Текст книги "Звездная рапсодия"

Автор книги: Евгений Закладный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Коллапс... – сказано совсем тихо, почти неслышно,

– Вы что-то сказали... э-э-э... молодой человек? – обескураженно спросил Новский. Пилот кивнул.

– Меня зовут Гришей, Сергей Иванович. Ваши работы я читал, – учусь на заочном... Одновременно интересуюсь и физикой. Так вот, мне кажется, что стремление к выравниванию любых структур, свойственное физическому коллапсу, сродни стремлению замкнутых систем к энтропии: Мозг, как замкнутая система, постоянно выводится из равновесного состояния информационно-энергетическими воздействиями и в поисках нового равновесного состояния на наименьшем из возможных энергетических уровней вырабатывает определенное решeние...

– Ба, Серега! – закричал Воронов. – А ведь в этом, разрази меня гром, определенно что-то есть!

– Ну, времечко, – удивленно сказал кибернетик. – Пилот вертолета подсказывает новые пути создания искусственного интеллекта, журналистка торопится на встречу с инопланетным разумом, а блюстители порядка отдают своего стрекозла в полное распоряжение малознакомых дядей...

– Они мне верят, – сказал пилот. – А вас я знаю...

– Пожалуйста, – попросила Лена, – кто-нибудь из вас обязательно должен мне напомнить, как только будем на месте, я должна поцеловать Гришу в его умный лобик.

Улыбнувшись, она посмотрела в зеркальце заднего обзора, нашла угол, под которым можно было видеть лицо пилота, и... зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть: ей вдруг показалось, будто на нее смотрят не два, а три глаза! И третий – чуть выше линии обычных глаз, в центре лба, – как раз там, куда она только что нацепилась со своим поцелуем...

«Какая странная оптическая иллюзия, – мысленно сказала она себе, стараясь успокоиться. – Или это просто в зеркальце трещина?» Все еще боясь чего-то, она снова всмотрелась, – третий глаз был на месте. Теперь она видела, что глаз этот совершенно не похож на обычный: он отсвечивал красноватым светом, а в его зрачке чудилась бездонная глубина, да и все его выражение, если только можно было говорить о выражении одного глаза! – нисколько не напоминало выражение обычных человеческих глаз, «Что это еще за чушь?! – кусая губы, думала Лена. И в то же время чувствовала, как ее завораживает, лишает воли, парализует этот взгляд – странный взгляд издалека. – Вот сейчас попрошу его повернуться... Отберу управление... Нет, нет смысла... Ах, как бы я сейчас поспала... И воoбще, все идет отлично».

Веки ее сомкнулись, плечи опустились. Она уже не слышала, как Невский, который вдруг тоже начaл клевать носом, бормотал ей: «Никогда не отклaдЫвай на завтра то, что можешь сделать послезавтра... Целуй здесь... Здесь и теперь... Или никогда... Или никогда... И нигде...»

Потом он уснул, за ним уснул и Воронов, но уже не видела своих спутников.

Еще со времен Королева так повелось, что дисциплина на космодроме, на всех участках, так или иначе связанных с космосом, была абсолютной. Там, где счет ведется на секунды и доли секунд, где малейшая ошибка в любом звене может повлечь за собой безвозвратные потери человеческих жизней и громадный материальный ущерб, любая расхлябанность, сомнение или промедление не могут быть терпимы.

С одной стороны, с таким коллективом легко работать. С другой – невероятно трудно: «Слово – не воробей...» Величайшая ответственность за каждое слово, жест, практически мгновенно претворяемые в действие, будящие колоссальные энергетические мощности, – все это накладывает неизгладимый отпечаток на выражение лица и глаз, сковывает движения, а мысль заставляет находиться в постоянном, сверхчеловеческом напряжении, приучая к величайшей концентрации внимания, быстроте и остроте всех реакций. И потому никто особенно не удивился ни стремительному взлeту Николая Аверина, успевшего в двадцать пять лет защитить докторскую, а в двадцать семь стать академиком, ни его быстрому возмужанию на посту Генерального.

