Текст книги "Промысел Господень: Летописи крови"

Автор книги: Евгений Таранцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

– Почему ты рассказываешь об этом именно сейчас. Здесь и мне, а не моему отцу?

– Его будет тяготить любое лишнее знание. Энергия Ватека питается тем, что он не имеет никакой лишней информации о природе существ, против которых восстал. Даже небольшая капля, гомеопатическая доза информации, может разрушить его уверенность в правильности выбранного пути. Делать это нельзя ни в коем случае. Ватек должен завершить начатое. А вот те, кто будет рядом с ним и к чьим словам он будет прислушиваться, они-то должны будут ненавязчиво подталкивать его, корректировать. Иначе же ошибки будут неминуемо совершаться и это разрушит все.

– Ватек не будет слушать никого. Я в этом уверена.

– Что ж, Александра, время покажет.

Есть кое-что в этой истории, что я хотел бы оставить при себе. Никто не должен знать, что истинно формирует то связующее звено, которое держит меня и Стокера в единой цепи событий.

И есть главный вопрос: почему из всего клана выжили только я и он? Что содержит его голова и чего не могу увидеть я. Я боюсь, дочь Ватека, что дело не только и не столько в Патриархах. Но тебе не нужно знать этого. Тебе также может навредить любая лишняя информация.

– Он уже близко. Я чувствую его присутствие без помощи подручных средств. И есть что-то, сильно изменившееся в нем.

Александра вновь сидит за пультом управления ховером. А Хант ходит кругами, описывая неравномерные сегменты эллипса вокруг транспорта.

– Ты останешься внутри. Я создам Стену Преломления, чтобы сделать тебя невидимой. В нужный момент ты поможешь мне пленить Стокера.

– Он по-прежнему так важен?

– Да. Я предвижу, что его поиск увенчался успехом. Но как он достиг этого? Как?

– Компас?

– Дело не только в этом. Конечно, прибор мог привести его к Приюту здесь, на Марсе. Но у нас был аналогичный компас. Если Стокер шел, ориентируясь на каплю собственного ихора, а я, в свою очередь, цеплялся за то, что его сердце частично вырабатывает и фрагменты моей крови, то рано или поздно мы пришли бы в одно и то же место. Но этого не произошло.

– Значит, врет твой прибор?

– Девочка, инструменты правампиров не могут врать.

– Пусть будет так. Продолжай.

– Есть некое условие, ключевое состояние и еще что-нибудь. И Стокер нашел этот ключ. Поэтому Патриархи открыли ему местоположение своего Приюта.

4

Ватек делает небольшую паузу. В принципе он доволен тем впечатлением, которое удалось произвести на Терцио. Почему он не сделал этого раньше? Ян не может сказать однозначно. С одной стороны, ему с самого начала хотелось поделиться с собратьями открывшимся ему знанием. Ведь это началось задолго до убийств в Соборе. Еще не было конфликта, связанного с Миной. Да, были только смутные подозрения и нестерпимое жжение в сердце…

Терцио потрясен. Но всеми силами старается сдержать тот бурный поток эмоций, который изнутри бьется об стенки кожи, лезет наружу через глазницы, рот и носовые полости. Оплетает внутренности, расплющивает кости, превращая их в студень. Терцио боится. За целостность своего разума. Основы его мировоззрения всегда казались ему весьма прочными конструкциями. И вот по ним нанесен сокрушительный удар. Он переводит дух. Закуривает. Пытается собраться с мыслями.

– Я не думал, что твой рассказ будет иметь такое влияние на меня.

– Что ж, ты коснулся лишь подножия пирамиды. Впереди нас ждет долгое восхождение.

– Стоп, Ян, не торопись. Мне нужна некоторая пауза.

– Верю, старый друг. Охотно верю. Ведь все это началось задолго до нашего переселения сюда.

– Об этом ты пытался рассказать Ратклиффу?

– Приблизительно. Конечно, с тех пор я продвинулся далеко вперед. Но до сих пор остаются моменты, не поддающиеся моему пониманию.

