Текст книги "Ленин. Эмиграция и Россия"

Автор книги: Евгений Зазерский

Соавторы: Анатолий Любарский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

24 марта. Ленин сообщает сестре Анне в Саратов: “...идет здесь грызня и поливание грязью, какой давно не было, да едва ли когда и было. Все группы, подгруппы ополчились против последней конференции и ее устроителей, так что дело буквально до драки доходило на здешних собраниях” [47]. И четыре дня спустя. “В “Vorwarts'е” от 26 марта,– пишет Ленин в Тифлис Серго Орджоникидзе и его товарищам,– появилась бешеная и гнусная статья против конференции, от имени редакции. Ясно, что это Троцкий” [48].

“Форвертс” – газета германских социал-демократов – не впервые уже предоставляет свои колонки для выпадов против Ленина. Она поддерживала в свое время экономистов, а затем, после раскола партии,– меньшевиков. Полтора года назад, в день открытия Копенгагенского социалистического конгресса, газета опубликовала статью Троцкого, призванную подорвать в глазах участников конгресса авторитет делегации российской социал-демократии. Та статья не была подписана. Не подписана и последняя-“Из жизни русской партии”. Но как тогда, так и теперь безошибочно разгадывается тайна анонима.

“Ленин на Международном социалистическом бюро заявил,– становится известно российской охранке,– что он снимает с себя представительство от старого ЦК РСДРП, так как последний перестал существовать, а является сейчас в Бюро представителем от нового ЦК, избранного конференцией русских организаций.

Международное социалистическое бюро согласилось принять его в свой состав... Извещение о происшедшей перемене Бюро разослано по всем странам, входящим в состав Интернационала, и везде было опубликовано, за исключением Германии.

“Vorwarts” не опубликовал этого извещения, а напротив, в нем была помещена анонимная статья, по всем приметам принадлежащая перу Троцкого... Ленин написал уже обстоятельный ответ, который переводится сейчас на немецкий язык...” [49]

Ленин пишет ответ – “Аноним из “Vorwarts'а” и положение дел в РСДРП”. Он разоблачает в этой статье утверждения Троцкого о том, будто подавляющее большинство партийных организаций в России идет за ликвидаторами. Владимир Ильич разъясняет, почему конференция в Праге исключила их из партии. Он доказывает, что ликвидаторам не место в российском социал-демократическом рабочем движении...

Ленин отправляет статью в газету “Форвертс”. Однако газета отказывается ее публиковать. Тогда редакция “Социал-демократа” решает издать ее отдельной брошюрой. “...Мы выпускаем этот ответ,– заявляет Владимир Ильич,– для информации немецких товарищей...” [50] В 600 адресов – редакциям немецких социал-демократических изданий, местным комитетам, библиотекам – намерен разослать он брошюру.

Но его ответ анониму немецкие социал-демократы должны узнать еще до издания брошюры. Он отправляет статью редактору одного из журналов Кларе Цеткин.

А за много тысяч километров от Парижа, в глухой сибирской тайге, разыгрывается в это время страшная трагедия. Ленин узнает о ней из газет. То в одной, то в другой появляются корреспонденции о “Ленском золотопромышленном товариществе”. Среди акционеров этого товарищества мать русского царя – императрица Мария Федоровна, министры, высшие сановники. Газеты сообщают: на этих приисках, на реке Лене, в один из апрельских дней войска расправились с забастовавшими рабочими. Открыв огонь по трехтысячной толпе, солдаты убили 270, ранили 250 человек.

Пристально следит Ленин за тем, как отзовется российский пролетариат на Ленский расстрел. Следит и по тем номерам “Звезды”, которые к нему поступают из России. Он узнает из этой газеты о потоке резолюций рабочих собраний, в частности о том, что заявили питерские металлисты: “Мы считаем виновниками расстрела не только отдельных представителей администрации и капитала, но и весь современный русский строи...” [51]

Из Петербурга приходит прокламация. Ее распространяли в столице перед маевкой. В прокламации говорится: последовавшие за Ленским расстрелом могучий подъем стачечного движения, стихийный взрыв праведного гнева свидетельствуют о том. что “вновь бодр и силен, как прежде, русский рабочий, вновь готов к беспощадной последней борьбе” [52]. Прокламация призывает: в день 1 Мая выйти на улицы, перед лицом всего мира вновь провозгласить свои лозунги: “Учредительное собрание!”, “8-часовой рабочий день!”, “Конфискация земель!”

