Текст книги "Промысел Господень: Летописи крови"

Автор книги: Евгений Таранцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Дагот был несокрушим. Его руки без устали наносили удары, результатом которых неизменно были перерубленные шеи с гейзерами бурой крови. Он эклектично мешал стили и приемы, не задумываясь о чистоте и внешней красоте техники. Каиниты пытались сопротивляться. Они стреляли в него, но пули вязли в активной белковой броне. Автоматические «гатлинги» извергали горы разогнанного до трети звукового барьера свинца. Для Дагота они были не опаснее, чем носорогу комариные укусы.

Телохранители судей ловили монстра на острия лцу. Он уклонялся, динамично менял цвет брони, сливаясь с поверхностью. То он становился невидимым, обходил жертву со спины и ловким ударом сносил голову или пробивал грудь огромными ручными лезвиями. То его змеи пронзали воздух и плоть, встреченную по пути, выбивая наружу кости и внутренние органы. На доли секунды он превращался в туман, попадая в легкие жертвы с очередным ее вдохом, и тут же вновь материализовывался, разрывая тело изнутри. Его глаза горели ярко-изумрудным огнем, из псевдозрачков струился такого же цвета туман.

Пули застревали в его груди, края ран были похожи на отверстия, оставляемые свинцовой болванкой в металлической пластине – с краями, загнутыми вовнутрь. Они тут же затягивались, срабатывало абсорбирующее покрытие. Только вокруг разбрасывались капли зеленого физраствора, служившего Даготу вместо привычной крови.

Ярко-красными ножами воздух резали на ломти огни сирен. Воздух переполняло от криков боли, гулких выстрелов и воя сигнализации. На полу, скользком от пролитой крови, корчились умирающие каиниты. Их руки, так и не выпустившие оружие, тянулись вперед. Глаза, залитые предсмертным потом и вампирским ихором, пытались поймать фокус. Но тела, растерзанные ударами Дагота, плохо подчинялись, из них по каплям уходила жизненная энергия, мана.

Для их убийцы осталась только одна работа. Он обошел тела всех своих жертв, наклоняясь к ним и точным взмахом декапитируя их.

Когда все было кончено, он преклонил колена перед Шерханом, положив под ноги мастера головы своих жертв. В глазах последних застыл немой вопрос: Боже, неужели умирать навсегда – это так больно?

3

– Зачем ты это сделал, отец?

Александра стояла за спиной Шерхана, облокотившись о дверной проем. Ватек сидел в кресле перед огромным зеркальным окном, через которое были видны огни ночного Луксора.

– Ты спрашиваешь «зачем». Мне меньше кого-либо хочется уйти в мир иной, дочка. Меньше всего мне хочется потерять тебя или твою мать. Это называется инстинктом самосохранения.

– Теперь ты вне закона. Это ли не главная опасность сейчас?

– Ты права. Но лучше так, здесь есть шанс. Можно долго блуждать, прятаться, играть в «кошки-мышки».

– Но они все равно достанут тебя.

– Это будет не скоро. У меня есть, чем защищаться.

– Твоя уверенность в Даготе слишком велика. Берегись, это может лишить тебя бдительности.

– Я рад, что ты заботишься о своем отце. Но хватит об этом на сегодня. Как твой доктор?

– Я прекратила лечение.

– Зря. Они думали, что причиной отсутствия жажды у тебя и матери являюсь я. Будто бы намеренно лишил вас этого. Я не мог объяснить им, что это эволюция. Мы размякли, наше семя уже не так сильно. А может быть, мы уже искупили Каинову вину и подошли к логическому финалу. Наше существование отныне бессмысленно.

– Отец, ты должен знать. Я убила Альберта. И выпила его кровь.

– Что ты ощутила?

– Удовольствие и огромное облегчение. Ничего ярче и приятнее я до сих пор не ощущала.

