Текст книги "Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров"

Автор книги: Евгений Майбурд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)

"Манифест" – это блестяще написанная, заряженная революционной энергией пропагандистская брошюра Едва ли не единственной собственной идеей авторов "Манифеста" был лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"

С теоретической точки зрения, строго говоря, это произведение представляет собой смесь идей французских социалистов и некоторых британских авторов, о ком речь еще впереди, – левых рикардианцев. С их произведениями Маркс отчасти познакомился в Париже и Брюсселе – не без помощи Энгельса, который часто бывал в Англии по делам своего отца, хорошо знал английский язык (чего не скажешь про молодого Маркса) и английскую социальную публицистику. Некоторые страницы брошюры Маркса – Энгельса почти дословно перекликаются с "Манифестом демократии" Консидерана, опубликованным им в своей парижской газете незадолго до того.

Вопросы плагиата едва ли беспокоили тогда Маркса и Энгельса. Их "Манифест" был написан для определенного круга читателей – для немецких рабочих-эмигрантов, с огромным уважением взиравших на ученого "доктора Маркса". Это произведение не предназначалось для открытой публикации и теоретической полемики.

"Манифест был написан в короткий срок для сплочения "Союза коммунистов" на революционной платформе, для пропаганды коммунистических идей в интерпретации Маркса – Энгельса, а также чтобы показать всем рабочим лидерам, кто тут главный теоретик. Естественно, что на I съезде СК председателем ЦК был избран Маркс, секретарем – Энгельс. Понятно также, кто должен был оказаться во главе победоносной пролетарской революции. Михаил Бакунин, который побывал в это время в Брюсселе, писал одному из друзей: "Маркс занимается здесь тем же суетным делом, что и раньше, – портит работников, делая из них резонеров…" И в другом письме: "Маркс и Энгельс, в особенности Маркс, сеют здесь свое обычное зло.

Тщеславие, человеконенавистничество, высокомерие в теории и малодушие на практике… литераторствующие и диспутирующие ремесленники и отвратительное заигрывание с ними… Одним словом, ложь и глупость, глупость и ложь. В этом обществе трудно и тяжело дышать. Я… решительно заявил, что не вступлю в коммунистическое ремесленное общество". А Маркс в этом обществе чувствовал себя превосходно. Он сам это общество вокруг себя формировал и знал, для чего…

"Манифест Коммунистической партии" содержит всю теорию марксизма, но, как говорят нынче, "в свернутом виде". Глядя назад с исторической дистанции, можно заметить, что названное произведение представляет выводы, к которым приводит теория Маркса– Энгельса, та теория, которая развита в позднейших работах основоположников. "Манифест" дает сводку основных результатов теоретического марксизма, которого еще, по сути, не существовало (элементы теории "исторического материализма" были опубликованы годом раньше в книге Маркса "Нищета философии").

Сказанное в наибольшей степени относится к главному тезису "Манифеста" – положению об эксплуатации труда капиталом. Можно утверждать без каких-либо натяжек, что книга "Капитал" была задумана и писалась с единственной целью – доказать наличие "капиталистической эксплуатации". Указанной целью объясняются и содержание книги, и ее основные особенности, и расположение материала, и, наконец, судьба II и III томов, которые автор так и не написал за 15 лет, прожитых после выхода I тома.

“Предыстория рабочего вопроса”

Вопросы о положении рабочих и уровне заработной платы были далеко не новыми для экономистов XIX в. В XVII в. об этом писали меркантилисты и их современники, причем в не очень привычном для нас ключе.

Они были убеждены в том, что рабочие ленивы и настолько непритязательны в своих потребностях, что нельзя платить им слишком много. Еще Ман писал, что английский народ "из лености и распутства лжет, плутует, крадет, разбойничает, бродяжничает, просит милостыню, мошенничает, голодает и гибнет", в то время как имеются все возможности, чтобы "сделать страну на страх нашим врагам богаче и могущественнее".

Четко и категорично писал У.Петти: "Закон, устанавливающий заработную плату, должен дать рабочему ровно столько, сколько нужно для жизни, ибо, если вы предоставите ему вдвое, он будет вырабатывать половину того, что он мог бы выработать и выработал бы в противном случае". И это не единственное высказывание Петти такого рода. Кстати, "закон", о котором говорит Петти, – это юридическая норма, т. е. закон, принятый парламентом.

