Текст книги "Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров"

Автор книги: Евгений Майбурд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)

Введение в историю экономической мысли.
От пророков до профессоров

Предисловие

Любое краткое изложение экономических идей способствует заблуждениям (исключая, возможно, данное мое утверждение).

Альфред Маршалл

1

Общественным наукам очень повезло при социализме. В наследии Маркса – Энгельса – Ленина были однозначно сформулированы подходы, выводы и оценки, так что задача ученого значительно упрощалась. Но наиболее счастливой оказалась история экономической мысли. Ей достался в наследство готовый учебник – IV том «Капитала» («Теории прибавочной стоимости»). Основную массу работы за нас проделал Карл Маркс – все уже было препарировано, рассортировано, расфасовано, нарезано кусочками, посолено и приперчено (знаменитый Марксов сарказм!). Нам оставалось только жевать, что, в основном, и делалось.

Весьма просто было преподавать нашу дисциплину. Под рукой была полная картотека готовых суждений и оценок. Тот? Открыл то-то, но не довел до конца (до эксплуатации труда капиталом). Этот? Гениально угадал, но классовое сознание подвело. Такой-то? Вульгарный экономист, описывал поверхностные явления. Такой-сякой? Апологет, оправдывал, замазывал, затушевывал… И т. п. Типовой учебник по истории экономической мысли как раз и представлял собой такого рода картотеку, откуда преподаватель, уподобясь известной птичке, мог вынуть стандартный ответ на любой вопрос. Комментарии тщательно выверялись во избежание нечаянной отсебятины…

Справедливо заслужившая в студенческой среде славу скучнейшего из занятий, обреталась история экономической мысли на задворках экономических наук, замызганная и косноязычная, бдительно охраняемая от свежих подходов псевдоучеными.

2

Настоящая книга вышла из установок, противоположных всему вышесказанному. Она предназначена для тех, кто хочет учиться и учить других думать самостоятельно. Последнее означает: учить не тому, как нужно думать, а просто – учить думать. Акцент делается не на конечные результаты того или иного автора, а на его подход и логику. Задачей становится воспроизвести (доступным языком) ход рассуждений мыслителя: от чего он отталкивался, из чего исходил, что имел в виду и каким путем пришел к данному выводу. Нет лучшего способа учиться мыслить, чем следить за мыслью великих мыслителей. Рассуждая вместе с ними, двигаясь путями их умозаключений, вплоть до столкновения со встречными доводами других мыслителей, оказываясь в центре подобных столкновений и одновременно наблюдая их со стороны как зритель, пытливый ум развивает в себе способность критического восприятия идей – а это и есть характерное отличие научного мышления.

Указанным образом мы получаем возможность говорить о достижениях или ошибках какого-либо автора не с предвзятой точки зрения "единственно верной теории", но опираясь на внутреннюю логику рассматриваемой концепции и с точки зрения задачи, которую ставил себе этот автор. Нет нужды навязывать читателю готовую оценку, когда он может выставить свою. И зачем награждать мыслителя эпитетами, если имеется возможность отметить слабое место в его умозаключении либо, напротив, особое изящество его рассуждения? Именно возможности второго рода постоянно предоставляет нам история экономической мысли. Это и превращает ее изучение в увлекательное занятие для каждого, кто умеет любоваться красотой и смелостью мыслительных конструкций. Вопрос об "истинности" здесь отступает на второй план.

Не странно ли звучит последнее заявление, коль скоро предметом является история науки? Думается, к науке это применимо прежде всего. И как раз по той причине, что наука претендует на открытие истин. Забываем мы подчас, что научная истина относительна и что, следовательно, любая научная истина – временна. История науки яснее всего показывает, сколь эфемерной бывает научная концепция. Во всяком случае, история нашей науки демонстрирует это постоянно. Прослеживая ее развитие, мы периодически становимся свидетелями "революций" и "контрреволюций", воздвижения грандиозных конструкций и их крушения. История экономической мысли полна счастливых открытий, драматических катастроф и почти детективных сюжетов.

Прежде, как правило, считали, что от учащихся нужно скрывать такие вещи. Превалировало мнение, что учебная литература должна излагать только или в основном бесспорные суждения и устоявшиеся мнения. Но в современной науке вообще мало устоявшегося, а бесспорного и того меньше. Любое положение науки может быть оспорено, что и наблюдаем мы постоянно.

