Текст книги "Звездная рапсодия"

Автор книги: Евгений Закладный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Часть II. Люди и звезды...

«Разумен ли ты, Гомо Сапиенс?» – напечатала Лена название статьи и призадумалась: кажется, пахнет тавтологией. Ладно, потом можно будет исправить. Главное сейчас – не упустить основной ход мысли, постараться вспомнить все, о чем накануне говорила с Невским и Вороновым... Интересно, почему он обиделся, когда она спросила: не бывает ли им, физикам, порой страшно заниматься своими изысканиями, пытаясь проникнуть в тайны тайн материи?

А вот статью-то нужно завтра сдавать, так что не стоит отвлекаться... И онз снова принялась писать.

«Порой кажется, будто мир обезумел. Такое впечатление подкрепляется полной уверенностью в том, что мир этот, как и полагается всякому настоящему сумасшедшему, никогда и никому в этом не признается. Даже себе самому. Да и как, в самом-то деле, мы можем признать себя идиотами, если на каждый идиотский поступок у нас заранее готово вполне логичное, безусловно рациональное объяснение? Мы даже самодовольно улыбаемся: вот ведь какие мы хитрые! И все правильно – сумасшедшие, они бывают очень хитрые. Даже больше того: хитроумные. Но вот здесь-то и начинается всякая чехарда и неразбериха: как же могут совмещаться такие понятия, как хитрость, ум и... безyмие?

Если в дом к вам приходит человек и зажигает дымовую шашку, вы вправе усомниться в его психическом здоровье и со спокойной совестью можете вызывать милицию или квалифицированную помощь из ближайшей психиатрической лечебницы. А вот если руководители промышленного предприятия отравляют атмосферу в большом городе, ни у кого не возникает сомнения в их психическом здоровье: размах, знаете ли, – он сам за себя говорит!

Или, скажем, так. Человека, который деловито подсыпает в поданный ему обед песок либо препараты, выдуманные для уничтожения насекомых, или же губит зеленые насаждения во дворе, где играют его дети, мы, согласно общепринятым стандартам, относим к разряду полных кретинов. А когда человечество в целом начинает добывать и концентрировать расщепляющиеся материалы, отравлять атмосферу и океаны, калеча собственную генетическую программу... Когда могучим напряжением научной мысли на-гора выдаются ДДТ, ЛСД, непобедимые штаммы болезнетворных бактерий, аппараты Дельгадо и прочее, у нас тоже не возникает никаких сомнений в отношении разумности вида Человека Разумного. В лучшем случае мы пространно рассуждаем о том, что знание попало в злые руки.

Время от времени, с чувством глубокого умиления и собственного несоизмеримого превосходства, мы любим поговорить об уме братьев наших меньших – животных и птиц. Известно ведь, что еще Энгельс признавал за ними способность к логическому мышлению. Но никак не диалектическому: предвидеть негативные последствия позитивных для настоящего поступков может только человек.

Только как же это получается? Ни одно животное не наносит вреда среде своего обитания, не умирает там, где живет, – это присуще лишь чеповеку. Ни одно животное не убьет другое без Жизненной на то необходимости – на это способен лишь человек. И вообще животные не настолько разумны, чтобы травить себя и себе подобных наркотиками, ядохимикатами и радиоактивными веществами!

Да, насколько все выглядит просто, когда вопрос о степени разумности ставится в отношении индивидуума, конкретной личности! И как всё сразу запутывается, едва речь заходит о виде в целом...

Оказывается, количество переходит в качество в данном случае весьма своеобразно: некоторое множество сумасшедших может образовать эту самую разумную систему, разумный вид! Но вот как же быть с этим видом, который так старательно и небезуспешно использует развившиеся в нем способности к мышлению, чтобы как можно быстрей, надежней и эффективней загадать, искалечить, а потом и вовсе уничтожить среду своего обитанияту самую обширную систему, в рамках которой только и возможно его существование?!

Тут нам, конечно, могут возразить: так уж и «весь вид!» Так уж и «все человечество»! Ведь раздаются же трезвые голоса, есть и реальные силы, борющиеся против такой вот деятельности! Что ж, все черно: раздаются. И силы есть, Порой значительные. Но какова же их эффективность, каков конечный результат?»

