Текст книги "Несомненная реальность"

Автор книги: Евгений Лотош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)

Поймите, ваша страна сейчас находится в очень опасном положении. Я историк по образованию и прекрасно вижу параллели между нашей и нашей историей. У нас было две революции. Первую хотя и с трудом, ценой десятков тысяч жизней, но империя задавила. Вторую – уже не смогла. А началось все именно с этого – волнений в крупных городах. Вы монархист, готовы отдать жизнь за государя императора, так неужто в ваших интересах позволить ему погибнуть?

– Две революции… – Зубатов непонятно хмыкнул. – Расскажите подробнее.

– Подробно выйдет слишком долго. Не для нынешней ночи тема, – Олег пошевелил пальцами в воздухе. – Если коротко, то в один прекрасный день в промышленных городах начались волнения рабочих. Демонстрации, митинги, разграбления винных лавок… Полиция оказалась бессильна. Войска расстреляли несколько демонстраций, но это лишь подлило масла в огонь. Беспорядки превратились в открытые бунты, часть войск перешла на сторону восставших. Мокола… столица вообще погрузилась в полных хаос, правительство бежало. Железные дороги встали, поэтому переброска войск из провинций оказалась весьма затрудненной. Император и часть министров укрылись в Минеринской резиденции… это в полусотне километров от столицы, и полностью утратили контроль за ситуацией. Торговцы припрятали товары, и в городах начался едва ли не голод…

– А Первая революция?

– Это и есть Первая революция. В конце концов каким-то образом правительственные войска все же взяли верх. Учебники и монографии невнятны, в архивах я, студент, разумеется, не копался, но там и сям упоминались фамилии нескольких генералов и чиновников, которые, судя по всему, оказались достаточно компетентными, чтобы перехватить бесхозные вожжи и разгромить революционные отряды. Видимо, империю спасло еще и то, что доля рабочих в населении не превышала тридцати процентов, а крестьяне бунты в основном не поддержали. В общем, еще года два ситуация постепенно успокаивалась, но тут Ростания внезапно оказалась втянутой в полномасштабную войну с Сахарой. На пустом месте втянутой. Нельзя сказать, что мы с ней дружили – соперничество за колонии, на нервы друг другу действовали маневрами у границы, все такое. Но и к войне не готовились. И вдруг в течение нескольких недель – кризис Перешейка, боевая готовность в войсках, мобилизация и – ба-бах! – война. Три года воевали, около ста тысяч человек в позиционных боях положили, экономика на военных рельсах – и тут снова восстания рабочих по всей стране. Последнее, что успело сделать имперское правительство, это заключить с Сахарой мир. Через неделю вместо него заправляло уже правительство Народной справедливости. Вот, примерно так.

– А что за Перешеек? – казалось, мысли Зубатова витали где-то далеко.

– В вашей географии это примерно район Аравийского полуострова, если я правильно запомнил название. Палестина, да? Относительно узкая полоса суши, соединяющая два континента. Население исторически не любило ни Ростанию, ни Сахару. Обе сверхдержавы столетиями с переменным успехом пытались втянуть Перешеек в свою сферу влияния… да и сегодня пытаются. Формально Перешеек сейчас в союзе с Ростанией, фактически – сам по себе. Буферная зона. Самое главное в том, что историки до сих пор гадают, в чем же причина той войны. Формальные требования Сахары об отводе ростанийских войск от границы Перешейка давным-давно предъявлялись регулярно, но никто никогда не воспринимал их всерьез. А во время кризиса все правительства словно с ума посходили…

– Интересно, – Зубатов побарабанил пальцами по столу. – Но у нас все же немного иначе. Точных цифр у меня нет, но, полагаю, рабочих от населения у нас около пяти процентов. Очень сильно удивлюсь, если больше десяти. Даже если все разом взбунтуются, сомнительно, что смогут опрокинуть государство. Сельская у нас страна, Олег Захарович, аграрная. Крестьянские бунты куда опаснее пролетарских.

К счастью, одна из двух наиболее опасных подпольных организаций – социал-демократов – сосредоточилась исключительно на городских рабочих, да и вторая, социалисты-революционеры, тоже как-то от деревни отдалилась в последнее время, все больше в городах терроризмом занимается. Так что деревенские бунты стихийны, неорганизованны и, в общем-то, легко подавляются.