Как же обстоит дело с научным познанием мира? А так и обстоит – парадоксально. Именно подобными крутыми поворотами, переворотами, крушениями и новыми попытками накапливается наше знание и уточняется наше понимание того, каким образом люди производят, обмениваются, получают доход, потребляют, создают национальное богатство. Но при всех таких поворотах и крушениях развитие экономической мысли всегда оставалось непрерывной эстафетой идей, переходящих от эпохи к эпохе. "Революция" оказывалась моментом эволюции, заброшенные руины становились фрагментами или даже фундаментом новых построений.

4

Какое место занимает история экономической мысли в системе экономического образования и какое она должна занимать? Резюмируя общее мнение, можно сказать, что эта дисциплина – вспомогательная. Поскольку целью экономического образования является экономическая наука как таковая, с указанным мнением трудно спорить, да и нет такой необходимости. Остается, однако, вопрос чему и как она может помочь? Очевидно, что экономист, знакомый с историей своей науки, всегда будет глубже смотреть на вещи, чем специалист, изучивший только курсы позитивных экономических наук. Быть источником эрудиции будущих ученых и практиков – функция полезная и почетная. Но думается, что этим возможности нашей дисциплины не исчерпываются.

Современная экономическая наука есть, так или иначе, продукт предшествующего развития экономической мысли. Из данной тривиальной посылки вытекает не совсем тривиальное следствие, а именно: курс истории экономической мысли (при надлежащем подходе к предмету) может стать введением в современную экономическую науку. По сути, наша дисциплина для того и предназначена.

История экономической мысли – это история развития понятий и концепций экономической науки, эволюция того особого языка, на котором мы пытаемся описывать одну из граней многообразной и неисчерпаемой действительности. Очередное понятие или категория появлялись тогда, когда для этого назревала необходимость. И сами понятия – в их числе такие ключевые, как капитал, ценность, прибыль, процент, конкуренция… – эволюционировали со временем. Рассмотрение этих категорий в их движении и в органичных контекстах, по-видимому, лучше всего служит их раскрытию и усвоению.

Выстраивая изложение как единую и, в целом, непрерывную эволюционную цепь, мы получаем возможность, начиная с самого элементарного, постепенно переходить к вещам, все более и более сложным. Именно так ведь и развивалась экономическая мысль. С середины части II и особенно в части III терпеливый читатель встретится уже с довольно тонкими материями, вплоть до категорий современной западной науки. Автор этих строк относит себя к тем оптимистам, которые полагают, будто самые сложные вещи можно донести до неискушенного читателя, если все излагать постепенно и без занудства. Осваивая материал последовательно, раздел за разделом, главу за главой, читатель становится все более искушенным и подготовленным к дальнейшему увеличению степени сложности. Так что самая, на первый взгляд, замысловатая формула или пугающая кривая с готовностью откроют свои секреты тому, кто оснащен знанием предыдущего материала и любит шевелить мозгами.

В том возрасте, когда читаются или уже прочитаны книги Толстого, Достоевского, Набокова, когда осваиваются азы дифференциального исчисления и анализа функций на экстремум, материал книги, даже в наиболее сложной его части, представляется вполне доступным. Учитель, который захочет помочь своим ребятам в этом деле, найдет здесь подходящее пособие. Студенты, избравшие экономику своей специальностью, получают учебник, освоив который, они обретут надежную базу для изучения современной науки.

В качестве резюме этой автоаннотации уместнее всего будут слова проф. Марка Блауга, нашего современника (Англия): "Между прошлыми и настоящими экономическими размышлениями существует взаимодействие, и, независимо от того, излагаем мы их кратко или многословно, каждым поколением история экономической мысли будет переписываться заново".

5

«Почему бы вам не написать учебник по этой теме?» – обратился однажды ко мне И.В. Липсиц. С этого все и началось. С.А. Белановский, Р.И. Капелюшников, В.П. Руднев (очень занятые люди) находили время для обсуждения со мной отдельных моментов работы; немало затруднений было преодолено благодаря их советам. Весьма существенной была помощь И.В. Липсица и Э.С. Набиуллиной в пополнении иконографического материала. Высококачественную машинопись, сэкономившую автору массу времени, обеспечила Г.В. Нечаева. Многие места первоначального текста стали значительно чище в результате редакторской работы В.В. Антонова, столь же тактичной, сколь и умелой. Оперативной и качественной подготовке рукописи к печати способствовали заинтересованность и энергия З.Н. Савенковой – директора Издательства «Дело» и сотрудников. Всем названным мною достойным людям приношу искреннюю благодарность. О том, какое значение для работы имеет режим наибольшего благоприятствования в собственном доме, знает всякий женатый автор (спасибо, Лена!).

