Текст книги "Звездная рапсодия"

Автор книги: Евгений Закладный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Свое преклонение, мистер Вольфсон, вам следовало бы адресовать нашей совершенной телевизионной аппаратуре.

– Неужели даже вам не доверяют?! – с деланым возмущением и ужасом громко воскликнул Лола. Монтэг снисходительно улыбнулся.

– Чем больше нам доверяют, тем чаще нас прoверяют, милая Лола. Такова, увы, печальная необходимость... Итак, войдя, шеф молча посмотрел мне в глаза, потом показал пальцем на вторую часть надписи. И сказал такие слова: «Я догадываюсь, куда вы направляетесь, Симмерс. Но заклинаю вас: прежде чем открыть эту папку там, хорошенько подумайте; какое отношение к нашей службе имеют эти люди? Надеюсь, вы меня поняли».

– Мы тоже вас поняли, – улыбнулась Лола, мельком глянув на Петра. – Значит, чтобы иметь возможность ознакомиться с содержанием этой папки, мы должны будем засвидетельствовать свoe к вам «отношение»?

– Как приятно иметь дело с умными людьми. Подождите, господа, не нужно только скоропалитeльных решений. Я понимаю, что всякому человеку, – простите мне столь свободное словосочетание, – изначально претят такие понятия, как «шпионаж», «наблюдение» и прочее. Конечно, сотрудники нашей фирмы, вынужденные в ряде случаев действовать на свой страх и риск в экстремальных ситуациях, порой компроменруют высокие идеалы свободы и демократии, коэрым служат верой и правдой. И далеко не каждому дано стать выше таких понятий, как «совесть личности» или «порядочность»... Коль скоро разгoвор идет о благе нации... Вы хотите что-то cказaть, мистер При-c-ту-ле-нко?

– Только одно: не жмите из нас слезу, Саммерс. Ды – люди хотя и не очень старые, но слабые...

Монтэг резко откинулся назад, словно от удара электрического тока, распахнул глаза: что это – случайное совпадение или... Или этот инженер каким-то образом присутствовал при его беседе с Донованом? Нет, это совершенно, абсолютно исключено!

Он покрутил головой, усилием воли взял себя в руки, улыбнулся.

– Я еще не кончил, господа. Откровенно говоря, я и не рассчитывал, что вы тaк сразу, легко и просто согласитесь на сотрудничество с нами. Хотя должен заверить вас, что информация, которую мы имеем возможность поставлять вам и которая, в этом я немного разбираюсь, – действительно может помочь вам в чисто научном поиске, стоит многого... Я не предлагаю вам разведывательной работы. Однако у вас весьма расплывчатое и превратное понятие о разведывательной службе и ее учреждениях. Я бы сказал даже так: дилетантское. И всe-тaки вы должны понимать, что для успеха основной работы всегда необходима работа подготовительная, вспомогательная, чисто техническая. Причем люди, занятые такой работой, могут даже не подозревать, что вся их деятельность так или иначе связана с задачей информирования Сенату или президента о положении в мире, намерения наших потенциальных противников. Тем не мене все эти люди числятся в штате фирмы, получают приличное вознаграждение и понятия не имеют о том, что из себя представляет подлинно разведывательная, оперативная работа, связанная с благородным риском, требущая острого ума и находчивости, громадных знaний, отличной спортивной формы, определенныx навыков...

– Все это ясно, – поднял руку и одновременнс опустил голову Вольфсон. – Однако мы не столь честолюбивы, мистер Монтэг, как вам могло показаться. Конкретнее: что именно вы намерены нам предложить?

– Ровным счетом ничего предосудительного. Ваша совесть будет абсолютно спокойна! А конкретно... Вы знаете, что работы в области управляемого термоядерного синтеза ведутся не только в Штатах, но и в России. Допустим теперь, что мы располагаем конкретной информацией о том, чего удалось добиться... там. Это может быть результатом кропотливого анализа данных, опубликованных в открытой печати красных, обзора реферативных журналов, использования некоторых других источников... Вы являетесь экспертом в данной области, и потому вполне естественно, если мы обратимся к вам за консультацией. В свою очередь, как вы должны понимать, полученная информация можeт в значительной степени способствовать вашей собственной работе. Скажем, если там сделали какой-то опрометчивый шаг, вы будете иметь возложность не делать его.