Шерхан выходит на галерею, обрамляющую залу по внешнему периметру. Сквозь тонированное стекло он смотрит, как солнце поднимается на востоке.

– Мы проговорили всю ночь. Раньше встреча восхода была бы последним, что мы бы увидели в своей жизни. А теперь же ненавистное солнце не более чем источник света, далекая звезда, сгусток плазмы. Забавно.

– Что?

– Как мы могли бояться всего этого.

– Проклятие Каина.

– Какого из Каинов? Библейского братоубийцы? Или мальчика Каина, чье имя, данное ему по рождению, он сменил на звучный псевдоним?

– И того, и другого. Ведь я так понял твой рассказ?

На пороге стоял дряхлый старец в простой льняной рубахе, перепоясанной пеньковым шнуром. Длинные седые волосы, такая же борода, обрамляющая лицо. Глубоко посаженные глаза и пергамент кожи, глубоко и часто расчерченный морщинами и шрамами.

Старик же, со своей стороны порога, видел несколько иную картину. Юноша, почти еще мальчик, одетый в драный плащ, явно снятый с чужого плеча. Осунувшееся лицо, заросшее острой щетиной. Блуждающий, но ясный и твердый взгляд. Сильное тело, однако не совсем ясно, как в столь юном возрасте молодец смог обзавестись своей силой. А впрочем, для того, кто покинет утром этот дом, не имеет смысла оставлять здесь слишком много частиц от себя.

– Позвольте переночевать?..

– Проходи, раз уже открыто. Как звать-то?

– Каин.

– Плохое имя. И откуда ты, Каин?

– Из-за холмов. В лесу живу… то есть жил.

– И что же заставило тебя пуститься в путь?

– Глас Божий. Он позвал меня, и до тех пор, пока не найду я искомое, не будет мне отдыха.

– Я тебе уже говорил о твоем имени?

– Да, хозяин.

– Что ж, повторюсь, плохое имя.

Старик провожает Каина в комнату, сажает у огня. Дает еды и питья. Путник благодарит, но к пище не притрагивается.

Кроме старца, юноша знакомится с остальными обитателями дома. Все они крестьяне, старшие по давней традиции обрабатывают металл, куют то оружие, то утварь и инструменты, смотря на что спрос больше. Жены и дочери прядут, ткут и шьют. А еще кормят и рожают детей. Все как всегда.

После трапезы рассаживаются вокруг очага. Старик молится перед темной иконой, висящей в углу. Под ней – ладанка. Крестьяне осеняют себя крестным символом. И даже Каин следует их примеру. Пока…

– Пятьдесят лет.

Терцио слегка задумался, погрузился глубоко в себя, поэтому не обратил внимания на реплику Яна. Но тот повторил:

– Пятьдесят лет.

– Да?

– До последнего времени я не пил живую кровь пятьдесят лет. Символично…

– Находишь?

– Каин питался кровью животных ровно столько же. И за все это время его внешность не изменилась ни на гран. Он словно застыл на своем пятнадцатилетии. Вот почему приютившие его крестьяне так удивлялись молодому паломнику и тем историям, которые он рассказывал. Он задержался в их доме на три коротких дня. На рассвете, еще раньше их пробуждения Каин старался уйти куда-нибудь, чтобы спрятаться от солнца. Он не хотел афишировать эту особенность. Возвращался после заката. Чтобы снять с себя подозрение, он приносил с собой дичь, объясняя это особой охотничьей удачей, доставшейся ему в наследство от отца. Правды так никто и не узнал. На третий день случилось то, что навсегда изменило жизнь Каина.

– Он был изгоем. Он не мог понять причин своего отличия от людей. Вот потому-то и выбрал такое имя.

– Да, отчасти было именно так. Отчасти. Помни, что от носферату, правампиров, до рождения Каина прошло несколько веков.

– Каким образом в его кровь попал наш ихор?