Не без колебаний было решено отказаться от перечня использованной литературы. Но трудно обойтись без выражения признательности доц. И.Н. Неманову за две его статьи о Роберте Оуэне. Опубликованные в труднодоступных изданиях (сб. науч. трудов Смоленского пединститута, 1972, 1987) и любезно переданные мне автором, они содержат интереснейший материал, из которого я вынужден был взять лишь малую часть.

Каждому, кто будет работать с настоящей книгой, хочу пожелать терпения и успеха.

ЕМ., лето 1995 г.

Глава 0
Магический кристалл

И тут ко мне идет незримый рой гостей

Знакомцы давние…

А.С.Пушкин

В компании с Дон-Кихотом

Если вы читали эту книгу… А, впрочем, кто же не читал “Дон-Кихота”? Конечно, вы помните всех его родных, близких и домашних. Среди них мы видим лицо, которое потом станет неизменной фигурой многих и многих книг. Меняя имя, внешность, характер, возраст, переселяется этот персонаж из романа в роман, от писателя к писателю, из века в век, неизменно присутствуя в домашнем окружении главных героев…

На Руси эта персона часто называлась ключницей (потому что она держала при себе ключи от всех помещений и шкафов), а в Европе – экономкой. Она руководила всем хозяйством дома, распоряжалась прислугой, ведала покупками, вела учет доходов и расходов. Экономка была менеджером, плановиком и бухгалтером домашнего хозяйства, т. е. домоправительницей, – при этом слово "дом" часто могло означать целое поместье со всеми, кто трудился в нем.

Слово ЭКОНОМИЯ когда-то и означало "искусство управлять домашним хозяйством". Оно происходит от греческих слов эйкос (дом) и номос (правило). Это слово придумал древнегреческий философ Ксенофонт.

От другого греческого слова – полис (государство) – Аристотель, тоже философ Древней Греции, образовал слово ПОЛИТИКА. Так назвал он науку о государственном устройстве.

Вот и получилось, что, когда однажды понадобилось найти название для книги об управлении хозяйством целой страны, француз Антуан де Монкретьен, живший в XVII столетии, придумал название ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ. Страна представлялась ему большим общим домом (или поместьем), государь – хозяином этого дома, а население – прислугой. В те времена экономическими делами страны обычно ведал королевский министр финансов. Он и был "экономкой", или "ключницей", в этом " доме"

В середине XVIII столетия великий шотландец Адам Смит размышлял о том, что никакое правительство не может сделать народ богатым, если смотреть на жителей страны только как на служащих в большом поместье, работающих по указке. Он понял, что каждому человеку нужно позволить свободно выбирать себе занятие и место жительства. Чтобы всякий мог изготовлять, что он желает, торговать тем, чем желает, и с кем хочет, сам мог договариваться с покупателем о цене, сам покупать, у кого сочтет нужным.

Смит говорил, что в самой природе все устроено так, чтобы люди могли жить в материальном достатке. Если каждый будет трудиться сам для себя (только честно – без обмана, воровства и насилия), тогда весь народ будет становиться богаче. Адам Смит был против того, чтобы государство держало в своих руках всю хозяйственную деятельность населения. Поэтому он не назвал свое учение "политической экономией". Свою главную книгу он озаглавил так: "Исследование о природе и причинах богатства народов". Запомним это название, каждое слово из которого очень много в себе содержит.

Тогда науки назывались не так, как сегодня. Точнее говоря, название было одно: философия. То, что мы теперь называем естественными науками, тогда называли "натуральной философией" (а корень один и тот же: натура, естество, т. е. природа). Исаак Ньютон так и назвал свой труд по физике и астрономии: "Математические начала натуральной философии". Если же предметом изучения были такие вещи, как законы человеческого общежития (этика, юриспруденция) и различные вопросы жизни общества (история, хозяйство, социология), то наука называлась "нравственной философией"[1]1
  Вы спросите: а медицина или, скажем, алхимия – в какую «философию» входили такие науки? Но дело в том, что подобные занятия тогда не считались наукой, их называли «искусствами».


