Текст книги "Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров"

Автор книги: Евгений Майбурд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц)

Глава 10
У французов собственная гордость

Рассудку француз не имеет, да и иметь его почел бы величайшим для себя несчастием.

Д.И.Фонвизин (шутка в частном письме)

Парадокс Буагильбера

Мы обычно смеемся над тем, что у судьи Ляпкина-Тяпкина была теория сотворения мира, до которой он «своим умом дошел». Но что мы знаем про его теорию, кроме того, что она очень не нравилась городничему? А что если бы Ляпкин-Тяпкин утверждал, будто весь мир произошел из одной точки? Вряд ли это понравилось бы начальству, и конечно, тогда это звучало бы очень смешно. Сейчас эта мысль вовсе не вызывает смеха. Но вот вопрос: назовем ли мы судью Ляпкина-Тяпкина основоположником современной космологии?

В истории экономической мысли есть реальный персонаж такого рода. Это Пьер Лепезан де Буагильбер (1646–1714), окружной судья в Руане. Он получил превосходное образование, включая античную литературу и философию и, конечно, римское право. Он никогда не был ни купцом, ни служащим торговых компаний, ни тем более финансовым авантюристом. Не был он и философом. Вполне возможно, что он не читал экономических памфлетов англичан. Исходным материалом для его размышлений были разговоры и пересуды обывателей, а также плоды экономической политики Кольбера.

Всесильный министр Людовика XIV искусственно держал хлебные цены низкими. Он хотел этим поддержать невысокую заработную плату и потому облегчить развитие отечественной промышленности. Цель была достигнута лишь отчасти, но сельское хозяйство было обречено на застой и упадок. Крестьяне разорялись и покидали деревню. По расчетам Кенэ, в период с 1620 по 1750 г. продукция сельского хозяйства Франции сократилась на 35 %.

Буагильбер имел родовое поместье. И если он не сталкивался с проблематикой торгового баланса, ввоза-вывоза сырья, добавленной ценности и т. п., то упадок сельского хозяйства он ощущал на себе, да и положение судьи давало ему много информации о том, что происходит вокруг.

Каков был бы в те времена наиболее вероятный ход мыслей такого "мыслителя районного масштаба"? Очевидно, требование изменить политику государства: издать законы, защищающие земледелие, повысить хлебные цены, запретить ввоз хлеба из-за границы и т. п. Но у Буагильбера мы находим такое, что требует мерок совсем иного масштаба.

Как ни трудно в это поверить, но простой окружной судья своим умом дошел до тех идей, которые вскоре будут отстаивать величайшие мыслители XVIII в. – Кенэ, Тюрго и Адам Смит. Неуклюжая композиция, неумелое изложение, тон проповедника отличают трактаты Буагильбера. Язык его явно проигрывает в сравнении с изящным стилем французских писателей того времени. Но у него без каких-либо натяжек можно найти идеи естественного порядка, невмешательства государства в хозяйственную деятельность, естественной цены и рыночного саморегулирования, т. е. такие вещи, о которых ученые будут спорить через сто и даже двести лет после Буагильбера.

О богатстве

Вот как пишет Буагильбер о богатстве: «Никоим образом нельзя быть богатым, и государю больше, чем другим, иначе, как через общественное богатство, в противном случае никто, кем бы он ни был, не будет легко и долго пользоваться хлебом, вином, мясом, одеждой, всем великолепием сверх необходимого, хотя бы он и жил в обильной стране, земля превратится ни во что, деньги будут уходить, не возвращаясь».

Как неуклюже изложено то же самое представление о богатстве государя, которое высказывал Петти… Как проигрывают тексты Буагильбера на фоне англичан, писавших еще до него и одновременно с ним…

"Многого еще недостает, чтобы быть богатым, владея значительной землей и очень большим количеством драгоценных металлов, каковые могут только позволить погибнуть в нищете их владельцу, когда первые вовсе не обрабатываются, а вторые не обмениваются на жизненно необходимые предметы, как пища и одежда, без чего никто не может обойтись. Только их надо почитать богатством". Деньги, пишет Буагильбер, сами по себе вещь совершенно никчемная. К ним стремятся только затем, чтобы тут же их за что-то отдать. Деньги – это "поручитель обмена" и "всеобщее средство". Если в стране достаточно необходимых продуктов, то неважно, больше или меньше в ней серебра.

