Текст книги "Гарнизон не сдается в аренду"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 29. Расплата

Керимовские собаки не трогали лежащих. Поэтому никто не пострадал, когда они гоняли по базе последних бандитов. Кто-то попытался отстреливаться, но очень трудно попасть в набегающего волкодава, особенно когда он несется на стрелка и при этом даже не рычит, а молча роняет слюну и облизывается. Керимов с трудом смог утихомирить псов и запереть их в загоне, тем самым сохранив для Железняка хотя бы двоих задержанных, способных дать показания.

– Извини, что опоздали, – сказал Поддубнов.

– Вы не опоздали, – ответил Гранцов.

Добросклонов подбежал к озеру, упал на колени и долго пил, зачерпывая воду ладонями. Да так и остался сидеть на песке.

– Воспаление, – сказал седой армянин, осмотрев его раны. – В городе есть один доктор, я записку дам, он поможет. Он нам всегда помогает в таких случаях. Надо быстро ехать. Совсем быстро.

– У нас тоже есть доктор, – сказал Гранцов, разглядев белый халат среди бродящих вокруг людей. – Регина! Регина Казимировна, подойдите, пожалуйста!

Она, запыхавшись от быстрой ходьбы, остановилась рядом с ним и оперлась о его плечо. Другой рукой Регина прижимала к себе охапку измятых простыней.

– Извини, у меня еще трое тяжелых с пулевыми, два шока, еще и с минно-взрывными разобраться надо. Что тут у вас? Игорь?

– Ничего, ничего, – замахал руками Гошка. – Сами, сами…

– Трое тяжелых? – переспросил Вадим. – Ты про бандитов?

– Сейчас они просто раненые. Тяжело раненые. Ну, если сами, то я побежала?

Он вдруг подумал, что должен ей что-то сказать. Что-то хорошее. Подумал, что они могли бы хотя бы обняться на радостях. Все-таки живы остались, да и придурков спасли.

Он очень хотел сказать ей что-то теплое и сердечное, но губы не слушались его. Надо радоваться и веселиться, а она вместо этого уже носится со своими «больными». Понятно, доктор делает свое дело.

– Стой! – он еле успел ухватить ее за халат. – Ты помнишь, о чем мы договорились?

– Да-да. Надо вызвать скорую. И не одну. Здесь никаких условий. Ну что ты на меня так смотришь? Да, я же сказала, да. Я все помню, – она провела пальцем по его бровям. – Не надо хмуриться, товарищ майор. Что у тебя с глазами?

– Ничего.

– Такие красные, и ничего? Ты не ранен?

– Ничего, – повторил он. – Иди к больным.

– Мне страшно на тебя смотреть, – тихо сказала она. – Что с тобой?

– Да ничего, – снова повторил он, и она обиженно отвернулась.

Гранцов спустился в колодец и тут же выбрался оттуда с автоматом и своими сапогами в руках.

– Борис Макарыч, за старшего остаешься, – распорядился он, переобуваясь. – Там, в туннеле, еще один из этой компании. Разберитесь с ним. Я возьму «ситроен», не возражаешь?

– Возражаю, – ответил Поддубнов, становясь на его пути. – Ты куда это, майор? Все кончено, уймись.

– Нет, не все.

Вадим увернулся от его рук и быстро зашагал к гаражу. Поддубнов побежал за ним, на ходу отдавая команды:

– Керимыч, Маро, пленный в колодце! Помогите Железняку, а я скоро вернусь!

Он первым добежал до своего «ситроена» и уселся за руль.

– Куда нам?

– На трассу. К финскому кладбищу, – ответил Вадим, укрывая ватником автомат на задней полке.

– Кто там?

– Ежик.

– Понятно. Давно уехал?

– Полчаса.

– Догоним по просеке, – кивнул Поддубнов. – Держись, майор.

«Ситроен» зарычал, приподнимаясь над дорогой.

– По просеке мы его догоним и перегоним, – приговаривал старшина. – С таким клиренсом мы не только Ежика, мы черта лысого догоним.

Вадим не рассчитывал на помощника, но спорить с мичманом было некогда, да и бессмысленно. Он уже решил, что высадится, не доезжая кладбища, и дальше двинется один. Успеем. По времени все сходится. Ежик будет ждать денег, а деньги привезут не раньше, чем в полдень. Если, конечно, Институт не воспользуется вертолетом.