Его находчивости и выдержке могли бы позавидовать бывалые и знаменитые военачальники... Но ни огромный авторитет, ни высокий пост, ни глубокие знания не мешали Аверину оставаться Человеком. Таким его знали в течение многих лет. И потому сегодня никто не узнавал его – перед ними вдруг начал говорить и действовать будто совсем другой человек, резкий и нетерпеливый, жесткий до жестокости. Люди удивленно переглядывались, но терпели: так, наверное, случается с каждым человеком, достигшим заветной цели своей жизни, либо оказавшимся на ближних подступах к этой цели: сейчас будет финиш – все силы в последний бросок!

Но очень немногие догадывались о том, что было истинной причиной метаморфозы, приключившейся с Николаем Авериным, Потому и списывалось все на нервное перенапряжение, неожиданное усложнение задач в связи с удивительными, прямо-таки невероятными событиями, которые вдруг принялись не то что громоздиться друг на друга, а затеяли форменную чехарду.

«Чехарда, самая настоящая чехарда!» – в который раз повторял для самого себя Аверин, пытаясь разложить эти события в хронологическом порядке, чтобы хоть как-то увязать их в причинно-следственные ряды. И все рассыпалось... «А если попробовать с конца? – мелькнула странная мысль. – Только вот с какого конца? От настоящего момента начинать пятиться или с момента достижения цели – установления контакта с представителями недомой цивилизации, предложившими людям встретиться на борту «Черного принца»? Пожалуй, имеет смысл начать именно отсюда...

Итак, допустим, мы наконец-то встретились, братья по духу и разуму. А вот почему они настаивают именно на космическом рандеву – это, в конце-то концов, их дело. Однако встрече должна предшествовать стыковка... Стыковка!

Кто из ученых или космонавтов не лелеял эту дерзновенную мечту несколько лет назад, когда удалось осуществить первую стыковку космических кораблей двух стран с различным социальным строем? Многие были склонны расценивать это техническое достижение как решающий шаг на пути решения проблем стыковки с «Черным принцем». Однако стыковке «Союза» с «Аполлоном» предшествовали длительные тренировки на земле, в которых отрабатывались мельчайшие детали, заранее обговаривались бесчисленные варианты, предусматривались различные осложнения... В космосе мелочей нет!

А здесь? Придется действовать вслепую, целиком и полностью полагаясь на предусмотрительность и совершенство космической техники неведомых пришельцев! Ладно, будем пятиться дальше.

Полет не был запланирован, но два корабля и два экипажа – основной и дублирующий – удалось подготовить за три дня. А до этого? Почти одновременно с получением приглашения – сногсшибательная новость: «Солнце разумно»! Кажется, вот тут-то и завязывается основной узелок.

«Черный принц» – посланец гуманоидной цивилизации или полпред Солнца? И какие сюрпризы ждут людей, идущих на этот контакт? Воздух, давление, гравитация... Задача с тысячами неизвестных, которая потребует предельного напряжения всех физических и моральных сил... Бой!

Конечно, проще всего было бы установить постоянно действующую радиосвязь и обговорить предварительно максимум деталей. Но это оказалось практически неосуществимым: с момента своего обнаружения «Черный принц» ни разу не отзывался ни на какие сигналы. И лишь совсем недавно от него было принято лаконичное послание: «Ваши представители будут приняты на борт базы для переговоров...» Далее шли пространственно-временные координаты. И все. Мало того, что «Принц» после этого игнорировал все запросы, он еще и повел себя совсем уж странно: то полностью поглощал все посылаемые к нему радиоволны, то отражал их, то заставлял огибать сферу, в которой находился, по самым неожиданным траекториям.

Кто-то из ученых, вкладывая в тон иронию, дабы не быть понятым всерьез, высказал предположение, что «Черный принц» ведет себя как нестабильное коллапсирующее образование. Однако шутки не получилось. Мысль понравилась, ее принялись интерпретировать и развивать на все лады. В конце концов сошлись на том, что пришельцы демонстрируют землянам свои безграничные возможности по управлению силовыми полями с целью внушить им уверенность в благополучном исходе встречи.

