Текст книги "Несомненная реальность"

Автор книги: Евгений Лотош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)

– Да кто вы такой, черт побери!? – наконец взорвался парень. Бархатов и молчаливый присутствующий смотрели на них с изумлением. – Что вы здесь делаете и почему подслушиваете под дверью, как… как… как шпик?

– Можете звать меня Олегом, – Кислицын нахально прошел вперед и присел на краешек опасно затрещавшего стола. – Мы с господином Бархатовым знакомы.

Собственно, я шел к нему в гости, чтобы обсудить кое-что, а нарвался на диспут в самом разгаре. Здравствуйте, Кирилл Геннадьевич. Надеюсь, я не очень помешал?

– Ну вы даете, Олег Захарович… – пробормотал Бархатов. – Так ведь и кондрашка хватить может. Стучать в дверь вы не умеете?

– Закрывать надо, – парировал Олег. – Тогда и желание стучать появится. А когда все нарастопашку, и стучать незачем. Может, представите меня своим товарищам?

Господа, ко мне можно обращаться просто "Олег", чтобы не чувствовать себя, словно на… хм, губернаторском приеме. Вы, как я понимаю, Владимир, – он кивнул сидящему на стуле. А вы?.. – он повернулся к угрюмому парню с грубым крестьянским лицом, примостившемуся на краю кровати.

– Господа, это Кислицын Олег Захарович, – севшим голосом сообщил Бархатов. – На днях мы имели с ним весьма интересную дискуссию, посвященную… э-э-э, некоторым новейшим химическим процессам. Это, как вы догадались, Владимир, а у стенки сидит Евгений.

– Очень приятно, – кивнул Олег, поудобнее устраиваясь на столе. Тот снова протестующе заскрипел. – Итак, судари вы мои, как я понимаю, в очередной раз речь идет ни много ни мало, а о судьбах мира?

– А вам-то что, любезнейший? – осведомился Владимир. – Шли бы вы своей дорогой, а то, знаете, разное в жизни случается…

– Если со мной что-то случится, – усмехнулся бывший Народный Председатель, – господину Бархатову придется удариться в бега. Его и так подозревают в связях с террористами, а после такого подозрение превратится в уверенность. Хотите подставить приятеля?

– Куда подставить? Слушайте, что вы нам голову морочите? Выкладывайте, с чем явились, и убирайтесь подобру-поздорову!

– Уберусь, не волнуйтесь. Но мне все же интересно, насколько вы отдаете себе отчет в последствиях своих действий, – Олег слез со стола и прошелся по комнате.

– То, что вы не можете толком просчитать реакцию людей, против которых направлен террор, я уже понял. Одно это делает вашу деятельность бессмысленной. Но пойдем дальше. Каковы ваши цели? Чего вы собираетесь добиться?

– Скажите, Олег Захарович, это правда, что вы связаны с Охранкой? – в упор спросил Бархатов. Парень у стены шевельнулся и издал звук, который при желании мог бы сойти за рычание. – Евгений Ильич предостерегал меня от…

– От излишней откровенности? – краем глаза Олег заметил, что Владимир весь подобрался и напрягся. – Возможно, это верный совет. Я действительно связан, как вы выражаетесь, с московским Охранным отделением. Правда, лишь поверхностно. Я не занимаюсь политическим сыском, скорее, я лишь консультант по техническим вопросам. Точно так же я консультирую, скажем, господина Гакенталя. В полицию я отсюда не пойду, пытаться арестовать вас не буду. Сейчас я просто удовлетворяю собственное любопытство. Или вы боитесь за твердость собственных убеждений, что так упорно избегаете диспута?

– Мы не избегаем диспута, – в глазах Бархатова мелькнули иронические искорки.

Впрочем, возможно, это просто мигнул огонек свечи. – Но для диспута необходимо знать, на какой платформе стоит оппонент, не так ли?

– Считайте, что ни на какой, кроме здравого смысла, разумеется. Происхождение у меня самое что ни на есть демократическое, дворянская честь отсутствует, так что валяйте, не стесняйтесь. Итак, ваши цели?