[Закрыть].

В те времена экономические знания людей еще не были соединены в общую науку. Одни размышляли о государственном хозяйстве, другие – о торговле, третьи – как вести выгодное земледелие, четвертые – о налогах, пятые – о деньгах. Тогда еще никто никого не обучал экономическим знаниям. Люди еще не чувствовали, что есть общие законы, которым подчиняются и торговля, и сельское хозяйство, и промысловая деятельность, и налоговые вопросы, и денежное обращение.

Первыми в истории студентами, которые изучали экономическую науку, были, возможно, те молодые люди, кому посчастливилось слушать лекции Адама Смита в университете города Глазго (среди этих студентов были Семен Десницкий из Нежина и Иван Третьяков из Твери, направленные учиться в Британию правительством Екатерины II). Один из разделов лекционного курса Смита носил название "целесообразность". В нем лектор рассказывал о том, как люди занимаются хозяйствованием (производство), как они обмениваются товарами (торговля), как создается богатство человека и целого народа и т. д.

Адам Смит понял, что все разрозненные экономические знания – это как бы кирпичики или блоки, из которых можно построить замечательный храм. Одно можно положить внизу как фундамент, другое будет выполнять роль колонн, а третье может украсить купол.

Но Смит не был просто собирателем чужих знаний. С самого начала он уже мысленно видел очертания здания в целом. Когда он начал возводить храм экономической науки, обнаружилось, что каких-то частей не хватает, какие-то не совсем подходят к своему месту, какие-то вовсе не годятся. Он сам все рассортировал, доделал, переделал, подгоняя одно, выбрасывая другое и заново изготовляя третье – так, чтобы из кусочков сложилось целое.

Конечно, он не довел постройку до конца (это вообще невозможно). Но благодаря Адаму Смиту его последователи уже не создавали разрозненных блоков, а продолжали строить, перестраивать, отделывать и украшать единое здание, хотя и с разных его сторон.

Уже в начале XIX в. швейцарец Симон де Сисмонди и француз Жан Батист Сэй (оба учились по книге Смита) назвали эту единую науку прежним именем – ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ.

Какие они все разные!

Хозяйством люди занимались и занимаются всегда и повсюду. И всегда были те, кто задумывался о выгодном и невыгодном, правильном и неправильном, о богатстве и бедности… Их взгляды, суждения, мысли – это то, что предстоит рассмотреть нам на страницах настоящей книги. Что за люди они были? Как они жили? Чем занимались? Как они выглядели, наконец? Взглянуть бы на них хоть мельком, увидеть их лица, услышать голоса… Но где найти нам такое волшебное стекло?

Есть, оказывается, такой магический кристалл. Это историческая наука. Через воспоминания участников давних событий, через свидетельства очевидцев и летописцев, через "преданья старины глубокой" вглядывается историк в прошлое и различает сквозь мглу времен образы людей и событий. Иногда эти образы отчетливы, как на экране телевизора, иногда – туманны и расплывчаты… но тут подключается наше воображение…

…Глухая жаркая пустыня. Кругом на сотни километров ни жилья, ни ручейка, ни деревца. Только земля под ногами и небо над головой. Серо-бурая земля и ослепительно синее небо. У подножья высокой скалы столпился народ. На скале – крепкий жилистый старик с большой бородой. Это Моисей. Держа в руках две каменные доски, он громко провозглашает написанные на них повеления Бога. Прислушаемся:

– …Не убивай!…Не воруй!…Соблюдай субботу! Шесть дней трудись, а в седьмой не делай никакой работы – ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец в доме твоем…

Десять заповедей, которые Творец неба и земли дал небольшому затерянному в пустыне народу три тысячи лет назад, явились основой основ всей современной цивилизации. Сам Хозяин Вселенной, нашей планеты и всякой жизни на ней провозгласил – что? Неприкосновенность человеческой жизни. Неприкосновенность собственности. Обязательный день отдыха после шести дней труда, даже для рабов и домашней скотины.

Несложно понять, что в жизни многие из этих правил выполнялись плохо или нарушались. Иначе на земле давно уже наступил бы "золотой век"…

…На базарной площади толпа окружила человека в бараньей шкуре. Это древнееврейский пророк Амос. Что он говорит?

– …Вы, жирные быки, притесняющие бедных, обижающие нищих!.. И вы, берущие взятки в суде, чтобы отнять у бедного и дать богатому! Бог покарает вас за неправду!..