– Я понимаю тебя. Так происходит каждый раз, когда ты пьешь. Люди думали, мы питаемся их кровью. Наивные. Я уже триста лет живу на искусственном гемоглобине и неплохо себя чувствую. Кровь – такой же наркотик для нас, как для них героин или ЛСД. Она воздействует не на желудок, а на центры наслаждения. Мир так несправедлив, детка.

– В твоих устах это звучит глупо.

– Я знаю.

– Мне кажется, ты не рад.

– На самом деле я безразличен к тому, будешь ты пить кровь или нет. Сама решай.

– Но зачем ты пытался вылечить меня? Вернуть Жажду?

– Я стал большим вампиром, чем был им раньше. Я проникся идеей Патриархов об избранности нашей расы. Мне было обидно, что моя последняя дочь стала уродом. Достаточно объяснений?

– Вполне. Что будет дальше, отец?

– Можно сбежать из Луксора… вообще с Марса.

– Я говорю обо всех нас. О каинитах.

– Почитай наши хроники. Сколько раз нас пытались уничтожить. Не счесть. Простое серебро, молитвы и заклинания. Огонь, кресты, чеснок, прочая дрянь. Половина из этого не действует вовсе, половина не так убийственна, как кажется. Когда-то люди заметили, что мы боимся солнечного света. Они стали жечь нас ультрафиолетом и ксеноном. Мы привили себе иммунитет к свету солнца и его искусственным производным. Когда-то мы боялись дневальщиков – детей вампиров и людей, – теперь эти дневальщики за деньги служат и нам. На любое оружие против нас мы находили достойный ответ. Даже ретровирус, делавший кровь человека ядовитой для вампира, мы победили. А это были самые черные времена для каинитов. Мы выживем, изменимся, приспособимся. Наша витальная энергия тесно сплетена с сущностями, создавшими все живое в мире. Мы – часть огромной силы, понять которую не можем до сих пор.

– Все это так сложно. И так бессмысленно.

– Просто мы многого не знаем, не понимаем и не научимся понимать за всю нашу жизнь. В противном случае мы сами станем богами. Все сразу – и люди, и каиниты.

– Мне казалось, быть вампиром – это привилегия. Глядя на тебя, я начинаю в этом сомневаться.

– Детка, мне тысяча девятьсот лет. Возраст давит.

– Я хочу попробовать поохотиться следующей ночью. Пойдешь со мной?

– Я давно этого не делал.

– Я не делала этого вообще никогда.

– Согласен.

– Возьмем маму?

– Пожалуй, нет. Не будем рушить ее песочный замок. И веру в людского Бога.

4

Человек вернулся к дороге. Он сел за руль своей машины и о чем-то глубоко задумался. Рассказ пастуха был интересен. Но сколько там осталось правды? Это и предстояло выяснить.

За досужей болтовней удалось выяснить местоположение того города. Сейчас в планах человека было путешествие в глубь марсианской степи.

– Где ты похоронил Влада?

– Где? Да везде. Я рассек его тело на несколько частей и зарыл их. Голову сжег, а пепел предоставил ветру. С Ундиной сделал то же самое.

– Потом ты встречался с подобным?

– Нет, никогда больше.

Покидая пастушью стоянку, человек купил несколько баклаг с водой, пакет сушеной метаговядины, обменяв это на табак и несколько «оптик» со свежим софтом. К машине он вернулся полный противоречивых чувств. Да, его наняли, предупредив, что дело будет связано с рядом особых тонкостей. Но о реальном повороте событий он и не подозревал.

Однако кодекс наемника человек свято чтил.

Потратив некоторое время на приблизительный план дальнейших действий, наемник отправился в путь. За спиной оставались километры пустыни. Бесшумно работал водородный двигатель. Глаза человека устали от монотонности красного песка вокруг. В голове суматошно роились мысли.