Его современник Джошуа Чайлд писал, что в тех местах, где пища дорога, народ живет богаче, чем там, где пища дешева; что рабочие лучше живут в годы дороговизны, чем в годы изобильных урожаев, "ибо народ не хочет работать больше двух дней в неделю в годы, когда все идет, так сказать, задаром… они работают в точности лишь столько, сколько нужно, чтобы просуществовать при низком и жалком жизненном обиходе, к которому они привыкли".

Так же смотрели на это дело очень многие из тогдашних писателей. Одним из первых иначе подошел к проблеме Дж. Локк: не как нужно оплачивать труд, а какие экономические законы регулируют оплату труда. Локк говорит, что уровень заработной платы устанавливается в результате торга между нанимателем и нанимаемым. В этом торге рабочий является более слабой стороной, и обычно уровень оплаты труда тяготеет к объему насущных потребностей жизни рабочего.

Позже концепция Локка получила развитие в произведениях Б.Франклина и Гельвеция. Торг между рабочим и нанимателем происходит в условиях конкуренции между рабочими. Это означает, что существенное влияние на оплату труда оказывает соотношение между спросом на труд и его предложением. Когда последнее выше, а это более частый случай, тогда оплата труда держится на самом низком уровне.

Мы видели у Адама Смита в целом тот же самый подход (глава 14), хотя и при значительно более углубленном взгляде на вещи. В период роста экономики, считал Смит, спрос на труд постоянно держится на высоком уровне, что заставляет капиталистов повышать зарплату сверх прожиточного минимума. Смит решительно порвал с мнением, будто рабочему нельзя платить больше прожиточного минимума. Он был не одинок в этом, но фундаментальность его книги и сильное впечатление от всей его фигуры сообщили новой позиции необходимую авторитетность.

Сдвиги в культуре чувств

Под влиянием просветителей в XVIII в. в Европе вообще сильно изменяются многие подходы и оценки. Во Франции становится модной пастораль – идеализация крестьянского образа жизни.

Сельские сюжеты проникают в салонную живопись (см. картины Ватто, Фрагонара и Буше) и гобеленное искусство. Пасторальные сюжеты разыгрываются в домашних и салонных спектаклях аристократов. У П.И. Чайковского в "Пиковой даме" (действие происходит в XVIII в.) вставлена прекрасная стилизация подобной пасторали: "Мой миленький дружок – любезный пастушок"

Под влиянием Руссо становится модным сентиментализм, предвестником которого был еще роман Прево "История кавалера де Грие и Манон Леско". А затем – "Поль и Вирджиния" де Сен-Пьера, "Опасные связи" Шодерло де Лакло и др. Дж. Б. Перголези пишет оперу Служанка-госпожа, а юный В.А. Моцарт – “Бастьен и Бастьена”. Даже суровый И.С. Бах сочиняет веселую "Крестьянскую кантату".

В Англии Лоуренс Стерн написал "Сентиментальное путешествие ', где герой – вообще весьма ироничный и озорной – чуть ли не на каждой странице 'обливается слезами" по поводу несчастий, о которых повествуют ему дорожные знакомые, в основном простые люди. Суть дела здесь, конечно, не в слезах сочувствия или умиления.

В литературе и искусстве стали получать отражение подлинность чувств и человеческая искренность. В сердцах аристократов пробуждалось человеческое отношение к людям из простонародья – сочувствие, уважение достоинства, дружеское расположение.

Вопрос о труде в социальной мысли

Такого рода нравственные перемены в обществе сказались и на интересующей нас области творчества. Снова начинает громко звучать знакомый нам по средним векам мотив: труд – основа всякого богатства. К этому добавляется второй, уже новый, мотив – сочувствия к трудящимся, которые, создавая все богатства, сами живут в бедности и нужде. В романе Г.Филдинга «История Тома Джонса, найденыша» читаем такое описание раннего утра в Англии: «Члены общества, рожденные на то, чтобы производить жизненные блага, начали зажигать свечи, чтобы приняться за дневной труд на потребу тех, которые рождены наслаждаться означенными благами» (1749).

