Текст книги "Реликт 0,999"

Автор книги: Евгения Лифантьева

Соавторы: Алена Дашук,Владимир Одинец
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Сергей Звонарев
Ледяная плеть

ЛАБОВИЦ И ГРЕХОВ. ТАКЛА-МАКАНСКИЙ КСЕНОЗАПОВЕДНИК.

В разгар битвы с эмиссаром-2 Герман Лабовиц получил вызов от Грехова. Тот просил его вернуться в заповедник, не вдаваясь в подробные объяснения. Лабовиц подчинился, хотя и с большой неохотой – ему не хотелось покидать поле битвы, в которой решалось будущее Солнечной Системы. Зачем я ему понадобился, гадал Лабовиц, неужели Грехов озаботился судьбой заповедника?

Воспользовавшись защищенным каналом метро, он высадился в одном из транспортных терминалов недалеко от бывшего бестиария, расположенного на живописном горном склоне. На всякий случай Лабовиц приготовился защищаться, но атаки не последовало. Видимо, заповедник с экзотическими животными не интересовал эмиссара ФАГа и его агентов. На патрульном птеране он быстро добрался до коттеджа смотрителя, где его ожидало сообщение Грехова.

Лабовиц разблокировал защиту коттеджа и наскоро выслушал рапорт инка обо всем произошедшем в заповеднике за время его отсутствия. Последнее он сделал скорее по привычке смотрителя, чем вследствие необходимости. Заповедник, как и его обитатели, все равно обречен – никто не будет заниматься эвакуацией скалогрызов, когда и для людей мест не хватает. Теперь он был готов изучать сообщение Грехова. Тут его ожидал сюрприз – Грехов прислал своего пси-двойника, что было большой редкостью и говорило о важности послания. Он ждал его в гостиной, сидя в кокон-кресле с развернутой голографической проекцией инфосферы, в которой то и дело вспыхивали и гасли области интереса. После краткого приветствия Грехов сразу перешел к делу.

– Что ты знаешь об опытах Степы Погорилого? – спросил он.

Лабовиц пожал плечами. Фундаментальная физика никогда не была его коньком, но все же…

– Только то, что на слуху. Знаю, что ему удалось аннигилировать шубу из вырожденной материи вблизи нагуалей, и на основе его метода теперь делают аннигиляторы Погорилого.

– Верно, – подтвердил Грехов, – а сам метод тебе знаком?

– Только в общих чертах, – признался Лабовиц. – Но какое это имеет значение? Ведь нагуали аннигиляторами все равно не уничтожишь.

Грехов послал успокаивающий слоган.

– Не торопись, я все тебе объясню.

Он встал с кресла и принялся ходить взад-вперед, сопровождая свои объяснения характерными жестами и слоганами.

– Вырожденное состояние материи характеризуется абсолютным нулем температуры и бесконечной теплоемкостью, – начал он, – поэтому любое тело, соприкоснувшись с вырожденной материей, будет охлаждаться до нуля, и этот процесс остановить невозможно. Когда появились первые нагуали, этого еще не знали, и потому многие пилоты погибли от мгновенного охлаждения.

– Удар ледяной плетью, – пробормотал Лабовиц, – быстрый и смертоносный…

– … И от которого нет защиты, – подхватил Грехов, – по крайней мере, до сих пор так считается.

Он ненадолго умолк, погрузившись в себя, а затем продолжил:

– Степа Погорилый на своей «Звезде» был одним из первых, кто исследовал скопление микронагуалей на орбите Плутона. И вот что интересно – судя по записям в лабораторном журнале, он знал о мгновенном охлаждении еще до того, как эффект обнаружили экспериментально.

– Откуда? – поразился Лабовиц. – Знаешь, в это трудно поверить…

Грехов кивнул.

– Действительно трудно, – согласился он, – но, тем не менее, это так. Грехов повернулся к инфосфере и быстрыми движениями пальцев извлек на ее поверхность проекцию какой-то научной статьи. Он увеличил изображение, чтобы Лабовиц мог прочитать имя автора. – Джек Звездный, – вспомнил Лабовиц, – основатель секты ньютонианцев, да? А причем здесь он?

– До того, как уйти в монастырь, Звездный активно занимался фундаментальной наукой. Именно он предсказал свойства вырожденной материи. Они оказались настолько невероятными, что ему никто не поверил. Его высмеяли крупнейшие авторитеты того времени, имя Звездного стало синонимом шарлатанства. Почти все ученики ушли от него, коллеги боялись с ним знаться.

