Текст книги "Ленин. Эмиграция и Россия"

Автор книги: Евгений Зазерский

Соавторы: Анатолий Любарский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Мы, большевики, утверждаем, что на нашей стороне большинство настоящих, русских, партийных деятелей” [152].

Примечания:

[112] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 2. с. 121.

[113] “Воспоминания о Надежде Константиновне Крупской”. М., 1966. с. 59.

[114] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 429.

[115] Там же, с. 372.

[116] Там же.

[117] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 270.

[118] Там же, с. 272.

[119] Там же, с. 276.

[120] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 386.

[121] Там же, с. 395.

[122] Там же, с. 400.

[123] “Третий съезд РСДРП. Сборник документов и материалов”, с. 124– 125.

[124] “Ленин и Тверской край”. М., 1969, с. 28.

[125] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 63-65.

[126] “Красная летопись”, 1924, № 1(10), с. 67.

[127] “Литературное наследство”. Т. 80. “В. И. Ленин и А. В. Луначарский. Переписка, доклады, документы”. М., 1971, с. 609.

[128] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 103.

[129] Там же, с. 105.

[130] Там же, с. 106.

[131] Там же, с. 106 – 108.

[132] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 423-424.

[133] Там же, с. 426.

[134] Там же, с. 427.

[135] Там же, с. 427.

[136] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 131.

[137] “Листовки петербургских большевиков”, т. 1, с. 145.

[138] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 135-136

[139] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 391.

[140] Там же, с. 432.

[141] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, е. 146.

[142] Там же, с. 148.

[143] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 54, с. 353.

[144] Там же.

[145] “Пролетарская революция”, 1925, № 3(38), с. 29.

[146] “Вперед” № 1, 4 января (22 декабря) 1905 г.

[147] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 5.

[148] Там же.

[149] Там же, с. 6.

[150] Там же, с. 6 – 7.

[151] Там же, с. 7.

[152] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 236.

И грянула буря!

Ленин с Крупской идут в библиотеку на Гран-рю. По дороге встречают Луначарского с женой.

– Революция! В России революция! – восклицает Луначарский.

А выскочивший из-за угла мальчишка-газетчик оглашает улицу пронзительными криками:

– Революсьон ен Рюсси! Революсьон ен Рюсси!

В этот день, 23 января, “Трибюн де Женев” сообщает о том, что произошло накануне в Петербурге.

...За несколько дней до того из заграничных и легальных русских газет Владимир Ильич узнал, что забастовали путиловцы. Стачка вспыхнула из-за увольнения заводской администрацией четырех рабочих. Стихийно начавшееся движение охватило другие заводы.

“Из иностранных газет узнали,– сообщает в Петербург Крупская,– что на Путиловском заводе стачка”. Ее интересует: “Есть ли у комитета там связи?” Ибо о стачке необходимы подробные сведения для газеты “Вперед”. Причем как можно быстрее. “Приложите все усилия,– просит она,– чтобы организовать писание корреспонденции самими рабочими” [153].

Едва ли не в каждой корреспонденции об этих событиях встречал Ленин имя Гапона, совсем недавно неизвестного священника церкви при петербургской пересыльной тюрьме. Теперь он стоял во главе организации “Собрание фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга”. Учреждена была она, как гласил ее устав, якобы “для трезвого и разумного проведения членами собрания свободного от работ времени с действительной для них пользою как в духовно-нравственном, так и в материальном отношении”.

Что касается “материального отношения”, то внесено было это в устав для придания “собранию” большей значимости. А вот “духовно-нравственное” воздействие действительно осуществлялось. И главным образом на средства правительства. Появилась у рабочих, благодаря этому воздействию, поддерживаемая Гапоном наивная вера в освобождение от гнета без классовой борьбы, с благословения царя. И не знали, конечно, рабочие, что их новоявленный “отец” связан с главой тайного политического сыска.

Под свежим впечатлением только что прошедшего собрания рабочих Семянниковского завода Ленину написали в Женеву из-за Невской заставы. Ему сообщили, что в Питере началось широкое стачечное движение, что каждый день то на одном, то на другом заводе вспыхивает забастовка.

Владимир Ильич узнал из этого письма: “Вышли листки от Петербургского комитета: два – к прядильной фабрике Шау и один – к путиловским рабочим” [154].