Обратим внимание на то, что трудящиеся бедняки здесь названы "членами общества". Для нас это разумелось бы само собой, но в те времена подобные вещи были далеко не столь однозначными.

О том, что всякое богатство создается трудом, писал уже маршал Вобан (1707). "Источником всякого богатства королевства" называл пахарей, рабочих и торговцев финансист Джон Лоу. Философ-епископ Джордж Беркли писал так: "И разве мы не должны рассматривать прежде всего трудовую деятельность народа как то, что образует богатство и делает богатством даже землю и серебро, которые не имели бы никакой ценности, если бы они не были средствами и стимулами к трудовой деятельности?"

Даже какой-нибудь безвестный интендант одной из французских провинций XVIII в. мог говорить о "несправедливости и бесчувственности этих собственников, обязанных всем своим состоянием труду бедняка и оставляющих его умирать с голоду в то самое время, как он выбивается из сил, чтобы сообщить ценность их имуществам".

Но что там королевский чиновник, если сам Людовик XVI позволял себе высказывания такого рода: "Везде, за исключением немногих провинций, почти все дороги королевства были сооружены задаром беднейшей частью наших подданных. Таким образом, все бремя этой повинности легло на тех, единственное достояние которых составляют их руки и для которых дороги представляют интерес далеко не первостепенной важности; действительно заинтересованными в них являются собственники, лица почти всегда ни привилегированные, имущества которых и возрастают в ценности ли при устройстве дорог.

Принуждая одних бедняков содержать дороги, обязывая их отдавать свое время и свой труд без вознаграждения, у них отнимают последнюю возможность бороться с нищетой и голодом, чтобы заставить их работать для выгоды богачей".

Можно ли представить что-либо подобное в устах Николая I после постройки железной дороги Петербург – Москва? Слово Людовика XVI было сказано в 1776 г., когда генеральным контролером финансов (фактически премьером) Франции еще был Тюрго, который, возможно, и писал такие речи для короля.

Но ведь король их произносил. И в 1780 г., после отставки Тюрго, король продолжал говорить в том же духе: "Его Величество хочет защитить народ от тех ухищрений, которые подвергают его опасности терпеть недостаток в хлебе насущном, вынуждая его отдавать свой труд за такую плату, какую богатым будет угодно ему назначить. Король не потерпит, чтобы одна часть населения была принесена в жертву алчности другой части".

Взгляды Неккера

Отвлечемся на минуту от всех этих социальных вопросов ради русской поэзии. Откроем Пушкина и прочтем эпиграф к четвертой главе «Евгения Онегина»: La morale est dans la nature des cboses. Necker. К этому обычно дается перевод: «Нравственность – в природе вещей. Неккер (франц.)». Жак Неккер (1732–1804) – политический деятель и социальный писатель, один из преемников Тюрго на посту генерального контролера финансов Франции, автор двух известных сочинений: «О законодательстве и торговле хлебом» (1775) и «Об управлении финансами Франции» (1784).

В первой из указанных книг находим такие слова: "Собственники располагают всей необходимой силой, чтобы свести к возможному минимуму вознаграждение за большинство работ, которые производятся для них, и эта возможность слишком соответствует их интересам, чтобы они когда-либо отказались воспользоваться ею".

Затем читаем: "В этой темной борьбе между классом собственников и классом рабочих победа всегда остается на стороне первых; их сила – источник нищеты народа. Откуда происходит его нищета во все времена, во всех странах и каков ее вечный источник? Это власть, которой располагают собственники, давать в обмен за приятный для них труд самую низкую, какую только возможно, заработную плату, т. е. плату, которая определяется наиболее узкой необходимостью".

На чем же держится такой порядок вещей? На том, говорит Неккер, что число собственников ничтожно мало по сравнению с числом тех, кто лишен собственности. Власть собственников основана "на большой конкуренции этих последних между собою и на ужасном неравенстве между людьми, продающими свой труд, чтобы прожить сегодняшний день, – с одной стороны, и теми, кто его покупает, чтобы просто увеличить свою роскошь и комфорт, – с другой; одни находятся под давлением нужды данного момента, другие ею совершенно не затрагиваются; одни всегда могут придать своим условиям силу закона, другие всегда будут принуждены их принять. Вот этому различию отношений должно приписать власть собственника над человеком, собственности лишенным".

