Текст книги "Реликт 0,999"

Автор книги: Евгения Лифантьева

Соавторы: Алена Дашук,Владимир Одинец
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Чудесишь… Как тебе удается? Создал зонтик…

Ник отмахнулся:

– Дан, не увиливай! Можно подумать, такие мелочи тебя волнуют! Я это на автомате делаю… Так что? – Он требовательно смотрел в глаза вождю. – Согласен со мной?

– Нет. Неужели ты веришь в бред, который они несут? Исполнить волю Творца! – Дан задрал голову вверх, подражая проповедникам Регрессии. – Вернуть души на небеса для новой попытки! Тьфу! – И своим голосом продолжил. – Собрать под свою руку всех, кто пережил Конец Света, чтобы потом сообща, одномоментно уйти на тот свет? И ты, умный мужик, веришь в такие сказки?

Вождь говорил гневно, прерывая попытки Ника вставить хоть слово:

– Это не община, а секта! Ты что, совсем слепой? Если ты всерьёз намерен мирить нас, то ты опасен для человечества!

Выплёскивая наболевшее, Дан рассказал об истинных замыслах предводителя регрессоров, Юстаса Маргила, функционера средней руки, служившего прежде в Балтийском филиале Церкви Единого Бога:

– … ему рабы нужны, чтобы благоденствовать! Как только он получит достаточную власть, идея самоубийства увянет, заменится другой, более подходящей. Да и когда срок общей смерти придёт? Не зря мелкие банды к нему стекаются – соображают, что финал может никогда не наступить! И не морочь мне голову прогнозами и предсказаниями! Тут ни в тебе, ни в Ладе я не нуждаюсь! Есть закон: при столкновении двух государств – погибает слабое. На мне, как странно это тебе ни покажется, лежит долг перед общиной, и я сделаю всё, чтобы она выжила. А не наоборот!

Ник уточнил:

– Нет такого закона. Соседние государства ассимилируют друг с другом. Конечно, при условии, что руководителям этих государств невыгодно воевать.

– Достал ты меня своим всезнайством! Есть такой закон – я его открыл! Здесь не государства, а цивилизации сталкиваются, понимаешь? Нам неприемлемы порядки Маргила, ему – наши, там мне что, сдаваться этому уроду, чтобы жить в мире? Ну, уж нет! Хочешь мира – пара беллум![2]2
  искаженная латинская поговорка «Si vis pacem, para bellum», «хочешь мира – готовься к войне».


[Закрыть]

Паранорм попытался объяснить, что существует щадящая тактика, что обманутых людей надо переманивать на свою сторону, что упор следует делать на идеологию, однако получил неожиданное:

– Я же не просто прочёл Свод Истин, дружище Ник, но и сделал выводы. Понимаю, ты лично не виноват в том, что ФАГ победил. Но как представителю тех, что воевали от имени человечества, скажу, почему паранормы проиграли. Грубо скажу, без экивоков…

Столько горечи прозвучало в словах Дана:

– …дурью маялись, нежные сопельки распускали, как ты сейчас. Перебей вы всех К-мигрантов сразу, этого Алсаддана – вроде не ошибся с именем? – и прочих ставленников Фундаментального Агрессора, то исход был бы другим. Ой, не пори чушь, ФАГ не смог бы так быстро готовить смену – он работал с тем же человеческим материалом, что и вы! В конце концов, почему не истребить большинство людей, образующих южномусанский эгрегор?

Паранорм дёрнул стременной ремень, изумился:

– Бред! Что ты несёшь, Дан! Опомнись…

Рука вождя остановила возражение Ника:

– И не доказывай, что такое поведение не этично! Геноцид, видишь ли! Словами легко жонглировать, а в сути разобраться слабо? Война на выживание, это тебе не рыцарский турнир! Кому помогло, что вы, паранормы, приседали в реверансах: – ах, не станем губить нормалов! Не эти ли нормалы погибли в Аду, что пришел на Землю с вашим поражением?

Ник потемнел лицом:

– Это страшная идеология. Цель оправдывает средства… Фашизмом пахнуло. Не нравится мне твоя логика. Очень.

– Я не шлюха, чтобы всем нравиться, – грубо парировал Дан, и ещё грубее добавил, – да и ты мне не поп, чтобы нравственности учить. Маргилу мораль читай!

Паранорм с такой силой рванул стремя, что оторвал ремень напрочь. Конь стал на дыбы. Вождь потерял равновесие, вцепился в луку седла. Денщик выхватил шашку, рванул на помощь Дану.

34

Вождь удержался в седле. Жестом унял денщика, успокаивая коня, сделал небольшой круг, вернулся к паранорму, забрал у того стремя, зажатое в могучем кулаке. Ворота уже раскрывались, когда прозвучала последняя фраза Дана:

– Ну, с геноцидом я погорячился, пожалуй. Хотя Ветхий Завет подобную практику описывает и не осуждает. Демократия хороша в мирное время, паранорм, а единоначалие – в суровое. Нужен лидер, чтобы своевременно взять на себя ответственность за убийство врагов, даже ненужное, может оказаться, и дать команду. Толку-то, что вы потом поодиночке воевали…

В центре поселения, на площади, Дан остановился. Громко объявил результаты битвы, назвал имена пострадавших и убитого. Запричитала вдова, к ней присоединились родственники раненого селянина. Тали протиснулась к вождю, дернула за полу:

– Где Здравко? Он цел?

Дан кивнул, стараясь не смотреть в горящие глаза. Темпераментная арабка ненавидела вождя с той же страстью, как обожала мужа. Она объединяла группу женщин, выступающих против активных боевых действий общины. Каждая новая вдова становилась объектом настоящей вербовки и быстро начинала считать виновником смерти воина уже не врага, а вождя. Дан терпел демонстрации протеста и лишь единожды применил силу, приказав мужьям и сыновьям развести своих женщин по домам и запереть на время похода. Вот и сейчас – он молча выслушал проклятья в свой адрес, дождался, пока вдову не увели.

– Павший мог остаться в живых, – попытался продолжить разговор Ник.

Вождь не удостоил его ответа, спешился, оставил коня денщику и пошел домой, раздвигая толпу. На крыльце обернулся. Наверное, можно задержаться на площади, поискать слова, чтобы разъяснить селянам правильность его решений. Наверное. Но для этого следует быть не Даниилом Каменевым, а витией, свободным от других забот:

«Речи надо произносить хорошо или вовсе помалкивать, – подумал примитивист, желавший, но не успевший стать писателем, – и вообще, нелюбовь масс – обычный крест руководителя».

На этом он, не хотевший, но ставший вождём, отринул посторонние мысли, шагнул в горницу, где его ждала любящая и любимая жена.

Ник проводил Дана взглядом, покачал головой. Этот честный и добросовестный руководитель самой успешной земной общины шел неверным путем. К сожалению, паранорм провидел будущее достаточно отчетливо: «Не войной решаются проблемы, стоящие перед выжившим человечеством. Эх, Даниил Каменев, упрямый ты человек…»

35

– За неоправданное применение силы – игумену Назару Сидорову пять ударов ремнем. Сечёт мусульманин. Желающие есть?

Халиль охотно взял ремень в руку.

– За несдержанность в споре и провокационные слова хадже Ильгизу Нигматзянову – пять ударов… – Дан не успел закончить приговор, как Федор, вновь ставший монахом, поднялся со скамьи:

– Я, я!

Вручив второй ремень, вождь закончил:

– За невмешательство, нежелание разнять драчунов, Давид Гельман и Остап Непейвода приговариваются к двум ударам, – подсудимые ахнули, а мулла с игуменом воспряли духом. – Порете друг друга взаимно. Очередность по жребию. Не хитрите. Здравко, поставь воина надзирать. Если не в полную силу – пусть каждому добавит еще два, но уже сам.

– Несправедливо! – Униат с иудеем искренне удивились.

Дан пояснил, почему счел нужным наказать лидеров всех конфессий:

– Поговорка гласит, что языком хоть в… – пауза получилась крохотная, но дала понять, как звучит оригинальная версия, – хоть куда залезь, но рукам воли не давай. Совет по делам религий, какой пример вы показали? Если муслим, православный, католик и так далее, подерутся, даже по пьяной лавочке, будете пороты вместе с ними, уже на площади, а не кулуарно, как сейчас. Все пороты, уяснили?

Священники попытались возразить, но вождь повысил голос:

– Довольно! Я слушал, теперь ваша очередь! Остапу и Давиду повторю – не зрителем стоять надо, а разнимать. Коли разумом не понимаете, что в единстве сила, буду вкладывать через другое место…

Здравко оставил бойцов личной охраны контролировать ход экзекуции, сам вышел вслед за Даном. Глядя на далекую тучу, сулившую грозу, спросил того:

– Не боишься? Всех пастырей выпорол! А ведь за Назаром две трети общины… Ну как от церкви отлучит?

Дан усмехнулся, потрепал громадного войскового командира по плечу, едва дотянувшись:

– Разве мы с тобой не истинно верующие? Для меня, Здравко, Бог не в синагоге, не в храме, не на иконке. Он в душе. А точнее, он – всё. Всё на свете, каждая пылинка… так что я – самая настоящая часть Бога, как и ты, и этот столб…

Войсковой командир, помалу учившийся иронизировать, смеяться над собой, другими способами снижать пафос, поддел вождя:

– И Маргил? И бандиты, которых мы отбиваем?

Дан согласился:

– Верно. И они, никак иначе… Таков замысел Творца, а с кем же состязаться за право жить? Так вот, Назаров Бог – снаружи, вне. Нечто недостижимо-непостижимое. Для меня – я и есть бог, его несовершенное, но – отражение, как осколок голограммы. Ну, и кто ближе к божественной сущности?

Обомлевший серб смотрел на вождя, впитывая каждое слово.

– Скажешь, Дан – язычник? А христианство не исконно русская религия. Да и не важно, какова твоя вера, главное – есть она в тебе или нет её. Мне Церковь Единого Бога наиболее близка, – тут лицо Дана закаменело в недоброй гримасе, – так что ересь Маргила вдвойне омерзительна. А наши попы, ксендзы, муллы и равы – люди честные и порядочные. Они потому и слушаются меня, что я не сомневаюсь в своей правоте, не молю небеса ниспослать мне знак, – вождь усмехнулся каким-то своим мыслям. – Моя воля и есть божье изъявление. Вот так-то. Станешь вождем, Веру не теряй, но держись в стороне от религии. Она – опора слабым. А сильному может стать помехой…

– Уверенность в своей правоте ты считаешь мерой правоты?

Вождь одобрительно хмыкнул:

– Хорошо вопросы ставишь, поднаторел. Да, считаю. Если помыслы чисты, если мои цели совпадают с целями общины, если мне доверяют ею руководить, значит, не так часто я ошибаюсь. Ладно, иди. Меня агрономы ждут, говорят, нашли новый злак…

Здравко проводил его взглядом, отметил, как трое сопровождающих двинулись рядом, готовые в любой момент отразить нападение, прикрыть вождя щитом или собственным телом. Как Дан ни спорил, что своего населения бояться не следует, Совет общины разделил тревогу серба. Вождь подчинился решению, и мера себя оправдала. После недавнего разгрома банды Маргила многие бывшие сектанты и освобождённые рабы попросились в общину. Принимали таких на поселенских сходах, без особых проверок. Несколько новоприбывших оказались фанатиками, жаждущими отомстить за смерть идеолога Регрессии. Покушения не удались, пособники последних сектантов разбежались после казни заговорщиков, и вождь не нуждался в защите. Но Здравко сопровождение не отменял.

Войсковой командир вернулся в школьный зал, который сегодня использовался для судебного разбирательства. Вождь редко вмешивался в дела третейских судей, однако решение по делу о драке священнослужителей оказалось настолько предвзятым, что Дан не выдержал.

Экзекуция закончилась. Помирившиеся жрецы с жаром обсуждали, где и что строить. Словно ничего и не случилось.

«Интересно, как они завтра голосовать будут, за кого? Небось, Горлова поддержат, или Асанова, а то меня, лишь бы против…»

Новый порядок замещения должности вождя общины приняли год назад, по настоянию Дана. Тому пришлось по душе предложение Гелерова. Регламент голосования девяностолетний философ успел прописать, а вот до выборов не дожил. Завтра здесь, в школе, соберутся все старосты, представители общественных движений, Совет религий, начальники общинных служб, чтобы взять камушек и распорядиться им в комнате голосования. Здравко с Бобом заранее встретились с каждым выборщиком и получили нужные уверения. Вроде все согласны, что Даниил Каменев олицетворяет стабильность, но эта выходка с поркой священнослужителей…

«Что, нельзя было подождать два дня? Слов нет! И всегда он так, бескомпромиссно…»

Полгода назад вождя встревожила новая тенденция – евреи со всех поселений мал-помалу перебирались в Дановку, мусульмане – в Саргель, образуя какие-то диаспоры. Здравко не понял, что в том ужасного и возразил. Дан пытался объяснить свою мысль, упирая на единство народа. Не преуспел и заставил командира читать учебники по истории, по философии и еще десяткам предметов, беспощадно экзаменуя в конце каждой декады. Умница Лиза, уже ставшая директором общинных школ, помогала Здравко, разъясняла, что к чему. Она вычислила намерения Дана:

– Тебя в преемники готовит.

Здравко не хотел брать на себя такую ответственность. И вообще, кроме него в кандидатах числились Вадим Горлов, саргельский староста, и Дмитрий Асанов из Борисово, их надо натаскивать!

Ну, не нравился сербу самый высокий пост, ему хватало и воинской заботы. Он тренировал бойцов, повышал боеготовность и желал здоровья Дану, как никому и никогда. Потому, что вождь не имел права на близких друзей. А сохранять дружбу, значит, обрекать себя на страдания. Войсковой командир никогда не забудет, что пережил, когда Гарик не вернулся из рейда…

«Выбрать должны Дана, – тревога не оставляла серба, – несмотря ни на что…»

Священнослужители закончили совещание, направились к выходу. Здравко шагнул наперерез:

– Отцы, прошу прощения. Уделите минуту внимания…

36

Дома счастливая Лада встретила Дана поцелуем, затормошила:

– Скорей, переодевайся и за стол, вот-вот Ник прибудет.

Вождь улыбнулся:

– Действует телепатия? Ну, передай ему привет, скажи – ждём. Может, не спешить, вместе и поедим? Ах, он торопится…

Дан искренне обрадовался предстоящей встрече, ведь Ник оживлял его однообразные будни, вносил разнообразие. Жаль только, что реже и реже. Однако гостевая комната ждала паранорма всегда, её не занимали, только прибирали да мыли полы.

Дан с Ладой частенько вспоминали Ника и гадали, кто он такой, откуда и зачем странствует по увечной Земле. По мнению супруги, паранорм имя своё скрыл специально. Она ощутила мысленную оговорку Ника в момент первой встречи, но тот мгновенно исправился и «закрылся».

– Наверное, семью потерял в катастрофе, вот и ходит по всем жилым местам, ищет, – предположил Дан, но Лада не согласилась:

– Я бы почувствовала. У него другое. Он хочет исправить какую-то ошибку, на нём виноватость, отпечаток такой, аура…

Понять тонкие материи примитивист оказался не в состоянии, хотя пытался изо всех сил. Перечитав громадное количество книг по эзотерике, он признался жене, что ум его не под то заточен.

А Ладе учебники не понадобились, она наращивала способности пси-связи, пока не достучалась до волхвов. Те и впрямь жили на берегу океана, но ближнерусскую общину посетили. Дан с ними общего языка искать не стал, поскольку волхвы начали вещать о непреходящих ценностях и прочей ерунде, претендуя на эксклюзивное владение Истиной. Он тут же в глаза обозвал их снобами и отослал к Ладе с Лизой, умницам и подругам.

Пока вождь с супругой трапезничал, подоспел Ник. За стол садиться не стал, продемонстрировал озабоченность и спешку:

– Здравствуй, Даниил. Ты уже поел, так что давай к делу…

Лада чмокнула паранорма в щеку, ушла по делам. Вождь выбрался из-за стола, не торопясь, пожал Нику ладонь:

– Как жизнь молодая, Чайн Гарольд? Куда путешествовал? Проведчики донесли, дальнерусская община тебе обрадовалась, дом за так предоставили, – и съехидничал, – щедрые люди, не чета нам, жлобам.

– Предоставили. У них спокойней, чем тут.

– Тебе покой нужен? – Дан искренне изумился. – Никогда бы не подумал. А ты не жениться ли решил? Девок наплодишь, так и породнимся, – он мечтательно прищурился, – Лада пятого носит, сына, надеюсь…

Ник шутку отклонил:

– Я женат. Закончим об этом. У меня конкретное предложение. Не люблю быть должником. Чтобы закрыть наши счета, покажу почти целый склад. Много обуви, одежды, техника…

– Оружие?

– И не надейся! С твоим подходом?

Давний спор о тактике и стратегии выживания общины так и не заканчивался. При встречах, всё более редких, они схлестывались в кратких, но острых диалогах. И заканчивали резко. Как сейчас. Дан принял вызов, ответил в том же тоне:

– Дураком тебя, паранорм, обозвать нельзя – ты умнее меня, я понимаю, но позиция твоя – дурацкая! Помогать надо сильным, а ты? – Продемонстрировал обиду вождь, на самом-то деле ничуть не обидевшись. – Вот скажи, чем наша община не угодила, что ты дальнеросам подсказал про оружие, а нам нет?

– Тебе – никогда. Раз мои советы не нужны, – ровным голосом, как терпеливый учитель несмышлёному школьнику, отрезал Ник, – так не получишь и помощи. Дальнеросов мало, им труднее.

– Чёрта с два, труднее! Работать не хотят, собирательством кормятся. Ты же не знаешь, сколько они техники до тебя прожрали, а я знаю! Кстати, те винтовочки уже у меня, я их караульщикам дал. Так что, спасибо за помощь, – и вождь, как расшалившийся мальчишка, показал Нику язык.

Тот невозмутимо и твёрдо пообещал:

– Проверю. Если ты прав, расстанусь и с ними. Но речь о моём долге вам. Давай поисковиков, птеран – и прощай. Совсем. Время на тебя тратить не хочу…

Дан вызвал вестового, отдал распоряжение, протянул паранорму руку:

– Вот и расплевались мы с тобой. Нельзя так расставаться, – фразы получались рубленными, словно нечто мешало вождю говорить, – вдруг никогда не увидимся. Я благодарен тебе за всё, что ты мне сказал и показал. За книгу. За споры. За то, что поднимал меня, заставлял выходить из рамок обыденности, – вторая рука Дана легла сверху на лапищу паранорма, – за Ладу, в которую ты вселил уверенность…

Неожиданное многословие вождя удивило Ника. Он смотрел в глаза взволнованному человеку, которого считал несгибаемым упрямцем, а тот продолжал:

– … за помощь, оказанную нам. Ты оказался удивительно терпелив по отношению ко мне. Вот, – Дан сморгнул, продолжил. – А что я тупо упрям и настойчив, так мной движет императив выживания. Ему одному я и подчиняюсь. Может, не прощай, а до свидания?

Паранорм вымолвил:

– Если так, то до свидания, – и пошёл к выходу, где его ждал отряд поисковиков.

– А все же, кто ты такой, Ник? – Без надежды на ответ спросил вождь, но паранорм обернулся, сверкнул улыбкой:

– Файвер.

Пока готовили птеран, Ник отыскал Ладу, послал ей мыслеобраз «надо встретиться». Та мысленно кивнула, и файвер создал объем поля Сил, мгновенно переместив себя в операционную. Алиса, помогавшая матери наводить порядок, вежливо поздоровалась и ушла, повинуясь жесту Лады. Без неё файвер перешёл на мыслеречь:

«Я надолго исчезаю. После Ада я остался один, а задача передо мной – слишком сложная, боюсь не справиться».

Лада метнула ему слоган поддержки и понимания, сочувственный и теплый. Ник благодарно ответил и продолжил:

«Увы, мои надежды не оправдались. Катастрофа изменила ориентацию большинства выживших на Земле людей, но как? Падение уровня потребностей до витальных, самых примитивных, сместило вектор жизни с этического компонента на физиологический. Каких научных и нравственных прорывов ждать от существ, безжалостно истребляющих себе подобных ради еды и спаривания? Как вбить в их головы иерархию целей и принудить эволюционировать в нужном домену направлении?»

«Ник, я плохо понимаю… Это с Даном надо!»

«С ним обсудишь, как же! Но я хотел не об этом, просто из сердца вырвалось, – оправдался файвер, – так слушай. В общине пятеро детей, будущих паранормов. Двое из них ваши, – Ник сбросил пакетный образ детей, их имена и потенциал каждого, – всех поручаю тебе…

Лада от изумления перешла на голосовую речь:

– Но как я сумею?

Паранорм пояснил, тоже вслух:

– Дан в прошлый раз просил, я договорился с волхвами. Те займутся воспитанием… Свяжись с ними, когда решите передать детей, – и возразил всхлипнувшей женщине. – Надо. Это будущее Земли.

Воздух колыхнулся гигантской линзой, файвер исчез. Алиса словно почувствовала, заглянула в операционную, бросилась к плачущей Ладе:

– Мамочка! Он тебя ударил?

37

– Лоси самые выносливые, – завершил доклад селекционер, – так что стоит готовить их под седло.

– Согласен, – поддержал его Здравко, а вождь просто кивнул.

Заседание ученого совета закончилось, все разошлись. Дан поднялся, размял спину, уставшую за день. Засунул на полку справочное пособие по генной инженерии.

«Нам бы такую технику сейчас, сюда, – помечтал он, – вот поглядели бы, ФАГ, кто кого…»

Четвёртое десятилетие разменяла община. Давно ушли в прошлое битвы с шальными бандами, теперь удачливые главари стали новыми феодалами, собирая дань с хуторов и обеспечивая тем защиту от мелких разбойников. С общиной никто не рисковал ссориться, поскольку ополчение поддерживало высокую боеготовность.

Административно-территориальный скелет ближнерусского государства сформировали семнадцать деревень. Столица, Дановка, походила на городок. Одиннадцать тысяч жителей называли себя ближнеросами. Предложенные Даном выборы стали привычным ритуалом, показывающим рейтинги кандидатов. Здравко не обращал внимания на хроническое второе место, лишь Горлов стремился улучшить результат. Четвёртая кандидатура периодически менялась, но мало кто стремился в аутсайдеры. Вождь, похоже, смирился со своей бессменностью и основной упор в работе перенёс на долгосрочные проекты.

Земля значительно успокоилась, климат приобрёл признаки цикличности. Однако, животный и растительный мир планеты стремительно менялся. Какие-то странные грызуны и насекомые нападали на поля, снижая урожай. Пшеница вырождалась, картофель мельчал. Рожь еще держалась, да соя выручала. Скверно, что домашний скот тоже вырождался. Коровы едва достигали метра в холке, а лошади превратились в пони, неспособные держать всадника.

В загодя созданное научное отделение при главной школе Лиза и Лада отобрали способных ребятишек, нашли пару бывших учёных. Дан озадачил селекционеров – найти замену привычным сельхозкультурам, скоту и птице. А сегодня община получила реальную отдачу. Молоко, мясо и тягловая сила – всё уже испытано и проверено. Правда, в малых масштабах. Но коннице предстояло пересесть на лосей, и в темпе!

«Ник удивится, когда увидит, – улыбнулся вождь, представив рогатый и комолый лосиный эскадрон, – вышучивать станет».

Файвер прожил в общине немногим менее года, но оставил в памяти семьи прочный след. Вождь мысленно отчитывался перед Ником в своих поступках, словно продолжая незаконченный спор. Это помогало увидеть себя со стороны, даже – сверху, пожалуй. Взять хотя бы последнюю, пятилетней давности встречу:

– Истощаются доступные запасы. Находок всё меньше. А природа меняется так стремительно, что мы за ней не поспеваем, – объяснил Дан причины создания научной группы.

Лада добавила:

– Скверно, что мутации направленные. Я не сомневаюсь, статистика вот, – она тряхнула рабочей тетрадью, – для случайностей слишком явная тенденция. И волхвы согласны, против человечества ведется война. Одно радует, паранормы добавляются в общине. Уже двенадцать детишек, считая наших.

Файвер улыбнулся ответно, зная, как трудно смирилась Лада с уходом младших дочерей на обучение к волхвам. Дан, как всегда при упоминании о паранормах, нахмурился:

– Жаль, пользы от этого ни на грош. Ник, скажи, положа руку на сердце, от вас, ненормалов, кроме Ладушки, конечно, толк будет когда-нибудь? Твой ФАГ продолжает Землю гнобить, а вы с ним воевать прекратили, как я понимаю? Неужели никто нам, обычным людишкам, не порадеет?

– Не прибедняйся, обычный! – Прервал ерничание вождя Ник. – Вы и без нашей помощи обойдётесь. Кстати, я слышу, ты изрядно помягчел, бескомпромиссный истребитель пленных, апологет геноцида, – выдал ответную подначку файвер.

– Старею, сентиментальным становлюсь, – скорчил трагическую гримасу Дан, – о непреходящих ценностях задумываюсь.

Лада фыркнула. Она помнила, как резко муж выставил из горницы волхвов, едва те вознамерились поучать: «На этом и закончим знакомство. Вы специалисты по душам, а я по телам. Прощайте!»

– Если без дураков, то перестал бояться. Страшно было, пока регрессоров не разбили. Теперь знаю, что община устоит, справится, – продолжал Дан. – И Ладушке спасибо, надоумила применить древнейшую методику. Макаренко, перевоспитание через коллектив, слышал? Сейчас поселенческий сход пришлым разрешение даёт. Почти и не ошибаются…

Та встреча оказалась последней. Прощаясь, файвер обнял вождя, поцеловал Ладу в щеку:

– Таким ты гораздо более симпатичен, Даниил Каменев. А твою жену обожаю за разумность. Вы на редкость сбалансированная пара, друзья. Ну, мне пора…

И лишь воздух всколыхнулся на том месте, где исчез крупный мужчина с приветственно вскинутой рукой.

38

Нежданная болезнь, смертельный недуг поразил семью вождя. Им с Ладой и семидесяти не исполнилось, жить бы да жить, а вот – не сложилось. Первым заболел Дан. Терпеливый и неприхотливый примитивист молча переносил зародившуюся в желудке боль, списывая её на привычный гастрит, пока Лада не обратила внимание на его руку, прижатую к животу. Заподозрив неладное, она настояла на обследовании. Обнаружив неоперабельную опухоль – впала в депрессию. Дан же отнесся к новости философски:

– Значит, время пришло. Надо успеть срочные дела закончить, – и максимально ускорил темп жизни, отринув уговоры жены поберечь себя.

А та напрочь утратила покой, пыталась найти лекарство, заставляла принимать всё новые и новые отвары, настои. Муж проглатывал их, чтобы не тратить время на споры. Лада постоянно была рядом, проверяла его состояние, кормила по часам и так истерзала себя, что стала физически воспринимать боль, которая безжалостно грызла внутренности Дана.

Когда вождь, встревоженный резким похуданием жены, спохватился – у неё нашли такую же опухоль, которая тоже не подлежала лечению. Это новость сразила Дана сильнеё, чем собственная болезнь. Он бросил все дела на Здравко, полностью отрешился от общения с селянами. Его не интересовали слухи и мстительные сплетни, поползшие по общине.

Из посетителей допускались лишь дочери и внуки. Супружеская чета таяла с каждым днём. Теперь уже фельдшер приносил травки, предлагал отвары, настои, но Дан гнал его прочь. Лада сгорала быстрее мужа, и тот вместе с нянькой сутками сидел, а как не стало сил – лежал рядом с любимой, спеша помочь, исполнить любое желание. Она всё реже приходила в сознание и стала даже в забытьи стонать. Дан не жалел обезболивающих, держа инъектор под подушкой.

Это был её личный запас, с которым она собиралась уйти из жизни в последний день перед катастрофой. В памятный день, когда супруги встретились, чтобы никогда не расставаться.

Бодрствуя, Дан гладил беспамятную Ладу по седой голове, рассказывал, как любит её, сколько счастья она подарила ему, и жалел, что скуп был на такие слова раньше. Нечто странно-сказочное чудилось ему в одновременной болезни:

«Они жили долго и счастливо, а умерли в один день…»

Вождь терпеливо дожидался этого дня. Уже и ему не хватало сил на бодрствование, он чаще и чаще уходил в беспамятство. Однажды сиделка затеребила Дана за плечо – жена пришла в себя, жалобно просила, заливаясь слезами без рыданий:

– Данчик, милый мой, мне так больно. Убей меня, не мучай. Ты же знаешь… Пожалуйста, – и вновь ушла в забытье, глухо постанывая.

Примитивист знал, насколько Лада боялась боли, и преклонялся перед её мужеством – ведь она родила пятерых детей. Он понимал, что действие наркотика слабело с каждой инъекцией, так уж нелогично устроен человеческий организм – ко всему привыкает. Глядя на влажные дорожки слёз, пролёгшие по впалым щекам жены, Дан сполз с постели, встал, дождался, пока прекратится головокружение. Велел сиделке выйти. Аккуратно ступая, держась стены, прошел до своего сундука, опустился на колени. Отдышался, уперся руками в крышку и поднял её, вложив почти все силы.

Компакт-ружье хранилось здесь, рядом с несколькими древними бумажными книгами, которые поисковики обнаружили в Суздальском музее старины. Скользнув пальцами по обложкам, Дан вынул любимое оружие. Со стоном поднялся с пола, вернулся к постели. Зеленый светлячок индикатора раздражал примитивиста пронзительной яркостью:

«Аккумулятору хоть бы что, а мы уже исчерпали себя, – горько поразился он непонятной, однако явной связи вещей и событий, некоей символичности: – Ружье, инъектор, смерть. И всё вокруг нас с Ладой. Тогда я её спас от ублюдков, сейчас – спасаю от боли…»

Почти неслышные шелчки выстрелов прекратились быстро – парализующие заряды кончились. Малюсенькие оперённые флакончики выстроились в короткий ряд на худом бедре Лады.

«Всего пять. Ей хватит, чтобы уже не проснуться… Прощай, любимая! Жаль, что загробной жизни нет…»– его сухие пальцы неторопливо выдернули опустевшие флакончики, спрятали в карман.

Лада успокоилась, перестала стонать. Её дыхание становилось всё мельче, затем совсем прекратилось. Дан приложил ухо, слушая редкие удары сердца. Затихли и они.

Муж повернул голову жены к себе, отодвинулся, чтобы видеть её спокойное лицо. Руки сами нашли уголок простыни, промокнули глаза – слёзы, которые вождь никогда не позволял себе прежде, быстро прокладывали путь по щекам. Ноги устали, подогнулись. Никогда прежде, ни перед кем Дан не преклонял колени, а вот сейчас ослабел – словно стержень выдернули из него, и в тело влился курареподобный яд. Последние усилия воли вождь истратил, чтобы убедить незнакомого ему человека, стоящего на коленях у тела, которое столько лет звалось Ладой:

– Ты всё сделал правильно. Так ей лучше, так не больно…

Но тот, потерявший жену и НАВСЕГДА ОСИРОТЕВШИЙ, по-детски, взахлёб рыдал, не в состоянии смириться с утратой.

39

Здравко попрощался, пообещал заскочить еще, однако Дан знал, что дела не позволят сербу такой роскоши. Следующими просились священнослужители. Алиса одела отца, помогла сесть к столу, как он захотел. Демонстрировать слабость старик не собирался, а кресло давало больше опоры, чем стул или край кровати.

– Мы к тебе, вождь, – обратился Назар от имени четверых.

Он явился в полном облачении – расшитые золотом одежды, накидки, шапка, названий которых примитивист не знал. Так батюшка наряжался только на большие церковные праздники. Рав выглядел проще, но поверх его черных одежд легла светлая накидка. Униат и мулла тоже удивили Дана необычным видом.

– Не вождь. Я уже отрёкся, – пошутил он. – Что случилось?

– Исповедать и причастить тебя явились, – торжественно заявил Назар, а Ильгиз добавил:

– Ты на пороге стоишь. Негоже перед Богом представать, как дикарь невежественный.

Униат расправил усы, торжественно произнес:

– Покаяться в грехах, получить прощение – что в том плохого? Вот Лада не успела, так отпевали долго, а теперь за неё молить будем Господа Нашего…

Слёзы навернулись на глаза Дана. Он не свыкся со смертью жены, душа горела болью одиночества, и каждое напоминание разило, как нож острый:

– Не надо о ней. Мы не безбожники, просто без жрецов к богу обращаемся…