Текст книги "Русские банды Нью-Йорка"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

37. Очная ставка

– Вы никогда не выйдете отсюда, – сказал Коэн, – если не проявите благоразумие. В этих подземельях сгинул не один десяток преступников, которых невозможно было усадить на скамью подсудимых. Впрочем, не каждый достоин того, чтобы предстать перед судом.

Поймите, Беллоу, скоро мы найдем вашу тетушку Паулиту, будем за ней следить, она выведет нас на ваше окружение, и все ваши друзья окажутся в таких же уютных катакомбах. Рано или поздно они начнут говорить, и мистер Смайзерс узнает, куда делись его деньги. Вполне возможно, что он даже сможет их вернуть, если они были вложены в дело.

– Но нас не волнует судьба его денег, – подключился Уильямс. – Мы выполнили его просьбу, поймали преступника. Дальше пускай разбирается сам. И он разберется. Он уже приготовил для вас клетку на ранчо. Вы будете жить там, а он будет ждать, когда же вы, наконец, снова обретете дар речи. Вас это устраивает?

Кирилл смотрел сквозь него, мысленно переводя услышанное на французский. Этот прием позволял ему не реагировать на вопросы и чувствовать себя как бы в стороне от происходящего.

– Но есть и другой путь, – сказал Коэн. – Мы передаем вас в руки полиции Нью-Йорка. Вам предъявляют обвинение в нападении на судно и в убийстве членов команды. Кажется, там было тройное убийство, со смягчающими обстоятельствами…

– Самооборона и защита имущества, – подсказал Уильямс. – Адвокаты отведут от вас петлю, но несколько лет все равно гарантированы. О вашей деятельности в других штатах не будет сказано ни слова. В этом, кстати, заинтересован сам Смайзерс.

– Итак, что вы получаете в результате сделки? Жизнь. Содержание в приличных условиях. Право на досрочное освобождение. Уверен, что ваши друзья найдут способ этого добиться.

«Мои друзья найдут способ освободить меня досрочно, – подумал Кирилл. – Да, мои друзья найдут способ меня освободить».

– Идет, – сказал он, с трудом разлепив губы.

– Что? – в один голос переспросили агенты.

– Идет! Я согласен. Сажайте меня. Сколько вы хотите за это?

Агенты переглянулись.

– Сумму определит адвокат. Нам причитается половина всех расходов.

– В моем положении торговаться неуместно, – сказал Кирилл. – Вы получите свои пятьдесят процентов. Но что вы скажете Смайзерсу?

– То же, что говорили до сих пор. Мы идем по следу, и уже скоро получим конкретные результаты, – усмехнулся Уильямс. – Завтра вы получите материалы вашего дела. Постарайтесь запомнить все, как будто готовитесь к экзамену, чтобы не оплошать перед следователями.

* * *

Через три дня ему завязали глаза, вывели на шумную улицу и погрузили в карету. Ехали недолго. Когда сняли повязку, он долго щурился и вытирал глаза, потому что отвык от дневного света. Повязку сняли, но кандалы оставили, и так, гремя цепями, он вошел в здание полицейского участка.

– Черный Испанец? – переспросил сержант. – Это точно, мистер Уильямс?

– Так же точно, что сегодня вторник.

– А кого же тогда взяли в Шестом участке? Весь город уже знает, что Черного Испанца повязали там в воскресенье. Убийство и нападение на полицейских.

Агент Уильямс снисходительно улыбнулся:

– Сержант, вы знаете меня не первый год. Я привел к вам десятки подонков. Суд оправдал хотя бы одного?

– Нет, не припомню такого.

– Значит, если я кого-то сдаю в ваши руки, – это настоящий подонок. Настоящий. Принимайте нашего красавца, да будьте с ним внимательнее. Черный Испанец заслуживает особого отношения.

В кабинете их уже ожидали следователь и секретарь. Кроме Уильямса и Коэна сюда подошли еще несколько офицеров полиции. Все расселись в разных углах, с любопытством оглядывая Кирилла. Присутствие столь многочисленной публики не мешало ему. Наоборот, наедине со следователем было бы гораздо труднее врать. А так он чувствовал себя как участник любительского спектакля.

