Текст книги "Гарнизон не сдается в аренду"
Автор книги: Евгений Костюченко
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Глава 18. Пора делиться тайнами
Безрассудная вылазка Гранцова сорвала все миротворческие порывы гарнизона. А после того, как решетка вентиляции оказалась плотно затянута брезентом снаружи, стало ясно – отношения с арендаторами испортились окончательно.
– Надо им настроение испортить, – решил Поддубнов. – Перекроем канализацию, отрубим свет. Потом включим с повышенным напряжением, чтоб у них все перегорело к чертовой матери.
– Еще можно помехи включить, – предложил Керимов. – Связь им отрежем. Еще я могу ночью собак на прогулку пускать.
– Через два дня выпустишь, – сказал Гранцов. – А пока не корми их, пусть оголодают. А потом полакомятся охранниками.
– Злые вы, господа. Господа, вы звери, – томно произнес Добросклонов. – Не обижайте бедных придурков. Они и так наказаны судьбой. А дальше будет еще хуже.
– Да мы шутим, – успокоил его мичман. – Просто кулаки чешутся.
– Нам бы только ночь продержаться, да день простоять, – сказал Гранцов. – А потом выйдем на связь с округом, там разберутся. Борис Макарыч, а чего бы тебе прямо сейчас не позвонить?
– Выходной день, никого не найти, – замялся Поддубнов. – В понедельник свяжусь.
– Да зачем ждать? Звони оперативному дежурному. Так и так, понаехали тут всякие, личный состав притесняют, расхищают государственное имущество. Позвонил бы, Макарыч.
– Неудобно оперативного беспокоить, – мичман встал. – Пойду посмотрю, что-то вентиляция не тянет.
Он пригнулся, шагнув в переход, и потянул за собой стальную дверь. Керимов усмехнулся:
– Димыч, не обижай старика. БМП не станет высокому начальству звонить. Это он в лесу такой смелый. А когда увидит полковника, сразу понимает, что сам он только мичман.
– Ну, давай я позвоню! Может, они там, в штабе, и не знают ничего про этих аферистов? Может, вообще пора сюда спецназ вызывать для защиты ценного объекта?
– Да кому вы тут нужны, – сказал Добросклонов.
– Нужны, – заверил его Гранцов. – Мы тут сохраняем народное достояние. Люди старались, пахали, построили уникальную систему. Если мы уйдем, все пропадет. Получается, напрасно все было.
– Да кому вы нужны со всей этой системой, – повторил Гошка.
– Слушай, ты Перл-Харбор знаешь? – неожиданно вступил Керимов. – А Кронштадт знаешь? А знаешь, чем они отличаются? Когда японцы шли на Перл-Харбор, уже была локация. И америкосы их засекли, и позвонили куда надо. А там говорят: «Э. Слушай, много ты понимаешь своим локатором-мокатором!» И все. И весь флот пошел на дно. А японцев тогда было 350 самолетиков.
– Откуда информация? – спросил Добросклонов.
– Можешь проверить, – сказал Гранцов. – Но лучше не трать время.
– Теперь Кронштадт, – сказал Керимов. – В сентябре 41-го немцы послали 400 самолетов за один день. Задание – утопить Балтийский флот. Результат – утопили пару катеров и заклинило башню главного калибра линкора «Марат».
– Я спорить готов, что заклинило осколком нашего же зенитного снаряда, – заметил Гранцов. – Такая плотность огня была.
– О! Правильно говоришь, плотность огня. Когда первый эшелон только заходил внезапнона форты, там уже семь минут все по тревоге работали. Потому что… У нас какой позывной?
– «Редут», – вспомнил Добросклонов.
– Нет, – сказал Керимов, подняв палец. – «Редут– 72». А там был «Редут-3». Простая локаторная станция. Почти на переднем крае. И ребята засекли, и все рассчитали, и позвонили в Кронштадт. Там их, конечно, сначала не очень-то поняли. Немцы тогда в основном Ленинград бомбили, а по флоту почти не работали. Но командир «Редута», один еврей, взял все на себя. И Кронштадт дал тревогу. Дальше ты уже знаешь.