– Кроме Погорилого.

– Он был одним из немногих, кто поверил Звездному, – подтвердил Грехов, – и когда появились первые нагуали, Погорилый уже знал, что они поляризуют вакуум с энергией, достаточной для достижения состояния вырождения.

– Подожди-ка, – соображал Лабовиц, – но почему тогда Погорилый никогда не говорил о заслугах Звездного? Ведь получается, что метод аннигиляции основан на его работах? Грехов пожал плечам.

– Трудно сказать определенно. Отношения меду ними были хорошие – как, например, между Циолковским и Королевым, так что речи о намеренном замалчивании тут нет. Возможно, он сделал так по просьбе самого Звездного. К тому времени, когда обнаружили нагуали, Звездный уже целиком погрузился в монашескую жизнь. Я допускаю, что он не хотел привлекать к себе внимание. Впрочем, – хитро улыбнулся Грехов, – наверное, у тебя появится шанс спросить у него самого.

– Так он еще жив? – поразился Лабовиц. – Сколько же ему лет?

– Учитывая то время, которое он провел во временной петле, или нет? – улыбаясь, спросил Грехов.

– Не знаю, – растерянно проговорил Лабовиц. Что это еще за петля, промелькнула у него мысль.

– И я не знаю, – сказал Грехов. – Во всяком случае, не меньше ста двадцати, это уж точно.

– Итак, – продолжил он, – Погорилый придумал способ аннигиляции, основываясь на работах Звездного. Но был еще один ученый, который разобрался в свойствах вырожденной материи не хуже их обоих. А может, даже и лучше. Признаться, до недавнего времени даже я о нем ничего не знал.

– Кто же это? – заинтригованно спросил Лабовиц.

– Рене Чехов, – произнес Грехов. – Он работал в Новосибирском Академгородке, в группе расчетчиков ускорителя. Ты ведь слышал про Новосибирский ускоритель?

– Разумеется, – подтвердил Лабовиц, – самый мощный в Солнечной системе. Создан для изучения фундаментальных законов, лежащих в основе работы метро.

– И для разработки нового типа транспорта, для которого не требуется приемника в пункте назначения. Безтунельнная транспортировка, – дополнил Грехов.

– Чего только не узнаешь, – пробормотал Лабовиц. – И далеко они продвинулись?

– Не очень. При транспортировке материя разлагается до атомного уровня, так что ни один организм пока еще не выжил.

– Чехов участвовал в этих работах?

– Только на начальном этапе. Потом его уволили за скверный характер. Постоянно ссорился с начальством, ни во что не ставил коллег. Считал себя выше их. Талант у него, конечно, был, так что его терпели довольно долго. А потом он устроил пьяный дебош на праздновании четырехсотлетия Академгородка, и это переполнило чашу терпения администрации.

– А какое он имеет отношение к вырожденной материи?

– Дело в том, что для осуществления безтуннельной транспортировки требуется создать гигантское поле, сравнимое по силе с полем нагуалей. При этом возникает состояние материи, близкое к вырожденному. Чехов предсказал этот эффект, и его действительно обнаружили. Он считал, что эффект необходимо тщательно исследовать, что таким образом можно найти способ уничтожить нагуали. Ученый Совет не согласился с Чеховым, поскольку это означало бы отказ от основного направления исследований, а доводы Рене не сочли достаточно убедительными. Признаться, его скверный характер сыграл здесь не последнюю роль. После отказа отношения со всеми у него окончательно испортились, он начал пить, ну и результат тебе известен.

– В чем-то похоже на то, что случилось со Звездным, – прокомментировал Лабовиц.

– Возможно, – сказал Грехов. – А теперь я покажу тебе то, что мне удалось обнаружить в инфосфере пять часов назад.

Грехов опять погрузился в инфосферу. Казалось, он перебирает библиотечные карточки в каталоге. Отчасти это было верно, но только отчасти. Каждая такая «карточка» представляла собой огромный блок структурированной информации объемом в сотни гигабайт.

– Вот, – объявил он, выводя на экран новую статью, – это последняя работа Рене, она появилась два дня назад. Жаль, что я не заметил ее раньше, иначе многое было бы проще. Не буду тебя утомлять математическими выкладками, просто скажу ее главный вывод. Поле, создаваемое ускорителем, можно использовать для управляемой аннигиляции вырожденной материи.

– Как это?