И все-таки главное противоречие, оснгчной парадокс заключался даже не в разумности Солнца, не в странном поведении представителей неведомой цивилизации и не в запутанности обстоятельств...

... В течение не одного столетия люди прямо или кoсвенно признавали постулат о множественности Обитаемых миров, искали следы пришельцев, жили надеждой на встречу с инопланетным разумом. И вот тут-то и оказалось, что чисто техническая, даже научно-теорeтическая и философская, мировоззренческая готовность к встрече с таким будущим еще далеко не означает готовность психологическую. Только теперь Аверин до конца осознал и прочувствовал разницу между абстрактными рассуждениями о сказочном могуществе гипотетических цивилизации и действительным соприкосновением с таким могуществом... Здесь-то, наверное, и таятся корни подсознательного страха – корни социальные, психологические. Действительно, можно предполагать, что «Черный принц» в течение столетий (если не тысячелетий, а то и миллионов лет) собирал и пересылал в какой-то центр всю информацию о развитии жизни на планете Земля. Но ведь это означает, что некто, весьма могущественный и мудрый, контролирует развитие жизни вo всех ее аспектах; что в случае крайней необходимости он всегда готов вмешаться, если уже не вмешивается инкогнито в те или иные процессы... И если вдруг все эти предположения окажутся объективной реальностью, – чем же этот «некто» отличается от бога?!

Но что же делать?

«Сбылась мечта...» Но – «прежде, чем мечтать о чем-то, подумай хорошенько: вдруг сбудется?» Сбылось... И если бы не сегодня, а завтра, какое в принципе это имеет значение? Мощность и последствия психологического удара вряд ли сделались бы меньше со временем. Нет, жестче! Ведь человечество с каждым днем все глубже познает мир, все решительней вмешивается в естественные и исторические процессы, все больших эффектов добивается. И, следовательно, со временем все боль ше кичится своим могуществом. А тут вдруг...

Но, может быть, все не так уж страшно? Может быть, они получили строжайший наказ – не вмешиваться в жизнь и развитие человечества, ограничиваясь лишь наблюдением, сбором информации?

Все может быть... Только в любом случае наблюдатель оказывает воздействие на объект наблюдения!

Сам факт его присутствия – уже воздейстзие!

А выводы? Решение? Просить их как можно быстрее убраться восвояси, предоставив земному человечеству решать свою судьбу самостоятельно?

А если они стремятся к контакту с целью налаживания каких-то взаимовыгодных отношений? «Мы-вам, вы – нам»... Или хотят предупредить о какойто неведомой опасности, предложить объединение сил? В конце-то концов не такие уж мы и слабые.

Однако все это – гадания на кофейной гуще.

Ясно одно: на контакт должен идти он сам либо кто-то из ученых-социологов. Впрочем, последнее: исключается: время для полетов в космос этой категории еще не пришло. Только вот почему они не хотят вести переговоры по радио или телевидению? Почему настаивают на личном и немедленном антакте?

Аверин передернул плечами, нажал кнопку внутренней связи и, склонившись к микрофонам, попроcил: «Соедините меня с Москвой». Но тут же удивленно поднял брови, услышав в ответ голос дежурного оператора: «Николай, только что приняли вторичную радиограмy. Позвольте зачитать текст?» Или весь напрягся, ожидая чего-то совершенно необычного. И не ошибся.

«Космодром Байконур, Генеральному конструктору Николаю Аверину.

В состав группы контакта предлагаем включить: Кирилла Воронова, физика; Сергея Невского, кибернетика; Елену Балашову, журналистку; Григория Панченко, пилота вертолета – в качестве первого пилота корабля контакта; Николая Аверина, Генерального конструктора – в качестве бортинженера. Подтверждение Москвы будет получено вами через пятнадцать минут.