– Не было ничего подобного. Скорее всего сам Барьер дал некий сбой, причины которого уже не найти. Природа сама заполнила опустевшую нишу. На осознание того факта, что мы необходимы этому миру, у нее ушло совсем немного времени. По космическим меркам.

– Почему Патриархи стараются скрыть от нас эту историю? Что ими движет?

– Помни, старый друг, пятьдесят лет Каин не знал человеческой, живой крови. Да, солнце губительно влияло на него, и он прятался от его лучей. Возможно, он также опасался серебра, хотя сейчас это не главное. Половину века он не испытывал Жажды. И это главное.

Терцио улыбается.

– Ян, а почему я не понял этого сам?

– Ты же вампир. Терцио.

Третья вечерняя трапеза. Третий вечер у очага. Старые легенды, библейские предания, молитвы. Мужчины чинят инструменты, женщины шьют.

Каин сидит в некотором отдалении. Почти дремлет. Неожиданно, как и все случайное, в сумрачной тишине раздается нечаянный вскрик. Из рук одной из женщин падают пяльцы, ткань расстилается по полу. А глаза внимательно смотрят, как по подушечке указательного пальца расплывается пятно крови.

Мужчины хмыкают. Кто-то убегает в другую комнату за куском чистой материи. Ведь надо перевязать рану. И никто не смотрит в сторону Каина. До него никому нет дела.

Он раздувает ноздри, чтобы вдохнуть как можно больше воздуха. Потому что грудь сдавила внезапная боль. В желудке вдруг образовалась бездонная дыра, в которую за считанные секунды унеслись все силы. Каин едва смог сдержать крик, теснившийся в груди.

В груди раздается толчок. За ним еще и еще. Что-то стучит в грудную клетку, хочет вырваться наружу. Это второе существо, новая сущность, до поры спящая в легких, в сердце, в голове, решает, что настал подходящий момент, чтобы явить себя миру. Оно, это второе «я», это древнее чудовище, нашедшее приют в слабом теле сапиенса, хочет вырваться на волю, переродиться. Оно чувствует кровь. Живую, полную сладкой витальной субстанции, дающей право на существование. И тварь недоумевает, почему пришлось так долго ждать.

Каин, прежний молодой человек со своими маленькими странностями, медленно поднимается из своего угла. Он подходит к женщине, сжимающей раненую руку. По воле злого случая простой укол о швейную иглу стал причиной обильного кровотечения. Каин садится на пол рядом с женщиной и смотрит прямо ей в глаза.

– Ты станешь матерью моих детей. Их будет девять у нас.

Каин прикасается губами к кровоточащему пальцу и начинает пить кровь.

Так он открывает для себя Жажду.

5

Хант практически завершил свои приготовления, когда из-за ближайших дюн вышла слегка сутулая фигура. Незнакомец остановился, присел на край песчаного холма, склонил голову к плечу и принялся наблюдать, как каинит внизу ходил кругами вокруг плотного сгустка тьмы неясной природы.

Александра увидела его сквозь визор внешнего наблюдения. Хант приказал ей закрыть фильтр остекленения кокпита, так что девушка оказалась полностью отрезанной от окружающего мира. Единственное, что связывало ее с действительностью, были системы электронного слежения. В первые мгновения Саша подумала, что визоры не справляются с помехами, вызванными начинающейся песчаной бурей. Но, переключив канал в спектр инфракрасного излучения, она поняла, что первое ее впечатление было обманчивым.

Среднесуточная температура на поверхности марсианской пустыни достаточно велика. Любое тело или предмет, обладающий более низкой температурой, в ИК-диапазоне будет выглядеть как пятно, градиентно окрашенное в бело-серые разводы. Поскольку температура тела каинита практически равна нулю, то на экране теплочувствительного радара можно различить только контур.

Саша напряглась. Сомневаться в том, кто именно предстал перед ней, не приходилось. Но вот как стоило бы поступить в этом случае?

