Текст книги "Ленин. Эмиграция и Россия"

Автор книги: Евгений Зазерский

Соавторы: Анатолий Любарский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

[61] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 19, с. 54.

[62] Там же.

[63] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 300.

[64] Там же.

[65] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 225-226.

[66] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 303.

[67] “О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы” с. 108-109.

[68] Там же, с. 109.

[69] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 17, с. 23.

[70] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 438.

[71] Там же, с. 302.

[72] Ленинградский государственный исторический архив, ф. 14, оп. 25, ед. хр. 33, л. 119.

[73] “Советская музыка”, 1963, № 11, с. 49.

[74] Там же.

[75] “Парижский вестник” № 47, 23 ноября 1912 г.

[76] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 220.

[77] Там же, с. 221.

[78] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 261.

Сражение в Копенгагене

Ленин приезжает из Парижа утром 26 августа. Он выходит из купе третьего класса. На нем недорогой темно-синий в узкую белую полоску летний костюм, панама с широкими полями.

Кобецкий снял ему крошечную комнатку в квартире рабочего на улице Вестерброгаде. Снял по дешевке, как просил Ленин, за 14 крон в месяц.

Комната с одним окном, на втором этаже. Обстановка более чем скромная. Владимира Ильича, впрочем, интересует только стол, за которым он мог бы работать.

– Очень хорошо,– говорит он, осмотревшись.

Конгресс, на который прибыл Ленин, открылся во “Дворце концертов”, украшенном социалистическими лозунгами, плакатами. В обширном зале – 900 делегатов из 23 стран, в том числе из России, свыше сотни представителей печати.

Звучит музыка: оркестр копенгагенской оперы играет приветственную кантату, слова которой написаны поэтом Мейером. Выступает датский рабочий хор из полутысячи певцов. А затем поднимается председатель Международного социалистического бюро Э. Вандервельде и громко провозглашает:

– Объявляю восьмой Международный социалистический конгресс открытым!..

В этот день Ленин видит на улицах датской столицы огромную демонстрацию. Видит рабочих, выстроившихся на Западном бульваре, недалеко от вокзала, красные знамена. На больших плакатах читает лозунги: “Да здравствует международный пролетариат!”, “Да здравствует международное братство трудящихся в борьбе против капитализма!” А затем под звуки пятнадцати больших оркестров гигантская демонстрация приходит в движение. Вот как описывает ее очевидец: “Лес красных знамен. Красные гвоздики в петлицах у мужчин, красные бутоньерки у женщин на груди.

Тысячи молодых девушек в красных шапочках... Больше часа дробный топот рабочих батальонов оглашает улицы Копенгагена, и наконец весь кортеж вступает в большой пригородный парк Зондермаркен. Здесь демонстрантов уже ожидает громадная толпа. Все смешивается и сливается в исполинское море голов. Народу не меньше ста тысяч...” [79]

Деловая работа конгресса начинается на следующий день. Но сосредоточивается она не на пленарных заседаниях, а в комиссиях. Здесь развертывается борьба мнений. Здесь определяется характер принимаемых решений.

“Я заметил,– пишет И. Майский, присутствовавший на конгрессе от русской прессы,– что все более активные люди среди делегатов, все те, кто хотел оказать действительное влияние на решения конгресса, а не только блеснуть красноречием перед международной аудиторией,– все такие люди шли в комиссии, выбирая для себя ту комиссию или те комиссии, которые они считали особенно важными” [80].

Вместе с Луначарским, выступающим под именем Воинова, Ленин представляет Россию в кооперативной комиссии. Ведь вопрос о кооперации – один из существеннейших в борьбе за укрепление сил международного пролетариата. Оппортунисты между тем выдвинули тезис “нейтральности” кооперативов. Тезис ошибочный, вредный.

Нелегко Ленину отстаивать здесь собственную позицию, ибо трудное положение на конгрессе у русских социал-демократов. Трудное главным образом потому, что в России только что подавили революцию, что тысячи революционеров там казнены, сосланы на каторгу, брошены в тюрьмы, что партия ушла в подполье, а обессилевшие профсоюзы находятся на полулегальном положении.

А тут еще удар, нанесенный в спину. В центральном органе германской социал-демократии – газете “Форвертс” 28 августа, в день открытия конгресса, появляется статья о положении дел в РСДРП. Она носит подзаголовок: “От нашего русского корреспондента”. И хотя статья анонимна, Ленин сразу же определяет: автор – Троцкий.

