Текст книги "Жертва ума (СИ)"

Автор книги: Евгений Кострица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

  Солнце тоже вело себя несколько странно – едва взойдя, оно стремительно бежало по небу, норовя уже скрыться. Стало снова темнеть, но все это, почему-то их теперь не смущало. Скай завороженно смотрел на переливы жара сгорающих дров, которые все более толстым слоем расползались поближе к ногам, грозя превратить их в раскаленные угли.

  Все это время, они сидели в полной молчании, наслаждаясь покоем. Осквернять хрустальную, ясную тишину разговором, казалось кощунством. Время стало вязким и осязаемым, приобретя упругую плотность, словно они сидели на дне аквариума с жидкой и прозрачной резиной.

  Наконец, у помощника слева, видимо затекла рука держать уже давно остывшую кружку с чаем, и он отдал ее Скаю. Немного отхлебнув, тот погоняв крепкий и приятный напиток во рту, передал ее дальше своему соседу направо.

  Что-то тут не сходилось, но ум, видимо, под влиянием этого зелья, никак не мог понять, что именно. Все было на своих местах, ничего не изменилось – костер, дрова, пещера, ночь. Снова ночь. Осознание ненормальности такой быстротечной реальности, начало потихоньку настораживать его, с большим трудом возвращая ум в рабочее состояние. Определенно, старик знал толк в чае.

  Скай медленно повернул голову влево – его товарищ сонно клевал носом и видимо, был с ним полностью с этим согласен. Понимание того, что он не знает, кто тогда его сосед справа, вдруг накрыло мозг волной леденящего ужаса. Обернуться, чтобы попытаться рассмотреть его лицо в пляшущих тенях пламени костра – было невыносимо страшно.

   Некоторое время, Скай собирался с духом, стараясь равномерно и глубоко дышать. Все равно придется сделать это, оттягивать жуткий момент далее, уже было невыносимо.

  Решившись, он осторожно развернул свое тело направо. Явно пародируя это движение, сосед сделал то же самое, медленно повернувшись к нему. Скай со страхом поднял глаза – ему в лицо, уже более не сдерживая смех, хохотал Флавий. Это было невероятно – мумия в углу была на том же самом месте.

  На первый взгляд, учитель выглядел как обычно. Необычно же было то, что сейчас он смеялся. При жизни, таким его, Скай видел лишь пару раз. Похоже что, мертвым в это непростое время, быть веселее...

  Присмотревшись, он все же нашел в нем нечто странное. Через учителя слегка просвечивал задний план, словно он был неплотным, состоя из какой-то разреженной субстанции. Но проверять сейчас это, и ощупывать Флавия, все же не стал. Возможно, это лишь галлюцинация, вызванная наркотическим эффектом этого зелья.

  Скай перевел взгляд на растерянного помощника. Можно было даже не спрашивать о его впечатлении. Если они видят учителя оба, то это не может быть просто иллюзией. О возможности столь одинаковых глюков у людей, он ранее никогда не слышал.

  – Скай, я сдержал свое слово, – сказал Флавий уже совершенно серьезно.

  Он снова выглядел сурово и строго, именно так, каким его помнили. Вид смеющегося и полупрозрачного учителя, невольно подводил Скайя к выводу о собственном сумасшествии. Действительно, в прошлый раз, он обещал ему еще раз увидеться, но не говорил, что это будет встреча с живым человеком. Скай решил помолчать, подождав его разъяснений, и не был уверен, сможет ли сейчас вообще говорить. Зелье, видимо, все еще действовало, а стремительный забег солнца по небосводу, поселил в уме неуверенность в своем психическом состоянии, по крайней мере, в этот момент.

  – У меня есть план. Вы совершенно спокойно доберетесь до места, взяв сейчас столько продуктов, сколько сможете унести, – уверенно произнес учитель, смотря ему прямо в глаза.

  – Как? – не выдержал Скай.