– Меня зовут Крис Беллоу, – начал он. – Я приехал из России пять лет назад. Работал грузчиком на пирсах Роя Сильвера. В тот вечер мы сидели втроем на лодочном причале: я, Спиридон Ионидис и Джекоб Хикс. Ионидис сторожил, а мы с Хиксом ему помогали, потому что стоял густой туман. Под утро услышали подозрительный шум с реки. Сели в ялик и отправились посмотреть, что там творится. Заметили лодку, груженную ящиками с чаем. Спиридон Ионидис приказал людям в лодке остановиться. Но они открыли огонь, убили Ионидиса и Хикса.

Я был ранен и упал в воду. Течение отнесло меня к какой-то шхуне. Я видел, как к ней подходят лодки с разными грузами. Ящики и тюки поднимали на шхуну. Затем подошла та самая лодка, где лежало тело Хикса. Его тоже подняли на борт.

Я был ранен, потерял много крови и чувствовал, что мне не доплыть до берега. Из разговоров тех, кто был на борту, я понял, что это пираты. Когда все лодки ушли, мне стало ясно, что на борту остались только двое или трое. Я решил спрятаться на шхуне, потому что больше не мог оставаться в воде. Перелез через борт. Они заметили меня и напали. Я схватил первое, что попалось под руку. Это оказался напильник, и я кинул его в одного из нападавших. Второй набросился на меня с топором. Я отнял топор и хотел выбросить за борт, но пират стал меня душить, и я ударил его. Третий пытался выстрелить в меня из ружья. Мы стали бороться, и, когда ружье оказалось между нами, оно выстрелило. На шхуне я нашел еще одного пирата. Пьяного. Я его связал и вызвал полицию.

Вот и вся роль. Просто нечего играть. Как мог, Кирилл изобразил раскаяние в непреднамеренном тройном убийстве. И ожидал, если не аплодисментов, то хотя бы того, что его пораньше отпустят со сцены.

Но у постановщика столь примитивной пьески был в запасе неожиданный драматургический ход.

– Введите свидетеля для опознания, – приказал следователь.

Кирилл невольно сжал кулаки, ожидая снова встретиться с Красавчиком. Но вместо шкипера «Амазонки» в кабинет ввели совершенно незнакомого ему человека.

– Мистер Ламврокакис, – не без запинки произнес следователь, заглянув в протокол. – Подтверждаете ли вы, что присутствующий здесь Крис Беллоу был известен вам как Черный Испанец?

Ламврокакис испуганно глянул на Кирилла, затем на Уильямса и только потом сказал, глядя в пол:

– Подтверждаю.

– Подтверждаете ли вы, что означенный Черный Испанец находился на лодочном причале вместе с Ионидисом и Хиксом в ночь вашего дежурства?

– Так оно и было, сэр. Подтверждаю.

– Спасибо. – Следователь повернулся к офицерам, стоявшим у него за спиной. – Достаточно, господин инспектор?

– Хватит. Уведите этих, – приказал инспектор. – Второго уже доставили? Давайте его сюда.

Кирилла и свидетеля вывели в соседнее помещение и усадили на стулья лицом к стене. Сержант встал у неплотно прикрытой двери, заглядывая в щель. Однако, заметив, что Кирилл смотрит на него, захлопнул дверь и злобно прикрикнул:

– Смирно сидеть! Не верти головой!

Для вящей убедительности он похлопал дубинкой по ладони, от чего свидетель Ламврокакис вжал голову в плечи.

– Не надо бояться, – сказал ему Кирилл по-гречески.

Свидетель изумленно глянул на него и тут же, что-то бормоча, отвернулся к стене. Кирилл различил несколько греческих слов, но ничего не понял.