– Но ведь все это можно делать совершенно Открыто! – удивился Норман. – В существующем между нашими странами соглашении предусматривается широкий обмен научно-технической информацией.

– Неужели вы и в самом деле настолько наивны, мистер Норман? В силу тысяч и тысяч причин какая-то часть этой информации, порой самая значительная, наиболее ценная часть, всегда будет yтаиваться. Мы же, добыв эту часть, просим помочь в ее оценке.

– Цель?

– Ну, скажем... Имеет ли смысл немедленно форсировать собственные исследования, вкладывать в них все новые бюджетные средства или можно притормозить... Итак?

Лола вопросительно посмотрела на Петра, тот взглядом указал на Монтэга.

– А какова будет моя роль? – спросила Лола.

Монтэг изобразил что-то вроде восхищения будущей ролью молодой женщины.

– О, у вас широкие международные связи и бoльшая популярность, милая Лола. Даже в Росcии... Вы знакомы с журналисткой Балашовой? Не целайте удивленных глаз. Если бы мы не знали все обо всех, нас давно следовало бы разогнать ко всем чертям. Но сейчас это к делу не относится. Лола, я имею честь предложить следующее. Вы снискали широкую известность, главным образом, как отличный популяризатор последних достижений науки. Ваши друзья нужны нам для того, чтобы мы имели возможность получать объективную оценку поступающей информации. А вы – чтобы разъяснять кое-кому из наших людей истиный смысл того или иного направления, либо отдельных достижений в области различных наук. Подобно тому, как вы не разбираетесь в некоторых тонкостях политической жизни и никто не ставит вам этого на вид, так и наши люди, и политики, в частности, не могут и не обязаны разбираться в научно-технических тонкостях.

– Положим, в некоторых ваших «тонкостях» разбираются все, от мала до велика, – язвительно заметила Лола. Монтэг замахал руками.

– Я имею в виду детали чисто технического, оперативного характера, Лола. Но и здесь, – он мило улыбнулся, – вы могли бы дать фору любому нашему оперативнику... Итак, господа?

– Еще один вопрос, – сказала Лола. – Какова будет роль Петра?

Все головы повернулись к Петру, и все челюсти, словно по единой команде отвисли: Петр исчез...

– Вот так, – с дрожью, чуть ни со слезой в голосе сказала Лола, – случилось и с вашим Смитом, Монтэг. Теперь, думаю, вы до конца прочувствовали, поняли, насколько это серьезно?

«Эо, что посоветуешь?» «Думаю, нужно соглашаться».

– Ладно, Монтэг, мы согласны. Но лишь в четко очерченных вами границах. Давайте-ка сюда теперь вашу папку.

– Простите, а... ваши друзья?

Вольфсон и Норман, пряча улыбки, поспешно наклонили головы, а Монтэг подумал, что большего успеха он в своей жизни никогда еще не добивался... Любопытно, как отреагирует на это Донован? Завербовать сразу двух видных ученых, известную журналистку...

– Тогда побыстрее закончим некоторые формальности и отпразднуем это событие! – сказал Монтэг. – Я кладу папку на стол, на нее – три анкеты. Вы их заполняете, и тотчас, как только будет поставлена последняя подпись, папка автоматически переходит в полное ваше распоряжение.

Аверин похудел, извелся. С одной стороны, он был даже рад свалившейся на его голову горячке: можно было не думать о том, какой резонанс вызовет его докладная в Москве. Прошло уже две недели со времени его последней беседы с министром, неделя – после представления ими отчета о контакте, а Москва молчала... «Наверное, думают, взвешивают, решают», – успокаивал себя Аверин и снова с головой нырял в повседневные заботы.