  Конечно же, он полностью доверял учителю и не задумываясь, выполнил бы любое его желание, каким бы, оно не было. Флавий уже сотни раз доказывал свою мудрость и прозорливость, читая мысли людей и ход событий, словно открытую книгу. Скай не знал других людей такого масштаба и силы, не сомневаясь ни на секунду, что если учитель действительно хотел бы захватить власть в анклаве, то давно бы уже сделал это. Флавий, будто бы видел все на десятки, если не на сотни лет вперед, и у Скайя иногда складывалось впечатление, что этот мир его интересует меньше всего, а настоящая цель, где-то в далеких и чужих измерениях. Хотя, он полностью отдавал себе отчет в том, что просто боготворил наставника, невольно приписывая ему, практически божественные качества и силы.

   Но сейчас, Скай действительно не понимал, как это все осуществить, если только учитель сейчас с треском и пламенем не ударится оземь, и обернувшись огромной птицей, не отвезет их на широкой пернатой спине со всей их поклажей, прямо ко входу в тот вонючий подвал. Он бы, наверное, не удивился и этому, но более реального варианта,пока на ум не приходило. Возможно, для этого понадобится еще такой же мешочек чая. Хотя нет, после еще одного такого 'прихода', он бы просто уже никуда не полетел. Все уже и здесь, было бы просто прекрасно. Он бы, наверное и сам, уже смог бы поставить сюда всем портал.

  Его голова знакомо мотнулась от сильной затрещины, выбивая из себя последние остатки зелья и дурацких мыслей. Рука, несмотря, на кажущуюся прозрачность, оказалась узнаваемо твердой и сильной. Определенно, это был именно его учитель.

  – Не беспокойся, я все устрою, – невозмутимо ответил Флавий. – можешь считать меня теперь 'мирским защитником учения шенпо', если тебе так хочется. Хотя, скорее 'гневным'.

  Скай остолбенел. Так обычно называли могущественных духов, которые в силу принятых обетов, давали обещание приложить все свои силы для сохранения учения. Они не являлись 'просветленными существами' достигшей высшей степени реализации, но тем не менее, могли при обращении к ним, устранять препятствия, даровать особые способности, наказывать врагов учения или даже собственных, сбившихся с пути адептов. Им не следовало поклоняться, но все же требовалось задабривать и они могли быть чрезвычайно опасными. Если это действительно так, то при правильном применении столь мощного 'инструмента', линию 'шенпо' ожидал небывалый расцвет.

  – Ты должен будешь собрать тех кто остался и перевезти мои останки в город, положив начало новой традиции с особым ритуалом. Все детали я сообщу твоему напарнику, – учитель кивнул на онемевшего помощника. – Он будет первым Оракулом. Я буду поддерживать связь через него. Но помни, что именно ты, а не эта куча костей в углу, будешь связан со мной и только через тебя, все это станет возможным.

  Скай понял это так, что только он сам, является обязательной частью процесса. Мумия, представляла собой лишь декорацию для поклонения. Оракул же, будет входить в транс, проводя ритуал. Пока, все это представлялось достаточно сложным и запутанным, но о деталях можно позаботиться позже.

  – Но прежде, я хочу, что ты понял суть. Как видишь, анклав сейчас нуждается в крепкой руке и сильной власти. Только так, здесь можно добиться порядка. По крайней мере, в ближайшее время. 'Санпе' оказались для этого слишком слабы и не справились, принеся нашим людям одни лишь страдания. Неся на себе бремя власти, необходимо брать и ответственность. При этом невозможно всем угодить – придется измазаться. В прошлый раз, я много говорил о мотивации. Иногда чтобы спасти человека, приходится отрезать гниющую руку. Но если врач думает лишь о его благе, то сделает это, несмотря на все проклятия, которыми пациент его осыпает.

  Такое начало, не обещало ничего хорошего. Будущее уже не казалось столь же безоблачным, как тогда, когда Флавий только пообещал взять их под свою защиту. Оплата этих услуг могла оказаться непомерно большой, неприятно напоминая договор с дьяволом. У Скайя не было другого выхода, а если бы даже выбор и был бы, то он, все равно бы доверился Флавию.