Девушка едва поборола первое желание покинуть кабину. Хант четко и ясно дал ей понять, какой силой мог быть наделен Стокер. И что этого ему могло хватить на уничтожение нескольких десятков каинитов. А само применение подобной мощи зависело только от настроения вампира. Чего никто предугадать не мог. Поэтому Хант настоял на том, чтобы Александра не просто запечатала кокпит ховера, но и поставил жесткий временной замок. Теперь открыть доступ внутрь транспорта можно было или дождавшись срабатывания таймера, или же вскрыв корпус специализированным резаком, который обладал бы достаточной силой для того, чтобы разрезать многослойную броню на основе изомерного композита карбон-углерода.

Стокер ожидал найти своего суррогатного отца. Поэтому открывшаяся его глазам картина не стала сюрпризом. Без всяких приспособлений, основываясь на гипертрофированной чувствительности к энергетике окружающего мира и дьявольской интуиции, каинит знал, что по его следу неустанно идет некто, давно знакомый и отчасти родной. Когда силы вновь вернулись к нему, Стокер не без удивления обнаружил, что его разум скрывает в себе целую гамму чудесных и одновременно страшных талантов. И одним из них был дар всезнания.

Каинит жил во времени. В том смысле, что он не просто менялся с тем, как уходили в прошлое мгновения его жизни, а в смысле того, что он сам стал частью эфемерного хронического потока. Он мог совершать поступки, одновременно отождествляя себя с первым и третьим лицом. Он стал и вершителем, и свидетелем своих действий. Решение, мысль и дело потеряли свои различия в аспекте времени. Что было первичным, что вторичным, где полагалось следствие, а где была его причина – все стало одним целым. Одним существом.

Он открыл это для себя и удивился тому, каким плоским может быть мир для разума, не способного развиваться во времени. Поскольку само по себе время есть субстанция постоянная, просто лишенная массы покоя. Только конечность всего и вся отличает движущееся от недвижимого, живое от мертвого. Только так можно увидеть развитие и финал существа или процесса. Когда же оказываешься вне этого, то не знаешь, благодарить ли судьбу, или проклинать, скорбя по былому.

Даже бессмертие, будучи прежде всего явлением материальным, не дает такого эффекта. Спасибо памяти, умеющей очищаться от ненужных данных. Благодарность телу, способному видоизменяться.

Когда-то Стокер испытывал чувство, похожее на зависть. Он наивно полагал, что было бы очень кстати ощутить себя существом, равным какому-нибудь божеству. А достигнув желаемого, он уже не знал, радоваться этому или же оплакивать себя.

Она услышала чей-то крик. Звук был так силен, что ей пришлось плотно заткнуть уши руками, чтобы ее голова не лопнула изнутри. Тут же удар необычайной мощности сотряс ховермобиль. Сила, воздействующая на него снаружи, была достаточной для того, чтобы продавить бронелисты. Из разошедшихся швов со свистом выходил воздух, словно бы давление внутри ховера было выше, чем снаружи.

Александра испугалась. Из ее глаз хлынули холодные струйки слез.

Хант оставил в покое приборы и пристально всматривался в горизонт. В раскаленном воздухе пустыни предметы теряли свое четкое обличье, их абрисы превращались в искаженные кривые, переплетающиеся друг с другом. Но на зрение Хант никогда не полагался, он больше доверял своим чувствам, интуиции, дару прорицания. Он без труда уловил ментальный поток, который шел к нему от медленно бредущего существа, появившегося из-за песчаного холма далеко на стыке земли с небом.

Хант поправил пояс, которым был перевязан его длинный балахон. В одном из многочисленных кошелей, подвешенных на нем, он нашел колбу с запечатанной в ней магической суспензией. Осторожным движением распечатав пробку, он начертил вокруг себя защитный круговой контур, стараясь по возможности экономить порошок. Когда песок пропитался веществом из колбы, по окружности загорелся синий огонь, от которого силикат превратился в подобие вулканического стекла.

Хант выпрямился, вытер пот со лба. Бросил короткий взгляд в сторону ховера. Пусть эта девчонка сама придумает способ защитить себя, он же будет беспокоиться только о себе. Почему-то сейчас ему меньше всего хочется переживать за других. Тут хотя бы самому уцелеть. Но и малодушничать старый вампир тоже не собирается. Он включает переговорник.

