Текст книги "Промысел Господень: Летописи крови"

Автор книги: Евгений Таранцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Активная броня «Каин-VI» в дезактивированном состоянии представляет собой несколько полотнищ из обогащенного белкового субстрата, по консистенции похожего на гель, обернутый в прозрачный целлофан. Каждое из таких полотен выкроено по форме той части тела, которую призвана защищать: грудь и спина сшиты наподобие безрукавного жилета, ворот и стыки тела с конечностями окружены армированными уплотнениями, на которые пристегиваются «штанины» и «рукава». Когда броня надета, ее плотность меняется, в тело носителя вживляются тонкие иглы нейромостов, через которые идет взаимный процесс обмена информацией. Нанокомпьютеры, встроенные в броню, объединяются с нервной системой оператора.

Пока внешнее оптическое покрытие брони перегружается, транслируя на свои поверхности записи с текстурами мимикрии – скорость: 1000 кадров в секунду, – техи навешивают на Терцио внешнее оружие. Два реактивных пулемета на особых кронштейнах надеваются на плечи, на спине тех защелкивает «ласточкин хвост» крюйт-ранца, потом вытаскивает патронные ленты из портов и вставляет их в приемники пулеметов. Далее наступает черед легкого ракетомета «Сцилла», чей вращающийся пандус крепится на кронштейн левого плеча. Устройство орудий таково, что их независимые тактические компьютеры могут вести огонь самостоятельно, в то время как носитель может совершать те или иные маневры. Достаточно стрелку один раз зафиксировать цель взглядом, чтобы автоматика завершила атаку за него.

Наконец Терцио готов к бою. Он чувствует, как коллоидная жидкость внутренней оболочки брони обволакивает его тело. Это одновременно и обезболиватель и транквилизатор, действующий микропорально. Привычный каиниту взгляд на мир замещается тактической решеткой прицельного механизма и данными от диагностических систем и радара.

Терцио чувствует, как прогревается атомный движок брони, вшитый в ее структуру на наноуровне. Мускулы наливаются новой силой, реакция убыстряется, органы чувств приобретают сверхчувствительность.

Всего процесс активации «каина» занимает меньше трех минут.

Терцио заканчивает настройку брони и спешит в эпицентр сражения. За мгновение до этого он успевает отдать техам последний приказ:

– Найдите Ватека. Срочно.

Затем забрало шлема закрывается, пряча лицо Терцио за непроницаемой зеркальной маской.

«Каин» бросается вперед. Унося в себе каинита.

11

Коридоры «веретена» похожи на внутренности муравейника, в пределы которого пробралась жужелица. Везде слышны топот ног и рваные приказы командиров отделений. Каиниты бегут вперед, на средний уровень, где удалось на некоторое время задержать Дагота.

Тот стоит у входа в большой зал, предваряющий собой проход к внутренней галерее, миновав которую, можно попасть в дальнюю зону «веретена», за которой открывается прямой доступ к башне, ведущей в часовню Ватека.

Зал похож на спину гигантского чудовища, оживающего ото сна. Такое впечатление порождено десятками каинитов, группирующих свои отряды. Дагот смотрит на них. Он питается страхом, исходящим от вампиров. А внутри ликует голос Бога, приказывающий наступать. И Дагот подчиняется.

К собравшимся в зале каинитам присоединяется звено ликантропов. Девять огромных полулюдей-полуволков стоят неправильным треугольником в центре зала. Они – атакующее ядро вампиров. Но даже оборотни знают, что их сила несравненно мала по отношению к Даготу. Но как и его, их воля подчинена высшему разуму.

У Терцио нет времени, чтобы добираться до места схватки, используя обычные коммуникации. Слишком долго, слишком медленно. И он решает поторопить время. Терцио использует навигационную систему брони, чтобы спроецировать в свое сознание план «веретена». Этажом ниже, как раз под собой он обнаруживает открытую шахту лифта.