– Справедливость, – буркнул Владимир. – Что еще нужно? Разве допустимо, что зажравшиеся чиновники жиреют за счет народа, пухнущего от голода? Вы вообще видели, господин хороший, как это – пухнуть от голода? Знаете, как выглядят голодающие дети?

– Если люди пухнут от голода, когда в целом по стране нехватки продовольствия не ощущается, значит, в стране нет эффективной системы перераспределения ресурсов или системы социальной поддержки. Или и того, и другого одновременно. Эти системы нужно строить. Я слабо вижу, как этого можно добиться с помощью бомб.

Вот разрушить систему с помощью бомб можно, но, боюсь, голодающим это не поможет. Что еще?

– А кто будет строить эти ваши системы, скажите на милость? – ехидно поинтересовался Владимир. В его глазах разгорался опасный огонек. – Балаболы вроде вас? Нет, сударь, прежде нужно заставить эту высокопоставленную мразь осознать, что за воровство и взяточничество, за расстрелы демонстраций и отправку людей на каторгу их обязательно настигнет возмездие. Вот тогда они зашевелятся!

– Как именно они относятся к вашим действиям, я уже указал, – хладнокровно парировал Олег. – Ничего они не осознают, кроме разве что необходимости срочно брать подмышку наворованное и уезжать в более безопасное место. За границу, например.

– Скатертью дорога! – фыркнул Владимир.

– Не факт, – не согласился Олег. – Вас ведь не устроит, что займут освободившиеся места точно такие же воры, взяточники и вообще нехорошие люди. Вы и их выживете. И продолжите выживать до тех пор, пока желающих не останется. А ведь других не будет, система просто их не допустит. Значит, вы продолжите свою деятельность до тех пор, пока существующая система не рухнет.

– И пусть! – с воодушевлением подхватил Бархатов. – Мы поставим на освободившиеся места своих, честных и образованных людей, пекущихся о нуждах простого…

– А потом придет другой юноша с идеалами, наподобие вас, – оборвал его Олег, – заявит, что неправильно ваши честные и образованные пекутся о нуждах, и в свою очередь начнет бросать бомбы. А вы, убежденные в своей правоте, не только не пойдете на поводу у конкурента, но и начнете его ловить, для чего науськаете старую или создадите новую политическую полицию. И все вернется на круги своя, только правящая группировка сменится.

– Не передергивайте! – Бархатов покраснел так, что это оказалось заметно даже при свете угасающего огарка. – Мы не станем…

– Еще как станете! – жестко сказал Олег. – Я, знаете ли, историк по образованию.

А история показывает, что восставшие рабы никогда не меняют государственные устои. Они всего лишь превращают себя из рабов в господ и сами начинают наслаждаться ролью рабовладельца. А как вы себе это представляете, слом системы?

Есть набор государственных функций, которые необходимо выполнять в любом государстве: содержать армию для защиты от внешнего врага, полицию для ловли воров и бандитов, суды – ну, это для вашей любимой справедливости, а также тюрьмы для пойманных бандитов. Придется поддерживать государственную финансовую систему, общенациональный транспорт наподобие железных дорог, ну и тому подобное. Опять же, нужна разведка для выяснения намерений соседей и контрразведка для ловли иностранных разведчиков. Вы все эти структуры собираетесь изобретать с нуля и укомплектовывать дилетантами? Да еще и заставить работать в течение нескольких дней? Нет, господа, я все же полагаю вас более-менее разумными людьми. Думаю, вы и сами понимаете, что сами вы это не изобретете, придется заимствовать существующее, использовать старорежимных специалистов. У нас после… э-э-э, неважно. В общем, вы всего лишь поменяете некоторых – лишь некоторых! – людей в существующей системе. А в нашем несовершенном мире форма склонна определять содержание, а маска – прирастать к лицу. Так что вы и глазом моргнуть не успеете, как все покатится по накатанным рельсам.