– Как у вас говорят, не стоит ждать, пока жареный петух клюнет, – хмыкнул Олег.

– Атмосфера у вас в точности та же, что и у нас перед первой революцией.

Учитывая, что международная политическая ситуация здесь… так скажем, много богаче нашей, даже небольшая внутренняя нестабильность может привести для Российской империи к серьезным проблемам на мировой арене, а потом, по принципу обратного резонанса, усилить проблемы внутренние. Япония, которой вы проиграли войну, как я понимаю, относительно небольшая страна. А представьте, что в войну вступят ваши западные соседи?

– Небольшая-то небольшая, да только по территории, не по населению. А насчет Запада – у нас хватает союзников в Европе… – без особой уверенности в голосе заявил Зубатов.

– Ой, да бросьте, Сергей Васильевич, – поморщился Олег. – В политике нет друзей или врагов. Даже у нас, где с Ростанией и Сахарой ссориться опасно для здоровья, страны-сателлиты постоянно занимаются политическими интригами. А уж у вас с вашими десятками крупных государств наверняка все во много раз хуже. И ваше имперское правительство, судя по газетам, я пока что не могу упрекнуть в излишней честности и компетентности. В общем, я хочу попытаться кое-что сделать.

Многого не обещаю, опыт политического руководства у меня куцый, подковерных игр – и того меньший, но попытка не пытка. И обещаю – ничего с вашей драгоценной монархией не случится.

– Змея-искусителя у вас в роду ненароком не было? – усмехнулся Зубатов. – Что именно вы хотите сделать?

– Вот это уже разговор! – одобрил Олег. – Вчерашняя экскурсия по заводу оказалась весьма полезной. Я составил себе предварительное представление об уровне вашей технологии. Признаться, я мечтал пройтись по цехам этаким пророком, небрежно тыкая пальцем в недостатки и делясь откровениями, от которых у всех челюсти отвисают. Не вышло. Не мне, гуманитарию, вашим технарям указывать, как шестеренки точить, в этом они мне фору в сто очков дадут, пусть даже я и не совсем профан по технической части. Что я могу сделать реально, так это поделиться концепциями. Но мне потребуются хорошие инженеры, способные понять мой детский лепет и довести его до железного воплощения. Мне потребуются исследователи и в других областях – в органической химии, например. Концепция пластических масс у меня в голове еще в школе застряла, но создавать технологию их производства придется с нуля. Антибиотики, опять же, вертолеты-геликоптеры…

Он встал и принялся расхаживать по комнате, загибая пальцы.

– Нужно, во-первых, обзавестись производственной базой. Вероятно, в виде уже существующих заводов и мастерских. Заводы и мастерские эти, во-вторых, должны быть свободны от революционных настроений – делать мне больше нечего, кроме как бунтующих работяг успокаивать! Добиться этого можно только человеческими условиями труда и нормальной зарплатой. Разумеется, Охранное отделение не сможет эту зарплату выплачивать, следовательно, это должны делать владельцы завода.

Отсюда, в-третьих, мне потребуется авторитет Охранного отделения, а еще лучше – какого-нибудь более нейтрального ведомства, чтобы убедить владельцев провести экспериментальные реформы. Впоследствии, когда владельцы убедятся в росте своих прибылей, нужда во внеэкономических факторах принуждения отпадет, так что ведомство может быть и фиктивным. Охранное отделение, полагаю, вполне способно сфабриковать соответствующие печати и официальные бланки.

Он остановился и на секунду задумался.

– Что еще? Ах, да. В-четвертых, мне потребуется сотрудничество университетского профессорского состава. Кроме того, неплохо бы подобрать с десяток способных студентов разных специальностей, с тем, чтобы вырастить из них нужных специалистов. Поэтому обеспечьте мне доступ к личным делам и оперативным материалам по персоналу математического, химического, физического, а заодно и исторического факультетов МГУ или их аналогов…

– К каким еще личным делам? – удивился Зубатов. – У нас дела, извините, только на тех, кто в разработке. Что-то ни одного неблагонадежного профессора я вот так сходу и не припомню. Студенты – да, таких достаточно, но преподаватели – люди солидные…

Олег ошарашенно посмотрел на него.