  Тем временем, учитель продолжил:

  – Ты помнишь, в канонах есть история о том, что один монах, как-то попал на корабль, на котором скрывались убийцы. Невольно подслушав их разговор, он узнал о их плане убить всю команду, чтобы захватить судно. Перед ним стоял очень непростой выбор. С одной стороны, он давал обет не причинять страданий ни единому живому существу, даже ценой собственной жизни. Если бы он нарушил его, то несомненно, переродится в аду. С другой стороны, бездействуя, он обрекал всех на верную смерть и тогда в адском измерении, оказались бы уже его убийцы. Монах сделал свой выбор, убив их. Он пожертвовал собственным будущим и оказался в аду, но избавил людей от этой же участи. Они не смогли осуществить свое преступление и этим спаслись. Монах же, взял их грех на себя. Мораль тут в том, что если бы, он не убил их, то значит заботился лишь о себе, а вся его практика была лицемерна. Это не помогло бы ему справиться со своим эгоизмом. В ад, он бы попал и в этом случае, но уже из-за собственных действий обусловленных своим эгоцентризмом.

  Скай немного задумался над тем, что инстинкт самосохранения простого мирянина, как и обычное рассуждение человека, обычно считающегося 'здравомыслящим', в этом случае, точно бы совпали с результатом столь сложного выбора пресловутого монаха. Поступок был бы одним и тем же, а вот его результат для всех них, уже несколько разный. Хотя, нет – в аду он оказался бы при любом раскладе, будь это действия проистекающие от эгоизма, или с мотивацией 'для блага других'. Разница между ними, в этой ситуации, определялась лишь 'сроком заключения'. Но при обещанной интенсивности адских страданий, видимо, это могло иметь большое значение.

   Возможно, это была бы неплохая тема для курсовика на кафедре местного университета. Скай даже привычно зажмурился, готовый огрести очередную оплеуху за эту цепочку тупых рассуждений, но видимо, учителю сейчас было уже не до этого.

  – Ты должен будешь поступить точно так же. Единственный способ принести покой и порядок в эту землю, выглядит страшно. Но лишь это, в ближайшее время сохранит драгоценную дхарму, а многие люди сумеют обрести просветление. Иначе, все исчезнет и надежды не будет. Тьма очень надолго воцарится в мире, а свет учения, который только и может ее рассеять, будет уже недоступен, – продолжил Флавий.

  Для Скайя, вся жуть была в том, что несмотря на несколько пафосный и даже порой комичный стиль изложения, все сказанное выглядело правдой. Он совершенно точно был уверен, что именно так все и будет. Хотя, он в любом случае, считал все сказанное учителем 'истиной в последней инстанции', все же, эти слова для него обладали глубоким смыслом и внутренней логикой. С Флавием, сейчас нельзя было не согласиться, даже если он сам дал бы задание найти дыру в его рассуждениях.

  – Совершая ужасные преступления, ты не сможешь не изменится сам, со временем превратившись в чудовище. Любой кто борется с злодеем, добиваясь добра через зло – неминуемо сам в него превращается. Это будет твоя жертва, твоя ноша, твой путь. Мне тоже придется несладко, я залезу в ады, насколько смогу. Поэтому, ты должен будешь жертвовать мне очень хороших людей. Только так, мы сможем поддержать порядок и сохранить учение, – сказал учитель, уже видимо, не обращая внимания на глубокомысленные внутренние комментарии своего ученика, просто бросая свои последние слова в этот бестолковый ум, с надеждой, что они потом произведут нужный эффект.

  И с этим всем, Скай тоже не стал бы спорить. Никто бы не стал. Это был самый избитый и популярный сценарий бесчисленных 'оригинальных' сценариев, разнообразно обыгрывающих этот сюжет. Но, опять же, все это было 'истинно так'. Было бы глупо и самонадеянно тешить себя надеждой избежать этой же участи – незаметного и постепенного процесса. Нельзя проснуться 'чудовищем' уже утром, но со временем ты будешь все больше обрастать клочками его уродливой шерсти...