– Вы ограниченны, господин Кислицын, – огрызнулся Владимир. – Это вам кажется, что мы не осмелимся пойти на коренную ломку всей системы. А мы осмелимся, и еще как! Пусть не все получится сразу, но обязательно получится!

– "Не сразу" – это как? – насмешливо спросил Олег. – Пять лет? Десять? Вы представляете себе, что такое несколько лет разрухи в народном хозяйстве? Вы в своем развитии окажетесь отброшены на десятилетия, если не на столетия назад, после чего придется долго и упорно восстанавливать просто нынешний жизненный уровень. Вам не нравятся, как выглядят опухшие с голоду дети? Боюсь, после коренной ломки вам придется спешно привыкать к зрелищу вымерших от голода сел и городов. Добавьте к этому вооруженные столкновения с другими группировками, полагающими носителями абсолютной истины именно себя, а не вас. Приплюсуйте желающих под шумок оттяпать часть государства и сделать его своей независимой вотчиной. Ну, и учтите, что соседи, обнадеженные отсутствием у вас армии, обязательно решат поживиться частью вашей территории. В общем, готовьтесь к тому, что в результате вашей коренной ломки государство перестанет существовать в его нынешних границах, а его население серьезно уменьшится.

– Не пугайте, все равно не запугаете! – огрызнулся Владимир. – Пусть даже придется пойти на некоторые жертвы, но новый мир окажется куда лучше нынешнего.

– Допускаю, – согласился Олег. – Хотя и сильно сомневаюсь. Вот только одна беда – дожить до этого светлого будущего вряд ли удастся сколь-нибудь значительному числу нынешних людей. Вообще, знаете, при знакомстве с вашими методами и идеологией возникает впечатление, что вы печетесь не о ныне живущих людях, а о каких-то будущих, еще не существующих абстракциях. А на нынешних людей вам наплевать. Для эмоциональной подпитки распухшие от голода дети годятся, и ладно…

– Все-то вы знаете, господин Кислицын, – хмыкнул Бархатов. – Ну, вам легко рассуждать – вы в этой жизни устроены, голод вам не грозит. Богатенькие родители, устроившие отпрыска в университет, заграничный, судя по всему, да?

Приличная сумма в шкатулочке дома или на счету в надежном банке. Сытая беспечная жизнь, занятие любимой наукой – есть время и возможности рассуждать о тупости и ограниченности других! Легко критиковать – но вы бы лучше сами что-то путное предложили!

– Переход на личности обычно показывает, что разумных аргументов не осталось, – холодно ответил Олег. – Хотя по существу ваших комментариев могу заметить, что это чушь собачья. Нет у меня богатых родителей. Жалование у меня пятьсот рублей в год, и сверх того за душой ничего больше не имеется, господин Бархатов – были вы у меня на квартире, видели, как живу. Разве что начальство расщедрится и это самое жалование повысит. Предложить, возможно, я бы и мог что-то, да вот только кто меня будет слушать? За вами, господа, я пока такой готовности не замечаю. Да и не освоился я еще здесь окончательно, чтобы с бухты-барахты планы предлагать.

Однако если вам интересно сотрудничать со мной не только в смысле химических экспериментов, но и в политической части, об этом можно подумать. Правда, беда в том, что с террористами, взрывающими ни в чем не повинных прохожих, я ничего общего иметь не желаю. Прекратите террор, и мы, вполне возможно, сработаемся.

– Во-он оно чего захотел… – с непонятной интонацией протянут Владимир, не спеша поднимаясь на ноги. – Может, нам сразу и в полицию пойти, добровольно сдаться? Ну уж нет, господин Кислицын. Мы, возможно, умом и не блещем, и глупости разные говорим, но все-таки не полные идиоты. На провокации мы не поддаемся. Зверь, взять его!

Олег не успел даже пошевелиться, как сзади его обхватили железные ручищи. Он дернулся, но безуспешно. Вот это попал, кретин, пронеслось в голове. Краснобай недоделанный, повыёживался перед бандитами? Будет тебе сейчас сотрудничество…

Владимир подошел к нему вплотную, дыхнул чесноком.