Терцио делает несколько шагов назад и нацеливает пулеметы на то место, где раньше стоял. Воздух взрывается от громогласных залпов. Миомерные мускулы на руках «каина» вздуваются, работая на пределе прочности растяжения. Отдача от реактивных пулеметов может завалить «каина» на спину, но срабатывают компенсационные гироскопы. Для пущей устойчивости Терцио отводит одну ногу назад, перенося свой вес на вторую конечность.

Тяжелые урановые пули вспенивают пол, прогрызаясь внутрь конструкций межэтажных перекрытий. Наконец, они пробивают его, расчищая дорогу «каину». Терцио прыгает в образовавшуюся дыру. Когда он приземляется, срабатывают амортизаторы, отчего «каин» приседает. Одна рука кулаком бьет в пол, оставляя в нем большую вмятину. Такие же продавлены получаются в местах соприкосновения покрытия с коленом и ступней брони.

Терцио поднимается, поворачивается в сторону дверей лифта. Его взгляд фиксируется на цели и отдает приказ ракетной установке. Ординарный выстрел выпускает ракету и так разносит дверь в щепки, что взрыв превращает кабину лифта в оплавленные куски металла. Она срывается с тросов и, окутанная пламенем, падает вниз. Терцио вбегает в кабину. Сила тяжести увлекает его вниз, но тут же срабатывают прыжковые двигатели, укрепленные на икрах и спине «каина». Терцио меняет вектор движения и летит вверх.

Все это время его разум посылает тревожные сигналы, пытаясь достучаться до сознания Ватека. Но тот безупречно экранирован силовым полем часовни. Терцио бьется в глухую стену ментальной защиты. И вот она дает небольшую трещину, которая начинает разрастаться. Терцио ликует, его призыв достигает сознания Яна.

Ватек чувствует, что кто-то пытается пробиться за установленную им завесу. Но каинит не намерен уступать незваному гостю. Он уединился здесь не для того, чтобы каждый мог отвлекать его по пустякам. И Яну плевать, что за причины могут заставить безумца потревожить своего хозяина.

Но защита дает трещину. Провал растет, становится все больше. И в нем появляется ментальная проекция Терцио.

Ватек реагирует моментально. Мысленный приказ отключает голограммы. Ян выслушает своего визави, несмотря на то что тот нарушил его покой.

– Что происходит? – Ватек откладывает в сторону серпы и садится на пол, поджав ноги под себя.

– Ян, беда! Дагот здесь. И он атакует нас.

Ватек тут же встает на ноги.

– Что?! Что ты сказал?

– Бруно обезумел. Он на среднем уровне, в третьей галерее.

– Где ты?

– На подходе. Там собрался весь наш гарнизон… все, что от него осталось. Его ничто не останавливает.

– Как ты мог допустить?

– Я не знал… поверь, что-то экранирует его сознание. Нет ауры.

– Нет ауры?! Это долбаный Фелиаг, чертов выродок. Ты же помнишь его!

– Ян, ты нужен здесь. Угомони своего пса или он разнесет «веретено» в щепки.

– Его нельзя угомонить. Только смерть остановит Дагота. Держись, Терцио. Я приду.

Ватек силой отключает Терцио от своего ментального поля. Он поднимает отброшенные серпы и выходит из часовни.

Александра силится встать с койки. Набежавшие в палату медики пытаются остановить ее:

– Госпожа, вы еще слишком слабы.

Но девушка чувствует, что происходит что-то ужасное. Раз Терцио так внезапно пропал, даже ничего не сказав. И в его глазах читалось открыто и явно, что у него были на то причины.

Интерком внутренней связи сперва разражается ворохом помех, потом пробивается далекий голос:

– Срочная эвакуация! Повторяю, внутренние периметры «веретена» атакованы. Уровень опасности максимальный.

Александра едва может передвигаться. Ее качает от бессилия. Она ловит одного из медиков за ворот халата и рывком ставит хрупкого человека на колени.

– Делай все, что можешь, но верни мне силы. Понял?

– Да, но…

– Никаких «но»! Выполняй.

– Я боюсь, транквилизаторы не подействуют на вас.