  – Доверься мне. Я знаю, что делаю, как бы это мерзко не выглядело. У тебя, в будущем будет любимая дочь. Со временем, она возглавит анклав и будет способна все сделать иначе, став Мастером, чье имя люди запомнят надолго. У нее будет хороший учитель, который освободит нас, сняв эту тяжелую ношу, а ей поможет обуздать собственный беспокойный ум. Пока же, нам придется побыть здесь злодеями... – голос учителя таял, словно источник звука погружался в бездонную страшную топь, куда даже просто заглянуть было уже нестерпимо жутко.

  На этом, видение для Скаяй стало гаснуть, медленно теряя глубину, четкость и цвета, чтобы снова стать мглой, растворяющей ум. Его уносило темным потоком, стирая воспоминания, мечты и надежды, словно этого человека никогда и не было ранее...

   26

  На алтаре безжизненно лежало тело человека, еще минуту назад, освещавшего этот проклятый храм мягким и теплым светом любящей доброты и сострадания. Было что-то глубоко несправедливое и противоестественное в том, что Нима уже не похлопает никого плечу, закатившись по-детски заразительным смехом. Это казалось полнейшим бредом, кошмарной галлюцинацией и нелепым розыгрышем. Такого не могло случиться в этом мире. Нигде не могло случиться. Никогда. Разум Хану отказывался во все это поверить.

  У него выступили слезы, а в ум начала возвращаться тупая боль в животе. Он успел полюбить этого невероятно мудрого человека. В храме была тишина, все сочувственно молчали. Но, город, словно злое и голодное чудовище, настоятельно требовал даже такой жертвы.

  Вдруг, почему-то всем стало ясно, что что-то пошло не так. Раздался странный треск, а мумия уронила на высохшую грудь свою уродливую голову. Шейные позвонки не выдержали и она упала вниз на плиту, рядом с телом, разбившись о нее вдребезги. Куда-то в угол полетели остатки зубов, а на месте падения взметнулось темное облачко пыли.

  Зал испуганно охнул. Оракул, громко воя про что-то свое, в отчаянии упал на колени. Мумия все оседала, проваливаясь внутрь себя, пока с шумом не исчезла в облаке пыли, а кости не разлетелись по залу. Случилось что-то совершенно немыслимое и ужасное. Ритуал более был невозможен, а город, по мнению этих людей, обречен.

  Все закричали и бросились к выходу, давя и втаптывая в пол тех, кто оказался на этом пути. С анклавом было покончено и народ спешил покинуть проклятый город, торопясь вывезти до темноты из него своих близких. В дверях немедленно образовалась плотная пробка, словно в них застряло и теперь судорожно билось многорукое и жутко вопящее чудище.

  Хану сидел у колонны, корчась от боли. Он ничего толком не понял, кроме того, что то, что когда-то было Флавием, теперь занимало очень мало места, а эта жалкая кучка костяной пыли, уже едва ли тянула на роль прежней сакральной реликвии. Хотя, по версии Миры, которая, уже смогла показаться из тента, никакой потребности в ритуале, более не было – одержимых больше не будет.

  Гипотеза девушки будет проверена сегодня ночью, но Хану всего этого уже не застанет. Он скрипел зубами от острой боли, а кровь толчками начала выливаться из раны. Этот мир отпускал ему еще совсем немного времени.

  В храме почти никого не осталось. Сбитые с ног люди выползали за двери. Оракул продолжал где-то выть, катаясь по полу. Мира змеилась, доставая частями свое тело из тента . Ее чудом не раздавили, но все же, очень крепко досталось. В своем заточении Инна снова припала к щели и кричала, но через стекло ее не было слышно и найдут ее там еще очень нескоро...