– Так то война, – не сдавался Гошка. – С тех пор все перевернулось. Так что никому вы не нужны.
– Нужны очень даже многим, – сказал Гранцов. – В общем, лежи смирно и залечивай свои дырки, и не мешай людям работать.
– Да чем я мешаю?
– А своими циничными репликами. Вот, лежи и читай «Дневник партизана».
– Уже читал, – сказал Гошка. – И даже сам внес лепту. На последних страницах. Вот, смотри.
– «Что такое фригидариум?» – прочитал Вадим. – Это бассейн с холодной водой. Ну-ка, что еще за Слепой?
Он изучил последние страницы и озадаченно огляделся. Если комендант базы и поляк-управляющий были здесь в пятницу, то они никак не могли уже в субботу оказаться на других концах света, как утверждала «Первая».
– А что это за могильники? – спросил Добросклонов. – Слово-то какое жуткое.
– Это такие дырки в земле. Туда опускали то, что надо было надежно и надолго спрятать, и заваливали. Никаких следов.
– Все-таки радиация? – Добросклонов приподнялся на локте. – Ну, скажи откровенно. Ну, хоть родному брату скажи. Ну, неужели это такая жуткая военная тайна? Сейчас уже вообще никаких тайн не осталось! А ты тут дурью маешься!
Пропела, открываясь, дверь. Поддубнов появился из перехода и тут же вмешался в спор братьев:
– Вот именно, никаких тайн не осталось. Ничего святого. Все нараспашку.
– Да я же ведь свой!
– Гошка, расскажи все четко, – потребовал Вадим. – Кто приезжал с комендантом?
– Рассказываю. Красномордый комендант приехал вместе с поляком в розовых штанах. С ними был лысый педик в черных очках. Они сидели в белой «Ниве». А когда уехали, снова приехала серая «Нива» и из нее вылезли два урода с автоматами.
– С чего ты взял, что этот лысый был педиком?
– А он так сладенько улыбался, – Гошку аж передернуло, – так ласково меня приглашал с ними покататься. Я еще подумал, что раз такие будут лечить народ от СПИДа, значит, народ этого заслуживает. Хорошая мысль, забыл записать.
– Потом запишешь. Если сможешь, – невесело добавил Вадим. – Ну что, товарищи офицеры, все ясно?
Он скомкал листок и выругался. Тройка погибших киллеров была как-то связана со Слепым, который приезжал сюда с комендантом и управляющим. Но если так, то они, эти киллеры, связаны и с Институтом!
– Ты чего ругаешься? – недовольно спросил Керимов. – Сколько раз тебя учил, маму не называй, да!
– Извини, вырвалось, – спохватился Вадим. – Товарищи офицеры, поздравляю. Теперь-то мы точно знаем, какая сволочь на нас охотится.
Керимов выругался по-азербайджански и виновато выставил ладони перед лицом:
– У меня тоже вырвалось! Спорим, сегодня ночью полезут? Вчера они еще нас плохо знали. А теперь знают. Знают, что с нами договориться нельзя. Знают, что мы тут сидим, как мышки. Будут бункер штурмовать.
– Зачем же мышек штурмовать, – сказал Гранцов. – Мышек травят. Как бы они нам газов не напустили. Фармакология – страшная сила. Мичман, задраить люки. Хотя бы на ночь.
Поддубнов поскреб забинтованную грудь.
– Люки, говоришь? Поздно, Димыч, люки задраивать. Потому что… Потому что нас больше нет.
Он сказал это таким замогильным голосом, что все удивленно повернулись к нему, ожидая продолжения. Но мичман не торопился. Он прошелся вдоль стеллажей с аппаратурой, любовно поглаживая пальцем блестящие тумблеры.
Мичман Поддубнов умел хранить государственную тайну. Но только государственную. Все его личные тайны хранились не в глубине души, а в самых верхних ее слоях, и при первой возможности всплывали наружу.