– Обычный аннигилятор Погорилого просто уничтожает вырожденную материю. Используя возможности ускорителя, можно постепенно вывести материю из вырожденного состояния, при этом ее теплоемкость может быть сколь угодно большой, но при этом конечной.

– И что? – не понял Лабовиц. – Как это поможет спасти Землю?

Грехов усмехнулся.

– В том, что ты этого не понял, нет ничего особенного, в конце концов, ты не ученый. А вот почему департамент науки Всевече прозевал работу Рене… Ладно, как ты думаешь, отчего погибнет Земля, когда столкнется с нагуалями?

– От механического воздействия, удар просто разрушит ее, и все.

– Не совсем так, – возразил Грехов, – основная проблема заключается в том, что кинетическая энергия орбитального движения при столкновении с неподвижным объектом неизбежно перейдет в тепловую. Учитывая, что скорость Земли на орбите около 30 км/час, глобальное повышение температуры составит несколько тысяч градусов. Надо отвести избыточное тепло – если это удастся сделать, у планеты есть шанс.

– Материя с большой теплоемкостью! – подхватил Лабовиц. – Она просто аккумулирует в себя всю энергию, верно?

– Идею ты уловил, – согласился Грехов, – правда, тут много тонкостей. Материю нужно доставить в те регионы, которыми Земля соприкоснется с нагуалями и точно в момент контакта. Доставим слишком рано – заморозим планету, слишком поздно – все уже погибнет в огне. И здесь пригодятся те наработки, которые уже есть. Неживую материю ученые ускорителя уже научились транспортировать.

– Господи, Габриэль, – загорелся Лабовиц, – это же… Об этом же все должны знать, надо сообщить во Всевече, пускай начинают готовить эксперимент. Ты уже связался с этим Рене? Надо дать ему группу, пускай занимается расчетами…

– Он не сможет ими заняться, – прервал его Грехов.

– Почему? – недоуменно спросил Лабовиц.

– Потому что через час он погибнет.

Лабовиц потрясенно посмотрел на Грехова.

– В этот момент облако микронагуалей накрывает Сибирь и Китай. Бомбардировка только что началась.

– А если нагуали разрушат ускоритель… Надо же что-то делать!

– Ускоритель не пострадает, – уверенно сказал Грехов. – По крайней мере, его функциональные возможности. Но дело не только в облаке нагуалей. Ты забыл об агентах ФАГа. Если мы проявим активность в районе ускорителя, они быстро догадаются, в чем дело. Достаточно одного смертника с плазменной бомбой, и от Новосибирского Академгородка ничего не останется. Надеюсь, ты это понимаешь.

Лабовиц растерянно замолчал.

– Действовать надо чрезвычайно аккуратно, – продолжил Грехов, – не привлекая официальные структуры и соблюдая максимальный уровень конспирации. Я уже блокировал доступ к последней статье Рене для всех, кроме Сола Вихрова.

– Сол Вихров? Кто это?

– Директор Академгородка, между прочим, Нобелевский лауреат. Хороший ученый и неплохой администратор. Он сыграет ключевую роль в этом деле. Посмотри за ним, Герман. Если потребуется помощь, помоги. Но аккуратно. Да, и вот еще что, – добавил Грехов, – в непосредственной близости от ускорителя зависло облако вырожденной материи – оно слетело с микронагуаля, пронзившего Землю. Если не аннигилировать его, то в течение суток в радиусе пятидесяти километров температура опустится до минус двухсот. Эту проблему придется решать в первую очередь.

– Почему бы не использовать для аннилигяции поле ускорителя? Заодно можно испытать новый метод.

Грехов покачал головой.

– Все не так просто. Ускоритель не предназначался для этой цели, он не оборудован конденсаторами нужной мощности, а для зарядки энергетических башен потребуется не меньше двух дней. Так что придется действовать по старинке, аннигилятором Погорилого. Кстати, в районе ускорителя его нет.

– Где же его достать?

– Например, сторожевые когги класса «космос-космос» оснащены аннигиляторами. Можно воспользоваться ими.

– Осталось раздобыть сторожевой когг, – хмыкнул Лабовиц. – Хотя… Они ведь есть в составе орбитальной группировки, верно?

– Верно. Но учти, – повторил Грехов, – официальными каналами пользоваться нельзя. Командир орбитального сектора «Европа» зомбирован ФАГом. Это я тебе говорю на тот случай, если ты хотел с ним связаться.

– Уже не хочу, – пробормотал Лабовиц, – что же делать?

