Текст книги "Несомненная реальность"

Автор книги: Евгений Лотош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц)

29 августа 1905 г. Москва

К середине дня Олег понял, что плывет. Груда газет вокруг него затрепетала бумажными страницами, когда он, промахнувшись локтем мимо стола, чуть было не приложился о столешницу челюстью.

– Надо передохнуть, – пробормотал он себе под нос. – Хорошего помаленьку.

Михаил Дромашин, перестав обгрызать толстый ноготь, с вялым интересом обернулся от окна. Юноша явно устал не меньше, хотя и не головой, а ногами. Все газеты и журналы, что громоздились вокруг Олега на столе, помощник добыл сегодня, бегая за мальчишками-газетчиками и обшаривая лавки в радиусе десяти кварталов от отделения.

За последнюю неделю Олег пропустил через себя огромную кучу печатного слова. По большей части слово это являло собой невообразимую чушь вперемешку с непомерно приукрашенными местными событиями, светскими и не очень. В числе прочего глаза мозолили нудные описания приемов с перечислением всех приглашенных гостей, сообщения о найденных зонтах и прочей мелочевке, сенсационные объявления о каких-то евреях, ворующих малых детей, полицейская хроника, скандалы, некрологи, сообщения о волнениях в рабочих кварталах и стачках на фабриках и реклама.

Довольно часто попадались перечисления событий местной столицы Санкт-Петербурга, связанных с царской семьей и вообще сливками общества. Всероссийских новостей присутствовало немного. Впрочем, неудивительно – как уже выяснил Олег, междугородной телефонной связи здесь практически не было, а телеграф обходился недешево. Да и региональных собкоров у московских газет, похоже, не наблюдалось.

Впрочем, даже московских новостей с лихвой хватало, чтобы утопить Олега в море фактов и фактиков, фамилий и сплетен. Однако потихоньку начинала выстраиваться более-менее полная картина происходящего. И эта картина как минимум настораживала.

Напряжение, казалось, просто витало в воздухе. То тут, то там проскальзывали сообщения о забастовках, стачках и уличных митингах. Население если и не бунтовало открыто, то определенно с трудом поддавалось контролю. Взбудораженные небывалыми выборами во всероссийскую Думу – похоже, совещательный орган непонятного назначения и с непонятными полномочиями – невнятные личности рассуждали о светлых перспективах и пели панегерики Е.И.В. Судя по всему, они тоже не понимали, чем станет заниматься Дума во всероссийском масштабе, но сама идея их вдохновляла. Упоминалось о каких-то беспорядках в городах Баку и Батум, связанных с межнациональными столкновениями.

Несколько раз в газетах мелькала и фамилия Зубатова. Авторы статеек тщательно старались не употреблять в его отношении никаких эпитетов, которые было бы можно расценить как неуважение, но, кажется, они каким-то образом связывали его с рабочими-бунтовщиками. Бледный юноша Михаил Дромашин, сын мелкого чиновника в какой-то управе, толком на этот счет ничего не ответил. Он лишь знал, что зимой Зубатова вернули из ссылки, не то пензенской, не то владимирской, куда его отправил едва ли не лично министр внутренних дел Плеве, убиенный злодеями год назад. Новый министр, Святополк-Мирский, исправил несправедливость, вернув Зубатову его прежний пост директора Московского охранного отделения. Несколько прояснила ситуацию нелегальная "Искра", добытая Мишей из закрытого архива.

Словечко "зубатовщина" в ней связывалось с рабочими союзами, организованными несколько лет назад якобы для неусыпного наблюдения за нещадно эксплуатируемым пролетариатом, а также с массовыми провокациями против революционеров, устраиваемыми Охранкой, как со злобой называли Охранное отделение, в Москве.

Но самое главное – почему такое позволялось свободно писать в газетах?

Олег выбрался из-за стола и, потягиваясь, прошелся по комнате. Пользуясь тем, что жесткий неудобный пиджак местного фасона остался висеть на спинке стула, несколько раз наклонился вперед, достав костяшками пальцев до пола, поприседал с расставленными в стороны руками. Михаил без интереса наблюдал за ним – за неделю он успел привыкнуть к чудачествам временного начальника.