Жак Неккер

Рост производительности труда в результате технического прогресса (этим выражением Неккер, конечно, не пользуется), по его мнению, дает выгоду исключительно классу собственников. Ведь за ту же плату они теперь получают больше продуктов для продажи. Либо нововведения дают снижение издержек производства и соответственно увеличивают прибыль собственников.

Итак, по Неккеру, бедность трудящихся объясняется одновременно и объективными законами (конкуренция за рабочее место), и субъективными факторами (своекорыстие собственников). Взгляд на вещи, который предполагает здесь Неккер, позднее получил название экономической статики.

Рассматривается статическая ситуация, когда время не вносит изменений в условия, определяющие характер задачи. Другой взгляд на вещи, который позднее стали называть экономической динамикой, предполагает, что с течением времени происходит изменение некоторых переменных величин, определяющих условия задачи. На примере Адама Смита можно легко различить, когда идет речь о статике и когда – о динамике. У Неккера тоже рассматривается динамическая модель – когда учитывается фактор технического прогресса. Писал Неккер одновременно со Смитом, а книга его вышла даже на год раньше. Нет ничего удивительного в том, что анализ Смита (в том числе и в связи с техническим прогрессом) оказался глубже и полнее.

Примечательно другое: у Карла Маркса мы обнаруживаем трактовки, поразительно напоминающие то, что мы видели у Неккера По Марксу, тоже бедность рабочих объясняется одновременно и объективными законами, и алчностью капиталистов. И от технического прогресса рабочие тоже ничего не выигрывают. А ведь это уже через сто лет после Адама Смита… Неккера он изучал, это известно. Но лишь в одном Маркс упрекнул его – в попытке "изобразить противоположность классов при капитализме как противоположность между бедностью и богатством". Мы можем заметить, что это не совсем так, – Неккер открытым текстом пишет о противоположности интересов между классами собственников и неимущих.

Шевеление в Германии

В Германии с аналогичных позиций выступал Кристоф Мартин Виланд (1733–1813). Он выпустил в 1772 г. книгу 'Золотое зеркало" – что-то вроде утопического романа. Как мы уже знаем (см. главу 17), утопия всегда отталкивается от существующего порядка вещей, и всякое утопическое произведение либо подразумевает, либо содержит в открытом виде критику современной ему действительности.

"Власть и сила, – писал Виланд, – не имеют никакого права притеснять слабых; наоборот, они налагают на тех, кто может ими располагать, обязанность помогать слабым… Каждый человек, дабы иметь право на доброжелательность, сострадание и помощь другого человека, не нуждается ни в каком ином основании, кроме одного: что он – человек". Виланд с осуждением говорит о таких, кто желает "заставлять других людей, чтобы они снабжали его пищей и дорогой одеждой, предоставляли ему роскошное жилище и все материальные удобства, неустанно трудились, дабы избавить его от всяких забот… – короче, чтобы они жили только ради него и ради обеспечения ему всех этих преимуществ, готовы были ежеминутно подвергаться всевозможным лишениям и страданиям, испытывать голод и жажду, холод и зной…".

Страстной любовью к простому народу дышат произведения Иоанна Генриха Песталоцци (1746–1827) – философско-педагогические трактаты в форме романов. Всю свою жизнь и еще теперь, – пишет он на склоне лет, – я всегда желал одного: блага народа, который я люблю, несчастья которого я чувствую, как немногие люди их чувствуют, потому что вместе с ним я переносил его беды, как их переносили немногие люди". Швейцарско-немецкий мыслитель был не только теоретиком (его считают основателем науки о воспитании – педагогики), он и сам учреждал сиротские приюты и школы для бедных детей, вводя в них новые принципы воспитания.

Французский импульс

В настоящей главе упомянуты лишь некоторые из авторов XVIII в., которые в той или иной форме, с тех или иных позиций, сочувственно, а подчас возмущенно писали о бедствиях трудящихся масс и о необходимости улучшить их положение. При этом почти все они желали добиться изменений путем реформ, но никак не насилием Многие из них отрицательно отреагировали на революцию во Франции. Но самим фактом своим французская революция не могла не вызвать широкой волны социально-политической публицистики и появления новых имен на этой ниве.