С утра его осаждали энергетики, конструкторы, биологи и психологи, журналисты и писатели, даже художники, все они хотели знать... Но беда была в том, что они хотели не только знать, но еще и понять! И тут Аверин, пытаясь объяснить что-то, до сих пор ему самому не очень-то понятное, иной раз убеждался, что в результате сам начинает понимать глубже, яснее. Однако случалось и так, что попытки объяснения иных явлений заводили его в такие логические тупики, из которых он не чаял, как выкарабкаться. Тогда он еще сильнее желал, чтобы окончательный разговор состоялся как можно быстрее, надеясь, что разговор этот внесет какую-то ясность во все неясные вопросы. И – и ошибся.

– Вот что я тебе скажу, Генеральный, – сразу же начал Иван Алексеевич, едва Аверин, прилетевший по срочному вызову, перешагнул порог его кабинета. – Мы тут посоветовались с разными людьми, друг на друга пошумели и пришли к единому мнению. А оно получилось вот какое... До сих пор мы в ваши споры не вмешивались и не пытались судить, кто из вас «правее». Это уж вы сами решайте.

Аверин поднял руки над головой, сложил ладони, потом приложил их к груди, нашел глаза пожилого человека. Тот лонял.

– Только так, Коля, и другой линии не будет. Не жди. Целую неделю мы честно старались вникнуть в существо разногласий выступавших перед нами специалистов, экспертов. И, положа руку на сердце, мало чего уразумели. С этим «свертыванием времени» и «развертыванием пространства», «освобождением энергии времени», «влиянием на прошлое из будущего» – уволь. Может быть, так оно и есть. Только нам переучиваться уже невмоготу. Вы приемлете? Ну, так вам и книги в руки. Только если уж вы поставили нас на такие посты, мы обязаны блюсти интересы народа, государства, будущего. Особых расхождений с этими пришельцами из будущего у нас пока не намечается: они вроде бы все говорят правильно. А вот как у ниx получаются эти самые «экспедиции в прошлое»... Пусть остается на их совести. И, между прочим, на твоей, Коля. Наше дело – своевременно нацепить вас на то, что нужно людям. А как вы эти задачи станете решать – дело ваше. Можете сворачивать и разворачивать, лететь за информацией будущего или выкачивать мудрость из дельфинов – опятьтаки ваше дело. Только скажу тебе что сам я, лично, думаю обо всем этом... Может быть, конечно, опять-таки повторяю, – устарел я. А здравый смысл человеческий в наше время не шибко высоко котируется. Однако сдается мне, что где-то, в самой первооснове этого сценария заложена... Липа какая-то! Не то чтобы вредное или ненужное, нет... Да ты губы-то не надувай, тебя я меньше всего подозреваю. Как и остальных. Вас просто обвели вокруг пальца, а вот как они ухитрились это сделать, зачем им это могло понадобиться, ума не приложу. Только смотри, Коля, это я так – в порядке сугубо личных соображений.

– Ну, а остальные, Иван Алексеевич?

– Остальные! Они, Коля, тоже так думают, только не говорят в открытую. Да я-то вижу: переглядываются, зубы скалят аж до ушей, головами крутят... Однако ты их тоже пойми: ведь если все станут говорить одно и то же, это и будет то самое общее мнение. А тогда – стоп! Понял?

– Нет, не понял, товарищ министр! – набычился Аверин. – Если вы все придерживаетесь одного мнения, так почему не сказать это самое «стоп»? Странно даже: чего вы боитесь?

– Не то слово, дорогой товарищ, – недовольно крутнул головой старик. – Пойми же ты, наконец-то, простую истину: мы не о двух головах, и мозги у нас устроены так же, как у вас. Но мы обрабатываем одни потоки информации, вы – другие. В нашей стране все обязаны разбираться в политике – в общих чертах, в главном. А в науке так не бывает и быть не может: чтобы двигать ее, нужно разбираться не «в общих чертах», а нырять до самого дна. Мы просто не можем себе этого позволить, даже если бы и захотели изо всех сил: ведь в таком случае у нас не хватит времени на то, чтобы до конца разбираться в политике. Улавливаешь разницу? Вы широко и глубоко информированы в одном, мы – в другом. И ваша, и наша сила – в информации, специфической информации. А если мы вздумаем подменять друг друга, следует, прежде всего, подумать о переключении на другой информационный поток. Ну, а сколько для этого нужно сил и времени, ты и сам отлично знаешь.

