых листов, – найдёшь основное.
Дан принял рукописные страницы, прочёл заголовок:
– Свод истин. Скромно… С претензией на новое Евангелие, – взгляд вождя неприкрыто адресовал скепсис паранорму, – и кто у нас евангелист? Попробую угадать. Лука, Матфей, Петр – нет, не они… Может, Ник?
Пробить паранорма иронией не удалось. Тот выдержал взгляд, ответил спокойно и уверенно:
– Труд рассчитан на века, поэтому и назван соответственно. Сам посуди, станет кто читать философскую работу, озаглавленную скромно, даже убого, типа – моё мнение? Или мемуары? Нет. А Ставр Панкратов намеренно вызывает огонь на себя…
– Так это не твоё, – разочарованно протянул Дан, откладывая стопку страниц в сторону. – Над чем тогда ты трудился столько времени? Не роман же творил?
Ник чувствовал причину огорчения. Вождь писал свои воспоминания о пережитом, но неудовлетворённое писательское самолюбие мешало и вклинивало лирические отступления в текст. Как опытный читатель, Дан воспринимал чужеродность вставок, но духу на жестокую редакторскую правку недоставало. Он ждал, когда паранорм закончит своё писание, чтобы предложить взаимную «вивисекцию» творений, потому и огорчился ошибке в авторстве.
– Не роман. Скоро закончу, – обнадёжил Ник, – попрошу прочесть и раскритиковать. Путевые заметки, вроде путешествия из Петербурга… – и усилил понимающую улыбку вождя шуткой, – в вашу общину.
Перед сном Лада нехотя пролистала первые страницы и вернула мужу:
– Я не одолею такую заумь. ФАГ, Конструктор… Данчик, неужели тебе интересны разборки – кто, когда, кому? Это история! Дела давно минувших дней…
Дан другого и не ожидал. Жена, как истинный гуманитарий, жила в реальном мире, а космос представлялся ей безбрежным, холодным и страшно далёким от судеб человека пространством. Как ни пытался муж объяснить явную для него включённость каждого человека в это необъятное пространство – ничего не удалось. Связь с планетой Лада еще признавала, а дальше идти отказалась наотрез. Не женское, дескать, дело – судьбы вселенной. Однако книга представлялась Дану очень важной, он попробовал шуткой изменить отношение жены:
– Неужели так трудно прочитать? Какой странный у нас в семье половой шовинизм. Судьбы Вселенной исключительно мужское дело?
– Данчик, тут не шовинизм, а диморфизм. Добывать еду и защищать племя должен мужик, а рожать – баба. Я и до катастрофы считала феминизм забавой женщин, у которых нет мужа. У меня – есть, так что не надейся, амазонкой не стану. Мне нравились мелодрамы, тебе боевики и детективы. Разве это странно?
Вождь повернулся к жене, заглянул в глаза и напомнил:
– А кто прикончил пуштунов?
31
«Свод Истин» на боевик не претендовал, понял вождь, вчитавшись в рукописные строки. Автор сухо и деловито рисовал неприятный для человечества расклад, в котором неведомые Игроки делали понятные лишь им ходы. Книга захватила вождя своей простотой. Даже наскоро прочитав, он постиг главную идею, сверхзадачу, двигавшую Ставром Панкратовым. Не бесполезные метания героев описывал автор, а внедрял в ум читателя убежденность, что лишь тот разум имеет право на жизнь, который хочет и может постоять за себя.
Паранорм появился в Дановке спустя две недели:
– Прочел?
– Ты прав, – признался вождь, передавая книгу, – название правильное. Скажи автору спасибо. И вот еще, я снял копию. Для себя. Другим не дам, слишком страшно. Может с ума свести, если без подготовки…
Свои мемуары Дан отредактировал в сухом духе «Свода», передал в библиотеку вместе с путевыми заметками Ника. Приказом обязал библиотекарей вести летопись, по итогам каждой декады. На этом он счел историю с паранормом законченной.
Следующим утром набатный звон поднял вождя на ноги. Отбросив крышку сундука, Дан споро надел металлический доспех, попросил жену завязать его. Чмокнув мужа, Лада вышла проводить на крыльцо, подала шашку. Молча смотрела, как вождь вскочил на коня, подведенного денщиком, молча махнула рукой, когда он присоединился к отряду в тридцать всадников и выехал из селения. Ворота закрылись, длинный запорный брус прижал створки. Дежурный десяток рассредоточился – им предстояло наблюдать за окрестностями и ждать возвращения отряда.