– У Вихрова есть сын, его зовут Андрей. Он служит на спейсере «Ковчег-1». Попробуй действовать через него.

Лабовиц вздохнул.

– Я думал, ты сам займешься этим…

Грехов печально улыбнулся.

– При всем уважении, судьба Земли не так уж важна для Космориума в целом, – сказал он, – это дело людей – спасти ее. Ну и твое тоже, – добавил Грехов с усмешкой, – ты ведь хочешь сохранить свой заповедник, так ведь?

Лабовиц молчал. Наверное, Грехов был прав, но все же…

– Есть и другая причина, – продолжил Грехов, – эмиссары ФАГа следят за мной, они анализируют каждое мое действие, так что прямое участие в этом деле потребует от Контр-3 слишком много ресурсов для прикрытия. А ты не так заметен, поэтому у тебя больше шансов.

Лабовиц немного успокоился. Такое объяснение устраивало его больше.

– Ну, вот и все, – Грехов поднялся, – приступай к работе. Прежде всего, тебе нужно выяснить, что происходит в зоне ускорителя. Соблюдай осторожность, старайся без крайней нужды не выходить в поле сил.

Рене погибнет, вспомнил Лабовиц.

– Постой, – осенило его, – подожди-ка… Ты сказал, что Рене умрет, а ускоритель не пострадает от потока нагуалей. Может, ты знаешь что-то еще? Например, – голос его сел от волнения, – удастся ли нам спасти Землю?

– Может, и знаю, – загадочно произнес Грехов, – но тебе я об этом сказать не могу.

После этих слов он исчез, послав прощальный слоган, и Лабовиц остался один. Пару минут он сидел неподвижно, потом поднялся и пересел в кокон-кресло.

В широком окне гостиной промелькнула морда скалогрыза. Предчувствуя опасность, он покинул свое обычное место обитания в заповеднике, и теперь старался держаться поближе к домику смотрителя, словно ожидая от него защиты. Постараюсь тебе помочь, пробормотал Лабовиц, надевая наушники и подключаясь к инфосфере, сделаю все, что могу. Спасти Землю, мелькнула мысль, кто бы мог подумать! Моя мама будет мною гордиться.

Через пару секунд он уже работал.

СОЛ ВИХРОВ. НОВОСИБИРСКИЙ АКАДЕМГОРОДОК.

Сначала Вихров не мог вспомнить, что случилось. Ему казалось, что он все еще выступает в актовом зале административного корпуса Академгородка перед комиссией Всевече, созданной месяц назад в связи с угрозой столкновения с нагуалями. Все еще объясняет им неизбежность гибели Земли, необходимость эвакуации как можно большего числа людей на орбитальные базы. Кажется, его спросили о том, сколько времени придется провести на этих базах, и он собирался ответить, что не меньше ста тысяч лет – пока Земля не остынет, как тут что-то случилось, раздался грохот, потолок зала просел и обрушился в центре, начались паника и давка…

Он открыл глаза и обнаружил себя лежащим на койке в одноместной палате госпиталя Академгородка. Медицинский инк копошился у него в ногах, но, зафиксировав пробуждение Вихрова, переместился к изголовью койки. Ловко укрепив у него на лбу и висках несколько миниатюрных датчиков, инк ненадолго замер, а потом столь же стремительно снял их, не сообщив ничего о результатах своих исследований. Сол решил, что это неплохо. Инк вернулся к его ногам, и Вихров почувствовал легкое жжение у большого пальца правой ноги. Видимо, инк решил заняться застарелой подагрой. Самое время, мысленно усмехнулся Вихров. Костюм, аккуратно сложенный, висел на стуле у изголовья, и в верхнем кармане Вихров нащупал карточку доступа на спецлинию для эвакуации на Гею. Не то, чтобы он решил ею воспользоваться, но все же… Все же с ней было спокойнее. Активировать в течение двадцати четырех часов, вспомнил он. Небольшой пластиковый прямоугольник с эмблемой Всевече, пропуск в новую жизнь на Гее, доступный лишь избранным. Привилегия, за которую многие отдали бы душу.

Вихров сел на кровати, голова слегка закружилась, но в остальном все было вроде в порядке. На правой ноге пониже колена белела аккуратная повязка, наложенная заботливым инком, однако боли не чувствовалось. Он попробовал встать, прислушался к своему телу. В ногах чувствовалось легкое покалывание, кровь разбегалась по сосудам. Инк суетился вокруг, явно не одобряя поведение своего пациента. Впрочем, Вихров не собирался спрашивать у него совета.

