355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Майбурд » Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров » Текст книги (страница 21)
Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 02:18

Текст книги "Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров"


Автор книги: Евгений Майбурд


Жанр:

   

Экономика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

Мир Рейвистона – это первобытный уклад без дальнейшего развития. "Увеличение собственности, увеличение возможности содержать праздных людей и непроизводительный труд – вот что политическая экономия называет капиталом", – утверждает Рейвистон. Мягко говоря, он пишет совсем не о том, что политическая экономия называет капиталом. "Когда труда каждого человека едва хватает на его собственное содержание, то не будет праздных людей, так как собственность при таком положении вещей невозможна", – мечтает Рейвистон о царстве стоячего болота, унылой жизни ради пропитания, где нет места даже элементам фантазии и творчества.

Томас Годскин

В былые времена плохо различали многие вещи, которые в наше время различать привычно. Не потому, что люди были глупее нас. Лимузин и самосвал произошли от первого автомобиля форда. Многое, что мы нынче привыкли различать, существовало прежде в слитных, смешанных формах. Научное сообщение и публицистика еще не разделились тогда как жанры. Но сегодня мы вправе отнести памфлеты Анонима и Рейвистона скорее к публицистике, чем к науке.

Другое дело – произведения Т. Годскина. Тут мы находим признаки научного исследования в нашем смысле слова. Прежде всего это относится к задаче, которую он ставит перед собой. Задача – познавательная, а не обличительная.

Томас Годскин – автор "Популярной политической экономии" для рабочих (1827), но основные свои идеи он изложил в первом памфлете "Защита труда против притязаний капитала", вышедшем в 1825 г. за подписью "Рабочий".

Первый из тезисов Годскина состоит в том, что капитал "непроизводителен". В те времена иные из экономистов говорили о "производительности" капитала в том смысле, что капитал играет активную роль в образовании прибыли, даже "порождает" ее. Против такого взгляда и выступил Годскин.

По его мнению, оборотный капитал вообще не представляет собой накопленного запаса: рабочие в пекарнях, например, выпекают хлеб, а другие рабочие его покупают: Значит, оборотный капитал – это не запас (не капитал, надо понимать), т. е. не "накопленный", а "сосуществующий" труд. Основной капитал Годскин признает "накопленным трудом". Но подчеркивает, что без рабочего никакая машина ничего произвести не может. Отсюда вывод: прибыль образуется не благодаря прошлому труду, а благодаря труду текущему. Зато основной капитал для своего владельца "является средством приобретения власти над трудом". И то, и другое мы потом найдем у Маркса. Из сказанного следует второй тезис Годскина: присвоение капиталистом прибыли является, нарушением права рабочих на полный продукт их труда. Это насилие, которое возможно благодаря подчинению труда капиталистами – их "власти присваивать продукцию рабочих".

По Годскину выходило, что капиталисты нарушают закон трудовой ценности Рикардо просто по своему произволу. Но тогда что это за "закон", если его действие зависит от усмотрения тех или иных людей? Оппоненты Рикардо и его учеников не преминули заметить это слабое место у Годскина. Поэтому тут Маркс за ним не пошел. "Между производителем пищи и производителем платья, – пишет Годскин, – между производителем орудий и тем лицом, которое их применяет, втирается капиталист, который не производит машин и орудий, а присваивает себе продукцию и тех, и других.

Скаредной рукой, как только это возможно, он отмеряет каждому рабочему часть продукта другого, оставляя себе наибольшую долю… В то время как капиталист обирает их обоих, он с таким совершенством исключает одного из поля зрения другого, что оба верят, что своими средствами существования они обязаны ему. Капиталист является посредником между всеми рабочими…"

Капиталисты "ничего не производят", но им "удается убедить" рабочего, "что они являются его благодетелями и работодателями". Тут Годскин упрекает политическую экономию, "которая одновременно и оправдывает их притязания, и объявляет их достойным нашего удивления великим орудием цивилизации и прогресса". Политэкономы утверждают, что все сбережения в обществе делаются капиталистами, говорит Годскин. Но ведь именно рабочий производит и тот продукт, который оплачивает расходы на производство, и тот продукт, который достается капиталисту в виде прибыли. Годскин напоминает, что прибыль тем больше, чем ниже заработная плата. Вспомним, что это мысль Рикардо.