Лена перечитала написанное, задумалась. Кажется, получается еще злее, чем вчера. Больше того: некоторые мысли, повороты пришли только теперь, словно сами по себе... Откуда? Странно. Она еще раз перечитала некоторые, особенно удавшиеся абзацы и удивилась еще больше: у нее вдруг возникло убеждение, что это не ее мысли... Но чьи же?! Вроде бы сзади или сбоку никто не пристраивался, не диктовал... Фу, ерунде какая! Стоп! Где-то там в подсознании, кажется, все время копошилась мыслишка о чужом, инопланетном разуме, – как бы он реагировал на поведение землян, ознакомившись с плодами их деятельности?

И Лена снoва принялась стучать на своей портативке:

«Давайте попытаемся взглянуть на самих себя со стороны, глазами гипотетических братьев по духу и разуму. Можно предполагать что они не станут дифференцировать голоса и силы, но просто констатируют: a ведь эти двуногие из отряда приматов привели свою биосферу в состояние, непригодное для дальнейшего существования на планете современных им форм жизни, для самих себя. Не сегодня-завтра они вообще могут взорвать ее – так, в «рабочем порядке», при постановке очередного эксперимента методом «тыка». Они ведь нередко пробуют, не зная хорошенько, что именно у них получится, а уж потом начинают подводить теории. Наверное, в этой системе будет еще один пояс. Вот так они скажут. Потом, может быть, поинтересуются: «Как же вы, ребята, дошли до жизни такой? Неужто нарочно?» «Да что вы, конечно же нет! – с присущей нам искренностью и горячностью ответим мы. – Это всего лишь негативные последствия нашего технического прогресса, НТР. Вообще-то мы старались сделать как лучше».

«Обождите!– поморщатся братья. —Вы же давно видите, что у вас получается, мягко говоря, не то? Что все почти результаты вашей деятельности оказываются противоположными целям? Что вы скоро можете ухайдакать и самих себя и биосферу?». «Ага, – въедливо заметим мы, – значит, вы против технического прогресса вообще?» От такого вот аргумента, по нашим понятиям, любой здравомыслящий голос начинбет хрипеть, заикаться, после чего хозяин голоса машет руками, и бормоча под нос нечто нечленораздельное, спешит покинуть трибуну... Но наши братья, наверное, просто посмотрят на нас и... ничего не скажут. Промолчат. Потом они, может статься, исследуют и тщательно взвесят наши возможности и намерения.

И, надо думать, ужаснутся: да ведь эти сапиенсы не сегодня-завтра намерены выйти в Большой космос, в иные системы, на другие миры, чтобы и там наводить свои порядки! Нет, надо как-то изолировать этих психов, что-то нужно с ними делать, пока не поздно... И, можно предполагать, сделают.

Вот ведь какая получается нелепица: мы, можно сказать, всей душой – туда, а нас – тоже со всей душой – оттуда... Так что же делать?»

Лена не знала – что делать и как делать. Наверное, завтра, когда рукопись прочтет завотделом, он спросит: «Так что же делать?» «Может быть, – предложит Лена, – нам следует, прежде всего, победить в себе остатки детского антропоцентризма. Нам нужно сломить в себе эту идиотскую гордыню, проистекающую из поистине дьявольских постулатов, вроде: «Человек – царь природы», «венец творения» и тэдэ. Человек, прежде всего, часть природы, в лучшем случае – гребень эволюции. И если человек сам погибнет, в порядке самодеятельности, природа сумеет воссоздать это двуногое. А вот если он погубит природу, его песенка спета...» Так она скажет. И хорошо, что записала, пока не забыла... Что еще? Она снова перечитала написанное – и снова у нее возникло это странное чувство реальности невозможного, невероятного: кто-то смотрел на нее с доброй улыбкой и, укоризненно покачивая головой из стороны в сторону, ждал ответа... А в воздухе будто звучал еще все тот же, самый главный вопрос: «Вы же отлично видели, что у вас получается, мягко говоря, не то?».