Машина неслась по лесной дороге, громко встряхиваясь на ухабах. Поддубнов не тратил время на виляние между препятствиями, а просто перелетал через них.

– Эти армяне золотые ребята, – рассказывал он. – Они вообще, считай, не армяне. По-армянски хуже Керимыча говорят. Воевали в Карабахе. Ну, как воевали… Так, вокруг своей деревни в окопах сидели, отбивались от всех. От соседей-азербайджанцев, от наших, даже от своих. Война им поперек горла. Они же все шабашники, строители, всю жизнь по Союзу мотались. Один ветеринар. Один учитель. Один угонщик. Он даже на этой войне отличился – у русских танк угнал. В общем, золотые ребята. Из Армении их свои же выгнали. Не давали жить. Сейчас хорошо устроились. Свой как бы колхоз. Автономный режим. Никакой советской власти. Никакого начальства. Хлеб свой, помидоры свои, зелень своя, даже вино свое, яблочное. А рыбу ты и сам видел. Керимыча к себе переманивают. Детей на компьютере учить. Даже не знаю, как его теперь удержать.

– А смысл? – рассеянно спросил Гранцов. – Пусть уходит. Все равно Базы больше нет.

– Базу восстановим, – уверенно сказал Поддубнов. – Все можно восстановить. И ребят новых найдем. Гарнизон понес потери, так это дело военное. Убитым – вечный покой, а живым тянуть лямку дальше. Так, Димыч?

– Посмотрим.

Получив такой расплывчатый ответ, старшина обиженно замолчал. Но обиды хватило минуты на три, не больше.

– Мы тебя у Марселя ждали, как и договорились. Вдруг прилетает твой Гошка. Морда в крови, весь ободранный. Так и так, говорит, на Базе война.

– В крови? – переспросил Гранцов.

– Ну, немного нос разбил, когда упал по дороге. Марсель сразу за телефон, народ подтянулся, и мы выдвинулись с двух направлений. Только вот с Железняком неудобно получилось. Как думаешь, не будет он к ним приставать, откуда у них оружие?

– Договорятся.

Старое заброшенное кладбище называлось «финским», потому что в его братских могилах покоился прах солдат, погибших в годы финской кампании. В годы перестройки сюда проложили приличную дорогу, вырубили березовые заросли и даже обновили несколько гранитных плит. Сделали это не спьяну и не из любви к усопшим, а только потому, что сюда должен был заехать какой-то Большой Человек со своими финскими Большими Друзьями и совершить над могилами акт примирения. Однако после наведения порядка выяснилось, что под осевшими холмиками лежат только красноармейцы, и ни одного белофинна в радиусе трех километров. Акт пришлось перенести в какое-то другое место, а дорога осталась. Этим сухим и чистым пригорком стали пользоваться дальнобойщики – для ночевок, и областные бандиты – для деловых встреч. Место было удобное. Отсюда трасса далеко просматривалась в обе стороны, но с дороги нельзя было разглядеть даже большой грузовик, если он стоял в кладбищенской аллее между уцелевших берез.

– Как ты собираешься его взять? – спросил Поддубнов. – Он же там не один.

– Посмотрим, – ответил Гранцов и добавил: – Разведаю сначала. Там видно будет.

Когда впереди показался широкий просвет между соснами, Поддубнов остановился:

– Трасса. Выехать на нее?

– Чуть позже, – сказал Гранцов, открывая дверь. – Схожу, гляну. Через десять минут выезжай на трассу. Только не стой, как памятник. Погоняй туда-сюда, я тебя потом где-нибудь поблизости на обочине поймаю.

– Пошли вместе, – предложил мичман.

– Может, и пойдем вместе, – согласился Вадим. – Но сначала надо посмотреть.

– Ты что, с автоматом пойдешь? – беспокойно спросил Поддубнов. – А если кто увидит?

– Никто не увидит.

Он повесил АКМ на плечо и попрыгал на месте. Что-то бренчало в кармане куртки. Он вспомнил, что это чужая куртка. Вытащил из кармана связку ключей и закинул в кусты.

– Не увлекайся там, – попросил Поддубнов совершенно безнадежным голосом.

Гранцов кивнул и, оглядевшись по сторонам, быстро перебежал трассу.