Прислонившись к стальной переборке, старшина поведал своим боевым товарищам самую свежую и самую страшную свою тайну.
Оказывается, он уже звонил в округ. И, как и предполагал Гранцов, нарвался на оперативного дежурного. Старшина доложил, что прибыли какие-то арендаторы. Он доложил и об их попытках захватить спецаппаратуру. Надо бы с ними поговорить кому-нибудь из особого отдела, предложил старшина. Но вместо благодарности за проявленную бдительность он услышал в ответ нецензурную брань, которая закончилась четкой инструкцией: «Арендаторов холить и лелеять, не перечить, все перед ними открыть и ничего не прятать. А если попросят, то и раком встанете всем личным составом. Но это только на одну ночь. А потом сдать ключи новой охране и в понедельник в полном составе явиться в АХЧ для получения расчетных денег. Ваши рапорта уже завизированы». «Какие рапорта? – изумился старшина. – Мы ничего не писали!» «Пить меньше надо, – посоветовал оперативный дежурный. – Обычные рапорта об увольнении, все подписи ваши, все нормально. Так что получайте свои бабки и мотайте на все четыре стороны. Все, старшина, базы больше нет!»
Вот такую инструкцию получил мичман Поддубнов. Передав ее содержание притихшему личному составу, Борис Макарович снова почесал перевязанную грудь.
– Второй день из-за них не моюсь, – сказал он. – В общем, так. Предлагаю пробиться к причалу и угнать лодки за озеро, поживем пока в деревне у армян. Тем более что они нас сами пригласили. Сидеть тут на месте смысла нет.
– Правильно, – кивнул Керимов.
– Нет, неправильно, – сказал Гранцов. – У них остался наш человек. Регина Казимировна.
– Она совсем другое дело, – возразил Поддубнов. – Она там как-нибудь устроится сама, а нас тут перебьют, если останемся. Надо сваливать, пока есть шанс. Лодки на ходу, бензин залит под завязку, я ж этих сектантов собирался на рыбалочку свозить вечерком, думал, нормальные люди приедут, приличные, все-таки институт, а не мясокомбинат. Вот как оно все повернулось-то.
– Борис Макарыч, я тебя понял, – сказал Гранцов. – Дай мне подумать три минуты. Во-первых, до лодок еще надо как-то дойти. Во-вторых, Регину я им не оставлю.
ОН закинул руки за голову и уставился невидящим взглядом в потолок. Гранцов ни о чем не думал, потому что все уже решил. Он малодушно тянул время перед тем, как отдать приказ, который не хотелось ни отдавать, ни, тем более, выполнять. Отступать всегда неприятно, особенно тогда, когда нет никакой надежды вернуться на оставленные позиции.
– Меня никто не спрашивает, – сказал Добросклонов. – Мой голос «не играет значения». Но если вы меня спросите, то я вам скажу честно и откровенно. Мотать отсюда надо как можно скорее. Даже не мотать, а сматываться со страшной скоростью.
– Это почему? – недовольно спросил Вадим, надеявшийся на поддержку брата.
– Долгая история. Если меня не будут перебивать, я уложусь в три минуты.
– Время пошло, – сказал Гранцов.
В три минуты, конечно, Добросклонов не уложился. Но слушатели сами были в этом виноваты, потому что все время перебивали его рассказ наивными вопросами.
Оказывается, у него тоже была своя тайна. Лежа без сознания на больничной койке, Гошка вовсе не был так плох, как казалось. Он все слышал, все понимал, все запоминал. Сработала старая журналистская привычка подслушивать и подглядывать. Раньше это было необходимо, чтобы яркими деталями оживить сухой газетный материал. На этот раз он понимал, что материалом стала его собственная жизнь.