И, познакомившись с листовкой питерских большевиков, Ленин заявляет: “На этой прокламации стоит очень и очень остановиться, ибо она представляет из себя важнейший документ в истории рабочего движения в России и в истории нашей партии” [53].

Начало новому революционному подъему было положено еще осенью 1910 года. Ленские события послужили толчком к массовым выступлениям против царской монархии и капиталистов.

Ленин публикует полученную прокламацию в “Социал-демократе”. Он обращает внимание читателей на подписи в конце листка: арестован Петербургский комитет, но существуют подпольные ячейки,– те самые заводские, подрайонные и районные социал-демократические группы, которые вызывали всегда ненависть либералов и ликвидаторов. Эти питерские группы преследовались полицией. Они вынуждены были спешно собирать свои силы, наскоро восстанавливать между собой подпольные связи. И вот тут-то, приходит к заключению Владимир Ильич, обрисовался настоящий характер социал-демократического движения, проявилось подлинное настроение российских пролетариев.

В газетах, доставляемых в Париж, находит Ленин подтверждение того, что по своему размаху начало нового революционного подъема “не меньше, а скорее больше, чем то же начало в 1905 году!” [54]. Порожденные торжеством контрреволюции оцепенение и усталость, отмечает он, проходят, “потянуло опять к революции” [55].

Между тем доставляют очередную книжку “Нашей зари” – руководимого Потресовым легального журнала меньшевиков-ликвидаторов. Владимир Ильич обнаруживает в ней статью, автор которой, “извиваясь в бессильной злобе и “стекая ругательствами” [56], выступает против “возрождения партии”.

Приходит первый номер и только что созданной еженедельной легальной газеты меньшевиков-ликвидаторов “Невский голос”. Ленин отчеркивает в нем призыв одного из их лидеров: ни в коем случае не переплетать экономические стачки с политическими выступлениями рабочих, И хотя передовая очередного номера “Социал-демократа” уже сдана в типографию, Ленин должен немедленно ответить тому, кто дает реакционнейший совет “не осложнять” политику экономикой, не “переплетать” их. В набор досылается короткая статья о чудовищном извращении “революционного характера подъема” и о попытке “приложить к нему аршин “обыкновенных стачек”” [57].

Ленин выступает с докладом на заседании Парижской секции Заграничной организации РСДРП. Он заявляет, что события в России подтверждают правильность резолюций, принятых Пражской партийной конференцией. Революция не закончена, поднимается новая, более грозная волна. Вся тактика партии должна быть подчинена подготовке пролетариата к революции.

Совсем уже близки выборы в IV Государственную думу. Большевики решили участвовать в них. Ленин призывает поэтому удесятерить энергию в избирательной работе. И прежде всего в Петербурге, являющемся центральным пунктом избирательной кампании.

В немногие оставшиеся до выборов недели особую роль должна сыграть рабочая печать, в том числе только что родившаяся “Правда”.

Давно уже мечтал Ленин о легальной ежедневной большевистской газете. В июне 1909 года в Париже на расширенном совещании редакции “Пролетария” член Центрального Комитета И. Гольденберг (Мешковский) сообщил: из Петербурга поступили сведения о возможности издания при социал-демократической фракции Думы легальной газеты. И Владимир Ильич тогда сразу же заявил:

– Ввиду важности заявления т. Мешковского, предлагаю из 1500 рублей, ассигнованных на легальное издательство, употребить 1000 рублей на думскую газету [58].

Идею создания газеты Ленин обсуждал с делегатами-большевиками на социалистическом конгрессе в Копенгагене, в Лонжюмо – с учениками партийной школы, в Праге – с делегатами конференции. В Лейпциге, сразу же после Пражской конференции, он вместе с членом ЦК С. Спандаряном и издателем “Звезды” Н. Полетаевым наметил план подготовки выпуска ежедневной газеты. Он настойчиво требовал затем в письмах, шедших в Петербург: “Пишите точно, когда же ежедневная газета, какой формат и пр.” [59]; “Известите скорей насчет ежедневной газеты. Какой будет формат? Какого размера статьи можно посылать?” [60] Ленина радовали вести о том, что взносами самих рабочих обеспечивался необходимый для нового дела денежный фонд. “Каждый групповой сбор,– заявлял он,– означает не только сумму пятаков и гривенников, но еще нечто гораздо более важное: сумму совместной, массовой энергии, решимость групп рабочую газету поддерживать, распространять, направлять, создавать своим собственным участием” [61].