Группа контакта прибудет в Байконур через сорок минут. Старт – через шестьдесят минут..,»

Это все, Николай Антонович. Давать теперь Москву?

– Черт! – Аверин хватил кулаком по столу так, что лежащий на противоположном конце блокнот подпрыгнул. – Не нужно, будьте все время на приеме.

Значит... А вот «значит» все это только одно: они не просто наблюдают и собирают информацию, но определенным образом еще и контролируют, по каким-то неведомым каналам направляют каждый шаг, имеют возможность оценивать, выбирать...

Нет, каково?! Пилот вертолета – первый пилот космического корабля контакта! Да что за чушь такая?! И сам он, Генеральный, – в качестве бортинженера! Идиотизм? Недоразумение? При всем желании и наличии самой необузданной фантазии трудно предположить, что какие бы то ни было приборы позволяют им располагать необходимой информацией для принятия подобных решений!

А если не приборы, значит – люди? Их люди среди нас?! Мистификация, да и только! Неужто они совершенно от нас неотличимы? Бред, абсурд...

– Николай Антонович, Москва!

Аверин мгновенно собрался. Из динамиков донесся знакомый, с чуть заметной хрипотцой голос уставшего человека.

– Ну что, Генеральный, сильно паникуешь?

– Я нич-че-го не понимаю, Иван Алексеевич. Похоже, что они взялись командовать. И всерьез. Однако их требования...

– Ну, зачем же так-то вот... Мы тут прикидывали по-всякому, да только времени, сам понимаешь, маловато. Давай-ка немного подредактируем: не нами командуют, а нам подают команду. Улавливаешь разницу? Вот так-то. В общем мы тут считаем, что нужно пока принять их yсловия... А там будет видно. Как у гебя со здоровьемто, сдюжишь?

– Об этом я меньше всего... Eще вопрос, Иван Алексеевич!

– А не два?

Аверин рассмеялся.

– Точно: два. Первый: с каких это пор пилоты вертолетов начали без подготовки пересаживаться к пультам управления космических кораблей?

– Спроси чего полегче, Коля. Но ты ведь будешь рядом? Вот и порядок. Второй я знаю, – здесь тоже полный порядок: Елена Балашова – умнющая женщина, отличный товарищ, спортсменка. Теперь, если у тебя нет больше вопросов, разреши пожелать всяческих успехов. Будет возможность – держи связь. Оттуда.

Сергей Невский поймал за пуговицу Аверина, оттащил его в сторону и проникновенно сообщил:

– Я немного физиономист, а потому без особенного труда читаю десятки вопросов – у вас в глазах. Так вот, чтобы не осталось никаких недомолвок, скажу сразу: мы сами в этой истории ничего не понимаем.

– Ну, тогда все отлично, – улыбнулся Аверин. – А то я уж было начал сомневаться в своих умственных способностях... А это вы куда еще?!

Вопрос был обращен к Грише Панченко, который пер к подъемному лифту небольшой, но, по-видимому, весьма тяжелый ящик.

– Так, безделица, – широко улыбнулся пилот. – Сувенирчики. Для инопланетян.

– Послушайте, «пер-рвый пи-лот»! – вскипел Аверин. – Неужели вы не знаете, что у нас рассчитывается каждый грамм массы?! Да что же это такое творится?!

Он беспомощно оглядел присутствующих, – тут собралось довольно много людей: все, кто мог оторваться от лихорадки предстартовой подготовки, чтобы поглядеть на невиданный экипаж. Бы л я среди них и космонаегы, те, что должны были полететь и вдруг почему-то не полетели...

Не ответив, Григорий поставил ящик, на землю, где-то что-то нажал. Вверх и в сторону отскочила крышка, и взглядам собравшихся представилась небольшая панель с несколькими кнопками.

– Подойдите сюда, – пригласил пилот Аверина, – дайте руку...

Он снова нагнулся, ткнул куда-то или передвинул какой-то рычажок, и собравшиеся ахнули: Генеральный и пилот взмыли метров на пять вверх.