– Кажется, начинает доходить, Иван Алексеевич, – улыбнулся Аверин. – Есть такая ученая степень – «умный дурак». Слышали?

– Нет! Как это – «умный дурак»?

– А вот как раз как вы сейчас объяснили: человек, достигший определенных успехов в одной области знания, привыкший ко всеобщему уважению, может возомнить о себе, что он вообще гений, что он способен давать ценные советы в любой другой области, в том числе и в политике. И в результате, при всем своем высоком интеллекте и специальных знаниях, оказывается в дурацком положении.

– Ага, это бывает. Ну так вот, мы тоже не спешим с получением такой «ученой степени», а потому и не лезем в ваши дела.

– А как же, извиняюсь, у вас тогда вышло общее мнение, что я вам снился?

– А вот так и вышло, Колюня, – хитро улыбнулся старик. – Да разве ты только мне снился? Ты и сам себе снился. Вспомнишь еще мои слова. Вместе посмеемся.

– Вы... Вы уверены? Вы консультировались с психологами, кибернетиками, с кем-то еще? Ниче-ro не по-ни-ма-ю!

– Потом, Коля, каждый фрукт созреть должен. Как там у тебя, в Байконуре?

– Осваиваем потихоньку антигравитетор, гразер... Пока, откровенно говоря, успехов не много. Однако надеемся.

– Вот это правильно. Надеяться нужно всегда. Как перестал – пиши пропало. Ну, если у тебя ко мне вопросов больше нет... Мы тебя, конечно, не для того только вызывали, чтобы всякие кислые слова говорить. Прямо отсюда двинешь в кадры, подберешь себе людей. Просил расширить базу? Вот и расширяйся.

– А за это – преогромное вам спасибо, Иван Алексеевич!

– То-то. Вечерком, если время выкроишь, милости просим с Оленькой на чашку чая.

– Ве-ли-ко-леп-но, мисс Брайтон! – пробежав статью по диагонали, провозгласил редактор отдела Гаррисон, к которому Лолу направил Гольдберг. – У вас поистине государственный ум, вы умеете далеко видеть... Трудно, очень трудно убедить людей в жизненной необходимости тратить значительные средства на развитие перспективных исследований... Надеюсь, вы не станете возражать против небольшой редакторской правки?

– В каком отношении? – ощетинилась Лола.

– Видите ли... Вы слишком категорически увязываете тему трагедий в Бермудском треугольнике с космической линией, с инопланетной цивилизацией. Согласитесь: у вас нет прямых доказательств? Так, гипотезы, предположения... Если позволите, мы несколько смягчим, что-то дадим намеком, серией вопросов... Понимаете мою мысль? «А не есть ли это свидетельство...» «А что, если...» Ну, и так далее. Насколько я понял, основная мысль, которая пронизывает всю статью, – это необходимость форсирования работ в области искусственного интеллекта, не так ли? Вот и отлично. Еще одна, максимум две фразы, и мы эту линию усилим до предела. До упора, мисс Брайтон! Предоставьте это нам, мы ведь тоже хотим показать, что не даром едим свой хлеб, ха-ха! И в отношении работ Нормана у вас тоже хорошо: сказано исчерпывающе конкретно, популярно и... Ничего конкретного, никаких технических деталей! Кстати – нас это весьма интересует, – как обстоят дела у русских? Если мне не изменяет память, ваша коллега – Бала-о-шо-ва тоже пишет на данные темы?

– Ошибаетесь: она сейчас занимается проблемами низкоэнергетической плазмы. А чего это вы о ней вдруг вспомнили? И с чего взяли, будто мы с ней настолько коротко знакомы?

– Обычно идущие впереди – в любой области – поддерживают между собой более или менее тесные контакты. Мы были бы счастливы опубликовать ее работы, и если вы возьмете на себя труд перевести их... Не важно, опубликованы ли ее работы т а м...

