Текст книги "Ленин. Эмиграция и Россия"

Автор книги: Евгений Зазерский

Соавторы: Анатолий Любарский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Только спустя много лет, когда будет собрано воедино все написанное Лениным, когда будет издано Полное собрание его сочинений, все узнают о титанической работе, которую ведет он в Париже. Но уже и сейчас его соратники знают: Ленин дорожит временем, у него нельзя отнимать ни одной минуты.

Шесть ленинских статей, публикуемых в одном только номере “Социал-демократа”, как и то, что печатает в эту пору петербургская “Звезда”, направлены против идейного разброда в партии, против раскольнической деятельности оппортунистов, против дезорганизаторской политики Троцкого, требующего объединения в одной партии всех фракций и групп. “С Троцким,– пишет Ленин,– нельзя спорить по существу, ибо у него нет никаких взглядов. Можно и должно спорить с убежденными ликвидаторами и отзовистами, а с человеком, который играет в прикрытие ошибок и тех и других, не спорят: его разоблачают, как... дипломата самой мелкой пробы” [11]. Ленин призывает российских социал-демократов отряхнуть “от себя последние остатки связей с несоциал-демократическими течениями и с питающими их, вопреки решениям партии, группками” [12].

Еще в феврале прошлого года писал Ленин в “Социал-демократе”, что “в первую голову, прежде всего, немедленно и во что бы то ни стало” [13] необходимо созвать Всероссийскую партийную конференцию. Это подтвердило и совещание, созванное в Париже нынешним летом: “Приближение выборов в IV Думу и оживление в рабочем движении, с одной стороны, и все внутрипартийное положение, с другой стороны, делают неотложно необходимым немедленный созыв общепартийной конференции” [14].

Решение, принятое в Париже, поддерживают местные партийные организации. Поддерживают вопреки раскольнической деятельности ликвидаторов, “впередовцев”, троцкистов. Из России Ленину шлют резолюции. В них подчеркивается необходимость сплочения рядов партии, очищения ее от оппортунистов и в связи с этим созыва в самое ближайшее время партийной конференции. “...Совещание членов ЦК, создав временный орган (ОК) (Российская организационная комиссия (РОК) была создана в сентябре 1911 года на совещании представителей местных партийных организаций в Баку.) для созыва такой конференции,– гласит присланная питерцами резолюция,– стало, по нашему мнению, на единственно правильный путь, ведущий к легальному выходу из партийного кризиса” [15].

Ленин знакомится с материалами заседания российской организационной комиссии по созыву общепартийной конференции. Полностью воспроизвести сделанные на заседании сообщения корреспонденту не удалось. Но он записал вкратце доклады представителей Киева, Екатеринослава, Екатеринбурга, Баку, Тифлиса, Москвы, Ростова-на-Дону, Нижнего Новгорода, Петербурга.

В самом начале ноября в Прагу с письмом Ленина выезжает О. Пятницкий. Адресовано письмо Антонину Немецу – представителю чешской социал-демократии в Международном социалистическом бюро.

“Вы меня очень обяжете,– обращается к нему Владимир Ильич,– если сможете помочь мне советом и делом в следующем обстоятельстве. Ряд организаций нашей партии намерен собрать конференцию (за границей – конечно). Число членов конференции около 20-25. Не представляется ли возможным организовать эту конференцию в Праге (продолжительностью около одной недели)?” Ленин предупреждает: “Самым важным для нас является возможность организовать дело архиконспиративно. Никто, никакая организация не должны об этом знать”. Чем объясняется такая сугубая “архиконспиративность”? “Конференция социал-демократическая,– разъясняет Ленин,– значит по европейским законам легальная, но большинство делегатов не имеют паспортов и не могут назвать своего настоящего имени” [16].

Почему именно Прагу избирает Ленин? Почему именно там считает он более целесообразным созвать общероссийскую партийную конференцию?