Ленин и Плеханов, еще до конгресса объединившие свои усилия в борьбе против ликвидаторов, а также представитель Социал-демократии Королевства Польского и Литвы А. Барский пишут гневное письмо. Оно адресовано правлению социал-демократической партии Германии: “В разгар работы Международного конгресса, на котором все охвачены стремлением сохранять социалистическое единство, со всею осторожностью обсуждать внутренние споры партий в отдельных странах, по возможности избегать вмешательства в эти споры, пропагандировать силу, величие и моральный престиж социал-демократии во всех странах, в это самое время в Центральном органе Германской партии вдруг появляется без какого-либо повода, без всякой видимой надобности статья с невероятными нападками на русскую социал-демократию” [81].

Ленин, Плеханов и Барский с возмущением указывают на то, что автор беззастенчиво критикует все социал-демократическое движение России, что он стремится представить перед заграницей в самых мрачных красках упадок, бессилие и разложение социал-демократии в России. В анонимной статье раскритикованы все без исключения фракции и направления в РСДРП, содержатся грубые нападки на Центральный Комитет и центральный орган партии.

Анонимный автор, подчеркивают Ленин, Плеханов и Барский, стремился своей статьей повредить интересам социал-демократического движения России. И, опубликовав эту статью, центральный орган германской социал-демократии нарушил свой интернациональный долг.

Однако Ленин не отступает перед трудностями, отстаивая революционные взгляды на кооперативное движение. Оно должно быть подчинено задачам борьбы за социализм.

Владимир Ильич вносит в комиссию собственный проект резолюции. В нем утверждается, что “пролетарские кооперативы получают все более важное значение в массовой экономической и политической борьбе, оказывая помощь при стачках, локаутах, преследованиях и т. п.”. Ленин указывает на их роль и тогда, когда “они организуют массы рабочего класса, обучают его самостоятельному ведению дел и организации консума, подготовляя его в этой области к роли организатора экономической жизни в будущем социалистическом обществе” [82]. Ленинская резолюция призывает рабочих всех стран всячески содействовать развитию пролетарской потребительской кооперации, вести в кооперативных организациях пропаганду идей классовой борьбы и социализма, стремиться к более полному сближению всех форм рабочего движения.

Ленин знает, что при сложившемся в комиссии соотношении сил его резолюция не имеет шансов быть принятой. Но он не намерен сдаваться без боя. Он стремится привлечь на свою сторону колеблющихся, вырвать уступки у оппортунистов. И пристально следит поэтому за ходом прений, находит у противника слабое место и, открыв его, стремительно бьет по нему. Бьет не только сам, но и с помощью друзей, единомышленников, к которым то и дело летят через зал его маленькие записки.

Ленин поддерживает с ними самый тесный контакт. Убеждает выступить то Розу Люксембург, то голландца Флоренциуса Вибо, то немецкого социал-демократа Эммануила Вурма.

– Он губит партию! – негодует Дан после одного из дебатов.

– Как же это так, что все бессильны против одного? – возражают лидеру меньшевиков.

– Да потому,– со злобой и раздражением отвечает тот,– что нет больше такого человека, который все двадцать четыре часа в сутки был бы занят революцией, у которого не было бы других мыслей, кроме мысли о революции, и который даже во сне видит только революцию. Подите-ка справьтесь с таким!

Ожесточенная борьба вокруг вопроса о кооперации – одного из основных на Копенгагенском конгрессе – завершается в конечном счете принятием резолюции, которой доволен Ленин. “...Мы должны сказать,– не скрывая ни от себя, ни от рабочих недостатков резолюции,– говорит он,– что Интернационал дал правильное в основных чертах определение задач пролетарских кооперативов” [83].

Повсюду идет гонка вооружений. С каждым днем растет угроза мировой войны. И конгресс рассматривает меры борьбы с милитаризмом. Он принимает антивоенную резолюцию. В ней – те же поправки, которые вошли уже в аналогичную резолюцию Штутгартского конгресса. Вновь подтверждается: рабочий класс и его представители в парламентах не должны допускать войны, но, если она все же вспыхнет, использовать все возможности для ее прекращения, и прежде всего вызванный войной экономический и политический кризис для свержения капиталистического строя.

Кажется, Ленин не покидает дворца, где работает Международный социалистический конгресс. И все же выкраивает время, чтобы побывать в Королевской публичной библиотеке. Днем, в перерыве между заседаниями, он заходит туда. Перед ним стопки книг о Дании.