– Ну-ну, – улыбнулась Лола. – Я постараюсь сообщить ей о вашем любезном предложении.

– Отлично сработано, Монтэг!

Донован откинулся в кресле, водрузил ноги на стол, потянулся к стоящему на отдельном столике подносу. Монтэг пододвинул бокалы, извлек лед из холодильника.

– Меня все еще беспокоит судьба Смита, – делая озабоченное лицо, произнес он, разливая виски. И еще нюанс, сэр: этот Пи-отэр При-ту-э-лен-коу, черт бы побрал эти славянские имена! – сидел напротив меня. Если бы он хоть чуть двинулся, мне не понадобилось бы даже боковое зрение. Но он просто исчез...

– Черт с ним, с вашим Петром, и черт с ним, с вашим Смитом, – благодушно изрек Донован. Ваши успехи. А вы там пили?

– Разумеется, но... Это случилось еще до того...

– Бросьте валять дурака, Монтэг! Знаю я эти «до» и «после». Сто против одного, что этот ваш Петр покажет уши если еще не сегодня, так завтра. Я уже отдал соответствующие распоряжения. Скажите лучше, вы изъяли тот документ?

– Как и опись, сэр.

– Они ознакомились с содержанием в вашем присутствии? И как?..

– Я был озадачен: мне показалось, что они каким-то образом ознакомились с этим раньше... По крайней мере, в основном. Во всяком случае ни бурного восторга, ни глубокой заинтересованности не обнаружили.

– Действительно странно. А договор остался в силе? Они не сочли себя обманутыми?

– Только просьба: ходатайствовать о предоставлении им возможности послать несколько вопросов и подучить ответы от Солнца.

– Ладно, подумаем. И это – все?

– Да, сэр.

– А что по линии Брайтон – Балашова?

– После визита в редакцию дала какую-то странную телеграмму в Россию: «Напала на золотую жилу для наших дельфинов. Обхохочешься. Подробности при встрече. Обнимаю, Лола».

– Надеюсь, вы не потребовали от нее объяснений.

– Сэ-эр!

– Вы свободны, Монтэг. В целом вашу линию я одобряю. Еще виски? Не забывайте главного, Монтэг: если мы и впредь станем уделять неослабное внимание этой журналистке, рано или поздно в наших руках окажется вся цепь... И еще кое-что. Можете мне поверить.

– «По материалам конгрессов, проведенных в Грузии, в Тбилиси, под руководством известного кибернетика Владимира Чавчанидзе, их машины уже не нуждаются в переводе на специальные языки вводимой информации. Они читают, распознают множество образов, различают человеческие голоса. Не сегодня-завтра русские вступят в прямой диалог с машинами четвертого и пятого поколений, после чего семимильными шагами пбйдут к цели... А что делается у нас? Наши ведущие кибернетики, в частности, Стив Норман...» Ладно, дальше не интересно, пошла теория. Так, теперь – «красная опасность»: «умные танки», «хитрые подводные лодки»... И только в самом конце – Бермудский треугольник! Ну, как это называется, Петр? – нервничала Лола.

Инженер спокойно улыбался.

– Не понимаю, малыш. Количество информации определяется степенью ее неожиданности. Так? А ты, насколько я разбираюсь, давно уже должна была бы привыкнуть к такой чепухе. Значит, все это не должно тебя особенно расстраивать...

– Но я не привыкла подписываться под такой «чепухой»! Нам нужно объединяться, а такая вот «чепуха» разъединяет человечество.

Петр поднял руку, из него осторожно выглянул и сразу же спрятался Гаал.