Отпечатанные на гектографе и распространявшиеся в Петербурге листовки, о которых сообщили Ленину, призывали прядильщиков:

“...Соединимся же вместе против наших врагов... И в этой борьбе нас поддержат рабочие других фабрик и заводов, потому что у всех рабочих одни и те же враги – хозяева-капиталисты и царь с его жандармами и полицией...

Да здравствует стачка! :

Долой грабителей-капиталистов!

Долой самодержавие!

Да здравствует братский союз всех рабочих!” [155]

А листовка, обращенная к путиловцам,– та самая, о которой написал Ленину питерский рабочий,– звала к борьбе:

“Пора, пора уже сбросить нам с себя непосильный гнету полицейского и чиновничьего произвола! Нам нужна политическая свобода, нам нужна свобода стачек, союзов и собраний; нам необходимы свободные рабочие газеты. Нам необходимо народное самоуправление (демократическая республика)...” [156]

Когда забастовали петербургские заводы, Гапон, чтобы не разоблачить себя в глазах рабочих, вынужден был публично их поддержать. Но уже родился замысел грандиозном авантюры. Претворить ее в жизнь взялся Гапон. Он выступил перед рабочими с призывом:

– К царю – за защитой!

Этот призыв рабочие восприняли как спасение от всех! бед, как выход из тяжелого положения.

Ленин узнал обо всем из письма к нему С. Гусева – секретаря Петербургского комитета партии. Тот сообщал: “Из прилагаемой при сем вырезки Вы увидите, как обстоят дела в Питере. Добавьте, что забастовали Обуховский, Семянниковский, мастерские Варшавской ж. д., как говорят, Патронный завод и Новое адмиралтейство”. Гусев писал о проклятом Гапоне, “который приобрел большую популярность благодаря тому, что ему разрешают свободно устраивать собрания рабочих... и говорить там не только профессионального характера речи, а также и политические” [157]. Он высказывал Владимиру Ильичу свои подозрения о причастности Гапона к охранке. С тревогой сообщал, что тот назначил на воскресенье шествие к Зимнему дворцу для подачи царю петиции...

Большевики пытались удержать рабочих от выступления. В листовке, распространенной в российской столице, они предупреждали: “Такой дешевой ценой, как одна петиция, хотя бы и поданная попом от имени рабочих, свободу не покупают. Свобода покупается кровью, свобода завоевывается с оружием в руках, в жестоких боях. Не просить царя и даже не требовать от него, не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку – только таким путем можно завоевать свободу” [158].

В то время, когда печаталась и распространялась по Питеру эта большевистская листовка, Ленин писал в Женеве статью “Петербургская стачка”. Она предназначалась для ближайшего номера газеты “Вперед”. Владимир Ильич отмечал “поразительно быстрый переход движения с чисто экономической почвы на политическую...”. Констатировал “громадную солидарность и энергию десятков и сотен тысяч пролетариата...” [159] Подчеркивал, что “примитивность социалистических воззрений у некоторых руководителей движения, живучесть наивной веры в царя у некоторых элементов рабочего класса не уменьшают, а скорее усиливают значение пробивающегося революционного инстинкта пролетариата” [160].

Эти строки Ленин написал за сутки до 9 (22) января...

Воскресным утром в разных районах Петербурга собрались празднично одетые рабочие. С ними были жены, дети. Они принесли хоругви, царские портреты. На рассвете манифестанты двинулись в путь. Шли медленно – с таким расчетом, чтобы к двум часам всем колоннам собраться на Дворцовой площади.

Не знали рабочие, что за день до этого в столицу были введены войска. Что свыше сорока тысяч солдат и казаков уже заняли подступы к Зимнему дворцу. И едва передние колонны достигли Дворцовой площади, как раздался залп, за ним второй, третий. Расправа началась и в других концах города...

Первые сообщения из Петербурга в “Трибюн де Женев” отрывочны и скупы. Но даже по этим вестям Владимир Ильич оценивает разыгравшиеся события как начало революции в России.

Еще до Кровавого воскресенья Ленин писал о том, что она стоит на пороге буржуазно-демократической революции и что о близости революционного взрыва свидетельствуют, в частности, сложившиеся в стране экономические условия.