Самый убедительный аргумент в пользу Праги – это, конечно, ее сравнительная близость к России, к русской границе, через которую предстоит перебраться делегатам. К тому же здесь нет эмигрантов из России, значит, русская охранка не держит тут своих агентов.

Антонин Немец связывает Пятницкого с двумя чешскими социал-демократами. Им поручено выполнить просьбу Ленина. Один из них – Яхим Гавлена, секретарь краевого исполнительного комитета Чешской социал-демократической рабочей партии, скажет позднее: “Все нужно было организовать так, чтобы проведение конференции осталось в тайне как от австрийской полиции, так и от царской шпионской службы... Немец обратил мое особое внимание на то, что речь идет о сугубо тайной конференции”... [17]

В Праге уже готовятся к встрече русских социал-демократов. А в Париже происходит в это время трагическое событие, глубоко переживаемое Лениным.

Раскрыв утром 27 ноября “Юманите”, он видит на первой полосе передовую, обведенную траурной рамкой. Статья сообщает о смерти Поля и Лауры Лафарг.

С болью читает Владимир Ильич опубликованное тут же последнее письмо Поля Лафарга:

“Находясь в здравом уме и твердой памяти, я лишаю себя жизни до того, как неумолимая старость постепенно отнимет у меня все удовольствия и радости существования, лишит меня физических и духовных сил, парализует энергию, разобьет волю и превратит в тяжкий груз для себя самого и для других.

Давно уже я решил не жить более 70 лет; я определил время года, когда должен уйти из жизни, и подготовил способ осуществления моего решения: подкожное впрыскивание синильной кислоты.

Я умираю с радостным сознанием, что дело, которому я был предан на протяжении 45 лет, восторжествует в недалеком будущем.

Да здравствует коммунизм!

Да здравствует международный социализм!

Поль Лафарг” [18].

Владимир Ильич потрясен смертью Лафарга. Поражен, что Лаура – дочь Карла Маркса, делившая с Полем все трудности и радости борьбы, последовала примеру мужа.

Он вспоминает свою первую встречу с Лафаргом. Было это еще в 1895 году, когда Ленин впервые приехал в Париж. Лафарг расспрашивал его тогда о методах работы русских пропагандистов, о темах, обсуждаемых в кружках.

Вторично они виделись летом 1909 года. Ленин съездил с Крупской в Дравейль, где жили к тому времени Лафарги. Долго беседовал он с выдающимся революционером, больше, чем кто-либо, способствовавшим распространению во Франции идей Маркса и Энгельса. Беседовал о недавно вышедшей своей книге “Материализм и эмпириокритицизм”, о своих схватках с последователями Маха и Авенариуса.

В дождливо-слякотный день 3 декабря 1911 года с десятками тысяч парижан Ленин провожает Лафаргов в последний путь. На кладбище Пер-Лашез ораторы обращаются с прощальным словом к Полю и Лауре. И наступает очередь Ленина. Он произносит речь от имени Российской социал-демократической рабочей партии. На французском языке говорит Владимир Ильич:

– Сознательные рабочие и все социал-демократы России еще в период подготовки русской революции научились глубоко уважать Лафарга, как одного из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма, столь блестяще подтвержденных опытом борьбы классов в русской революции и контрреволюции. Под знаменем этих идей сплотился передовой отряд русских рабочих, нанес своей организованной массовой борьбой удар абсолютизму и отстаивал и отстаивает дело социализма, дело революции, дело демократии вопреки всем изменам, шатаниям и колебаниям либеральной буржуазии... [19]

Пророчески звучат заключительные слова надгробного слова Ленина:

– Нам, русским социал-демократам, испытывающим весь гнет абсолютизма, пропитанного азиатским варварством, и имевшим счастье из сочинений Лафарга и его друзей почерпнуть непосредственное знакомство с революционным опытом и революционной мыслью европейских рабочих, нам в особенности наглядно видно теперь, как быстро близится время торжества того дела, отстаиванию которого Лафарг посвятил свою жизнь [20].