Он уверенно поднимался по склону. Короткими перебежками, от одного укрытия к другому. Поваленная коряга. Широкая ель. Высокий куст. Чем выше он поднимался, тем осторожнее становились его шаги. Он внимательно глядел под ноги, чтобы не хрустнуть веткой.

Скоро он услышал, что где-то впереди работает радио. Судя по обрывкам музыки и речи, кто-то слушал рекламу. Вадим опустился на четвереньки и двинулся по-собачьи.

Между белыми стволами берез показался красный силуэт джипа.

«Они уехали на институтском «паджеро», а свой зеленый «чероки» Ежик оставил где-то в другом месте», – догадался Гранцов.

«Разумно, – похвалил он Ежика, вставляя магазин и бесшумно отводя затвор. – Больно приметная машина этот твой «чероки». Второго такого здесь нет. Молодец, позаботился о своем алиби. Радуешься, наверно. А зря. Об ином надо было позаботиться, Валентин Афанасьевич. О душе. Так ведь и помрешь, не покаявшись. Ну, извини, ничем помочь не могу».

Ему очень хотелось дождаться того момента, когда Ежик получит, наконец, свой миллион долларов. Хотелось, чтобы тот успел вкусить всю сладость победы, и только потом получил свою порцию свинца. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать.

Но выкуп привезут еще не скоро, а у Гранцова было слишком много дел на Базе. Гораздо более важных дел, чем казнь двоих вооруженных убийц.

Он подобрался к джипу с правой стороны. Двери машины были приоткрыты, и звуки радио доносились вполне отчетливо. В проеме двери Гранцов видел бок Ежика. Тот сидел, откинувшись на спинку кресла и расслабленно свесив руку.

Где-то неподалеку фыркнул стартер. Гранцов замер, подняв автомат. Откуда здесь вторая машина? Кто еще приехал?

Но через секунду он понял, что эта машина уезжает. Двигатель работал почти бесшумно, но подвеска поскрипывала на выбоинах, и эти звуки быстро удалялись.

«Проверим фланги», – решил Гранцов и, скрываясь за низкими кустами, перебрался на левую сторону аллеи.

Он раздвинул ветви и увидел Косого.

Гранцов тяжело вздохнул и опустил автомат. Водитель Ежика лежал грудью на рулевом колесе, и лицо его было залито яркой кровью.

Выждав еще минуту, Вадим подошел к «паджеро». У Ежика чернела аккуратная дырка под скулой. Он сидел, откинув голову, и весь подголовник был в красной пене. Стреляли спереди, справа, через опущенное стекло.

Ни миллиона, ни оружия в машине не оказалось. Не было и видеокамеры.

Гранцов спустился к трассе тем же путем, каким поднялся. Раздвинул кусты, чтобы перепрыгнуть кювет, и увидел на другой стороне дороги «ситроен», стоящий на обочине. Поддубнов расхаживал возле машины, заложив руки за спину и пиная гальку.

«Ты почему здесь стоишь? – хотел закричать Гранцов. – Тебе было приказано не останавливаться! Почему ты стоишь!»

Эх, много чего хотел сказать Вадим своему помощнику, но не сказал.

Бесполезно. Никто вокруг не понимал, что идет война. Что приказы надо выполнять. Что за благодушие, за расслабленность, за лень – за каждый свой промах придется заплатить жизнью. Своей или чужой. Нет, никто этого не понимал, кроме Гранцова.

Он молча сел на заднее сиденье, положив автомат на колени.

– Поздно, – проговорил он в ответ на взгляд мичмана. – Поехали домой.

– Вот и ладно, – облегченно выдохнул Поддубнов. – Хватит, навоевались.

Удивительное дело, но Вадим тоже чувствовал, что ему стало легче оттого, что они опоздали. Это было странное чувство. Ему не удалось рассчитаться с убийцами, и легкая досада скреблась в душе – зря гоняли машину, зря подкрадывался, зря читал приговор. Все зря. Твою работу за тебя сделали другие.

Это и злило, и радовало, и пугало одновременно. Напряжение боя медленно отпускало Гранцова, и он понемногу остывал. Он вдруг понял, что не хотел убивать ни Ежика, ни Косого. Понял он и то, что за всей этой бойней стоят другие фигуры. И ему надо бы добраться до них, пока они не добрались до него. Да только не было у него сейчас ни малейшего желания связываться с противником, который пользуется бесшумными машинами и бесшумными пистолетами.