В России развивается крупная капиталистическая промышленность, оснащенная современными машинами. По степени концентрации производства она превосходит промышленность многих европейских стран. В России капиталистические отношения проникли и в сельское хозяйство. И все же она продолжает оставаться отсталой аграрной страной, где сохраняются крепостнические пережитки, а помещичье-дворянские латифундии тормозят ее экономический прогресс. Они служат источником полукрепостнической эксплуатации, угнетения крестьянства. Царское же самодержавие, являясь диктатурой крепостников-помещиков, стоит на страже полуфеодальных порядков. Между ростом производительных сил и полукрепостническими производственными отношениями в деревне, между господствующим в стране самодержавием и потребностями общественного развития давно уже, утверждает Ленин, существует непримиримое противоречие. И разрешить его призвана буржуазно-демократическая революция.

Революционный взрыв, предсказывал Владимир Ильич, будет ускорен поражением царизма в русско-японской войне. Эта война, писал он, наглядно вскрыла гнилость самодержавия, показала, что выход из тупика, в который царизм завел страну, может быть найден только ценой его свержения. Всего за восемь дней до расстрела манифестации в Петербурге в связи с падением Порт-Артура Ленин заявил: “Русский народ выиграл от поражения самодержавия. Капитуляция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма” [161]. Он писал: самодержавие ослаблено, в революцию начинают верить самые неверующие, эта всеобщая вера есть уже начало революции.

И тут – первые сообщения о кровавой расправе с рабочими в Петербурге.

“Мы пошли туда,– вспоминает Крупская,– куда инстинктивно потянулись все большевики, до которых долетела весть о питерских событиях,– в эмигрантскую столовку Лепешинских. Хотелось быть вместе. Собравшиеся почти не говорили между собой, слишком все были взволнованы. Запели: “Вы жертвою пали...”, лица были сосредоточенны. Всех охватило сознание, что революция уже началась, что порваны путы веры в царя, что теперь совсем уже близко то время, когда “падет произвол, и восстанет народ, великий, могучий, свободный...”” [162].

Любой русский эмигрант может сказать, где находится эта столовая. Тут заседает обычно Женевская большевистская группа. Тут читаются доклады, лекции, рефераты. И вот в этой столовой, где с утра до вечера толпится народ, Ленин обсуждает с товарищами пришедшие из России ошеломляющие вести.

“С одной стороны, конечно,– пишет Луначарский,– все сердца затрепетали скорбным гневом, но вместе с тем вся дальнейшая перспектива вырисовывалась с отчетливой ясностью. Прежде всего, конечно, сделал все надлежащие выводы сам Владимир Ильич. Его зоркий ум, вооруженный марксистским анализом, позволил нам, можно сказать, в первые дни, если хотите, даже в первые часы осмыслить все событие. Под его руководством мы поняли, что это будет не только для петербургского, но для всероссийского пролетариата концом всяких предрассудков относительно самодержавия, межой, за которой начинается история революционной борьбы пролетариата уже не кружками и группами, а всем его массивом” [163].

Из столовой Лепешинских Владимир Ильич торопится в наборную газеты “Вперед”. Помещается она тут же, где живет большинство членов редакции.

Набор очередного номера уже готов. Француз Жан собирается отвезти его в типографию.

– Добрый день,– приветствует Ленина наборщик Михаил Ханин,– поздравляем с революцией на родине!..

– Это ваше приветствие и надо добавить в третий номер, без этого нельзя же выпустить газету!

Все направляются к установленному на переносных досках набору. Ханин выбрасывает набранный петитом материал “почтового ящика”. Освободившееся место отводит для заметки, которую держит в руках Ленин.

Через пятнадцать – двадцать минут все готово. Ханин отправляет набор в печать. В очередной номер газеты “Вперед” заверстана заметка Ленина “Революция в России”. Она гласит:

“Петербургское рабочее движение шло за эти дни поистине семимильными шагами. Экономические требования сменяются политическими. Стачка становится всеобщей и приводит к неслыханно колоссальной демонстрации; престиж царского имени рушится навсегда. Начинается восстание. Сила против силы. Кипит уличный бой, воздвигаются баррикады, трещат залпы и грохочут пушки. Льются ручьи крови, разгорается гражданская война за свободу. К пролетариату Петербурга готовы примкнуть Москва и Юг, Кавказ и Польша. Лозунгом рабочих стало: смерть или свобода!

Сегодняшний и завтрашний день решат многое. Каждый час меняет положение. Телеграф приносит захватывающие дух известия, и всякие слова кажутся теперь слабыми по сравнению с переживаемыми событиями. Каждый должен быть готов исполнить свой долг революционера и социал-демократа.

Да здравствует революция!

Да здравствует восставший пролетариат!” [164]

Владимир Ильич живет теперь особенно напряженной жизнью: от одного выпуска “Трибюн де Женев” до другого. Из нее, а также из приходящих в Женеву зарубежных газет узнает он подробности расстрела питерских рабочих. Английские и немецкие корреспонденты считают, что русская полиция умышленно позволила разрастись стачечному движению, что российское правительство стремилось вызвать кровавую расправу, само создавало наиболее выгодные для такой расправы условия. И Ленин отмечает: “Очень вероятно, что это правда. События кровавого дня 9 января замечательно подтверждают это” [165].

С волнением читает он в газетах, что в России события развиваются с поразительной быстротой, что вопреки правительственным сообщениям во многих и многих местах столицы лилась кровь, что столкновения рабочих с войсками становились все ожесточеннее, что пролетариат вооружается. Ленин делает выписки из статьи очевидца, опубликованной в “Нойе фрайе прессе”, из “Матэн” и “Франкфуртер цайтунг” – о поведении либералов перед 9 января, из “Таймс” – о развитии движения после Кровавого воскресенья и о настроении войск. “Фоссише цайтунг” приносит сообщение о том, что волнения охватывают уже и провинцию.

А из Петербурга в Женеву идут письма товарищей. И в них – подробности событий, происшедших воскресным днем в Петербурге, сообщения о бурном росте революционного движения. “Рабочий класс,– заявляет Ленин,– получил великий урок гражданской войны; революционное воспитание пролетариата за один день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни. Лозунг геройского петербургского пролетариата “смерть или свобода!” эхом перекатывается теперь по всей России” [166].

Множество выписок на четвертушках листов лежит на столе Ленина, когда пишет он статьи и заметки: “Что происходит в России?”, “Поп Гапон”, “План петербургского сражения”, ““Царь-батюшка” и баррикады”, “Первые шаги”, “Канун кровавого воскресенья”, “Число убитых и раненых”. Под общим названием “Революционные дни” публикует Ленин эти статьи и заметки в газете “Вперед”. Владимир Ильич ведет на ее страницах дневник русской революции...

Примечания:

[153] “Пролетарская революция”, 1925, № 3(38), с. 38.

[154] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 9, с. 222.

[155] “Листовки петербургских большевиков”, т. 1, с. 150-151.

[156] Там же, с. 152.

[157] “Революция 1905-1907 гг. в России. Документы и материалы.Начало первой русской революции. Январь-март 1905 года. М., 1955, с. 8.

[158] “Листовки петербургских большевиков”, т. 1, с. 158.

[159] См. В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9. с. 176.

[160] Там же, с. 176-177.

[161] Там же, с. 158.

[162] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 95-96.

[163] А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления М., 1968, с. 104 – 105.

[164] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 9, с. 178.

[165] Там же, с. 210-211.

[166] Там же, с. 201-202.

Растет революционная волна

Трагические события Кровавого воскресенья, узнает из газет Ленин, вызывают гнев во всем мире. В Брюсселе на открытом воздухе собираются тысячи людей. С возгласами “Долой царизм! Долой убийц!” они направляются к российскому посольству. В Вене почти одновременно созывается два грандиозных митинга протеста. В Праге, Кракове, Триесте рабочие протестуют против зверской расправы с мирной манифестацией. В Милане на большом собрании рукоплещут оратору-социалисту, высказывающему горячее пожелание скорейшего ниспровержения царизма. В итальянском парламенте социалистический депутат выражает сочувствие русским борцам за свободу.

С докладами о событиях в России выступают выдающиеся деятели германской социал-демократии – А. Бебель, Р. Люксембург, К. Цеткин, Ф. Меринг, К. Либкнехт. Повсюду открывается подписка в помощь петербургским рабочим. И эти деньги пересылаются нередко через того, кто стоит во главе поднявшейся России,– через Ленина.

Ему пишет от имени французских социал-демократов Эмиль Демолен: “Нескольким товарищам и мне удалось собрать 22 фр. 25 сант., которые я вам посылаю, чтобы использовать их, как вы найдете нужным. Мы оплакиваем вместе с вами глупость армии, которая не умеет распознать своих друзей” [1].

Ленину сообщают из Италии: “Уважаемый товарищ! От всей души рад послать тебе 3-й подписной лист (№ 154), Деньги эти пожертвованы 2-мя местными обществами масонов в пользу революционного движения в России...” [2]

Из газетной заметки узнает Ленин: хоть и тяжелое время переживает сейчас лондонский пролетариат, нужно видеть, какой град медных и серебряных монет в пользу семей борцов, погибших за освобождение России, сыплется из толпы на плинтус Нельсоновской колонны, обращенный в платформу во время митинга на Трафальгарской площади. И несколько дней спустя он сообщает Петербургскому комитету РСДРП: в пользу вдов и сирот рабочих, павших 9(22) января: Петербурге, получены через редакцию “Вперед” деньги от английского “Комитета представительства рабочих”. Из Женевы эти деньги уже пересланы Петербургскому комитету. Надо сообщить о них, настаивает Ленин, всем без исключения организациям партии, с тем чтобы те помогли их правильному распределению.

По-прежнему каждый день внимательно просматривает Владимир Ильич приходящие в Женеву “Московские ведомости”, швейцарские, французские, английские, германские газеты. И делает множество выписок о событиях в России.

Одна из записей – подслушанный английским корреспондентом на московской улице разговор рабочих об уроках дня, о царизме.

– Топоры? – услышал тот -Нет, топорами ничего не сделаешь против сабли. Топором его не достанешь, а ножом еще и того меньше. Нет, нужны револьверы, по меньшей мере револьверы, а еще лучше ружья.

Слова московского рабочего Ленин приводит в статье “План петербургского сражения”. Предназначена она для газеты “Вперед”. “Такие и подобные разговоры,– добавляет он от себя,– ведутся теперь по всей России”. Ленин убежден: Эти разговоры... не останутся одними разговорами” [3]. Подтверждение тому – в письмах к нему товарищей по партии, и письмах корреспондентов газеты “Вперед”. Ленину сообщают в Женеву:

Из Москвы. “Начало революционному движению здесь уже положено. Забастовала масса фабрик и заводов. Войска п полиция все время наготове, Замоскворечье оцеплено войсками...” [4]

Из Могилева. “У нас... рабочие в таком же приподнятом настроении, как и во всей России. Злоба и ненависть к правительству проникли даже к самым отсталым рабочим... На днях, надо полагать, организации объявят забастовку всех рабочих города...” [5]

Из Минска. “...Мы отправились снимать рабочих в мастерских, не приостановивших работы. Против этого полиция принимала самые зверские меры. Когда рабочие на обойной фабрике Шифмановича решили прекратить работу, то ее хозяин запер ворота и отправился за полицией. После довольно долгого и томительного ожидания один из рабочих, не выдержав, решился перелезть через ворота. В это время к заводу подоспел призванный хозяином помощник пристава Лучик с несколькими городовыми. “Стрелять!” – крикнул он, указывая на спустившегося уже на землю рабочего! Раздался выстрел, и рабочий упал, обливаясь кровью” [6].

В потоке корреспонденции, поступающей в дом на улице Давид Дюфур, где живут Ульяновы,– немало листовок. Их печатают местные социал-демократические организации, обращены они к рабочим массам. Зовут они к борьбе против царского строя.

“К оружию, товарищи, захватывайте арсеналы, оружейные склады и оружейные магазины,– читает Владимир Ильич прокламацию, доставленную из Петербурга.– Разносите товарищи, тюрьмы, освобождайте борцов за свободу. Расшибайте жандармские и полицейские управления и все казенные учреждения. Свергнем царское правительство, поставим свое. Да здравствует революция, да здравствует учредительное собрание народных представителей!” [7]

Ленин включает прокламацию в свою статью “Две тактики”. Он публикует эту статью в шестом номере газеты “Вперед”. И хоть не осуществился призыв петербургских рабочих, ибо, знает Владимир Ильич, не может он осуществиться так скоро, как хотят того рабочие, отдает Ленин должное замечательному, смелому практическому приступу к решению задачи, стоящей теперь вплотную перед российским революционным движением. “Этот призыв,– утверждает Владимир Ильич,– будет повторен еще не раз, и попытки восстания неоднократно могут еще повести к неудачам. Но гигантское значение имеет самый факт постановки этой задачи самими рабочими” [8].

Прокламация, под которой стоит подпись “Российская социал-демократическая рабочая партия”, лежит на стоя Владимира Ильича среди многих других, доставленных из России. Тут же приветствующий борьбу питерских пролетариев листок Екатеринославского комитета РСДРП. Ленин готовит листок к опубликованию в том же номере газеты “Вперед”, для которого предназначена статья “Две тактики”.

А листовки продолжают поступать отовсюду. С припиской “Для Ленина от Нации” С. Гусев пересылает листок “Ко всем гражданам”. Он отпечатан в нелегальной типографии Бакинского комитета РСДРП. В нем – призыв к сплочению вокруг Российской социал-демократической рабочей партии в борьбе за низвержение самодержавия. Пришли из Питера и листки Бюро комитетов большинства – “Насущные вопросы” и “Отношение Российской социал-демократической рабочей партии к либералам”. Это о них пишет Ленин Гусеву: “Оба листка Бюро... превосходны, и мы перепечатываем их целиком в “Вперед”. Вот если бы так же продолжали!!” [9]

Особенно активен Гусев. “Сейчас рассматривал таблицу нашей корреспонденции с Россией,– сообщает Владимир Ильич секретарю Бюро комитета большинства.– Гусев прислал 6 писем за 10 дней...” [10]

Обстоятельно описывает тот положение дел в России. И Ленин благодарит его: “За письма большое спасибо. Продолжайте непременно в том же духе...” Но требует при этом не ограничиваться конспектированием полученных материалов и сообщений. “Непременно пересылайте их... целиком”,– настаивает Ленин. Он призывает Гусева: “...обязательно связывайте нас непосредственно с новыми силами, с молодежью, со свежими кружками. Не забывайте, что сила революционной организации в числе ее связей” [11]. Ведь стоит только ему, Гусеву, провалиться, предостерегает Ленин, и нарушатся связи Заграничного центра. Этого можно избежать лишь в том случае, если будут своевременно подготовлены десятки новых, молодых, верных друзей большевистской газеты – таких, которые могли бы работать, вести отношения, переписываться с нею.

Из писем соратников, из большевистских листовок черпает Ленин самые точные сведения о размахе революционной волны. И сообщает в газете “Вперед” о всеобщей стачке г Москве, восстании в Риге, манифестации рабочих Лодзи, назревании восстания в Варшаве, брожении пролетарских масс в Баку, Одессе, Киеве, Харькове, Ковно, Вильне, о стачках в Ревеле и Саратове, выступлениях матросов в Севастополе, вооруженном столкновении рабочих с войском в Радоме. Он редактирует статью М. Ольминского “Раскаты первого грома”, вводит в нее сведения из телеграмм заграничных газет о числе московских стачечников, краткие сообщения о забастовках в Вильне, Гомеле, Брянске, Киеве, Екатеринославе, Тифлисе, Нарве. Используя газетные телеграммы и корреспонденции, Ленин пишет заметку “Варшава”-о развитии там всеобщей стачки. По газетным телеграммам он составляет обширный обзор революционных выступлений в Прибалтийском крае.

Листовки и корреспонденции, поступающие из России, подтверждают справедливость вывода, к которому здесь, в Женеве, пришел Ленин: революционное движение будет теперь расти как лавина, народ не остановится на полпути, рабочие будут самоотверженно бороться против самодержавия. Все больший размах получит революционная волна в деревне, где усиливаются самочинные порубки леса, где крестьяне захватывают амбары с зерном, поджигают помещичьи имения. Все активнее будет включаться теперь в революционное движение и студенческая молодежь, выражающая свою солидарность с пролетариатом.

Практическую основу, на которой могут соединиться для общего удара революционные массы, Ленин видит в немедленном вооружении рабочих, в подготовке и организации революционных сил для уничтожения правительственных властей и учреждений. “На пролетариат всей России,– заявил он в четвертом номере газеты “Вперед”,– смотрит теперь с лихорадочным нетерпением пролетариат всего мира. Низвержение царизма в России, геройски начатое нашим рабочим классом, будет поворотным пунктом в истории всех стран, облегчением дела всех рабочих всех наций, во всех государствах, во всех концах земного шара. И пусть каждый социал-демократ, пусть каждый сознательный рабочий помнит о том, какие величайшие задачи всенародной борьбы лежат теперь на его плечах. Пусть не забывает, что он представляет нужды и интересы и всего крестьянства, всей массы трудящихся и эксплуатируемых, всего народа против общенародного врага” [12].

Как далеко вперед ушло революционное движение от мудрствования меньшевиков, которые во имя “процесса планомерного развития классового самосознания и самодеятельности пролетариата” рекомендовали как высший тип демонстраций “доставку заявления рабочих гласным почтой на дом и разбрасыванье его в значительном числе экземпляров в зале земского собрания”. Ленин делает вывод, что “события действительной борьбы пролетариата сразу вымели весь этот политический хлам новоискровских публицистов в сорную яму” [13].

Но даже сейчас, когда в России революция, меньшевики не прекращают раскольническую деятельность. И сейчас они стремятся опорочить большевистские комитеты, развернувшие революционную работу.

“Под влиянием известий из Питера,– сообщает Владимир! Ильич 31 января в Московский комитет РСДРП,– мы попробовали было устроить с меньшинством совместно митинг надеясь, что в такую минуту не будет никаких препирательств. И что же? Меньшевики самым наглым образом нарушили все условия, зная, что большевики на скандал не пойдут. Теперь меньшевики всячески эксплуатируют события в свою пользу. Именем Совета (имеется в виду Совет партии) собирают деньги, на которые отправляют в Россию меньшевиков и т. п., рекламируют себя всячески перед европейской социал-демократией и играют на примиренческое настроение публики, которая не может допустить, что в такой важный момент ЦК будет делать различие между меньшинством и большинством” [14].

Утром этого январского дня в меньшевистской “Искре” Ленин прочел статью Дана “Начало революции”. С гневом отчеркнул в ней строки, превозносящие фракционный центр меньшевиков – “Петербургскую группу при ЦК”. И пишет сейчас же московским большевикам: “В Питере на время событий состоялось временное соглашение между комитетом и “группой при ЦК”. Комитет проявлял самую усиленную деятельность: выпускал массу листков, посылал ораторов, организовал сбор денег и раздачу пособий стачечникам, под руководством комитета стачечники стали вооружаться, строить баррикады и пр., и вот “Искра” ни словом не поминает Петербургского комитета, а зато всячески рекламирует “С.-Петербургскую группу при ЦК”, заявляя, что в Питере деятельность стала оживляться с появлением этой группы. В иностранных газетах тоже рекламируется эта дезорганизаторская группа” [15].

Ленин разоблачает раскольников и запрашивает Московский комитет: “Что у вас делается? Есть ли силы в комитете? есть ли в комитете рабочие? как стоит работа? есть ли техника?” [16]

Еще в ноябре 1904 года редакция “Искры” обратилась с письмом к партийным организациям. В нем излагался план поддержки рабочей партией конституционного движения либеральных земцев. Этот оппортунистический план Владимир Ильич подверг тогда критике в брошюре “Земская кампания и план “Искры””. Но меньшевистско-примиренческий Центральный Комитет согласился с планом редакции “Искры”. Сейчас, в дни революции, особенно важно знать, на чьей стороне партийные организации, чью позицию они поддерживают в этом вопросе. И в письме, уходящем в Россию 31 января, Ленин просит сообщить, “предлагал ли ЦК проводить в жизнь план “Искры” по отношению к либералам? Как отнесся к этому плану комитет? На чьей точке зрения по этому вопросу он стоит. Ленина или “Искры”?” [17]

В пору, когда пролетарские массы восстают против гнета и бесправия, против самодержавного режима, когда революция принимает общенародный характер, крайне важно еще более расширить связи с местными организациями партии. И в Россию уезжают посланцы Ленина. В Питер, сообщает в одном из писем Крупская, отправляется пять человек. Всего же их будет около тридцати. Она предупреждает: необходимо приготовить ночлег, паспорта...

Много лет спустя Лядов – один из тех, кто выполняет сейчас поручения Ленина,– вспомнит об этих днях: “Мы работали в России, объезжали комитеты, проводили в жизнь директивы Ильича. Мне пришлось частенько ездить нелегально за границу. Приедешь на неделю, расскажешь Ильичу все новости, нагрузишься его инструкциями, указаниями, советами и едешь обратно разыскивать товарищей по Бюро Комитетов Большинства. И всегда мы удивлялись, как верно, сидя там, в Женеве, Ильич умел оценивать положение вещей, как ясно перед ним вырисовывалась вся картина запутанных взаимоотношений, создавшихся в России в связи с неудачной японской войной, после кровавого 9 января” [18].