В древности, говорит Буагильбер, было 3–4 профессии, а теперь их 200, "начиная от булочников и кончая комедиантами". И все эти профессии взаимно зависят друг от друга. "Всякий покупает продукт своего соседа, результат его труда только при жестком условии, пусть молчаливом и невыраженном, а именно: что продавец сделает то же самое в отношении продукта покупателя или не медленно, что иногда случается, или через посредство многих рук, промежуточных профессий, что приводит к тому же самому…" Именно через сто лет другой француз, Сэй, скажет: "Продукты обмениваются на продукты" – и выведет отсюда свой знаменитый закон рынков.

О бедности

Обеднение страны, пишет Буагильбер, «глупо относить на счет отсутствия металла. Это происходит из несоответствия цен на продукты, которые должны быть всегда пропорциональными, только это и позволяет им (вероятно, продуктам. – Е.М.) жить вместе, предлагать себя в любой момент и взаимно помогать рождению одних от других». Что такое "пропорциональность цен' – этого мы, пожалуй, от Буагильбера не узнаем. Можно понять лишь то, что «пропорциональные цены» позволяют, во-первых, всем товарам продаваться и покупаться, а во-вторых, всем профессиям получать справедливый доход. Никто не должен прогадывать при купле-продаже, пишет он; выгода должна делиться справедливо между обоими. Кто обирает соседа, тот сам, в конце концов, отдаст свое с убытком.

Когда страна беднеет, читаем мы, первыми страдают комедианты, потому что сперва падает спрос на их "продукт" (вероятно, "комедианты" у него обозначают любую отрасль, которая создает предметы роскоши). Но тогда и они перестают что-то покупать, уменьшая доход соответствующих продавцов, – и так до пахаря, который не может уплатить ренту и купить что-то для себя. Земледелец перестает нанимать рабочего и ходить в театр. Все сокращают свое потребление.

Здесь Буагильбер описывает не что иное, как характерные особенности экономического спада – начала кризиса (явление, которое еще не наблюдалось в те времена).

Равновесие

«Нужно, чтобы все вещи были в постоянном равновесии и сохраняли цену пропорции в соотношениях между собой и в отношении издержек, которые необходимы для их воспроизводства.» При нарушении равновесия «все потеряно как для того, кто наживается на несчастии другого, так и для того, кто пострадает… Вот как это происходит, когда это постигает купца-продавца или покупателя: чтобы поддерживать равновесие – единственный хранитель всеобщего благополучия, – нужно, чтобы всегда был паритет продаж и покупок, и необходимо поступать так каждому, иначе все погибнет. И даже если какая-то часть продуктов не находит спроса, этого достаточно, чтобы задушить все остальное, потому что наименьшее расстройство подобно дрожжевой заразе, которая портит все государство из-за взаимной связи вещей между собой, как это показано».

Теорию общего рыночного равновесия предложил Леон Вальрас во второй половине XIX века.

Природа – высшая и лучшая власть

«Богатство есть лишь постоянное общение человека с человеком, ремесла с ремеслом, местности с местностью и даже королевства с королевством, – говорит Буагильбер о значении торгового обмена. – Все поддерживают день и ночь это богатство исключительно во имя собственных интересов и создают тем самым, хотя это то, о чем они менее всего заботятся, всеобщее благо…» Вскоре мы увидим, как эту же мысль формулирует Адам Смит в знаменитом своем пассаже о "невидимой руке'.

И продолжает Буагильбер совершенно "в духе Смита": "Нужен надзор, чтобы заставить соблюдать согласие и законы справедливости ради такого огромного числа людей, которые только и стремятся их нарушить, ошибаются и заблуждаются с утра до вечера и которые надеются строить свое благополучие на разорении своих соседей. Но только одной природе под силу отдать подобный приказ и поддерживать мир, вмешательство всякого другого авторитета лишь все портит, с какими бы благими намерениями это ни делалось" (выделено мной. – ЕМ.).

Природу Буагильбер отождествляет с Провидением, т. е. с Богом. Она одинаково любит всех людей и всех хочет накормить. И если одному она дает одно, а другому – иное, если одним она дает много, а другим – мало, "она понимает, что из-за взаимной помощи произойдет компенсация к обоюдной выгоде". Она "не обращает внимания на различия государств, ни на их войны друг с другом, лишь бы они не объявляли войну ей". Тогда "она не замедлит наказать сопротивление ее законам '. Еще одна удивительная догадка: экономические законы действуют, как законы природы. Совершенно новая мысль в те времена.