Иоганн Готлиб Фихте

Немецкий писатель и ученый, автор превосходной книги о кругосветном плавании капитана Кука в 1772–1775 гг., участником которого ему довелось быть, Георг Форстер (1754–1794) отнесся к революции неоднозначно. Но социальные симпатии его недвусмысленны: «Там, где крайняя нищета угнетает ремесленника, где получаемый с крайним напряжением сил скудный заработок едва может удовлетворить самые необходимые потребности, в стране, где наука своим лучом освещает высшие классы, там участью ремесленника становится невежество; он не может осуществить самого благородного назначения человека, несмотря на то, что сам изготовляет средства для связи народов между собой».

Так писал Форстер в 1790 г. Вера в преобразующую силу народного просвещения – сколь характерна эта черта для уходившего тогда XVIII столетия… Но уже звучали голоса, требующие для простого народа чего-то посерьезнее, нежели воспитание и просвещение. Горячего приверженца нашла Французская революция в лице Иоганна Готлиба Фихте (1762– 18l4). Произведения его – не газетные однодневки; даже когда он пишет публицистику, в них чувствуется ученик Канта, впоследствии и сам признанный классиком немецкой философии.

В 1793 г. Фихте издает книгу "К исправлению суждений публики о Французской революции". Этот современник и почти ровесник Форстера высказывает такие мысли, которые придутся впору следующему столетию и которые мы привыкли связывать с именами основоположников марксизма. К примеру, Фихте поднимает вопрос об экономической зависимости трудящегося от его хозяина. Когда некто обязуется отдавать другому свой труд либо часть своего труда, рассуждает Фихте, он отчуждает право собственности на свою рабочую силу. Если же собственность на средства производства не будет поглощать часть труда, который к ней прилагается (т. е. если труд будет оплачиваться полностью), то и сама собственность исчезнет. Следовательно, нет иной собственности, кроме той, что создана трудом.

"Сделайте так, чтобы человек мог совершенно свободно распоряжаться своим естественным достоянием, своими силами, – пишет Фихте. – Вскоре вы увидите замечательное зрелище…" По его мнению, начнется быстрое перераспределение собственности "между все возрастающим числом рабочих рук".

Пастор Годвин

Ничего не зная друг о друге, он и Фихте писали одновременно и чаяли одного и того же. Перераспределение собственности, по мнению обоих, – вот магический ключ к решению социальных проблем и всеобщему благосостоянию (в главе 15 мы уже видели, как отреагировал на это Мальтус).

Фихте пришел к социализму постепенно. УИЛЬЯМ Годвин (1756–1836) сразу выступил как социалист. Его "Исследование о политической справедливости" тоже вышло в свет в 1793 г. Объемистое сочинение, конечным выводом которого было социалистическое переустройство общества, по большей своей части содержало (как мы должны догадаться) острую социальную критику. Вот несколько ее образцов, относящихся к теме данной главы.

Уильям Годвин

Когда на столе одного из великих мира сего мы видим богатство целой провинции, можем ли мы удивляться тому, что рядом живут люди, у которых нет даже хлеба, чтобы утолить муки голода?" «Неравенство состояний – неизбежное следствие института собственности».

"Но разве хорошо, что столь большая часть общества пребывает в отвратительной нищете, тупеет в невежестве, становится отталкивающей из-за своих пороков, вечно живет голая и голодная; постоянно толкаемая на преступления, она становится жертвой безжалостных законов, специально созданных богатыми для ее угнетения".

"Сперва владелец земли берет себе несоразмерно большую часть продукта, за ним следует капиталист, который оказывается не менее прожорливым. А между тем можно было бы обойтись без обоих этих классов при другом устройстве общества…"

"Это та система, которая дает одному человеку возможность распоряжаться продуктами труда другого человека… Любое богатство в цивилизованном обществе есть продукт ручного труда…

Каждый человек, выпивая стакан вина или надевая украшение, может подсчитать, сколько людей были обречены на рабство, на неустанный труд в поте лица, на недостаток пищи, на тяжкую работу без передышки, на дикое невежество и огрубление чувств, и все для того, чтобы он мог обладать этими предметами роскоши".