– Дочь Ватека?

– Да?

– Мы нашли его… он нашел нас, – Хант делает особое ударение на второй части фразы, – он нашел…

– Что теперь делать, Хант?

– Тебе лучше всего закрыться в машине и при первой же возможности смыться отсюда.

– А ты? А миссия?

– К черту любые миссии, дочь Ватека! Ты и так уже достаточно узнала, чтобы продолжать спокойно жить. Слушай меня внимательно и передай это Ватеку. Никто и никогда не искал Патриархов, потому что…

Хант остановился. У него осталось не так много времени, чтобы продолжать постоянно сомневаться. Пришло то время, когда хотя бы самому себе он мог сказать правду. Но что-то по-прежнему сдерживало его.

Хант провел языком по обветренным губам, слегка заныли десны от того, что клыки полезли наружу. Вампир подвигал нижней челюстью, разминая ее.

– Хант! Говори же!

– Дочь Ватека, это очень важно… Они…

Вновь словно бы груда камней появилась в гортани, разрывая мягкую плоть. Вампир схватился руками за горло, стараясь размять внезапно затекшие мышцы.

– Слушай меня внимательно. Стокер должен встретиться с Ватеком сам. Но он не жаждет мира и будет убивать. В том числе нас с тобой. Я постараюсь задержать его, а ты предупреди отца.

Мощный удар воздушной волны опрокинул Ханта на землю. Он недоуменно посмотрел на то, как на мгновение заискрился воздух вокруг него. Он вскочил, бросил взгляд на землю. И завыл от отчаяния. Стеклянный контур рассыпался на осколки от мощной атаки Стокера.

– Уходи, Александра. – Хант сорвал с головы обруч с переговорником и, бросив его на песок, растоптал несколькими мощными ударами каблука.

– Мне больше нечего сказать тебе. – Последнюю фразу Хант произнес одними губами. Вокруг не было никого, кто мог бы услышать его.

В запасе у старого каинита оставались еще некоторые козыри, с помощью которых он мог продать свою жизнь по высокой цене. Однако возможный покупатель был весьма привередлив. Старик понимал, что судьба отмерила ему несколько болезненных мгновений, прежде чем передать его в холодные лапы смерти. Забвения Хант не боялся, ему было жаль только того, что слишком много ценных знаний уйдет вместе с ним. Но кому они будут нужны теперь, когда многие основы его мира стремительно меняют очертания, превращаясь из ценностей в пустяк. Он мог бы заплакать, но понял, что время сокрушаться и жалеть осталось в далеком прошлом. Настала пора расплаты за былую слепоту и гордыню. Он был готов к этому.

Стокер остановился в нескольких шагах от Ханта. Он сел на песок в любимую позу и подпер рукой голову.

– Здравствуй, отец, – тихо проговорил он, – в твоих рукавах еще припрятаны фокусы для нерадивого отпрыска?

Хант молчал. Он знал, что не сможет заговорить с собратом. В его словаре не было подходящих слов. Все остальное было бы простой тратой времени.

– Почему ты испугался меня, отец? Я не причиню тебе вреда. Ведь это ты дал мне возможность стать тем, кем мне удалось стать.

Старый вампир посмотрел на Стокера. Лишь бы не поддаться на его провокацию. Лишь бы не открыть рта. Ведь что он может сказать? Извиниться? Или продолжать настаивать на собственной правоте? Или, быть может, принять точку зрения заблудшей овцы, возомнившей о себе бог весть что? Бессмысленно. Никто не удосужится прислушаться к его словам. Для Стокера это не более чем лепет.