Ленин изучал последние годы не только российскую, но и международную обстановку. Его интересовали отклики на первую русскую революцию в Турции, Персии, Китае. И у него есть все основания для того, чтобы заявить сейчас:

– Русская революция открыла эпоху демократических революций во всей Азии, и 800 миллионов людей входят теперь участниками в демократическое движение всего цивилизованного мира. А в Европе все больше множатся признаки, что близится к концу эпоха господства так называемого мирного буржуазного парламентаризма, чтобы уступить место эпохе революционных битв организованного и воспитанного в духе идей марксизма пролетариата, который свергнет господство буржуазии и установит коммунистический строй [21].

Не похоронным унынием, а бодрым предчувствием великих битв дышат эти слова. 4 декабря “Юманите” воспроизводит отрывок из речи, произнесенной “гражданином Лениным” на кладбище Пер-Лашез.

С этого хмурого декабрьского дня проходит три недели. В Париж съезжаются большевики, из многих городов Франции, Швейцарии, Бельгии, Германии. Они собираются в кафе на авеню д'Орлеан.

Ленин – он присутствует на совещании заграничных большевистских групп как член редакции “Рабочей газеты” – делает обзор положения дел в партии:

– В настоящее время фактически за границей существуют фракционно обособленные – связанные между собой чисто формально, а зачастую вовсе не связанные – большевистские, “примиренческие”, “впередовские”, “голосовские” и “плехановские” группы, совершенно независимые друг от друга, ведущие различные идейные линии и имеющие обособленные связи с теми или иными с.-д. элементами в России. Образование РОК в России силами большевиков и партийных меньшевиков и энергичный приступ этой коллегии РОК к созыву общепартийной конференции РСДРП создает решительный перелом в истории партии и указывает единственно возможный и наметившийся жизнью выход из состояния дезорганизации и распада [22].

Надо быстрее созвать общепартийную конференцию, призывает Ленин. Надо покончить на ней с тяжелым кризисом, который переживает Российская социал-демократическая рабочая партия. Восстановить центральные руководящие органы. Разгромить до конца оппортунистов. Очистить от них партию.

Примечания:

[1] Н. К. Крупская Воспоминания о Ленине, с. 184.

[2] “Парижский вестник”. 1911. № 44.

[3] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, с. 333.

[4] См. И. Кузнецов, С. Матвиенко Газета “Социал-демократ” (1908– 1917 гг.). М.. с. 171.

[5] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48 с. 33.

[6] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т 20 с. 370.

[7] “Социал-демократ” № 23, 14(1) сентября 1911 г.

[8] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, с. 319.

[9] См. там же, с. 399.

[10] Там же.

[11] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т, 21, с. 31.

[12] Там же, с. 10.

[13] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 19, с. 200.

[14] “КПСС н резолюциях...”, т. 1, с. 304.

[15] См. “Социал-демократ” № 23, 14(1) сентября 1911 г.

[16] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 48, с. 40.

[17] См. Мирослав Иванов. Ленин в Праге. М., 1963, с. 65-66.

[18] См. Жан Фревиль. Ленин в Париже. М., 1969, с. 239-240.

[19] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, с. 387.

[20] Там же, с. 387-388.

[21] Там же, с. 388.

[22] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 21, с. 63-64.

Под знамя Пражской конференции

В Петербурге делегатом на Общероссийскую конференцию РСДРП избрали рабочего Обуховского завода Е. Онуфриева. Готовился он к отъезду в условиях возросшей полицейской слежки. В последние дни не ночевал дома. Жил то у одного, то у другого товарища. И все же выступил на митинге путиловцев в защиту томящихся в ссылке рабочих депутатов II Государственной думы. Путиловцы приняли резолюцию, А через некоторое время ее получает в Париже Ленин и публикует в “Рабочей газете”. Резолюция гласит: “Мы, рабочие Путиловского завода.., поддерживая запрос соц.-демократической фракции, разоблачающей гнусную провокацию самодержавного правительства.., выражаем свое негодование и презрение всей буржуазной клике. Освобождение рабочих депутатов II Думы должно быть и будет делом рук самих рабочих” [23].