– Тогда есть только один способ. – Александра открывает рот и на свет появляются ее истинные клыки.

– Ты кто? – спрашивает она, заглядывая в глаза медика.

Девушка имеет в виду, к какому роду принадлежит медтех. Посвященный ли он каинит или простой человек-послушник. Не в силах противостоять гипнотическому взгляду вампира, медик закатывает рукав, показывая татуировку недавнего посвящения.

– Человек, – улыбается Александра и наклоняется к яремной вене, бьющей маленьким родничком под кожей на шее.

Человек хрипит, силы покидают его, вместе с кровью переходя к Александре. Когда трапеза будет закончена, девушка направится в оружейную палату, чтобы приготовить себя к сражению.

12

Пока Терцио, управляющий «каином», и Ватек, вооруженный только природной силой каинитов и двумя серпами, добираются до зала, Дагот успевает закончить с остальными врагами. Каиниты и ликантропы уничтожены быстро и хладнокровно.

Короткий шипящий возглас возвещает о начале атаки. Дагот устремляется вперед, готовый сполна собрать урожай смертей. Каиниты открывают огонь. Короткие стволы мп-девятых раскаляются добела, выбрасывая из себя урановые пули. Ликантропы рушат свой строй, стараясь окружить Дагота.

Дагот врезается в их строй, подобно боулу, [1]1
  Спортивный снаряд для игры в боулинг.


[Закрыть] ломающему строй фишек. Его ножи режут и рвут на части. Жгуты змей выстреливают вперед, находят жертву и возвращаются обратно для очередной атаки. Вокруг мелькают тонкие лучи лазерных приставок к автоматам. Слышен хруст ломающихся костей и крики боли.

Дагот подхватывает автомат, вырванный из рук одного из вампиров, и, вращаясь на одном месте, описывает им окружность до тех пор, пока затвор не захлебнется холостыми отстрелами. Пустые гильзы усеют пол вокруг Дагота.

Один ликантроп попытается достать Дагота в длинном прыжке, но ему навстречу рванутся живые змеи и, пронзив насквозь, бросят на пол. Второй ликантроп будет так наивен, что попытается достать Бруно в ближнем бою. Но его когти лишены той силы, чтобы пробить саван. Дагот лишь мысленно скривится и оторвет голову оборотня, использовав ее как метательный снаряд. Волчья голова полетит вперед и собьет с ног одного из стрелков, тот потеряет равновесие, но пальцы его продолжат жать на гашетку. Ствол автомата дернется вверх, потом проследует по низкой траектории, увлекаемый силой тяжести. Огонь не прекратится до тех пор, пока автоматический предохранитель не отщелкнет пустой магазин. А до тех пор урановые пули, некогда направленные в Дагота, успеют поразить несколько мишеней. И три каинита упадут замертво, пораженные своим товарищем.

Терцио успеет прийти на помощь чуть раньше Ватека. И застанет в зале одного Дагота, окруженного телами мертвых вампиров.

Терцио останавливается, он выставляет вперед руки с пулеметами и дает приказ открыть забрало. Он хочет смотреть на Дагота своими собственными глазами.

– Бруно, опомнись, прошу тебя! – кричит Терцио и голос его причудливо двоится, не миновав микрофона внешней связи, установленного в вороте «каина». – Зачем все это?

Дагот опускает руки. На время его оружие прячется внутри савана. Та его часть, которая служит шлемом, спрячется в вороте, открывая голову Бруно.

– Не спрашивай меня. Спроси Бога, – коротко отвечает он, – и сам все поймешь.

– Прекрати, пока еще не слишком поздно!

– Уже слишком, Терцио. Ни тебе, никому другому не остановить меня.

– Но чего ты хочешь?

– Закончить все это побыстрее. Поэтому не сопротивляйся и уходи, пока я даю тебе такую возможность. Мне нужен не ты.

– Ты ждешь Яна? Так он скоро будет здесь.

– Отлично! Это именно то, чего я ждал все эти годы. Я и прозрел наконец. И увидел его истинную сущность. Я отомщу за себя. Поэтому не стой между нами, потому что смерть твоя не будет простой.