Из Парижа возглавил Ленин издание “Правды”. В письмах, отправляемых в Россию, он обсуждал с товарищами и идейную направленность газеты, и финансовые вопросы, и состав редакции. С ним согласовывали смету необходимых расходов, уточняли вопрос о тираже.

Первый номер “Правды” вышел в Петербурге утром 5 мая 1912 года. С каким нетерпением ждали его в Париже! И когда доставили сюда новую газету, собрались большевики-эмигранты в кафе на авеню д'Орлеан. Подняв ее над головой, взволнованный, обратился к ним Ленин:

– Вот оно, наше знамя! Наш могучий агитатор, наш пропагандист и организатор. В руках наших – новый “Колокол”. Он будит народ, зовет его к победе.

“Все поняли,– расскажет спустя полвека Т. Людвинская – одна из тех, кто сидел в этот майский день в парижском кафе,– что слово “Колокол” было произнесено не случайно. В. И. Ленин напомнил о роли герценовского “Колокола”, вставшего “горой за освобождение крестьян”. Нашей радости не было границ” [62].

От первой до последней строки прочел Ленин первый номер “Правды”. В ее передовой статье подчеркивалось то, что особенно радовало его: “Объявление о нашем намерении приступить к изданию “Правды” вызвало поразительно дружный прилив пожертвований в фонд газеты от рабочих, можно сказать, почти всех петербургских фабрик, заводов и мастерских” [63]. Им, питерским пролетариям, отдаст должное Ленин, когда подведет вскоре первые итоги деятельности газеты: “Поставив ежедневную рабочую газету, петербургские рабочие совершили крупное,– без преувеличения можно сказать, историческое дело” [64]. Им спустя месяц посвятит и эти строки: “Рабочие Петербурга положили начало. Их энергии обязан пролетариат России первой ежедневной рабочей газетой после тяжелых лет безвременья” [65].

Ленин отводит “Правде”, как и всей рабочей печати, большое место в избирательной кампании. Без ежедневной прессы значение выборов в смысле политического просвещения масс падает по меньшей мере наполовину.

“Только в Петербурге,– приходит он к заключению,– имеется хоть сколько-нибудь сносно поставленная рабочая пресса, которая при всех отчаянных преследованиях против нее, штрафах и арестах редакторов, при всей непрочности ее положения, при всей цензурной придавленности ее, в состоянии давать слабое отражение взглядов рабочей демократии” [66].

Ленин утверждает это со страниц “Невской звезды” – легальной рабочей газеты, созданной в Петербурге в связи с угрозой запрещения “Звезды”. Доказывает это в своей статье “Значение выборов в Петербурге”, подписанной буквами – Ф. Ф. Он подчеркивает, что петербургские выборы в связи с наличием в столице рабочей прессы приобретают “значение образца той избирательной кампании, которая, при невероятно тяжелых русских условиях, легла на плечи рабочей демократии” [67]. Борьба на выборах в Петербурге – это борьба за гегемонию между либералами и рабочей демократией. Причем не только в самой столице, но и во всем освободительном движении России. Ленин убежден: “...Петербург принадлежит демократии по всему ходу всего освободительного движения в России, и на известной ступени его развития даже чудовищно-высокая плотина третьеиюньского избирательного закона не сможет сдержать “демократического наводнения”” [68].

Теперь, когда кризис нарастает в новой обстановке, российские социал-демократы должны использовать избирательную кампанию для революционной работы в массах. Нужна, пишет он в “Социал-демократе”, “нелегальная партия для руководства всей этой работой в ее целом, и в Таврическом дворце, и на Казанской площади, и на рабочей массовке, и во время стачки, и на районном собрании рабочих социал-демократов, и на открытом собрании профессионального союза” [69].

Примечания:

[23] “Рабочая газета” №7, 22 декабря 1911 г. (4 января 1912 г.).

[24] Там же.

[25] См. Мирослав Иванов. Ленин в Праге, с. 50.

[26] Е. П. Онуфриев. Встречи с Лениным (Воспоминания делегата Пражской партийной конференции). М., 1959. с. 16.

[27] Там же, с. 17-18.

[28] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 152.

[29] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 228.

[30] “Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 гг. бывшего Московского охранного отделения”. М., 1918, с. 87.

[31] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2, с. 305.