– Домой, домой, – повторил он. – Борис Макарыч, отвезем Гошку к доктору?

– Вот только заправимся, – Поддубнов кивнул и постучал пальцем по приборной панели. – Надо было сразу везти, не гоняться за всякими уродами. Они свое и без тебя получат.

За поворотом на обочине стояла белая легковушка.

– Ага, приехала, красавица? – прокомментировал Поддубнов, сбавляя ход.

Женщина в черных джинсах и красной ветровке неловко возилась с насосом, пытаясь приладить его к запасному колесу, лежавшему на обочине.

Поддубнов притормозил.

– Придется выручать дамочку. Мало того, что заплутала, так еще и без колеса осталась.

– Заплутала?

– Она из самого Петрозаводска тащится. Искала, как с трассы свернуть в сторону Москвы. Заехала аж на кладбище, еле-еле выбралась. Хорошо, меня увидела, я ей показал, куда ехать. Только зря она это затеяла. На новенькой «хонде», да совсем одна? – Мичман скептически покачал головой. – Отчаянная баба.

– Ты видел, как она спустилась по кладбищенской дороге? – спросил Гранцов.

– Димыч, я быстро. – Мичман пригладил шевелюру и расправил усы. – Помогу человеку. На пустой дороге кто еще поможет, как не мы?

Гранцов видел, как девушка в красной ветровке радостно всплеснула руками, приветствуя Поддубнова. Он подсел к заднему колесу «хонды» и принялся качать рычаг домкрата, а девушка стояла на коленях рядом с ним, неумело тыча ключом в колесо. Мичман отмахнулся, и девушка отдала ему ключ. Она встала, держа руки в карманах ветровки.

Отошла на три шага. Оглянулась вокруг, стоя спиной к «ситроену». Она не могла видеть Гранцова за тонированными стеклами. И не могла знать, что он сейчас на нее смотрит.

Он видел ее с заднего сиденья, через приспущенное стекло передней двери. Видел, как правая рука девушки вытягивается из кармана. В руке у нее был черный длинный предмет. Нет, не гаечный ключ. И не отвертка.

Пистолет.

Она еще раз оглянулась и стала поднимать выпрямленную руку, наводя пистолет на широкую спину мичмана.

В голову или в спину?

В спину вернее, решил Гранцов и надавил на спуск.

Красная ветровка вздрогнула и пошла вбок. Вниз. И Гранцов тоже повел стволом вбок, вниз, нажав на спуск, и в салоне едко запахло порохом, и горячая гильза, отскочив от стекла, ударила его в ухо.

Он выскочил из машины, не отнимая приклада от плеча, и медленно шагнул к лежащей неподвижной фигурке, продолжая целиться в нее.

Мичман лежал у «хонды», уткнув лицо в скрещенные руки.

– Отбой, – сказал Гранцов, почти не слыша собственного голоса из-за звона в ушах. Но Поддубнов услышал и поднял измазанное лицо.

Как и ожидал Вадим, под красной ветровкой оказался тонкий бронежилет. Слишком тонкий для старого «калашникова». Все три пули прошили его сзади, но выйти не смогли.

– Уходим, – скомандовал Гранцов, и Поддубнов, пригибаясь, побежал к своему «ситроену».

А Вадим еще успел заглянуть в «хонду» и вытащить оттуда знакомую видеокамеру и два одинаковых кейса. Он забросил все это в подлетевший «ситроен», а потом вернулся к убитой.

Ему не хотелось оставлять ее здесь на виду. Он оттащил тело к кювету и ногой столкнул вниз. Веткой замел свои следы на песке. Оглянулся. Красная ветровка просвечивала сквозь густую осоку.

– Там мог лежать ты, Макарыч, – сказал он, когда машина рванула с места.

– Понял.

– Ты свидетель. А она профессионал. Она только что убрала Ежика.

– Понял, – кивнул мичман.

– Я же тебе говорил, чтоб ты ездил по трассе туда-сюда, а не стоял на месте. Говорил?

– Да понял я все! – с отчаянием в голосе повторил Поддубнов. – Хватит, майор, хватит!

– Хватит, так хватит, – легко согласился Гранцов и поддел ножом створки кейса.

– Что там? – не выдержал мичман. – Баксы?

– Никаких баксов. Каталог недвижимости, на французском. Еще каталог: пригороды Кейптауна. Бумаги. Ага, вот и главное. Банковские документы. С подписями мистера Ежова. Красными чернилами. А может, он кровью расписался? А, Борис Макарыч?

Глава 30. Море свидетелей

На Базе уже навели порядок. Армяне аккуратно сложили трупы бандитов в ряд вдоль колючей проволоки. Рядом так же в ряд выложили их оружие – без единого патрона.

– Зачем вам патроны? – спросил Гранцов.

– Ара, в хозяйстве даже ржавый гвоздик пригодится, – ответил Марсель.

Первую, Лисичку и Шкипера положили у штаба и накрыли банными простынями. Гранцов подивился, каким богатырем оказался Шкипер, когда застыл на земле, сложив руки на выпуклой широкой груди. В жизни он выглядел невзрачно, словно специально пригибался и сутулился, чтобы не выделяться. Что пережил он, пока нес канистру с бензином для костра, в котором сам должен был заживо сгореть? Что заставило его кинуться на своих палачей? Он и драться-то не умел…

А вот Сто Седьмой уцелел. И как ни в чем не бывало, продолжал командовать своими охранниками, многим из которых пришлось сменить штаны.

Из медсанчасти доносился требовательный голос Регины. Она командовала сектантами, которые вставляли стекла и разносили чистое белье по палатам, где уже разместили раненых.

В штабе теперь хозяйничали опер Петренко с Железняком. Они раздобыли где-то пачку бумаги и сажали всех сектантов писать свидетельские показания.

– Димыч, где тебя черти носят? – возмутился Железняк. – У нас вагон работы, писанины – «Война и мир» отдыхает, а ты где-то катаешься!

– С деньгами разобрались? – спросил Гранцов.

– С какими деньгами? Тут у меня море крови! Еще только денег не хватало!

– Я про миллион. Про выкуп. Связались с Институтом?

– Нет пока. Нет связи. Эти уроды раздолбали все коробки, и кабель перебили в нескольких местах, – уже спокойнее пояснил Железняк. – И ни один мобильник не работает, как назло.

– Отправь армян на станцию, – предложил Поддубнов. – Пусть хотя бы милицию вызовут.

– А вы разве не вызвали до сих пор?!

– А зачем? – спросил мичман. – Чего зря людей беспокоить? Мы и сами все уладили, как видишь.

– Ну, партизаны! – Железняк от негодования даже забыл все матерные слова. – Ну, браконьеры!

– Меня все-таки беспокоят эти деньги, – сказал Гранцов. – Что-то здесь не сходится. Вот смотри, капитан. Ежик захватил заложников и требует миллион. Институт моментально соглашается.

– Постойте, Гранцов, не так быстро, – попросил Петренко, стоявший в проеме выбитого окна. – Откуда информация?

– Я сам слышал, как они договорились. Дальше происходит вот что. Как вы думаете, сколько времени нужно, чтобы собрать миллион наличными и доставить сюда? Тут только одна дорога до города – два часа езды, так? Но что делает Ежик? Сразу после звонка он уезжает на финское кладбище. Как будто деньги туда ему переведут по почте.

– Что ж ты молчал?! – заорал Железняк. – Где я теперь найду этого урода?!

– Я же сказал. На финском кладбище, – Гранцов пожал плечами. – Самое подходящее место для покойника.

Он достал из мешка пистолет, держа его за спусковую скобу.

– А это я нашел неподалеку. Отдашь следователю.

Участковый Железняк был не просто рад. Его лицо светилось неподдельным счастьем. Гранцов не ожидал, что известие о гибели Ежика вызовет такие чувства.

– Я думал, ты ругаться будешь, капитан, – признался он. – Даже боялся тебе сообщать такие новости. У тебя и так вон, гора трупов.

– Да разве это гора? Это же просто дело, раскрытое по горячим следам. Свидетелей – море. Подозреваемые – задержаны. Доказательной базы – целый вагон! Короче, картина такая. Две группировки затеяли захват. Потом что-то не поделили и друг друга перебили. Это не дело, а песня! А вот господин Ежов – это дело отдельное. Типичная заказуха. Причем наверняка никаких улик, кроме орудия убийства. Короче, чистый висяк, черное пятно на всех показателях, – он злорадно ухмыльнулся, потирая руки. – Этот твой Ежов сделал в жизни хотя бы одно доброе дело. Помер в нужном месте. Как хорошо, что финское кладбище не на моей земле! Это же другой район!