Лада распорядилась кипятить воду, готовить операционную, а сама забралась по лестнице на крышу, посмотреть, куда направился отряд. Тех не было видно, только пыль стояла над проселком, где протрусили всадники. Не мчались во весь опор, берегли силы? Судя по звону, это был общий сбор, не тревожный, выручальный. Значит, предстоял большой бой. Такое случалось всего дважды, но Дан не зря тренировал бойцов – единое войско собиралось быстро. Маневры, проводимые Здравко, сплотили ополченцев, а хорошие дороги позволяли конникам быстро добираться и стремительно атаковать противника.
Лада в который раз посетовала на собственную лень – так и не удосужилась выучить семафорную азбуку. На вышке Игуменки и (тут она переместилась на другой скат крыши, присмотрелась из-под руки) в Саргеле сигнальщики махали флажками, передавая сообщение. Сами-то воинские отряды для связи пользовались эмканами[1]1
переговорная гарнитура.
[Закрыть], их хватало на командиров и десятников, но меж поселений применяли зрительную. Дан отыскал древнюю морскую азбуку, которая ни разу не подвела, в отличие от радиосвязи.
Парнишка-сигнальщик свесился с площадки, крикнул вниз:
– Обнаружили становище регрессоров, чёрных гасителей, за перекрестком, близ Борисово.
Собравшаяся у вышки пацанва брызнула врассыпную, спеша донести весть до каждого жителя. Подошло несколько взрослых, стали обсуждать новость, строить предположения:
– Ай, не надо бы на рожон лезть!
– Не скажите, если их не отпугнуть, опять поля подожгут…
Сигнальщик спустился с вышки, уступив место сменщику, напустил на себя солидность, предложил разойтись, не мешать. Старики на него внимания не обратили – молод еще, указывать! А женщины, те горячо отругали – о какой работе могла идти речь, если в отряде близкие ушли? Парнишка смешался, отступил в караулку.
Отставные ополченцы, по здоровью в бой не годные, но виды повидавшие, понимали опасность предстоящей схватки. Регрессоры, как истые фанатики, в битве себя не щадили, сражались яростно, если судить по встречному бою, выигранному за счёт внезапной атаки. Хотя экипированы бойцы общины надежно, многие окольчужены, однако, пострадали же в том бою трое? И еще как!
Регрессоры – не разгуляйцы, у многих оказались «лучевики», как назывались для простоты винтовки с лазерными прицелами. Выстрелы из них пробивали бехтерцы и оставляли глубокие, а то и сквозные раны, хорошо хоть, чистые – энергетический удар просто испарял всё на своём пути. Раненые выжили, но остались калеками. Как раз один из пострадавших, Халиль, сменил дежурного на вышке. Он и вмешался в разговор:
– Не станут наши церемониться, издалека всех перестреляют. Особенно, если это гасители. Они в тот раз поисковиков перехватили и замучили.
Самый старый поселенец Афанасий Гелеров, который своевременно сбежал от тирана Покатилова в столицу, обрадовался повороту темы:
– Вот вы все, пришлые, как один – всё бы убивать! Сколько твержу, доказываю, что жизнь бесценна, что нельзя отнимать её лишь потому, что оппонент думает иначе, чем вы! Надо пригласить регрессоров к поиску компромисса, переубедить. В конце концов, худой мир лучше доброй ссоры, – козырнул пословицей претендент на звание старейшины, поправляя белую бороду. – Нельзя решать вопросы путем насилия!
– Дед, какого хрена ты здесь, за стенами страдаешь, нас агитируешь? Отселяйся наружу и живи без насилия, переубеждай налётчиков, – сделал наивные глаза молодой караульщик. – Интересно, надолго тебя хватит?
В прошлом крупный философ, а ныне редкий зануда и критик всех действий Дана, да и Совета в целом, Гелеров на провокацию не ответил, увернулся:
– Демократия, демократия и еще раз демократия! Ничего лучшего мир не придумал. А вы подчиняетесь диктатуре!