Резолюция приходит к Ленину перед самой конференцией. Приходит одновременно с листовкой Петербургского комитета, обращенной ко всем рабочим столицы.

“Неужели же мы, рабочие,– говорится в листовке, также перепечатанной Лениным в “Рабочей газете”,– забудем своих депутатов, своих передовых борцов, выдвинутых нами же на передовые позиции, под вражеский огонь? Неужели же мы разучились ненавидеть своих врагов? Неужели мы разучились любить своих лучших товарищей? Неужели мы разучились бороться?..

Нет, к счастью, это не так...

Еще темно, но слабый луч свободы уже брезжит вдали. Будущее принадлежит нам. Сомкнемте ряды, укрепимте нашу нелегальную с.-д. партию...” [24]

Эта листовка вызвала в Петербурге новую волну митингов. Власти обрушили на рабочих еще более жестокие репрессии. С помощью провокатора охранка напала на след делегата Всероссийской партийной конференции. Но Онуфриева, как доложил своему начальству пристав Шлиссельбургского полицейского участка, не удалось арестовать, так как он успел покинуть столицу.

Когда ранним январским утром 1912 года посланец питерских большевиков добирается до Праги, он застает здесь уже многих делегатов. По одному, по двое в течение января приезжали те сюда.

Вскоре прибывает, разумеется под другим именем, и Ленин. Он останавливается в гостинице “Бельведер”. И одному из чехов запоминается “молодым коренастым мужчиной с русой бородкой, лысоватым, со следами тюрьмы и лишений на нездорово бледном лице и взглядом, выражающим твердую решимость и несокрушимую волю, силу характера и даже какую-то долю фанатической увлеченности великой целью” [25].

Ленину надо скорее встретиться с делегатами. Он застает их здесь же, в гостинице, в одном из номеров.

За шахматной доской – двое. И играющие, и зрители так увлечены, что не замечают вошедшего.

– Ну, теперь, кажется, белым крышка! – быстро оценив обстановку, восклицает Владимир Ильич.

Все оборачиваются и отставляют шахматы. Завязывается долгая беседа.

“Ленин сразу же засыпал нас вопросами,– вспомнит Онуфриев.– Каждого из нас он спросил о семье, о заработках. Владимир Ильич интересовался настроением рабочих, спрашивал, что они ждут от конференции. Ленин умел расспрашивать и умел слушать. Он спрашивал только о том, что его больше всего интересовало в данный момент. Энергичный, бодрый, жизнерадостный, он как-то сразу сблизился с нами, и нам казалось, что мы близко знаем Ильича уже долгие годы, и мы чувствовали себя с ним совершенно непринужденно, как с самым близким товарищем”. [26]

– Товарищи,– говорит Ленин,– я хочу познакомить вас с тезисами своего доклада на конференции.

И у делегатов создается впечатление, расскажет много лет спустя Онуфриев, что Владимир Ильич объехал всю Россию, прежде чем написал эти тезисы,– так глубоко, так правдиво отражены в них думы, чаяния широких народных масс.

Он недоволен тем, что многие делегаты живут в гостинице.

– Какая же это конспирация,– возмущается Ленин,– если мы будем жить у всех на виду?

Владимир Ильич просит Онуфриева поселиться вместе с ним в комнате, которую подыскали чешские товарищи. Он хочет побольше узнать о петербургских рабочих, об их жизни, о состоянии партийных организаций российской столицы. Яхим Гавлена – чешский социал-демократ, которому поручили устроить русских делегатов,– подыскал для многих из них комнаты в Праге. Каждого он доводит до места ночлега. Иногда провожает по нескольку раз, пока не убедится, что гость уже сам ориентируется и без затруднения находит нужный адрес.

Возможно, это он показывает Ленину и Онуфриеву дом, в котором те поселились, дом, от которого всего минут пятнадцать ходьбы до места заседаний конференции.

Обратимся к записям Онуфриева. Мы узнаем из них: “Поселились мы с Ильичей в квартире чешского рабочего, занимавшего две комнаты. В первой из них, являвшейся проходной, жил сам хозяин с женой и дочкой лет четырех, а следующую комнату занимали мы с Владимиром Ильичей. Это была небольшая, чистая, светлая комната с двумя окнами, выходившими на улицу. Справа от двери вдоль стены стояла кровать, на которой спал Ильич, за ней, у той же стены в одну линию с кроватью Ильича,– моя кровать. Напротив моей кровати стоял небольшой квадратный стол, на котором мы завтракали и ужинали (обедали в столовой). За этим же столом Владимир Ильич работал. В комнате стоял также комод, было несколько венских стульев” [27].

Наступает 18 января – день открытия конференции. Ленин приходит в Народный дом. Здесь, на Гибернской улице, находятся типография и экспедиция “Право л иду”. Здесь всегда множество посетителей. И тут делегаты конференции будут не очень заметны.

Ленин быстро поднимается на второй этаж. Товарищи уже в небольшой комнате с тремя окнами, из которых открывается вид на старинный город с покрытыми черепицей домами. Здесь делегаты от петербургской организации, от Москвы и Центрально-Промышленной области, Киева, Екатеринослава, Николаева, Баку, Тифлиса, Саратова, Казани, Вильно, Двинска, представители редакций “Социал-демократа” и “Рабочей газеты”, комитета заграничной организации и транспортной группы ЦК РСДРП.

Ленин открывает конференцию. Двенадцать дней, с утра до вечера, заседают посланцы партийных организаций России. Двенадцать дней в пражском Народном доме обсуждаются вопросы, жизненно важные для большевистской партии, русского революционного движения.

Выступает делегат от Питера товарищ Степан. Под этим партийным псевдонимом известен Е. Онуфриев.

Сперва он волнуется. Но ободряюще смотрит на него Владимир Ильич. И Онуфриев говорит все увереннее и увереннее.

Он сообщает о количестве и составе членов столичной организации. Рассказывает о фактах контрреволюционного террора в Петербурге, о героизме питерского пролетариата, о том, как с каждым днем все более оживляется партийная работа. Рассказывает он и о массовом митинге на Путиловском заводе в защиту томившихся в ссылке депутатов II Думы.

Кто-то из делегатов бросает с места реплику. Онуфриев, не особенно искушенный в ораторском искусстве, от неожиданности запинается. Но на помощь приходит Владимир Ильич:

– Дайте товарищу закончить. Продолжайте, продолжайте, товарищ Степан.

Онуфриев высказывает, между прочим, пожелание, чтобы статьи в газетах писались более простым, более понятным рабочему языком. Ленин его поддерживает:

– Правильно, товарищ Степан, правильно! – и записывает что-то в блокноте.

А позднее, когда он оглашает проект резолюции “О Центральном Органе”, предлагает делегатам выразить “Социал-демократу” пожелание, “чтобы статьи писались более популярно и доступно для рабочих” [28].

Подперев голову левой рукой, делая записи, слушает Владимир Ильич доклады с мест. То, что сообщают рабочие делегаты, укрепляет в нем убеждение, что, несмотря на полицейский террор, сохранились в России хоть и немногочисленные, но сплоченные партийные организации и группы, что вместе с политической борьбой пролетариата эти организации и группы стали расти, организационно оформляться, укрепляться.