Он подошел к окну, отодвинул занавеску, и не смог удержаться от изумленного возгласа. Над разрушенным административным комплексом острием вниз висел гигантский конус, основание которого терялось в темных облаках, собирающихся над ним. Серая масса медленно вращалась, создавая ровный шум – как будто гигантская вытяжка засасывала воздух. Прямо под вершиной конуса дымилась воронка, по сторонам от которой были разбросаны искореженные фрагменты бетонных конструкций. След нагуаля, пронзившего Землю, понял Вихров. Облака над воронкой собирались со всех сторон, от их столкновений сверкали молнии и гремел гром. Внезапно пошел густой снег, за полупрозрачной пеленой которого контуры конуса потеряли четкость. Из воронки с грохотом вырвалась струя пара, затем еще одна.

– Впечатляющее зрелище, не так ли?

Вихров резко обернулся. Рене Чехов стоял в дверях палаты с початой бутылкой коньяка. Вихров не видел его уже больше года. Говорили, что после скандального увольнения у него окончательно поехала крыша. Судя по его виду, это вполне могло быть правдой.

– Что ты здесь делаешь? – вырвалось у Вихрова.

– То же, что и ты, – с готовностью ответил Чехов. Казалось, он не против затеять приятную беседу. – Любуюсь картиной Апокалипсиса. А что мне еще остается, у меня же нет талона на эвакуацию. Не все достойны такой чести, только лучшие, не так ли, Сол?

Вихров промолчал.

– Не хочешь присоединиться? – Чехов приподнял бутылку. – Нет? В самом деле? Ну, как хочешь, мое дело – предложить.

Он сделал большой глоток и, слегка покачиваясь, подошел поближе к окну. Инк было бросился ему помочь, но Чехов грубо его отпихнул.

– Ты, кстати, знаешь, что это? – он показал на конус, едва заметный за густой пеленой снега. Около воронки уже образовался довольно плотный покров, полностью скрывший зеленую траву. Сантиметров десять, не меньше, прикинул Вихров. Если так дело дальше пойдет, через час-другой вся территория ускорителя будет под снегом. Температура будет опускаться все ниже и ниже, пока не достигнет абсолютного нуля. «Удивительно, – подумал он, – мы должны сгореть в огне, но сейчас нам грозит холод. Если бы у нас были аннигиляторы Погорилого, мы бы справились с этим, а так… Так придется эвакуировать всех, и как можно быстрее…».

– Вырожденная материя, – ответил Вихров, – извини, но мне некогда с тобой болтать. И вообще, приведи себя в порядок. Постарайся хотя бы умереть по-человечески.

– Просто поразительно! – воскликнул Чехов. – Ты и сейчас продолжаешь раздавать указания! Не забыл, что я уже не твой сотрудник?

Вихров вышел в коридор. Там никого не было, на полу валялись листы бумаги, сквозь распахнутые двери лился мягкий свет. Наверное, всех эвакуировали после взрыва, подумал Вихров. Тогда почему забыли меня, промелькнула мысль. Не то, чтобы он чувствовал какое-то беспокойство по поводу собственной персоны, но все же…

– Если хочешь знать, ты такой же, как они. – бормотал Чехов. Похоже, он прочно увязался за мной, с досадой подумал Вихров. – А может, еще и хуже этого сборища ряженых. Архонты, Всевече, экзархи… Высокомерная сволочь, не видящая дальше собственного носа. Но им это простительно, все же гигантов мысли среди них нет, да и не должно быть… А вот ты, Вихров, меня удивил. «Земля неминуемо погибнет», – передразнил Чехов его интонацию, – «Все, что вы можете сделать, это эвакуировать планету», – он презрительно фыркнул, – Подумать только – рекомендация Нобелевского лауреата!

Похоже, он был на докладе, подумал Вихров. Подожди-ка, осенило его, а как я попал сюда после взрыва? Кто доставил меня в палату и уложил на койку? Инк не мог этого сделать, тогда кто?

Вихров резко обернулся.

– Ты давно здесь?

Чехов с неприятной улыбкой пристально смотрел на него. Похоже, он не так уж и пьян, как хочет казаться, понял Вихров.

– Наконец-то догадался, – усмехнувшись, проговорил Рене. – Что-то, Сол, ты стал туго соображать. Административная работа заела, да?