– Вы хотите сказать, – медленно произнес он, – что вы не ведете превентивный сбор материала? Извините за то, что лезу не в свое дело, Сергей Васильевич, но это серьезное упущение в деятельности вашего ведомства. Необходимо иметь хотя бы базовые сведения о всех заметных доцентах, профессорах и преподавателях, имеющих возможность формировать мировоззрение молодежи. Не говоря уж о постоянном отслеживании настроений в студенческой среде. Ладно, это тема для отдельного разговора. Выкрутимся и без личных дел. Ну и, наконец, мне потребуется прикрытие с вашей стороны. Учитывая расхлябанность и бардак в вашей государственной машине, особенно стараться не придется. Меня больше волнуют революционные пропагандисты и иностранные шпионы, но здесь уже, видимо, придется придумывать что-то самому.

– Ну, как раз с пропагандистами-то я вам помочь смогу… – Зубатов задумчиво сложил ладони перед собой, но тут же встряхнулся и фыркнул: – То есть, смог бы помочь, если бы решил помогать вам в этой безумной авантюре. Скажите, чего же вы хотите добиться в конечном итоге?

– Сложный вопрос, – улыбнулся Олег. – Может быть, мне удастся продемонстрировать вашим заводчикам, как нужно правильно вести дела с рабочими. Может быть, технологии, которые ваши инженеры разработают с моей помощью, что-то улучшат в вашем мире. Пока не знаю. Но у меня чувство, что стоит только взяться как следует, а уж результаты будут. У меня, знаете ли, талант – ловить рыбку в мутной воде. В прошлой жизни развернуться этому таланту было особенно негде, но здесь…

Зубатов молча смотрел на него, что-то прикидывая. Потом медленно кивнул.

– Видите ли, Олег Захарович, – задумчиво произнес он, – вчера я уже объяснил, почему не намерен вам помогать. И я продолжаю придерживаться того же мнения – серьезной помощи от меня вы не получите. Однако же и мешать вам я не намерен… пока. Проблема, однако ж, в том, что я не могу вынести никакого суждения о степени вашей компетенции в тонких научных материях. Не специалист, мягко говоря. И привлечь кого-то сложно – недолюбливает интеллигенция Охранное отделение. Так что действовать вам придется самостоятельно. Попробуйте для начала убедить каких-нибудь ученых в том, что можете сказать что-то умное.

Выгорит дело – подумаем о способах поддержки. Дерзайте.

Он прошелся по комнате.

– Однако же – два условия.

– Слушаю вас.

– Условие первое – вы абсолютно честны со мной. Доводите до моего сведения каждую деталь, держите в курсе всех своих дел. Условие второе – если я говорю "стоп", вы немедленно прекращаете свою деятельность, частично или полностью.

Согласны?

– А у меня есть выбор? – Олег спокойно посмотрел директору Охранки в глаза. – С чисто практической точки зрения я здесь все еще – слепой котенок. Куда я без вас, сами подумайте? Обещаю, что всегда буду принимать ваши советы так близко к сердцу, как это возможно. Надеюсь лишь, что стоп-сигнал вы без действительной нужды выбрасывать не станете.

– Уж постараюсь, – холодно улыбнулся Зубатов. – Итак, с чего же вы намерены начать? У вас уже есть какой-то план? Или так… абстрактные прожекты?

– Нужно лично пообщаться с Гакенталем – вчера он, к сожалению, отсутствовал на заводе. Он кажется мне весьма перспективной фигурой. Хорошо понимает механическое дело – золотые медали на выставках заводам просто так не дают, увлечен своей работой и не слишком гнобит рабочих, судя по моим вчерашним впечатлениям. Далее, мне потребуется список высших и средних учебных заведений Москвы. Надеюсь, Михаил справится. Наконец, Оксана…

– А при чем здесь Оксана? – насторожился директор.