– Иногда даже тяжести способны облегчать, тихо сказал Григорий беспомощно повисшему в воздухе Аверину. – Теперь будем спускаться. Держитесь, держитесь...

«Наверное, антигравитатор, – подумал Аверик, и от этой мысли ему сделалось совсем неуютно. Вот тебе и «пилот вертолета», – додумал он, мягко опускаясь на землю и обретая привычную тяжесть.

Но чудеса только начинались...

Многочисленные операторы, журналисты и свободные от работы сотрудники, поспешившие в укрытие после того, как люки были задраены, оказалась свидетелями еще небывалого в истории космонавтики старта: корабль вдруг отделился от всех трех ступеней ракеты-носителя и, замерев на несколько секунд в неподвижности, чуть склонился к югу, а потом с невероятной скоростью рванулся сверх. Через несколько секунд от него остался лишь след уплотненного воздуха, а пирамида ракеты-нoсителя являла теперь собой дикое, несуразное зрелище.

– Не менее тридцати «же», – пробормотал один из космонавтов. – Это ведь там... В лепешку! Товарищи, как там со связью? Есть связь? Да что вы молчите?

– Связи нет. Корабль не отвечает.

Аверин молча наблюдал, как Панченко устанавливает свой ящик в центре кабины, что-то налаживает, к чему-то прислушивается... Потом он почувствовал какое-то легкое головокружение и, недовольно поморщившись («нервы, что ли, стали сдавать?») направился к своему месту, отведенному по штатному расписанию бортинженеру. Остальные тоже успели разместиться и, судя по их спокойным лицам, чувствовали себя вполне сносно. Кабина корабля, рассчитанная на семь человек, свободно вместила пятерых, оставляя место даже для небольших передвижений.

– Послушайте, пилот, – недовольно сказал Аверин, глянув на часы, – может быть, вы все-таки займете свое место? Мы должны были стартовать полторы минуты назад.

– А мы и стартовали девяносто секунд назад, – ответил Григорий, снимая шлем и стаскивая с себя скафандр. – Кстати, советовал бы и вам снять эти доспехи, Николай Антонович. Остальным тоже. Полная безопасность гарантируется.

Аверин растерянно поморгал, потом вскочил, бросился к пульту. Пилот улыбнулся.

– Не трудитесь включать обзорные экраны или открывать иллюминаторы, вы все равно ничего не увидите. Мы движемся в свернутом гравитационном поле по пеленгирующему лучу нашей базы. С планеты мы невидимы тоже, – из этого поля не может вырваться ни один квант электромагнитной энергии. Но и мы не в состоянии видеть того, что у нас за бортом. Придется немного потерпеть.

– Потрясающе, – пробормотал Воронов. – Серега, ущипни меня, вдруг проснусь?

– Послушайте, а как же ракеты-носители? – спросила Лена.

– А я их оставил там, на космодроме, – сказал Гриша. – Николай Антонович предупредил меня о недопустимости лишнего веса,.

Аверин почувствовал себя совершенно обессиленным и опустился в кресло.

– По-видимому, мы уже вступили в первую фазу контакта?

– Вы очень наблюдательны, Николай Антонович, Но мне казалось, что вы констатировали этот факт еще там, когда мы с вами беседовали над головами провожающих. Строго говоря, прецеденты бывали и раньше, но уж таково свойство психики всех разумных существ: за деревьями они иной раз не видят леса.

– Значит... вы точно такие, как мы?

– И такие, – выпрямляясь во весь рост, сказал пилот, внимательно глядя в лицо Аверину. – И немного не такие, – он поднял руку ко лбу, и Лена снова увидела то, что показалось ей плодом оптической иллюзии, а то и галлюцинации – еще там, в вертолете: в центре лба, чуть выше линии обычных глаз, появился третий. Но длилось это всего лишь мгновение – глаз исчез так же неожиданно, как появился. Однако теперь уже у нее не оставалось никаких сомнений – это действительно было, это есть!