От него отталкивается и следующее рассуждение Годскина. Реальной ценой платья или пары сапог "является известное количество труда". Но чтобы получить тот или иной товар, рабочий должен затратить "еще гораздо большее количество труда в пользу капиталиста". "Этот тягостный характер требований капитала, санкционированных законами общества, санкционированных обычаями людей, усиленных законодательной властью и взятых под горячую защиту политико-экономов, держит, всегда держал и всегда будет держать рабочего в состоянии бедности и невзгод до тех пор, пока рабочие будут допускать это и будут с этим мириться".

Все, что рабочий производит, должно принадлежать ему, заявляет Годскин. Но как определить долю каждого рабочего? "В производстве куска ткани прядильщик, ткач, белильщик и красильщик – все они разные лица". Труд разделен, и каждый делает лишь какую-то одну операцию из тех, что образуют готовый продукт. Как разделить? "Я не знаю иного способа решить этот вопрос, как передать его на свободное обсуждение самих рабочих". Правда, у капиталистов Годскин различает две функции. Как предприниматели, как организаторы и изобретатели они – такие же рабочие. Но "как капиталисты и агенты капитала они лишь посредники, притесняющие рабочих". Годскин не советовал бы "удалять из страны" таких хозяев: "удалять в чужие края умение и изобретательность" – значит нанести вред оставшимся жителям страны. Но нужно "уменьшить или даже совсем упразднить прибыль праздного капиталиста". Единственным средством восстановить попранную справедливость Годскин считает профобъединения рабочих[41]41
  Рабочие союзы были строго запрещены в Великобритании АО 1824 г., когда были сделаны первые послабления. Полная свобода профсоюзов была достигнута лишь в 70-е годы прошлого века.


[Закрыть]
.

Понятно, что такая позиция была для Маркса неприемлемой в обоих пунктах – о наличии полезной функции у капиталиста и о решающей роли профсоюзов в решении проблемы справедливого распределения.

Джон Грей

Была когда-то такая песенка: «В стране далекой юга, там, где не злится вьюга, жил-был испанец Джон Грей – красавец. Был он младой повеса с силою Геркулеса, храбрый, как Дон-Кихот…» Кончалось тем, что герой убивает неверную возлюбленную со словами: "Денег у Джона хватит, Джон Грей за все заплатит…”

Поскольку наш Джон Грей был, во всяком случае, англичанином, постольку и песня у нас пойдет другая (но мотив денег вскорости прозвучит…). Наш Дж. Грей был трудяга, зарабатывавший себе на жизнь с 14 лет. Уже в молодости он, прочитав памфлеты Р.Оуэна, стал его горячим приверженцем и пропагандистом В 1825 г. Грей опубликовал свои "Лекции о человеческом счастье".

Как говорят, это была любимая книга английских рабочих в 20 – 30-е гг. прошлого века. Работа написана под влиянием Оуэна, но Грей – не слепой подражатель. В чем-то он с учителем не согласен, в чем-то и вовсе оригинален. По Грею, общество делится на три категории людей: производительные; непроизводительные, но полезные; бесполезные. Первые – это рабочие, которые создают все материальное богатство. Вторые – это врачи, учителя и т. п. Третьи – "независимые классы". "Лица, из которых состоят эти независимые классы, – пишет Грей, – зависимы от двух обстоятельств: во-первых, от трудолюбия своих ближних и, во-вторых, от несправедливости, дающей возможность господствовать над ними".

У Грея особенно ярко выражено отвращение к политическому насилию. При всех обличениях праздных и бесполезных капиталистов справедливость должна быть достигнута мирными средствами: "Мы были бы последними, кто прибег бы к насильственным мерам для того, чтобы устранить нищету".

Грей настаивает на том, что "единство интересов вполне совместимо с индивидуальностью и с имущественными различиями", – в отличие от коммунистических планов позднего Оуэна. Основой общества, по Грею, являются отношения обмена. На нем построены все другие отношения между людьми. Главной же причиной нищеты является… конкуренция. "Только полное изменение торговых порядков могло бы привести к какому-либо существенному благу для человечества".

В 1831 г. выходит большой труд Грея "Социальная система. Трактат о принципах обмена". По сути, это трактат по политической экономии, как ее понимал автор. Там имеются главы о производстве, обмене, распределении, народонаселении, налогообложении. В этой работе Грей предлагает реорганизовать систему обмена в обществе довольно любопытным образом.