Потом вдруг ее приподняла какая-то теплая, могучая волна, и Лена, отдаваясь ей, с пугающей отчетливостью осознала вдруг ярко вспыхнувшую в мозгу мысль-приказ: «Пиши!».

Она склонилась над машинкой, и пальцы ее заработали с удивительной быстротой. Раньше о такой вот технике она не смела бы даже мечтать... А сознание будто раздвоилось. Она наблюдала себя откуда-то со стороны, и ей доставляло удовольствие, что она так быстро, совершенно не задумываясь, пишет довольно дельные вещи. В то же время она сознавала и то, что ее внимание сделалось предельно сконцентрированным на беге рождающихся и гаснущих мыслей-стремительном потоке мышления, который мчался будто даже вне ее, во всем окружающем пространстве. Но она каким-то необъяснимым образом ощущала себя частью этого потока, исполнителем его воли. Она понимала, что обязана донести до людей то, что ей сейчас предлагается.

В то же время ощущение раздвоенности не оставляло, делалось все отчетливее. Она уже не боялась потерять основную линию – пальцы подчинялись ей безусловно, им будто уже не было никакого дела до того, что думеет журналистка Балашова о себе и о происходящем. Они выстукивали то, что им предлагалось, оставляя Лене сколько угодно времени заниматься самоанализом и гадать о таинственных процессах в собственной психике...

«Похоже, что я настроилась не какую-то волну, думала Лена, глядя, как бегут по листу все новые строки. – Любопытно, что скажет по этому поводу Новский? Неужто неверен постулат, согласно которому в мозгу может существовать только один очаг возбуждения, одна доминанта? Или это какаято патология мышления? Ой, мамочки-, как бы не свихнуться...»

Она размышляла о происходящем, а пальцы ее продолжали летать над клавиатурой портативки.

Она размышляла и одновременно читала то, что у нее получается, улыбаясь самой себе, довольная собой и всем происходящим. И вдруг ей показалось, что она пишет что-то не то... Или не так?

Лена мысленно сказала себе «стоп!» и перечитала несколько последних абзацев.

«Любое живое существо концентрирует в себе то лучшее, оптимальное, наиболее гармоничное, что есть в среде его обитания. И если это существо наносит хоть какой-то вред, ущерб среде своего обитания, тем самым оно губит себя.

Всей своей сущностью вы вписываетесь в природу, вы жадно ловите малейшее ее движение, каждое ее дыхание, чтобы жить. Вы получаете из среды громадное количество информации, идущей мимо «официальных» органов чувств, специализированных на получение сиюминутной информации.

Так основная масса сведений о среде проходит мимо вашего сознания. С лихорадочной поспешностью миллиарды бит этой информации обрабатываются в нервных центрах и используются подсистемами, органами, тканями. Цель одна – любыми средствами удержать ваш организм на поверхности жизни, не дать ему рассыпаться, предоставив одновременно возможность сознанию и разуму развивать заложенные в них потенции, совершенствоваться. Запомните, это очень важно: жизнь нельзя создать, как нельзя создать материю, ее атрибуты – пространство или время. Можно создать лишь условия, в которых будут реализованы заложенные в материи потенции, – условия для возникновения и развития жизни, любых ее форм, на различных химических и энергетических основах.

Но можно создать и такие условия, в которых дальнейшее существование и развитие жизни окажется невозможным. И пока вы, люди идете по пути наименьшего сопротивления, – ведь разрушать всегда лeгче, чем создавать! – вы создаете условия, в которых дальнейшее существование жизни становится проблематичным...»

Лепи обecкураженно поморгалa – потом выдернула лист и принялась вписывать поверх «вы, люди», а «МЫ, люди»! Это же МЬ! создаем такие условия, в которых... Это МЫ вписываемся в природу... Мы получаем миллиарды бит... А это нужно вообще убрать: «Запомните, это очень вaжно...» Конечно, все надо перепечатать: всякий срaзу же догадается, что там было написано раньше.

И задумается: а все ли дома у Лены? И чего это она вдруг надумала поучать человечество с позиций инопланетного разума? Ну, а потом – оргвыводы: «Может, поедешь отдохнуть? Есть путевочка... И места там тихие...» Так и в дурдом угодить недолго!