– Лю-бо-пыт-но! – сказал Ноаский. – Вот теперь я окончательно поверил, что можно ни о чем не беспокоиться.

Он весело подмигнул Воронову и принялся стягивать скафандр. Лена не замедлила последовать его примеру, но Аверин, казалось, уже ничего не видел и нe слышал. Он весь был погружен в какие-то невеселые мысли, на его лбу собрались морщины, вокруг ртa залегли тяжелые складки.

– Мы можем связаться с Землей? – спросил он Григория. Тот отрицательно покачал головой.

– Пока нет. Но разве мы нуждаемся в их помощи?

– А вы подумали о тех, кто остался там?

– Да. Увязав воедино кое-какие детали, они поймут, что ничего страшного случиться с нами не может. Вы будете поддерживать связь с базы. А теперь прошу внимания: вам придется пережить несколько непривычных, а потому неприятных минут. Сейчас нет времени на детальные объяснения... Главное – помните: с вами ничего страшного не случится. Зато вы собственными глазами сумеете увидеть любопытные картины энергетических инверсий, выход в нуль-пространство с последующим переходом в новые измерения и свернутое время. Я включаю обзорные экраны.

Он сел наконец в кресло пилота и уверенно проделал все необходимые манипуляции на пульте.

Глазам людей представилось усеянное мириадами звезд небо, а в самом центре экрана, заслоняя звезды, повис небольшой, абсолютно черный круг.

– Вот это и есть цель нашего путешествия, – сказал Григорий. – Наша база или, как вы называете ее, «Черный принц».

Вокруг черного кружка вспыхнула ослепительно-белая корона, тотчас распавшаяся на три лепестка, стремительно вытягивающихся, трепещущих. Потом белый цвет лепестков разложился на семь цветов радуги, а черный кружок в центре исчез.

Вместо него появились три светлых, – эти кружки образовались из сияющих лепестков. Сомкнувшись, кружки показали треугольник отрицательной кривизны, вокруг которого разливалось и вибрировало море чистейшего света, буйство красок. Эта картина напоминала переливы северного сияния, но ничего подобного по красоте людям еще не доводилось наблюдать.

Потом возникло довольно странное ощущение: людям показалось, будто что-то стремительно уходит из их тел. Но это было не знакомое чувство невесомости – тело теряло не вес, а саму плоть...

Еще более странные явления происходили в сознании: оно будто начало мерцать, то покидая людей, то снова возвращаясь, заставляя погружаться в небытие, чтобы тотчас опять вернуть к жизни. Все эти ощущения нельзя было назвать болезненными, даже неприятными. Неприятной, тревожащей была только их необычность.

В короткие периоды просветления Аверин пытался соединить воедино разрозненные впечатления, однако это удавалось ему с большим трудом.

Он видел, что звезды почему-то расположилась по краям, по стенам громадного туннеля, в котором с невероятной скоростью мчится корабль, В то же время звезды бежали во все стороны от какойто точки, расположенной прямо по их курсу. Периоды небытия все увеличивались, сознание возвращалось на все более короткие мгновения, лотом наступило нечто совсем неопределенное, что нельзя было бы назвать ни сном, ни явью, – какая-то бесцветная, бесструктурная неопределенность, и последняя мысль, которую осознал Аверин, была не из радостных: «Кажется, это конец. Это – смерть». И он снова погрузился в небытие.

Но вот опять забрезжила искра мысли. Сделав какое-то безотчетное усилие, он приказал себе: «Нужно собраться!» И тут же почувствовал, как тело нaливается силой жизни, а открыв глаза, увидел ту же серую неопределенность, в которой не было ничего, – ни cвeтa, ни звука, ни движения...

Аверин напряг зрение – здесь же вот должна быть его рука, только что лежавшая на подлокотнике кресла! Да, рука оказалась на месте, он сразу же увидел и почувствовал ее, как только вспомнил.