Что же предлагает Буагильбер правителям страны в конечном счете? Вот что: "Вопрос не в том, чтобы действовать: необходимо только перестать действовать, чиня насилие природе". Нужно обложить налогами не бедных, а богатых (в тогдашней Франции дело обстояло именно наоборот). Тогда бедняки станут зажиточными, их потребление возрастет. И это "втройне" вознаградит богатых за их "аванс". Несомненно, Буагильбер имеет в виду, что рост массового спроса на различные предметы, в том числе и на роскошь, расширит торговлю, даст стимул производству, увеличит доходы купцов, крупных землевладельцев и промышленников.

Итак, нужно "перестать действовать, для чего достаточно одного мгновения. И тотчас же природа, обретя свободу, войдя в свои права, восстановит торговлю и пропорцию цен между всеми продуктами, то, что будет способствовать взаимному рождению и постоянному поддержанию, и вследствие непрерывного движения будет создана масса всеобщего достатка, откуда каждый почерпнет в соответствии со своей работой или своим владением.."

Не правда ли, последнее уже очень похоже на лозунг "От каждого – по способности, каждому – по труду"? А "перестать действовать" – это уже почти дословно главный лозунг физиократов: "Дайте вещам идти своим ходом" (см. главу 12).

Последнее предположение Буагильбера – это единый пропорциональный налог "на достояние" (к примеру, одно су с одного ливра). Неясно, подразумевается ли под "достоянием" доход – скорее, пожалуй, имущество. Имущественные налоги были известны очень давно. Новыми были здесь два момента: всеобщность и пропорциональность. Первое опередило практику на много-много лет.

Кто же он такой?

Вот каков был этот судья. Без системы, логики, ясности, с большим количеством повторов и нравоучительными сентенциями, со смешными пояснениями и с наивной верой во всемогущество природы и в возможность простых решений для сложных проблем он высказал ряд замечательных идей и поразительных догадок, которые встали перед наукой своим чередом лет через пятьдесят (Кенэ, Смит), сто (Сэй, Сисмонди), сто пятьдесят (Вальрас) и двести (Кейнс).

По вопросу об объективной роли Буагильбера в развитии экономической мысли оценки ученых сильно расходятся. Некоторые считают его одним из основоположников классической политической экономии. Другие оценивают его значение гораздо скромнее. С легкой руки Вольтера последующие мыслители не принимали Буагильбера всерьез, пока его не вознес на пьедестал почета Карл Маркс, приписав ему даже то, чего у него нет и не было (трудовую теорию ценности, например), и не заметив многого из того, о чем мы сказали выше.

Среди историков до сих пор нет единого мнения о том, как правильнее относиться к подобным случаям. Одни считают решающим делом степень новизны и смелости высказанных идей (с точки зрения последующего развития науки). Другие говорят: важно не то, что какая-то мысль у кого-то мелькнула, а то, что он из нее сделает.

Ничто не может отнять у Буагильбера его собственных достижений и умалить степень его прозрений. Но в оценках объективной роли, которую самые интересные догадки сыграли в развитии науки, полезно проявлять осторожность. Иначе мы всегда рискуем объявить предшественником Эйнштейна того сержанта Цыбулю, который связал пространство и время, приказав “копать канаву от забора и до обеда”.

Десятина Вобана

Современником Буагильбера был Себастьян Вобан (1633–1707). Военный инженер, маршал Франции, он выпустил в 1707 г. сочинение «Проект королевской десятины», которое было изъято правительством и навлекло на автора опалу со стороны Людовика XIV. Вобан очень сочувственно пишет о плохом положении рабочих. Он считает этот класс основой общества, потому что труд – это основа всякого богатства. Самая важная отрасль труда – земледелие, но важны также промышленность и торговля. Для процветания их необходима свобода, нужно отменить чрезмерные ограничения.

Вобан, как и Буагильбер, считает очень вредным для страны такое положение, когда низшие слои чересчур обременены налогами, а высшие обложены лишь незначительно. Он предлагает заменить все налоги одним. Это и была "королевская десятина " – единая доля для всех. Для землевладельцев – с их земли, для фабрикантов и торговцев – с дохода.

Фенелон

Можно отметить и книгу Фенелона Телемак", где также указывается на необходимость свободы торговли. Фенелон говорит, что превосходство одного народа над другим заключается не столько в численности населения, сколько в нравственности, просвещенности и трудолюбии. Нельзя назвать эти идеи очень оригинальными для своего времени. Но изложены они были прекрасным слогом, и, возможно, поэтому труд Фенелона стал бестселлером. Он читался во всех слоях общества и таким образом оказал определенное влияние на общественное сознание своего времени (чего не скажешь о трудах Буагильбера).