Ситуация Олегу крайне не нравилась. В институте он специализировался на раннем средневековье, а потому детали обстановки времен Первой революции представлял не слишком хорошо, на уровне простого студента истфака, в меру ленящегося выбираться за рамки обязательной программы. Однако то, что он еще помнил спустя полтора десятилетия после выпуска, очень смахивало на нынешние события. Разве что выборов ни в какую Думу в Ростании не объявляли, а введенные в города армейские полки не стеснялись разбираться с бунтовщиками и погромщиками прямо на улицах всеми доступными средствами. Видимо, здесь ситуация оставалась менее накаленной – полугодовой давности разгон демонстрации с применение оружия до сих пор муссировался сочувствующими рабочим газетами как неслыханное кровавое злодеяние и именовался не иначе, как "расстрелом". Не было похоже, что ситуация завершится полномасштабным всероссийским восстанием с миллионами жертв, требующим трех лет настоящей войны для восстановления самодержавия, но все же массовые беспорядки казались вполне неизбежными.

В своем отношении к происходящему Олег разобраться не мог. С одной стороны, его всю жизнь, начиная со школы, учили, что Первая революция, хотя и преждевременная, была вызвана беспримерным угнетением народа самодержавием и его приспешниками в лице консервативных и псевдолиберальных дворянских группировок.

Как примерный гражданин Народной Республики Ростания он никогда не подвергал эту идею сомнению – хотя бы просто за отсутствием интереса к опасной теме. С другой стороны, уже на посту Народного Председателя ему открылось, что любая ситуация с точки зрения первого лица государства может выглядеть совсем иначе, чем с точки зрения токаря на заводе. В его памяти, хотя и потускневший и поблекший под грузом новых впечатлений, снова всплыл Танкоград. Олег вполне сочувствовал работягам некогда весьма обеспеченного секретного города, внезапно оказавшимся перед пустым магазинными полками, но поделать ничего не мог. Разве что вскрыть стратегические запасы. Или взять очередной продовольственный кредит… который, впрочем, ему никто не даст… или все же стоит заслать переговорщиков в Первый национальный Сахары?

Стоп, оборвал он себя. Забудь. Ничто не указывает, что ты когда-нибудь сможешь вернуться домой, а потому те проблемы тебя уже не касаются. У тебя новая жизнь, и нужно приспосабливаться к ней, а не терзаться старыми воспоминаниями.

Итак, ситуация напряженная. Но это следует из газет. Кто сказал, что он понял газеты правильно? Особенно когда из-за цензуры, пусть и по-детски беспомощной в этом мире, никто не рискует высказываться открыто, а намеки он, человек из другого мира, вполне может понять неправильно. А проводить анализ ситуации на основании предположений как-то неправильно. Если я лажанусь, Зубатов меня откровенно не поймет. Меня выставят на улицу и будут совершенно правы. Историк недоделанный, чтобы тебя! Нет, друг милый, похоже, время торчать в кабинете и почитывать газетки прошло. Пора бы тебе и прогуляться как следует по свежему воздуху. Где и как? Надо подумать. Время обеденное, вот посидим в кабаке, а заодно и подумаем…

– Михаил, – обратился он к бледному юноше. – Я схожу пообедаю. Вы пока свободны.

Он натянул пиджак и вышел из своей комнатушки. Кивнув попавшемуся на лестнице милейшему Войлошникову – в ответ тот вежливо прикоснулся к голове, словно поднимая отсутствующий сейчас котелок – быстро сбежал по скрипучим деревянным ступенькам и вышел на тротуар перед флигелем Охранного отделения.

Стояла та особенная погода, когда солнце, уже предчувствуя осенние обложные дожди, светит ярко, но не жарко, а небо наливается глубокой синевой. В вышине неспешно плыли редкие перья бледных облаков. В лицо пахнул свежий ветерок, принеся с собой далекий гомон людей на Тверском, запахи еды, конского навоза и шелест уже желтеющих и буреющих на деревьях листьев. Деревянная дверь особнячка гулко хлопнула позади, и внезапно Олег почувствовал неуместное сейчас чувство умиротворения. Встряхнувшись, он энергично зашагал по брусчатке тротуара.