О выступлениях делегатов, как и обо всем другом, что происходит на конференции, становится известно департаменту полиции. Среди делегатов – Р. Малиновский, давно уже состоящий на службе у царской охранки. От Центрально-Промышленной области прибыл в Прагу А. Романов – тоже секретный агент охранки. Они-то и сообщают в донесениях, что “по составу своих представителей” конференция носит “исключительно большевистский характер”, что ее заседания проходят в помещении, “любезно предоставленном чехами”, что два прибывших в Прагу меньшевика, “благодаря подавляющему преобладанию большевиков, оказались совершенно изолированными и влияния на ход работ конференции оказать не могли” [29]. От провокатора Романова узнает глава российской полиции и о том, что ““Степан” отличается исключительным развитием и основательно знаком с приемами партийной работы как практически, так и теоретически; уравновешенный, спокойный, он весьма заинтересовал Ленина...” [30].

Только вечером, усталый, покидает Ленин Народный дом. Но его рабочий день еще не кончается. Выпив чаю, он минут десять – пятнадцать отдыхает: ходит по комнате, заложив большой палец руки за пройму жилета. А затем садится за стол. Быстро просматривает газеты. Часто делает на полях пометки. Потом начинает писать. И работает до глубокой ночи.

Что же пишет Владимир Ильич в эти ночные часы, когда уже спит Прага? Может быть, проект резолюции, который предложит завтра делегатам. Или конспект речи. А возможно, просматривает записи для доклада на конференции о современном моменте и задачах партии.

Текст этого доклада не сохранится. Но мы узнаем о нем из воспоминаний Н. Семашко. “Это был основной вопрос, который должен был определить лицо конференции, построение и задачи партии,– расскажет он много лет спустя.– Нечего и говорить, что это был блестящий доклад, настолько сильный и неотразимый, что даже колеблющиеся не могли устоять против аргументации Владимира Ильича, хотя он, по обыкновению, не замазывал разногласий, а, наоборот, вскрывал их во всей остроте” [31].

И делегаты оценивают текущий момент так, как оценивает его Ленин. Они разделяют убеждение Ленина в том, что “задача завоевания власти пролетариатом, ведущим за собой крестьянство, остается по-прежнему задачей демократического переворота в России” [32].

Каждое утро в Народный дом на Гибернской приходит Яхим Гавлена. Он сидит с русскими товарищами до самого вечера. И расскажет потом в своих записках: “Ленин был душой конференции. Его речи, произносимые необыкновенно живо и горячо, принимались с воодушевлением, а его выступления в прениях встречали полное одобрение” [33].

Ленин говорит о революционной тактике русских социал-демократов. Делегаты, только что прибывшие из России, знают, что эта тактика подтверждена жизнью. Сводится она сейчас к тому, чтобы еще шире, чем до сих пор, сочетать нелегальную деятельность с легальной, вести борьбу за социал-демократическую программу в избирательной кампании по выборам в IV Государственную думу. Суть этой программы кратко можно выразить так: за революцию! “...Партия,– определяет Ленин общую тактическую линию РСДРП на выборах в Думу,– должна вести беспощадную войну против царской монархии и поддерживающих ее партий помещиков и капиталистов, неуклонно разоблачая при этом контрреволюционные взгляды буржуазных либералов... и их фальшивый демократизм” [34].

Сейчас более чем когда-либо, как отмечает в одной из речей Владимир Ильич, важна решительная борьба против разрушителей партии – ликвидаторов и троцкистов.

– Что такое глава примиренцев Троцкий? – спрашивает он делегатов и разъясняет: – Сей муж... под видом партийной нелегальной литературы, под сурдинку, контрабандой проводил в среду русских рабочих ликвидаторство. Нужно было вскрыть это. Необходимо было указать и на тех, кто вольно или невольно играет на руку Троцкому... Сейчас ведется борьба не на живот, а на смерть, и тут нечего хныкать, жаловаться [35].

Даже в короткие перерывы между заседаниями Ленин – с делегатами. Бродит с кем-нибудь по улицам полюбившейся ему Праги. Показывает достопримечательности города, рассказывает об исторических памятниках, о прошлом чешского народа. Или, пристроившись с каким-нибудь делегатом в опустевшей комнате, ведет с ним задушевный разговор.