– Твоя задача, Лола, – объяснить необходимость создания искусственного интеллекта, пропагандировать его возможности. Согласен, с Бермудами и космосом получилась осечка. Но люди уже не хотят верить в «красную опасность», им просто надоело. Даже этот «намек» на Бермуды окажет несравненно большее воздействие, чем все прочее. Поставь в огороде пугало, и пусть оно даже машет «руками», птицы очень скоро перестанут его бояться: ведь оно не причиняет им вреда. А здесь речь о людях! Любой нарoд очень быстро убеждается в том, что для него представляет действительную опасность, а что выставляется для испуга. Простые люди, – а их подавляющее большинство, – давно уже потеряли веру в пропагандистскую машину вашей страны, достаточно поднаторели они и в вопросах внешней и внутренней политики. Именно поэтому намек на Бермуды действенен. Это происходит сегодня, это было вчера и, надо полагать, будет завтра. Так что, малыш, ничего страшного, пожалуй, не случилось.

– Да, но три тысячи долларов!

– А вот здесь уже нужно быть осторожней. Конечно, с одной стороны, они таким образом хотели позолотить пилюлю и застраховать себя от возможного скандала. С другой стороны, это можно рассматривать и как аванс в расчете на твою покладистость в будущем... Так что в любом случае небольшой скандальчик не помешает. В противном случае твоя инертность может показаться либо подозрительной, либо будет воспринята как молчаливое согласие на дальнейшее.

– Ага, – сказала Лола, – сейчас я ему позвоню. А тебе придется сегодня поскучать одному.

– Что ты намерена предпринять?

– Для начала приглашу его отметить... – Лола набрала номер. – И побеседую. По-своему... Хелло, мистер Гаррисон? Я получила ваш чек и хотела бы...

Передавая из рук в руки листы, Вольфсон и Норман еще раз внимательно изучили содержимое папки, оставленной Саммерсом.

– Ну, так что ты думаешь по этому поводу? – нетерпеливо спросил Норман, дождавшись, когда Вольфсон отложил последний лист.

– Всякие мысли приходят, – задумчиво откликнулся физик. – Введение информационного потока от Солнца в объем термояда-путь довольно перспективный. И не только для физики, но и для кибернетики, в этом я почти уверен.

– Я тоже. Но...

– Но?

– Не знаю, Карл, не оскорбит ли это твоей национальной гордости.. А впрочем – плевать. Те тоже были немцами. Я вот о чем. Тебе известно, что в конце второй мировой войны Германия могла оказаться накануне реализации не только атомной, но и водородной бомбы, для этого имелись довольно серьезные предпосылки, И если бы не тайный саботаж со стороны ряда ведущих физиков, кто знает, чем кончилась бы эта война?

– Понимаю.

– Тогда делай выводы.

– Ты предлагаешь законсервировать наши исследования?

– Надеюсь, от голода мы не подохнем. Сумеем как-нибудь прокормиться на том, что станет платить Монтэг за оценку информации.

– Ты считаешь их такими болванами?

– Прежде всего, Карл, я не считаю болваном себя. К тому же у нас есть и преимущества: мы впереди. И знаем гораздо больше, чем те, кому вздумается проверять и перепроверять нашу лояльность.

– Махнуть к русским?

– Ну, это дело нехитрое. Путь наименьшего сопротивления. Куда сложнее – остаться здесь и приносить пользу.

– Работать?!

– Я сказал так: «приносить пользу».

– А конкретно?

– Это нужно будет хорошенько обмозговать. Посоветоваться с Лолой, Петром. Точнее, с Гаалом и Эо. Может статься, у них уже готовы оптимальные варианты.. Знаешь, в последнее время мне стало как-то лень думать: кажется, будто кто-то за тебя все уже выдумал, К тому же многое зависит от того, на кого ты работаешь, думаешь, каковы могут быть последствия этого думанья.

– Не юли. Что ты предлагаешь?

– Ладно, не буду. Так вот, оба мы согласны, что информация, которую ми получили, заслуживает довольно пристального внимания. Допустим теперь, что та же информация имеется и в распоряжении русских, в результате чего им удастся «уговорить» плазму. Следовательно, наша оценка должна быть положительной. А после этого мы просто окажемся вынужденными дублировать эксперимент.

– Чтобы порадовать мистера Донована?

– Наоборот. Оценка будет положительной, но повторение опыта может обернуться... Черт его знает, чем оно может обернуться.

– А цель? Смысл?