Создается общенациональная Торговая Палата, которая осуществляет управление всем земледелием, промышленностью и торговлей. Собственники земли и капитала передают свое имущество этому, так сказать, Госплану в управление, за что соглашаются получать ежегодное вознаграждение заранее установленной величины. То есть они лишают себя риска потерпеть убытки, но также и возможности получать высокие барыши. Всей хозяйственной деятельностью руководят чиновники, или служащие, получающие установленное Палатой жалованье.

Продукты сельскохозяйственного и промышленного производства помещаются в национальные торговые склады, откуда они направляются в магазины для продажи. Такова идея общенациональной, так сказать, конторы, которая всем управляет "посредством тщательно организованного плана". Контора же устанавливает товарные цены, которые покрывают себестоимость производства и дают некоторую прибыль. Всякое жалованье выплачивается деньгами типа бумажных (не имеющих "внутренней ценности").

Позднее в небольшом памфлете "Верное средство против бедствий народа" (1842) Грей развивает идею "рабочих денег", фактически это квитанции, которые удостоверяют затраченное рабочее время – "среднюю цену труда".

По этим квитанциям (которые могут ходить как обычные деньги) работник получает в магазине ту долю товарного запаса, на которую затрачено соответствующее количество труда. "Рабочие деньги" в тех или иных модификациях предлагались в те времена различными писателями социалистического толка, в том числе Прудоном и Бреем.

Джон Ф.Брей

Его книга «Несправедливости в отношении труда и средства к их устранению» появилась в 1839 г. Как и памфлеты Годскина и Грея, книга Брея имела большой успех, в основном среди рабочей публики. Сам он смолоду был переплетчиком и наборщиком в типографии. Брей подобно Грею отрицательно относится к политической борьбе рабочих. Его книга вышла через год после обнародования документа, известного как « Народная Хартия».

Суть Хартии была в демократизации британской выборной системы (всеобщее избирательное право, отмена имущественных цензов для кандидатов, тайное голосование и т. д.). Отсюда началось движение чартизма.

Своего рода вызовом чартизму явилась книга Брея. Брей утверждает, что одной лишь политической реформой проблему бедности не решить. То же самое относится и к профсоюзам. Как и полагается, начинает Брей с теории – откуда берутся в мире несправедливости… что такое общество и государство… необходимость труда, накопления капитала, обмена… Постепенно тон автора становится все более задиристым: "Представители политической экономии с хладнокровной и расчетливой жадностью, привитой нынешней системой, говорят производительным классам, что те должны накоплять…

Но как бы ни был хорош их совет в принципе, он является не более чем добавлением оскорбления к обиде, пока рабочий втаптывается в грязь существующими обычаями. Рабочие просто не в состоянии накапливать, а причина тому не их леность, невоздержанность или невежество, а то обстоятельство, что накопления, оставленные в наследство нынешнему поколению в целом, незаконно захвачены и их выгоды используются исключительно отдельными индивидами и классами".

Далее Брей пишет: "При справедливой системе обмена ценность всех продуктов определялась бы полной совокупностью издержек производства и равные ценности всегда обменивались бы на равные ценности". Между тем в обществе издавна царила "в высшей степени несправедливая система обмена: рабочие отдавали капиталисту труд целого года в обмен на полугодовую ценность. Именно отсюда, а вовсе не из предполагаемого неравенства физических и умственных сил индивидов произошло неравенство богатства и власти…

Именно неравенство обмена обеспечивает одному классу возможность жить в роскоши и ничегонеделании и обрекает другой класс на непрерывный тяжкий труд".