И она скова принялась писать, почувствовала, что теперь пишет уже без подсказок.

«Действительно, изданы соответсгьующиз законы, существуют даже солидные институты, а которых трудятся ученые мужи от экологии; возникают многочисленные общества, ведется разъяснительная работа всеми средствами массовой информации.

В результате все поняли и осознали простую истину: природу-матушку любить надобно! Но есть и другая истина, которая доходит до нас не менее успешно: «а воз и ныне там»...

Лена перечитала свой «довесок», недовольно поморщилась, покрутила головой: не то! Потом вздохнула и дописала такие слова:

«А как было бы хорошо, если бы каждый из нас время от времени гляделся в зеркало и задавал себе этот вопрос: разумен ли ты, Гомо Сапиенс?»

Оставив лист в машинке, Лена естала, потянулась и увидела свое отражение в зеркале. Улыбнувшись, подошла к нему вплотную и. глядя в глаза самой себе, спросила: «А разумна ли ты, Лена?»... Кто из нас, сапиенсов, не любит рассматривать своего двойника в Зазеркалье, находя в нем все новые симпатичные, неповторимые черты? И кто из нас признается в этом?» А кто не знает, что такое вот рассматривание хорошо лишь до определенных границ? Ибо потом мы начинаем удивляться: мы вдруг ощущаем себя во власти ничем не обоснованного, непонятного сомнения – вроде бы это не я? Я – не я... А кто же? И спешим оставить это занятие: как бы чего не случилось, что-то со мной не то получается. Может быть, этo потому, что человек, глядя на отражение собственного лица, начинает понимать, что лицо его, даже глаза – все это далеко не его «я»? Так, оболочка...

А вот Лена, наверное, слишком долго рассматривала свое отражение – любовалась здоровой свежестью лица, которого еще не коснулась косметика, своей гибкой, спортивной фигурой, задорным блеском ярко-синих глаз. Любовалась до тех пор, пока не мелькнула шальная мысль: «Да, это красиво!» Вот тут-то и возникло сознание отчуждения: «Это совсем не та «я»!

«Нужно отойти, хватит!» – с неудовольствием подумала Лена. Но какая-то непонятная сила все еще продолжала удерживать ее из месте, заставляла смотреть... Потом возникло ощущение, стремительно переходящее в уверенность: так это же не я смотрю, это на меня смотрят! И – ожидание: что же будет дальше?

А дальше было так: женщина в зеркале улыбнулась, покачала головой, и Лена вздрогнула: она ведь чувствовала, отлично сознавала, что остается совершенно неподвижной. Губы женщины приоткрылись, и Лена услышала:

– Пишешь?

– Так надо же... вступиться, – с трудом ворочая языком и губами, неуверенно сказала Лена.

– Так, – улыбнулась Лена в зеркале. – Ну, что ж... Леонов – вон на твоей полке стоит – тоже написал книгу «Русский лес», тоже в защиту. Прикинь – с килограмм наберется? Теперь посмотри тираж. А вот известно ли тебе, что на один лишь выпуск «Нью-Йорк таймc» расходуется столько же деревьев, сколько их в Булонском лесу? Тaк какое же количество деревьев защитил Леонов?

– Значит... Значит, совсем He нужно писать про это? – удивилась Лена и села в кресло так, чтобы не терять из вида женщину в зеркале, которая так и осталась стоять. – Так что же делать? Вообще ни о чем не писать?

– Почему же? Только поменьше нужно шуметь в глобальных масштабах и поболыье обращать внимания на сущность человеческую Нужно рассказывать людям о человеке – о его совести, природе и назначении в этом мире. Остальное придет само, если тебя услышат. И если те, кто услышит, проснутся. Тогда люди станут задумываться не только о лесе или атмосфере, – они почувствуют и до конца осознают свою личную ответственность за все сущее, за биосферу в целом, за рбзритие потенций материи в системном этапе... звонят.

Лена вздрогнула, подняла голову, – она и не заметила, как задремала. Из передней неслись телефонные звонки.

– Слушаю, Балашова... Сергей Иванович?! Здравствуйте, как хорошо, что вы позвонили! Тут у меня... Я такое порасскажу...

И тут же поняла, что ничего и никому она нз расскажет: слишком уж глупо будет она выглядеть с таким рассказом. А Невского, как видно, и не интересовало ее сообщение, он торопился сообщить свои новости.

– Слушай, Ленок, только не падай в обморок. Лучше будет, если ты сядешь. Дело вот в чем. Тебя, меня, Кирилла и еще двоих товарищей приглашают... в космос. Ты села? На контакт с «Черным принцем»... Алло, ты слушаешь? Лека!

– Да, да, Сергей Иванович, я вас слушаю. Вы уж простите, я немного вздремнула и видела сон. А теперь вот пытаюсь сообразить: вдруг все еще сплю? Это вы как – всерьез или разыгрываете? Что случилось-то, в самом деле?

– Вот это самое и случилось. Придется нам отправляться в околоземное пространство. Причем в кратчайшие сроки. И еще «причем»: без всякой подготовки... Каково? Это тебе не спортивные самолеты-вертолеты, призы брать! Чего опять замолчала? Ты хоть представляешь, что это такое? Ладно, собирайся, сейчас мы за тобой заедем.

«Час от чесу не легче!» – подумала Лена, осторожно кладя трубку. В самом деле, не продолжается ли еще этот сон? Сон...

Она снова подошла к зеркалу.. Секунда, вторая... И вдруг чего-то испугалась: вот сейчас все может начаться сначала: ее изображение оживет, примется действовать самостоятельно. А что там, в машинке? Интересно...

Лена подошла к журнальному столику, взяла исписанные листы, пробежала их по диагонали. Все правильно, все на месте. Даже исправления фломастером – торопливые, с нажимом... Значит, что-то все-таки было? И этот разговор с собственным отражением? Мистика да и только! Теперь еще этот «Черный принц». Конечно, она немало слышала об этой диковине, и теперь память услужливо подсовывала ей наиболее информативные сведения, но в каком-то новом, неожиданном ракурсе. «Черный» – это по аналогии с кибернетическим тердлином «черный ящик», о котором известно только то, что есть у него вход и выход, но о том, что делается внутри – аллах ведает. А почему «Принц»? Наверное, заносчивость: ни на один сигнал землян отвечать не желает. Задается в общем-то. Почему? Не пришло время для разговора? А теперь вдруг пришло? Раз уж приглашают...

Несколько лет назад один из любимых писателей-фантастов Лены выступил со статьей в альманахе научной фантастики – «Что летает над Землей?» Статью прочли многие, но поскольку напечатана она была в этом сборнике, мало кто отнесся к ней всерьез: так, «может быть, а может и не быть». Автор – изобретатель, писатель, ученый.

Ему, как говорится, гипотезы строить сам бог велел... Но Лена как-то сразу поняла, почувствовала: это нечто гораздо большее, чем просто научная гипотеза. Она будто прикоснулась к краешку какой-то громадной Истины и потому бросилась на поиски дополнительной информации, переворошив горы литературы, имеющей отношение к вопросу.

Но, к сожалению, не нашла ничего нового-квинтэссенция собранной информации уже содержалась в статье этого писателя. А потом – потом заела текучка: нужно было готовиться к дипломной par боте и соревнованиям в авиаклубе, поддерживать отношения с давними друзьями, чтобы не прослыть белой вороной или гордячкой, работать.

– Когда только ты все успеваешь? – удивлялись знакомые. Многим, очень многим из них недоставало времени на самое главное; на то, чтобы расти.

Их заедало совсем другое: быт. Лена в ответ только посмеивалась: а я ведь давно живу при коммунизме!

– Ну, даешь! До коммунизма нам еще – ого-го-о...

– Так это ж – вам, – подшучивала над ними девушка. – А я – уже тут. – И объясняла: каждый сам для себя делает из своей жизни рай или ад. Люди иной раз очень даже сильно расстраиваются и теряют трудоспособность, здоровье из-за того только, что у кого-то появилась какая-то модная, штуковина, а у них пока нет..

– Но ведь это всего лишь прихоть, псевдопотребность, не так ли? – спрашивала Лена. – Вы слишком часто вспоминаете, чего у вас нет: дачи, машины, своего вертолета, лишних комнат... Что вы не можете себе иной раз позволить есть то, что вам хочется! Вы не можете никак почувствовать себя счастливыми, хоть у вас есть и пища, и приличная одежда, и надежная крыша над головой, и в будущем вам не грозит ни безработица, ни нищета... Так вот и получается, что всe эти псевдопотребности портят вам жизнь, связывают вас, отнимая самое драгоценное, что есть у человека, – его внутреннюю свободу... И тут она обычно (если беседа развивалась необходимое количество времени) оставляла шутливый тон, начинала употреблять все более жесткие, колючие слова. – Вы позволили вещам поработить себя, забыли о своей человеческой сущности, о своем назначении! Вся история человечества – это стремление к освобождению от второстепенного во имя главного. Когда обезьяна впервые взяла в лапы камень – неважно, для защиты или нападения, для изготовления из него орудия труда, – она превратилась в человека, освободившись от множества неудобств, сопровождающих развитие животного мира. Но вот вы, освободившись от угроз социального характера, сами себе навесили ярмо, которое не позволяет вам поднять голову, и кроме выколачивания из жизни материальных благ теми или иными способами, аь че в состоянии больше ни о чем думать по-настоящему, в полную силу! Я же считаю, что у меня есть все! Да, так, именно все для того, чтобы жить, думать и узнавать тысячи интереснейших вещей. Несколько часов ежедневно я занимаюсь общественно полезным трудом: бегаю по заданиям редакции журнала, собираю необходимую информацию. Остальное время – мое! Даже то, которое я трачу на обработку информации. Ведь работать в полную силу – значит работать творчески. Я занимаюсь литературой, спортом... Потом еще немного музыки, живописи... Разве это не коммунизм?

– Гогда зачем наращивать материально-техническую базу?

– А вот наращивать нужно! – говорила Лена. – И вовсе не обязательно довольствоваться «самым малым». Довольствоваться нужно тем, что есть и что в данный момент обеспечивает жизненные потребности, Иными словами, в своих желаниях надо бы исходить из того, чего данная личность заслуживает и что может выделить в ее распоряжение общество... В принципе только две вещи удовлетворить невозможно: информационный голод и прихоти. Какой бы мощной ни была материально-техническая база, как бы широко и полно ки удовлетворяла она потребности людей, она никогда не сумеет удовлетворить все их прихоти, их псевдопотребнoсти. Значит, нужно пoстарaться прoсто исключить их, научиться бороться с желаниями иметь то, что «можно, но не очень нужно.». В этой борьбе больше всего помогает человеку стремление удовлетворить свой информационный голод: прихоти отступают на задний план автоматически, а потом и вовсе атрофируются... Нет, в коммунизме хорошо, друзья! Вы только попробуйте...

Глядя на Лену, никто не сомневался в том, что ей не просто хорошо, а даже отлично живется. И многие пытались следовать ее совету, пробовали. Но далеко не у всех и не сразу получалось. Наверное, слишком крепко сидела еще в людях эта позорящая достоинство человека привычка – оценивать других людей по чисто внешним признакам, судить о них по количеству и качеству личного имущества: «По одежке вcтречают.» А вот что касается второй части пословицы, так она интерпретировалась несколько иначе: «Умная у него голова, жaль только, дураку досталась!.

Резкость и оригинальность, бескомпромиссность суждений быстро привела к тому, что вокруг Лены не осталось равнодушных: ее любили до обожания или ненавидели. Она легко и просто дружила с людьми, почти всегда «приходилась ко двору», и нередко случалось так, что, добившись с превеликим трудом аудиенции у кого-либо из маститых, – «только десять минуток, это же для молодежного журнала, для вашей смены!» – она оставалась на час и более, вступала в ожесточенные споры, после чего, как само собой разумеющееся, следовало приглашение «посидеть в домашнем кругу за чашечкой кофе» или же «в воскресeнье к нам на дачку милости просим, по грибам – для здоровья весьма полeзно...» Конечно, немалую роль игрaлa и ее броская красота, обаяние, В этом отношении Лена лгалa себе, как не умела лгать другим. В то же время она отлично разбиралась и понимала когда ее принимают всерьез, а когда...

Физик Воронов и кибернэтик Новский принимали ее всерьез. Особенно после того случая, когда получили основательный нагоняй за опоздание на Ученый Совет – «все по милости этой девчонки».

Лена сумела их «разговорить», они увлеклись и совершенно забыли о времени... А потом, поскольку разница в возрасте была всего-то на десять-пятнадцать лет, а женская мудрость заведомо старше мужского ума на несколько порядков, установились между ними просто хорошие, дружеские отношения. В результате Лена далеко не всегда «успевала» произносить отчество маститых. До сих пор она никогда не позволяла себе пользоваться их расположением для каких бы то ни было сторонних целей и была бы глубоко уязвлена, если бы ей просто намекнули на такую возможность. И вот теперь, после телефонного звонка Невского, вдруг Призадумалась: а что, если кто-то из них сделал ей «протекцию», – настоял перед кем-то на ее участии в группе контакта с этим «Принцем»?!

Нет, вряд ли. Наверное, если судить по тону Невского, для них это тоже было полной неожиданностью. Да и кто в наше время поверит, будто человека можно отправить в космос вот так, сразу, без длительной подготовки?! Значит...

Как бы там ни было, события разворачиваются весьма интересно, все кстати: в журнале давно уже не было сенсационных материалов, после которых «хочется продолжения», как любит говорить начальник отдела. Теперь такой материал сам просится в руки, и это очень здорово.

Под окном мяукнули в три голоса сирены – позывные автомобиля Невского. Лена выскочила на балкон, помахала рукой – «я уже готова, бегу!»

– Значит, куда мы теперь? – спросила Лена, едва Невский тронул машину с места.

– Маршрут такой, – ответил Воронов, – Шереметьево, Байконур, околоземное пространство и... «Черный принц».

– А времени в обрез, – сердито сказал Новский, резко тормозя перед «кирпичом». – И всегда вот так, как нарочно...

– Дайте-ка мне руль, – сказала Лена. – У меня реакция острее,

– Ну, никакого тебе почтения к старшим, – проворчал Невский, меняясь местами с девушкой. Гони, сейчас дадут зеленый!

Наконец выбрались на шоссе, и Лена, развив предельную скорость, потребовала: «Теперь рассказывайте!»

– Ха! – сказал Воронов. – Мы сами-то знаем только то, что тебе по телефону уже сообщил Сергей: «Черный принц» наконец-то снизошел до разговоров с нами. Причем шпарит открытым текстом и по-русски: пришлите мне Леночку Балашову, хочу познакомиться с этой принцессой. Ну, а в качестве почетного королевского эскорТa почему-то назначил физика, кибернетика, генерального конструктора космических кораблей и... кого-то еще, забыл. В общем все это смахивает на какую-то авантюру, хотя в ее орбиту и вовлечены весьма серьезные и ответственные дяди... М-да. Так что особенно размышлять нам не преходится – приказ есть приказ. Вот только как мы уложимся во времени, ума не приложу. Все остальное наверняка предусмотрено или находится в стадии додумывания. Может, там уже какая-нибудь новая конструкция есть, мы даже перегрузок не почувствуем... Хотя...

Низко над шоссе прострекотал вертолет службы движения. Обогнав машину, он снизил скорость, потом снова ушел вверх, вперед, опустился на проезжую часть дороги.

Выбравшийся из вертолета сержант милиции, придерживая планшет и кобуру, бросился навстречу остановившейся в пяти метрах машине, вскинул руку к козырьку фуражки.

– Прошу извинить, товарищи, есть среди sac физик Воронов?

– Я Воронов.

– Мы получили приказание догнать вашу машину и передать вертолет в ваше распоряжение. Там останется только пилот, а мы перейдем сюда, машину доставим по указанному вами адресу. А это... Извините, эта гражданочка? У нас ведь только два места.