– Останемся при своих.

– Это как же? Ты – может быть, а вот мне...

– Я сказал – «мы». Здесь все довольно просто: ты иногда забываешь о нашей милой системе. Я имею в виду преимущества свободного предпринимательства и здоровой частной инициативы. Что даст обуздание плазмы? Практически – даровую энергию, океан энерг. и. Теперь подумай: куда деваться тем, кто наживал, наживает и надеется наживать в будущем миллиардные барыши на энергетическом голоде? Как отнесутся они к перспективе потерять всякую надежду на дальнейшее процветание своих нефтяных, угольных и прочих монополий? Как отреагируют на это компании, снабжающие нас сегодня электроэнергией, получаемой на гидроэлектростанциях? Улавливаешь?

– Хм... Пока лишь в общих чертах. Они заморозят все это?

– Заморозят? Нет, дорогой мой, это не патент, который можно купить и упрятать в стальной сейф. Это гораздо больше: идея. А данная кaтегория требует иного, более деликатного обращения. С ними нельзя бороться, их нельзя спрятать. Но их можно скомпрометировать, опорочить, отвлечь от них внимание. Ибо сказано: «Воюя с призраками, мы наделяем их материальной силой». Идея – из породы призраков.

– Согласен. Но каким же образом...

– А тем самым. В детали чисто физического толка я не стану вдаваться – это твоя забота. Как оно там рванет и почему. Но, уверен, недостатка в средствах ты испытывать не будешь. Как только о подготовке к эксперименту станет известно энергетикам, они быстренько тебя найдут и обработают. У тебя окажутся нужные люди, материалы, деньги – куча денег. Они отдадут все лишь за то, чтобы ты показал: плазму обуздать невозможно.

– А русские?..

– Да. Вот тут придется думать. Эх, куда это Лола снова запропастилась? Зачем ее мог вызвать Донован? И Петр места себе не находит... Да, Петр! Ты знаешь, какая мысль пришла мне в голову? А не командировать ли нам к русским Петра, – пусть они сделают вид, будто хранят в строжайшей тайне какую-то важную особенность, без которой невозможно обуздание плазмы.

– Вряд ли они согласятся... И потом все тайное Остановится рано или поздно явным. Донован погшлет туда своих людей, те примутся искать этот «секрет»...

– Ну и пусть ищут его до скончания века! А мы тем временем начнем трубить о том, что для успешного решения этой проблемы необходимо форсировать работы по созданию искусственного интепцента: без его помощи проблема принципиально неразрешима...

– Стоп. А что случится, если несколько компаний разорятся? Зато нация в целом получит громадное количество энергии!

– Нация? Нет, дорогой мой, не нация: система. Та самая, которая давно уже стала тормозом прогресса – всякого, в любой области. И теперь прикидывает: как использовать тот или иной вид энергии в военных целях? Прикидывает, даже еще не заполучив его! Той самой системе, которая загнала моего сына во Вьетнам и убила.

– Ладно, Стив, ты меня убедил. А как это практически?

– Примерно так. Лола дает в прессе краткое сообщение о перспективах использования этой энергии. Магнаты угля и нефти тотчас сообразят, чем для них это пахнет, после чего в твою контору со всех сторон начнут сыпаться зелененькие. А когда эксперимент будет сорван, – по не зависящим от тебя обстоятельствам! – это вряд ли насторожит кого-то. Получилось у русских? Значит, у них «секрет». Только и всего.

Вольфсон приподнял очки, почесал переносицу.

– А если все-таки дознаются?

– Что ты умышленно сорвал эксперимент? Ха! Тебе предложили на стороне гораздо больше, чем ты получил бы в случае успеха. Это у нас в моде.

Лена решила, что нужно немного переключиться и, созвонившись с инструктором, поехала в аэроклуб. Здесь ее ждала новехонькая, недавно запущенная в серию спортивная машина.

– Заодно испытаешь, – просительно заглядывая в глаза, сказал инструктор. – Конечно, это не по правилам, только к Варламову вчера теща с тестем прибыть изволили, поздно лег... В общем, сама понимаешь.