Ресторанчик – или как они здесь называются? – на Большой Бронной, минутах в пятнадцати ходьбы от управления, он приметил еще пару дней назад, когда обследовал окрестности. Занимающий первый этаж двухэтажного каменного здания, внутри он оказался куда приличнее, чем выглядел снаружи. Хотя народ за столиками сидел в основном в потертой рабочей одежде, еда оказалась вкусной. Пирожки с визигой, суп с головой и хребтом какой-то рыбы – с головизной, как его отрекомендовал официант – и вареная картошка с маслом и парой мясных фрикаделек обошлись всего в тридцать копеек. В этот раз Олег твердо вознамерился исследовать все глубины местной кухни, а потому с утра специально перекусил на скорую руку, чтобы к полудню нагулять хороший здоровый аппетит. Питаться в сомнительных забегаловках надоело, хлеб с колбасой, хотя и вкусные, без малейшей примеси сои, успели приесться, а коллеги все как один, включая юного Михаила, ездили питаться домой и подсказать что-то приличное поблизости не смогли. В трактирчике неподалеку от явочной квартиры, где он жил поначалу, кормили одними щами да пшенной кашей с каким-то сомнительным жилистым, плохо проваренным мясом, а район наемной квартиры в доходном доме в Хлебном переулке, куда он переехал вчера, он еще толком не обследовал.

По бульвару неспешно катились открытые пролетки. Расфуфыренные дамы и девицы с надменной скукой поглядывали на спешащих по своим делам прохожих. Сновали и вопили мальчишки-газетчики. Разносчики пирожков явно соревновались с ними, кто кого перекричит. Олег шел легким прогулочным шагом, засунув руки в карманы и щурясь по сторонам. Городовой на гнедом коне окинул его внимательным взглядом и продолжил обшаривать взглядом толпу. Здесь, возле сыскного управления, концентрация полиции была заметно выше, чем в других частях города, хотя никаких особых мер предосторожности против злоумышленников не предпринималось. Олег уже привычно удивился местной беспечности, оставляющей ключевое полицейское управление почти совершенно беззащитным перед внезапным налетом – политических ли террористов, разбушевавшейся ли рабочей толпы. Учитывая соседство неспокойной рабочей Пресни, усиленные пикеты пришлись бы как нельзя кстати. Впрочем, одернул он себя, не учи дедушку кашлять. Небось, в отличие от тебя, не первый день они здесь обитают, сами знают, от кого и как защищаться.

В твоей родной Ростании тоже, наверное, знали, кольнула его ехидная мысль. Что не спасло ее ни от Первой, ни от Второй революций.

Задумавшись, Олег чуть было не врезался в дефилирующую навстречу девицу в широких пышных юбках, не менее пышной шляпке и под кружевным зонтиком. Та взвизгнула и собралась было лишиться чувств от нападения незнакомого мужчины, но Олег вовремя извернулся, избежав столкновения.

– Прошу пардону, мамзель! – поклонился он, имитируя фразу и выговор одного из встреченных накануне франтов. – Тысяча извинений!

– Нахал! – обиженно заявила девица, гордо вздернула веснушчатый носик и удалилась, всем своим видом выражая искреннее презрение. Олег хмыкнул, провожая ее взглядом, и вдруг насторожился. Что-то в глубине души едва слышно тренькнуло, предупреждая… о чем? О чем-то, что уже не раз отзывалось в нем нехорошей ноткой, неслышной, однако, под грузом новых впечатлений. Что же не так?

Ага, вот оно. Невзрачный серый человечек в котелке и с тросточкой шагах в тридцати позади Олега с интересом изучал тумбу с цирковыми и театральными афишами. Олег сосредоточился. Ну да, точно. Именно это лицо уже мелькало в толпе, когда он только выходил на бульвар. И еще, раньше… три дня назад, в районе старой квартиры. Ну-ка, сейчас проверим.

Олег повернулся и, насвистывая сквозь зубы, двинулся дальше. Спустя полсотни шагов очень удачно подвернулась небольшая витрина магазина мужской одежды.

Сделав вид, что заинтересовался пиджаками и шляпами, он повернулся и стал изучать ее содержимое, искоса поглядывая в ту сторону, откуда шел. Ну да, все правильно. Тот же серый человечек на том же самом расстоянии как раз остановился, чтобы купить у пробегающего мимо газетчика номер "Русского инвалида". Наружка, как два пальца об асфальт. Филер, как их здесь называют. Ай да Сергей свет Васильевич, ай да молодец! Не такой уж он, выходит, доверчивый простак. Ну, чего и следовало ожидать – чуть ли не единственный штатский такого ранга в политической полиции вряд ли мог оказаться доверчивым лопухом. Что же уважаю. Начальника своего уважаю, а вот филера этого – нет. Так бездарно засветиться, при том, что я ни о чем таком и не подозревал. Или просто в этом простодушном мире, не знающем еще трудовых лагерей и биологического оружия, моя врожденная осторожность коренного ростанийца оказалась хуже любой паранойи?

И что дальше? Смириться и жить, как ни в чем не бывало? Можно. В конце концов, ты в этом мире чуть больше трех недель (причем две – в психушке) и понимаешь его не более, чем новорожденный младенец. Прежде чем предпринимать резкие телодвижения, вживись в него. Обидно, что не доверяют? Интересно, попади Зубатов к тебе в гости, поверил бы ты ему? Сам знаешь, что нет. И уж точно бы ни ты, ни Пашка не рискнули бы вообще выпустить его на улицу, тем паче – без наблюдения и охраны. Просто в этом мире еще не изобрели направленных микрофонов и отпечатков пальцев… или отпечатки уже изобрели? Нужно поинтересоваться… В общем, смирись-ка ты и не рыпайся.

С другой стороны, почему бы не извлечь пользу из ситуации?

Отвернувшись от витрины, Олег двинулся дальше. Заметив мрачный боковой переулок, он уверенно свернул туда. Определенно, ему сегодня везло. В десятке шагов обнаружилась узкая темная подворотня из тех, что были весьма характерны для местной архитектуры. Вжавшись в густую тень неглубокой ниши, он напрягся в ожидании.

Как и предполагалось, потеряв из виду объект, филер ускорил шаг и влетел в переулок почти бегом. Впрочем, обнаружив, что его подопечный здесь не наблюдается, он по инерции проскочил чуть дальше ниши и замер, растерянно озираясь. Олег, крадучись, приблизился к нему сзади и громко сказал почти в самое ухо:

– И как здоровье Евстратия Павловича?

Перепуганный филер буквально подпрыгнул на месте. Видимо, чисто машинальным движением он выхватил из кармана пиджака небольшой блестящий пистолет и направил его на Олега. Не менее автоматическим движением тот левым предплечьем отбил пистолет в сторону, в то время как правый его кулак с силой ударил противника поддых. С громким стоном тот согнулся пополам, и Олег уже размахнулся ногой, чтобы врезать ему коленом в лицо, но тут его разум наконец-то включился в происходящее и успел остановить удар. Вот это да, ошарашенно подумал он. Неужели уроки самообороны так глубоко засели меня в подкорке? Ну, спасибо Роману Дмитриевичу за науку. Если вернусь – объявлю благодарность.

– Ты чего, ошалел? – вслух спросил он. – Ты чего оружием размахиваешь?

Филер, медленно разгибаясь, со злобой посмотрел на него.

– А вы не подкрадывайтесь сзади, господин Кислицын, – с трудом выдавил он, все еще хватая ртом воздух. – В следующий раз могу машинально и курок спустить.

– Ну, извините, – развел руками Олег. – Не думал, что вы такой нервный. Вы, собственно, кто? Господин Медников послал, или вы из другой конторы?

– Все-то вы знаете, господин Кислицын, – процедил сквозь зубы филер. – А если знаете, то чего хулиганите? Где я оплошал? Как вы меня просекли?

– Совершенно случайно, – утешил его Олег. – Оглянулся на девушку, увидел вас.

Правильно говорят, все зло от баб. Может, все же представитесь? А то неудобно как-то "эй, ты!" обращаться.

– Теперь Евстратий Павлович снова морду начистят, – вздохнул незадачливый шпик.

– Да что уж там… Штабс-капитан Чумашкин Иван Дмитриевич, к вашим услугам.

– Что, на полном серьезе побьет? – удивился Олег. – А мне показался вполне приятным спокойным человеком.

– Приятный и спокойный, – кивнул штабс-капитан Чумашкин. – Пока не оплошаешь.

Ну, господин хороший, ладно, подловили вы меня. Впредь наука будет. А что вы-то сами дальше делать собираетесь? Надеюсь, понимаете, что я буду вынужден описать эту сцену в рапорте?

– Прекрасно понимаю, Иван… Дмитриевич? – кивнул Олег. – Конечно, ребячество это с моей стороны. Вы просто приказ выполняете, на вас бросаться толку нет. С начальством вашим надо общаться. Ну, раз уж так вышло, то, может, пойдемте пообедаем? Тут недалеко местечко есть. Кормят прилично и недорого. Как вы?

– За такое мне не только ряшку начистят, – слабо усмехнулся Чумашкин, засовывая оружие обратно в карман. Он уже немного успокоился. – За такое меня вообще из филеров попрут, и правильно сделают. Где это слыхано – филер с подопечным за одним столом обедают?

– Не попрут, – отмахнулся Олег. – Я все объяснения беру на себя. Пойдемте, пойдемте, господин штабс-капитан, я угощаю. А по дороге поговорим, – он ухватил шпика за рукав и, невзирая на слабые протесты, повлек за собой. – Кстати, я правильно понимаю, что ваш пистолет – это "браунинг"?

– "Браунинг", – очумело кивнул Чумашкин, явно не понимая, как вести себя с ненормальным подопечным. Он прикинул, как по-идиотски будет выглядеть в глазах напарника, когда тот заметит его под ручку с объектом наблюдения, и тяжело вздохнул. Карьера катилась псу под хвост, служебные перспективы, еще такие радужные десять минут назад, внезапно затуманились… но сопротивляться господину Кислицыну Олегу Захаровичу оказалось почему-то решительно невозможно.

Было в нем что-то… не описуемое словами, что-то магнетическое, как у гипнотизера в цирке.

Да какого черта! – внезапно решил штабс-капитан. В конце концов, его приставили не только следить, но и охранять. Кем бы ни был этот Кислицын, он вряд ли враг государства, подрывной элемент и прочее. Вдруг слежка – элемент какой-то проверки на благонадежность перед тем, как дать ему приличную должность в руководстве Отделения. А с будущим начальством всегда нужно поаккуратнее. Он еще раз тяжело вздохнул и поплелся за подопечным.

– Вот и ладушки! – обрадовался тот, размашисто шагая по переулку. – Насколько я в курсе стандартных процедур Отделения, вы должны быть с напарником. Ведь так?

Чумашкин неопределенно пожал плечами.

– Ну, я думаю, его мы тревожить не станем. Пусть наблюдает издали. Еще раз ответственно заявляю – ни о чем не беспокойтесь, все объяснения с вашим начальством – за мной.

Всю дорогу до ресторанчика Олег подробно выспрашивал своего невольного спутника о его жизни. Тот, хоть и нехотя, поведал, что ему тридцать два года, заканчивал он Вологодское юнкерское училище, служил какое-то время в армии артиллеристом, потом решил пойти в жандармы. Рекомендации у него были самые благоприятные, экзамены он сдал блестяще и уже мысленно примеривал на себя синий мундир, когда его вызвали в кабинет Медникова и после продолжительной беседы предложили заняться уличной слежкой. Поскольку Чумашкин всегда отличался недюжинной ловкостью, хорошо дрался на кулачках, а детстве недурно играл в прятки, должность филера оказалась ему как раз впору. Постепенно расслабившись, он рассказал о паре смешных случаях из своей деятельность. Вот, скажем, как-то раз на явочной квартире подпольщиков он забрался в ванной в бак для воды и пролежал там полдня. Услышав все, что нужно и дождавшись ухода боевиков, он уже было собрался вылезать, как хозяйка квартиры решила принять ванну… Впрочем, в подробности этого эпизода филер вдаваться не стал.

Напарника его, следовавшего параллельным курсом по Малой Бронной, Олег вычислил почти мгновенно. Особых усилий на это тратить не пришлось, достаточным оказалось оглядеть местность на предмет непримечательных субъектов с отвисшими от удивления челюстями. Усмехнувшись, бывший Народный Председатель, как ни в чем не бывало, деловым шагом добрался до ресторанчика, не выпуская Чумашкина из поля зрения. Профессиональный долг мог с новой силой взыграть в том в любой момент, а у Олега уже начали складываться на него виды. Внезапно он почувствовал, что уже полностью вошел в свое амплуа любителя и умельца ловить рыбку в мутной воде. Мир вокруг уже растерял свою картонность театрального задника, и можно было вертеть этом миром, как хочешь. Ну, что же…

После завершения совместного обеда – Олег настоял на том, чтобы заплатить и за своего спутника – они рука об руку вышли на улицу. Олег глубоко вдохнул теплый полуденный воздух, мимоходом повторно срисовав напарника Чумашкина, и повернулся к своему сопровождающему.

– А что, Иван свет Дмитриевич, нет ли здесь поблизости завода, где сложную технику изготавливают?

– Технику? – не понял филер.

– Ну, машины всякие, механизмы…

– Машины? – Чумашкин задумчиво поскреб в затылке. – Нет, машины в Москве, кажется, не выпускают. Это в Санкт-Петербурге, на Путиловском. Или в Коломне. У нас разве что у Гакенталя на "Манометре" что-то для машин делают, какие-то трубы для пара. Вообще лучше по этому вопросу в железнодорожных мастерских справиться, в Брестских, например. Только неспокойно сейчас там, лучше не соваться без необходимости. Накостыляют по шеям-с. Еще в Бутырках завод имеется, насосы всякие-разные выпускает. Вообще по механической части заводы по большей части в столице расположены.

– Ага… – Олег нащупал взглядом извозчика, прикорнувшего на облучке своих старых облезлых дрожек. – Эй, ванька! Давай сюда! Мне, Иван Дмитриевич, хотелось бы своими глазами осмотреть какой-нибудь машиностроительный завод покрупнее. Что вы там про манометры сказали?

Однако прежде, чем забраться в подкатившую коляску, Олег решил созорничать еще раз. Он быстрым шагом подошел к напарнику Чумашкина, не дав тому и шанса избежать контакта, наклонился вплотную к его уху и прошептал:

– Передайте Евстратию Павловичу мою искреннюю благодарность за помощь и сообщите, что в вашем дальнейшем присутствии необходимости нет. Господина Чумашкина для экскурсии по "Манометру" мне вполне хватит. На сегодня вы свободны, с завтрашнего дня снова поступаете в распоряжение непосредственного начальства.

Развернувшись и скорым шагом топая к дрожкам, Олег с большим трудом сдержал приступ смеха. Чумашкин, глядя на его судорожно дергающееся лицо, только покачал головой. А его напарник еще долго стоял с разинутым ртом, тупо глядя вслед удаляющейся коляске и пытаясь сообразить, следует ли ему, очевидно раскрытому и засвеченному, бросаться в погоню или же подчиниться приказу… который, наверное, объект имел право ему отдать? Когда же оторопь прошла, преследовать было уже явно поздно. Да и бессмысленно, наверное. Филер вздохнул и неторопливым шагом двинулся к Управлению. Впервые в жизни он не знал, что ему скажет Медников.

Олег ожидал найти промышленные кварталы гораздо менее ухоженными и чистыми, чем даже та окраина, где он обитал изначально. В его представлении высокие трубы там неимоверно чадили, выбрасывая в окружающее пространство черный вонючий дым, равномерно оседавший на все вокруг, здания имели угрюмо-немытый вид уличных сирот, улочки между высокими глухими заборами безлюдны, с редкими угрюмыми оборванцами, с ненавистью сверлящими взглядом ухоженных господ в каретах. В общем, иллюстрации на тему Первой Революции и зарождения Пути Справедливости, затверженные еще на первом курсе истфака.

В действительности же район Сыромятников, как обозвал его Чумашкин, оказался на удивление чистым и ухоженным. Да, где-то невдалеке дымили (по подсказке штабс-капитана) трубы сталеплавильных печей Общества Гужона. Но рядом с самой железной дорогой обосновался роскошный особняк купца Шене, обнесенный большим садом и походивший больше на небольшой довольно безвкусный дворец. За железной же дорогой нашлись прилично выглядящие благотворительные здания ("дом призрения" в местных терминах) Хлудова и даже небольшая аккуратная церквушка. Да и сами заводские строения "Манометра" оказались весьма ухоженными, со следами недавней побелки и с вымощенной булыжниками мостовой перед заводской конторой.

У входа в контору дежурил швейцар, робко выступивший навстречу двум важным, по-видимому, господам.

– Чем могу служить? – низко подобострастно кланяясь, спросил он.

Олег попытался представить, как в таких случаях полагается вести себя действительно важным господам, и надменно выпятил нижнюю губу.

– Вот что, любезнейший, – холодно произнес он. – Давай-ка веди меня к вашему директору. Дело у меня к нему первостатейной важности.

– Федор Федорович Гакенталь сейчас отсутствуют-с, – еще ниже поклонился швейцар.

– А вы, господа, по какому делу будете? Господин Овчинников Степан Васильевич, главный инженер, у себя в кабинете. Сразу по первому этажу направо от входа.

– Наши дела, любезнейший, – Олег воздел палец к небу, – государственной важности. Так, говоришь, сразу направо? Ну что же…

К тому, что секретарш в этом мире водилось не слишком много, Олег уже привык, так что отсутствие предбанника у кабинета его не смутило. Однако внешность главного инженера завода его слегка обескуражила. Молодой, лет тридцати, парень в перепачканных штанах, застегивающейся сбоку рубахе ("косоворотке", всплыло в памяти) и больших защитных очках увлеченно вгрызался сверлом в какую-то деталь, зажатую в миниатюрных тисках. По всему столу валялись какие-то гнутые трубки, циферблаты, шестеренки и прочая механическая мелочь. В углу столешницы громоздилась кипа чертежей, чертежи же кипами валялись на этажерках вдоль стен.

Овчинников не сразу заметил гостей и еще несколько секунд продолжал сверлить, что-то бормоча себе под нос. Наконец он заметил вошедших и торопливо выпрямился, сдвигая очки на лоб.

– Добрый день, государи мои, – произнес он приятным хорошо поставленным баритоном. – Чем могу служить?

– Вы Овчинников Степан Васильевич? – осведомился Олег. Впрочем, ему уже расхотелось играть роль высокопоставленного сноба. Парень совершенно не походил на обрюзгших под грузом ответственности за поддержание плана главных инженеров, попадавшихся ему ранее. Те были обычными чиновниками, зачастую уже слабо помнившими даже то, что положено по должности, и давно разучившими общаться по-человечески. С Народным Председателем, во всяком случае. В их присутствии Олег, прекрасно помнивший свою недавнюю должность снабженца, ходившего под началом таких дядек, обычно смущался, хотя и старался не подавать виду, и маскировал надменностью свою неуверенность. Этот же парень с его русыми волосами, молодым лицом и прямым твердым взглядом не вызывал у Олега никакого смущения. Они, почувствовал Олег, могли бы даже подружиться… при других обстоятельствах. Сейчас же ситуация вынуждала его бессовестно лгать.

– Да, я Овчинников, – кивнул парень, вытирая вспотевший лоб. – Главный инженер завода. Если у вас дело к Федору Федоровичу, то я его заместитель по всем вопросам, кроме финансовых. А вы, собственно?..

– Кислицын Олег Захарович, – представился Олег, проходя вперед и протягивая руку для пожатия. – Городская управа, департамент технического надзора и соблюдения ТБ, старший инспектор. Это, – он кивнул на филера, – господин Чумашкин, мой секретарь.

– Очень приятно, – кивнул Овчинников, но в его глазах появилось настороженное настроение. – Простите, а что это за департамент? Честно говоря, я в первый раз слышу.

– Свежеорганизованный, – пробурчал Чумашкин. Он уже решил, что как бы он себя ни вел, хуже ему все равно не будет, так что сейчас откровенно забавлялся. – Господин Дурново решил, что Москве позарез требуется эта… соблюдение тэбэ. Вот и организовал…

– А что такое "тэбэ"? – осторожно поинтересовался инженер, явно сконфуженный своим невежеством.

– Техника безопасности, – расшифровал Олег аббревиатуру, так неудачно вылезшую из подсознания. Только сейчас он вспомнил, что в этом мире термин не имеет ровным счетом никакого значения. – Это… ну…

– Охрана заводов от злоумышленников, – с ехидной ухмылочкой подсказал Чумашкин, наслаждающийся своей ролью секретаря при тупоумном чиновнике. – Ну, там чтобы террористы бомбы не бросали где ни попадя, рабочие чтобы станки не портили.

– Фабричная инспекция, что ли? – инженер насторожился еще больше. – Мы, в общем-то, на рабочих не жалуемся, да и они на нас – тоже. Бастуют, конечно, но по нынешним временам все бастуют. У нас еще вполне умеренно бунтуют, не то, что на "костоломке" у Гужона.

– Расслабьтесь, Степан Васильевич, – Олег махнул рукой. – Мы не собираемся выявлять и расстреливать бунтовщиков, это не наши обязанности. А вот дать совет-другой насчет того, как правильно работу организовать, чтобы лишнего травматизма избежать, я могу, – "Даром я, что ли, полгода инспектором по ТБ в нашем министерстве вкалывал?", – мысленно добавил он. – И вообще, как бы это сказать… У меня есть некоторый опыт налаживания производства, но не слишком большой. Я, понимаете ли, только еще вхожу в курс дела. Так что, думаю, не я вам, а вы мне, если что, подсказывать станете. Моя главная задача на сегодня – познакомиться с людьми вроде вас: умелыми, перспективными, талантливыми, в общем, с такими, на которых можно опереться. В наше время промышленность – это главная отрасль народного хо… э-э-э, экономики, от которой зависит, насколько успешной наша страна окажется в соревновании двух систем. Наша главная задача – обеспечить бесперебойное функционирование заводов, повысить уровень жизни рабочего класса и добиться высокого качества выпускаемой продукции. В условиях противостояния…

Стоп, оборвал он себя. Тебя несет, дружок. Понимаю, что за время общественно-политических занятий ты наловчился такой бред страницами нести безо всякой подготовки, но парня пожалей. У него сейчас мозги окончательно спекутся, и придется тебе еще одну речуху толкать, на безвременных похоронах. А если ляпнешь чего политически неверного в данных конкретных условиях, еще и с господином нашим Зубатовым объясняться придется на предмет разведения революционной пропаганды…

– Короче говоря, Степан Васильевич, – закончил он, стараясь не рассмеяться при виде ошарашенного выражения на лице Чумашкина, – хотел я с господином Гакенталем пообщаться, но даже к лучшему, что его нет. С вами вот, видите, познакомился. И будет у меня к вам, господин Овчинников одна небольшая просьба. Не согласитесь ли лично сопроводить меня по заводу?

Только увидев обращенные к нему лица Зубатова и Медникова, на которых явно читалось удивление, Олег сообразил, что вперся в начальственный кабинет мимо секретаря без доклада и даже без стука. Странное чувство… нет, не усталости – какой-то расплывчатости, нерезкости окружающего мира, охватившее его еще на заводе, все усиливалось, мешая ясно мыслить. Устал ты, родимый. Вовремя из роли выходить нужно, пожурил он себя, вовремя. Не перенапрягаться… ах, да, Зубатов.