Давно уже интересуется Ленин этой страной. Еще в 1908 году в сборнике “Текущая жизнь” опубликовал он двенадцатую, последнюю главу своей изданной ранее работы “Аграрный вопрос и “критики Маркса””. Эту главу Ленин посвятил земледельческим отношениям и порядкам в Дании, представляющим, как признал он, “особенно много интереса для экономиста” [84]. Проанализированные им статистические данные позволили прийти тогда к заключению, что и эта “идеальная” с точки зрения противников марксизма страна сконцентрировала в себе характернейшие черты капиталистического аграрного строя.

Ленин тщательно исследовал экономические и социальные отношения в датском сельском хозяйстве. Он уже убедился: общие законы развития капитализма, классовые противоречия затронули маленькую Данию. И все же намерен воспользоваться пребыванием в Копенгагене, чтобы продолжить изучение страны.

В Королевской публичной библиотеке Владимир Ильич прежде всего обращается к трудам по датской аграрной статистике. Ему приносят книги, охватывающие несколько десятилетий. Множество выписок делает он из статистических таблиц. И позднее использует собранный сейчас материал для характеристики сельского хозяйства Дании.

Но немного времени удается выкроить на занятия в библиотеке. Конгресс занимает почти весь день. И не только его пленарные заседания, работа в кооперативной комиссии. Ленин совещается с левыми социал-демократами во II Интернационале Ж. Гедом, Ю. Мархлевским, А. Брауном, Д. Благоевым и другими. Он встречается с участниками конгресса от РСДРП.

Однажды все же, как ни заняты делами эти напряженные дни, отправляется Владимир Ильич за город. На двух пароходиках – участники конгресса. Их везут в очаровательное курортное местечко на берегу пролива Эресунн.

Только к вечеру пароходы возвращаются в Копенгаген. На рейде – белая яхта русского царя “Полярная Звезда”. И делегаты конгресса – почти тысяча человек!-запевают “Интернационал”.

В этот вечер, как и во все другие вечера, допоздна горит свет в комнате Ленина. Допоздна сидит он, склонившись над столом.

– Кто этот русский? – спрашивает мужа Эллен Петерсен– хозяйка квартиры, в одной из комнат которой живет Ленин.

Муж пожимает плечами:

– Кто его знает?

– Он много испытал в своей жизни,– говорит жена.– Я чистила его обувь, и она стоптана...

Ленин покидает Копенгаген. Но не в Париж, а в Стокгольм держит путь. Там он должен встретиться с матерью.

Давно уже не видел он ее. Первого апреля поздравил Владимир Ильич Марию Александровну с 75-летием. А десять дней спустя написал о возможности встречи за пределами России: “Насчет нашего свидания в августе было бы это архичудесно, если бы не утомила тебя дорога” [85]. Он тщательно продумал весь ее путь: “От Москвы до Питера необходимо взять спальный, от Питера до Або тоже. От Або до Стокгольма пароход “Буре” – обставлен отлично, открытым морем идет 2-3 часа, в хорошую погоду езда как по реке. Есть обратные билеты из Питера”. Как мечтает он об этой встрече: “Если бы только не утомительность железной дороги, то в Стокгольме чудесно можно бы провести недельку!” [86]

Мать давно уже готовилась к этой трудной в ее годы, но радостной поездке. До Финляндии ее проводила дочь Анна, дальше с ней будет Мария. Надо лишь дождаться письма от сына. И вот оно приходит:

“Дорогая мамочка! Посылаю тебе и Анюте горячий привет из Копенгагена. Конгресс закончился вчера. С Маняшей списался вполне: 4 сентября по стар, стилю, т. е. 17. IX по новому жду вас в Стокгольме на пристани. Две комнаты на неделю 17-24. IX мне наймет в Стокгольме товарищ” [87].

О том, как добирается Мария Александровна с дочерью Марией в Стокгольм, рассказывает ее письмо. Адресовано оно в Териоки, другой дочери – Анне:

“На пароходе было очень хорошо: отправились мы по морю, пообедав в Або, где погуляли в хорошеньком садике– против самого вокзала – и по некоторым улицам. На пароходе имели хорошую каюту на 2 места, погода стояла прекрасная все время, и мы были постоянно на палубе. Качки совсем не было... Пароход опоздал и подошел к Стокгольму в начале 10-го. Мы стояли с Маней у самого барьера и вскоре увидели Володю. Я не узнала бы его, если б Маруся не указала. Она прямо взвизгнула от радости, когда увидала его...”