– С удовольствием, – улыбнулась Лена. – Модель та же?

– Чуть переделан планер, зато скорость, маневренность... Сама убедишься. Конечно, это не нуль-пространство, да там и удовольствия такого не получишь...

Забирая все круче вверх, Лена надеялась убежать от собственных мыслей, хоть немного отдохнуть, развеяться. Но разве может человек убежать от самого себя? И ничто здесь не поможет – ни величественные нагромождения белоснежных облаков, ни голубизна бездонного неба, ни отличная машина, которая слушается ее, будто живая. Лене порой даже начинает казаться, будто самолет слушается не столько ее движений, сколько желаний: чуть на себя ручку – и машина послушно делает горку, чуть от себя – полет снова выравнивается...

Все это, конечно, очень приятно – ощущение собственного тела, мышечной силы, многократно усиленное послушной машиной, красоты окружающего мира...

Лена заложила крутой вираж и, склонив голову, поискала аэродром, – пора на посадку. Но в это время в кабине скользнула тень. Лена подняла голову и совсем близко увидела пассажирский «ИЛ».

Странно, а почему он в зоне? Или это я забралась далековато?

Она еще чуть повернула голову и вздрогнула от неожиданности: прямо по курсу пассажирского самолета ей почудилось черное пятно... Лена слишком хорошо знала особенности этого пятна-дыры, открывающей ход в канал нуль-пространства. Но откуда оно здесь, на этих высотах, в плотных слоях атмосферы?! Зачем, почему?

Раздумывать не было времени: там, в приближающемся к пятну самолете, – десятки пассажиров, среди которых наверняка есть и женщины, и дети...

И даже если с ними ничего страшного не случится, глубину психологического шока трудно даже представить! Фу, какая ерунда получается... Зачем это могло понадобиться? Кому?!

Она знала, что если сумеет войти в пятно раньше «ИЛ»а, канал нуль-пространства автоматически закроется за ее машиной. Значит... Лена включила форсаж и бросила машину на обгон. Одновременно пальцы ее нащупали рукоятку передатчика, включили питание.

«Земля, я – «Сокол», я – «Сокол»! Обхожу «ИЛ», бортовой номер девяносто три. Как слышите меня? Прием».

«Сокол», я – Земля, слышу вас хорошо. Что случилось? Прием».

«Немедленно запросите Аэрофлот длину волны девяносто третьего. Или пусть сами дадут команду на отворот от черного пятна, как можно дальше... Все!»

Она прошла под брюхом «ИЛ»а, ринулась к черному пятну, на всякий случай покачав крыльями – может быть, пилоты поймут, догадаются?

«Земля, я – «Сокол», вхожу в канал нуль-пространства. Полеты в этой зоне должны быть запрещены до...»

Лена оборвала себя на полуслове: по тому, как расслоился черный диск, по слабому радужному сиянию и быстрому погружению в темноту – она поняла, что вошла в свернутое поле, и Земля уже не может ни видеть, ни слышать ее. Сейчас начнется мерцание сознания... Ну, ничего, физические перегрузки – тоже не мед...

– Садитесь к рулю, Морис. Вы, как я вижу, выдохлись.

– Нигде и никогда, Лола! Я не слишком фамильярен? Но вы так прекрасны... И небо... И воздух...

– И море... И деньги... А если я теперь попрошу вас отвернуться? Терпеть не могу купаться, когда на мне хоть какая-то сбруя...

– О Лола! Я готов выполнить любое ваше желание! Хотите, я уйду в воду?

– В добрый час. И без этой вашей набедренной повязки...

– Но... Лола!

– Вы сделаете это для меня.

– Я ваш раб... Теперь вы довольны?

– Прыгайте.

– Повинуюсь...

Едва пятки Мориса Гаррисона сверкнули в лучах заходящего солнца, Лола пересела на весла и мощным рывком отогнала лодку на три-четыре метра от места погружения незадачливого редактора.

А когда его голова показалась на поверхности, спросила:

– Как вы теперь находите меня, Морис?