[32] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 137.

[33] См. Мирослав Иванов. Ленин в Праге, с. 67.

[34] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 139.

[35] См. “История Коммунистической партии Советского Союза, т. 2. М., 1966, с. 361-362.

[36] См. И. Дубинский-Мухадзе. Орджоникидзе. М., 1963, с. 115-116.

[37] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 152.

[38] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 44.

[39] “Рабочая газета” № 8, 17(30) марта 1912 г.

[40] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 50.

[41] Там же, с. 44.

[42] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 179.

[43] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 52-53.

[44] Там же, с. 53.

[45] Там же, с. 51.

[46] См. “Вопросы истории КПСС”, 1960, № 6, с. 176.

[47] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 323.

[48] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 55.

[49] “Красный архив”, 1934, т. 1 (62), с. 232.

[50] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 203.

[51] “Звезда” № 29(65), 12 апреля 1912 г.

[52] “Социал-демократ” № 27, 17(4) июня 1912 г.

[53] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 347.

[54] Там же, с. 342.

[55] Там же, с. 340.

[56] Там же, с. 347.

[57] Там же, с. 354.

[58] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 19, с. 31.

[59] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 52.

[60] Там же, с. 62.

[61] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 430.

[62] “Правда”, 5 мая 1972 г.

[63] “Правда” № 1, 22 апреля 1912 г.

[64] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 427.

[65] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 70.

[66] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 375.

[67] Там же, с. 375-376.

[68] Там же, с. 378.

[69] Там же, с. 247.

Поближе к России

В условиях нового подъема революционного движения особенно важно укрепить связи находящегося в эмиграции партийного руководства с местными организациями, с социал-демократической фракцией Государственной думы, с редакциями выходящих в Петербурге и Москве партийных изданий. “...Необходимы явки, явки, явки и связи, связи, связи” [70],– пишет Русскому бюро ЦК РСДРП Крупская.

Ленин решает: надо перебраться поближе к России. Заграничному бюро Центрального Комитета партии следует обосноваться у самой русской границы. Лучше всего-на польских землях, входящих в состав Австро-Венгрии. Почему именно там? Да потому, что ненависть поляков к российскому самодержавию обеспечит большевикам, самым грозным врагам царизма, расположение населения. Потому, что под давлением демократического движения австрийские власти вынуждены предоставлять политическим эмигрантам право убежища. Можно, конечно, предположить, что и австрийские власти оказывают услуги царской полиции, что и на польских землях ведется слежка за политическими эмигрантами. Но все-таки эти места наиболее удобны для работы. Еще год назад писал в Париж из Кракова Феликс Дзержинский: “Вести практическую работу из Парижа – по очень многим соображениям – очень неудобно... Если бы здесь кто-нибудь занялся этим делом – легко было бы организовать переправу...” [71]

Не потому ли пал выбор Ленина сейчас на Краков? Он запрашивает Якова Ганецкого – видного польского социал-демократа: насколько безопасен переезд туда, не угрожает ли там опасность быть выданным в руки царских жандармов? По поручению Владимира Ильича наводит справки и Надежда Константиновна. Находящийся в Женеве и располагающий большими связями В. Карпинский должен срочно выяснить и “написать поскорее все, что он знает о Кракове с точки зрения полицейской и хозяйственной”. Крупская подчеркивает: “Это очень, очень спешно”. [72]

Июньским вечером 1912 года Ульяновы оставляют квартиру на Мари-Роз. Они покидают Париж.

Пройдет некоторое время, и глава заграничной агентуры отправит из французской столицы донесение об отъезде Ленина. Российский департамент полиции будет предупрежден, что цель этого переселения – быть поближе к России, иметь возможность через издающиеся в Петербурге “Правду” и “Звезду” руководить предстоящими выборами. Глава заграничной агентуры выразит свою озабоченность: переезд Ленина в Краков может затруднить агентурные наблюдения и за ним, и за другими большевиками. Не следует ли в связи с этим прикрыть в Петербурге большевистские газеты? Может быть, сие вынудит Ленина вернуться в Париж, поближе к заграничной резиденции царской охранки?

Но уйдет в Петербург это донесение только три недели спустя. А пока лишь самые близкие знают, что едет Ленин в Краков...

В Париже от Людмилы Сталь, руководителя местного комитета интеллектуальной помощи политзаключенным, Владимир Ильич узнал: на окружающем центральную часть Кракова бульваре Плянты, против главного здания университета, его будет ждать надежный товарищ. Он поможет ему на первых порах при устройстве в незнакомом городе.