Владимир Ильич встречает мать и сестру на пристани. “Я нашла его очень похудевшим и изменившимся,– отмечает Мария Александровна,– но он уверяет, что чувствует себя очень хорошо” [88].

Они едут на снятую неподалеку квартиру. Ее адрес известен из письма, присланного Лениным Кобецкому,– дом № 17 по Каптенсгатан у фрекен Берг. “Сняли 2 комнаты: одна, побольше, для меня и Мани,– сообщает дочери Анне Мария Александровна,– другая – для него, очень хорошенькие и чистые, не высоко подниматься. Снял он их на 12 дней” [89].

Ленин и здесь много работает. С утра он обычно в библиотеке штудирует литературу о кооперации. Делает выписки из работ по статистике сельского хозяйства Германии. Производит подсчет данных к своей статье “Капиталистический строй современного земледелия”. А после обеда посвящает все время матери, прогулкам по городу. “Гуляем эти дни очень много,– пишет Мария Александровна дочери Анне,– осматриваем город и окрестности: прелестные здесь скверы и парки, масса цветов, красивые фонтаны. Вчера сидели долго в одном парке, слушали музыку” [90].

Мать присматривается к сыну, которого не видела уже давно. Да, он, конечно, похудел, но выглядит бодрым.

В Стокгольме Ленин выступает с рефератами о Копенгагенском конгрессе. “Вчера,– сообщает мать Анне,– В. читал реферат, Маня пошла с ним, а я залегла раньше спать... Следующую субботу В. собирается опять читать реферат...” [91]

На сей раз Мария Александровна идет с сыном на собрание большевистской группы. Никогда еще не доводилось ей видеть и слышать его выступающим перед большой аудиторией. “Мне кажется,– наблюдая за матерью, приходит к заключению дочь,– что, слушая его, она вспоминала другую речь, которую ей пришлось слышать... Об этом говорило ее изменившееся лицо” [92].

Мать переносится мысленно в мартовский день 1887 года. В Петербурге, в судейском зале, без публики заседает особое присутствие сената. Судят ее сына Александра, вместе с другими участниками террористической группы готовившего убийство Александра III.

В мрачном полутемном зале произносит Александр Ульянов свое последнее слово:

– Я понял, что изменение общественного строя не только возможно, но даже неизбежно... Наша интеллигенция настолько слаба физически и не организована, что в настоящее время не может вступать в открытую борьбу и только в террористической форме может защищать свое право на мысль и на интеллектуальное участие в общественной жизни. Террор есть та форма борьбы, которая создана XIX столетием, есть та единственная форма защиты, к которой может прибегнуть меньшинство, сильное духовной силой и сознанием своей правоты... Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело...

Почти четверть века прошло с тех пор, как слушала Мария Александровна в судейском зале своего старшего сына. Кажется, срок небольшой. А как много изменилось за это время. Другого сына слушает она сейчас. И говорит тот не о горсточке героев, готовых умереть за святое дело, не о терроре, а о партии, зовущей к свержению самодержавия, говорит об упорной борьбе миллионов, революционной борьбе пролетариата...

Быстро пролетают две недели, проведенные Лениным в Стокгольме с матерью и сестрой. “Когда мы уезжали,– вспоминает сестра Мария,– Владимир Ильич проводил нас до пристани – на пароход он не мог войти, так как этот пароход принадлежал русской компании, и Владимира Ильича могли там арестовать,– и я до сих пор помню выражение его лица, когда он, стоя там, смотрел на мать. Сколько боли было тогда в его лице! Точно он предчувствовал, что это было его последнее свидание с матерью” [93]. Ее не станет почти шесть лет спустя – в июле 1916 года.

Примечания:

[79] И. М. Майский. Воспоминания советского посла. Кн. I, с. 338.

[80] Там же, с. 344.

[81] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 296-297.

[82] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 19, с. 310.

[83] Там же, с. 353.

[84] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, с. 245.

[85] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 311.

[86] Там же, с. 311-312.

[87] Там же, с. 316.

[88] “Переписка семьи Ульяновых”, с. 232.

[89] Там же.

[90] Там же, с. 234.

[91] Там же.

[92] Д. А. Ершов. М. И. Ульянова (Очерк жизни и деятельности) Изд. 2. Саратов, 1965, с. 50.