Значит, это у него что-то со зрением? Нарушилось поступление крови к мозговым тканям, к зрительному центру... Еще усилие, и он видит пульт управления, затылок сидящего в кресле Григория. А где остальные? Ага, вот же они – Воронов, Балашова, Невский... Кажется, все в порядке, но смутное беспокойство все еще не оставляло его: чего-то всетаки не хватает.

Он словно по кусочкам собирал этот неведомо как и почему исчезнувший мирок и никак не мог понять, что еще в нем должно быть. Попытался поднять руку – не получилось. Тогда он представил, что уже поднял ее – в то же мгновение рука оказалась перед самыми глазами... Это было внове и казалось невероятным, Он не чувствовал упадка сил, в нем, в его сознании бурлила какая-то энергия, но именно какая-то, и он не имел понятия, как с ней поступать, как использовать ее.

Может быть, здесь представление о действии эквивалентно самому действию? Ладно, потом разберемся... Интересно, как чувствуют себя остальною?

Он еще не успел внимательно присмотреться к лицам товарищей, как обстановка изменилась снова: стены корабля сделались совершенно прозрачными, и куда бы он ни направлял взгляд – всюду сияли звезды, хотя от пустоты людей по-прежнему отделяли прочные стены корабля. Это не виделось, но безусловно ощущалось.

– Мы прибыли, – поднимаясь, сказал Григорий. – Можно выходить, не надевая скафандра.

– Ку-уда? – удивленно спросил Новский. – Прямо в космос?

– Смотрите внимательно. Не спеша, не напрягаясь.

Стены будто вообще перестали существовать.

Вместо них открылась необозримая перспектива сводчатых залов, переходов, небольших помещений с какими-то механизмами... Все это было призрачно и прозрачно, а где-то там, внизу величественно плыл в бездонных глубинах бирюзовый шар родной планеты.

– Но где же все это помещается? – спросил пораженный Аверин, вертя головой во все стороны. – Здесь, по крайней мере, сотни километров в радиусе! А «Черный принц»... Или мы внутри?

– Совершенно верно, – кивнул Григорий. – Но здесь иное пространство-время. Ваши измерения «Черного принца» извне дают величину, не превышающую нескольких десятков метров. Однако в этот объем при желании можно было бы «вместить» всю Солнечную систему, десятки и сотни звездных систем: просто это информационное пространство. Немного позже мы постараемся объяснить вам сущность этого парадоксе, а сейчас нас ждут более неотложные дела. Прошу!

Он направился прямо туда, где только что была прочнейшая стена, прошел сквозь нее, словно через пустое место и, оглянувшись, ободряюще улыбнулся.

– Ну, смелее! Будет лучше, если вы на какое-то время забудете о своей способности удивляться. Эта полезная вещь сейчас может принести только вред – ваше сознание окажется. Перегруженным эмоциями.

Лена двинулась первая, за ней Аверин, потом Нeвский и Воронов. Пространство, еще недавно занятое стеной, не оказало никакого сопротивления. Но едва они вышли за пределы корабля и огляделись, вокруг все изменилось: стены первого зала потеряли прозрачность и осветились мягким зеленоватым светом, пол под ногами начал слегка пружинить, появилось привычное ощущение тяжести.

Потом они прошли еще через несколько помещений и остановились в небольшом зале, в центре которого увидели круглый стол, несколько легких стульев, три из которых были уже заняты – здесь их ждали двое мужчин и одна женщина, удивительно похожая на Лену, При появлении людей они встали, подняли вверх руки приветственным жестом. Люди повторили этот жест, несколько секунд прошло в молчании – встретившиеся внимательно изучали друг друга. И вдруг окружающее пространство будто заполнилось неизъяснимым дружeлюбием и бесконечным взаимопониманием. А потом раздался голос похожей на Лену женщины.

– Мы приветствуем наших дорогих гостей от имени их далеких потомков, преклоняющихся перед их мужеством и дерзостью. Мы приветствуем вас и от имени ваших далеких предков – трехсот миллиардов звезд, чью цивилизацию уполномочены Представлять в этом секторе пространства. Мы пришли, чтобы помочь вам и самим себе. Ибо без вас мы бессильны. Теперь нам предстоит сообща решить, что сумеете вы взять на себя в своем времени из того, что мы сумеем предложить вам из нашего. Прошу садиться.