– Не надо меня пугать, Бруно. Этим ты ничего не добьешься.

– А я думал, твоя душа так же прогнила, как у всех остальных. Но теперь вижу, что ты другой. И скорее всего тоже умрешь, потому что не сможешь отступить. Мне жаль тебя.

– А вот в этом я не нуждаюсь.

Терцио закрывает забрала и начинает стрелять.

Даготу в грудь впивается рой снарядов из спаренных реактивных пулеметов «каина». И им удается остановить напор Дагота. Он падает на спину. Его саван поврежден. Руки Дагота разбросаны в стороны. Он пытается подняться, перегруппировать свое тело, но Терцио не прекращает стрелять. Он наводит ракетницу и выстреливает полный заряд. Шесть тактических мини-ракет устремляются к цели. Волной от взрыва Дагота бросает на стену. Он пробивает ее и вываливается наружу. Терцио вновь наводит пулеметы.

Заваленный под грудой разрушенных перекрытий, Дагот на время теряет сознание. Но Бог, ведущий его, вдыхает в Бруно свежие силы. Саван моментально регенерирует и поднимает Дагота на ноги.

Он входит в зал. Под ногами хрустит каменное крошево. Дагот нагибается, чтобы поднять с пола автоматы. Он стреляет в Терцио, но «каин» крепко держит удар. Пули только высекают искры на поверхности брони, не в силах проникнуть в ее нутро. Терцио тратит секунду, пока «каин» не перезарядит ленты в крюйт-ранце. Он ждет, пока медленная система охлаждения отведет излишнее тепло от ракетницы и позволит использовать ее вторично. Все это время Дагот стреляет по нему. Наконец магазины пустеют и тот использует бесполезные автоматы как метательное оружие. Они свистят, разрезая воздух, один попадает в грудь «каина» и, искореженный ударом, отлетает в сторону. Второй сбивает короткая очередь из пулемета.

Но Дагот уже рядом. Он выстреливает змей и те оплетают одну из рук Терцио. Сила сплетения такова, что сминается толстый направляющий кронштейн, удерживающий пулемет. Сыпятся искры там, где рвется коммуникационная жила, питающая оружие энергией. Терцио отстреливает пиропатрон и наплечник с бесполезной пушкой падает на пол. Теперь рука «каина» свободна. Из вздутий на предплечьях открываются порты, являя свету встроенное лучевое оружие. Алый лазер связывает Дагота и Терцио нерушимой нитью когерентных фотонов. Саван в месте попадания вскипает, коллапсирует его белковая составляющая.

Змеи обвивают шею «каина» и силятся сжать ее, задушить. Но броня не подчиняется, стойко выдерживая напор. Терцио отключает второй пулемет, принимая ближний бой. Освободившейся рукой он перехватывает змей и сдирает их со своей шеи. Дагот выпускает еще одну порцию и обхватывает таз и ноги «каина». Он хочет повалить его на землю, а потом добраться до головы и оторвать ее. Но бой еще далек от своего завершения.

Дагот прыгает вперед. По размерам он сравним с «каином». Оба огромного роста, за три метра. Но «каин» шире. Если Дагот выглядит как переросший гимнаст, то «каин» скорее похож на гипертрофированного бодибилдера. Однако эта диспропорция не мешает им мериться почти одинаковой силой.

Дагот пускает в дело свои ножи. Длинные острия толщиной в одну молекулу скользят по коллоидной броне, оставляя на ней глубокие борозды. Удар за ударом с «каина» слетают куски его кибернетической плоти. Но и Терцио есть что противопоставить смертоносным иглам. Это гидравлические приводы его рук, развивающие давление в сотни атмосфер в точках приложения удара. Такую силу не выдержит даже саван Дагота. Терцио бьет армированным кулаком, метя в грудь Дагота. Тот едва удерживается на ногах. Выбросив еще одну порцию, он старается зацепиться за «каина», чтобы не упасть самому. Терцио безжалостно сжигает их своим лазером.