"Люди странным образом обманывают сами себя, когда они говорят о собственности, завещанной их предками. Собственность создается ежедневным трудом ныне существующих людей". "Дух угнетения, дух раболепства, дух мошенничества – таковы непосредственные плоды нынешней системы собственности".

"Цель современного общества – множить труд, целью будущего общества будет упрощение труда".

"В наше время труд – бедствие, потому что человек работает по необходимости, чтобы поддержать свое существование, и потому что слишком часто он лишает человека всякой возможности обогащать себя знаниями и развиваться. Когда труд будет добровольным, когда он не будет больше помехой к совершенствованию людей, а, наоборот, будет ему способствовать… он перестанет быть бедствием и станет благодеянием".

Изменение понятий

Можно убедиться, что уже в XVIII в. отчетливо прозвучали основные мотивы той критики капитализма, которую мы привыкли связывать с авторами XIX в. Не только мотивы, но подчас и формулировки. И все же в сочинениях социалистов и коммунистов XIX в. кое-что звучало не так, как это было у их учителей из века XVIII. Прежде всего нетрудно заметить, что вместе с веком Просвещения исчез и мотив просвещения трудового народа, акцент стали делать исключительно на его материальное положение. Но не только этим отличается соответствующая литература X IX в. от своей предшественницы.

…Поначалу трудно понять, что именно нового появилось в тональности XIX в., слышится какая-то фальшивая нотка, но далеко не сразу ее удается определить. Тем не менее это возможно.

Как правило, в литературе XVIII в. говорилось о бедности трудящихся, ничего не имеющих, кроме своих рук. Этими трудящимися были все, кто трудится, работая руками. Ко времени, когда писал Маркс, однако, проблема приобрела специфическое звучание. Почти исключительно стали говорить и писать только о классе промышленных рабочих.

Обширный класс сельского пролетариата были, по существу, заброшен социальными писателями к середине XIX столетия. И совсем за рамками внимания этих писателей оставалась многочисленная городская беднота, не занятая в фабричной промышленности, – мелкие ремесленники, торговцы, разносчики и те, кто был занят в

обслуживании (прачки, кучера, уборщики, швеи, всевозможный наемный персонал отелей, контор и т. д.), – все те, кто постоянно мелькает перед нами, например, на страницах романов Чарлза Диккенса. Было совершено сильнейшее упрощение действительности.

Мы помним, что Смит писал о "классе тех, кто живет на заработную плату". Ко времени Маркса – и особенно у самого Маркса – класс "живущих на зарплату превратился (в литературе, но не в жизни) в "класс пролетариата'. Пролетарий означает "неимущий". Возник устойчивый образ человека, который лишен средств производства (это раз) и продает свои рабочие руки собственникам средств производства (это два). У Смита признаком класса является источник дохода (земля, капитал, труд). У новейших писателей середины XIX в. признаком класса стало наличие собственности.

Есть собственность – нет собственности, да – нет, черное – белое… Но это не все. Один класс был противопоставлен другому. Неимущие и собственники, рабочие и капиталисты. Как выражались тогда, труд и капитал. Получалось, что одно предполагает другое. Пролетариат означал всегда промышленных рабочих, т. е. фабричный пролетариат. Так это и формировало систему Маркса – черно-белый клип в эпоху цветного телевидения.

Социальные выводы из теории Рикардо

Нужно сказать, что Марксу очень помогла группа социально-экономических писателей, которых мы выше уже упоминали как левых рикардианцев. Кто это и что это? Система Рикардо породила, пожалуй, больше задач, чем решила. В 20-е гг. XIX в. на нее набросилась публика, как мухи на варенье. Одни нашли в ней научное оправдание социальных недугов, других заботили вопросы логической согласованности и теоретической увязки, а третьи увидели у Рикардо совсем иные возможности для дальнейшего развития идей. Рикардо сформулировал: капитал – это накопленный труд. Осталось совсем немного, чтобы сделать вывод: капитал – это неоплаченный труд.

Действительно, если бы капиталисты возвращали рабочим полную ценность продукта труда, не оставалось бы той доли от выручки, которая составляет капиталистическую прибыль. Значит, не могли бы осуществляться сбережение прибыли и накопление капитала. Проблема выходила за рамки вопроса о причинах тяготения зарплаты к прожиточному минимуму. Теперь вопрос уже стоял о том, что при любом уровне заработной платы, оказывается, рабочий терпит ущерб – он получает не все, что выработал.