Политэкономы утверждают, что всякий обмен взаимовыгоден, говорит Брей, но на самом деле между рабочим и капиталистом вообще нет никакого обмена! Рабочий отдает свой труд, а что дает ему капиталист? В обмен можно отдавать либо труд, либо капитал, говорит Брей. Труда капиталист, понятно, не дает – он ведь не трудится. Капитала он тоже не дает, потому что запас его не уменьшается, а возрастает. Что же отдает капиталист в обмен на труд рабочего? "За недельный труд рабочего капиталисты и собственники дают ему лишь часть богатства, полученного ими от него же в течение предыдущей недели, – разъясняет Брей, – другими словами, они получают от рабочего нечто, не давая ему за это ничего". Никто в мире не владеет каким-либо богатством естественного или врожденного происхождения, продолжает Брей. Все, что дает человеку природа, – это способность к труду. Значит, если некто владеет богатством, никогда не трудясь, это богатство "не может по справедливости принадлежать ему. Оно должно принадлежать людям, которые произвели его своим трудом, ибо капитал не возникает сам собой". Огромные капиталы Англии не могут принадлежать капиталистам ни по принципу создания (они их не произвели сами), ни по принципу обмена (они не получили их в обмен на свой труд), ни по праву наследования (наследник этих богатств – народ, который их создал). "Как ни смотреть на дело… всякая сделка между человеком труда и человеком денег запечатлена обманом и несправедливостью '. Вот как рассуждает Брей.

"Интересы капиталистов и рабочих не тождественны, как те, кто грабит рабочего, хотели бы уверить его. Их интересы никогда не могут быть тождественны: прибыль предпринимателей всегда будет потерей для рабочего до тех пор, пока обмен между ними остается неравным; обмен же не может сделаться равным, пока общество делится на капиталистов и производителей, причем последние живут своим трудом, тогда как первые жиреют от прибыли с чужого труда". Вот во что превратились сухие рассуждения английского миллионера – поистине, мрачная наука. В итоге Брей заключает, что никакая политическая или избирательная реформа ничего в этом порядке не изменит. "При существующем порядке рабочие классы, каковы бы ни были их ум, их нравственные качества или их трудолюбие и политическая сила, обречены и осуждены на безнадежное и непоправимое рабство до скончания мира!

Брей снова обращается к ученым-экономистам: они уверяют, что капитал столь же нужен для производства, как и труд, – лопата, как и землекоп. Верно, говорит Брей. Но отсюда не значит, что один должен содержать другого. "Если бы все английские капиталисты и богачи были одновременно уничтожены, то с ними не исчезла бы ни одна частица богатства или капитала; равным образом сам народ не обеднел бы вследствие этого ни на один фартинг. Не капиталист, а капитал существен для деятельности производителя".

Однако Брей уточняет: "Рабочий класс никогда не должен забывать, что его борьба направлена не против людей, а против системы, что он сражается не с капиталистами как индивидами и не с самим капиталом, а с нынешним способом применения капитала, старой системой, которая дает безответственным, индивидам власть угнетать массы труда массами капитала. Против этого нет иного средства, кроме изменения системы". И еще сильнее: "Надо свергнуть нынешнюю социальную систему, иначе никогда не вырвать с корнем порождаемого ею зла". Кажется, что за этим должен последовать призыв к революции…

Ничего подобного. Брей не выступает за экспроприацию капиталов: "Как это было доказано мировым опытом, если бы классы обменялись своими местами, то характер каждого неизбежно изменился бы и сегодняшний трусливый раб стал бы завтра властолюбивым тираном".

Каков же, по Брею, вернейший путь решения социальных проблем реального капиталистического общества?

Идеал – это экономический строй кооператоров в духе позднего Оуэна. Однако проекты последнего не удавались. Брей считает: идею Оуэна нельзя осуществить сразу, без переходной стадии. В основном об этой переходной фазе он и говорит, развивая ее основные черты.

Пусть рабочие объединяются в производительные товарищества числом от 100 до 1000 в каждом, считает Брей. Эти объединения арендуют или покупают землю и средства производства. На что покупают? Для этого выпускаются денежные знаки (банкноты), обеспеченные будущим трудом членов этих содружеств, т. е. их будущим продуктом Фактически речь идет о взаимном кредите. Коллективы продают друг другу свои продукты через базары и банки справедливого обмена. Каждый член объединения получает продукт в размере полного эквивалента затраченного им труда. Кто хочет больше потреблять, тот и работает больше.

Постепенно весь обмен в обществе станет таким обменом между коллективными хозяйствами, обмен труда на капитал прекратится и капиталистическая эксплуатация исчезнет.

Экономические категории у левых рикардианцев

Несомненно, эти мыслители из рабочих вызывают симпатию. И все же нельзя не сказать о неточностях в понятиях и путанице, которыми они грешили. На таких вещах, как право рабочего на полный продукт труда, мы задерживаться не станем. За это их критиковали уже давно и с различных точек зрения. Скажем коротко о том, на что меньше обращалось внимания.