Но некроинженерия Дагота сложнее механики «Каина-VI». И ее энергия больше, чем у брони Терцио. Это неоспоримый факт.

Дагот восстанавливает равновесие и кидается в объятия «каина». Несколькими взмахами он истончает броню на руке Терцио настолько, что с легкостью отрывает ее.

Боль от потери конечности ослепляет каинита. Он падает на колено, еще до конца не осознав происшедшего. Тут же мощный удар сотрясает его голову. Забрало, способное вынести прямой удар тяжелого орудия, дает трещину. Что-то липкое заливает лоб Терцио, струясь со лба. У «каина» подкашиваются ноги, хрустят суставы неестественно вывернутой второй руки. «Каин» падает на колени. Дагот готов нанести завершающий удар, но голос со стороны отвлекает его.

13

– Стой! Не делай этого!

Дагот останавливается. Его кулак замирает в сантиметрах от головы Терцио.

– Не он тебе нужен!

– Да, – Дагот оставляет разбитого «каина», – ты прав, Ватек. Убить это тело не доставит мне особых хлопот. Но я пришел не за этим.

– Тогда скажи, зачем эта бойня? Зачем столько крови?

– Они не поняли меня. И попытались остановить. Если бы мне никто не мешал найти тебя, смертей бы не было.

– Ты не пытался объяснить им это?

– Смеешься надо мной, Ватек. Что ж, не ты ли учил убивать меня молча? И закрывать уши, чтобы не слышать, как меня молят о пощаде.

– Да, это был я.

– Видишь, каким способным учеником оказался твой пес.

– Ты слишком многословен для убийцы.

– Все проще, чем ты думаешь. Это он говорит моими устами.

– Кто? Мой враг с орбиты? Это ты, Фелиаг? Я прав?

– Нет, упырь, ты, как всегда, поторопился с выводами. С тобой говорит Бог.

– Его нет у меня, Фелиаг. Или Бруно, или любой другой, кто говорит со мной. Так и знай.

– Бог есть у каждого. Но это помнят не многие.

Дагот с легкостью поднимает Терцио и отбрасывает его далеко в сторону.

– Теперь, – говорит он, – нам никто не помешает.

– Ты не ответил мне, зачем все это?

– А ты до сих пор не понял, вампир, что я пришел за твоей головой. И уйду вместе с ней.

– Ты умрешь.

– Знаю, но прямой твоей виной это не будет. Ведь ты убил меня так давно. Теперь я отвечу тебе тем же. И не переживай, твой Бруно не почувствовал тогда боли и с тобой будут справедливы. Если ты не откажешься от сопротивления, твоя смерть будет очень быстрой.

– Я не сдамся.

– Почему-то я ждал именно такого ответа. Тем хуже для тебя.

И Дагот атакует.

14

Его удары стремительны и сила их огромна. Ватек едва успевает уклоняться, потому что знает: встреть он их блоками, кости его не выдержат и переломятся, словно тростинки. Его преимущество в другом. В скорости.

Ватек не отягощен броней. На нем лишь короткие спортивные бриджи и ожерелье из клыков волка – старый охотничий трофей.

Дагот же, несмотря на раны, до сих пор полон энергии.

Но он не знает того, что известно Ватеку. Слабое место в саване, сосредоточение всей его жизненной энергии. Ординарные поражения этой точки не дадут смертельного эффекта, но вот концентрированный энергетический удар вмиг разрушит витальные связи в структуре савана. За секунды пройдет реакция, поглощающая всю энергию носителя. И тогда Дагот сожжет сам себя.

Ватек юлит, уходит в низких прыжках, кружит вокруг Дагота. Тот старается достать его змеями, но каинит отсекает их мономолекулярными лезвиями серпов. Дагот бьет ножами, но они лишь рассекают воздух там, где раньше стоял Ватек. А тот уже успевает изменить свое положение, выискивая момент для решающего удара.