Два обычных глаза женщины смотрели радушно, в них сияла улыбка. Третий – внимательно, изучающе, бесстрастно... Новский сделал шаг вперед и, немного смущаясь, сказал:

– Не знаю, каким образом вы намерены строить беседу, но эти ваши глаза.. Прошу извинитъ меня, – чисто психологический нюанс.

– Считайте, что вы их не видели и не видите, – улыбнулась женщина, и третий глаз мгновенно исчез с ее лба. – И вообще каждый из вас имеет здесь ничем неограниченные возможности воспринимать окружающий мир так, как ему больше всего хотелось бы. Пусть каждый представит себя в привычной, наиболее удобной для него обстановке. Это не чудо – все дело в технике. Настраивайтесь, представляйте.

... Аверин вдруг увидел себя за знакомым до мельчайших деталей столом в своем кабинете.

И тотчас в нем появилось чувство полной уверенности в себе, спокойствия. Но тут сквозь распахнутые окна повеял теплый ветерок с озера – как там, должно быть, славно сейчас! И вот он уже видит у самых своих ног тихую воду, слышит шуршание камыша, тихий плеск волны, все тело впитывает приятную прохладу. Опершись на локоть, он полулежит на теплом песке, глядя на незнакомую улыбающуюся женщину, которая сообщает весьма интересные вещи...

... Лена, задрав голову, придирчиво и чуть ревниво наблюдает за полетом легкого спортивного самолета, который пилотирует ее подружка Оля.

Ишь, какие выкрутасы! Но тут она, кажется, уже выдохлась, сейчас будет заходить на посадку... Да, о чем только что был разговор? Она смотрит на незнакомую, но так похожую на нее женщину, – да ведь это она говорила с Леной из Зазеркалья!

Теперь разговор продолжается...

... Воронов с неудовольствием оторвался от изучения сложных кривых, чтобы возобновить прерванный разговор... О чем? Да, она все еще здесь: какая милая, добрая улыбка! Стоит послушать внимательно, уж слишком все это ново, непривычно...

... Новский наслаждается ароматами хвойного леса, шорохом ветвей, а откуда-то издалека доносится удивительно чистый, приятного низкого тембра женский голос... Да вот же она – эта незнакомая, милая женщина, удивительно похожая на Лену!

Кто бы мог предположить, что он когда-нибудь услышит так много нового, интересного?!

... Все они видят ее, видят себя, оставаясь одновременно в той обстановке, которую каждый себе представил. Сознание будто раздваивается: они отлично понимают, что выдуманный ими мир – это только выдуманный мир, но это никак не влияет на ощущение полного и глубокого покоя, удовлетворения окружающим. Они помнят, что находятся на борту космической базы, но это нисколько не влияет на их способность к восприятию и осмысливанию того, что говорит эта женщина. В то же время каждый понимает, что все это – лишь преамбула к большому и, может быть, трудному для обеих сторон разговору, но у них не возникает и тени сомнения относительно того, что все идет как нужно...

– Кто мы, откуда, как оказались в вашем времени и какие надежды на вас возлагаем, вы поймете лишь после некоторых предварительных разъяснений. Прежде всего, Николай Антонович, мы просим извинить нас за то, что предложили вам, Генеральному конструктору космических кораблей, войти в состав группы контакта в качестве бортинженера при нашем пилоте. Согласитесь: все предусмотреть невозможно. И хоть нам хорошо известны технические параметры ваших кораблей, никто лучше вас не сумел бы разобраться и ликвидировать те или иные непредвиденные осложнения. Кроме того, мы намерены передать вам чисто техническую информацию, касающуюся еще неизвестных вам способов движения в космическом пространствеименно для этого нам и понадобились вы, как человек, обладающий достаточной широтой взглядов и готовый расширить их еще более.