Опер Петренко не разделял энтузиазма своего коллеги. Он позвал к себе в канцелярию Гранцова и, укладывая в папку исписанные листки, озабоченно сказал:

– Свидетели-то у нас неважные. Показывают все хорошо, да только никто не подписывается. Ставят номерок вместо подписи. А двое вообще меня послали. В смысле, за адвокатом. Американец раненый и эта дамочка, которую вы от изнасилования спасали. Она здорово все расписала, просто жесткое порно, а не показания. Что вы об этом скажете, Вадим Андреевич?

– Не было там ничего. Он ее только заставил раздеться. И сразу умер.

– Да я не о ней, – Петренко брезгливо поморщился. – Я об этих людях. Они же нам не помогают. Они что-то скрывают. И вообще, в каком таком институте может лежать миллион долларов наличными? Это что, Институт мировых финансов? Что скажете, товарищ Гранцов?

– Скажу, что им верить нельзя. Деньги там наверняка есть, и наверняка укрытые от налогов. Поэтому они и будут молчать, пока не приедет их адвокат.

– Что вы предлагаете?

– Все упирается в их босса, – решил Гранцов. – Вот с кем бы вам поговорить. Если он им прикажет – они все подпишут, как полагается, и у вас будут настоящие свидетели.

– Разумно, – кивнул Петренко и крепко завязал тесемки еще одной пухлой папки. – Прощупаем босса. Его-то показания тоже нужны. Он и есть главный потерпевший, если деньги выбивали из него. Очень меня интересует этот миллион долларов. Сколько людей из-за этих денег полегло.

«Прощупайте, прощупайте, – подумал Гранцов. – Этих ребят и не такие щупали».

Он нашел брата там же, где и оставил, на берегу озера. Гошка сидел на перевернутой лодке и бросал камешки в воду. Вадим пощупал его лоб и скомандовал:

– Подъем, больной. Поехали к доктору.

– Никуда я не поеду, – вяло отмахнулся от него Добросклонов. – Ты девочку видел убитую?

– Да.

– Совсем ребенок. Ты знаешь, кто ее…

– Их уже нет. И хватит об убитых. Займемся живыми. И полуживыми, – сказал Гранцов и за плечи приподнял брата.

Он затолкал Гошку на заднее сиденье «ситроена». К машине подошел опер Петренко с двумя папками под мышкой.

– Вы в город? Подбросите меня? Хочу прощупать последнего фигуранта. Пока он тепленький. Сами понимаете, завтра они будут говорить иначе.

– Подбросим до метро, – предупредил Гранцов.

– И на том спасибо. Знаете, – Петренко смущенно улыбнулся, – очень хочется посмотреть на миллион долларов. Вот бы его к делу приобщить!

– Какой миллион? – спросил Керимыч, поднося канистры с бензином. – Где миллион?

Поддубнов вставил воронку в горловину бака и скомандовал:

– Твое дело бензин заливать. Лей, Керимыч. Эх, чует мое сердце, последний раз заправляемся.

Они залили бензин, и Керимов невозмутимо уселся рядом с опером в машину, хотя его никто не приглашал.

– Поехали, Борис Макарыч, – попросил Гранцов. – Чего ты теперь-то ждешь?

– А вон, девушка нас ищет, – Поддубнов кивнул на зеркало.

Гранцов оглянулся, ожидая увидеть Регину. Но к машине бежала Восьмая. Она успела привести себя в порядок – новые джинсы, белая вязаная кофта, черная кожаная сумка.

– Извините, следователь здесь? – спросила она, наклоняясь к окну.

– Вообще-то я не следователь, – ответил Петренко.

– Все равно. Вы в институт? Я с вами.

– К чему такая спешка? – проворчал Гранцов, но встал, освобождая ей место на переднем сиденье.

– Спасибо. Я вам дорогу покажу. Адрес это одно, а дорога – совсем другое.

– Керимыч, может, останешься? – с надеждой спросил Гранцов.

– Э, когда шашлык делать, меня зовут. А когда на миллион долларов посмотреть – меня не берут. Некрасиво получается, – проговорил Керимов и немного подвинулся, тесня опера и Гошку. – Садись, тут еще два таких поместятся.