Халиль, потерявший в битве с разгуляйцами половину кишечника и три ребра, снова перегнулся через перила, пригрозил:
– Подскажу-ка Дану, чтобы тебя за ограду на денек выставил. Вдруг вылечишься?
Молодой караульщик прыснул, Гелеров обиделся, отошел в сторону. Халиль принял новое сообщение, что бой уже идёт, крикнул об этом вниз – площадь затихла. Лада вернулась в больничное помещение, проверила готовность операционной, заставила сестру зарядить автоклав перевязочными средствами, придралась к фельдшеру…
Опомнилась, прикрикнула на себя: «Не суетись! С ним всё будет в порядке. Бог уже забрал у тебя родных, не станет же совсем сиротить, не настолько он жесток…»
Раз в год, в дату Катастрофы, супруги поминали покойных. Если Лада хотя бы знала, что отец с матерью улетели с Земли, то муж потерял своих в бытность подростком – те просто исчезли в космосе. Неизвестно, когда и почему, как и остальные триста пассажиров каботажного рейса Земля-Венера.
Наверное, Дан натосковался в сиротстве, если каждую свободную минуту уделял дочерям, при любой возможности дарил родительскую ласку – таскал на руках, возил на себе. И жену не забывал погладить по бедру, перехватить и поцеловать руку, пока та подавала чай или бутерброд. Тем страшнее становилось Ладе, когда неумолимый долг призывал вождя идти навстречу смертельной опасности.
Как сейчас, в битве с регрессорами…
32
Бойцы стаскивали трупы врагов в одно место, чтобы потом раздеть и захоронить в одной могиле. Бросать непогребенное тело – создавать проблемы на будущее. Отведает человеческой плоти какая-нибудь хищная тварь, разохотится и станет людоедом. Проще и надёжнее зарыть.
Вождь дождался, когда Здравко подвёл итоги, подошёл с докладом:
– Побили сорок человек. Трое-четверо ушли. Гнаться нет резона, наши кони устали, а у них свежие и на подмену есть. Потери: один убитый, семеро раненых, трое тяжело. Пленные: четверо, два воина и женщины, похожи на сообщниц. Трофеи приличные, сейчас подсчитывают.
Дан заинтересовался пленными. Толстый и сильный мужчина по имени Прокоп оказался в сильном наркотическом опьянении. Второй, молодой и тощий, весь в татуировке, представился Эфраимом:
– Я племянник князя Маргила… За меня вам такая месть будет! Всех спалят, всех в рабство обратят!
Ни одного разумного слова не сказали и пленные женщины, то ли фанатички, то ли одурманенные. Только плевались, изрыгали проклятья, и грязную ругань. Единственное, что удалось понять – Маргил продолжает расширять свои владения. Этот отряд шел с целью нахватать пленников, собрать сведения, изучить дорогу для наступления крупными силами.
– Не миновать нам генерального сражения, командир, – вождь сделал неутешительный вывод, – а жаль.
Здравко пожал плечами:
– Так выбора нет, жалей, не жалей. Готовиться надо. Нам бы оружия, а бойцов – хватит. – Он просительно глянул на Дана, – Может, пора посылать поисковиков на птеране, пусть заберутся подальше?
– Поговорим, – тот отложил вопрос, поднялся, сделал знак денщику, вскочил в седло.
Убедившись, что поле битвы прибрано, могила вырыта, Дан приказал:
– Пленных прикончить, – а на недоумённый взгляд Здравко уточнил, – вместе с женщинами.
Войсковой командир подумал: «Какая глупость! Если среди пленных – родственник главного бандита, что за прок в тупом убийстве? Эфраим может оказаться ценной картой в переговорах». Мысль показалась разумной, зато приказ вождя – опрометчивым. Здравко возразил:
– Зачем? Оставь племяша. Для обмена пригодится.
Дан укоризненно посмотрел на серба, сказал негромко, чтобы не слышали бойцы:
– Донесения разведчиков не только читать, но и помнить надо. Нет у Маргила такого родственника. А был бы, так менять не на кого, – и добавил, увидев понимание в глазах командира, – выполняй!