– При том, что она попалась мне явно не случайно. Почему-то я перестал верить в совпадения. Зачем она здесь, я и намерен выяснить, если получится. Не забудьте, кстати, о своем намерении разослать телеграммы по отделениям. И хоть вы и не хотите мне пока помогать, бумага, удостоверяющая мою принадлежность к Департаменту технического надзора Московской городской управы, мне все же потребуется. Если что – вы здесь ни при чем, я ее на улице нашел.

– Хорошо. Бумагу мы сделаем. Однако… Что с вами, Олег Захарович?!

Комната каруселью поплыла вокруг Олега. Столешница выскользнула из-под ладоней и улетела куда-то к потолку. В глазах потемнело. Твердые руки взяли его за плечи, и он ухватился за них, как за последнюю надежду. К горлу подкатила тошнота.

– Что с вами, Олег Захарович? – голос Зубатова прорывался словно сквозь вату. – Послать за доктором?

Комната совершила еще один кульбит вокруг Олега и медленно и неохотно приняла правильное положение. Сердце колотилось, словно муха о стекло.

– Кажется, уже все, – с трудом произнес он, разжимая свои пальцы на запястьях Зубатов. – Видимо, бессонная ночь. Или последствия вчерашнего переутомления.

Простите.

– Вы бы поаккуратнее со своим здоровьем, – неодобрительно произнес директор, отпуская Олега. – Какой-то вы бледный сегодня. Вам бы в постель да вздремнуть как следует.

– В постели Оксана, – вяло улыбнулся тот. – Боюсь, она меня неправильно поймет.

Не беспокойтесь, я попрошу у квартирного хозяина организовать здесь, в кабинете, еще какую-нибудь койку. Хорошо, что изначально двухкомнатную квартиру снял.

Давайте, однако, вернемся к нашему разговору…

Когда за Зубатовым закрылась дверь, а под окнами прогрохотали колеса пролетки, Олег приоткрыл дверь в смежную комнату и посмотрел на Оксану. Девушка не спала.

Она лежала неподвижно, открытые глаза уставлены в потолок. Услышав скрип петель, она медленно повернула голову и уставилась на Олега.

– Доброе утро, красавица, – мягко улыбнулся он, широко раскрывая дверь и входя в спальню. – Как спалось?

– Я в тюрьме? – хрипло спросила девушка. – Что вы со мной делаете? У меня бред…

– Вы не в тюрьме, – Олег прикоснулся к ее лбу, пытаясь определить температуру.

Вроде бы жар спал, хотя кожу усыпали мелкие бисеринки пота. – Что же до бреда, то это интересный оккультный и теологический вопрос. Погодите, сейчас позову Варю, она организует бульон. Доктор сказал, что вам пока твердое есть…

– Погодите! – Оксана выпростала из-под одеяла руку и протянула ее к Олегу. Худое запястье, казалось, просвечивало насквозь. – Возьмите меня за руку!

Олег удивленно взял ее кисть в свои ладони.

– Что-то не так? – осведомился он.

– Не знаю… Вы ведь Народный Председатель? Олег Захарович Кислицын?

Олег громко хмыкнул.

– Одно время я был в этом уверен. Сейчас – уже нет. Впрочем, ваше появление многое меняет.

– Если… если вы Нарпред… ой, простите, Народный Председатель, то… я арестована? И другие тоже? Но мы же честно ничего плохого не делали! – ее пальцы стиснули руку Олега с неожиданной силой. – Мы же только собирались… слушали музыку… мы ничего плохого не замышляли! Я правду говорю!..

– Ти-хо! – раздельно сказал Олег. Оксана покорно замолчала, глядя на него огромными сухими глазами. Не красавица, но личико кажется вполне милым… если бы скулы так не выпирали сквозь кожу. Сколько же она голодала? – Оксана, прошу вас, не беспокойтесь ни о чем. Вы не под арестом. Все куда… – Проще? Лучше?

Ага, щаз. Все куда лучше, девушка, вы в неизвестно каком мире и, вероятно, никогда не вернетесь домой, так что ни о чем не беспокойтесь. Следил бы уж за языком, дубина. – В общем, пока вам не о чем беспокоиться, – закончил он. – Вы вне опасности, ничего плохого больше не случится. Ни о чем не думайте, вам нужно восстанавливать силы.