А вот другой пророк, Исайя:

– Горе вам, прибавляющие дом к дому и поле к полю, так что другим не остается места на земле!..

Пророки обличали злые дела людей как нарушение Божественных заповедей. В те времена экономические и социальные вопросы были частью всеобъемлющей религиозной мысли.

…Суровый ландшафт древней Иудеи сменяется цветущим садом Эллады. По дорожке между кустами, огибая беломраморную статую нимфы, неспешно движутся два человека в легких туниках. Один уже пожилой, борода седая, но осанка прямая и походка легкая.

– Друг мой, – говорит он, – все зло и все пороки людские происходят из стремления людей к обогащению. И стремление это неистребимо, покуда каждый живет только для себя, хочет владеть чем-то, принадлежащим только ему, чтобы торговать и наживаться. Где торговля, там обман. Я думаю, что в идеальном государстве земля и все имущество должны быть общими. Каждый будет работать на все общество. Общество будет выделять ему необходимое для безбедной жизни. И все будут счастливы.

– Но ведь общество состоит из людей, о учитель, – возражает молодой его спутник, – отчего же множество людей можно ставить выше одной личности? Все люди различны. Не лучше ли раздать землю всем желающим? Я думаю, торговля возникает не просто из-за жажды наживы. У одного есть лишние сандалии, но нет хлеба. У другого есть избыток хлеба, но нет обуви. Взаимная потребность побуждает их вступить в обмен своими товарами. И если работу одного приравнять к работе другого, например две пары сандалий за одну меру зерна, то обмен может быть справедливым для обоих…

Это античные философы Платон и Аристотель. Один впервые продумал и описал устройство идеального коммунистического общества. Другой впервые высказал принцип справедливого (эквивалентного) обмена. Их спор о наилучшем общественном устройстве человечество продолжает до сих пор.

Новая картинка. Человек в рваном хитоне, изможденный и усталый от постоянных разъездов и недосыпания, что-то втолковывает почтительно внимающей ему кучке людей.

– Мы были у вас, – говорит он тихим и очень проникновенным голосом, – но занимались трудом и работою, чтобы не обременить кого-либо из вас Ибо завещевали вам сие: если кто не хочет трудиться, то и не ешь!

Это апостол христианства Павел. В античном обществе труд выполнялся рабами и потому считался занятием, недостойным свободного человека. Христианство провозгласило труд почетной деятельностью. Бог дает некоторым людям богатство, учили христианские богословы, чтобы эти люди могли одаривать нищих.

…А это что за толстячок в сутане с огромным пергаментным томом под мышкой? Это знаменитый Фома Аквинский (XIII в.). В своей книге Всеобщая теология, написанной на латыни, он уделил много места хозяйственным вопросам с точки зрения христианского учения о справедливости…

…В это же время в другом месте мы видим скопление яростно спорящих монахов. У одних ризы из дорогого тонкого сукна, нагрудные кресты из золота, пояса с дорогим шитьем. Это церковные чины. Другие одеты в простую серую дерюгу и подпоясаны веревкой, но больше силы в их глазах, больше страсти в речах. Это последователи Франциска из города Ассизи. Что они хотят?

Они напоминают, что Иисус не имел никакого имущества, а церковь занимается накоплением богатств, забывая, что если у одного много, то у другого нет ничего.

– Всякий собственник или вор, или сын вора, – слышен зычный голос Цезария из Гейстербаха. Споры о собственности не утихают и до сегодняшних дней…

…А за спинами францисканцев видны толпы совсем уж диковинных монахов. Полуголые, кто с алебардой, кто с винным бурдюком. Постойте, среди них, кажется, и женщины есть? Точно, вон они, тоже полуголые и нетрезвые”. Это патарены ("оборванцы"). Они грабят богатых и сжигают монастыри. У них установлена полная общность имущества. Патарены были первыми практическими коммунистами Европы.

..Еще сутаны и клобуки. Вот неистовый священник Джироламо Савонарола проклинает с амвона богатство и излишества. Это XV в., Флоренция:

– Вы, с такой роскошью вырядившаяся молодежь, что будто хотите перещеголять женщин, бросьте эти тряпки!