Ряды каинитов не так многочисленны, как может показаться. Если сравнивать их с общей людской массой, то в голове всплывает фрагмент допотопной военной хроники, когда в глазах десятка-другого пехотинцев, жавшихся ко дну окопа, неуклюжий танк казался библейским Левиафаном. Итак, люди – первобытные пехотинцы, каинит – танк. Мощный, практически всесильный, но слабый числом. Оттого и ценна ему собственная жизнь.

Иногда, для выполнения разного рода поручений, дешевле и проще обратиться к наемнику, потратив некоторое количество кредитов, но сохранив собственную жизнь, которую так легко потерять в головокружительном танце авантюры.

Человек остановил машину на гребне холма. Терриконы шахт потемнели от времени, из ярко-красных став темно-бордовыми. Тяжелый солдатский ботинок поднял в воздух горсть песка. Та сорвалась вниз, рассеявшись на ветру. Наемник проверил оружие и снаряжение. Гнать тяжелый транспорт дальше не имело смысла. Из грузового отсека он с помощью гидравлических манипуляторов извлек большой контейнер с законсервированным моноциклом.

Оседлав его, человек решительно направился в город.

Найти указанное пастухом кладбище было не так сложно. Оно располагалось на западной окраине города, словно иллюстрировало аналогию: запад – место смерти светила, тогда как восток – его купель. Кладбище, каких много, подумал наемник. Однообразные ряды могил со следами запустения, покосившиеся кресты и монументы.

Обычно на погостах бывает много собак. Они чуют эманации мертвых, жалобно скулят и воют от тоски. Их вой подобно виброножу проникает повсюду, режет камень и землю. Ветер, если он имеет место, подхватывает лай и разносит его по округе. Деревья, если им дано право расти, выглядят как согнутые проволочные стержни, без листвы, с мертвой черной корой, обвисающей со стволов рваными ломтями. Обрывки туч плывут в небе, прикрывая собой луну. Но на Марсе это редкость. Искусственная атмосфера заменяет собой ночной рисунок звезд и планет. Собак здесь нет, как и большинства животных – а то, что есть, клонированное или срощено с механикой. Местные луны – Фобос и Деймос – известны только изучающим астрономию.

Наемник дождался ночи. Что ни говори, это самое удобное время суток для совершения его миссии. Пусть местная тьма и лишена природной мистики, от ощущения таинственности избавиться тяжело.

Днем он позволил себе небольшой отдых, трапезу, приготовил все необходимое. Самой сложной частью работы был поиск разделенных частей тела. Помогли две вещи – радионуклеиновый радар и плутониевые метки в костях умершего. На экране прибора они светились тонким зеленым огоньком, пробиваясь сквозь толщу земли.

Ориентируясь на показания радара, наемник нашел все части Влада, исключая сожженную голову. Теперь полуистлевшие (кстати, сгнить окончательно им помешали особые штаммы антигниения), они лежали на могильной плите, собранные воедино. Отдаленно это было похоже на игру в кубики.

Вокруг мертвеца по круговой орбите были расставлены динамики системы объемного звучания, подключенные к микшерной деке и CD-проигрывателю. Наемник долго возился с настройкой инфракрасных портов соединения. Между частями системы не должно было быть никаких препятствий. От этого зависело не само звучание или незвучание, а целостность пресловутого магического круга. К самому мертвецу тянули свои белесые отростки кардиограф, капельница с биораствором, иммуностимулятор и электрошокер. К запястью левой руки человек прикрепил пульт управления – тонкую полосу сенсорной панели с россыпью контрольных датчиков.

Потом настал черед первородной магической основы. Цветными мелками наемник обвел абрис мертвеца. Нанес тотемные узоры, имена демонов дня и час. По сторонам света расставил бронзовые подсвечники со свечами из черного воска. Указал расположение основных звезд на текущую ночь. Вот появился на камне рунический символ – имя Повелителя Мертвых, Аида. Оставались последние штрихи перед свершением ритуала.