– «Гражданочка» полетит с нами, – жестко сказал Новский. – А ваш пилот поедет с вами. Лена, предъявите властям свои права.

Сержант долго и придирчиво рассматривал удостоверение Лены на право вождения спортивных самолетов и вертолетов всех классов, сличил копию с оригиналом и, тяжко вздохнув, сноаа приложил к козырьку кончики пальцев.

– Счастливого пути, товарища.

Пилот вертолета оказался красивым белобрысым парнем. Вновь прибывших он встретил широкой улыбкой, но, когда ему сообщили, что сержант приказал передать машину Лене, заскучал и посерьезнел. На удостоверение глянул только мельком, покачал головой.

– Вообще-то не положено... Да и машина не новая, с капризами, а на маршруте грозы. До Шереметьева около ста километроа, как бы не сковырнуться вам ненароком.

– Вот именно, – сказала Лена, бесцеремонно откидывая боковое сиденье и оглядывая канистры с горючим, какие-то запчасти, ветошь, комбинезон... – Во мне весу ровно столько, сколько во всем этом барахле. Давайте-ка все это хозяйство в нашу машину, А мы как-нибудь поместимся.

Едва вертолет избрал высоту и лег на курс, а пилот сообщил, что минут через десять они 6yдyт на аэродроме, Лена обратилась к Воронову.

– Кирилл, надеюсь, вы уже успели примиряться с тем, что я считаю безвозвратно потерянным время, в течение которого не получаю ни бита информации... И не вздыхайте, пожалуйста, что там за сенсация с Солнцем?

– Ох, уж эта пресса, – покрутил голевой фиаик. – Нигде от нее нет спасения – ни нз пляже, ми на воде, ни в воздухе... Представляешь, Сергей, в прошлом году плывем рядом, ты ведь знаешь, топор.

– Ну, это уж ты слишком. Да, так вот, плызем, значит, а она с ножом к горлу: какова структура организованной плазмы? Степень, методы управления? В силу ряда причин, о которых тебе может поведать Сергей, оптимальные условия для жизни возникают на стыке двух или нескольких сред, имеющих различные физические параметры. Так что, если говорить о разумных обитателях на Солнце, это еще куда ни шло. Но вот о Солнце в целом... Мы населяем Землю. Если теперь кто-то в космосе услышит наши радиопередачи, станет ли он считать, будто Земля в целом разумна? Да и сам человек не может в целом рассматриваться как мыслящее образование. И даже его мозг имеет строго локальные зоны, где осуществляются процессы мышления. Надо полагать, и в этих зонах имеются более или менее активные участки, нейроны, молекулы, атомы... Серега, я пока еще не слишком заврался?

– «Пока» не то слово, – мрачно буркнул Новский. – Как давно? Это подходит больше. Не слушай этого болтуна, Леночка. Мыслит система в целом, а не отдельные участки. К процессам мышления, хоть и текут они в головном мозгу, не остаются равнодушными ни один орган, ни одна клетка. Кровь должна постоянно обеспечивать работу мозга. Значит, в процессе мышления принимают участие все подсистемы и компоненты, зесь организм: и сердце, и легкие, и печень, и почки.. Спроси у этого физика: где появляется электрический ток? Где «бьет», на концах проводников? Если ты выскажешь такое предположение, он сразу же влепит тебе пару, отберет книжки и заставит привести родителей. Надо знать: электрический ток вырабатывается в системе, состоящей из статора, ротора, силовых полей. Но это же – физика! Точная наука! А кибернетика – это так, шурум-бурум, деленное на два. Мышление, Леночка, – это процесс обработки информации, и в нем участвуют все нейроны, все синапсы. А прием информации из среды обеспечивается рецепторами, нервными волокнами, тончайшими биохимическими процессами. Так что можно утверждать: процесс мышления осуществляется не только всей биосистемой в целом, но и ее индивидуальным биомагнитным полeм, принимающим на себя всю полноту информаии из среды. Значит, если говорить о Солнце как o мыслящей системе, то и оно перерабатывает информацию не только «всем телом», но и своей аурой, простирающейся далеко за орбиту Плутона. А вот физическая сторона этого процесса...