Рядом, за стенкой, в санчасти находились привезенные наркоманы. От них Гошка и услышал кое-что интересное. Например, по мнению наркоманов, в Институте Возрождения пациентов не только не возрождали, но даже и не лечили, а только лишь испытывали на них какие-то пилюли. На это еще не самое страшное. В конце концов, экспериментальные пилюли рано или поздно кому-то помогут излечиться от тяги к наркотику, если только такой дурак найдется. Страшнее другое. Многие наркоманы, попадая в лапы Института, даже не подозревали, что инфицированы СПИДом. Это открывалось уже во время лечения. Конечно, родственникам больных приходилось снова расстегивать свои кошельки, чтобы спасать своих детей от двойной напасти. И никто из них не знал, что инфекцию больным занесли уже в Институте. Преднамеренно. Чтобы проверить свою методику лечения. Методика срабатывала в половине случаев. Это отличный показатель. Спасенных отправляли в турне по Европам с рекламными целями. А что делали с остальными? А остальных продолжали лечить. Но и это не самое страшное.
Самое страшное то, что эти неизлечимые больные накопились в разных клиниках Института. И вот теперь их всех привезли сюда. И здесь их уничтожат. Спишут в расход. И побросают в урановые шахты.
– За что купил, за то и продаю, – закончил Гошка свою историю. – Не забывайте только, что все это бред наркомана.
– Вот теперь мы точно должны убираться отсюда, – сказал Керимов. – Надо всем рассказать, какие тут дела делаются!
– Ну, не знаю, – засомневался Поддубнов. – А может, наоборот? Пока мы здесь вроде как свидетели, они себе ничего такого не позволят. Даже не знаю теперь… Бред, конечно. Но нет дыма без огня.
– Могу кое-что добавить, – сказал Гошка. – Это еще не все. Да, насчет урановых шахт, конечно, откровенный бред. Но там говорили не только больные. Я подслушал волонтеров. Они прикидывали свои шансы. Один предлагал удрать, пока не поздно, а второй убеждал, что здесь их никто не найдет. А хотите знать, кто их ищет, этих возрожденцев? Их разыскивает не милиция, и не Интерпол. За ними охотятся конкуренты, которых они сами пытались уничтожить. И практически уничтожили. Не знаю точно, о ком шла речь. То ли о сатанистах, то ли о фармацевтической мафии. Неважно. Важно, что недавно была запущена информация о тайных ритуалах института. Якобы они собираются возродиться путем массового самоубийства. Институт эту «утку» опроверг, но дело было сделано. И вот теперь весь мир ждет репортажа о трагедии в каком-нибудь из филиалов института. А когда весь мир чего-нибудь ждет, оно обязательно случается…
Добросклонов засмеялся, трясясь всем телом.
Поддубнов и Керимов мрачно смотрели на него, явно не разделяя веселья.
– Так, – сказал Гранцов. – Макарыч, ты тут, конечно старшина. Но по боевой работе решать буду я.
Он смотрел на монитор. Мерцали крестики на фоне темного контура базы. Шипели динамики, и скрипучими голосами переговаривались охранники.
– Предлагается следующий план, – сказал Гранцов. – Чтобы было без обид. Делимся на две группы. Первая группа обеспечивает отход второй. Вторая группа, отходя, обеспечивает работу первой. Я отвлекаю охрану, и вы угоняете лодки. Причем хорошо бы выйти на причал со стороны воды. Ладно, детали обдумаете сами. Дальше. Как только они увидят, что обе моторки исчезли, то решат, что мы бросили базу. И они успокаиваются. Ослабляют режим охраны. Тогда я незаметно вытаскиваю Регину Казимировну, и мы с ней лесом выходим на станцию. Собираемся в шашлычной у Марселя. Вот такой план. Есть вопросы?
– Получается, мы тебя бросим, а ты тут в одиночку будешь геройствовать, – сказал Поддубнов. – Нет, товарищ, так не выйдет. Или вместе уходим, или вместе остаемся.
– Борис Макарыч, давай без романтики, – сказал Гранцов. – Геройствовать как раз придется группе прорыва.
Глава 19. Прорыв
Из бункера можно было управлять системой перехвата. А все разнообразное хозяйство базы управлялось из командного пункта. Чтобы попасть в КП, Гранцову пришлось больше часа сидеть под штабом. Прямо над головой раздавались шаги и голоса.