Ему сочувствуют многие, в числе которых и Микеланджело Буонарроти. Вскоре богатей Медичи будут изгнаны из города. Савонарола станет правителем Он установит налог на богатых в пользу бедных, провозгласит право на труд, запретит азартные игры. Потом по указу папы римского его сожгут на костре как еретика.

…1517 год Германия. Город Виттенберг, знаменитый своим университетом (когда-то здесь учился, между прочим, датский принц Гамлет со своим однокашником Горацио). Раннее утро. УЗКИМИ полутемными улочками бюргеры с женами и детьми пробираются к соборной площади. Там, у входа в собор, образовалось скопление людей. Почему-то никто не идет внутрь. Что тут происходит? К дверям церкви прибит большой свиток пергамента, Стоящие ближе читают вслух. Растущая толпа встречает каждую фразу сдержанным гулом одобрения…

Это 95 тезисов против продажи индульгенций[2]2
  Индульгенция (“снисхождение”, “прощение”) – кусочек пергамента, удостоверяющий, что его владельцу церковь простила (“отпустила”) грехи. На исходе средних веков торговля индульгенциями была превращена католической церковью в регулярный источник дохода.


[Закрыть]. Написал их и прибил к дверям отважный монах Мартин Лютер, не убоявшийся проклятий папы и суда инквизиции.

А было так. Дня за два до того профессор богословия Лютер возвращался домой из университета. Навстречу ему попалась открытая карета, в которой дружески беседовали два известных всему городу человека. Значит, это правда? Слухи, которые шли по всему городу, получили зримое подтверждение. Гнев вспыхнул в душе сурового монаха. Один из пассажиров встреченной кареты недавно был избран архиепископом Майнцским. Шептались, что деньги на покупку голосов дал ему этот нечестивый финансист Фуггер в обмен на будущие доходы от продажи индульгенций. Вон как они смеются, прямо друзья закадычные… Негодующий Лютер поспешил к своей келье.

Народ пойдет за ним, и Лютер станет основателем новой церкви – лютеранства. Он будет учить, что каждый торговец в своей лавке служит Богу ничуть не хуже монаха, если ведет дело честно и не разбазаривает дохода.

…1541 год. Женева. Священник Жан Кальвин (сторонник Лютера) объясняет прихожанам, что собственность священна. Она принадлежит Богу, который доверяет ее человеку. Поэтому даже сам владелец богатства не имеет права транжирить его на роскошь и пустые забавы, он должен беречь каждую копейку, каждый гвоздь.

А в эти же годы в Англии королевский министр Томас Мор пишет книгу о воображаемой стране, где трудиться обязаны все, но нет ни частной собственности, ни торговли, ни денег. Все плоды труда свозятся в общие склады, откуда каждый берет все, что ему нужно по потребности. Эту коммунистическую страну Мор назвал Утопией[3]3
  От греческого слова «топос» (место). Приставка "у" означает «нет». Все вместе получается: место, которого нет.


[Закрыть]. Честный и мужественный человек, Мор впоследствии откажется признать короля главой церкви и закончит свою жизнь под топором палача.

Начало XVII в. Опять Италия. Неаполь. И опять монах. Он в тюрьме, куда посажен за освободительную борьбу против испанского господства. Ему предстоит пробыть здесь 26 лет. Его зовут Томмазо Кампанелла. В темной, сырой, зловонной камере, сидя на соломе, не видя дневного света, он пишет книгу "Город Солнца". Это еще одна коммунистическая утопия. У жителей Города Солнца все общее: труд, имущество, жены, дети. Живут они в общежитиях. Каждый занят тем, что ему нравится, рабочий день длится 4 часа. Всем всего хватает, все добры, счастливы и веселы.

В это же время в этой же тюрьме сидит еще один узник по имени Антонио Серра. Его обвиняют в подделке золотых монет. И он тоже пишет книгу. Но не про идеальное общественное устройство. Его тема звучит в названии книги: "Краткий трактат о средствах снабдить в изобилии золотом и серебром королевство, лишенное рудников драгоценных металлов". Он говорит, что не нужно запрещать вывоз из страны драгоценных металлов, это бессмысленно. Лучше развивать промышленность и торговать ее изделиями с другими странами. Тогда иностранцы сами отдадут стране нужные ей серебро и золото.

Весь XVII в. заполнен трактатами о том, как отдельная страна может обогатиться, торгуя с другими странами. То было время освоения морских путей в Индию и Америку. Время создания всемирного торгового рынка и колониальных империй. Центральной фигурой в экономической жизни становится купец, по-итальянски – мерканте. Поэтому тех, кто писал в это время на экономические темы, впоследствии назвали меркантилистами.