– Значит, ты меня сюда притащил, больше некому, – проговорил Вихров. – Что ж, спасибо. Спасибо, что спас мне жизнь. Расскажи, как это случилось.

– А тебе зачем? Хочешь представить меня к награде? Удостоить значка «Почетный работник ускорителя»?

Господи, как же глубоко в нем сидит обида, подумал Вихров, если даже сейчас он не может с ней справиться. И все же мне нужно поговорить с ним, потому что он видел взрыв, знает, что произошло после, и где могут оставаться люди. Их всех нужно эвакуировать через станцию метро у главного входа.

– Я хочу спасти людей, – сказал Вихров, – тех, кого еще можно.

– Зачем? Через неделю они все равно погибнут. Ты ведь так и сказал на своем гребаном докладе. Или ты уже передумал?

Рене трезвел на глазах. Его взгляд становился холодным и резким. У него есть идея, подумал Вихров, но он слишком горд, чтобы просто поделиться ею со мной. Вот почему он спас меня, вовсе не из абстрактного человеколюбия. Он хочет что-то сказать. Ему нужен собеседник. Человек, способный оценить его гениальность.

Теперь они стояли напротив друг друга. В торцевое в конце коридора бился ветер со снегом. Стекло мелко и часто дрожало. Еще немного, и оно не выдержит.

– Сначала снег, – проговорил Чехов, – просто замороженная вода, не так ли? Потом пойдет град – тоже ничего особенного, и не такое видели. А вот азотный ливень – штука серьезная, придется герметизировать все двери и включить генераторы энергии на полную мощность. Разумеется, те из них, которые уцелели. Правда, когда здесь будет плескаться озеро жидкого кислорода, они вряд ли помогут. С бесконечной теплоемкостью не поспоришь.

– Рене, зачем ты все это мне говоришь? – спросил Вихров. – Я и так знаю, что может сделать вырожденная материя.

Чехов подошел ближе. Он тяжело дышал, от него исходил жар, лоб покрывала испарина. Густой алкогольный дух обдал Вихрова.

– Я повторяю это потому, что ты не видишь очевидного. Тебя тыкают носом, а ты не все равно не видишь. «Я хочу спасти людей», – передразнил он. – Ты что, Бэтмен, что ли? Твой долг, Сол, заключается в том, чтобы думать, понял? Думать, даже если вокруг тебя все рушится. А спасать людей должны другие – те, кого этому учили.

Внезапно раздался страшный грохот, стены коридора полыхнули красным светом, пол дернулся и сдвинулся в сторону. Лампы погасли, где-то в стороне заискрило. Коридор наполнился штукатурной пылью. Оконные стекла лопнули, внутрь ворвался ветер со снегом. Сразу стало холодно, изо рта пошел пар.

– Надо уходить, – крикнул Вихров, – здание рушится!

Чехов хотел что-то сказать, но в этот момент рядом с ним с потолка упала бетонная балка, пол под ней провалился, и соседние секции, понемногу кренясь, тоже поползли вниз. Чехов взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но угол наклона был слишком велик, и он, поскользнувшись, упал. В пыли его не было видно. Вихров позвал Чехова, но он не откликнулся. Две секции пола с грохотом провалились на нижний этаж.

Вихров распахнул дверь рядом с торцевым окном коридора, за ней находилась пожарная лестница. Нижний этаж весь был покрыт пылью, отовсюду доносились звуки разрушения. Но новых толчков пока не было. Непрерывно чихая и прикрывая лицо руками, Вихров двигался к тому месту, куда, по его предположению, упал Чехов. Он все время звал его, но тот не откликался. Наконец, он услышал слабый стон совсем близко. Чехов лежал в неестественной позе возле стены, его ногу придавило обломком бетона. Вихров, напрягая все силы, освободил ее. Потом он потащил Чехова к пожарной лестнице. Тот был без сознания, и только слабо стонал время от времени.

На лестнице гулял ветер, сквозь разбитые окна валил снег. Холодный воздух обжигал легкие. Вихров спускался шаг за шагом, с трудом удерживая непосильную для него ношу. Один раз он, поскользнувшись, упал, правую ногу у лодыжки пронзила острая боль. Если сломал, то все, промелькнула мысль, тут мы и останемся. Он привстал, держась обеими руками за дрожащие перила, и попробовал сделать шаг – как ни странно, ему это удалось, боль была, но вполне терпимая. Чехов неподвижно лежал на ступеньках, снег падал на его лицо, и, слава Богу, пока что еще таял. Других признаков жизни Чехов не подавал.