Всем было ясно, что иначе, в общем, и быть не может: какой капиталист станет вести производство, получая нулевую прибыль? Но проблема от этого не исчезала. Закон, по которому ценность товаров пропорциональна вложенному труду, не работал, когда рассматривался "обмен труда на капитал '.

Появление левых рикардианцев

Для серьезных ученых это было признаком изъяна в теории Рикардо. Но нашлись другие писатели, которые перемещали проблему в социальную плоскость. Они не подвергали сомнению закон ценности Рикардо, как его стали называть, а сделали его основой для социальной критики. Есть закон обмена по затраченному труду, но в обмене между капиталом и трудом этот закон почему-то не выполняется. В чем причина? И почему все эти серьезные ученые не стремятся ее выяснить? Политэкономы как будто сговорились между собой не замечать этой вопиющей несправедливости'

Самые известные из писателей указанного направления – это Перси Рейвистон (ум. в 1830), УИЛЬЯМ Томпсон (1785–1833), Томас Годскин (1787–1869), Джон Грей (1798–1850), Томас Эдмондс (1803–1869), Джон Френсис Брей (1809–1895). Они, в большинстве, происходили из рабочей среды и были талантливыми самоучками. Они были экономическими писателями. Они были социалистами и коммунистами (эти понятия тогда еще плохо различались). "Пролетарские противники политэкономов" – любовно назвал Маркс эту группу писателей.

Ярче всего отмеченное качество проявил, вероятно, Рейвистон, написавший: "Вся война против Французской революции, а затем против Наполеона не сделала ничего более великого, чем превращение нескольких евреев в дворян и нескольких болванов в политико-экономов".

В 1821 г. (еще жил Рикардо) в Лондоне вышел анонимный памфлет "Источник и разрешение национальных трудностей, выводимые из основных положений политической экономии". Автор высказывал такие, например, мысли: "Является общепризнанным, что уплачиваемый капиталистам процент, имеет ли он характер ренты, ссудного процента или предпринимательской прибыли, уплачивается из труда других…

Предположим, что нет никакого избыточного труда, нет, следовательно, ничего такого, что можно было бы накоплять как капитал…" Другими словами, если капитал есть накопленный труд (как установил Рикардо), то это может быть только добавочный труд по отношению к тому труду, который обеспечивает рабочему средства к существованию. Или, как писал Маркс потом в "Капитале", часть дня рабочий трудится на себя, а другую часть – на капиталиста. Эта вторая часть по-английски называется surplus labour, что можно перевести как "избыточный", или "добавочный", труд, или, как установилось в первом переводе "Капитала" на русский язык, "прибавочный" труд.

"Нация по-настоящему богата лишь тогда, когда за пользование капиталом не уплачивается никакого процента, когда вместо 12 часов работают только 6 часов. Богатство есть такое время, которым можно свободно располагать, и ничего больше", – считает Аноним. То есть не должно быть прибыли на капитал, не должно быть "прибавочного" труда, богатство народа состоит в безделье. Этот тезис Маркс называет "прекрасным". Памфлет Рейвистона "Мысли о системе государственных долгов" вышел в Лондоне в 1824 г. Он пишет: “УЧИТЬ, что богатство и могущество нации зависят от ее капитала, – значит превращать труд в нечто подчиненное богатству, превращать людей в служителей собственности".

Собственность, по Рейвистону, есть присвоение продукта чужого труда. Богатство богачей создается нуждой бедняков, говорит Рейвистон. "Если бы все были равны, то никто не работал бы на другого. Предметы необходимости имелись бы в избытке, тогда как предметы роскоши совершенно отсутствовали бы".

Мы можем понять это так, например: отсутствовали бы в мире холодильники, телевизоры, магнитотехника, компьютеры, автомобили, изящная и модная одежда и многие другие вещи, полезные и красивые, которые упрощают или украшают нашу жизнь. Отсутствовали бы отдельные квартиры, канализация, горячее водоснабжение, телефон… Ведь все эти вещи когда-то, впервые появившись на свете, были предметами роскоши. Не было бы ни литературы и поэзии, ни музыки, ни архитектуры…