Этот товарищ – студент-медик Сергей Багоцкий, только недавно отбывший каторгу, отправленный на поселение, но бежавший оттуда за границу. Он живет сейчас в Кракове. Издает здесь журнал “Политический узник”.

Ульяновы, как было условлено, встречаются с Багоцким. И по дороге в гостиницу тот рассказывает о краковской жизни. В отличие от других частей Польши, захваченных Германией и царской Россией, Галиция, находящаяся под властью Австро-Венгрии, пользуется относительной политической свободой. В Кракове много польских политэмигрантов и прогрессивно настроенной интеллигенции. Краковской общественности, мечтающей о независимости Польши, ненавистен царизм, и она с симпатией относится ко всем борцам против него. Узнают Ульяновы и о том, что в городе открыто существуют издательства революционных партий, выходят печатные органы Социал-демократии Королевства Польского и Литвы.

– А как относится местная полиция к политэмигрантам? – спрашивает Ленин.

– В этом отношении опасаться нечего,– заверяет Багоцкий.– Царящая в Кракове атмосфера враждебности к царскому самодержавию делает местные полицейские органы более предупредительными к политэмигрантам, чем в каком-либо другом городе Европы.

Владимир Ильич озабочен тем, как бы скорее организовать нелегальный переход границы для тех, кто должен прибыть к нему из России. Как лучше это сделать?

Багоцкий предлагает:

– Около Кракова находится так называемая пограничная зона, распространяющаяся на тридцать километров от границы. Согласно договору между австрийским и российским правительствами, живущие в этой зоне имеют право перехода границы по “полупаскам” – проходным свидетельствам без фотографических карточек. “Полупасками” обычно пользуются крестьяне, приезжающие с продуктами на базар, и рабочие, проживающие по одну сторону границы и работающие на другой стороне. Контроль за местным пограничным движением очень поверхностный. Можно использовать мои связи с краковскими рабочими и через них получить “полупаски”.

Владимиру Ильичу нравится этот план. На следующий день в отделе хроники своего утреннего выпуска газета “Час” сообщает, что в гостинице “Виктория” остановились Владимир Ульянов с женой и Елизавета Крупская. А два дня спустя Ульяновы поселяются в рабочем предместье Кракова на улице Звежинец. Поблизости Висла, в которой можно купаться, а километрах в пяти – чудесный лес, куда легко добраться на велосипедах. В доме каменщика Яна Флорчика Ульяновы снимают подходящую квартиру из двух комнат и кухни. Они приобретают самую дешевую обстановку: две узкие железные кровати, два простых стола, этажерку, несколько стульев. В кухне ставят маленький стол, табуретки. Распаковывают кипы газет и книг. И Ленин засаживается за письма. Они уходят в Париж, Брюссель и, конечно, в Саратов – матери.

“Дорогая мамочка! – пишет Владимир Ильич.– Получил твое письмо с сообщением о поездке по Волге и Каме и с новым адресом. Я как раз тоже должен дать новый адрес. Из Парижа я нынешним летом забрался очень далеко – в Краков. Почти Россия!” [73]

Первый визит, как положено в Кракове для приезжающих иностранцев,– к комиссару “императорско-королевской полиции”. И комиссар заносит в протокол то, что говорит ему Владимир Ильич:

“...Ввиду того, что я занимался социалистической литературой, так как по убеждениям я социал-демократ, а в России развить свою деятельность в этом направлении я не мог, я уехал в Швейцарию, а затем в Париж, где пробыл 3 года. В настоящее время прибыл в Краков и здесь намерен жить. Состою корреспондентом русской демократической газеты “Правда”, издаваемой в Петербурге, и русской газеты, издаваемой в Париже под названием “Социал-демократ”, что и является источником моего существования” [74].

А цель приезда в Краков? Ленин отвечает и на этот вопрос:

“В Галицию я приехал из желания познакомиться с здешними аграрными условиями, так как преимущественно этими вопросами я занимаюсь. Намерен также изучать польский язык” [75].