Долго готовился некромант. Затаивал дыхание, опасался, что дернется рука, сведенная нечеловеческим напряжением. И совершится ошибка. Порвется непрерывная нить колдовского орнамента. А любая ошибка смертельна. Нарушится целостность узора, и тогда вырвутся на свободу разрушающие слепые силы мертвых, пожирая все на своем пути. И отправятся они по свету сеять страдания и смерть.

Загорелись огнем контуры рисунка, когда наемник соединил начальный и конечный фрагменты. Человек довольно улыбнулся и отступил на шаг назад от тела, любуясь плодом кропотливой работы. Осталось закончить ритуал.

Из грузового отсека моноцикла человек выудил черный кубический ящик. Внутри контейнера находилось что-то живое, оно билось о стенки и издавало режущие ухо звуки. Открыв замки и сняв крышку, человек опустил руку в ящик, нашел шею существа и ловким движением свернул ее. Затем извлек на свет тушку черного петуха. Настоящего, а не клона, привезенного с орбиты, где он был куплен за огромные деньги.

Наемник занес петуха над трупом, свободной рукой, сжимающей кривой обсидиановый нож, вскрыл тушку от горла до паха. Оросив мертвеца горячей кровью и внутренностями, он обезглавил птицу и голову положил у шеи трупа, заменив ею недостающую часть тела. Потом подошел к звуковой системе. Из поясной сумки наемник извлек джевел с диском и вставил его в проигрыватель. До свершения обряда оставались считанные мгновения.

Музыки не было. Был простой гул, несущий в себе начало ритма. Простой, как пляска младенца в материнской утробе. Звук, издаваемый живой плотью.

Мелодией были глухие удары ладоней по обтянутому кожей барабану. Электронное соло, где-то за спиной, в зарослях пальм, посвященных Деве Урзули. Искусственный шепот лоа в кронах священных деревьев.

Мерный рокот, предвещающий дальнейшее неистовство. Назойливо повторяющиеся выкрики оцифрованного экстаза.

Шорох осыпающейся земли – голос разверзающейся могилы. Вопль десятков глоток, размазанный по безумству нечеловеческой музыки. Ритм танца с перебитыми конечностями.

И мертвая линия кардиограммы вздрагивает, идет десятком изломов.

Из динамиков льется монотонная дробь. Колдун склоняется над пультом, придерживая наушники одной рукой, второй регулируя баланс и уровень шума. Он не смотрит в сторону трупа, слабо вздрагивающего в такт сумасшедшей пляске кардиограммы, все его внимание приковано к ползункам микшера и к мерцающей панели эквалайзера. Он неуклонно повышает громкость, пока не начинает вибрировать даже зеркало за его спиной. Мертвое (?) тело выгибается мостом, трещат натягиваемые потусторонним усилием мышцы, датчики подключенного диагностического комплекса, сходя с ума. Громкость падает, ритм становится более умеренным, и тело вытягивается на могильной плите. В его судорогах уже просматривается залог будущего осмысленного движения, но пока соматическая память только пробуждается под воздействием гармонических перепадов, и мышечные сокращения напоминают отрезанную конечность рептилии, убегающую из-под ножа.

Колдун снова выкручивает регулятор громкости до отказа, и в ответ с грохотом лопаются лампы, нависающие над столом. Остается только сравнительно тусклый свет от медицинского оборудования и волны синего электрического мерцания, пробегающие по коже трупа.

Пытающегося встать.

5

Двое – мужчина и женщина – вошли в ночной клуб. Она – тонка и стройна, облачена в платье черного цвета с глубокими вырезами на груди и спине. Он – огромен, ширина плеч едва держится в пределах дорогого костюма.