Девушка едва заметно кивнула, ее глаза закрылись. Пальцы разжались, худая рука выскользнула из олеговых ладоней и бессильно свесилась к полу. Олег аккуратно положил ее поверх одеяла и ласково погладил иссиня-черные волосы.

– Схожу за бульоном, – на всякий случай сказал он, повернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Интересно, о каких других она говорила?

15 сентября 1583 г. Мокола

– Спасибо, Дмитрий Рафович, на этом все, – Бегемот кивнул, отпуская подчиненного. Подполковник Полозков кивнул в ответ, по-военному четко повернулся и вышел.

– Умница парень, – задумчиво проговорил Шварцман. – Не голова – золото. А ведь из какого зачуханного гарнизона я его вытащил в свое время… Молодец, коллега, разбираешься в людях. Я перед… в общем, год назад все собирался представление на очередное звание отправить, да так и не собрался. Не до того оказалось.

– Ну, не мне, дилетанту, подвергать сомнению выбор старших опытных товарищей, – слегка язвительно пробормотал Павел. – Мы люди временные…

– Приятно видеть такую идиллию, – хмыкнул Олег, задумчиво перелистывая хрустящие страницы невзрачной серой папочки. – Старый мудрый наставник отечески наставляет молодого преемника. Давайте-ка, тезки дорогие, о деле поговорим.

– Давай, – беспечно откликнулся Бирон. – Я тут такого классного повара обнаружил… – Поймав негодующий взгляд Олега, он кисло улыбнулся. – Слушаю вас, господин Народный Председатель.

– Кончай паясничать, – поморщился Кислыцын. – У меня, к сведению, опять желудок болит, и спал я сегодня плохо. Сны какие-то дурацкие… Так что не до шуточек мне. А хочу я довести до вашего сведения, господа, что мы в глубокой жопе.

– Это не новость, – бывший начальник канцелярии поудобнее устроил свою тушу в мягком плюшевом кресле. – Мне это давно известно, даром что я на Листвянских дачах под охраной сидел. Впрочем, для нашего народного хозяйства в последние лет пять это нормальное состояние. Что конкретно не так сейчас?

– Конкретно сейчас, Павел Семенович, вот эта папочка, – Олег с отвращением швырнул означенный предмет на стол. – Это вам. Ознакомьтесь на досуге, как время будет. Пашка уже в курсе… в курсе, Бегемотина?

– Ну, листал вчера, – Бирон пожал плечами. – Только Полозков сегодня утром что-то еще строчил на машинке, что – не видел. Не до того было. Скажи словами, если не трудно.

– Деятель… – с отвращением фыркнул Олег. – Ладно, чтобы у всех было в голове одно и то же, озвучу вслух. Итак, проект "Голубое пламя" корпорацией "Зилания" успешно завершен, о чем официально заявлено вчера вечером на пресс-конференции в присутствии всем нам известного господина Мио Матанбы, министра экономического развития Сахары. Новые автомобильные электрогенераторы с гибридным газо-бензиновым впрыском, к производству которых "Зилания" приступает с этого месяца, на тридцать процентов эффективнее и гораздо дешевле в эксплуатации, чем предыдущие модели. Сам Матанба после этого выступил с прочувствованной речью на предмет неисчислимых выгод, которые получит Сахара благодаря самоотверженной работе инженеров и исследований корпорации. Что для нас интереснее всего, так это сообщение о паритетном государственном финансировании строительства сети газовых заправок, начинающегося со следующего месяца в двенадцати крупнейших городах Сахары.

– Молодцы ребята, – одобрил Бирон, скучающе разглядывая ногти. – Не то, что наши умники…

– Молодцы, ничего не скажешь, – согласно кивнул Олег. – Однако с учетом того, что газом, в отличие от нефти, Сахара обеспечивает себя на семьдесят процентов, а также с учетом интенсивно ведущегося освоения месторождений газового конденсата на Южном шельфе, есть шанс, что нам небо с овчинку покажется. Вот то, что Полозков строчил, как ты выражаешься, сегодня утром. Сводка-прогноз потребления нашей нефти Сахарой в ближайшие пять лет. Ознакомься, будь добр.

Начальник канцелярии лениво взял лист бумаги и тупо уставился на него. Несколько секунд он смотрел на документ неподвижным взглядом. Внезапно он подобрался и со свистом втянул в себя воздух.

– Мать вашу за ногу… – пробормотал он. – Чтоб я сдох!

– Вот именно, – согласился Олег. – Сокращение на пятнадцать тире двадцать пять процентов.

Шварцман изумленно взглянул на него.

– Двадцать пять процентов? – прохрипел он. – Быть того не может. Ну-ка, дай сюда!

Наклонившись вперед, он почти вырвал из рук Бирона бумагу и впился в нее глазами. Его глаза забегали, впитывая информацию. Наконец он снова откинулся на спину кресла и аккуратно положил прогноз на стол.

– Да, Олег, – задумчиво проговорил он. – Хочется не поверить, да не получатся.

Уж полозковский-то отдел точно по-крупному ошибиться не мог. Сколько мы теряем?

– Примерно три миллиарда реалов в год. В пересчете на форинты по официальному курсу – пять миллиардов. По курсу черного рынка, соответственно, тридцать. То есть столько, сколько мы тратим на закупку твердой пшеницы. Разумеется, это произойдет не сразу, но мы не можем себе позволить потерять и форинта. Все расчеты на ближайшие годы строились на неизменности, а то и на увеличении объема валютных поступлений.

– А если учесть, что месторождения меди в Рукаде и алюминия в Караторе начинают эксплуатироваться в самое ближайшее время, то мы теряем кучу бабла еще и на экспорте металла, – Бирон причмокнул краем рта. – Да уж. Мы не просто в глубокой жопе, мы проваливаемся еще глубже.

Воцарилась глубокая тишина. Наконец Шварцман с глубоким вздохом проговорил:

– Несколько лет назад умники из Академии наук присылали Треморову доклад с похожими предупреждениями. Насчет разработки в Сахаре новых автогенераторов, разведки газовых месторождений и тому подобного. Я, признаться, счел его обычным наукообразным бредом. Н-да…

– "Н-да" – не то слово, – хмыкнул Народный Председатель. – Не "н-да", а "полная п…а", простите за скверный каламбур. Ну что, господа, есть у вас какие-то соображения, чем мы можем компенсировать сокращение валютных поступлений? Или где мы можем найти дешевое зерно? Боюсь, что когда после колбасы с сахаром в магазинах пропадет еще и хлеб, терпение народа кончится окончательно. Какое-то время мы сможем подавлять бунты с помощью войск, но это временная мера. Да и не хочется мне ее применять, если честно. А хочется мне плюнуть на все, залезть с головой под одеяло, свернуться клубочком и в таком виде дожидаться конца света, – он яростно потер заслезившиеся глаза. – Еще и врачи у нас натуральные убийцы.

Прописывают всякую снотворную гадость, так мало того, что не действует, еще и ходишь после нее, как мешком по голове стукнутый. Ну, так что? Будут варианты действий?

– От меня-то ты что хочешь? – осведомился Бегемот. – Я у тебя, типа, начальник политической полиции. Кого-то арестовать надо? Ткни пальцем, сделай милость, и дня на свободе не задержится. А для экономики у тебя целый Совмин есть.

– Канцелярия – в первую очередь аналитическая контора, – скривился Олег. – Заигрался ты в шпионов, Пашка. А тебе по должности положено мозгами шевелить.

Сам знаешь, какая от Совмина польза. Они сначала в ступор впадут, а потом начнут доказывать, что лажанулась канцелярия по полной программе. Что никакого серьезного сокращения валютных запасов не случится, и что мы вообще сами себя прокормить можем без проблем. Я еще весной Смитсону указывал, что надо посевы зерновых увеличивать. Так эта жирная скотина мне всю плешь проела, доказывая, что в этом году невозможно, а уж в следующем хоть в два раза увеличим. Ага, увеличим, как же…

– Ты, Олег, серьезную ошибку сделал, Смитсона сразу после выборов не убрав, – Шварцман побарабанил пальцами по подлокотнику. – Он дурак, свое поражение на выборах тебе не простит никогда. Если ты слетишь с трона, он только поаплодирует, да еще и подтолкнет в спину, чтобы летелось веселее. Почему ты его до сих пор не заменил?

– Заменишь его, как же, – вздохнул Олег. – Там, в Минсельпрозе, такая кодла сидит… Во Внутренних делах Голосупова посадил, так он до сих пор на грани балансирует. Управляемости – никакой, приказы на местах хорошо если игнорируются, а ведь и прямо саботируются. Помните, Павел Семенович, Хранители молодых ребят продвигали на внештатные должности? Как меня? Я приказал общакам всех разыскать, обеспечить охрану, хотел к делу пристроить. Так ведь почти все отказались после того, как несколько "несчастных случаев" произошло с летальным исходом. Пообщался я с одним парнем, так тот проговорился, что общаки его пугали. Приказал я Голосупову в его собственном ведомстве расследование провести – и что? Думаете, нашли, кто эти "случаи" организовывал, людей запугивал? Как бы не так! Кого-то из тех ребят к делу все-таки удалось приспособить, но остальные бросили дела и вернулись на старые должности или вообще профессию сменили.

Он обхватил руками голову и негромко застонал.

– Как мне не хватает людей, Павел Семенович! Как не хватает! Кажется, правую руку бы отдал за сотню честных, компетентных и не боящихся против сложившихся группировок идти! Так нет – выбирай два параметра из трех, хоть сдохни.

– Ты сам еще молод, пороху не нюхал, – усмехнулся Шварцман. – Потому и кажется тебе все страшным и непонятным. Вся эта министерская и комитетская сволочь прозрачна до тошноты. О себе они думают, а больше ни о чем. Пока был Хозяин, который мог просто от скуки по стенке размазать – держались в рамках. Как почувствовали слабину – распоясались. Нужно их в ежовые рукавицы взять как следует. Не отправь ты меня в ссылку тогда, после выборов…

– Тогда, после выборов, – сухо ответил Олег, – вы, Павел Семенович, были государственным преступником. По собственному почину, между прочим.

Шварцман хмыкнул.

– Давай не будем старое вспоминать. Что было, то прошло, я тебе уже все объяснил.

– Не о том речь, – отмахнулся Олег. – Сам знаю, что не время сейчас старые счеты сводить-вспоминать. Не пошли вы тогда убийцу – все по-другому сложилось бы. Но что случилось, то случилось. Сейчас я фактически не управляю страной. Чем дальше, тем больше она рассыпается на феодальные вотчины министерств и удельные наделы моих собственных Наместников. Министры же о нарастающем кризисе и знать ничего не хотят. Еще раз спрашиваю вас обоих – есть какие-то предложения по преодолению потенциального кризиса? Купить разработки нового движка с потрохами?

Взорвать заводы, на котором его намерены производить? Ликвидировать изобретателей?

Оба начальника канцелярии – и бывший, и нынешний – промолчали.

– Нет вариантов, понятно. Тогда, думаю, вы с большим пониманием примете то, что я намереваюсь предложить, – Олег напряженно выпрямился. – А намереваюсь я предложить небывалую в наших краях за последние полвека крамолу. Итак…

Он замолчал.

– Мы внимательно слушаем, молодой человек, – пробурчал, наконец, Шварцман. – Не стоит нагнетать.

– Я не нагнетаю, – вздохнул Народный Председатель. – Мне вдруг самому показалось, что бред это все. Ладно. В общем, господа, пришло время сворачивать с Пути народной справедливости.

Бегемот удивленно взглянул на него, приподняв бровь, потом порывисто встал, приблизился и заботливо пощупал лоб. Пожав плечами, вернулся на место.

– Жара нет, – сообщил он Шварцману. – Похоже, не бредит. И винищем не несет. Или это трава такая?

Олег насмешливо взглянул на него.

– Заботливый ты у меня, аж жуть, – хмыкнул он. – И что бы я без тебя делал? В общем, друзья, мне не до шуток. Мне совершенно не хочется войти в историю Нарпредом, при котором рухнула страна. Нужно раскочегарить нынешнюю машину народного хозяйства. И я вижу единственный способ это сделать: поступиться принципами.