Он втиснулся на краешек и захлопнул дверь. И только теперь заметил, что на крыльце медсанчасти стоит Регина и смотрит им вслед. Вадиму сразу захотелось все бросить и остаться с ней. Зачем он едет? Неужели Поддубнов не может доставить Гошку в больницу? Петренко хочет посмотреть на миллион – ну и черт с ним, с миллионом!

Но в следующий миг Регину окружили волонтеры, она спустилась с крыльца и повела их к складу, перебирая связку ключей.

«Делайте свое дело, доктор, – подумал Гранцов. – А я буду делать свое. Хотел бы я знать, какие еще дела предстоит сегодня переделать…»

Все молчали, пока машина летела по узкой дороге между высоких сосен. Мотор завывал на подъемах, а на спусках «ситроен» цеплял железом за бетонку, раскачиваясь, как на волне.

– Я просто хотела оторваться от своих, – заговорила Восьмая. – Есть вещи, которые нельзя обсуждать в их присутствии.

Она повернулась к сидящим позади и спросила:

– Гранцов? Вы хотите знать правду?

Вадим пожал плечами, и за него ответил опер Петренко:

– Хочет, хочет. Мы все хотим. Почему вы спрашиваете его одного?

– Его это касается больше других. Да, Гранцов, если бы вы оказались на своем рабочем месте в ночь на 12 июня, вы бы погибли. А если бы вы погибли, никто не спас бы меня сегодня. Значит, вы спасли не только себя, но и меня. Поэтому я все должна рассказать именно вам.

– Так рассказывайте, – попросил ее опер.

– Так вот, – сказала Восьмая. – Все это придумал один человек… Нет, он не человек. Он сам всегда говорил, что он лучше, чем человек. В структуре его статус – Третий. Я думаю, что он бывший военный. Это видно по его манере говорить, по некоторым фактам биографии. Иногда он называл себя майором. Неважно, кто такой Третий на самом деле. Он сам по себе. Если Бог есть, и если дьявол есть, то Третий – он дьявол.

– А можно без метафизики? – спросил Гошка. – Хотели что-то рассказать, так рассказывайте конкретно, приводите факты, фамилии, даты, эпизоды. А всю эту вашу словесную шелуху оставьте для своих гавриков.

– Конкретно? А что вам это даст? Вам будет легче от того, что я назову фамилию Третьего? Я ее узнала случайно, нашла у него браслет с группой крови. Он всегда держал его в машине. Впрочем, я не уверена, что это его настоящая фамилия – Вязинскас.

– Везунчик, – удовлетворенно сказал опер Петренко. – Ваш Третий – это Везунчик. Вязинскас, майор, десантник. Обычная карьера – увольнение, охранная контора, рэкет, контрабанда. Очень серьезная фигура. Все сходится. Жалко, что капитан Железняк с нами не поехал.

– Вот только его здесь не хватало! Ну, хорошо, Везунчик задумал комбинацию. Мы-то здесь с какого боку? Зачем надо было нас убивать? – спросил Гранцов.

– По принципу полной изоляции, – спокойно пояснила Восьмая. – Чтобы предотвратить малейшие утечки информации. О том, что Институт проводит выездную сессию на вашей точке, не должен был знать никто. Просто никто.

– Бред, – снова подал голос Добросклонов. – В этой стране все всегда всё знают.

– Да, но не сразу, – ответила Восьмая. – Когда-нибудь и вы, Игорь, узнаете, куда делись ваши машины с концентратами. Но сейчас вы этого не знаете. Кстати, их перехватила команда Дикобраза. Это тоже комбинация Третьего.

– А я знал, что вы все сами подстроили, – сказал Добросклонов.

– Так, – сказал Гранцов. – Третий сейчас в офисе? Деньги у него?

– Не знаю, – сказала Восьмая. – План был такой. Захват вашей точки. Шантаж руководства. Кассета, угрозы убийства, моя истерика – это безотказные аргументы. Второй связывается с боссом и просит отдать выкуп. Босс отправляет выкуп через Третьего и одновременно организует контроль за передачей денег. Но никакой передачи не будет, потому что Третий исчезает вместе с миллионом.

– А почему вы были так уверены, что ваш босс доверит такое дело именно Третьему? – спросил Гранцов.