Охранник в латексе и синтетике – имитат под натуральную кожу – дышит через маску аэрофильтра, отчего его дыхание громко и прерывисто. Его рука упирается в грудь мужчины, в глазах скачут тени настороженности и предбоевого возбуждения. Девушка качает головой из стороны в сторону, показывает пропуск. Охранник сдувается, теряя львиную долю устрашимости.

Услужливый официант вне себя от радости: что ты, богатые клиенты сулят огромный ломоть чаевых за достойное обслуживание и приятно проведенное время.

Оглядывая клуб зрением наружным и зрением внутренним, Саша понимает, что двойственность ее восприятия поражает соответствующую двойственность пространства. По одну сторону бытия создания из плоти трясутся, растерзанные ритмами музыки, окунаясь с головой в чувственный экстаз коллективного и оттого бессознательного веселья, непосвященному кажущегося мистической оргией. Пылают стробоскопы, «фонарь» ди-джея, подвешенный над танцполом на шести плексипластиковых опорах, делающих его похожим на арахнида, излучает свет всех цветов видимого спектра. С другой стороны, словно с далекого берега огромной реки, каиниты – а они есть повсюду – истязают собственную плоть отвратительными пытками. Они тянут из себя жилы, сдирают собственную кожу и жадно пожирают ее. Они вскрывают свои спины и наносят плутонийсодержащими красителями татуировки непосредственно на кости. Отчего тела их просвечивает насквозь тихий изумрудный огонь. И весь этот макабрический маскарад одинаково приятен обеим сторонам.

Парочка садится за столик, лицом к сцене, где юркой змеей вокруг металлического столба извивается стриптизерша. Она заказывает бокал мартини с оливкой на дне, он только хранит молчание. Официант подобострастно кланяется и исчезает. Девушка оценивает взглядом танцовщицу и поворачивает лицо к спутнику.

– Она нравится тебе?

– В ней есть что-то… будоражащее мой желудок.

– Когда все кончится, она будет твоей… пищей.

– Хорошо, госпожа.

Сегодня я бесплотен, дуновение ветра, прикосновение едкого табачного дыма. Сегодня я – капля тягучего мартини, пряный аромат коктейля из тоника и сока экзотических фруктов. Сегодня я – невидимый для посторонних взоров, нечуткий к чужой боли. Я есть и не есть, я здесь и не здесь…

Я вижу, как она выходит из угольно-черного лимузина такси «линкольн-таункар», и изумленный водитель вдыхает запах ее духов. Слегка покачивая бедрами, она подходит к швейцару и улыбается ему тридцатью двумя идеальными жемчужинами, не оскверненными желтым налетом от недавно выкуренной сигареты Dunhill Woman Slim. Тот раскланивается перед ее чарующей красотой и пропускает в дрожащую 40-градусной влагой утробу ночного клуба.

В забитом басами воздухе не слышно нежного поцелуя, которым одаривают ее влюбленные друзья, потому что его нет. Вокруг стонущая и извивающаяся толпа испаряет в воздух миллионы молекул запаха.

Сегодня она будет моей. Если мне не помешает тупой амбал, сопровождающий королеву.

– Он смотрит на вас уже больше десяти минут, госпожа.

– Ну и пусть. Мне вреда не будет.

– Это может быть небезопасно.

– Хватит. С веками ты стал параноиком, Бруно. Ты забыл, как можно расслабляться.

– Я не умел этого никогда.

– Тогда учись. Есть возможность.

Осматривая других посетителей, Александра чувствовала, как рождается в животе чувство Голода. Как начинает приятно кружиться голова. Скоро девушка насытится.

– Кажется, он хочет меня снять. А, Бруно?

– Я сверну ему шею.

– Ответ неправильный. Сейчас ты пойдешь и снимешь себе шлюху. Потом вы уединитесь наверху. А я останусь здесь одна. Ясно?

– Госпожа?

– Не перечь мне. Пока нам нечего бояться.

– А можно я ее съем?

– Кого?

– Человеческую женщину, с которой пойду.

– Как хочешь.