Здравко передал распоряжение, проследил за исполнением. Когда братскую могилу зарыли и завалили камнями – надёжно, недоступно для крысобак – он тяжело вздохнул. Вождь прав. Эти враги выглядели страшнее всех зверей, безжалостнее любых природных катаклизмов. Фанатики. Пленных они пытали, пока те не принимали их веру. А затем всё равно убивали, как велела эта самая вера.
Войско ушло вперед. Серб смотрел на невысокий каменный курган, прокручивал в голове свою жизнь, которая началась в мирном сытом Загребе. Он, добрый и наивный мальчишка, выжил в чудовищно искорёженном мире, но чего это стоило? Катастрофа изувечила Землю, животных и растения. Изувечила людей. И его тоже не пощадила. Как он превратился в бойца, который убивает других, чтобы не убили его? Почему он подчиняется приказам Дана? Зачем?
Здравко очнулся, отпустил ствол берёзы, утёр мокрое от слёз лицо. Стыдясь минутной слабости, выхватил клинок, наискось ссёк толстенный стебель какого-то зонтичного мутанта, похожего на анис. Стало немного легче, и, вскочив на коня, войсковой командир бросился догонять колонну.
33
Опасаться сегодня некого – враг разбит. Вождь отказался от охранения и в сопровождении денщика намного опередил войско. Но бдительности не утратил, издалека заметил – на дороге к Дановке стоял человек. Неподвижно и открыто тот ждал, пока всадники поднимались на взгорок. Разглядев крупного мужчину в сером блестящем костюме, вождь пришпорил коня.
– Добрый день, Дан.
– Здравствуй, паранорм. А день не слишком хорош. Если бы мы знали, что у них столько оружия, то взяли бы измором или окопались… Тебя где носило?
– Дела неотложные, – отговорился Ник, и хмуро попросил. – Уделишь мне время?
– Хоть сейчас, до селения еще минут двадцать, – предложил Дан, делая денщику знак отстать от собеседников.
Ник оказался практически единственным человеком, кроме Лады, с которым примитивист говорил откровенно. Ник не зависел от вождя. Здравко, Прунич и Горлов, староста Саргеля – они понимали многое, имели приличный кругозор и давали обратную связь, но не ту, которая требовалась.
Дан нуждался в предвзятом противнике, желательно, более умном, чем сам – это стимулировало, не позволяло почивать на лаврах. Даже упрёки маразматика Гелерова и нападки женской фракции расценивались вождём, как однозначно полезные. Судя по лицу Ника, беседа предстояла напряженная.
– Начинай критиковать, я готов.
– Зачем ты устроил бойню? Полсотни трупов, и это, когда на Земле едва сто тысяч набирается! Пленных перебил! Я пытаюсь создать технологию этической нейтрализации межчеловеческих отношений, рассчитать амортизаторы зла, а ты?
Вождь хмыкнул:
– Врага жалеешь, – добавил иронии в голос, поддел Ника, – а живешь в нашей общине, это ничего? – И закончил, словно печать поставил. – У меня нет выбора. Мы или они!
Ник двигался рядом с конем, шагал широко и легко. Для удобства взялся рукой за стремя, а второй жестикулировал:
– Я встречался с Маргилом. Он согласен на переговоры, готов заключить перемирие. Надо остановить бессмысленное истребление. Ты пойми, там люди, всего лишь одурманенные пропагандой. Они не виноваты, за них надо бороться, а ты…
Лицо вождя оставалось непроницаемым. Он слушал давно знакомые, наивно благожелательные разглагольствования, и думал, почему никто не хочет разделить его точку зрения на ситуацию:
«Никто, кроме войскового начальника, Здравко. И то, даже тот смелый воин считает возможным оставлять пленным регрессорам жизнь, в виде условного рабства, как осуждённым. Держать у себя врага, который в любой момент сбежит, сделает диверсию? А то отравит идеологическим ядом чью-то душу…»
– Ты отвечать будешь, или так и намерен отмалчиваться? – Ник дёрнул стремя, привлекая внимание Дана.
Набежал дождь, вбивая крупные плюхи в дорожную пыль, быстро усилился. Примитивисту показалось странным, что на него и собеседника не упало ни капли. Круг сухости двигался вместе с ними, но под копытами уже зачавкало. Он глянул на ноги паранорма – ни единой капельки грязи не осело на ботинки того.