Пять этажей, десять лестничных пролетов. К концу последнего Сол совершенно выбился из сил, он полз, волоча за собой неподвижное тело. В какой-то момент он обнаружил, что под слоем снега не бетон, а трава, и понял, что они выбрались-таки из здания. Он повалился на спину. Сквозь снежную пелену на небе непрерывно сверкали молнии, время от времени раздавался гром. Холодный воздух волнами накатывал сверху. Азотный дождь, вспомнил Вихров, скоро пойдет азотный дождь. Если мы не успеем укрыться, то превратимся в собственные скульптуры изо льда.

Вдруг он услышал дробный шорох и тут же почувствовал чувствительный удар в грудь, потом еще один – в поясницу. Градины размером с перепелиное яйцо посыпались сверху. Надо прятаться. Вихров вспомнил, что в подвале госпиталя есть коридор, ведущий к системам главного контура ускорителя.

Кряхтя и чертыхаясь, он вцепился в тело Чехова и потащил его назад, в госпиталь. Град усиливался, крупные льдинки больно ударяли по спине и плечам, от некоторых шел легкий дымок, означавший, что в них были вкрапления твердого азота. Вырожденная материя дела свое дело, атмосфера над ускорителем стремительно охлаждалась, переходя в жидкую, а затем в твердую фазу, а на ее место устремлялся воздух из соседних областей. Наверное, мелькнула мысль, над всей Сибирью уже бушует ураган.

Большая градина ударила в лицо Чехова, и он застонал. Разбитые губы зашевелились, глаза приоткрылись. Нет худа без добра, пронеслась мысль. Вихров затащил Чехова в холл госпиталя. Теперь надо вспомнить, где вход в коридор. Я должен оставить его здесь, таскаться по подвалу у меня нет сил. Найду вход, а потом вернусь.

Вихров нагнулся к лицу Чехова. Казалось, он ждал этого. Глаза его были широко открыты. Слава Богу, очнулся.

– Вход в ускоритель, – сказал Вихров и закашлялся от холодного воздуха. – Я найду вход в ускоритель, и вернусь за тобой. Ты понял меня?

Губы Чехова раздвинулись в улыбке. Вот и славно, подумал Вихров, и хотел было встать – но почувствовал, как в него вцепилась рука Рене. Казалось, он пытается приподняться и что-то ему сказать. Сол наклонился ниже, приблизившись к его лицу. На темных волосах Чехова белели снежинки, струйка крови потекла из угла рта. Серая кожа на впалых щеках шелушилась, словно бы тень абсолютного холода уже коснулось их. Он тяжело, прерывисто дышал, Вихров чувствовал смешанный запах коньяка и крови. Рене умирает, подумал Вихров, умирает и перед смертью пытается мне сказать что-то важное. Что именно? О чем мы говорили с ним перед взрывом? В голове у него все смешалось, он помнил только пьяное лицо Чехова, помнил, как тот его в чем-то упрекал, какой-то дурацкий был упрек, совсем не по делу… А может, и по делу, потому что все-таки он меня задел, какая-то правда в его словах была, только вот какая – не вспомнить никак…

– Вода…, – услышал он натужный шепот, – вода…

Чехов кашлянул, изо рта потекла кровь. Лицо исказилось гримасой боли.

– Воды? – переспросил Вихров, – тебе дать воды?

Чехов мотнул головой. Горящий взгляд был устремлен прямо на Вихрова. Будь мы паранормами, некстати мелькнула мысль, все было бы гораздо проще. Способность невербального общения – их эволюционное преимущество перед нами.

– Вода гасит огонь, – сипло прошептал Чехов.

Вихров ждал продолжения. Может, это просто предсмертный бред. Что же, человек, спасший ему жизнь, достоин того, чтобы его выслушали, даже если его слова ничего не значат. Рука Чехова, которой он вцепился в Вихрова, разжалась, кисть сложилась в кулак, а указательный палец нацелился в небо.

– Там… вода, – выдавил из себя Чехова, – а потом будет огонь.

Казалось, эти слова отняли у него последние силы. Рука упала на бетонный пол, но взгляд все еще цеплялся за Вихрова, призывая его к себе. Вихров наклонился ниже. Недалеко от входа в госпиталь упала ледяная глыба, прозрачные осколки с приятным звоном усеяли пол. Один из них докатился совсем близко, его ровную поверхность застилала переменчивая дымка. На бетонном полу под осколком тут же выступил иней. Если я прикоснусь к нему, то получу ожог, отстраненно подумал Вихров. Еще одна глыба врезалась в здание где-то выше, из лестничного пролета лениво выползли клубы пыли.