Барон Шарль Луи и его книга

Теперь мы обращаемся к мыслителю, который мог бы составить предмет гордости любого народа, если бы не принадлежал целиком к французскому. Это Шарль Луи Монтескье (1689–1755). Его главный труд, вышедший в 1748 г., называется «О духе законов» и охватывает все направления общественной мысли своего времени: религию и политическую философию, право и государство, нравственность и семью, хозяйство и деньги. Все это переплетено с элементами географии и страноведения и рассматривается в историческом развитии. Книга написана блестящим афористичным языком, и чтение ее (даже в переводе) может доставить большое удовольствие. Многие высказывания Монтескье звучат так, будто произнесены только сегодня.

Экономические взгляды Монтескье, безусловно, были самыми передовыми для того времени, хотя и нельзя сказать, что они представляют собой эпоху в развитии экономической мысли. Он велик в другом – в оформлении всеохватывающей системы миросозерцания, которая в конечном счете породила великие интеллектуальные достижения Европы XVIII в. в области философии, истории, экономической и политической мысли. Если искать одно слово-ключ к его книге, это будет слово СВОБОДА. Влияние Монтескье ощущается во всем значительном, что было написано после него в этих областях, особенно во Франции и Великобритании, а также в политическом развитии этих стран, включая французскую революцию. Его идеи вдохновляли творцов Декларации независимости и Конституции США. Монтескье выпала судьба редкая и замечательная – стать учителем целых поколений мыслителей и государственных деятелей Интересно, что его равно ценили как государственники, так и революционеры. Его книга – одна из тех, о которых говорят, они изменили мир.

Человеческие законы и Природа

Трудно на нескольких страницах дать целостное представление о книге, которую можно (и, вероятно, следовало бы) изучать целый учебный год. Мы просто приведем несколько цитат из нее. Начинает Монтескье с характеристики своего предмета: «Законы в самом широком значении этого слова суть необходимые отношения, вытекающие из природы вещей; и в этом смысле все, что существует, имеет свои законы: они есть и у Божества, и у мира материального, и у существ сверхчеловеческого разума, и у животных, и у человека».

Таким образом, все общественные явления, о которых идет речь в его книге (включая и экономические), Монтескье сразу объявляет подверженными законам природы.

Три вида правления различает Монтескье: республика (верховная власть принадлежит всему народу или нескольким семействам), монархия (верховная власть у государя, который правит согласно законам) и деспотия (управляет одно лицо по своей воле и прихотям). При этом республика бывает демократической или аристократической.

Демократия и честность

"Для того чтобы охранять или поддерживать монархическое или деспотическое правительство, не требуется большой честности. Все определяет и сдерживает сила законов в монархии и вечно подъятая длань государя в деспотическом государстве. Но народное государство нуждается в добавочном двигателе, этот двигатель – добродетель.

…Ясно, что государь, который вследствие небрежности или дурных советов перестал бы блюсти за исполнением законов, может легко исправить порожденное этим зло: для этого ему стоит только взять других советников или самому исправиться от своей небрежности. Но если законы перестают соблюдаться в народном государстве, то оно уже погибло, так как причина этого зла может быть только в испорченности самой республики.

– Политические деятели Греции, жившие во времена народного правления, не признавали для него никакой другой опоры, кроме добродетели. Нынешние же только и говорят, что о промышленности, торговле, финансах, богатстве и даже о роскоши. Когда эта добродетель исчезает, честолюбие овладевает всеми сердцами, которые могут вместить его, и все заражаются корыстолюбием '. Тогда меняются все устремления людей, говорит Монтескье, вместо свободы по законам они хотят свободы противозаконной; каждый гражданин ведет себя, как раб, убежавший от своего господина; что должно быть правилом, называют строгостью; что должно быть порядком, называют стеснением. При наличии политической добродетели имущества частных лиц составляют общественную казну, без этой добродетели общественная казна является достоянием частных лиц. Республика становится добычей, а ее сила – это власть немногих и произвол всех".

Вредоносность государственной собственности

Самое обременительное из деспотических государств, говорит Монтескье, – то, где государство объявляет себя собственником всех земель. "Неизбежным следствием этого бывает, что земли перестают обрабатываться, а если государь к тому же занимается торговлей, то оказывается разрушенной и всякая промышленность. В таких государствах ничего не исправляют, ничего не улучшают…там извлекают из земли все, что она может дать, и ничего не дают ей обратно; там все запущено, везде пустыня. Но государственная собственность на все не ослабляет жадность вельмож, а лишь еще усиливает ее. «Они станут считать своим только то золото или серебро, которое им удастся украсть и припрятать». Ни один социалист до сих пор не смог ничего возразить на это.

