Текст книги "Генерал Багратион. Жизнь и война"

Автор книги: Евгений Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 62 страниц)

Есть и более существенные свидетельства в пользу версии, что Багратион не участвовал в событиях 1785 года: в послужных списках нижних чинов, переведенных из Астраханского в Кавказский полк, указано «несчастное дело 15 июня 1785 года под деревней Алдиной за рекою Сунжею», но в формуляре Багратиона такой записи нет. И все же я склонен допустить, что Багратион участвовал в борьбе с Шейхом Мансуром. Он продиктовал в свой формулярный список следующий текст: «…того года в Кизляре при разбитии оного», то есть Шейха Мансура. Эти сведения кажутся вполне достоверными. Действительно, после воодушевляющей победы над Пьери многотысячные отряды Шейха Мансура двинулись на Кизляр и подступили к крепости 15 июля. Однако взять ее горцы не смогли, хотя овладели одним из удаленных от нее редутов. Окончательно войска повстанцев были отброшены в конце августа, а в октябре 1785 года генерал П. С. Потемкин начал массированное наступление на Шейха Мансура и вытеснил его из Кабарды, где тот надолго обосновался.

С оставшимися в живых солдатами и офицерами расформированного после всей этой истории Астраханского полка Багратион в июне 1786 года попал на службу в новый Кавказский мушкетерский полк, в котором и прослужил, поднимаясь по служебной лестнице от прапорщика (в 1787 году) до секунд-майора (1791). Однако в формулярах Багратиона за 1786, 1788, 1790 годы в графе об участии в боевых действиях значится: «Не бывал». Известно, что в 1787 году он выполнял особое поручение: «В комплекте находился у его светлости князя Потемкина-Таврического с посланником Али Магомет-хана персидского с 1787 июня 24». Л. Л. Ивченко справедливо полагает, что, возможно, Багратион кроме грузинского языка (на котором сохранились его письма) знал персидский язык (о знании этого языка упоминал в своей челобитной отец Багратиона), почему и оказался среди людей, сопровождавших персидского посла в поездке по России. Возможно, что именно тогда Багратиона стала тянуть наверх могучая рука, и начало этому возвышению положила словечком, замолвленным за молодого человека, княгиня А. А. Голицына. Получается, что Багратион находился в командировках, а в полку, участвовавшем в боях, не бывал. Тщательно изучивший все формулярные списки Багратиона 3. Д. Цинцадзе приходит к выводу, что «до 1794 года в послужных списках П. И. Багратиона отсутствуют сведения о его участии в боях во время службы на Кавказе. Впервые такие записи появились в Софийском карабинерном полку в сентябре 1795 года: “1783-го года на Кавказской линии при разбитии чеченцев и черкесов…”… С этого времени сведения переписываются во все последующие послужные списки, только неясно, в каких конкретно боевых делах отличился П. И. Багратион»31.

В итоге, 3. Д. Цинцадзе солидаризируется с утверждением Поликарпова, что, «согласно ранним послужным спискам, боевое крещение П. И. Багратион принял не в 1783, а в 1788 году под турецкой крепостью Очаков». Любопытно, что Багратион был награжден не сразу в день штурма, как об этом писали во многих его биографиях, а полгода спустя, когда командир Кавказского мушкетерского полка получил сообщение, что 31 мая 1789 года Багратион «произведен его светлостью… генерал-фельдмаршалом, светлейшим князем Потемкиным-Таврическим за заслуги и храбрость, ознаменованные в день штурма Очаковского, из подпоручиков в капитаны». Обычно представления к наградам поступают снизу вверх, ог полковых и корпусных командиров. В случае же с Багратионом было наоборот, причем князь Петр прыгнул в капитаны, минуя чин поручика. Значит, участвуя в штурме Очакова 6 декабря 1788 года, он чем-то особо отличился. Во многих биографиях Багратиона об этом эпизоде – участии его в осаде и штурме Очакова – написано кратко, гладко и без деталей: «Во время штурма Багратион проявил большую храбрость. Он отважно сражался с турками и в числе первых ворвался в крепость». Так писал полковник И. И. Ростунов в 1957 году. «Боевое крещение Петр Багратион, как свидетельствуют ранние послужные списки, принял в 1788 году, участвуя в осаде и штурме крепости Очаков (6 (17) декабря 1788 г.) и проявив при этом большую храбрость. Отважно сражался он с неприятелем и в числе первых ворвался в крепость. Подвиг был замечен главнокомандующим русскими войсками Г. А. Потемкиным», и Багратион был произведен из подпоручиков в капитаны. Так пишет подполковник З. Д. Цинцадзе14. Так и хочется сказать: «Господа офицеры, военные историки! Я, как и вы, не сомневаюсь в отваге и храбрости Багратиона, которые он многократно подтверждал на поле боя, допускаю, что он мог одним из первых ворваться во вражескую крепость, но все-таки сообщайте, откуда вы узнали, что Багратион “в числе первых ворвался в крепость” и при каких обстоятельствах его подвиг был замечен Потемкиным: вы ведь наверняка знаете, как часто главнокомандующие подписывают наградные представления скопом, разом».

И. И. Ростунов писал далее: «После взятия Очакова Багратион возвратился на Кавказ, где принимал участие в военном походе 1790 г.». Хотя ссылки и нет, но наверняка автор опирался на строчку формуляра 1811 года: «1790-го, в Кавказе, при покорении чеченцев». Однако в формулярном списке полка за 1790 год отмечена очередная командировка Багратиона: он находится в распоряжении генерал-аншефа (позже – фельдмаршала) графа И. П. Салтыкова «на бессменных ординарцах»15, когда тот после участия в боевых действиях на Финляндском театре военных действий был откомандирован в Кубанский корпус36. Заметим попутно, что адъютант, ординарец командующего на войне – это вовсе не синекура, а очень опасное для жизни молодого человека место. (Впрочем, как заметил на полях рукописи этой книги В. В. Лапин, «в практике награждений наблюдается выделение в представлении кого-то “первого” (это дается более развернутым и нетрафаретным текстом), а затем все другие идут скопом. При этом очень трудно, практически невозможно, объяснить выбор начальства – что это: подвиг, протекция или знак судьбы».)

После этого капитан Багратион состоял в штате Кавказского мушкетерского полка недолго – до 30 июля 1791 года, а затем был переведен в сверхкомплект Киевского конно-егерского полка в чине секунд-майора, о чем есть записи в формулярах за несколько месяцев 1792 года37. О его службе в этом полку почти ничего не известно, кроме того, что 26 ноября 1793 года он получил очередной чин премьер-майора с переводом, как утверждает Н. П. Поликарпов, в Переяславский конно-егерский полк38. 4 мая 1794 года Багратион был определен в Софийский карабинерный полк командиром эскадрона, а 15 октября 1794 года – не прошло и года после получения чина премьер-майора – он стал подполковником. Но это возвышение было уже наградой за участие в штурме Праги.

Итак, следует прояснить нашу позицию. Вслед за Н. П. Поликарповым, Л. Л. Ивченко и З. Д. Цинцадзе нельзя не заметить, что первоначальные служебные успехи Багратиона, вопреки сложившейся в биографических работах традиции, не были связаны с тем, что он непрерывно «тянул лямку» на Кавказе, воевал с горцами, как об этом записано в его позднейших, уже генеральских формулярных списках. И. С. Тихонов убежден, что Багратион, несомненно, участвовал в боевых действиях на Кавказе в 1783 и 1785 годах: как писал исследователь в заметках на рукописи данной книги, он «знает об этом документально, а с остальными датами (1784, 1786, 1790) пока до конца не ясно». И хотя документальных доказательств знаток жизни Багратиона не представил, у меня нет оснований ему не верить – даже известные отрывочные сведения все-таки позволяют считать, что Багратион в первой половине 1780-х годов на Кавказе воевал. Но кавказская служба только отчасти стала трамплином для его выдающейся карьеры.

Лев Толстой, характеризуя в своем бессмертном романе «Война и мир» Багратиона как «простого, без связей и интриг русского солдата», глубоко ошибался. Для нас нет сомнений, что успех первоначальной (подчеркиваю – первоначальной!) карьеры Багратиона связан не только с воинскими подвигами на Кавказе и под Очаковом, но и с мощной протекцией, которую ему оказывали влиятельные при дворе и в армии люди, заинтересованные в продвижении одного из многочисленных Багратионов. Так было не только с князем Петром. Без чьей-либо протекции, поддержки на государевой службе выдвинуться сложно. Но многие из выдвинувшихся благодаря протекции получали чины, ордена, а потом исчезали в море посредственностей. В случае с Багратионом его покровители не ошиблись – выдвинувшись в первый эшелон военачальников, Багратион ярко проявил свои выдающиеся способности полководца.

Глава вторая
Рядом с Суворовым

Натиск республик

Конец XVIII века был временем триумфа революционной Франции, которая стремительно распространяла по всей Европе свое влияние – или «заразу», как говорили ее враги, – причем преимущественно на штыках своей армии. После прихода к власти Директории французская экспансия усилилась и вскоре привела к победному шествию республиканской формы правления по Европе. Один за другим рушились королевские и княжеские троны. В 1797–1798 годах в Италии возникли несколько республик: Цизальпинская (Ломбардия, Модена, Феррара, Болонья, Равенна), Лигурийская (Генуя, Лукка), Римская (из Папской области, сам папа Пий VI был отвезен во Францию), Парфанопейская (Неаполь), Тосканская. А некоторые области попросту были оккупированы французами (Пьемонт и др.). К этому нужно добавить «успех» республиканцев в Голландии (Батавская республика) и Швейцарии (Гельветическая республика). Полное подчинение этих республик Франции и тесная связь с ней ни для кого не были тайной – Французская республика называлась их «матерью». Нельзя сказать, что монархическая Европа не боролась с «заразой», но борьба эта была безуспешна. Австрия, составлявшая сердцевину Германской империи, показала свою полную несостоятельность и неудачно пыталась воевать, а потом договориться с Францией, чем оттолкнула от себя германские государства, которые также подпали под влияние Франции.

Лишь к концу своей жизни Екатерина Великая изменила взгляд на проблему «революционной заразы», которая поначалу казалась ей неопасной для России. Незадолго до смерти, осенью 1796 года, она решила послать на помощь Австрии, терпевшей военные неудачи в борьбе с Францией, вспомогательную армию под командованием А. В. Суворова. Пришедший к власти Павел I, как известно, действовал во всем не по матушкиным началам и решил не вмешиваться в творившиеся в Европе события. Но, будучи монархистом до мозга костей, он продержался недолго, и как только французы принялись хозяйничать на Средиземном море, где у России были собственные интересы и даже собственная колония, Павел оскорбился и осерчал. Окончательно вывело его из себя то, что Бонапарт во время экспедиции в Египет посмел захватить Мальту, принадлежавшую Ордену иоаннитов – чудом сохранившемуся средневековому реликту. Павел, рыцарь по духу, выказал особое сострадание к собратьям-рыцарям и в ноябре года принял (не совсем законно) звание Великого магистра Ордена святого Иоанна Иерусалимского. Кроме того, французы взяли под свое крыло бежавших от русских штыков во время Третьего раздела Польши в 1794 году польских эмигрантов и вооружали армию генерала Домбровского. Это вызывало крайнее раздражение Петербурга. Со своей стороны, французские республиканцы негодовали на то, что Россия дала убежище французским эмигрантам, формировавшим на русские деньги корпус под командой принца Конде, и пригрела короля Людовика XVIII, который хотя и бедствовал, но все-таки находился в безопасности, живя в Митаве. Словом, в году образовалась антифранцузская коалиция в составе Англии, Австрии, Неаполя, России, а также Турции, обиженной на Францию за захват Египта Бонапартом. Целью было «принудить Францию войти в прежние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие». Вскоре русские войска численностью 65 тысяч человек под командованием генерала Розенберга вошли в Австрию, и это тотчас привело к разрыву французами ведшихся тогда с австрийцами переговоров. Наиболее острой для Вены оказалась ситуация в Италии, где австрийское влияние было полностью подавлено французами. Более того, именно через Северную Италию Директория намеревалась ударить прямо по Вене. Павел же, настроенный против оскорбителей благородных мальтийских рыцарей, был готов бросить своих солдат в любую часть Европы, лишь бы отомстить «безбожным французишкам». Поэтому он согласился с тем, чтобы русские войска действовали совместно с австрийскими в Италии.

«Князь Петр? Это ты, Петр»

В это время великий русский полководец А. В. Суворов сидел в селе Кончанском, в ссылке, куда его, как принято считать в биографической литературе, отправил император Павел, недовольный резкими высказываниями фельдмаршала о порядках, которые император стал наводить в армии, уничтожая в ней «потемкинский дух». Но слава Суворова была огромна, имя его еще с турецких войн помнили в Австрии, и одним из условий, на которых Вена соглашалась принять нежданную русскую военную помощь, было назначение главнокомандующим русской армией фельдмаршала Суворова. Как ни гневался государь на 70-летнего Суворова, он был вынужден извлечь его из ссылки, призвал ко двору, как тогда говорили, обласкал и при этом изрек: «Веди войну по-своему, как умеешь», что для Павла было верхом снисходительности. Суворов тотчас отправился в Вену, куда и прибыл 14 марта 1799 года.

Следует отметить, что Суворов никогда не был просто военным и просто полководцем. Он интересовался политикой, был в курсе всех политических новостей, читал немецкие, французские, польские и иные газеты, имел собственные воззрения на происходящее в Европе и со свойственной ему страстностью остро отзывался на события, потрясавшие тогдашний мир: «Бонапарте концентрируется… Провада пропала, святейший отец в опасности. Альвинпий к Тиролю, дрожу для Мантуи, ежели эрцгерцог Карл не поспеет», и т. д.1 Он внимательно следил за успешными походами Бонапарта в Италии в 1796–1797 годах, великолепно знал историю войн за Италию от похода Ганнибала до принца Евгения Савойского. Стоит ли говорить о том, что по своим взглядам Суворов являл собой образец примерного монархиста и в своих письмах и проектах настаивал на необходимости, пока не поздно, дать отпор распоясавшимся «карманьольцам», «безбожным, ветреным, сумасбродным французишкам». И вот судьба предоставила ему возможность исполнить желаемое. В Вене Суворова встречали с почтением, сразу же присвоили звание фельдмаршала австрийской армии, его принял император Франц. Однако, тоже сразу, начались трения с австрийской военной бюрократией в лице знаменитого гофкригсрата – придворного военного совета, который безуспешно требовал, чтобы Суворов представил на утверждение подробный план военных действий. Суворов отвечал уклончиво, говорил, что будет смотреть на месте по обстоятельствам и кончит кампанию «где Богу угодно будет». Это огорчало и настраивало против него педантичных австрийских генералов и в конечном счете привело к конфликту. Во-первых, Суворов, имея огромный опыт полководческой деятельности, был убежден в бесполезности заранее согласованных, детальных, коллегиально утвержденных планов кампаний. Он считал, что нужны лишь самые общие предначертания, ясные общие цели – а далее все зависит от гения полководца и судьбы. Он не скрывал, что его конечной целью является Париж, восстановление во Франции монархии. Во-вторых, он стремился получить максимум свободы в ведении военных действий и открещивался от всякой опеки, контроля, тем более если этим занимались люди, которых он считал ниже себя по талантам и знанию военного дела, – а за таковых он принимал почти всех. Позже, в 1805 году, Кутузов избрал, вероятно, самую эффективную в тех же условиях тактику: он во всем соглашался с предложениями и указаниями гофкригсрата, а действовал по-своему, ссылаясь затем на военные обстоятельства, менявшие планы. Но Суворов был иным человеком и не церемонился с австрийским военным руководством, почему и нажил себе довольно скоро смертельных врагов в их среде. Особенно возмущался Суворовым барон И. Ф. А. Тугут – военный министр, глава гофкригсрата и очень влиятельный при императорском дворе вельможа. Впоследствии это противостояние сослужило Суворову плохую службу.

Двадцать четвертого марта Суворов выехал из Вены и в начале апреля оказался в Вероне, где уже находился корпус А. Г. Розенберга. Автор книги «Рассказы старого воина о Суворове» Я. М. Старков со слов князя Багратиона описывает, как Суворов в штабе Розенберга знакомился с генералитетом. Всех поразила экстравагантная манера главнокомандующего. Он стоял с закрытыми глазами, и когда Розенберг называл имена генералов, ему незнакомых, открывал глаза и говорил: «Помилуй Бог! Не слыхал! Познакомимся!» Только трижды он оживился – при именах Ивана Меллера-Закомельского, Михаила Милорадовича и Петра Багратиона: «“Генерал-майор Милорадович!” – продолжал Розенберг. – “А! А! Это Миша! Михайло!” – “Я, ваше сиятельство!” – “Я знал вас вот таким, – сказал Суворов (показывая рукою на аршин от пола), – и едал у вашего батюшки Андрея пироги. О! Да какие были сладкие. Как теперь помню. Помню и вас, Михайло Андреевич! Вы хорошо тогда ездили верхом на палочке! О! Да как же вы тогда рубили деревянной саблею! Поцелуемся, Михайло Андреевич! Ты будешь герой! Ура!” – “Все мои усилия употреблю оправдать доверенность вашего сиятельства”, – сказал сквозь слезы Милорадович. “Генерал-майор князь Багратион!” – проговорил Розенберг. Тут отец наш Александр Васильевич встрепенулся, открыл глаза, вытянулся и спросил: “Князь Петр? Это ты, Петр? Помнишь ли ты… под Очаковым! С турками! В Польше!” И с распростертыми руками подвинулся к Багратиону, обнял его и, поцеловавши в глаза, в лоб, в уста, сказал: "Господь Бог с тобою, князь Петр! Помнишь ли [2]2
  В исходнике отсутствует часть текста – прим. верстальщика


[Закрыть]

А“ – ”Нельзя не помнить, ваше сиятельство! – отвечал Багратион со слезами на глазах, – нельзя не помнить того счастливого времени, в которое служил под командою вашею“. – ”Помнишь ли походы“ – ”Не забыл и не забуду, ваше сиятельство!“»2. Припомним, что на груди Багратиона висел так называемый «штурмовой очаковский» крест «За службу и храбрость».

Обычно в книгах о Суворове и Багратионе это место воспроизводится без комментариев. Между тем они напрашиваются сами собой. Известно, что Багратион и Милорадович впоследствии были в недружественных отношениях, и в этом рассказе Багратиона, записанном много лет спустя, Милорадович предстает в довольно забавном виде – верхом на палочке, с деревянной саблей. Этим пассажем облик соперника Багратиона, ставшего генералом раньше, чем он, явно принижался, тогда как все, что было якобы сказано Суворовым Багратиону, возвышало последнего. При этом заметим, что воспоминания о совместных с Багратионом походах в устах Суворова звучали весьма неопределенно, расплывчато. Известно, что осада Очакова в 1788 году была, пожалуй, самым неудачным предприятием в карьере Суворова. Он командовал левым флангом осаждающего Очаков корпуса и 27 мая, отражая вылазку турок, без приказа главнокомандующего Г. Потемкина ввязался в серьезный бой с вышедшим из крепости отрядом. Потемкин четырежды приказывал Суворову прекратить сражение, но тот закусил удила – хотел сам достичь успеха после многомесячной осады, которую вел Потемкин, и в ответ на запросы встревоженного главнокомандующего дерзко отвечал: «Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу». В результате разгоревшегося сражения с превосходящими силами турок Суворов был ранен в шею, а отряд его, к радости осажденных, позорно бежал от крепости. Через несколько дней Суворов уехал из-под Очакова и переправился через лиман в Кинбурн, где лечил свою рану. 18 августа в Кинбурне с чудовищным грохотом взорвалась лаборатория по зарядке бомб, Суворов снова был ранен и вообще чудом не погиб. До штурма 6 декабря – кровопролитного конца тяжелейшей, невероятно затяжной осады, которую П. А. Румянцев язвительно называл «Осадой Трои», Суворова не было в осадном корпусе, он сидел в отдалении, в Кинбурне, и болел. Кажется сомнительным, чтобы он в то неудачное для него время водил знакомство с неким прапорщиком Кавказского мушкетерского полка князем П. И. Багратионом. Впрочем, и такое возможно – известно, что у Суворова была феноменальная память на лица своих сослуживцев, в каком бы звании они ни были – главное, чтобы они были герои. Правда, в документах и литературе об участии Багратиона в осаде Очакова сказано очень скупо, сведения об этом основаны, прежде всего, на его уже упомянутом формулярном списке 1811 года: «1788-го (года) в кампании и на штурме Очакова»3. Немаловажно и известие о том, что как раз под Очаковом был смертельно ранен командир Ярославского полка полковник Александр Александрович Делицын – внебрачный сын екатерининского вельможи князя А. М. Голицына и муж Анны Александровны, урожденной княжны Грузинской. Зная характер Багратиона, не приходится сомневаться, что он (если, конечно, позволила судьба) был связан с мужем своей благодетельницы и принял участие в его посмертной судьбе. Как уже говорилось выше, впоследствии Багратион навсегда уехал с Кавказа и с 28 июня 1792 года оказался на службе в чине секунд-майора Киевского конно-егерского полка. Встреча Багратиона с Суворовым в тот период также была маловероятна – Суворов в это время занимался военными укреплениями в Финляндии.

В мае 1794 года в судьбе Багратиона произошло важное событие – он был переведен в Софийский карабинерный полк. Этот полк получил свое название по городку, расположенному под Царским Селом (София некогда была даже уездным городом). И хотя он не был гвардейским и в то время не квартировался под Царским Селом, а находился в связи с происходившими в Польше событиями в Киеве, а потом был отправлен в Польшу, Софийский полк был все-таки привилегированным в сравнении с Киевским конно-егерским и уж тем более Кавказским мушкетерским. Как Багратион оказался в этом приметном полку, можно не гадать – командиром его был князь Борис Андреевич Голицын, второй муж княгини Анны Александровны. С этим полком Багратион и принял участие в польской кампании 1794 года.

Будем помышлять о Праге

Как раз во время кампании в Польше у Багратиона и появилась возможность поближе познакомиться с Суворовым, хотя прямых свидетельств этого знакомства не сохранилось. Драматические события в Польше были напрямую связаны с Третьим разделом Речи Посполитой, который привел к уничтожению польской государственности и фактическому упразднению польской монархии. Поводом для начала восстания стала попытка русской администрации в Варшаве разоружить и резко сократить численность польской армии, что для поляков – офицеров и солдат – было грубым оскорблением, ведь армия и военное дело всегда почитались в Польше. Кроме того, разоружение войск грозило смешать карты польским заговорщикам во главе с Тадеушем Костюшко, готовившим восстание против русских и австрийских оккупантов. В марте 1794 года восстание вспыхнуло в Кракове, жители города провозгласили Костюшко главнокомандующим вооруженными силами республики. Вскоре восстание охватило всю Польшу. Поначалу русское правительство не оценило должным образом угрозы своему господству, и только тогда, когда восстание началось в Варшаве и русский гарнизон с большими потерями вырвался из враждебного города, в Петербурге было решено принять срочные меры и подавить мятеж. Но это оказалось непросто – восстание было мощным, патриотический настрой и воля к победе у поляков оказались очень высоки, в войне участвовали не только армия и шляхта, но и крестьяне, вооруженные косами (так называемые косинеры). Весной и летом 1794 года изменить ситуацию в свою пользу русскому командованию никак не удавалось даже при помощи союзников – австрийцев. Правда и то, что в военном отношении организация борьбы с восставшими была малоэффективной. Не было ни единого главнокомандующего, ни общего экспедиционного корпуса, ни согласованных действий. Да и поляки вели войну как регулярную, так и партизанскую. Огромные силы русской армии тратились на удержание городов и зачастую малоэффективную погоню за мелкими партиями мятежников, которые, великолепно зная местность, успешно уходили от преследования. Формально всеми войсками в Польше командовал генерал-аншеф князь Н. А. Репнин, давний недоброжелатель Суворова. Он довольно долго находился в Риге – вдали от театра военных действий, и руководил войсками по переписке. К подавлению восстания был привлечен также со своей армией фельдмаршал П. А. Румянцев, стоявший на Украине, но и он находился далеко от Варшавы и Кракова и непосредственного участия в боевых действиях не принимал. Суворов, получив приказ Румянцева о выступлении в Польшу (сам он был в Немирове), имел под рукой не более четырех с половиной тысяч человек. С ними он в середине августа 1794 года и выступил к границе. Затем, по дороге, его силы увеличились за счет присоединения отрядов генералов Дерфельдена и И. И. Моркова. Как раз в корпусе Дерфельдена, точнее в авангарде этого корпуса, которым командовал брат фаворита императрицы Платона Зубова Валериан Зубов, и воевал со своим полком князь Багратион. Он был в Польше уже летом 1794 года и участвовал в нескольких карательных акциях против мелких отрядов армии, шляхты и косинеров.

В своем формулярном списке 1811 года Багратион по этому поводу сообщал: «1794-го (года) в Польше, июня 25-го с отряженною от господина генерал-поручика графа Зубова вперед командою при местечке Бресте при прогнании с большим уроном неприятеля; 7-го июня, при местечке Седлицах, при разбитии сбирающихся в том местечке польских войск, где и взял в плен до несколько человек; 26-го командирован с 50-ю карабинерами в местечко Дерячин расстоянием от лагерного расположения в двух милях вперед, для доставления в корпус фуража, но по нечаянности встретил неприятеля в числе 150 ч(еловек) народовой кавалерии, на коего ударил тотчас, врезался в средину и совершенно его разбил, положа на месте до 100 человек, последних при одном поручике, одном хорунжем и двумя товарищами забрал в плен». Далее дается описание еще трех подобных боев. Из всего этого следует, что премьер-майор князь Багратион командовал эскадроном полка и операции, им проводимые, были по масштабу незначительными. Правда, 23 сентября при Сокольне произошел достаточно крупный бой с шестью эскадронами регулярной польской кавалерии, закончившийся победой Багратиона, взявшего в плен майора и 50 человек «разных чинов». 13 октября 1794 года эскадрон Багратиона имел дело с польским ополчением и партизанами-косинерами: «При местечке Броке с одним эскадроном, в дремучем лесу, первоначально врезался в толпу, состоящую до 1000 человек и с одною пушкою, разбил фронт и обратил в бегство, на месте положил до 300, взял в плен 250 и с офицером, где и пушку оставили»4.

Тем временем Суворов, войдя в Польшу, действовал стремительно и в первой половине сентября нанес разным польским отрядам пять поражений подряд. После этого наступило некоторое затишье. Суворов был чрезвычайно недоволен тем, что генерал Репнин отказывался переподчинить ему корпус Дерфельдена. Без этого корпуса Суворов долго не соглашался выступать из Бреста, который он сделал своей ставкой, к Варшаве. Он вообще был недоволен действиями генерала Дерфельдена. 4 октября 1794 года Суворов писал Румянцеву: «Генерал-поручик Дерфельден своим томным маршем к Гродне и несамовластным решением поражения неприятеля, кроме стычек, допустил оного уйти, остановясь тамо в ожидании повеления»5. Как раз в подобных стычках и участвовал Багратион. Важно и другое: под непосредственным командованием Суворова корпус Дерфельдена оказался лишь в середине октября, когда по его приказу Дерфельден выступил из Браньска следом за уходившим от него польским корпусом генерала Станислава Мокрановского («Я ему подтвердил, чтоб он поспешно его нагонял и поразил», – писал в своем рапорте Суворов). Дерфельден настиг Мокрановского при переправе через Буг, сумел «ухватить за хвост» польский корпус и нанес ему поражение. Тогда же, как сообщал Суворов Румянцеву, «ранен ядром генерал-майор граф Валериан Зубов и отнята нога ниже колена»6. Как уже сказано выше, В. А. Зубов был непосредственным начальником Багратиона, и тот наверняка участвовал в боевых действиях на Буге. Упомянутое в формулярном списке Багратиона сражение 13 октября при местечке Броке явно относится к операциям корпуса Дерфельдена против Мокрановского. Именно об этом деле 15 октября писал Суворов Румянцеву: «Генерала-поручика Дерфельдена авангард под командою генерала-майора графа Валериана Зубова две мили за Броком разбил неприятельский авангард, положил на месте сего Мокрановского корпуса более 300 человек, и отбита медная 3-х фунтовая пушка, в плен взято: офицеров 15, нижних чинов и рядовых 155»7. При сопоставлении формуляра Багратиона и письма Суворова видно, что речь идет об одном и том же деле, хотя имя Багратиона в рапорте Суворова не упоминается. И в этом случае, конечно, нельзя сказать, что Багратион действовал под командованием Суворова – над ним были Зубов и Дерфельден. Но несомненно, что имя Багратиона было знакомо Суворову, ибо как раз за дело под Броком князя Петра произвели в подполковники, и Суворов должен был подписать соответствующий приказ или, по крайней мере, представление Румянцеву.

При последовавшем вскоре штурме Праги – предместья Варшавы на правом берегу Вислы – Суворов и Багратион были уже недалеко друг от друга. К Праге русская армия Суворова подошла в середине октября, и 19 октября генералитет провел рекогносцировку укреплений поляков. Из рапорта Суворова Румянцеву от 19 октября 1794 года следует, что как раз в тот день Суворов ожидал прибытия корпуса Дерфельдена, чтобы всерьез «помышлять о Праге». Итак, Багратион мог оказаться под Прагой и, возможно, увидеть вблизи Суворова никак не ранее 19 октября. Именно под стенами Праги Багратион мог впервые – причем довольно глубоко – познакомиться с боевыми принципами, которые исповедовал Суворов.

Известно, что в войска, составлявшие осадный корпус, были присланы распоряжения и диспозиция Суворова к штурму Праги. В приказе о подготовке войск к штурму говорилось: «Завтра же надобно нарядить для обучения в обоих корпусах: носить лестницы, фашины, плетни, приставлять их к дереву, лазать на оные, как стрелкам стрелять по головам, а другим запретить, как плетни бросать на ямы волчьи и фашины врозь; экзерцировать так, как под Измаилом. В обоих корпусах завтра учиться». Не менее выразительна была и диспозиция к штурму Праги, в которую, кроме практических распоряжений, был включен некий эмоциональный призыв, наставление: «1. Взять штурмом прагский ретраншамент. И для того: 2. На месте полк устроится в колонну поротно. Охотники со своими начальниками станут впереди команды; с ними рабочие. Они понесут плетни для закрытия волчьих ям пред вражеским укреплением, фашинник для закидки рва и лестницы, чтоб лезть из рва чрез вал. Людям с шанцевым инструментом быть под началом особого офицера и стать на правом фланге колонны. У рабочих ружья чрез плечо на погонном ремне… 3. Когда пойдем, воинам идти в тишине, не говорить ни слова, не стрелять. 4. Подошед к укреплению, кинуться вперед быстро, по приказу кричать “Ура”. 5. Подошли ко рву – ни секунды не медля, бросай в него фашинник, опускайся в него и ставь к валу лестницы; охотники, стреляй врага по головам. Шибко, скоро, пара за парой лезь! Коротка лестница? Штык в вал, – лезь по нем, другой, третий. Товарищ товарища обороняй! Ставши на вал, опрокидывай штыком неприятеля – и мгновенно стройся за валом. 6. Стрельбой не заниматься, без нужды не стрелять; бить и гнать врага штыком; работать быстро, скоро, храбро, по-русски! Держаться своих в средину; от начальников не отставать. Везде фронт. 7. В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать. 8. Кого из нас убьют – царство небесное, живым – слава!» В особом дополнении к диспозиции Суворов дал специальный русско-польский словарик, который можно назвать словарем победителя: «…“Згода!” – пардон; “Отруць бронь” – брось оружие. Кои положат ружья, тех отделить: “Вольность!” – пашпорты! Кои же нет, с теми по первому поступать: бить! Кончить в час. Цыдули присылать чрез гри часа. Строго упоминаю: операцию вести быстро, ударь холодным ружьем, догонять, бить военною рукою. Принуждать к сдаче и дотоле не отдыхать, доколе все мятежники взяты не будут»8.