И время пробило. Ватек прыгает вперед, секунды останавливают свой бег, мир проворачивается вокруг соперников, оглядывая их с разных сторон. Острия серпов впиваются в точку на груди Дагота, там, где у простых смертных сходятся в тугой нервный узел солнечного сплетения жизненные токи тела. И все ментальная сила каинита направлена в этот сгусток. Вся его жизнь сконцентрирована в этой точке. И туда течет его собственная жизнь, инвертированная таким образом, что теперь это смертоносный поток.

И Дагот не выдерживает напора. Его саван истощает все свои резервы и сдается. Поток самопожирающих молекул обволакивает Бруно, сжигая того вместе с собой. Когда на полу остается только горсть черного пепла, Ватек падает рядом. Он отбрасывает оружие и погружает руки в горячий прах, который когда-то был его самым лучшим солдатом.

Глава 10

1

Око за око? Зуб за зуб? Кто выдержит бешеный ритм сердцебиения, предвещающего горечь пилюли, названной когда-то вендеттой? Только существо с экстраординарным терпением и самоотверженностью. Был ли Порфир таким созданием, известно лишь Создателю.

Но, by the way, молиться Порфир разучился давно, по доброй воле отвернувшись от лица Господня. Плакать не мог по объективной причине: хирург удалил слезные железы. Сердце же его затвердело через последовательность кровавых испытаний, выпавших на юношескую долю. Единственной наукой, которой овладел Порфир в совершенстве, стало умение ждать. Как паук затаивается в тени, пока незадачливая мушка не угодит в хитро сплетенные тенета, так и он ждал подходящего момента, пока судьба не раскинет кости в его пользу. И, казалось, такой день настал.

Правда, в этой истории все же был один нюанс. И он носил условное, как все на земле, имя – две спаренные девятки, по номеру места в монорельсовом составе.

Каинит задумчиво сидел за столом, подперев голову сцепленными в замок ладонями. Его сосредоточенный взгляд ничем не отличался от любого подобного взора, за исключением одной маленькой детали. Каждый зрачок был направлен в свою сторону. И сердцевины глаз – искусственные хрусталики цвета спелой вишни – вращались то по ходу часовой стрелки, то против. Если бы не едва уловимый шорох, который издавали зум-процессоры, то подобное явление можно было трактовать как бесовскую одержимость. Однако же в мире, где первозданная плоть все чаще оказывалась на помойке трансплантационных клиник, нежели непосредственно в теле, образ и подобие которого восходят к Нему, данный факт не был ни удивительным, ни пугающим. Никаким.

За спиной каинита зашевелилась темная масса газообразной консистенции. По прошествии незначительного временного отрезка она начала загустевать, и рассветная тишина, не омраченная гулом воздухоочистителей (для тех, кому нет нужды в дыхании, нет необходимости и в климат-контроле), огласилась протяжным выдохом, хрустом костей и тихим коротким воем.

100 воплотился в свой земной образ.

– Этот балаган был обязателен? – спросил каинит у брата.

– А мне кажется, что мило получилось.

– Лучше ответить мне на вопрос: что стоит делать с человеческим червем?

– Отдай его мне… так хочется чистой крови.

– Тебе ее всегда хочется.

100 прошелся по периметру комнаты несколько раз то в одном направлении, то в другом. Он что-то нашептывал себе под нос, урчал и издавал прочие звуки, природа некоторых из них явно восходила к ряду физиологических процессов, проистекавших в его теле. Остановился он только тогда, когда 99 с силой опустил кулак одной из рук на столешницу. 100 бросил полный удивления взгляд на брата и развел руками.

– Не вижу причин, мешающих нам выпить человека.

– У тебя только одна мысль на уме – все время есть кого-нибудь. Я догадывался, что именно из-за таких типов, как ты, мы не раз стояли на грани вымирания.

– Разве потребность в пище может привести разумное существо к гибели? Странно.

– Разумное существо не уничтожает все вокруг себя. Оно внимательно относится к тем условиям, в которых вынуждено существовать. Очень жаль, что редкие индивиды приходят к пониманию этой простой истины.