– Боюсь, господин Кислицын, ваш час пробил, – с иронией произнес он. – С провокаторами Охранки у нас разговор короткий. Не следовало вам сюда приходить, честное слово.

– Володя, погоди… – попытался было вклиниться Бархатов, но тот обратил к нему ледяной взгляд:

– А ты помалкивай! Это ты шпиков на нас навел, ты виноват. Ну, с тобой мы еще разберемся, – он повернулся обратно к Олегу и неторопливо достал из кармана небольшой вороненый револьвер. – Место здесь глухое, выстрелов не услышат. А человек, что вас так нежно держит за ручки, между прочим, известен в определенных кругах под прозвищем "Зверь". И его любимое занятие – как раз сворачивать шеи пособникам царизма вроде вас. Так что выкрутиться вам, пожалуй, не удастся. Ну что, шпик, есть последнее…

Олег быстро наклонил голову и тут же с силой ударил затылком назад. Что-то хрустнуло – Олег понадеялся, что нос. Изумленно хрюкнув, Зверь выпустил его.

Олег тут же ухватил Владимира за плечо и дернул к себе, одновременно с силой ударив коленом в пах. Взвизгнув от боли, тот согнулся пополам, роняя оружие. Не теряя времени, Олег обогнул его и выскочил из комнаты. Едва не вынеся наружную дверь вместе с косяком, он с грохотом ссыпался по крыльцу, выскочил за калитку и сломя голову зигзагами помчался по улице, стараясь избегать тускло освещенных пятен под фонарями. Сзади грохнул выстрел, пуля свистнула где-то далеко в стороне. На всякий случай Олег вильнул как заяц, свернул в Сивцев переулок и понесся вперед еще быстрее, запинаясь за всевозможные кочки и с трудом удерживаясь на ногах. Десяток метров спустя он свернул в какой-то переулок, потом еще в один, и еще…

Через несколько минут он понял, что либо остановится и отдышится, либо умрет на месте. Тяжело дыша, он оперся о забор и прислушался. Звуков погони не слышалось.

Он заставил себя сделать шаг, потом еще один, и еще. Пора выбираться отсюда.

Нет, господа хорошие, такие приключения точно не для меня. Но ведь смотри-ка ты, сыграли же уроки самообороны! Все-таки Пашка – голова. Если окажусь дома – награжу его медалью. Или орденом. Специально учрежу. И назову "За переубеждение упрямых Нарпредов". А инструктору вообще крест Героя дам. Эх, Пашка, как мне не хватает здесь тебя, ехидного и неунывающего…

Интересно, что скажет Зубатов?

7 сентября 1905 г. Большой Гнездниковский переулок

–…и скажу я вам, что такого идиота, простите за резкость, я еще в глаза не видывал! – директор Секретно-розыскного отделения при канцелярии московского обер-полицмейстера, в просторечии Охранного отделения или даже просто Охранки, явно испытывал желание завершить начатое накануне террористами. Проще говоря, пристрелить Олега. Или свернуть ему шею. Таким милейшего Сергея Васильевича Олег еще не видел. В глазах Зубатова проявился опасный стальной блеск, вся интеллигентность с его физиономии куда-то пропала. Теперь в кресле восседал облеченный властью чиновник с большим опытом разноса подчиненных в пух и прах.

Олегу инстинктивно захотелось вытянуться в струнку и одновременно бухнуться лбом о пол, демонстрируя полнейшее раскаяние. Навытяжку стоящий рядом Чумашкин, судя по всему, испытывал аналогичные чувства.

– Смотрите сами, что вы натворили! – продолжал отчитывать его Зубатов. – Воспользовавшись совершенно секретной служебной информацией, к которой я допустил вас по собственному, увы, недомыслию, вы явились к одному из поднадзорных субъектов, явно дав ему понять, что он раскрыт и находится под подозрением. Одновременно вы спугнули еще двоих опаснейших преступников, которых департамент Медникова ведет уже полтора месяца. Местонахождение всех троих установить сейчас не представляется возможным, а ведь они – террористы, которые в любой момент могут заняться любимым делом: бросать бомбы. Имейте в виду, Олег Захарович, эти преступления, если они состоятся, окажутся на вашей совести!