Можно заметить, что капитал (в экономическом смысле) часто отождествляется у них с капитальными благами (хлеб, машина, лопата…). Точно так же ценность продукта нередко отождествляется с самим продуктом, а труд понимается исключительно как действия рук и тела. Все они, не считая Брея, недооценивали роль капитала в производстве.

Эта роль троякая: во-первых, она сказывается на производительности труда, во-вторых, она проявляется в возможности делать то, что никакие руки сделать не могут, – вращать колеса паровоза, например, или варить сталь. Две эти функции относятся к физическому существованию капитала как капитального блага. А в-третьих, капитал как запас выполняет незаменимую функцию организации труда: он собирает нужные профессии в группу, которая может работать определенное время до тех пор, пока можно будет продать продукт труда и возместить издержки. В этот период времени рабочий персонал получает средства к существованию, а также орудия и материалы для производства благодаря тому, что существует капитал.

Трудно представить себе, что указанная третья функция осуществляется автоматически самим запасом-капиталом. Только в сказках печь сама ездит по деревне, коромысло носит воду, а движение денежных и товарных потоков может осуществляться по щучьему велению. Но даже и тут нужен некто, какой-то Емеля, кто говорил бы еще "по моему хотению" и знал бы при этом, чего нужно хотеть и кому отдать приказ. Это уже из возражений тем, кто, признавая роль капитала, не находил необходимым существование капиталиста.

Нужно сказать, что в подобных воззрениях указанные авторы были не одиноки. Немало их коллег из профессиональных мыслителей подчас грешили подобными же недочетами. Особенно мыслители социалистической ориентации, норовившие ударить "молнией мысли ' в пролетарскую почву.

"Рабочий вопрос" возник в европейской социально-экономической мысли под действием благородного импульса сочувствия и доброго желания облегчить участь бедных слоев общества. Таким мы видели его начало. Но затем мы могли заметить очередное смещение акцентов, целей и средств. Рабочий класс из цели, ради которой возникла указанная забота просвещенных классов, незаметно превратился в средство, в "материальную силу" для достижения каких-то иных целей…

Глава 19
Из ниоткуда в никуда, далее везде

He's a real Nowhereman

Sitting in his Nowhereland

Making out his Nowhereplans

For nobody

Nowhereman, the World is in your command…

The Beatles


Сыграем в путалки на сухую тему!

«Алиса в стране чудес»

Экономическая теория Маркса как таковая

Многие люди среднего и старшего поколения в сегодняшней России убеждены, что политическая экономия – одна из сложнейших наук. При этом нужно учесть, что для большинства из них «политическая экономия» означала в основном экономическое учение Карла Маркса. Так преподавали у нас экономическую науку до недавних времен.

Как и в любой научной дисциплине, в нашей, конечно же, есть немало вещей тонких и непростых для уяснения. Вместе с тем (опять же, как и в любой из наук) многое в экономической науке оказывается сложным в большей или в меньшей степени, в зависимости от того, как излагать и объяснять. Что касается экономического учения Маркса, то оно является одним из самых простых в нашей науке. Его суть можно изложить в нескольких словах. Все продукты производства создаются трудом рабочих. Товарный обмен происходит на основе соизмерения затрат труда, овеществленных в каждом из товаров. Эти затраты образуют ценность ("стоимость") товаров

Равный труд отдается за равный труд. Поэтому в сфере обращения не может возникнуть тот избыток продукта, который остается у товаровладельцев в виде прибыли на их капитал. Но прибыль существует, значит, она создается еще до продажи товара, т. е. в сфере производства. Когда рабочий вкладывает свой труд в данный продукт, капиталист оплачивает не весь этот труд, а только часть его.

Оплата труда определяется так, чтобы рабочий мог иметь некий минимум средств существования. Этот уровень оплаты труда ("необходимый продукт", по Марксу) всегда меньше, чем то количество труда, которое тратит рабочий. Остается разница, которую Маркс называет "прибавочным продуктом". В этом остатке овеществлен "прибавочный труд" рабочего, который (труд) образует "прибавочную ценность" ("прибавочную стоимость"). Ее-то и присваивает капиталист. Присваивает без эквивалента, задаром, в силу своей собственности на капитал. Эта прибавочная ценность становится капиталистической прибылью и составляет суть эксплуатации труда капиталом. Пожалуй, это все.