– Твоя заумь плохо переносится на голодный желудок. Однако столько слов произнесено сразу… хм, ты что-то задумал. Я прав?

– Если бы ты больше времени уделял умственным упражнениям, в таком вопросе не было бы необходимости. Да, у меня появились некоторые соображения по поводу нашего смертного друга… но еще рано говорить об этом вслух.

100 не всегда выглядел круглым идиотом, думающим только о способах насыщения. Более того, в тандеме с братом он давно и сознательно выбрал именно такую роль. И с чувством доигрывал ее до конца. Тем более всегда находились благодарные зрители, многие из которых так и не сообразили, что в этой пьесе им была уготована участь легкого десерта, который подают в антракте.

– Все же ты знаешь нечто такое, что осталось за пределами моего понимания, – тихо проговорил он, – вопрос в другом: почему так произошло?

– Не жди прямого ответа…

– Последний раз ты скрыл от меня только тот факт, что стал вампиром. С того времени то, что знал ты, знал я и наоборот. Разве теперь стало по-другому?

– Я не хочу повторяться, брат. Но в одном ты прав – изменилось многое. И кое-что очень серьезным образом. Я даже себе не доверяю в сложившейся ситуации. И не хочу ее усложнять.

– Будь добр, уволь меня от мистификаций на пустом месте. Говори прямо.

– Не могу. Это выше моих желаний и сил. Их голос стучит в голове и диктует то, что стоит делать достоянием чужих ушей, а что стоит и придержать при себе.

– Ясно… опять наши ненаглядные Патриархи. Впрочем, как хочешь, но что-то подсказывает мне, что правда рано или поздно всплывет.

– Ты прав. Прав еще и в том, что даже нам иногда стоит питаться.

100 удивленно поднял бровь и недоверчиво склонил голову набок.

– Так ты решил его съесть?! Да?

– Нет. Не решил. Но умереть от Голода не входит в нашу миссию.

100 рассмеялся.

Порфиру очень повезло в тот день. Судьба лишила его сомнительного удовольствия лицезреть трапезу двух Псов. Иначе же никто не дал и гроша за целостность разума ренегата.

2

У Порфира в тот день были дела поважнее. Предшествующим вечером он получил задание от 99 выяснить детально ситуацию, сложившуюся в клане Шерхана. Всю ночь юноша не смыкал глаз, обдумывая стратегию своих действий. Первым делом он пытался понять, почему именно в его разум вторглись Патриархи. Ведь ничего не стоило найти кого-нибудь более весомого в глазах Ватека. Не в каждое место проникнет Порфир, еще не прошедший посвящение. Не каждый каинит удосужится разговаривать с простым послушником. Все это делает перспективность исполнения задачи весьма туманной. Что-то здесь не так.

К тому же Порфиру не составило большого труда вычислить и тот факт, что одновременно с двумя каинитами, один из которых полный безумец, а другой – черт его знает что вообще себе думает, – на «попечении» ренегата оказался еще и третий Пес. Сомнения в том, что Машруш именно таков, у Порфира не возникло. К тому же глаза его собаки, если это существо было именно представителем семейства canis, теперь преследовали юношу по ночам. Нет, такое существо не могло родиться под солнечным светом. Тут не обошлось без постороннего и явно безумного хирургического вмешательства. Да если бы только хирургического. Живая фантазия Порфира представила ему на выбор полдюжины ритуалов, с помощью которых могло появиться в мире людей отродье такого типа.

На душе от всего этого скребли кошки, царапая титановыми когтями сердце изнутри.