Гигант встает. Несмотря на свои размеры, он полон грации. Словно кости и суставы сделаны из жидкой резины – настолько мягки и плавны его движения. Фигура атлета и гибкость акробата. Идеально для убийцы.

– Послушай, Бруно, – догоняет его вопрос Александры. – Когда ты последний раз занимался сексом?

– Почти две тысячи лет назад.

– Исчерпывающий ответ. Ты свободен.

Бруно постепенно растворяется в толпе танцующих. А у стойки бара одна из ночных бабочек уже уловила тонкий запах денег, не ведая, что на самом деле так пахнет смерть.

Юноша встает из-за своего столика и развязной походкой подходит к Александре.

– Прошу прощения, мисс. У вас свободно?

– Да.

– Вы не возражаете, если я составлю вам компанию?

– Отчего же. Если вам есть, чем удивить меня.

– Отлично. Макс. – Парень протягивает руку.

– Саша. – Девушка отвечает на пожатие. В ее глазах горят искорки предвкушения.

– А где ваш спутник?

– Не думаю, что это вас заинтересует. Я рада, что удалось от него избавиться.

– Мне казалось, вы друзья.

– Скорее деловые партнеры. Он – охранник моего отца.

– Служебный роман?

– Ваше любопытство несколько вызывающе.

– Просто не хочу выглядеть болваном, когда громила вернется.

– Вы пересмотрели сериалов.

Вокруг тешится молодежь. Руки, ноги, обнаженные тела, сливающиеся в один визжащий ковер. Рябь «живых» татуировок – кажется, что тело стало экраном для фильмопроектора. Лица – восковые маски. Безликие от дешевых личин, созданных в клиниках по физиокоррекции, разгоряченные от амфетаминов и гормонов. Запахи смешиваются в горячий коктейль.

– Здесь есть приватные кабины, где нам никто не помешает? – плотоядно ухмыльнувшись, спрашивает Александра.

– Конечно, – отвечает человек.

Ловко затушив сигарету в пепельнице, Саша поворачивается к собеседнику. Из дамской сумочки она достает ингалятор и протягивает его мужчине.

– Будешь?

– Нет, я предпочитают электростимуляцию.

– Как хочешь.

Саша по очереди вставляет хоботок вакуумного шприца в ноздри и делает впрыск. Потом мотает головой, ощущая, как тело ее преображается, становясь машиной убийственной страсти. Ловким движением она избавляет себя от платья, представая перед мужчиной полностью обнаженной. Она садится к нему на колени, позволяя поиграть его языку со своими сосками. Его руки оплетают женские бедра, захватывают бархатную кожу ягодиц. Женщина совершает круговые движения, заставляя свое тело тереться о пах мужчины. Он стонет, закатив глаза.

Александра опускается на пол, обнажает фаллос и заглатывает его. Шершавый язык трется о мягкую кожицу головки. Тело мужчины пронзает сладкая судорога. Истома льется сквозь микропоры кожи. Гормоны бьют в голову. Он вскакивает, опрокидывает женщину на пол и бесцеремонно входит в нее.

Александра скалится. Истинные клыки появляются на свет. Глаза ищут знакомую голубую жилку на шее, где пульсирует кровь. Через мгновение челюсти смыкаются на горле, и острые зубы пробивают кожу. Саша пьет жадными глотками, пока от человека не остается ничего, кроме его оболочки. Суть вместе с кровью отданы вампиру. Без остатка.

Александра и Дагот вернулись на нижний этаж клуба двумя вестниками джагеррнаута. Обнаженные, перепачканные кровью своих жертв, они не собирались останавливать пиршество. Там, где они проходили, пенилась бившая из рваных ран кровь, фонтанировала во все стороны. Мешанина из изувеченных тел покрыла гладкий пол чилаута. Когда все было закончено, вампиры сыто улыбались и обтирали друг друга горячей кровью своих жертв.