Текст книги "Гарнизон не сдается в аренду"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– На Новой Земле, например? – спросил Добросклонов. – Извини, Дим, так уж получилось. И потом, я ведь предлагал тебе пересидеть у меня в офисе, не забыл?

– Был бы ты не раненый, я бы тебе сейчас ответил, – сказал Гранцов, постукивая кулаком по колену.

Но Доктор Керимов, сидевший между братьями, поднял обе руки и спросил:

– Можно один вопрос? Деньги где? В Рим летят? Каким рейсом? Может быть, нам лучше в аэропорт сейчас ехать, а не в этот проклятый институт?

Опер Петренко ответил:

– В аэропорт можно будет и позвонить. Предупредить пограничников. Позвоним из института.

– Он заказывал билеты через нашу службу перевозок, – сказала Восьмая. – Рейс мы узнаем легко.

– Одну минуту, товарищи, – вмешался Поддубнов. – Что-то я не понимаю, куда мы едем?

– В Институт! – в один голос ответили Петренко, Керимов и Гошка.

Глава 31. Миллионеры в обносках

Центральный офис Института Духовного Возрождения располагался в старинном особнячке. Здание охранялось государством как исторический памятник, о чем сообщала стандартная табличка. Впрочем, табличка сильно преувеличивала степень государственной заботы.

Восьмая уверенно провела их через темный холл, по узким коридорам со стреляющим паркетом, по мраморным лестницам с зыбкими перилами на верхний этаж.

На стенках были заботливо вывешены многочисленные указатели со стрелочками. «Коррекция кармы, кабинет 240». «Трансцендентальная медитация. Просьба приходить со своими подушками». «Подсектор валеологии и уринотерапии». «Астральная Тантра». «Творческая лаборатория каббалы и нумерологии». Видимо, здесь не брезговали никаким способом духовного возрождения.

Сотрудники института все как один были в джинсах и выцветших майках, с бирками на груди. Они выглядывали из кабинетов, откуда доносились индусские мелодии.

Впервые в жизни Гранцов почувствовал отвращение к музыке. В его ушах еще стоял шум боя. Звон осколков, скачущих по коридору. Треск пулемета. Рыдания освобожденных сектантов – они неплохо держались под прицелом, но как только все кончилось, началась массовая истерика… А здесь, в Институте Духовного Возрождения, звенели сладкозвучные струны, как будто ничего не случилось.

Впрочем, у них-то и в самом деле ничего не случилось. Какое им дело до Лисички? Какое им дело до тех парней, которых пришлось убить Гранцову? Какое им дело? Все приветливо улыбались вошедшим, но смотрели будто сквозь них. Некоторые почтительно здоровались с Восьмой, но она никого не замечала, стремительно пробираясь вперед. Она толкнула стеклянную дверь, и они оказались в просторном светлом зале. Вдоль стен выстроились старинные столы под зеленым сукном. Рядом с компьютером на каждом столе можно было увидеть то чернильницу из малахита, то бронзовый канделябр.

В дальнем углу зала находился самый большой стол. На стене над ним висел портрет хитрого старика в капитанской фуражке. Под портретом сидел, положив ноги на стол, человек в майке с надписью «босс». Он бегло говорил в телефонную трубку по-английски, искоса поглядывая на вошедших.

– Меня предупредили, что будут люди из милиции, но не сказали, что вас так много. Я буду говорить только с начальником. Или ждите, пока придет наш юрист, – сказал он, прикрыв трубку ладонью. – О кей?

– Вот я и есть начальник, – сказал опер Петренко, раскрывая перед боссом свое удостоверение.

– Вы начальник, и я начальник. Пусть ваши люди подождут где-нибудь, – приказал босс. – Я позвоню в буфет. Там будет бесплатный кофе и все такое. О кей?

В буфете им подали растворимый кофейный напиток и черствые бутерброды с сыром.

– Смотри, чашки все разные, прямо как у нас, – заметил Керимов. – А еще институт. Не могут сервиз купить, что ли?

– Собрали с миру по нитке, – сказал Поддубнов. – Беднота. До чего довели себя с этим возрождением. Тетки все замученные, ни сиськи, ни письки… Я извиняюсь.

– Здесь все очень старинное, – объяснила Восьмая. – Все эти вещи собраны из комиссионных магазинов, со свалок, с чердаков. Здесь не может быть ничего нового. Все возрожденное, понимаете? Принцип возрождения распространяется на все. Видите, в чем мы ходим? Это секонд-хэнд.

– Обноски, – перевел Добросклонов. – А в буфете у вас объедки?

– Вы хотели зайти в отдел перевозок, – напомнил Гранцов.

– Зачем? Есть компьютер, – сказала Восьмая.

Даже в буфете у них стоял компьютер. Она постучала по клавишам, подождала минутку и подхватила лист, выскочивший из бесшумного принтера.

Третий заказал четырнадцать авиабилетов: Рим, Хельсинки, Франкфурт и так далее, вплоть до Каира. Все на одну фамилию – Гофман, и на одно число – на сегодняшнее.

Кроме того, он заказал билеты на московский поезд – на сегодня, на завтра и еще на три дня. Одно место в плацкартном вагоне.

«Все это ложный след, – подумал Гранцов. – Если даже кинутся его искать, сразу поставят засады на вокзалах и в аэропорту, и он это прекрасно знает. Нет, если и ловить Везунчика, то иначе».

– Так, – сказал он. – А что мы, собственно, здесь делаем? Гошка, ты чего молчишь? Неужели нога прошла?

– Какая нога? – Добросклонов махнул рукой. – Тут о башке думать надо. Ты что, не видишь, куда нас заманили? Думаешь, нас выпустят отсюда? Это называется «вход свободный – выход платный». Сейчас включат свои психотронные генераторы, отзомбируют всех, переоденут в обноски и отправят на выездную сессию.

– Ну да, – сказал Поддубнов, дожевывая четырнадцатый бутерброд. – Разнесем по кирпичику.

– Они этого даже не заметят, – сказал Добросклонов. – Завтра же купят себе новый особняк. Что такое для них миллион долларов? Ну, примерно тридцать средних квартир. Ты видел, сколько тут народа? Это же все бомжи. Они свои квартиры отдали. Они все отдали. А сколько таких лопухов еще осталось… Вроде меня. В общем, месяц работы, и этот миллион к ним вернется. Это только по городу. А сколько таких городов в России? А сколько во всем мире?

– Насчет мира не беспокойся, – сказал Керимов. – В нормальных странах им не дают химичить.

– Люди приходят сюда добровольно, – сказала Восьмая. – Я тоже не имею квартиры. Она мне не нужна. У меня и так все есть.

– Было, – поправил Гранцов. – Вряд ли вас оставят в структуре после всего, что вы нам рассказали.

– Не беспокойтесь, – сказала Восьмая. – Я рассказала только вам. А вам никто не поверит. У меня все будет хорошо.

– Возможно, – сказал Гранцов. – Пока Везунчик не узнает, что вы живы.

– Вот именно, – она наклонилась к нему и посмотрела прямо в глаза. – Что вы хотите? Что сделать для вас, чтобы вы убили его?

Поддубнов закашлялся и расплескал свой кофе на стол. Гошка с Керимычем одновременно оглянулись по сторонам.

Восьмая положила свою ладонь поверх руки Вадима и сжала ее.

– Вы сумеете это сделать. А я сделаю для вас все, чего вы потребуете. Например, дам вам денег. Много денег, но это мелочи. Я сделаю для вас все.

Он выдержал ее взгляд, и это оказалось непросто. Она смотрела не в глаза, а как будто сквозь них. «Таким же стеклянным был взгляд Первой, когда та только появилась на базе и принялась командовать, – вспомнил Вадим. – Гипноз, опять гипноз. Вам бы, девушка, в цирке выступать».

– Я не собираюсь никого убивать, – сказал он. – И не стоит бросаться такими словами при свидетелях.

– Это не свидетели, а компаньоны, – сказала она. – Или соучастники, все равно. Итак. Что вы хотите?

– Вы обратились не по адресу, – сказал Гранцов, заметив, что в буфете появился опер Петренко. – Можете писать заявление. Все равно вам всем придется писать заявление. «Прошу принять меры к гражданину Гофману, в девичестве Вязинскасу, который такого-то числа обманным путем похитил у меня…»

– Не надо никаких заявлений, – сказал Петренко. – Ваш босс никому не давал никаких денег. Никакого шантажа тоже не было. Он еще не знает, что именно случилось на выездной сессии, но погибшие не имеют никакого отношения к Институту.

Он устало опустился на свободный стул, без спросу взял чашку Восьмой и залпом выпил ее кофе.

– Я могу от вас позвонить? – спросил Добросклонов Восьмую. – У меня есть еще пара приятелей на нашем телевидении. Завтра об Институте будет знать весь мир. Это будет бесплатная реклама.

– Никакой рекламы не будет, – сказал опер. – Считайте, что мы ничего не видели. И здесь нас тоже не было.

– Считайте, что я вас не слышал, если вас здесь не было, – высокомерно ответил Гошка. – У меня есть еще приятель в Норвегии. Он, между прочим, работает на Рейтер. Так что держитесь, ребята. Да я и звонить не буду. Вот сейчас как сяду за компьютер, как залезу в Интернет, как закричу на весь мир… Кстати, а как насчет таблеток, которыми пичкают бедных наркоманов? Откуда в институте наркотики? Тут можно так хорошо копнуть, такое выйдет дело…

– Ничего не выйдет, – сказал Петренко. – Я своими глазами видел подпись на очень красивой бумажке. Первый раз в жизни видел правительственный бланк. Никто не тронет Институт, пока у них есть такая бумажка.

– Интересно, сколько она стоит? – спросил Керимов.

– Наверно, пару чемоданчиков, – сказал Гошка.

– Зря мотались, – проворчал Поддубнов. – Только бензин пожгли…

– Ах, так, – сказала Восьмая. – Поехали.

Глава 32. Везунчик. Последняя баня

Везунчик был на отдыхе за границей один-единственный раз, провел там всего неделю, и то, не выходя из отеля. И вообще, какая ж это заграница – Греция? Ездил он туда просто, чтобы отсидеться, и ту неделю можно было бы вычеркнуть из жизни, если б он не встретил в ночном отеле эту дуру. Дура подсказала ему сладкую тему, так что хоть какая-то польза от той заграницы все же была. Но с того раза он зарекся, и уже никогда не пересекал госграницу ради отдыха.

Его не задевало то обстоятельство, что людишки, которые были в сотни раз беднее его, свободно перемещались по миру – Канары, Таиланд, Майами… Какие там Канары? Он привык отдыхать в Карелии или в Сочи, а когда надо было отлежаться, находил приют у кавказских друзей. Правда, в последнее время он предпочитал Таджикистан. Во-первых, там у него были свои дела, а во-вторых, уж в Таджикистане-то его точно никто не мог бы достать. Да, там не было аквапарков и стриптиза. Там много чего не было. Ну и что? Человеку нужно немного – чистая вода, свежий воздух, просторное небо и здоровая пища. Вот и все. Не считая, конечно, бани.

Без бани Везунчик не мог. Лучшая банька была в его доме на Чудском озере. Веники хранились там особым способом – в стогу. Слой сена, слой веников, слой сена, слой веников… Запустишь руку в мягко-колючее сено, нащупаешь ручку, обмотанную бинтом, и плавно вытянешь благоухающий плоский веничек, любовно связанный из трех сортов веток. Ветки срезали в особой рощице в строго определенное время, после Троицы, на растущей луне. Таких веников нигде не найдешь.

В московской квартире у него была сауна. С маленьким бассейном, который все время протекал, из-за чего пришлось купить другое жилье соседям снизу.

Киевская квартира находилась в двух шагах от замечательной старой бани, где топили по старинке дровами. Эх, давно он не был в Хохляндии…

Везунчик перевернулся на спину, блаженно растянувшись на просторном полке. Сегодня он хотел напариться как следует, впрок – там, у басмачей, будет все, кроме такой бани. Ничего не поделаешь, издержки производства.

На этот раз он собирался исчезнуть надолго. Может быть, и придется перебираться за кордон. Осесть, успокоиться, жениться на простой русской бабе – их там много. Вложить деньги в чисто легальный бизнес. Например, в косметику. Алюминий он не считал полностью легальным, хотя и оформил акции на свое имя. И «нефтянка» не была на сто процентов чиста от криминала. Да если разобраться, до сих пор Везунчик не занимался никаким чистым, абсолютно законным бизнесом. Надо попробовать хотя бы с косметикой…

Он отогнал деловые мысли. В бане нельзя думать, в бане надо потеть.

Везунчик вышел из парилки в душевую и надавил на стеклянную полку возле высокого овального зеркала. Раздался мягкий щелчок, и зеркало сдвинулось в сторону, открывая проход в бассейн.

Ради этого прохода он и держал за собой все здание. Прибыли от частного бассейна не было и быть не могло, и все считали, что Везунчик просто балуется дорогой игрушкой. Никому и в голову не приходило, что кроме бани, у него был еще один «пунктик»: запасные выходы. Из любой своей квартиры он мог исчезнуть незаметно для гостей и так же незаметно вернуться. В его офисах было несколько пожарных, служебных или аварийных входов-выходов. Но тайный выход из абсолютно замкнутого пространства бани – это была вершина.

Он обижался, когда его называли Везунчиком, потому что никакого везения не было, а был только предельно подробный расчет. Расчет каждого шага – своего и чужого. Если он так, то я так. Эти «если-если» постоянно щелкали в его мозгу. Довольно утомительное существование, но зато самое безопасное. Среди людей он ощущал себя, как зрячий среди слепых.

В жизни рассчитывать ходы проще, чем в шахматах. Потому что в шахматах разные фигуры, дебюты, стратегии – а с людьми проще. Все люди – пешки. Их ходы примитивны. Они просто хотят жить, жрать и не иметь проблем. Пешка шагает только вперед, пока ее не снимут. А себя Везунчик видел то изворотливым конем, то дальнобойной ладьей, то всемогущим ферзем. Правда, в шахматы сам он никогда не играл. Боялся проиграть.

Подумаешь, шахматы. Слишком примитивная игра для него. Все ходят только так, и не иначе. Ему нравилось, что пешка может превратиться в ферзя. Но это слишком примитивно. Вот если бы черная пешка могла превратиться в белую – это другое дело! А еще лучше, если бы среди черных и белых фигур действовал, к примеру, золотой ферзь. И чтоб никто не знал, какая у него подкладка – черная, или белая, или золотая. Вот это была бы игра так игра!

В такую игру он сыграл с несчастным Дикобразом. Поначалу, когда Ежов связался с ним по старым, еще армейским, каналам и начал жаловаться на жизнь, Везунчик подумал, что это провокация. Ведь он сам по поручению Института выдавил Ежова из города, чтобы захватить его безупречно оформленное и старое охранное предприятие. И вдруг бывший хозяин «Невского Атамана» приходит к новому хозяину – и жалуется на жизнь! Черная пешка пришла к белому ферзю.

Белый ферзь быстро сообразил, как использовать слепоту пешки и накинул черный маскхалат. Везунчик подбросил Ежову пару доходных наводок, и тот оказался благодарным компаньоном. Однажды Дикобраз пришел на встречу чрезвычайно возбужденный. Он выложил на стол пачку толщиной в десять тысяч долларов. Это был только задаток. Но дело могло стоить в сотни раз дороже.

Какая-то могущественная структура раскрыла ему глаза и указала конкретного врага. Таким врагом оказался Институт Духовной Реабилитации. И его надо было примерно наказать. И если Ежов сможет это сделать, то таинственная могучая структура ему щедро заплатит. Но без помощи Везунчика Дикобраз боялся браться за такое дело. Он хотел подстраховаться. И Везунчик обещал подстраховать.

Для начала он научил бывшего сослуживца, что делать с этой пачкой. Дикобраз открыл валютный счет в одном из скромных коммерческих банков и положил на него тысячу долларов. Тайну вкладов и операций гарантировал сам Везунчик, который был наполовину владельцем этого банка. Остальные деньги ушли на текущие расходы: сбор информации и подбор исполнителей.

Он расписал Дикобразу весь сценарий, и тот показал его представителям структуры. Структура одобрила сценарий, перевела на счет Дикобраза первые сто пятьдесят тысяч и назвала сумму – пять миллионов долларов. Точнее, четыре миллиона восемьсот сорок тысяч пополнят его банковский счет, как только видеокассета с записью самосожжения «возрожденцев» окажется в руках представителя структуры.

Услышав о такой сумме, Везунчик сначала немного огорчился. Институт не стоил таких денег. За него могли заплатить тысяч двести, не больше. Значит, это подстава. Значит, представитель структуры, получив кассету, просто шлепнет Дикобраза на месте со всей его охраной, будь там хоть батальон. Кассету он тут же, скорее всего, и уничтожит, потому что она никому не нужна. Структуре надо, чтобы Институт исчез, и он исчезнет сам собой, если Дикобраз все сделает правильно. Итак, Везунчик огорчился, потому что сценарий был хорош, и потому что отступать было некуда. Но он сумел придумать выход и вставил в сценарий еще один сюжетный поворот.

Структура хочет получить кассету? Она ее получит. Это будет отчет о подготовке к массовому самоубийству: ритуалы сектантов, хороводы в голом виде по воде, их экстатические крики, обращенные к небу. Затем все они, как обычно, толпой набьются в баню. В следующих кадрах баня будет пылать ясным пламенем, а финал украсит панорама с обугленными развалинами и горой скрюченных трупов. Такая кассета вполне устроит структуру. Но сначала оператор снимет другой материал, и этот видеофильм просмотрит Ноль, хозяин института. Там не будет никаких спецэффектов, банальный захват заложников. Вряд ли он станет торговаться, когда ему назовут цену. Он выложит миллион, не колеблясь.

И тогда Везунчик в любом случае останется в плюсе. Один миллион, конечно, хуже, чем пять. Но целая шкура гораздо лучше порченой, с пулевыми отверстиями.

Доплыв до конца бассейна, он вылез по трапу и закутался в халат, лежавший на шезлонге. В случае тревоги он мог пройти в особую комнатку с магнитным замком, переодеться, изменить внешность и через подвал пройти в соседний дом. Предусмотрено абсолютно все. Даже жалко бросать такую налаженную систему.

Нет, бросать все-таки придется, вздохнул Везунчик, оглядев бассейн. Сектанты быстро вычислят, куда делись деньги в железном чемоданчике. Их сеть разбросана по всему миру, и от них не скроешься в каком-нибудь Риме. А вот на Памире они бессильны.

Между прочим, а почему бы ему не открыть где-нибудь недалеко от Памира, в Сибири или на Дальнем Востоке, филиал Института? Там же есть большие города. Там живут толпы непуганых идиотов. Армии пешек, ни черных, ни белых, просто бесцветных.

А что? Нанять десяток демагогов, арендовать пару кинозалов для бесплатных сеансов чудесных исцелений. Какой-нибудь писака состряпает «учение», пара-тройка психологов построит воспитательный процесс. Запустим рекламную кампанию. Он же видел, как это делается. Ничего сложного, были бы деньги. А деньги у него были. И не только в железном чемоданчике.

Его охватила легкая тревога. От таких денег нельзя отлучаться даже на минуту. Кстати, в следующий раз надо просить больше – в чемоданчике осталось еще много свободного места.

Ему приятно было вспомнить, как суетился Ноль, пересчитывая и укладывая эти ровные пачки. Босс был готов заплатить сразу же, как только услышал о происшествии. Но Везунчик специально потянул время, нагнетая атмосферу. Целых два часа он якобы оборудовал чемодан, маскируя в нем радиомаяк. Потом еще какое-то время ушло на «организацию двойного кольца милиции вокруг предполагаемого места передачи денег». Конечно, не было никакого маяка, и двойное кольцо существовало только в воображении Ноля, парализованного ужасом. Когда же Везунчик взял, наконец, не слишком тяжелый чемоданчик и повернулся к выходу, Ноль, заикаясь, спросил: «Надеюсь, вы надели бронежилет?».

Везунчик чуть не расхохотался в ответ.

Бронежилет надо было надеть этому придурку Дикобразу. С вероятностью девяносто девять процентов его сегодня же не будет в живых. Если же Ежову невероятно повезет, и он получит свой фантастический гонорар – то и в этом случае Везунчик не прогадает. Пять миллионов прекрасно впишутся в его годовой баланс, а как потом избавиться от Дикобраза – это не проблема. Тому было обещано надежное убежище после операции: сафари-центр в уютной африканской стране. Никто не будет особо удивлен, если богатый русский турист однажды выпьет слишком много виски и поперхнется слишком большой дозой кокаина.

Он услышал резкий звук удара где-то внизу, на первом этаже. То ли дверь хлопнула… То ли выстрел? На входе дежурила тройка охранников, на втором этаже у сауны были еще трое. Но мужики все новые, к тому же без оружия: первый день на работе – для прежних он уже давно улетел. Никто не знал, что он еще в городе.

Везунчик прислушался. Какие-то странные звуки доносились снизу. Он осторожно придвинул шезлонг к стене и встал на спинку, чтобы через высокое окно выглянуть на улицу. У зеленого забора рядом с его «волгой» стоял запыленный «ситроен».

Тошнотворная слабость накатила на него. Шезлонг задрожал под ногами, и Везунчик свалился на пол, больно ударившись коленом. Эту грязную машину он уже где-то видел. Не вспомнить, где и когда. Но это вражеская машина.

Бежать! Он сбросил неудобные шлепанцы и босиком, путаясь в халате, побежал к незаметной двери подсобки в дальнем конце бассейна. За пять минут он переоденется, спустится на улицу, остановит такси и через полчаса будет на другом конце города, в своей тайной квартире. И никто его не догонит, никто не найдет.

Он уже открыл дверь в подсобку, как вдруг сообразил, что чего-то не хватает. Да, не хватало небольшой детали. Чемодана с миллионом баксов.

Донесся новый звук. Кто-то стучал металлом об стенку. «Ломятся в сауну», – догадался Везунчик.

Враги ломятся в его сауну, куда он никого не водил. Только самых изысканных женщин. Враги ворвутся в его уютное гнездышко, будут топтать его одежду. И будут хватать грязными лапами его серебристый чемоданчик…

Эта картина была настолько невыносимой, что Везунчик застонал от ярости.

Он подобрал полы халата и взбежал по железной лестнице на площадку под самым потолком. Там изгибалось оцинкованное колено вентиляции. Везунчик отодрал неплотно прилегавшую решетку и запустил руку в трубу.

За стенами бассейна вдруг стихли удары, и Везунчик понял – враги взломали дверь в сауну. Но он злорадно усмехнулся, представив, как они удивятся через несколько минут, когда пройдут из сауны в бассейн.

Здесь, в тайнике, он держал последний пулемет из тех, которые когда-то украл со склада собственного полка. Да, таким был его первоначальный капитал: три пулемета, автомат убитого часового, форма и пистолет мента, который помогал ему в том деле. Все эти железки давно превратились в деньги, недвижимость и уважение большинства людей. И только этот РПК до сих пор лежал без дела. Но настал и его час.

Везунчик расставил сошки, установил пулемет на поручнях площадки и встал за ним. Сейчас откроется дверь, и на сверкающий кафель выбегут люди в ненавистной ему форме. Наверно, они, как всегда, будут в шлемах, в бронежилетах. Они будут уверены в своей неуязвимости. Но он быстро убедит их в обратном.

Не достанутся мои деньги ментам, радостно подумал Везунчик.

Он был уверен, что за ним пришли именно менты. Но он ошибался.

Если бы Везунчик выглянул в окно хотя бы парой минут раньше, он увидел бы странную компанию. Из «ситроена» выскочили четверо. Великан с рыжей бородой и перебинтованной грудью, на которой не застегивалась камуфляжная куртка. Небритый кавказец в кургузом пиджаке поверх тельняшки. Седой мужик с синяками на лице. Единственный приличный человек в этой компании был в поношенном костюме и стоптанных туфлях, но он не имел никакого отношения к этим троим.

Этих троих, если верить записной книжке Везунчика, уже не было на свете. Книжка врала. Седого мужика не зарезали ночью в жилконторе. Гиганта-мичмана не убили, когда он отлучился на тренировке в туалет. И азербайджанец не был застрелен в дежурке в тот день, когда Везунчик убил коменданта базы и управляющего. Все они были живы. И это была главная ошибка Везунчика.