Умалчивает Владимир Ильич о том, какие причины на самом деле привели его в Краков. И эта предосторожность оказывается не бесполезной. Едва Владимир Ильич покидает кабинет комиссара, как на протоколе появляется пометка: “За личностью Ульянова я распорядился установить негласный надзор...” [76]

Запасшись планом города с окрестностями и русско-польским словарем, Ленин знакомится с Краковом. С каждым днем он все более ему нравится. “Внимательно вглядывался Ильич в мелочи быта краковского населения, его бедноты, его рабочего люда...– узнаем из записок Крупской.– Ильич радовался тому, что вырвался из парижского пленения...” [77] Позднее Ленин напишет сестре: “...как ни глух, как ни дик здешний наш город, а я все же больше доволен здесь, чем в Париже... Из всех мест моего скитания я бы выбрал Лондон или Женеву, если бы оба не были так далеко” [78].

Ленин быстро осваивается с новой обстановкой. Как-то в беседе с Ганецким он рассказывает об окрестностях города, о крестьянах ближайших деревень. Много говорит об их жизни, навыках, об их жалобах на чрезмерные налоги, на дороговизну.

Ганецкого, давно живущего в этих местах, поражает точность характеристики крестьян, живое описание окрестностей Кракова.

– Владимир Ильич,– удивляется он,– вы так недавно здесь, откуда вы успели так хорошо узнать здешние окрестности, а главное, так метко характеризовать крестьян?

Ленин смеется:

– Это мой секрет... Вы киснете все время в квартире, а я по воскресным дням разъезжаю на велосипеде по окрестностям города и знакомлюсь с крестьянством. Здешние окрестности очень красивы и интересны.

Ленин описывает близлежащие места, рассказывает о своих беседах с крестьянами.

Ганецкий все более изумляется:

– Помилуйте, как это вы с ними ведете беседы, ведь вы не говорите по-польски?

– А кто это вам сказал? У меня словарь, я уже знаю много польских слов. При помощи словаря я читаю польские газеты. В загородные прогулки беру с собой в помощь словарь. Зайду к крестьянину в избу, поздороваюсь, попрошу продать немного молока – и заведу беседу. Говорю по-польски. Если польских слов не хватает, восполняю немецкими: ведь многие из них служили в армии, значит, немного изучили немецкий язык. Приходится в разговоре часто прибегать и к жестам... Одним словом, мы превосходно беседуем и друг друга понимаем... Интересный народ здешние крестьяне... Жалко, что здешняя социал-демократическая партия не обращает на них внимания, не работает среди них. А без мужика нам нигде не обойтись...

В рабочем предместье, где каждый знает друг друга в лицо, сразу же примечают нового человека. Пройдет много лет, и один из тех, кто живет в таком же доме, в каком поселились Ульяновы, расскажет на страницах польской газеты “Нова культура”:

“Он жил на той же улице, что и я... Его хорошо знали рабочие этого района, игравшие на тротуарах дети (он очень любил детей), и особенно хорошо его знали мы, эмигранты...

Ленин одевался просто. Ходил он быстро, делая живые движения, наклонив голову. Он производил впечатление много работающего человека... Только по вечерам он выходил из дому, у него был вид человека, которого ничего на свете не касается, кроме интересующих его вопросов. На лице отражалась постоянная озабоченность” [79].

У Ленина действительно много дел, которыми он занят с первых же дней пребывания в Кракове. “Вы спрашиваете, зачем я в Австрии,– пишет он на Капри Горькому.– ЦК поставил здесь бюро (между нами): близко граница, используем ее, ближе к Питеру, на 3-ий день имеем газеты оттуда, писать в тамошние газеты стало куда легче, сотрудничество лучше налаживается” [80].

Итак, теперь уже в Кракове, в доме на улице Звежинец, размещается штаб большевистской партии, всего революционного движения России. И вскоре появляется здесь И. Арманд. Центральным Комитетом она направлена из Парижа в Петербург для подготовки избирательной кампании по выборам в IV Думу. Но по пути заехала в Краков, к Ленину.

Два дня проводит Арманд в квартире Ульяновых. Ее ждут в Петербурге дела, которым Владимир Ильич придает первостепенное значение. И они досконально обсуждают их.

Как вести кампанию по выборам в Думу? Выставить самостоятельно кандидатов от рабочей партии, образовать в Думе социал-демократическую фракцию. Инессе следует добиться, чтобы больше рабочих узнали основные требования большевиков: демократическая республика, восьмичасовой рабочий день, конфискация помещичьих земель.

Говорят они и о “Правде”. Ленин обеспокоен: не все там сейчас благополучно. Надо, чтобы в редакции во что бы то ни стало освободились от примиренческого отношения к ликвидаторам.