– Потому что ни Второго, ни Первой рядом с ним не было. В этом и была вся суть операции. Кроме того, сумма-то не очень большая. Так вот. Получив деньги, Третий должен был позвонить Дикобразу, и бандиты снимают блокаду. Потом Дикобраз исчезает, а мы разными рейсами вылетаем из страны и встречаемся в Риме. Но все получилось по-другому. И я сама не знаю, почему он решил от меня избавиться.

– Не захотел старик ехать в Тулу со своим самоваром, – заметил Поддубнов.

Незатейливая шутка вызвала неожиданно бурную реакцию. Добросклонов и Керимов заржали и обменялись ударом по подставленной ладони.

– Спасибо, что рассказали про мой товар, – сказал Гошка. – Кажется, теперь я ваш должник. Могу расплатиться той же монетой.

– В каком смысле?

– Вы мне дали информацию. Я тоже дам вам информацию. Вы удивлены, что вас не взяли в Рим? А я нет. Я удивлен, что вы до сих пор живы. Дикобраз, насколько я понял, это бывший хозяин охранного предприятия «Невский Атаман». Вам не странно, что он согласился сотрудничать с вами? Ведь именно вы отняли у него это предприятие, вы заставили его покинуть город, вы сломали всю его жизнь. А он, вместо того, чтобы ненавидеть вас, вдруг начинает с вами работать.

– Эти люди непредсказуемы, – Восьмая пожала плечами.

– Наоборот. Люди, которые заняты серьезным бизнесом, должны быть как раз предсказуемыми. Иначе с ними не будут иметь дела другие бизнесмены. И ваш Дикобраз – не исключение. Он хотел отомстить Институту, и он ему отомстил.

– Вы так говорите, Игорь, потому что тоже, наверно, хотите отомстить?

– Не просто хочу. Я уже отомстил, – спокойно улыбнулся Гошка. – Ведь фактически это я все устроил. Ох, боюсь, что мне еще достанется от старшего брата… Димка, обещай, что не будешь бить по голове.

– Не обещаю, – сказал Гранцов.

– Ну и черт с тобой. Все равно мне легче признаться, чем скрывать такую операцию возмездия, – вздохнул Гошка и попытался отодвинуться подальше. – Так вот, миссис Восьмерка, слушайте, как все было на самом деле. Когда случилась эта история с пропавшими протеинами, я сразу понял, что это ваша работа. Вы дали мне время, и я его использовал. Я поднял все свои старые связи, я не вылезал из Интернета и библиотеки. Думаете, я искал деньги, чтобы рассчитаться с вами? Фигушки. Я искал информацию. Наверняка вы уже проворачивали такие аферы и раньше, вот мне и хотелось знать, чем все кончалось.

– Узнали?

– К сожалению, узнал. Узнал, что вы всегда добиваетесь своего. Любой ценой.

Керимов неожиданно хлопнул себя по коленке и воскликнул:

– Слушай, помнишь микроавтобус в Давосе? Восемь человек один раз убили, чтобы дело замять, э! Восемь человек!

– Они убили больше. И я не хотел пополнить количество трупов. И тогда вот что я придумал. Я просто составил список всех, кого вы обидели. Всех. Там были наши «атаманы» и польские спекулянты, мунисты и хаббардисты, и даже буддисты, у которых вы отсудили храм в Норвегии.

– Откуда буддисты в Норвегии? – пренебрежительно отмахнулась Восьмая. – Что вы несете, Игорь?

– Я продолжаю. Так вот, я составил этот список. В нем было тридцать восемь потерпевших. Против каждой позиции я указал суть их претензий к Институту. Указал координаты потерпевших. И указал нынешние адреса Института вместе со всеми его филиалами. Кстати, напомнил всю цепочку его переименований. После чего мне оставалось разослать этот список в тридцать восемь адресов. И надеяться, что хотя бы десяток из этих обиженных придурков сможет объединиться для возмездия.

– Ты всегда был ябедой, – неожиданно заметил Гранцов.

– Нет. Я всегда любил вскрывать пороки и наблюдать торжество справедливости, – парировал Гошка.

– Ну, спасибо тебе, братишка, удружил, – Вадим нащупал рукоятку под боком и приспустил стекло, впуская в салон струю холодного ветра. – За что ж ты нас-то подставил? Нельзя было разборки эти где-нибудь подальше провести?