Шарль Луи Монтескье

"Государство не может быть несправедливым, не имея в своем распоряжении рук, посредством которых эти несправедливости совершаются. Но невозможно допустить, чтобы эти руки не порадели и о самих себе, поэтому расхищение государственной казны становится в государствах деспотических явлением естественным.

Можно почувствовать метод Монтескье. Он ничего не отвергает и ничего не отстаивает. Он рассматривает вещи со всех сторон, руководствуясь общими принципами здравомыслия, естественного порядка и справедливости.

Нужны ли законы против роскоши? "Чем государство беднее, тем больше оно разоряется от относительной роскоши и тем более, следовательно, оно нуждается в законах против относительной роскоши. Чем государство богаче, тем более оно обогащается роскошью и тем более оно должно воздерживаться от законов против этого вида роскоши".

Монтескье о свободе

Монтескье одним из первых высказывает мысль, что обращение негров в рабов – явление антигуманное. Делает он это своеобразно – в форме девяти аргументов в защиту рабства негров. Понятно, что доводы эти – один другого нелепее. Например: «Нельзя себе представить, чтобы Бог – существо очень мудрое – вложил душу, и притом хорошую, в совсем черное тело». Или: «Невозможно допустить, чтобы эти существа были людьми, потому что если бы мы их причислили к людям, то пришлось бы усомниться в том, принадлежим ли мы сами к числу христиан». Или: «Сахар был бы слишком дорог, если бы растение, из которого он получается, не возделывалось рабами». Современному человеку позиция Монтескье представляется совершенно естественной, но для общественного сознания его современников подобное суждение было отнюдь не тривиальным, а, напротив, весьма смелым и благородным. Достаточно заметить, что сам Франсуа Вольтер – борец за свободу, кого многие называли «совестью нации», – не считал зазорным быть совладельцем судна, перевозившего черных невольников из Африки в Америку.

В разделе о влиянии почвы стран на их законы Монтескье высказывает неожиданную мысль: Степень развития земледелия в стране зависит не от ее плодородия, а от ее свободы".

…и о торговле

В разделе о взаимосвязи законов и торговли он говорит" «Есть два вида бедных народов: одни доведены до бедности жестокостью правления, и такие неспособны почти ни к какой добродетели, потому что их бедность составляет часть их рабства; другие же бедны только потому, что пренебрегают житейскими удобствами или не знают их, и такие способны совершать великие дела, потому что их бедность составляет часть их свободы».

Рассматривая внешнеторговые ограничения, характерные для своего времени, Монтескье говорит без обиняков: "Справедливая цена товаров и истинное соотношение между ними устанавливаются только конкуренцией". И мы можем отметить появление, наконец, этого точного слова в большой литературе.

"Свобода торговли, – пишет он далее, – заключается не в том, чтобы дать волю купцам делать все что угодно; это было бы скорее рабством торговли. Не все, что стеснительно для торговца, тем самым делается стеснительным и для торговли. Нигде торговец не встречает такого бесчисленного множества ограничений, как в странах свободы, и нигде он так мало не стеснен законами, как в странах рабства". Для эпохи, когда борьба за свободу торговли только начиналась, еще даже не перейдя из литературы в политику, последнее указание является весьма проницательным. Оно не утратило актуальности и в наши дни.

…и о богатстве

Касаясь различных способов приобретения богатства, Монтескье замечает: "Доходы, зависящие от случая, не связанные ни с промышленностью страны, ни с ее земледелием, составляют самый дурной род богатства. Испанский король, получающий огромные суммы от своей таможни в Кадиксе[21]21
  По королевскому указу Кадикс был единственным в то время портом Испании, через который шла торговля с Америкой, в том числе отгула ввозились серебро и золото.


[Закрыть], является лишь очень богатым человеком в очень бедном государстве… Этот государь был бы гораздо могущественнее, если бы ту же сумму, которую доставляет ему таможня, он получал бы от каких-либо провинций Кастилии. Его личное богатство было бы тогда следствием богатства его страны; его благоденствующие провинции оказали бы влияние на все прочие; всем им вместе стало бы легче нести общие тяготы, и вместо великой сокровищницы Испания имела бы великий народ"[22]22
  В то время в Испании начиналась эпоха хозяйственного упадка, которая длилась до середины XX в.


[Закрыть].

Этим уже подготовлен один из главных тезисов Адама Смита – о том, что богатство народа заключено в его труде, земле и капитале, особенно если все это непрерывно совершенствуется.