То были купцы, промышленники, служащие торговых компаний, чиновники и авантюристы. Торговлю они знали не по книгам, а по собственному опыту. И все давали свои советы королям, как лучше вести торговую политику, устанавливать цены, пошлины, налоги, монополии, чтобы страна скорее богатела. Такими "меркантилистами" были и Серра, и уже известный нам Монкретьен, и еще многие-многие.

Над ними возвышается яркая фигура англичанина Уильяма Петти. Сын сукнодела, он в юности был моряком, затем стал слушателем иезуитского коллежа во Франции, где изучил медицину. Был врачом, чертежником карт, ювелиром, затем университетским профессором, землемером и картографом всей Ирландии (где весьма обогатился на торговле земельными участками). Получил дворянство титул. Труд – отец богатства, а земля – его мать, – говорил Петти. Он очень много сделал для развития экономической мысли и сам открыл много нового. Его книги восхищают смелостью мысли, ярким слогом и остроумием. Рассказывают, как однажды пожилой уже и почти ослепший Петти был вызван на дуэль.

Воспользовавшись правом выбора оружия, он предложил провести дуэль на топорах в темной комнате; дуэль не состоялась, потому что вызывавший не принял условий…

Личностью совсем другого рода был степенный окружной судья из Франции Пьер Буагильбер… Он писал, что правительство не должно заниматься ценами и охранять торговые привилегии. Ведь Бог так мудро все устроил, что всем людям должно хватить средств для жизни. Пускай предприниматели конкурируют между собой и сами договариваются о цене и прочем. Страна только выиграет.

С Буагильбером мы вступаем в XVIII в. Постепенно умные люди стали приходить к выводу, что есть определенные экономические законы, подобные законам природы. Поэтому, мол, всякое вмешательство государственной власти в экономику чаще всего вредно. Пусть природа все делает сама. Особенно сильно эту идею отстаивали во Франции.

Франсуа Кенэ даже нарисовал схему, которая показывает, каким образом все продукты труда в стране сами находят своих покупателей и обмениваются на доходы. Эту схему он назвал "Экономической таблицей". Мысль Кенэ оказалась настолько глубокой, что даже в XX в. ее используют в практических расчетах для определения того, сколько каких продуктов лучше всего производить данной стране и сколько каких ресурсов (труда, сырья, машин) лучше всего направлять в различные отрасли хозяйства (расчеты межотраслевого баланса).

Вокруг Кенэ сформировался кружок мыслителей, которые называли себя необычным словом – ЭКОНОМИСТЫ. Это были в основном вольномыслящие дворяне. Они доказывали, что источником богатства народа является земля. Если сравнить расходы, которых требует земледелие, и доходы, которые оно приносит, то всегда остается чистый избыток дохода. Этот избыток порождается плодородной силой земли и попадает в руки землевладельцев. Поэтому все налоги в стране нужно заменить одним-единственным налогом – на землю.

Рядом с маленьким, щуплым Кенэ мы видим высокую статную фигуру Жака Тюрго – чиновника, затем министра финансов и притом выдающегося мыслителя. Тюрго написал книгу о том, как создаются и распределяются богатства. Он высказал много глубоких мыслей, которые вспоминали экономисты и в XIX, и в XX столетиях.

В 1766 г. Адам Смит попал в Париж и познакомился с Кенэ и Тюрго. Школа "экономистов" была тогда в самом расцвете. Но к ним из Британии приехал не ученик, а собрат-единомышленник. К этому времени сам Смит уже был глубоко убежден в необходимости экономической свободы и в существовании естественного (природного) порядка вещей. Вспомним, что слово ПРИРОДА вошло в название его великой книги.

Сегодня трудно даже вообразить, как зачитывались трудом Смита образованные люди в конце XVIII – начале XIX столетия. У многих он был просто настольной книгой. Она владела умами и рождала новые мысли.

И вот сценка. В одной из парижских квартир идет молодежная вечеринка. Собственно, вечер уже кончается, вино выпито, веселые молодые люди собираются расходиться по домам. Внезапно один из них, осененный свежей мыслью, начинает бить пустые бутылки, приговаривая: "Поможем нашей промышленности!" С хохотом компания выкатывается на улицу.