– Материя – вода, нагуаль – огонь, – услышал Вихров, – ускоритель…, – Чехов подавился, и с трудом сдержал кашель. – Ускоритель соединит их… Ты понял? Спаси ускоритель…

Ни хрена я не понял, подумал Вихров, но говорить об этом не стал, а только кивнул головой – мол, да, понял, успокойся, все в порядке. Поверил он ему или нет? Этого Вихров так и не узнал, потому что горящий взгляд Чехова вдруг погас – разом, как будто задули свечу, веки сомкнулись, пальцы, собранные в кулак, разжались. Он умер, понял Вихров, и где-то в глубине души почувствовал облегчение – теперь не надо таскаться с ним, теперь ты можешь думать только о том, как спастись самому. Инстинкт самосохранения, живущий в каждом из нас, ничего не попишешь.

– Хрен тебе, – громко сказал Вихров неизвестно кому. – Хрена тебе лысого, ясно?

Он ухватился за мертвое тело Чехова и потащил его за собой, сам не зная зачем – может, хотел самому себе что-то доказать. Или просто из упрямства. А может, таким образом он наложил на себя епитимью за плохие мысли о ближнем – подобно тому, как это делали древние христиане. Шаг за шагом Вихров спускался в подвал, падал и вновь поднимался, недалеко раздавались гулкие удары: что-то крупное падало сверху на полуразрушенное здание госпиталя, один раз его обдало ледяным ветром, резко дующим из проема в подвальной стене. На бровях выступил иней, нос потерял чувствительность, губы застыли. А потом он увидел тяжелую дверь с черным трилистником – знаком радиации —, освещаемую тусклым светом аварийного фонаря. Вихров откинул защитный кожух, под которым белела панель управления, набрал персональный код. Дверь дрогнула, и с ровным, низким шумом поползла в сторону. Толстые стальные переборки создавали ощущение безопасности, надежной защиты от бушующей наверху стихии. Вихров знал, что это иллюзия. От вырожденной материи еще не придумали иной защиты, кроме аннигилятора Погорилого, а их-то как раз на ускорителе не было. До установки стационарного устройства руки не дошли, а мобильного сейчас не достать, да и не факт, что его мощности хватит. А без аннигилятора подземный комплекс, оборудованный системами безопасности высшего уровня, даст отсрочку на несколько часов, а затем вырожденная материя высосет все тепло, вещество охладится до абсолютного нуля, превратившись в хрупкую неподвижную массу, лишенную всякого подобия жизни и способную породить только хаос, в который ее и ввергнет столкновение с нагуалем… Вода гасит огонь, вспомнил Вихров, что же все-таки Рене имел в виду? Он перетащил безжизненное тело через порог, аккуратно прислонил к стене. Застывшее лицо Чехова выражало покой. Из глубины ускорителя дул теплый воздух, нагнетаемый мощными насосами, наружная стена возле входа покрылась мелкими капельками. Чуть подальше они застывали, посверкивая в свете аварийного фонаря. Дверь медленно поехала назад, предупреждая о своем движении резким сигналом зуммера, спустя несколько секунд она с мягким щелчком встала на место. Послышалось шипение воздуха в системе герметизации, на экране под потолком появилось изображение наружной части коридора перед дверью. Вихров увидел, как снег белой поземкой засыпает дверь, на глазах погребая ее под плотной массой. Потом он почувствовал толчок, смягченный системой безопасности, экран на мгновение погас, а когда изображение вновь на нем появилось, то ничего, кроме белой сплошной пелены, Вихров не увидел. То ли снег, то ли бетонная пыль – разобрать он не смог. Теплый воздух, ровно дующий из глубины ускорителя, согревал Вихрова, и он почувствовал, как усталость наваливается на него. Если сейчас не поднимусь, то засну, промелькнула мысль, а спать мне никак нельзя, нужно идти дальше, наверное, там есть еще люди… Глаза слипались, тело умоляло об отдыхе. Ему казалось, что он встает на ноги – тяжело, опираясь на стену, но все же встает и даже делает первый шаг, и только потом Вихров понял, что ноги не чувствуют пола, что это сонный обман, никуда он не идет. Но сил для борьбы уже не осталось, цепкая темнота окружила его со всех сторон, и Вихров заснул, думая, что пытается проснуться…