  Рядом с Хану пошевелился какой-то бесформенный сверток, при ближайшем рассмотрении, оказавшийся Гридиком, которого сшибли с ног в начале всей заварушки. По нему, видимо, пробежалось немало людей, он выглядел помятым, но на удивление бодрым, и что самое удивительное – жизнерадостным, на этот раз, уже не наигранно излучая свет дружелюбия. Когда он улыбался, уголки рта теперь поднимались, а вокруг глаз плясали морщинки, что говорило о том, что этот человек, сейчас действительно искреннен.

  Хану устало подумал, что бедный директор свихнулся от горя или от шока обрел просветление.

  Директор встал и вдруг, как-то очень знакомо, похлопал его по плечу. Он, что-то шепча про себя, пытался осмотреть его рану, но аккуратно оголив ее, сочувственно пожал плечами и приложил к ней ладонь. Боль сразу утихла. Изменилась и пластика его движений, став, словно, каким-то уютным и круглым. Раньше же, его жесты были четкими и отрывистыми.

  Хану и Мира, обменялись изумленными взглядами, после чего, обоих мгновенно пронзила догадка – да это же, Нима!

  Только этот мастер мог обладать давно утерянной практикой переноса сознания. Для нее, ему был не нужен помощник. К своему несчастью, 'Скай-Гридик', недооценил учителя, и теперь его новое тело валялось в костной пыли со стилетом в груди – на той же плите, куда он за это столетие, проводил на смерть столько народа.

  Хану облегченно вздохнул. У этого города все же было будущее. Нима, Инна и Мира вполне разберутся с тем, что осталось. С 'кармомографом' случилась та самая 'большой неприятность', про которую ему тогда рассказывала Инна. Недобрая жертва с уже отвратительной кармой была противопоказана для этого жуткого действия. Проходить же собственные тесты у дочки, на подобный случай, отец уж точно не планировал.

  Инна, видя все это из смотровой щели своей камеры, все поняла и прекратила штурмовать уже почти поддавшуюся решетку. Хану был обречен. Даже, если она сейчас выбежит, то не принесет ему ничего кроме новых страданий.

  Она обессиленно уронила свое искалеченное тело на мраморный пол и зарыдала, стуча израненной рукой по холодному равнодушному камню. Он должен спокойно уйти, отпустив все в этом мире. Даже ее. Особенно, ее.

  Мира, кусая губу, беспомощно смотрела на Хану, не в силах помочь. Смертельно ранив его, она чувствовала себя отвратительно, проклиная себя за потерю контроля. Но исправить все это, она не могла.

  Сознание Хану невидимой струйкой утекало из этого мира уже насовсем, с каждой каплей потерянной крови. На его плечо легла рука Нима в образе Гридика, что вызывало у него, несмотря на разливавшуюся в теле слабость, отчетливый когнитивный диссонанс. Учитель что-то успокаивающе шептал ему, а мир рваными кусками таял, прощаясь. События прошедшей недели, причудливым калейдоскопом, бесшумно скользили в его памяти. Яркие образы, страхи, надежды, подлость и коварство, любовь и предательство, сливаясь и перемешиваясь, словно снежинки, мягко таяли в уже неразборчивой массе.

   Даруй мне свое благословение, чтобы мой путь был свободен от препятствий.

   Даруй мне свое благословение, чтобы я мог практиковать усердно.

   Даруй мне свое благословение, чтобы трудности превращались в путь.

   Даруй мне свое благословение, чтобы я был стойким в использовании средств.

   Даруй мне свое благословение, чтобы я чувствовал истинную преданность.

   Даруй мне свое благословение, чтобы я мог встретиться лицом к лицу с моим естественным состоянием.

   Даруй мне свое благословение, чтобы естественное осознавание пробудилось в моем сердце.

   Даруй мне свое благословение, чтобы мое заблуждающееся восприятие было отсечено под корень.

   Даруй мне свое благословение, чтобы я достиг просветления в течение одной жизни.

   – 'Драгоценный Гуру, я молю тебя, царь Дхармы, господин, я восклицаю в тоске! Для меня, несчастного, ты – единственная надежда. Даруй мне свое благословение, чтобы наши умы слились воедино!' – еле слышно шептал Хану, повторяя чьи-то слова, звучавшие совсем рядом.