[93] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине”, т. 1, с. 211.

Накануне нового подъема

В Париже ждет Ленина З. Кржижановская. Она приехала из России. Подробно рассказывает о положении в местных партийных организациях. И Владимир Ильич внимательно слушает. Потом забрасывает вопросами. Передает через нее поручения Центральному Комитету РСДРП.

Сразу же засаживается он за неотложные письма. В одном из них сообщает: “Мартову и Троцкому я хочу ответить...” [94]

И тот и другой выступили в “Нойе Цайт” – журнале германской социал-демократии. Грубо исказили они сущность большевизма. Оболгали русскую революцию. Не может Ленин оставить их статьи без ответа!

Владимир Ильич ходит по комнате, как обычно, обдумывая прежде то, что выльется вскоре из-под пера. Мысленно ведет бой и с Мартовым, и с Троцким. Обнажает то, что прикрыли оба в штутгартском журнале “марксистскими” словечками, “несдержанным” фразерством.

Троцкий. “Иллюзия” думать, будто меньшевизм и большевизм “пустили глубокие корни в глубинах пролетариата” [95].

Ленин. “Это – образчик тех звонких, но пустых фраз, на которые мастер наш Троцкий. Не в “глубинах пролетариата”, а в экономическом содержании русской революции лежат корни расхождения меньшевиков с большевиками. Игнорируя это содержание, Мартов и Троцкий лишили себя возможности понять исторический смысл внутрипартийной борьбы в России. Суть не в том, “глубоко” ли проникли теоретические формулировки разногласий в те или иные слои пролетариата, а в том, что экономические условия революции 1905 года поставили пролетариат в враждебные отношения к либеральной буржуазии – не только из-за вопроса об улучшении быта рабочих, но также из-за аграрного вопроса, из-за всех политических вопросов революции и т. д. Говорить о борьбе направлений в русской революции, раздавая ярлыки: “сектантство”, “некультурность” и т. п., и не говорить ни слова об основных экономических интересах пролетариата, либеральной буржуазии и демократического крестьянства – значит опускаться до уровня вульгарных журналистов” [96].

Мартов. “Во всей Западной Европе крестьянские массы считают годными к союзу (с пролетариатом) лишь по мере того, как они знакомятся с тяжелыми последствиями капиталистического переворота в земледелии; в России же нарисовали себе картину объединения численно слабого пролетариата с 100 миллионами крестьян, которые еще не испытали или почти не испытали “воспитательного” действия капитализма и потому не были еще в школе капиталистической буржуазии” [97].

Ленин. “Это не обмолвка у Мартова. Это – центральный пункт всех воззрений меньшевизма... Мартов подменил школу капитализма школой капиталистической буржуазии (в скобках будь сказано: другой буржуазии, кроме капиталистической, на свете не бывает). В чем состоит школа капитализма? В том, что он вырывает крестьян из деревенского идиотизма, встряхивает их и толкает на борьбу. В чем состоит школа “капиталистической буржуазии”?.. В том, что русская либеральная буржуазия в 1905-1907 годах систематически и неуклонно предавала крестьян, перекидывалась по сути дела на сторону помещиков и царизма против борющихся крестьян, ставила прямые помехи развитию крестьянской борьбы... Мартов защищает ((воспитание” крестьян (революционно боровшихся с дворянством) либералами (которые предавали крестьян дворянам)” [98].

То, что сейчас пишет Ленин, призвано раскрыть исторический смысл внутрипартийной борьбы в России, обнажить всю пошлость и гнусность, все “нелепости и извращения” [99] в печатных выступлениях противников большевизма. “Ведь это прямо скандал,– заявляет Ленин Юлиану Мархлевскому, работающему в германской социал-демократии,– что Мартов и Троцкий безнаказанно лгут и пишут пасквили под видом “научных” статеек!!” [100]

Ленин не намерен оставлять их безнаказанными. “Троцкий,– с гневом пишет Владимир Ильич,– извращает большевизм, ибо Троцкий никогда не мог усвоить себе сколько-нибудь определенных взглядов на роль пролетариата в русской буржуазной революции” [101]. Троцкий говорит немецким читателям о ““распаде” обеих фракций, о “распаде партии”, о “разложении партии”” [102]. Но это неправда и свидетельствует она, во-первых, о “полнейшем теоретическом непонимании Троцкого” [103], о том, что эта неправда призвана им для создания своей фракции. “Рекламируя свою фракцию,– негодует Ленин,– Троцкий не стесняется рассказывать немцам, что “партия” распадается, обе фракции распадаются, а он, Троцкий, один все спасает” [104].

Ленин ставит в известность читателей своей статьи: в Копенгагене он, а также Плеханов и Барский заявили решительный протест против того, как изображает Троцкий в немецкой печати дела российской социал-демократии.

Там, в Копенгагене, на конгрессе Ленин вновь сблизился с Плехановым. Их объединило общее стремление сохранить нелегальную марксистскую партию. Участники конгресса – большевики во главе с Лениным и меньшевики-партийцы, в том числе Плеханов, договорились о совместном издании популярного нелегального органа – “Рабочей газеты”.

Уже здесь, в Париже, Ленин пишет “Объявление об издании “Рабочей газеты””. Он подчеркивает в нем: русский рабочий класс доказал, что он единственный до конца революционный класс, что он единственный руководитель в борьбе за свободу. И к рабочему обращается в первую очередь новая нелегальная газета. “Ему нужно знать все о политических задачах партии, о ее строительстве, о внутрипартийной борьбе,– заявляет Ленин.– Ему не страшна неприкрашенная правда о партии, укреплением, восстановлением и перестройкой которой он занят. Ему не помогают, а приносят вред те общереволюционные фразы, те слащаво-примиренческие возгласы, которые он находит в сборниках “Вперед” или в газете Троцкого “Правда” (Эта фракционная газета троцкистов издавалась сначала во Львове, затем в Вене в 1908-1912 годах.), не находя ни там, ни здесь ясного, точного, прямого изложения партийной линии и партийного положения” [105].

“Рабочая газета” печатается в Париже. Ее первый номер откроет статья Ленина “Уроки революции”. Она утверждает, что никакая сила на земле не способна будет удержать наступления свободы в России, когда на борьбу поднимется масса городского пролетариата и, отодвинув колеблющихся и предателей – либералов, поведет за собой и сельских рабочих, и разоренное крестьянство.

Первый номер “Рабочей газеты” с этими полными оптимизма строками выходит 12 ноября 1910 года. “Посылаю его Вам вместе с листком и подписным листом,– сообщает Владимир Ильич Максиму Горькому.– Сочувствующие такому предприятию (и “сближению” большевиков с Плехановым) члены каприйско-неаполитанской колонии приглашаются оказывать всяческое содействие. ““Рабочая Газета” нужна...” [106]

Невелик ее тираж – всего лишь две тысячи экземпляров. Да и на это деньги наскребли с трудом. А спрос на газету большой. Разными путями значительную часть тиража доставляют в Россию – в Баку, Житомир, Казань, Одессу, Ростов-на-Дону, Саратов, Петербург, Сольвычегодск, Сызрань, Туринск, Канск, множество других мест. И в Париж, на Мари-Роз, на квартиру Ленина доставляют из России первые отзывы о “Рабочей газете”.

Из Коломенского уезда Московской губернии. “№ 1 “Рабочей газеты” получили, шлем спасибо. Читали газету всем миром, все партийцы... Газета, которая встает на защиту партии и на защиту революционных лозунгов, в высшей степени необходима и полезна. Уделяйте внимание и крестьянам, которые здесь не бросают землю, отходя в мастеровые” [107].

Из Казани. “Первый № “Рабочей газеты” читался нарасхват. Его приветствовали, как начало нового предприятия, как раз именно отвечающего назревшим потребностям настоящего времени” [108].

Из Двинска. “Радость была большая, так как около года не видели нелегальной литературы. Жаль, что всего несколько экземпляров. Давно уже не видели мы Ленина и Плеханова в одном газетном предприятии...” [109]

В эти дни мировая печать склоняет на все лады имя Льва Толстого: “Исчезновение Толстого!”, “Бегство графа Толстого!”, “Внезапный отъезд Толстого из Ясной Поляны!”, “Лев Толстой остается ненайденным!”. Исчезновение Толстого представляет самую важную из европейских новостей, ибо в течение тридцати последних лет он является величайшей духовной силой эпохи.

Каждое утро в Национальной библиотеке на страницах французских и прочих зарубежных газет Владимир Ильич прежде всего отыскивает сообщения, полные то надежд, то тревоги. С нетерпением ждет почты из России, доставляющей “Русские ведомости”, “Речь”, “Голос Москвы”. И прочитывает ноябрьским утром облетевшие мир слова: “Толстого не стало”.

Его смерть всколыхнула по всей России студенческие и рабочие массы. В Петербурге, сообщают зарубежные и российские газеты, почти во всех высших учебных заведениях началось брожение. Студенты университета, технологического и политехнического институтов, Высших женских курсов прошли по столичным улицам с пением “Вечной памяти”. Останавливались у церквей, синода, правительственных учреждений. А затем в учебных заведениях начались сходки. Студенты решили провести общегородскую демонстрацию под лозунгом “Долой смертную казнь!”.

В Париж доставляют номер “Русских ведомостей” с описанием того ноябрьского дня, когда тысячи студентов и курсисток запрудили главные улицы столицы. Владимир Ильич делает из газеты выписки об этой грандиозной манифестации: о том, что на Невском собралось не менее десяти тысяч человек, что на Петербургской стороне “у Народного дома к шествию присоединилось много рабочих”, что “полицейский отряд никак не мог остановить шествие, и толпа прошла с пением и флагами на Большой проспект Васильевского острова” [110].

К Ленину поступают из Петербурга сообщения о том, что в этот ноябрьский день “Васильевский остров, Петербургская сторона и Выборгская сторона имели взбудораженный вид, напоминавший старые 1904-1905 годы” [111], что против демонстрантов были двинуты полиция и войска чуть ли не всех родов оружия, что штыками и нагайками рассеяли студентов и рабочих. Ленин читает в парижских газетах об аресте в Петербурге тринадцати членов бюро профсоюзов за попытку организовать рабочую демонстрацию.

– Не начало ли поворота? – спрашивает Ленин и так называет статью для “Социал-демократа”.

Два года назад, в сентябре 1908 года, на страницах “Пролетария” появилась ленинская статья “Лев Толстой, как зеркало русской революции”. Теперь Ленин публикует новые статьи о великом художнике. Высоко оценивает Владимир Ильич его творчество. “Его мировое значение, как художника, его мировая известность, как мыслителя и проповедника, и то и другое отражает, по-своему, мировое значение русской революции” [112], – заявляет Ленин в “Социал-демократе”.

Владимир Ильич пишет:

“Умер Толстой, и отошла в прошлое дореволюционная Россия, слабость и бессилие которой выразились в философии, обрисованы в произведениях гениального художника. Но в его наследстве есть то, что не отошло в прошлое, что принадлежит будущему. Это наследство берет и над этим наследством работает российский пролетариат” [113].

В эти дни приходит из Петербурга очередная книжка “Нашей зари” – легального журнала меньшевиков-ликвидаторов. В ней Ленин находит статью Базарова, содержащую поразительные образцы беспринципности в оценке Толстого. “Наша интеллигенция,– утверждает тот,– разбитая и раскисшая, обратившаяся в какую-то бесформенную умственную и нравственную слякоть, достигшая последней грани духовного разложения, единодушно признала Толстого – всего Толстого – своей совестью” [114].

– Это – неправда,– категорически возражает Ленин.– Это – фраза.

И пишет статью “Герои “оговорочки””. Направлена она против “самого непростительного замалчивания коренных непоследовательностей и слабостей миросозерцания Толстого...” [115]. Против тех, кто извращает его философские взгляды.

В Петербурге в это время идет подготовка к выпуску новой газеты – “Звезда”.

Еще в Копенгагене, в дни работы Международного социалистического конгресса, беседовал о ней Ленин с прибывшими из России товарищами. На созванном там совещании договорились издавать в России нелегальный партийный орган. Он будет освещать деятельность думской социал-демократической фракции, бороться с ликвидаторами, отзовистами, примиренцами.

Пристально следит сейчас Ленин из Парижа за тем, как в муках рождается “Звезда”. И не только следит. Принимает энергичные меры, чтобы обеспечить газету материалами. Пишет сам, заказывает для нее статьи другим авторам.

8 ноября 1910 года. Ленин сообщает В. Бонч-Бруевичу в Петербург: “Беспокоюсь крайне за судьбу детища” [116]. Он просит держать его в курсе всего, что связано с новым изданием. “Раза два в неделю – это минимум хоть маленьких вестей от Вас, чтобы поддерживать связь и чувствовать близость к делу...– пишет Владимир Ильич Бонч-Бруевичу.– Очень прошу поэтому: пишите, пишите почаще и поподробнее” [117].