После того, о чем говорилось в предыдущих главах, нетрудно увидеть прямую преемственность Маркса от Рикардо, а также от "пролетарских противников политэкономов". Маркс и сам был противником политэкономов – вспомним, что "Капитал" имеет подзаголовок "Критика политической экономии". Но об этом позже, а сейчас неизбежно возникают вопросы. Первый вопрос что нового внес Маркс в науку от себя, коли его идеи, по сути дела, есть повторение идей левых рикардианцев? Второй вопрос: если у Маркса все так просто, то почему же у Маркса все так сложно? Ну и еще: чем все-таки заполнены две тысячи страниц трех томов "Капитала"?

На эти вопросы нам придется ответить. Собственно говоря, наши ответы и составят содержание настоящей главы. Итак, всему свое время, а пока не мешало бы запастись терпением – разговор будет долгим и действительно непростым.

Моменты новизны у Маркса

«Капитал» должен был стать научным обоснованием революционных идей и лозунгов «Манифеста Коммунистической партии». Недооценка (или даже полное непонимание) данного обстоятельства послужила причиной многих недоразумений вокруг теории, да и всей фигуры Карла Маркса. Между тем сам он отнюдь не старался эти вещи замаскировать. Первый том «Капитала»[42]42
  Том I – единственный, который был написан набело самим автором. Тома II и III были подготовлены к печати Ф.Энгельсом на основе черновых записей Маркса.


[Закрыть]
начинается с весьма абстрактных вещей, однако на заключительных его страницах все чаще появляются фразы из «Манифеста», а завершается весь материал; прямой революционной цитатой из упомянутого; памфлета[43]43
  Речь о предпоследней, XXIV главе. Последняя, XXV глава посвящена одному частному вопросу и фактически является приложением к основному тексту.


[Закрыть]
. Каждый, кто задумается над этим, поймет, к чему городился весь огород. Революционные выводы вытекали из того, что эксплуатация труда лежит в самой природе капиталистического уклада хозяйства. Если это так, если она лежит в природе данного экономического строя, значит, чтобы покончить с эксплуатацией, нужно менять строй. Все упиралось в словечко «если». Если так, тогда… А если не так?..

Карл Маркс (зрелые годы)

В том, что это «так», Маркс был убежден смолоду и убежденности этой никогда не изменил. Он пропагандировал свою идею, не заботясь о том, правда это или нет. Оказавшись выброшенным в Англию после подавления революции 1848–1849 гг. и получив, таким образом, длительный отпуск от революционной борьбы, Маркс погрузился в изучение экономической литературы. И был несколько обескуражен, убедившись, что идеи, которые он считал научно обоснованными, мало кто уже принимает всерьез. Прежде всего это относилось к основе основ лозунга об эксплуатации – к трудовой теории ценности Рикардо, раскритикованной в пух и прах.

Опровергнуть критиков было невозможно. Но и сдавать теорию Рикардо было невозможно в той же мере. Эти две невозможности имели разные причины. Опровергнуть критиков было невозможно, потому что в теории ценности Рикардо оказались несомненные нестыковки, и Маркс, прошедший школу немецкой философии, легко это понял. Отказаться же от теории Рикардо было невозможно по той причине, что тогда профессиональному революционеру Марксу оставалось бы только менять профессию.

Единственным выходом было попытаться самому состыковать то, что не вышло у Рикардо. Здесь перед Марксом и открылись широкие возможности сказать свое слово в науке. Таким образом, то оригинальное, что появилось у Маркса, относится не к основополагающим идеям, а к тому способу, каким он пытался построить непротиворечивую теорию эксплуатации труда. Не будем преуменьшать – научная задача такого рода, в принципе, может быть очень серьезной. И очень трудной. Тут могут потребоваться и новые понятия, и тонкие рассуждения. Все это явилось и нашло себе место в I томе "Капитала".

Трудовая теория ценности по Марксу

В одном из писем к Энгельсу в период работы над «Капиталом» Маркс изложил схему своей теории. Начал он так: «Ценность – начисто сводится к количеству труда; время как мера труда…»

Всю свою жизнь Маркс полагал, что в построении теории обмена он следовал за Рикардо, и начал поправлять его лишь тогда, когда дошел до "нестыковок". Между тем Маркс (возможно, не вполне отдавая себе в том отчет) с первых же шагов сделал то, на что никогда не мог решиться его учитель.