«Не надо бояться», – эту фразу он часто слышал от своего дядьки-контрабандиста. Помнил он и несколько ругательств, коими Жора Канделаки награждал компаньонов. Оного запаса слов могло хватить для приличной беседы, но ее бесцеремонно оборвал надзиратель:

– А ну молчать!

В кабинете, однако, происходили слишком интересные события, чтобы охранник мог их проигнорировать. Через пару минут он снова осторожно приоткрыл дверь. Там допрашивали еще кого-то.

– …Чье это было предложение? – спрашивал следователь. – Ваше или Ионидиса?

– Не помню. Какая вам разница?

– Отвечайте на вопрос.

– Я и отвечаю, что не помню.

– Сколько человек было в лодке, которую вы обнаружили?

– Двое.

– Вы потребовали, чтобы они остановились?

– Ну да, мы уже собирались, да только они нам не дали даже рот открыть. Засадили из двух стволов сначала в меня, потом в Спиро и Джейка. Когда я вынырнул, мои друзья уже были мертвы. Джейк лежал в ялике, а Спиро пошел на дно. А я…

– Погодите! – раздраженно перебил следователь. – Отвечайте только на поставленные вопросы. Итак, вы потребовали от них остановиться. Вы видели, чем нагружена лодка?

– Нет. Туман стоял.

– Тогда почему вы решили, что в лодке находится ворованный груз с брига «Юнона»?

– Да это было ясно как день. Бриг стоял без охраны. Чай там держали в открытую, на палубе, а тут ночь, туман – любому понятно, что пираты захотят поживиться!

– То есть это были всего лишь ваши предположения?

– Ну да, было такое предположение, что в лодке сидят пираты. А они, видать, догадались о нашем предположении и выстрелили раньше, чем мы смогли его проверить. Да только там и проверять было нечего. Я, как только перелез через борт шхуны, сразу ящики с ворованным чаем увидал.

– Погодите! До этого пункта ваших прежних показаний мы еще дойдем, – сказал следователь.

– Спросите у него насчет братьев Пакконе, – потребовал инспектор.

Было слышно, как следователь листает свои бумаги: «Пакконе, Пакконе…»

– Итак, расскажите нам, при каких обстоятельствах… Хм. Господин инспектор, в протоколах допроса этого нет. Видимо…

– Сам знаю, что нет, – грубо оборвал его инспектор. – Если этот тип на самом деле Черный Испанец, он должен знать, как были убиты братья-сицилийцы.

– Сардинцы, – поправил его допрашиваемый. – Это огромное различие.

– Сержант! Закройте дверь! – раздался недовольный голос Уильямса.

Приказ был выполнен незамедлительно, и Кириллу так и не удалось узнать, насколько велика разница между жителями двух итальянских островов.

Скосив глаз на своего соседа-грека, он подумал, что свидетель Ламврокакис страдает приступами лихорадки. Лицо его покрылось крупными каплями пота, он то и дело вздрагивал и поводил плечами, словно сбрасывая невидимую ношу.

– Сержант, введите свидетеля! – в комнатку заглянул Уильямс, он казался ужасно расстроенным.

Полисмен с трудом оторвал грека от стула. У Ламврокакиса подкашивались ноги, он явно не желал выходить, и сержант просто втащил его за шиворот в кабинет.

Оставшись в одиночестве, Кирилл подошел к узкому окошку. Его давно интересовало, почему там нет решетки. Объяснение оказалось до обидного простым – окно выходило во внутренний двор полицейского участка. С высоты второго этажа Кирилл разглядел линялый верх кареты, стоявшей под окном, и тощие спины двух лошадей.

Он вспомнил, как они с Энди планировали спасение Билли Кида из тюрьмы, и подумал: «Забавно. То, что у нас не вышло в Маршалле, ждет меня здесь, в Нью-Йорке, спустя пять лет. Открытое окно и дилижанс под ним. Не хватает только помощников, да и пейзаж, прямо скажем, далеко не тот…»

Отбросив мысли о побеге, он вернулся к двери и стал подслушивать, благо теперь ему никто не мешал.

– …Я повторяю свой вопрос. Подтверждаете ли вы, что присутствующий здесь Уильям Мозес Истмен, известный вам как Черный Испанец, находился на лодочном причале в ночь вашего дежурства?

– Свидетель, вам плохо? – спросил Уильямс. – Инспектор, ему плохо. Он не в состоянии отвечать.

– Еще как в состоянии! А вы, Уильямс, если будете препятствовать допросу, вылетите отсюда, как пробка!

– Я не препятствую. И это не допрос, а процедура опознания. И показания свидетеля, добытые в таких условиях, не имеют юридической силы!

– Свидетель! Я повторяю свой вопрос…

– Я… Я не знаю…

– Да ладно тебе, Костас, – вмешался допрашиваемый. – Не бойся, говори все как есть. Они и так все знают. Говори, не бойся. Они тебе ничего не сделают.

– Они-то не сделают… А ты?

Кирилл еще немного приоткрыл дверь и наконец-то увидел того, чей голос не давал ему покоя.

«Почему я сразу не узнал его по голосу? – подумал он. – Да потому что никогда не слышал, чтобы Илюха Остерман так шпарил по-американски».

Да, это был Илья. Он сильно изменился за пять лет. Вырос, заметно пополнел, отпустил щегольские усики. И вообще держался по-новому: уверенно, даже нагловато. На нем был отличный светлый костюм, весь в пятнах крови. На руках и ногах висели кандалы.

«Попался Илюха, – подумал Кирилл. – Не знаю, что они тут затеяли. Но буду гнуть свою линию. Этот инспектор явно собрался засадить Илью за решетку. Похоже, что есть за что. И дела у него похуже, чем у меня. Меня допрашивали вежливо, быстро, и не вешали лишних эпизодов, вроде братьев-сардинцев. Нет, Илью надо спасать. Меня-то рано или поздно выручат друзья, а у него кто тут? Мама с папой? Эх, Илюха, молчал бы ты лучше!»

Но его бесшабашный друг продолжал спокойно отвечать на все вопросы инспектора и следователя.

38. Суд

Он никак не ожидал, что допрос может доставить столько удовольствия. Рассказывая о прошлом, Илья будто снова погружался в него. И снова наполнялся безрассудной, отчаянной храбростью. Ему было все равно, что с ним сделают. Повесят? Плевать. Отпустят? Плевать с высокой колокольни. Приговор, каким бы он ни был, ничего не изменит.

Жаль, конечно, что он так облегчил работу сыщикам – они того не заслуживали. Если б не идиотская явка с повинной, они бы никогда не нашли Черного Испанца. Настоящего Черного Испанца, а не того олуха, которого схватили на Бродвее.

– А теперь, свидетель, я вынужден еще раз напомнить вам об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Повторяю вопрос. Кого из присутствующих здесь вы знали как Черного Испанца?

Илья стоял лицом к стене. Сержант потянул его за плечо, и он развернулся, гремя кандалами.

Напротив него, у другой стены, стоял человек, чем-то похожий на Кирюшку Белова. Такой же вздернутый нос и густые брови, такой же слегка вьющийся каштановый чуб, и такой же вечно удивленный взгляд. Встретив такого американца на улице, Илья непременно подошел бы к нему, даже будучи уверенным, что обознался. Но в полицейском участке сантименты неуместны. К тому же Кира сейчас далеко, в Одессе. А это…

«Это Теодор Грин. Литератор», – вспомнил Илья.

Ламврокакис вытянул в его сторону дрожащий палец:

– Вот он. Это Билли. Тот самый, Черный Испанец.

– Возражаю! – сердито воскликнул толстяк из агентства Пинкертона. – Пять минут назад вы показали, что…

– Заткнитесь, Уильямс! – рявкнул инспектор. – Не мешайте работать. Сержант, увезите Истмена.

– А с этим что делать? – спросил кто-то, и все уставились на несчастного Теодора Грина.

Литератор, однако, не выглядел слишком несчастным. Больше того, на его лице сияла глупейшая улыбка.

– Джентльмены! – заявил он, приосанившись. – Мне приходилось описывать в своих рассказах, как проводят различные полицейские ритуалы. Должен заметить, что вы все делали неправильно. Для достоверного опознания следовало пригласить еще нескольких белых мужчин, одного со мной роста и телосложения. Я уже признался в совершенном преступлении, и мне крайне неприятно, что за мои проступки может быть наказан кто-то другой. Тем более – человек, на лице которого стоит печать невиновности. Да вы только взгляните на него! Неужели этот изнеженный горожанин способен проткнуть живого человека ржавым напильником? Или рубануть топором? Вы поглядите на его руки – они не держали в руках предмета опаснее, чем пилка для ногтей!

Илья возмутился:

– Да если б у меня была с собой пилка для ногтей! Вот бы вы удивились, сколько крови можно выпустить из трех копов и двух сыщиков! Инспектор, пора кончать комедию. Отвезите меня обратно в «Могилы», а писаку отправьте в психушку – там его бредни найдут достойных слушателей.

* * *

В одиночной камере Илью дважды в неделю навещали адвокаты Глейзер и Фокс. От них он узнал, что сыщики и инспектор Хиггинс заключили сделку. Оба схваченных преступника, Черный Испанец и Потрошитель Банков, пойдут под суд, причем – по одному делу. Общественность увидит, каким плодотворным может быть сотрудничество полиции и частного сыска.

К процессу, однако, решили не привлекать особого внимания, потому что его результаты наверняка разочаруют публику. Подсудимый Истмен получит всего-навсего одиннадцать месяцев за убийство на танцплощадке, а во всех делах пятилетней давности присяжные признают его невиновным. С профсоюзной деятельностью надо будет покончить, да и с городом придется расстаться. Салливан уже присмотрел для него неплохое местечко в Чикаго. Игорный бизнес, публичные дома и торговля спиртным нуждались в централизации и внедрении прогрессивных методов управления.

– А что будет с Грином? – спросил он.

– Об этом пусть позаботятся его адвокаты, – сказал Глейзер.

– К тому же никакой он не Грин, – добавил Фокс. – Какой-то иммигрант из России. Но не еврей.

– Ты откуда знаешь? – недоверчиво покосился на партнера Глейзер.

– К нему привозили попа из греческой церкви. Он заказывал русского, но такого не нашли.

– Он исповедался?

– Наверно. Похоже, Грин не слишком верит в своих адвокатов.

– Но ты, Билли, не сомневайся. Мы для тебя сделаем все.

– Тогда устройте мне встречу с этим Грином, – потребовал он.

– Невозможно, Билли, – мягко улыбнулся Глейзер.

– То есть действительно невозможно, – подтвердил Бен Фокс.

Он понял, что они не хотят за это браться, и не стал настаивать. Ничего невозможного здесь не было. Если бы подследственный Истмен захотел покинуть одиночку и посидеть в самом лучшем ресторане, то его бы отвезли и привезли. Тюремные стены обладают удивительным свойством – для одних они неприступны, а для других исчезают на время. На оплаченное время.

Илья решил больше не говорить с адвокатами о Потрошителе Банков. Он немало удивил надзирателей, когда затребовал греческого священника. Еще больше удивился священник, когда увидел перед собой Черного Испанца.

– Я иудей, и не собираюсь креститься, – предупредил Илья, как только остался наедине с попом.

– Мне случалось принимать исповедь и у некрещеных.

– Я уже столько исповедовался перед следователями, что на вас ничего не осталось. Но это неважно. Мне нужно знать все о том парне, к которому вы ходили сюда, в тюрьму. Его еще называют Потрошителем Банков.

– Меня бы не пускали в тюрьму, если б могли заподозрить, что я стану связником между заключенными. Я приношу в темницы весть от Бога.

– Понятно. Но иногда вести от Бога приходят и без вашей помощи. Иногда Бог нанимает для этого разных там ангелов, верно? Обычно они являются во сне и вещают. Например: «Билли, Билли! Вот ты валяешься тут во грехе и пороке, а в соседней камере изнывает от одиночества твой лучший друг, твой побратим и земляк»! Вот я и хочу спросить вас, батюшка, верить таким снам – или нет?

– Не верь. В соседнюю камеру меня не вызывали. Так, значит, ты тоже из Одессы? Говорят, это довольно большой порт. Половина всего хлеба, который едят американцы, приплыла оттуда.

– Да, большой порт…

У Ильи перехватило горло от благодарности. Он собирался торговаться со священником, обещая ему все более и более крупные суммы за информацию – а тот ничего вроде бы не сказал, но при этом ответил на все вопросы.

Значит, Кира не вернулся в Одессу! А ведь собирался сойти с парохода в Констанце, да только там не было остановки. Затем проспал Гибралтар, добрался до Нью-Йорка – да тут и остался. И не просто остался, а стал писателем. Сочинитель в кандалах? Это что-то новое. Видать, он такой же писатель, как Илья – цветовод.

Да Кирюшка всегда был таким. Только казался приличным мальчиком, гимназистом-зубрилкой. А на самом деле был таким же босяком, как и все нормальные пацаны с Большого Фонтана. Таскал в кармане свинчатку, но не доставал ее, если дрался один на один. Вместе со всеми чистил сады, баштаны и огороды, и попадался порой, но никогда не выдавал друзей. Интересно, на каком американском огороде Кира попался в этот раз? Судя по кандалам, дело серьезное…

– Тебя страшит наказание? – спросил священник.

– Какое? – не понял Илья. – А, вы про суд? Нет. Не страшит. Я только одного боюсь. Что нас с другом будут судить в разное время, а потом разбросают по разным тюрьмам.

* * *

Опасения оказались напрасными. Илья встретился с Кириллом в день суда. Они сидели рядом на скамье подсудимых. Они даже могли переговариваться – тайком, опустив голову и не шевеля губами.

– Зачем ты это устроил? – недоумевал Кирилл. – К чему твое геройство? Если хотел меня спасти, незачем было садиться в тюрьму.

– Какое, на хрен, геройство? – Илья сплюнул. – По пьянке вышло. У меня в последнее время от выпивки одни неприятности.

– Раньше ты не пил.

– Жизнь не стоит на месте. Ты раньше тоже банки не потрошил.

– Что банки! Я курю сигары и пью текилу. Знаешь хоть, что такое текила?

Илья засмеялся. Не зря он тогда сдался полицейским. Не зря. Просто судьба не придумала другого способа, чтобы он мог встретиться с другом.

А заседание шло своим чередом. Обвинитель рисовал ужасную картину злодеяний, совершенных бандой русских иммигрантов. Кое-что Илья вспоминал с гордостью, многое хотелось бы забыть, но были и эпизоды, о которых он слышал впервые.

– Да не трогали мы банки Чемберлена! – негромко возмущался он. – Даже не знаю, где эта чертова Тексаркана.

– В следующий раз возьму тебя с собой, – пообещал Кирилл. – Там очень красивые закаты. Ты бывал в Арканзасе?

– Я дальше Джерси не выезжал. Манхэттен, Бруклин, Лонг-Айленд – вот и вся моя Америка. А ты, значит, побывал таки на диких берегах Миссури?

– Берега Гудзона – вот где настоящая-то дикость…

Обвинитель тем временем потребовал для обоих смертной казни на электрическом стуле. Кирилл подтолкнул Илью локтем:

– Гордись. Кажется, мы станем первыми, кто воспользуется этим изобретением.

– Не надейся. Сейчас за дело возьмутся адвокаты, а потом присяжные…

Защитную речь произносил Соломон Глейзер. Он начал издалека. В одном далеком царстве жили-были двое мальчишек. Приятели мечтали об Америке, о стране, где исполняются мечты… – Мальчики пересекают Атлантику, судьба их разлучает надолго – , и вот один из них узнает, что его друга схватили по несправедливому обвинению. Он добровольно является в полицию и берет всю вину на себя, чтобы освободить друга! В этом нет ни капли пресловутой славянской сентиментальности. В этом шаге выразился подлинно американский дух. Илья уже всерьез опасался, что после такой речуги он и одиннадцати обещанных не получит.

И вдруг напыщенная речь адвоката была прервана грубым выкриком из зала:

– Думал, ты увернешься от мести? Ублюдок! Кровь братьев Пакконе еще не высохла на твоих руках!

Все повернули голову к окну, откуда раздавался крик. И увидели человека, вскочившего на подоконник. В одной руке он держал большую фотографию. В другой – револьвер.

«Что за идиот! – успел подумать Илья одновременно с выстрелами. – Он все испортил!»

Пуля ударила его в плечо. Он запоздало пригнулся и увидел, что Кирилл зажимает руку ладонью, и сквозь пальцы у него сочится кровь.

– Ложись! – крикнул ему Илья.

– Поздно… – он все же сполз со скамейки.

Еще несколько пуль угодили в стену над их головами. Каждый выстрел сопровождался женским визгом – и только. Ни одного выстрела в ответ. Никто из охраны даже не потянулся к оружию, все благоразумно попрятались за спинки дубовых скамеек.

– Шесть пуль, – сказал Кирилл, морщась от боли. – Если у него нет второго кольта, то парню пора смываться.

Оба одновременно выглянули над краем барьера и увидели распахнутое окно и развевающиеся портьеры.

– Перевяжи меня хоть чем-нибудь, – попросил Кирилл. – От этих уродов не дождешься. Э, да тебя тоже зацепило! Ну, слава Богу. Обидно получать пулю за ублюдков, которых порешил кто-то другой, пусть даже лучший друг.

– Ты стал слишком много разговаривать, – заметил Илья.

– Это потому, что я слишком долго молчал, – засмеялся Кирилл.

И вдруг, оборвав смех, рухнул на пол, в лужу крови.

* * *

В операционной первым положили на стол Кирилла. Он даже не застонал, а только вздрогнул, когда врач сделал надрез, чтобы вытянуть кусочек свинца.

Илью ранило навылет. Разглядывая его плечи и грудь, врач сказал медсестре:

– Резал я как-то одного ветерана. Так у него было поменьше шрамов, чем у этого юнца.

– Я тоже ветеран, – возразил Илья. – Участник всех войн на фронтах Манхэттена, от Баттэри до Сто Двенадцатой.

Он хотел похвастаться перед Кириллом, который лежал на соседнем столе, но увидел, что у друга закрыты глаза. А потом ему уже было не до разговорчиков, потому что врач принялся зашивать раны самой тупой иглой, какая только нашлась на помойке тюремной больницы.

– Дайте хоть виски глотнуть! – взмолился он.

– И не надейся, – невозмутимо ухмыльнулся живодер. – Стану я тратить драгоценную жидкость на смертника!

Потом их отправили в палату для особо ценных заключенных. Она находилась в самом конце коридора, перегороженного двумя решетками, и возле каждой сидел надзиратель.

Кирилла несли на носилках, Илья шагал сам, стараясь не размахивать перебинтованной рукой.

В палате была только одна койка и один табурет – предполагалось, что особо ценные будут поступать сюда в единственном экземпляре.

– Не страшно, могу и посидеть, – бодро сказал Илья.

– Недолго осталось. Скоро пересядешь, – поддержал его надзиратель, запирая решетку.

Гремя ключами, он прохаживался по коридору и бросал грозные взгляды на столь опасных пациентов. Скоро его утомила собственная бдительность, и он присел на стул у дальней решетки, где его уже поджидал коллега. Охранники принялись болтать о своем, а заключенные – о своем.

– Что еще за братья Капоне? – спросил Кирилл, не открывая глаз.

– Не Капоне, а Пакконе. Трое ублюдков, которых мне пришлось завалить в самом начале карьеры. Но то была чистейшая самооборона, можешь мне поверить.

– Итальянцы мстительны. Рано или поздно они до тебя доберутся.

– Уже добрались.

Кирилл осторожно приподнялся на локте и осмотрелся.

– Не знаю, какие тут у вас расценки. Но итальянцы наскребут, чтобы заплатить охране. Дело даже не в деньгах, а во времени. Сейчас они ищут не деньги, а того, кому их дать, чтобы повидаться с тобой. Сторожа, видимо, меняются каждые два часа. Я бы на их месте нашел кого-нибудь из ночной смены. Хотя нет, их тут трое, всех не обработаешь…

– Однажды я тут валялся, – вспомнил Илья. – В соседнем крыле. Там тоже палаты-одиночки, но не такие крутые, как наша. Окна выходят в переулок. Меня могут перевести туда, а потом подстроить попытку к бегству. Это проще всего.

– Да, а отсюда не убежишь. Разве что стену взорвать?

– Тоже дело. Если точно знать, где заложить динамит. И сколько. А то рванут, и от нас ничего не останется.

– Это их устроит.

– Не думаю. Это не будет похоже на месть. А вдруг люди подумают, что нас пытались освободить сообщники? Нет, они постараются вытащить меня отсюда. А потом, через недельку, выбросят труп рядом с моим домом. С отрезанным языком. Это будет вполне соответствовать их строгим традициям.

– Да, для них это дело чести. – Кирилл откинул одеяло и пошевелил пальцами забинтованной руки. – Но мне почему-то не хочется участвовать в таком деле. А тебе?

– Мне тоже. Эх, была бы хоть пилка для ногтей…

Кирилл запустил руку под одеяло.

– Пилки для ногтей я не заметил. А такой инструмент тебя устроит? Вот, захватил на память из операционной, – и он протянул Илье скальпель.

Илья повертел его между пальцами, взвесил на ладони и спрятал между витками бинта на плече.

– Чертовы итальянцы. Все испортили. Если б не они, мы бы уже сегодня услышали приговор.

– Что, так быстро? – удивился Кирилл.

– А чего тянуть? Все давно расписано. Нормальная судебная сделка. Между нами, копами и присяжными. Тебе что пообещали за сотрудничество?

– Досрочное. Но за дополнительную плату. А тебе?

– Меньше года в исправительной колонии.

– Похоже, ты выйдешь раньше.

– И сразу займусь тобой, – пообещал Илья. – Я тебя вытащу. Уедем в Чикаго. Вместе мы там наведем порядок.

– Посмотрим, посмотрим, – Кирилл снова лег и закрыл глаза. – Башка кружится. Крови потерял много.

– Хорошо еще, что кость не задета.

– Кость? Двадцать второй калибр, такими пульками кость не сломаешь. Сразу видно, не умеют у вас в Нью-Йорке с оружием обращаться. Я бы взял на такое дело сорок пятый, и не один, а парочку. Слушай, а ты им веришь?

– Кому?

– Адвокатам.

– Они меня никогда не подводили. – Илья вдруг понял, что теперь адвокаты на него не работают. Не он им платит, а Салливан. Значит…

– То было раньше, – сказал Кирилл. – Раньше ты им был нужен, а теперь? Я только сейчас понял, что зря пошел на сделку. Нельзя им верить. Какой у них может быть расчет? А вот какой. Дали мне срок, я сижу и отправляю весточку своим друзьям. Они связываются с этим Уильямсом, чтобы через него передать деньги для моего досрочного освобождения. А теперь скажи – что сделает Уильямс?

– Возьмет деньги.

– А потом возьмет моих друзей. И получит за них еще немного денег. А может быть, и много.

– Плевать нам на расчеты Уильямса, – сказал Илья. – Сделаем так. Будешь морочить ему голову, а я выйду, и сам тебя вытащу.

– Вот я и спрашиваю – а можно верить твоим адвокатам? Ты уверен, что выйдешь?

Илья не успел ответить, потому что надзиратель подошел к решетке. В руках он держал две миски.

– Поешьте напоследок, джентльмены, – ухмыльнулся он. – На том свете таких деликатесов вам не предложат.