– Ты это публике скажи, – вяло посоветовал Шварцман. – Если половина сходу тебе не заявит, что ты преступник против человечества, готов съесть собственное ухо.

Что именно ты собираешься делать?

– Смотрите сами. Сегодня рабочий на фабрике получает фиксированную зарплату плюс премии, если упирается рогом. Премии невелики, горбатиться ради них особого смысла нет, а возможность подработать сдельно есть далеко не у всех.

Следовательно, и упираются немногие. Остальные – убивают время. Дальше, главное у нас – план, а на качество всем наплевать. Отгрузили – забыли. Отсюда контроль за работничками никакой. Пашка, сколько, ты там говорил, процент брака?

– От десяти до пятидесяти, – наморщил лоб Бирон. – В зависимости от производства. Вроде и цифра семьдесят где-то проскакивала. Шрайс – ну, мой зав вэцэ, давеча анекдот рассказал. Пришли им новые терминалы для вычислителей, а те не включаются. Вскрыли наши технари корпуса – там половина комплектухи навалом, ватой переложенная. И записка: извините, мол, ребята, конец года, план горит, соберите как-нибудь сами. Хорошо хоть электрошнур внутри заизолирован, на корпус не коротил…

– Собрали? – поинтересовался Олег.

– Кажется, да, – кивнул начальник канцелярии. – У нас ребята ушлые, безруких не держим. А директору того завода я устроил веселую жизнь…

– Толку-то, – Олег поморщился. – У него основной показатель отчетности – вал. Не выполнил план – получай по мозгам. Не думаю, что ты ему больше веселья доставишь, чем главк. А главкам, комитетам и министерствам наплевать на качество. Им отчитаться важно. Фонды получить. Новые должности с приличной зарплатой выбить. В общем, изобразить бурную деятельность. Куда здесь качество продукции вписывается? Да никуда. А на самом верху сидит какая-нибудь жирная скотина вроде Смитсона, себя крупным феодалом воображающая. И носа в ее вотчину не сунь – сам лучше знает, что и как. Даже если заменишь эту тварь, ничего не изменится. Система…

– И ты решил эту систему ломать, – полувопросительно заметил Шварцман. Бывший начальник канцелярии напряженно наклонился вперед. – А не боишься, что она тебя сломает раньше?

– Не боюсь, – огрызнулся Кислыцын. – Знаю. И так по грани хожу. Поэтому ломать ее я не стану – пока. Но без смазки в шестеренках не обойтись. Хрен с ними, с боровами министерскими, людей жалко. Пусть себе феодалы владычествуют, лишь бы работали.

– Смазка – это что? – поинтересовался Бирон, лениво разглядывая ногти. Олег, прекрасно знавший старого товарища внутренне усмехнулся. Тот уже сделал стойку и просто не желал выдавать заинтересованность раньше времени.

– А смазка – это элемент проклятого империализма, так любимого нашими друзьями из вечнозеленой Сахары, – Олег улыбнулся ослепительной улыбкой, натренированной перед зеркалом. – Деньги, проще говоря.

– Деньги у нас давно изобретены, – пробурчал Шварцман. – Даже у меня в бумажнике присутствуют. И целый Центробанк имеется – из окна выгляни, увидишь. Можно поконкретнее?

– Можно, – легко согласился Олег. – В нашей экономике деньги, в общем, деньгами не являются. Это некоторая статистическая единица. Циферки в бухгалтерских ведомостях, которые иногда едва ли не по недоразумению превращаются в бумажки в кошельке. Однако толку от них мало. Купить предприятие на эти циферки фактически ничего не может – фонды распределяются министерством, свободного рынка нет. У простого человека тоже выбор небогат – или пустые магазины с дикими очередями за тем, что еще есть, или рынок, на который никакой зарплаты не напасешься. Да и на рынке все не так просто – чуть что, торговца записывают спекулянтом, – он постучал пальцем по одной из папок у себя на столе. – Это, Павел Семенович, папочка еще из ваших времен. Там доклады по взяточничеству в полиции в целом и среди патрульных на рынках в частности. Взятки, разумеется, закладываются в цену товара.