Вспомним. Рикардо говорил об относительной ценности обмениваемых товаров. Относительная, она же меновая, ценность – это меновая пропорция. Мысль Рикардо можно сформулировать так: если товар а обменивается на товар b, то количество а так относится к количеству b, как трудоемкость единицы а относится к трудоемкости единицы b.

Что мы видим у Маркса? Он говорит: вот меновая пропорция: а = хb.

Такое соотношение "невозможно понять", если не допустить, что с обеих сторон равенства находится некая "однородная субстанция". В самом деле, если мы говорим, что 1 кг золота равен 10 т железа, то мы имеем в виду не равенство самих металлов в указанных количествах, а равенство чего-то такого, что может соизмерить золото с железом. Вот это "что-то такое" и есть затраченный труд. Маркс говорит не об относительной ценности, которая пропорциональна затратам труда. Для него ценность и есть затрата труда, измеренная рабочим бременем. Ценность фактически отождествляется с трудоемкостью. Ценность 1 кг железа равна, допустим, 100 человеко-часам труда.

Поначалу кажется, что различие между подходами Рикардо и Маркса малосущественное и скорее казуистическое. Вскоре увидим, что благодаря этому различию Маркс, еще не преодолев ни одного из затруднений, доставшихся ему в наследство, создал себе дополнительные трудности.

Двойственный характер труда

Вспомним обмен стула на три топора (см. главу 14). Вспомним сказанное нами про различие трудовой деятельности столяра и кузнеца. По Марксу, один труд приравнивается к другому в определенной пропорции, причем оба измеряются не чем иным, как рабочим временем. На каком основании между столь разнохарактерными работами может устанавливаться какое-либо равенство?

Маркс говорит нужно различать два качества в одном и том же виде труда. С одной стороны, это конкретная трудовая деятельность – со всеми ее приемами и особенностями, – преследующая определенный результат – скажем, тот же стул. Это конкретный труд. С другой же стороны, любая трудовая деятельность представляет собой просто "расходование человеческой рабочей силы", "расходование человеческого мозга, мускулов, нервов, рук и т. д." Это абстрактный труд. Столяр расходует свои мускулы, нервы и пр. Кузнец тоже расходует свои мускулы, нервы и пр. Вот в этом смысле, т. е. как абстрактный труд, затрачиваемый на изготовление товаров, стул может быть приравнен к трем (условно, условно!) топорам. Именно абстрактный труд представлен в ценности товаров.

Первое затруднение

Столяр работает пилой, рубанком, стамеской, молотком, дрелью. Кузнец машет тяжелым молотом В обоих случаях расходуются мускулы, калории… Столяр может вонзить себе занозу, кузнец может получить ожог раскаленным прутом. Там и тут расходуются нервы…

Понятие абстрактного труда, устраняя различие в приемах, движениях и т. п., не снимает другого различия, а именно: в какой мере за 1 час столяр и кузнец "расходуют" свои мускулы и нервы? Или для большего контраста: кузнец и часовщик, сталевар и монтажник радиосхем? Ведь у всех у них расход мускулов и нервов за 1 час может быть различным.

1 час труда часовщика = 10 часам труда кузнеца или наоборот.

1 чел. час кузнеца = 2 ч простого труда, 1 чел. ч. часовщика = 20 ч. простого труда

Если муравьиная куча – это доказательство способности обращать людей в муравьев, тогда, конечно, само существование рынка доказывает, что Маркс правильно объяснил формирование рыночных цен. Только при таком условии.

Что продает рабочий нанимателю?

Тем не менее Маркс считает вопрос решенным и движется дальше. Запомним: ценность продукта труда по теории Маркса должна измеряться затратой труда – но не конкретного и не сложного, а только простого и абстрактного.

…А дальше перед Марксом трудная задача. Теория Рикардо не могла объяснить, почему при обмене между трудом и капиталом нарушается основной принцип этой теории. Если ценности товаров зависят от затрат труда, почему тогда ценность самого труда (т. е. заработная плата) всегда меньше той величины, которая отвечала бы трудовой затрате? По правилу закона трудовой ценности (вернее было бы называть его ' законом трудовых затрат") рабочий должен получать весь продукт своего труда, а получает он только часть этого продукта. В чем дело?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю