Текст книги "Ленин. Эмиграция и Россия"

Автор книги: Евгений Зазерский

Соавторы: Анатолий Любарский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Именно таково политическое движение рабочих текущего года, поддерживаемое сочувствием всех трудящихся и эксплуатируемых, всей демократии, как бы она ни была слаба, забита, разрознена, беспомощна. Более определенная размежевка между либерализмом и демократией... есть громадный плюс нового движения. Чтобы иметь успех, революция должна возможно более точно знать, с кем можно идти на бой, кто ненадежный союзник, где настоящий враг” [127].

Тех, кто слушает Ленина, изумляет: хотя и долго находится Владимир Ильич в эмиграции, но как хорошо он знает настроения рабочих России! Как глубоко обобщает отдельные явления рабочего движения!

Идет на совещании речь о тактике думской фракции большевиков, об укреплении нелегальных организаций партии, об отношении к ликвидаторам, о борьбе против всяких проявлений национализма, о деятельности “Правды” и Ленин, убеждается Багоцкий, чувствует себя в родной стихии. Он оживлен и весел. В свободное время ведет продолжительные беседы с приехавшими. А в письмах, которые пишет в короткие перерывы между заседаниями, с одобрением отзывается о ходе совещания. “У нас разгар совещания: участвует 11 человек,– сообщает Ленин в редакцию “Социал-демократа”.– Дело идет на лад. Если успею, приложу принятую сегодня первую резолюцию” [128]. Через два дня: “Пишу на совещании. Идет чудесно. Значение будет не меньше январской конференции 1912 г. Резолюции будут по всем важным вопросам, об объединении в том числе” [129]. И еще пару дней спустя: “Посылаю остальные резолюции... Общее впечатление у нас от совещания прекрасное” [130].

Ленин пишет “Извещение” о Краковском совещании. Он призывает в нем: “Наступило время собирания сил. Сплотимся же в нелегальные организации РСДРП. Они не закрывают дверей ни для одного социал-демократа, желающего в них работать, желающего помогать организации пролетариата, его борьбе с капиталом, его начавшемуся революционному натиску на царскую монархию” [131].

В Париже отдельной брошюрой отпечатывают “Извещение” и резолюции совещания. Ее переправляют в Россию. Из столицы сообщают вскоре в Краков: Петербургский комитет, ознакомившись с резолюциями совещания, находит, что “совещание наметило вполне правильно как задачи момента, так и стремление пролетариата, и постановляет положить резолюции ЦК в основу своей политической и организационной деятельности” [132].

К этому времени, совершив очередной побег из ссылки, в Петербург возвращается Я. Свердлов. Он возглавляет столичную большевистскую организацию. Устанавливает связь с Лениным. Твердо проводит в жизнь его указания. И охранка характеризует теперь Петербургский комитет как “исполнительный орган директив Ленина” [133].

В одном из писем Ленин пишет Свердлову: ““День” (По конспиративным соображениям Ленин так называет “Правду”.) есть необходимое организационное средство для сплочения и поднятия движения. Только через это средство может идти теперь необходимый приток людей и средств...” [134]

Он требует изгнать из редакции таких редакторов, которые не умеют вести газету. “Надо Вам взяться за дело” [135],– настаивает Владимир Ильич. Он предлагает Свердлову, утвержденному Русским бюро ЦК ответственным редактором газеты, план конкретных действий. Прежде всего необходимо “засесть в “бест” к № 1”, как называет он А. Бадаева. А уже затем: “Завести телефон. Взять редакцию в свои руки. Привлечь помощников” [136].

И Свердлов действует по ленинскому плану. Он приступает к реорганизации газеты. Владимир Ильич, внимательно следящий за каждым его шагом, пишет в редакцию “Правды”: “Сегодня узнали о начале реформы... Тысячу приветов, поздравлений и пожеланий успеха. Наконец-то удалось приступить к реформе” [137].

Но не успевает Свердлов довести до конца ленинские предначертания. Его вновь арестовывают. Об этом сразу же узнают в Кракове. “...За Андрея обидно чертовски” [138] – пишет в “Правду” Крупская.

Однако и то, что удалось Свердлову сделать до ареста изменило положение в “Правде”. Все более твердым становится ее тон. Оживляются ее важнейшие отделы. Увеличивается тираж. Все больше ленинских статей публикуется на ее страницах. Из 75 мартовско-майских номеров 41 выходит со статьями Владимира Ильича.

Ленинское слово звучит и с думской трибуны. Звучит в речах депутатов-большевиков. “Ответьте,– запрашивает Владимир Ильич редакцию “Правды”,– получили ли набросок бюджетной речи? Присылайте материалы и материалы. Нельзя работать без них. Бюджетную речь надо бы вдвое развить, будь материалы” [139]. Он имеет в виду посланный им из Кракова набросок речи по вопросу о государственном бюджете России на 1913 год. Набросок, который ложится в основу выступления в Думе депутата-большевика, помогает ему обнажить антинародную сущность этого бюджета.

Проходит короткое время, и Ленин отправляет в Россию проект еще одной речи – по национальному вопросу. Он предназначен для Г. Петровского – депутата от пролетариата Екатеринославской губернии. Здесь, в Кракове, договорился Ленин с ним о разоблачении с думской трибуны черносотенного великодержавного шовинизма и местного национализма. И Петровский при помощи “Правды” собирал для предстоящего выступления необходимый материал. Пересылал его в Краков, Ленину. А Владимир Ильич написал на основе этого материала то, что стало главным в страстной, гневной речи большевистского депутата.

Спустя несколько дней слово Ленина снова звучит в Думе. На сей раз посланец питерских рабочих А. Бадаев почти дословно оглашает присланный из Кракова проект речи “К вопросу о политике министерства народного просвещения”. А депутат-большевик от Костромской губернии Н. Шагов, неоднократно прерываемый председателем Думы, под выкрики правых депутатов зачитывает значительную часть ленинского проекта речи “К вопросу об аграрной политике (общей) современного правительства”.

Так, из Кракова направляет Ленин работу депутатов-большевиков. Один из них – Бадаев сообщит впоследствии: “У нас завязалась с Владимиром Ильичем крепкая связь, которая по мере развития работы фракции все более и более упрочивалась. От Ильича мы получали помощь по всем основным серьезным вопросам нашей думской и внедумской деятельности. Владимир Ильич не только руководил всей фракцией в целом, но и помогал каждому депутату в его работе. Личные указания и письма от Ильича, всегда ставившего вопросы точно и определенно, были для нас неисчерпаемым источником усиления и повышения всей нашей работы” [140].

Но среди депутатов – провокатор Малиновский, От него охранке становится известно, какое огромное значение придает Ленин представленной в Думе маленькой группе рабочих. И директор департамента полиции докладывает министру внутренних дел о “социал-демократической фракции Государственной думы большевистско-ленинского направления”. Сообщает о том, что “сторонники этого течения, во главе с известным членом Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии Лениным, стремятся к изменению существующего государственного строя путем вооруженного восстания и образования временного правительства на демократических началах” [141]. Доносит глава департамента и о том, что представители “большевистско-ленинского направления” рекомендуют своим депутатам использовать думскую трибуну для революционных выступлений, для легальной пропаганды программных требований Российской социал-демократической рабочей партии.

Хоть и за пределами империи Ленин, в нем, “убежденнейшем социал-демократическом работнике, уже в течение 17 лет” [142] видит глава департамента полиции главную для самодержавия опасность. Ибо он, Ленин,– основатель “большевистского течения”. Он, Ленин, редактировал за границей “несколько партийных органов и в настоящее время состоит издателем Центрального органа “Социал-демократ””. Это он “в целях ближайшего воздействия Центрального Комитета на означенные социал-демократические организации” явился инициатором создания в пределах империи Русского бюро ЦК. А возглавляемая Лениным Российская социал-демократическая рабочая партия стремится “к устройству революционных выступлений в форме демонстраций политического характера, забастовок рабочих и студенческих беспорядков с выпуском листков и прокламаций революционного содержания” [143].

Из России в Краков к Ленину поступают сообщения об этих “революционных выступлениях” – о незатухающей волне экономических и политических стачек. Он убеждается: от частных вопросов рабочая масса уже идет к постановке общеполитических вопросов. И пишет об этом для “Правды” статью “Жизнь учит”... Статью, в которой с удовлетворением отмечает, что “миллион участников одних политических стачек – оказался фактом” [144].

Приходят к Владимиру Ильичу и новые свидетельства все более растущего большевистского влияния среди рабочих. Он сообщает в Париж: “Из Питера, Московской области и Юга хорошие вести. Растет и складывается рабочая нелегальная организация” [145]. Пишет туда же месяц спустя: “Партийные дела в России вообще явно улучшаются. Рабочие кружки, группы и организации явно везде растут и укрепляются. Ширятся. И Урал и Юг и Моск. область (особенно). На Кавказе улучшение – несомненное оживление в соц.-демократии... Новость! В войсках есть признаки оживления революционных организаций” [146].

Этими радостными вестями Ленин делится и с польскими социал-демократами. Со многими из них он часто встречается, беседует, спорит.

Еще в первые дни пребывания в Кракове Ленин написал для варшавской “Газеты работничей” статью “Положение в РСДРП и ближайшие задачи партии”. Опубликовал он в ней и письмо в Секретариат Международного социалистического бюро. Другой орган польской социал-демократии – “Письмо Дыскусыйне” вышел с его статьей ““Больные вопросы” нашей партии. “Ликвидаторский” и “национальный” вопросы”. Сотрудничает Ленин и в краковском левом журнале “Вензень политичны” – официальном органе местного союза помощи политическим заключенным. Он подготовляет для этого журнала материалы о положении революционеров в царских казематах, на сибирской каторге.

Ленин выступает и публично. Его можно услышать в небольшом зале общества “Опуйня”. Там знакомит он студентов Ягеллонского университета с революционным движением в России. А 16 апреля “Напшуд”, центральный орган Польской социал-демократической партии Галиции и Силезии, сообщает еще об одном выступлении вождя большевиков: “В пятницу 18 текущего месяца в 7. 30 вечера в зале Народного университета (ул. Шевская, 16) состоится лекция тов. Ленина на тему “Рабочее движение в России и социал-демократия”” [147]. Газета предупреждает: “Лекция состоится на основании § 2 положения о собраниях”. А этим положением предусмотрено, что лекции и собрания по пригласительным билетам разрешается устраивать без уведомления полиции.

Народный университет имени Адама Мицкевича – центр культурно-просветительской деятельности. До сих пор Ленин посещал только университетскую читальню. Сейчас впервые пришел сюда как лектор.

“В небольшом зале на 200-300 человек,– сообщает корреспондент газеты “Нова культура”,– мы разместились на простых лавках. Доклад должен был быть на русском языке, поскольку Ленин с трудом говорил по-польски. Тема доклада была очень интересной, ибо из России ежедневно приходили страшные известия о разгуле реакции, распоясавшейся после 1908 года, и поэтому каждый эмигрант с надеждой ожидал минуты, когда окончится черный террор и издевательство над оппозицией в России...

Мы пошли на доклад Ленина. Он не заставил долго ожидать себя, пришел почти в точно назначенное время, стал за стол и начал говорить. Говорил просто и свободно, с непоколебимой верой в то, о чем говорил...” [148]

Сидящий в зале осведомитель немедленно доносит в Варшавское отделение царской охранки о лекции “лидера русских большевиков Ленина” [149]... Сообщает и о том, что подробный отчет о лекции помещен в “Напшуде”.

Уже не две-три сотни, а множество людей, в чьи руки попадает центральный орган Польской социал-демократической партии Галиции и Силезии, узнают о том, что говорил в университетском зале “один из самых выдающихся вождей русской социал-демократии – товарищ Ленин”,

Вот строки из этого газетного отчета:

“Характеризуя рабочее движение в России, докладчик отмечает большое значение, которое оно имеет также и для стран Запада, ибо несомненно, что в период социалистических революций и там будут происходить явления, подобные тем, какие имели место в России. Как на пример докладчик указывает на внезапный переход от относительного спокойствия к возникновению массовых движений. В 1895 году бастующих в России было только 40 тысяч, а в 1905 году в одном лишь январе бастовало 400 тысяч; в течение же всего года эта цифра возросла до 3 миллионов” [150].

Главной мыслью лекции, подчеркивает газета, был тезис о том, что российская “контрреволюционная система исчерпала себя”. А общественные силы России? Они, утверждал Ленин, росли вопреки реакции, вопреки сотрудничеству помещиков, буржуазии и царской бюрократии. Пролетариат “стоит перед новой революцией” [151]. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что в 1910 году число бастующих, по официальной статистике, составляло только 40 тысяч человек, а в 1912 году – уже 680 тысяч; из них 500 тысяч участвовали в политических забастовках. Следовательно, говорил Ленин, надо сосредоточить “внимание на вопросе приближающейся революции в России и на задачах социал-демократии в ней”. [152]

– В чем же сущность споров в лагере русской социал-демократии? – спрашивает газета.

И в ответ приводит слова Ленина: “Ликвидаторство отнюдь не является изобретением части русских с.-д.; первыми ликвидаторами были “народники”, которые еще в 1906 г. в журнале “Русское Богатство” выставили лозунг: долой подполье, долой республику! Ликвидаторы хотели бы уничтожить нелегальную партию и основать открытую. Это смешно... При этих условиях ликвидаторские лозунги означают прямое предательство! Конечно, нелегальная партия должна использовать все легальные возможности: печать, Думу, даже закон о страховании,– но лишь для расширения агитации и организации; существо же агитации должно оставаться революционным. Следует бороться против иллюзии, что в России есть конституция, и лозунгам реформистским следует противопоставить лозунг революции, республики!” [153]

Ленин говорил спокойно, но с иронией и сарказмом, направленными против врагов. И чувствовалось, сообщит 11 лет спустя в варшавском общественно-политическом еженедельнике “Нова культура” один из слушателей ленинской лекции, “что этот человек подходит к вопросу очень реально и глубоко понимает жизнь” [154].

Примечания:

[104] “Переписка семьи Ульяновых”, с. 283.

[105] В. И, Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, с. 87.

[106] Там же. с. 90.

[107] Там же. с. 44.

[108] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 318.

[109] В.И. Ленин, Полн. собр. соч. т. 21 с. 343.

[110] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22. с. 140.

[111] Там же. с. 341-342.

[112] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 111.

[113] Там же, с. 113.

[114] См. “История СССР”, 1970, № 2, с. 90.

[115] Там же, с. 91.

[116] “Пролетарская революция”, 1925, № 8(43). с. 125.

[117] “Красный архив”, 1934. т. 1(62), с. 236.

[118] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 205-206.

[119] См. Ю. Бернов, А. Манусевич. Ленин в Кракове, с. 61.

[120] А. Бадаев. Большевики в Государственной думе. Воспоминания. М, 1954. с. 67.

[121] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 48, с. 130.

[122] Там же, с. 131.

[123] Там же, с. 141.

[124] Там же, с. 139.

[125] Там же, с. 140.

[126] Там же, с. 142.

[127] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 283.

[128] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 143.

[129] Там же, с. 144.

[130] Там же, с. 145.

[131] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 257.

[132] “Социал-демократ” № 31, 15 (28) июня 1913 г.

[133] См. “Очерки Ленинградской организации КПСС”, ч. 1. Л., 1962, с. 329.

[134] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 156-157.

[135] Там же, с. 157.

[136] Там же.

[137] Там же, с. 163.

[138] См. К. Т. Свердлова. Яков Михайлович Свердлов. М., 1960, с. 189.

[139] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 163.

[140] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине” т. 2, с. 349.

[141] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 238.

[142] Там же.

[143] Там же, с. 239-240.

[144] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 300.

[145] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 169.

[146] Там же, с. 172.

[147] В. Haйдус, Ленин в Польше, с. 54.

[148] См. Юзеф Серадский. Польские годы Ленина, с. 19-20.

[149] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 241.

[150] В И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 23, с. 55.

[151] Там же, с. 57.

[152] Там же, с. 58.

[153] Там же.

[154] См. Ю. Бернов, А. Манусевич Ленин в Кракове, с. 181.

Лето в Белом Дунайце

Годы ссылки, огромная работа, нервное напряжение эмигрантской жизни изрядно подорвали здоровье Владимира Ильича. А тут еще Базедова болезнь, обнаружившаяся у Надежды Константиновны. Надо обязательно отдохнуть.

Давно слышал уже Владимир Ильич о Закопане. Писал даже о нем Горькому: “Эх, кабы можно было Вам поближе... Ежели бы здоровье позволило, перебраться в здешние галицийские курорты вроде Закопане, отыскать место в горах здоровое, на два дня ближе к России...” [1]

Но в Закопане – много приезжих. Там людно, шумно. А если поселиться чуть в стороне от курорта? Ну, хотя бы в семи километрах от него, в Поронине? Дачников там немного. Раскинулись же вокруг покрытые хвойными лесами живописные горы. Немаловажно и то, что жизнь там дешевая.

Но Владимира Ильича тревожит: не отразится ли переезд в Поронин на сношениях с Петербургом, не ослабнут ли связи? Он просит Багоцкого разузнать все о почтовых сообщениях с российской столицей.

– Выяснилось, – сообщает тот,– что нужно отправлять корреспонденцию всего на несколько часов раньше, чтобы она попадала на тот поезд, с которым Владимир Ильич посылал ее из Кракова.

Это вполне устраивает Ленина.

Крупская пишет свекрови в Россию:

“Сегодня мы отправили уже вещи в деревню.

...Сами двигаемся через три дня. Ужасная возня была с укладкой, ведь мы на 5 месяцев выбираемся в Поронин...” [2]

И уже из Поронина Владимир Ильич сообщает сестре:

“Это около гор Татр (Татры -горы прикарпатские, высотой до 2600 метров. Швейцария да и только! Прим. В. И. Ленина.), в 6-8 часах железной дороги от Кракова к югу – сообщение и с Россией и с Европой через Краков...

Место здесь чудесное. Воздух превосходный,– высота около 700 метров...

Население – польские крестьяне, “гурали” (горные жители), с которыми я объясняюсь на невероятно ломаном языке, из которого знаю пять слов, а остальные коверкаю русские. Надя говорит мало-мало и читает по-польски.

Деревня – типа почти русского. Соломенные крыши, нищета. Босые бабы и дети. Мужики ходят в костюме гуралей – белые суконные штаны и такие же накидки,– полуплащи, полукуртки... Надеюсь все же, что при спокойствии и горном воздухе Надя поправится. Жизнь мы здесь повели деревенскую – рано вставать и чуть не с петухами ложиться” [3].

Но не в самом Поронине, а в километре от него – в крохотной гуральской деревушке Белый Дунаец поселяются Ульяновы. “Вилла”, о которой сообщает в Россию Крупская, стоит на тихой улице, метрах в двухстах от шоссе. Это всего лишь скромный крестьянский дом. Принадлежит он Терезе Скупень.

– Пан, наверно, какой-то профессор или ученый,– говорит та,– приехали они издалека, у них большой сундук с одеждой и плетеные корзины, полные бумаг. А книг! Целая телега!

Внизу дома – две комнаты. Одну отводят матери Надежды Константиновны Елизавете Васильевне. Во второй – спальня. Внизу же кухня. Как и во всех квартирах Ульяновых, предназначено ей служить и гостиной. А в мансарде – рабочий кабинет Ленина с деревянными полками, которые заполняют привезенные из Кракова комплекты газет, журналы, книги, брошюры.

Он очарован природой этих мест. Полюбил и пушистый лес, и горные тропинки, и озера. “Сегодня утром гуляли с Володей часа два,– пишет Надежда Константиновна,– а теперь он один ушел куда-то в неопределенную часть пространства” [4]. На нем широкие у колен и узкие книзу брюки, шерстяные носки до колен, черные шнурованные ботинки, кепка или полотняная шляпа, похожая на тирольскую.

Ленин бродит по холмам, протянувшимся вдоль долины: в ней расположены Поронин, Белый Дунаец, другие деревни. В хорошую погоду взбирается на плоскогорье, начинающееся у самого дома: оттуда открывается широкий вид на горную цепь Татр.

“Владимир Ильич,– расскажет много лет спустя Багоцкий,– ценил то, что, в отличие от швейцарских Альп, в Татрах можно было в течение одного-двух дней взобраться на любую вершину. Ни гостиниц, ни фуникулеров, ни киосков с сувенирами, поражающих обычно своей безвкусицей и пошлостью, в Татрах тогда не было. В нескольких долинах были примитивные туристские хижины – схрониско – с деревянными нарами и соломенными матрацами, часто даже без сторожей; туристам предоставлялась возможность самостоятельно в них хозяйничать, пользоваться дровами и т. д. Только в долине озера Морское око было проложено шоссе и имелась единственная в горах гостиница.

Культура Швейцарских Альп, где можно было доехать до многих вершин на фуникулере, не прельщала Владимира Ильича. Главную прелесть горных экскурсий он видел в преодолении трудностей подъема и в многообразии впечатлений, которые давал самый процесс подъема в горы” [5].

Но хоть Ульяновы и приехали сюда отдохнуть, Владимир Ильич выкраивает на прогулки лишь немногие часы. Он встает здесь чуть свет. Купается в Дунайце. Завтракает. И к восьми утра с дорожной сумкой на плече, на потрепанном велосипеде уже появляется в Поронине, в почтовом отделении. Обычно спокойное и сонное, оно заваливается теперь разноязычными журналами, газетами. Приходят большого формата с цветными иллюстрациями журналы из Америки. Приходят нью-йоркский “Геральд Трибюн”, австрийские “Нейес Винер Цайтунг”, “Нейе Фрейе Прессе”, “Ди Цайт”, французское “Фигаро”, итальянские, английские и конечно же русские газеты. И все это, поражаются на почте, адресовано господину Ульянову!

– Кто такой Ульянов? – спрашивает жена начальника почтового отделения Станислава Радкевича.

– О,– отвечает тот,– он известный русский социал-демократ.

Они видят его через окно. Владимир Ильич присаживается на бревна, лежащие у почты. Тут же быстро просматривает газеты, читает письма, что-то поспешно пишет – может быть, ответы на них.

“Газет имеем много, и работать можно” [6],– сообщает он в Россию. Почти весь день Владимир Ильич у себя в мансарде за большим столом. Только обед отрывает его от рукописей. Но работу Владимир Ильич старается закончить засветло. Ведь нет электричества, а писать при свете керосиновой лампы трудно.

Газеты, которые приходят к нему, дают материал для многих статей.

15 мая 1913 года. Ленин узнает: в воскресенье французские и немецкие парламентарии, встретившись в Берне, повели речь о мире, о путях решения международных конфликтов. И он пишет статью “Буржуазия и мир”. В ней предостерегает: “...было бы громадной ошибкой довериться прекраснодушным речам тех немногих буржуазных депутатов, которые присутствовали на конференции...” [7]

Приходит сообщение об окончании всеобщей стачки бельгийских рабочих, требовавших изменения конституции, всеобщего и равного избирательного права. Ленин откликается на эту весть статьей “Уроки бельгийской стачки”. Он анализирует в ней причины “малой удачи” [8] рабочих.

17 мая. Из “Русского слова” Ленин узнает об опросе городских управ 158 городов России, проведенном петербургским “Вестником финансов, промышленности и торговли”. Он выписывает результаты этого опроса, подтверждающего, что “промышленный подъем последних лет в России сопровождался, как и всегда, быстрым развитием строительной промышленности” [9]. Выписывает те данные, которые характеризуют тяжелое положение строительных рабочих. И пишет в “Правду” о необходимости их просвещения и сплочения, ибо им “негде искать помощи, кроме как у своей рабочей газеты, у своего рабочего союза, у своих, более развитых, товарищей – пролетариев” [10].

В петербургской “Речи” Ленин обращает внимание на официальные данные о крестьянских переселениях в России за два последних года. Он писал уже об этом дней двадцать назад. Но новые, только что опубликованные цифры позволяют сделать еще несколько выводов. И Ленин пишет для “Правды” вторую статью на ту же тему – “Еще о переселенческом деле”.

23 мая. “Торгово-промышленная газета” – ежедневное приложение к “Вестнику финансов, промышленности и торговли” – оповещает, что русское крестьянство “с каждым годом неуклонно прогрессирует” [11]. “Чрезвычайно поучительно,– приходит к заключению Ленин,– что данные, приводимые автором, говорят как раз обратное.” Он пишет статью “Поправляется или беднеет крестьянство?”, в которой обрушивается на бесстыдную ложь “казенных писателей и казенных газет” [12].

Пишет Ленин в этот день и статью “Отсталая Европа и передовая Азия”. Как и предыдущая, она уйдет в Петербург, в “Правду”. Речь в ней – о все растущем, ширящемся, крепнущем в Азии могучем демократическом движении, о том, что “вся молодая Азия, то есть сотни миллионов трудящихся в Азии имеют надежного союзника в лице пролетариата всех цивилизованных стран” [13].

Еще одна ленинская статья, помеченная 23 мая. Поводом для нее служат споры, о которых сообщает “Новое время”. Спорят помещики Польши и других пограничных мест России по поводу ухода сельскохозяйственных рабочих на заработки в Германию и другие европейские страны. Одни утверждают, что для хозяина полезно массовое обучение русских рабочих лучшим приемам земледелия. Другие же возмущаются тем, что уход рабочих повышает заработную плату в самой России. Ленин обличает помещиков, “которые желали бы видеть крестьян “оседлыми” (т. е. привязанными к земле), покорными (чтобы им некуда было двинуться), забитыми, одичалыми...” [14].

29 мая. В очередном, пришедшем в Поронин, номере “Луча” – газеты меньшевиков-ликвидаторов – Ленин читает статью, в которой “нет ни единой мысли, ни единого живого слова”, в которой “сплошь – путаница и беспомощное ковыляние за ликвидаторами...” [15]. И он пишет заметку для “Правды” – “О беспомощности и растерянности”. Заметку, разоблачающую лозунги ликвидаторов о “борьбе за открытую партию”.

30 мая. Почта доставила из Петербурга свежий номер журнала “Промышленность и торговля”. В этом органе российских миллионеров-промышленников Ленин находит сравнительные данные об усилении в стране дороговизны. Но приводятся они, оказывается, лишь для того, чтобы обосновать жалобы на “несправедливость” обложения налогом торговли и промышленности! И, используя опубликованные в журнале цифры, Ленин пишет статью о том, как обдираются “массы трудящегося населения, и особенно рабочих, стакнувшимися капиталистами” [16], пишет статью “Дороговизна жизни и “тяжелая” жизнь капиталистов”...

И так изо дня в день.

Нередко Ленин располагается с рукописями на лоне чудесной природы – неподалеку от дома, на холме.

– Этот вид,– говорит он,– не только не рассеивает внимания, но помогает сосредоточиться.

Вечером, как и в Кракове, Ленин относит к поезду пакеты с написанными статьями. Предназначены они, главным образом, для “Правды”.

Однажды на первом подвернувшемся клочке бумаги – им оказывается конверт пришедшего из Бостона письма – мелким бисерным почерком набрасывает Ленин для памяти названия отправленных из Поронина статей. Когда десятилетия спустя конверт попадет в руки исследователя, он поможет ему установить: между 9 мая и 21 июня 1913 года “Правда” опубликовала 47 названных в перечне статей. Все они – без подписей или подписаны псевдонимами. 32 войдут уже к тому времени в Собрание сочинений Ленина. А то, что остальные 15 также написаны им, станет впервые известно благодаря пометкам на бостонском конверте.

Как только сообщает Ленин адрес, сразу же начинает поступать сюда “Правда”. В конце мая доставляют комплект за неделю. И в тот же день он пишет в Петербург: “Очень благодарю и очень поздравляю с успехом: по-моему, несомненно, газета теперь встала на ноги. Улучшение громадное и серьезное,– надо надеяться, прочное и окончательное” [17].

Владимир Ильич делает к письму приписку: “...особый привет Витимскому: очень удалась статья его о рабочей печати и рабочей демократии против либералов!!” [18]

Витимский – это М. Ольминский. Ленин имеет в виду его статью “Кто с кем?”, напечатанную в “Правде” и посвященную полемике с “Лучом” о совещании редакторов буржуазных изданий с представителями рабочей печати.

И в этом, и в других своих письмах, направляемых в редакцию, Ленин оценивает опубликованные статьи, корреспонденции, заметки. Дает товарищам практические советы.

Как относиться сейчас к Плеханову? Ленин не рекомендует ставить ему ультиматумы. “...Рано! может повредить!!”– предостерегает он и настоятельно советует: “Ежели будете писать ему, пишите любезнее и мягче. Он ценен теперь, ибо воюет с врагами рабочего движения” [19].

Его огорчает: из-за чьей-то, видимо, нечуткости, прервал свое сотрудничество с “Правдой” Демьян Бедный. И, узнав об этом, сообщает в редакцию: “Насчет Демьяна Бедного продолжаю быть за”. Он убеждает: “Не придирайтесь, друзья, к человеческим слабостям! Талант – редкость. Надо его систематически и осторожно поддерживать. Грех будет на вашей душе, большой грех (во сто раз больше “грехов” личных разных, буде есть таковые...) перед рабочей демократией, если вы талантливого сотрудника не притянете, не поможете ему” [20].

Ленин призывает к “долгой и упорной войне за 100000 читателей”. Но предупреждает товарищей из редакции: идти к этому надо своей, пролетарской дорогой. Надо вширь и вглубь проникать в массы. Увеличению тиража “марксисты рады, когда он увеличивается марксистскими статьями, а не статьями против марксизма” [21].

А товарищи из России сообщают между тем: по “Правде” усиливается с каждым днем огонь полицейских репрессий. Только в мае – июне конфисковано 20 из 50 номеров. Это подрывает материальную базу газеты, ставит под угрозу само ее существование, препятствует широкой пропаганде большевистских идей в рабочих массах.

Ленин обращается с письмом в парижскую секцию большевиков. В связи с преследованиями “Правды” он предлагает принять меры для регулярного издания за рубежом нелегальной литературы и центрального партийного органа – “Социал-демократа”. И парижская секция ставит вопрос о созыве с этой целью специальной конференции.

Все большую тревогу вызывает у Владимира Ильича здоровье Надежды Константиновны. Не помог горный воздух, на который возлагались такие надежды. Не было и покоя, которым якобы лечат. “...У нас “покой”,– признает он,– трудно осуществим при нервной жизни. Болезнь же на нервной почве” [22]. Надо последовать советам друзей – отправиться в Берн к знаменитому Кохеру.