“...Сговорились с ней обо всем,– узнаем из заметок Крупской о приезде Арманд,– снабдили ее всякими адресами, связями, обсудили они с Ильичей весь план работы” [81]. И с паспортом крестьянки Франциски Янкевич покидает Арманд Краков.

Появившись в российской столице, приступит она к восстановлению разгромленного полицией Петербургского комитета. И вскоре создан будет новый ПК. Его члены вместе с Арманд встретятся с представителями “Правды”. После острой дискуссии большинство редакции заявит о полной поддержке ленинской тактики, всех решений Центрального Комитета.

Недолго – всего лишь два месяца с небольшим – продержится в Петербурге Инесса Арманд. Но все это время, до самого ареста, будет связующим звеном между питерскими большевиками и Лениным. “Через Инессу...– сообщит Крупская,– знали мы довольно подробно о том, что делается в Питере”. Установив там связи, она повела “большую массовую работу по ознакомлению рабочих с резолюциями Пражской конференции и теми задачами, которые стоят теперь перед партией” [82].

Только покидает Арманд Краков, нового гостя принимают Ульяновы. “Переезд,– пишет 24 июля в Париж Ленин,– дал нам пока: 1) близость на 1 день; 2) приезд Абрамчика (сие секрет). Он уже здесь. Видимо, поможет с границей” [83].

“Абрамчик” – так по конспиративным соображениям зовут Н. Крыленко. Он живет в Люблине. Преподает там в гимназии русскую историю и литературу. Сейчас, предлагает Ленин, и ему на время надо перебраться в Петербург. И ему следует немедленно включиться в кампанию по выборам в IV Думу. А затем, вернувшись в Люблин, наладить переход товарищей через границу, к Ленину.

Его связь с Россией, как и прежде, в руках Надежды Константиновны. Она покупает небольшую записную книжку в дерматиновом переплете. Делает на ней надпись: “Русские адреса”. Заносит в нее множество географических пунктов России, где есть верные люди, где живут и борются единомышленники, друзья. И ведет заветная книжка в Астрахань– там находится сейчас С. Шаумян; в далекое сибирское село Александровское – к большевичке Г. Окуловой-Теодорович; в Баку на Биби-Эйбатский нефтяной промысел; на станцию Давыдове – к Я. Корсакову – рабочему-большевику, выборщику в IV Думу по рабочей курии Московской губернии; в Енисейск – к находящемуся на поселении в селе Еланском Н. Мещерякову. Несколько адресов екатеринославских: “Чечелевка, 4-я Кайдацкая ул., д. № 6, И. Григорьеву”, “Берта Осиповна Перельман (жена Филиппа), Базарная, 62, кв. 6”, “Чечелевка, Трубный завод, механический цех, П. П. Моисееву” – они для связи с Екатеринославской большевистской организацией. Эти адреса – иркутские – товарищей, находящихся там в ссылке. А по этим можно связаться с Кременчугской, Киевской, Луганской, Юзово-Макеевской, Майкопской, Миньярской большевистскими организациями. Два с лишним десятка адресов – в Москве. Еще больше – в Петербурге. По адресам, занесенным в книжку, пойдут из Кракова письма в Тверь и Тифлис, Самару и Тулу, Саратов и Уфу, Вильно и Харьков. Пойдут кружными путями – через Германию или Финляндию...

Самая интенсивная связь и отсюда – с “Правдой”.

Ленин сообщает редакции свой краковский адрес, только что поселившись в Звежинце. И сразу пересылают ему из Петербурга номера газеты, вышедшие после его отъезда из Парижа. Сразу пишут ему из редакции “Правды”: “...нам очень нужны статьи; надеемся, что пришлете и будете присылать без замедления. Ждем ваших статей” [84].

Вскоре доставляют и план газеты, и тематику ожидаемых статей – обширную, по словам Ленина, программу сотрудничества. Он откликается немедленно. Заверяет товарищей из редакции: “Постараемся выполнить, что можем...” Но... “необходимо высылать книги новые, справочные издания и т. д. Без высылки новых книг даже и десятая доля Вашей программы сотрудничества н е выполнима... В частности, об аграрном вопросе особенно необходимы текущие издания – правительственные и земские. Напечатайте непременно в ближайшем номере, что газета очень просит посылать ей все подобные издания, обязуясь печатать их перечень и отзывы о важнейших из них” [85].