Первым делом он наведался в кондо Шерхана, сделав вид, что озабочен поиском Попечителя. Так именовали тех каинитов, кто приводил на обряд смертных, пророча им «официальное» приобщение к вампиризму. От спонтанных актов перерождения этот механизм отличался тем, что в данном случае «жертва» осознанно расставалась с бренностью своей природы и переходила черту, отделяющую хтонические Свет и Тьму. Такой порядок завели Патриархи после того, как потеряли надежду контролировать баланс между численностью истинных вампиров, получивших билет в жизни через последовательность ритуалов и магических трансформаций, инициированных самими Патриархами, и тем количеством вампиров, которое получалось спонтанно, когда в тело жертвы попадал черный ихор и человек становился сперва упырем, созданием, чей единственный инстинкт желал крови. Много и часто. Потом искра темного разума загоралась в голове кровососа и он имел все шансы встать на более высокую ступень каинитской эволюции – стать вурдалаком, существом, худо-бедно научившимся контролировать свои желания. В таком виде кровосос мог существовать веками. Именно они боялись света, умирали от серебра, лежали в гробах, проткнутые осиной и осененные крестным знамением. Среднее звено каинитов. Именно таких существ, не знающих истинной цены своим способностям, люди увековечили в своих мифах. И только единицы достигали вершины развития – их сердце полностью вытесняло лимфу человека и начинало вырабатывать особенную субстанцию, по традиции также именуемую кровью. Тогда их естество менялось окончательно, полностью теряя связь с мирскими законами и правилами.

Такие индивиды принимались Патриархами как истинные дети ночи, собственными силами достигшие понимания того, что есть каинит по своей природе. Такие существа не боялись ничего. Но вместе с тем они понимали, что бесконтрольно существовать они не могут. Так как это самый кратчайший путь к абсолютному забвению. А уж к нему-то не стремится ни одно существо во Вселенной.

Когда настал конец людскому терпению и открылся сезон охоты на кровососов, первыми в большой войне двух Царств пали низшие звенья каинитов. Упырей не стало вовсе, и трудно сказать, что было бы дальше, если бы борьба за выживание на этом и остановилась. Быть может, как таковые каиниты и исчезли бы, уйдя в тень. Ведь истинный вампир далеко не так жаден до живой крови, чтобы набрасываться на любое человеческое существо, находящееся в прямой досягаемости. А из вурдалака проще сделать вампира, чем позволить ему жить по принятому порядку. Но люди, охваченные животным ужасом, не остановились, и война разгоралась все сильнее с каждым следующим убитым каинитом. И тогда Патриархи пошли на отчаянный шаг. Их деяния, направленные против самой сути жизни, заставили людей пойти на компромисс. В установившемся мире нашлось место всем.

Однако идея Патриархов, оказалось, имела и второе дно. Они сделали ставку на то, что люди, которые заключили контракт с вампирами, не вечны в отличие от своих визави. К тому же тяга к тотальной секретности, столь сильная в людях, станет миной с замедленным действием. Шли века, мир и покой царили в отношениях между людьми и вампирами. Но первые жили слишком мало, чтобы контроль над ситуацией постоянно находился в их руках. Уходили последние, кто помнил войну. Умирали те, кому было завещано хранить в тайне события былых времен. И люди постепенно забывали о вампирах.

Но и последние стали мудрее. Выбор между открытой властью над людьми, достичь которой можно было через новое противостояние, и теневым, скрытым существованием во имя собственных идеалов был сделан в пользу последнего. Тогда и родилась идея о том, что для поддержки собственной популяции продуктивнее обращать людей в каинитов по принципу обоюдного согласия. Таким образом, чистоту крови через ритуал можно контролировать со стопроцентной вероятностью, а все случаи непроизвольных нападений на человека трактовать через понятные людям, научно обоснованные, обтекаемые термины медицинского, оккультного или криминального свойств.

Но природа в конечном итоге рассудила по-своему. Лишенные естественного стимула бороться за свое существование, вампиры начали вырождаться. Да, они сохраняли бессмертие, сверхсилу, ловкость и иные, недоступные смертным, качества. Но то, что так или иначе делало их вампирами – жажда крови, – проявлялось не в каждом их них. Точнее, пить кровь все еще хотелось, но мутации в организме делали ее смертельным ядом. Такие каиниты были вынуждены веками сидеть на искусственных заменителях, которые, кстати говоря, были получены не сразу. А до этого смерть подобных вампиров была ужасна. Чтецы аур говорили, что ощущения от такой кончины были ненамного мучительнее, нежели смерть от потери кровных уз.