Он узнал голос предводительницы. Она то звонила по телефону, то обсуждала ход лечения «гавриков», то составляла меню завтрака и обеда. Ее собеседники отвечали «да», «нет», «понятно».
– Завтра самый ответственный момент, – говорила она. – Гаврики проснутся на новом месте. Самое главное, дать им проснуться самим, поэтому никакого общего подъема, никаких контактов. С шести утра включить трансляцию. На минимальном уровне. Моцарт или Вивальди.
– Понятно.
– Нет, никакого чая! Кто написал чай в меню?! Что за маразм! Первую неделю никакого чая! Только соки и сухое молоко. Все. Завтра с утра час парилки. После обеда еще два часа сухой сауны. Мальчики и девочки вместе. Никаких простыней, пусть привыкают. Постарайтесь заметить, у кого будут признаки возбуждения. С ними начнем конкретную работу. Не забывайте напоминать о возрождении. Подчеркивайте радости жизни. О сексе ни слова, пусть все случится как бы само собой. Потом и остальные подтянутся.
– Да.
– Из препаратов пока не давать ничего нового. Только зеленую серию. Она уже отработана, так что писать ничего не надо. Как только выявим подходящие экземпляры, начнем им давать желтую серию. Да, это новая серия. Поэтому приготовьте все бланки, все средства записи. Будем фиксировать абсолютно все. От изменений в сознании до цвета мочи.
– Понятно.
– Второй приказал местных не выпускать, пусть сидят в своем блиндаже, пока не поумнеют. Консервы кончатся, сами уйдут. Если будут напрашиваться на контакт, отправляйте к Восьмой.
Уже за полночь она осталась в штабе одна и долго шуршала бумагами. Наконец, он услышал, как она спустила воду в унитазе и захлопнула дверь.
Гранцов выбрался из люка и осмотрелся. В сумраке белой ночи ему не нужно было включать свет, чтобы увидеть, как преобразилось помещение. Стены были затянуты блестящей тканью, на окнах висели шторы, повсюду курчавились и тянулись искусственные растения.
На столе рядом с новым компьютером остались лежать папки и блокноты. «Никакой штабной культуры», – отметил Гранцов, приоткрыв папку. Там были какие-то списки, счета, накладные, реклама каких-то медикаментов. Судя по всему, институт занимался не только лечением, но и экспериментами. «Зеленую серию» уже изучили, теперь бедным наркоманам предстояло испытать на себе «желтую». Наверно, на Западе добровольцам-испытателям платят немалые деньги за их риск во имя науки. Здесь же все получается бесплатно, да еще наверняка за эти опыты кто-то платит Институту. Может быть, Минздрав. Может быть, родственники. Примерно по такой же схеме работал доктор Менгеле в концлагере. Но даже он не додумался брать деньги с «пациентов». Какой интересный Институт. Над этим следовало бы поразмыслить, но не сейчас.
Он открыл дверь в подсобку и поднялся по запыленной лестнице на чердак. Еще одна неприметная дверь, и он оказался на вертящемся кресле среди пультов и телефонов. Гранцов плотно закрутил маховик стальной двери, смахнул пыль с аппаратуры и приступил к делу.
В окулярах стереотрубы он видел причал, привязанные лодки и одного-единственного охранника, который сидел на перилах причала. Чуть дальше над краем обрывистого берега вырисовывался земляной холмик с наклонной дверцей. Такие же холмики можно было увидеть и в других уголках базы. Эти сооружения солидно назывались эвакуационными колодцами, хотя снаружи они больше походили на деревенский погреб.
Вадим щелкнул тумблером, и на пульте загорелась табличка «вагонетка». Еще несколько тумблеров привели далекую и пока невидимую вагонетку в движение. На пульте вспыхнула предостерегающая надпись: «проезд закрыт».
– Сам знаю, что закрыт, – ответил пульту Гранцов, глядя через стереотрубу на другой конец базы, где рельсы были перекрыты воротами.
В тишине белой ночи вдруг раздался лязгающий грохот – это вагонетка, прикатившаяся от могильника, врезалась в закрытые ворота.
Гранцов дал охранникам время на выработку правильного решения и отправил вагонетку назад, но не слишком далеко. Разогнавшись, она вернулась к воротам, и новый удар огласил окрестности. Где-то закаркали вороны, залаяла собака. «Наверняка, рыжая лает», – подумал Гранцов. Все другие керимовские псы были слишком хорошо воспитаны, чтобы лаять.
Охранник на причале оглянулся, но остался на месте. Присмотревшись, Гранцов заметил у него в руках маленькую удочку. Оказывается, бдительный страж скрашивал ночное дежурство безнадежным блеснением с причала.
Все, или почти все остальные охранники уже сбегались к воротам. Третий удар снес ворота, и вагонетка покатилась по рельсам прямо к вертолетной площадке. Гранцов отключил питание – докатится по инерции – и снова повернул трубу к причалу. Охранник что-то сказал в рацию, положил ее на доски причала и невозмутимо облокотился на перила, подергивая удочкой.
Над колодцем уже показалась голова Поддубнова. Он перевалился через край и исчез, прижавшись к траве. Гранцов глянул на охранника – тот продолжал смотреть на воду под собой.
Поддубнова не было видно – Гранцов поводил трубой из стороны в сторону. Вот Керимов спокойно и быстро отвязывает концы, вот огромные пятнистые собаки выскакивают из колодца и запрыгивают в лодку – одна, вторая и третья. «А бестолковую рыжую Керимыч, наверно так и не уговорил спуститься в подземный ход», – почему-то с жалостью подумал Вадим. Вот и охранник сидит, уже привязанный к причалу, с мешком на голове. А вот и Поддубнов. Он ножом обрезает концы и отталкивается ногой от причала.
Гранцов собрался уходить, но напоследок все-таки посмотрел в сторону вагонетки – как там ведет себя секъюрити?
Охрана вела себя странно. Здоровые мужики стояли вокруг вагонетки и явно боялись к ней подойти. Наконец, один из них осторожно забрался на тележку и, подсвечивая фонариком, принялся рассматривать что-то в распахнутом контейнере.
«Что бы они там ни нашли, тревогу пока никто не поднял. Так что первая часть гениального плана выполнена. Лодки уходят, никто не бросается в погоню и не стреляет вслед. Остается только задраить все люки и спокойно ждать», – решил Гранцов и отправился обратно в бункер.
Продвигаясь по туннелю, он вдруг услышал впереди неясный шум. Вадим остановился. Отражаясь от бетонных стенок, до него донеся чей-то голос. Через секунду он понял, что это работает система перехвата.
«Наверно, в спешке забыли отключить. И дверь не задраили. Ну, ребята, будет у меня с вами тяжелый разговор», – подумал он. Но тут же послышался звук отодвинутого стула, потом звякнула посуда. Что за чертовщина?
Он бесшумно подкрался ко входу и заглянул в приоткрытую дверь.
Добросклонов сидел перед пультом, он повернулся к Гранцову, прижимая палец к губам.
– Ты почему здесь? – спросил Вадим, сдерживая накатившую злость.
– Ну, не мог я тебя бросить одного, понимаешь? – вполголоса проговорил Гошка. – Тише, Дим, ты послушай, что творится…
– Мы не в игрушки играем. – Гранцов прикрыл дверь. – Если я приказал уходить, значит…
– Тихо, тихо!
Из динамиков доносились голоса:
– … чем раньше сообщим в милицию, тем меньше на нас навесят.
– Никакой милиции, – раздался голос Первой. – И хватит болтать. Второй приказал усилить охрану. Платформу откатить обратно. Все. Встретимся на планерке ровно в шесть.
Шум в динамиках оборвался.
– А милиция причем? – спросил Гранцов. – Подумаешь, лодки угнали.
– Какие, к черту, лодки, – растерянно проговорил Гошка. – Там два трупа. Они говорят, что вагонетка привезла два трупа, понимаешь? Мужчины. Застрелены.
– Давно?
– Что?
– Когда примерно застрелены?
– Ну, извини, – Добросклонов развел руками. – Экспертизу не проводил. Ты куда?
– Экспертизу проведу, – сказал Гранцов, снимая со стены автомат.
– Постой, не убегай. Мне-то что делать? Все разбежались, а я тут один должен торчать и ждать, когда меня добьют?
– Надо было уходить вместе со всеми.
– Да нельзя тебя оставлять одного! Нельзя! Ты же псих. Ты сейчас устроишь мясорубку из-за Регины! Я же тебя знаю! Вадим, положи автомат. Мы не на войне, понимаешь?
Гранцов смотрел на брата с сочувствием. Злость испарилась. Перед ним был не нарушитель дисциплины, не дезертир, не трус. Перед ним был Гошка, бледный, осунувшийся, перебинтованный.
– Да, мы не на войне, – сказал Вадим. – И те два трупа, они тоже не с войны приехали. Успокойся. Не будет никакой мясорубки.
– Я с тобой пойду! Нет, серьезно. Не хочу я тут сидеть.
– Не бойся. Сюда никто не может войти. Подай фонарик, он на полке.
– Ты же входишь и выходишь, значит, и другие могут, – сказал Добросклонов. – И я тебе без экспертизы могу сказать, кого там убили. Они же вместе на эти могильники поехали. Черт, еще меня с собой звали. Этот Слепой чуть не за руку меня тянул туда! – Он вытер заблестевший лоб. – Ну, спасибо за приют. Нечего сказать, спокойное место. А что с Региной?
– Она в надежных руках, – сказал Гранцов. – Ты успокоился?
– О да, я совершенно спокоен.
– Твоя задача – следить за эфиром. Ничего не выключай. Пусть все их переговоры записываются. Внимательно слушай каждое слово. Что можешь, запиши на бумаге, на технику никогда нельзя надеяться. Особое внимание вирусам.
– Зачем? Мне-то зачем все это?
– Так надо, – сказал Гранцов.
На самом деле так было надо только для того, чтобы Гошка не впал в истерику. Самое бессмысленное занятие лучше, чем паралич страха и отчаяния.
Гранцов воспользовался подкопом, чтобы выбраться за проволоку, не побеспокоив охрану. Аккуратно уложив фанерку поверх ямы и присыпав ее листьями, он подумал: «А дорожка-то уже натоптана».
Пробираясь по ночному лесу, он дошел до рельсов. Тут ему пришлось спрятаться под кустами, пропуская охранников, которые возвращались от могильника. Они шли молча, и только рация вдруг зашипела и что-то спросила раздраженно. «Все в порядке, – ответил охранник, – докатили до упора. Нет, больше ничего не нашли. Да какие там гильзы, не было таких указаний…» Он еще что-то говорил, но Гранцову уже было не разобрать.
Охранник соврал. Они не докатили вагонетку до упора, а бросили на полпути.
Вагонетка представляла собой платформу на колесах, к которой крепился специальный механизм с контейнером. Когда вагонетка подкатывалась к упору, механизм срабатывал, и контейнер переворачивался. И если бы охранники не поленились, то тела коменданта и управляющего уже покоились бы в шахте поверх обломков крылатых ракет с антирадарным покрытием.
Но вагонетка осталась стоять на рельсах посреди леса, не докатившись до могильника. И Гранцов зажал нос и склонился над убитыми, освещая фонариком их лица под коркой запекшейся крови и горестно приговаривая: «Вот тебе и Таиланд, вот тебе и Панама…»
Когда предводительница сказала, что комендант базы отдыхает в Таиланде, Гранцов ей не поверил. Комендант не для того всю жизнь воровал стройматериалы по кирпичику, чтобы тащиться на край света для отдыха. Казенные кирпичики сложились в домик, расположенный в курортном пригороде. Сад, огород, гараж, застекленная веранда. Даже поляк-управляющий, повидавший все райские уголки мира, любил иногда провести белую ночь на той веранде, с неисчерпаемым холодильником и роскошным бильярдным столом фирмы «Даймонд».
Они лежали «валетом», оба с поднятыми руками, словно в последний миг пытались прикрыть голову. Видимо, их заставили улечься в контейнер и потом застрелили. И наверно, убийца собирался сбросить тела в шахту, но не умел обращаться с механизмом.
Вадим Гранцов вернулся в бункер и, не обращая внимания на выжидающий взгляд Добросклонова, раскрыл свой блокнот и зачеркнул еще два кружка.
– Ну, ты и педант, – не выдержал Гошка.
– Как дела? Что в эфире?
– Вирусы не появлялись. В Багдаде все спокойно. Не считая одного бдительного идиота. Его отговаривают, а он не унимается. Вот опять, слушай, наверняка на ту же тему.
– Пятьдесят Первый – Сто Седьмому. Как дела?…Я Сто Седьмой, продолжаю наблюдение. Вроде все тихо… Полста Первый, ты меня демаскируешь, я пока рацию вырубаю, потом поговорим…
– Этот «Сто Седьмой» все возится где-то у бункера. Ты с ним не встретился?
– Придется встретиться.
Гранцов поднялся к вентиляционной решетке.
Он свистнул, и из-за брезента послышался ответный свист.
– Что, не спится, господин полковник?
– Заснешь тут с вами… Слышал про тележку с мертвецами?
– Да.
– Наши думают, что твоя команда в полном составе ушла на лодках. Теперь посвободнее будем дышать. Почему? Потому что завтра с утра начнется. Пойдет процесс. Гаврики начнут возрождаться на глазах. Про убитых знаешь что-нибудь?
– Да. Потом расскажу.
– Между прочим, народ тут на уборке территории нашел кое-что, – помолчав, добавил из-за решетки Сто Седьмой. – Пули автоматные. Калибр «пять сорок пять». Я им объяснил, что это от мелкашки. Чтобы лишнего не подумали.
– Это правильно, – сказал Гранцов. – Дочке что передать?
– Пока ничего. Тебе что-нибудь нужно?
– Спасибо, полковник, у меня все есть.
Добросклонов лежал лицом к стенке, притворяясь спящим. Равномерное посапывание, однако, прекратилось, как только Гранцов плеснул коньяк в два граненых стакана.
– Выпьешь?
– Вот еще, на ночь глядя, – проворчал Гошка, но стакан взял. – За что пьем?
– За упокой, наверно, – Гранцов пожал плечами, – считай, что это поминки.
– Кошмар, – сказал Гошка. – Я же, можно сказать, только что с ними говорил… И вот… Но за что? Кому они мешали?
– Это уже неважно, – сказал Гранцов. – Они уже никому не мешают, для них все кончилось.
– А для нас?
– Лично для меня все кончилось уже давно, – сказал Гранцов и, пригубив, отставил стакан. Поминки при сухом законе получаются до обидного короткими. – Жалко других. Если бы все упиралось только в меня… Да я бы спокойно вышел им навстречу, стреляйте, гады, только не трогайте других!
– Типичная мания величия, – сказал Добросклонов.
Вадим подвинул к себе громоздкий телефонный аппарат и набрал номер Железняка. Несмотря на ночь, участковый поднял трубку сразу, словно и не спал.
– У нас еще два трупа, – сказал Гранцов. – Нашел в контейнере. Из той же серии, пятничные. Можешь организовать следственную группу поскорее?
Железняк обматерил его шепотом, из чего Вадим сделал вывод, что звонок застал его все-таки в постели.
– Короче, завтра уже обещала подтянуться команда из Центрального, – отведя душу, продолжил участковый. – Приеду с ними. Сегодня не могу. Смотри, чтоб там место происшествия не затоптали.
– До твоего прихода их никто не тронет, – пообещал Гранцов.
– Ты там тоже никого не трогай, – попросил Железняк. – Не добавляй мне работы.