– А ты был прав. – Стокер поднял голову и посмотрел на Ханта. Он изучал вампира, внимательно следил за его реакцией. – Ты был прав, я повторю. То, что я искал, мне более недоступно. Как и прежде, им удалось ускользнуть от меня. И так будет всегда. Любой, решивший отыскать их по собственному произволу, ничего не достигнет. Потому что ищет не там, идет к ним не той дорогой. А ведь они близко. Ты просто руку протяни и коснешься их тел, почувствуешь, какой запах они источают. Разве это не просто? Отец, почему ты молчишь?

Он был сильнее. Он что-то понял, постиг, и это придавало ему огромные силы. Хант был беспомощным котенком, игрушкой в руках существа, наделенного огромным могуществом. И не мог ничего противопоставить этой силе, чьим единственным желанием было только лишь уничтожение всего вокруг.

– Предки были правы в своем решение перейти Барьер. Я давно подозревал, что они преследовали какие-то свои цели. Но все же их поступок казался таким глупым. Добровольно отказаться от власти, от той силы, которой они обладали. Вряд ли хотя бы один из нас решится на нечто подобное. Но я понял, зачем они это сделали.

Носферату были наделены особым даром. Они всеми фибрами своей души ощущали ту шаткость равновесия, которое поддерживалось во Вселенной. Они знали, что дальнейшее существование таких, как они, приведет к всеобщей гибели. Человеческая кровь стала тем катализатором, который завершил реакцию, и их глаза открылись. Я думаю, увиденное повергло их в такой ужас, что правампиры решили добровольно уйти. Видно, будущие страдания были многократно больше сиюминутной боли смерти. Ты ведь тоже так считаешь?

Хант сломался.

– Нет. Я думаю иначе.

– Ты всегда думал иначе. Почти как я. Но мне удалось вырваться из сетей твоего ордена. Мне удалось уничтожить вашу заразу. Такие, как ты, на словах провозглашали наше превосходство, а на деле всеми силами старались найти способ уничтожить всех одним ударом. Вы не зря так тряслись над своей рухлядью из прошлых жизней. Все ваши знания – суть орудие, которое вы так и не смогли применить.

– Что они сказали тебе, Стокер? Что они сказали тебе?

– Что все знали с самого начала, что вели меня к цели, следили за каждым шагом. Они были везде, слышали каждое мое слово, контролировали каждый вдох. Но я им не поверил! Как всегда, ведь я и раньше сомневался во всем, что слышал от вас.

– Неисправим! То, что ты сделал, не поддается пониманию!

– Лукавишь, отец, пытаешься закрыть глаза на очевидные факты. Скажи мне, когда ты понял, что все идет не так, как должно? Когда ты понял, в чем их слабость, где их уязвимое место?

– Не так давно, как тебе кажется. Но это не дает нам права…

– Нет! Это у них нет никаких прав превращать нас в бездумное орудие!

– Да, они были предвзяты. Как, в общем, любое существо, наделенное властью. Но тот порядок, который они обеспечили нам, был во благо. Благодаря им мы выжили!

– Мы не должны были выживать, мы должны были властвовать.

– Я уже слышал подобные слова из уст другого каинита. Это ничего не решает. Нас сломала наша же сила. Изуродовала.

– Каин хотел того же.

– Твой Каин был просто одним из сынов Его, который пошел по неверному пути.

– Об этом ты мне и расскажешь! Как получилось, что один из девяти сынов Каина предал его, скрылся, спрятался в тот самый миг, когда отцу нужна была помощь всех его детей. Как получилось, что один из девяти архонтов встал на сторону жалких тварей, кичащихся своей разумностью, а вместе с тем живущих подобно червям, пожирающим плоть земли, давшей им жизнь?!

– Ты ничего не знаешь об этом?

– Да?! А как получилось, что его память нашла уголок в моей голове? Через твою кровь, Хант, мне стали доступны тайны каинитов, которые ты так хотел скрыть. Почему ты дал жизнь целому роду, который продолжал воспевать Бога, против которого восстал твой отец?!

– Мальчишка! Ты даже не представляешь себе, куда мог завести нас Каин?

– И не хочу знать! Поскольку если тогда у меня не хватило на это сил, то я наверстаю упущенное сейчас.