  Он открыл глаза. Опять белый потолок. Кровать. Капельница. Столик с пикающими приборами. Повязки. Жуткая головная боль. Вбегающая в палату медсестра. И изумленный друг, смотрящий ему прямо в глаза, с текстом 'Призывание Гуру издалека' в руках, которое он и читал ему вслух, все это время.

  – Он пришел в себя, зовите доктора! – чей-то крик в коридоре.

  И память. К нему вернулась его память и звали его тут, вовсе не Хану. Это был всего лишь, псевдоним персонажа в одной онлайновой игре, а вокруг был его прежний, хорошо знакомый и понятный ему мир.

  – Ты сильно нас напугал! Всю неделю был в коме...

  Включенный в коридоре телевизор громко вещал: 'Сирийские боевики под прикрытием женщин и детей атаковали правительственные....'.

  Ничего не менялось. Он вновь закрыл глаза, разочарованно и устало заснув.

   Эпилог

  

  Поставив в тексте последнюю точку, автор надолго задумался. На сердце было тоскливо. Ему не хотелось так заканчивать книгу. Он уже который раз, тщательно отслеживал всю цепочку событий, пытаясь найти возможность для другого финала.

  На днях, пробегая глазами сцену с Хану и Инной, он сам проплакал весь вечер. Он очень хотел бы все изменить, но ничего не выходило. Его персонажи жили своей собственной жизнью и временами, ему казалось, что он еще с самого начала не имел никакого контроля над сюжетом, поскольку даже не знал, что будет с ним уже через страницу. Ум послушно отстукивал на клавиатуре только то, что уверенно и властно проявлялось на смутном фоне обычного мелкого мысленного мусора.

  Перед его взором, из ничего – из пустоты разворачивалась драма, к которой он сам, имел отношение лишь как ее свидетель и очевидец.

  Как ему самому хотелось бы закончить книгу? Сладкой утопией с счастливыми и живыми героями и самоваром на столике? Все починили и исправили, злодеи наказаны, а добро торжествует на фоне ванильного неба и обнявшейся пары на рассвете нового дня?

  Даже, если бы он решил создать только для личного пользования такую альтернативную концовку – у него бы ничего не вышло. Автор не обманывался по поводу собственных способностей, зная, что абсолютно не умел писать. Его не покидало тревожное ощущение, что писали, как раз именно им. Через него или скорее, просто используя его как шариковую ручку, только с иллюзией контроля и авторства этого текста.

  Возможно, он сам его пленник и персонаж?

  Эта тревожная догадка молнией пронзила его мозг. Может ли он стереть эту книгу? Пальцы быстро выделили весь текст и нажали клавишу 'delete'.

  Нет, не так. А из 'облака' и флешки? Насовсем?

  Руки испуганно дернулись и замерли, беспомощно повиснув – он не мог. Понимание медленно просачивалось в его ум, пугая все больше. Он не...

  Кайзи сделал паузу, прекратив надиктовывать текст уже уставшему помощнику.

  – Остановимся пока на этом. Можешь идти. Мы скоро закончим.

  Его обострившийся слух четко различил обрадованное сопение мальчика, куда-то спешившего на свою очередную забаву. В конце концов, у него были дела поважнее, чем записывать весь этот бред за слепым стариком...

  Кайзи знал, что все это выглядело для мальчика полной бессмыслицей. Удивительно, что он сам смог столько прожить. Возможно, это было его проклятием. Свидетелей тех давних событий осталось немного. Он должен рассказать эту историю так, как еще помнил ее сам. Сейчас много чего наплели вокруг этого, но Кайзи, наконец-то может раскрыть теперь правду – когда их обоих, давно уже нет. Правду о том, как это все было тогда. Правду о своей вечной и безответной любви к Инне. Гимн ее красоте. Ее песню надежды. Правду о том, что она дождалась его и Хану вернулся. Не мог не вернуться...