Нередко это Серго Орджоникидзе. “В памяти моей запечатлелось: уголок комнаты, где происходили заседания конференции, большое окно или арка,– уединившись во время перерыва и понизив голоса до шепота, коренастый и плечистый Ленин с головой Сократа, приложив горсточкой руку ко рту, доверительно, именно доверительно, совещался с Серго,– пишет делегат от Саратова А. Воронский.– О чем-то расспрашивает либо слушает, поглядывая куда-то на стену, всегда настороженный, внимательный. Время от времени он наклоняется к самому уху Серго, да, теперь, в эту минуту, он наставляет его – и вдруг хохочет тихонько, приподняв плечи...” [36]

Когда же перерыв подходит к концу, Владимир Ильич вновь на председательском месте, Он внимательно слушает. Вставляет реплики. Выступает почти по всем вопросам – страстно, убедительно, уверенно. С особым гневом говорит о ликвидаторах. Требует изгнать их из рядов партии. Раз и навсегда положить конец их формальному объединению с большевиками. И делегаты поддерживают Ленина, Они призывают “всех партийцев, без различия течений и оттенков, вести борьбу с ликвидаторством, разъяснять весь его вред для дела освобождения рабочего класса и напрячь все силы для восстановления и укрепления нелегальной РСДРП” [37]. Они принимают решения, ставящие ликвидаторов вне рядов партии. Все основания есть у Владимира Ильича сообщить вскоре Горькому: “Наконец удалось – вопреки ликвидаторской сволочи – возродить партию и ее Центральный Комитет” [38].

Наступает время отъезда из Праги. Русские революционеры прощаются с тепло принявшими их чешскими социал-демократами.

У Е. Онуфриева – секретное поручение Центрального Комитета. Резолюции конференции уже отправлены в Россию. Онуфриеву надо ехать в Белоруссию и там получить их у надежного человека. И он добирается до первого белорусского приграничного городка. Отыскивает по указанному адресу нужного человека. Забирает у него две корзинки с литературой и в тот же день отправляется в Петербург.

Приехав в столицу, Онуфриев идет на Пятую роту – одну из пересекающих Измайловский проспект улиц. На заранее подготовленной квартире его ждут представители партийных организаций нескольких районов: их предупредил шифрованной телеграммой Серго Орджоникидзе.

Онуфриева встречают с распростертыми объятиями. Оживленная беседа затягивается до глубокой ночи. Подробно расспрашивают собравшиеся о ходе конференции, о ее решениях. И с особым интересом слушают рассказ своего делегата о Ленине, о его выступлениях.

Решения Пражской конференции становятся известны всем социал-демократам. В Петербурге о них сообщают на общегородском собрании в доме на Кожевенной. О них С. Орджоникидзе, С. Спандарян, М. Калинин и Е. Онуфриев докладывают в рабочих районах столицы. И в Париж к Ленину приходит резолюция Петербургского комитета. Она признает, что “созыв конференции в момент разгула реакции, разгрома организаций и идейного разброда членов партии, с одной стороны, и перед лицом важных неотложных задач, с другой, являлся настоятельной необходимостью, диктуемой всем создавшимся положением вещей”. Резолюция “решительно осуждает поведение некоторых групп и течений, которые из-за узкофракционных интересов отказались помочь работе конференции и воссозданию партии”. И “признает, что, несмотря на тяжелый момент, переживаемый нашей партией, конференция сумела дать единственно правильный ответ на важнейшие вопросы текущего момента, организации и др.” [39].

Двенадцать делегатов конференции, как становится известно Ленину, уже выступают с докладами в разных городах России. Об этом пишут ему не только из Питера. Пишут из Москвы, Киева, Самары, Николаева, Тифлиса. “Работа пошла и пойдет” [40],– с удовлетворением отмечает Владимир Ильич.

Конференции в Праге посвящена теперь значительнейшая часть обширной переписки Ленина. Приходит письмо из Тюмени, от местных социал-демократов. И в нем – просьба выслать ее протоколы. Ленин пишет Горькому. И в письме идет речь о конференции: ее решения уже отправлены Владимиром Ильичей на Капри. Крупская пересылает письмо Ленина в Тифлис, членам Русского бюро ЦК Орджоникидзе, Спандаряну, Стасовой. И в письме прежде всего запрашиваются резолюции с мест о присоединении к решениям конференции.

В один из этих дней Ленин в письме А. Енукидзе в бакинскую центральную тюрьму признается, что “устал немного за последнее время”. Но тут же отмечает с удовлетворением: “...в общем чувствую себя хорошо и очень доволен” [41]. Этих немногих слов достаточно и Енукидзе, и другим заточенным в казематы большевикам, чтобы понять:

– Наши дела идут хорошо!

В начале марта Ленин пишет статью “Избирательная платформа РСДРП”. В ее основе – решения Пражской конференции. “Избирательная платформа РСДРП” зовет к революции, к свержению самодержавия. “За работу же, товарищи рабочие и все граждане России, кто не хочет,– призывает Ленин,– чтобы наша страна погрязла окончательно в застое, дикости, бесправии и убийственной нужде десятков миллионов!” Он утверждает: “Российские социал-демократы, российские рабочие добьются того, чтобы народной поговоркой на Руси стало: долой царскую монархию! Да здравствует демократическая республика российская!” [42]

Ленин придает этой платформе исключительное значение. Утвержденная Центральным Комитетом партии, она отдельной листовкой издается в Тифлисе, доставляется в крупнейшие пролетарские центры России.

Однако ликвидаторы выдвигают свою, оппортунистическую платформу. И Ленин пишет в связи с этим в Петербург в “Звезду”: “Пора бросить сочинения платформы, когда есть утвержденная и изданная Центральным Комитетом...” [43] Но получили ли товарищи из “Звезды” эту листовку? – встревожен Владимир Ильич. “...У нас лишь один экземпляр,– сообщает он,– и мы не можем его послать; поэтому переписываем и посылаем копию” [44].

Те, кого изгнали из партии, мечут в адрес Ленина и ЦК громы и молнии. Обстановка становится с каждым днем все более тяжелой. По инициативе появившегося в Париже Троцкого собираются все враждебные Ленину группы.

13 марта 1912 года. Ленин пишет из Парижа в Берн: “...вчера состоялось в Париже собрание “социал-демократов”, врагов конференции. Все приняли резолюцию протеста против конференции (и плехановцы, и голосовцы (Меньшевики-ликвидаторы группировались вокруг своего заграничного органа “Голос социал-демократа”.), и впередовцы, и примиренцы, и tutti quanti (им подобные)) и еще что-то вроде исключения меня из Межд. соц. бюро...

Разумеется, все это смеху достойно” [45].

14 марта. В этот день в Париже на собрании, устроенном комитетом Заграничной организации РСДРП, Ленин выступает с докладом о Пражской конференции. “Голосовцы и впередовцы,– сообщает Инесса Арманд,– вели себя позорно. Они начали с того, что шумели стульями, кричали, требовали слово к порядку, стараясь помешать говорить. Их с трудом удалось угомонить и ненадолго, так как они во время речей продолжали шуметь и кричать”. Передает Арманд и то, что говорил на собрании Ленин: “Он указал всем этим заграничным группам, которые совершенно оторваны от России, и с российской работой не имеют ничего общего, все их бессилие; он им доказал как 2х2 = 4, что ни за ними, ни даже за ликвидаторами (по их собственному признанию в “Нашей заре”) нет ровно ничего – и, что если они все умеют кричать и учинять склоку, то объединить что-либо, или вообще что-либо создать они не умеют. За конференцией же идут все партийные элементы... существующие сейчас в России, и конференция вывела партию на дорогу, и в России сейчас нет никакого раскола, а есть лишь единая РСДРП, объединившаяся вокруг конференции и созданного ею ЦК. За заграничными же кружками и за ликвидаторами ничего сейчас нет, и потому с ними и толковать сейчас не о чем” [46].