Кроме того, вы явно подтвердили свою принадлежность к Охранному отделению этим преступникам, навсегда лишив нас возможности исподволь наблюдать хотя бы за Бархатовым в ситуациях, которые не внушают ему никакого подозрения. Бесценные сведения о террористической ячейке, к которой принадлежит Бархатов, через вас уже не получить ни при каких обстоятельствах. Я уж не говорю про то, что ваша жизнь теперь находится в большой опасности. Террористы могут захотеть убить вас просто на всякий случай. Имейте в виду, крови они не боятся, предателей или тех, кого считают таковыми, казнят беспощадно!

Зубатов грохнул кулаком по столу. Время для оргвыводов, обреченно подумал Олег – и не ошибся.

– Я вынужден отменить ваш допуск к личным делам подозреваемых, – заявил Зубатов.

– Господин штабс-капитан, я чрезвычайно недоволен и вами тоже. Господин Захаров человек новый в наших краях, ошибки совершает по глупости или просто недомыслию.

Но вы-то, опытный офицер, как вы могли так опозориться? В ваши обязанности в числе прочего входила доставка господина Кислицына из Отделения до дома и обратно. Вы же вчера пренебрегли своими обязанностями, тем самым позволив ему без присмотра пуститься в сомнительные авантюры. Я отстраняю вас от задания.

Явитесь к Медникову и доложите, что на вас наложено взыскание. В дальнейшем вы снова поступаете в его распоряжение. Вы свободны.

Чумашкин обреченно кивнул, бросил к голове ладонь, забыв, что в штатском, бросил на Олега виноватый взгляд, развернулся и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Зубатов снова обратил взгляд на Олега.

– Между прочим, в этом взыскании тоже виноваты лично вы, – устало сказал он. – Олег Захарович, вы же взрослый человек. Именно на это я надеялся, давая вам разрешение работать с архивом. И что? Вон, вся физиономия исцарапана после вчерашнего приключения.

– После приключения с моей физиономией было все в порядке. А царапины – это я с утра брился, – угрюмо ответил Олег. – Никак не могу привыкнуть к вашим бритвам.

Орудие убийства, а не гигиенический прибор…

– Вы мне зубы не заговаривайте! – рыкнул Зубатов. – Бритва ему не нравится, тоже мне! К террористам в зубы соваться не опасно, а бритвы боится! Господи боже мой, в вашем мире все такие ненормальные? Или только Народные Председатели?

Олег вздохнул.

– Не возражаете, если я присяду? – спросил он и сел, не дожидаясь ответа. – Ну что вы в самом деле, Сергей Васильевич. Я ведь уже извинился. Случайно все вышло…

– Олух, – безнадежно махнул рукой Зубатов. – Олух царя небесного! Скажите, Олег Захарович, на кой ляд вы мне сдались? Зачем я трачу на вас время и нервы? Не говоря уж про казенное жалование? Да черт с ним, с жалованием, бездельников на синекурах в нашем отечестве и без вас хватает, одним больше, одним меньше, неважно. Но я серьезно задумываюсь о целесообразности вашего пребывания в штате Охранного отделения. Вы очень напоминаете мне слепого щенка – тычетесь мордочкой куда ни попадя – в костер, в капкан, под копыта, не имея ни малейшего представления о реальных опасностях. Пока вам везло – крупно везло! – но далеко не факт, что продолжит везти и в будущем. Фигурально выражаясь, в один прекрасный день вы выползете на проезжую дорогу, и вас переедет первой же телегой. Вчера вот почти переехало. Как вы вообще умудрились вырваться?

– Помните, я вкратце рассказывал, как стал Народным Председателем? И как пулю словил на митинге? – кажется, гроза завершилась, и этим нужно было пользоваться.

– Когда я, наконец, стал Нарпредом и отошел от ранения, Пашка настоял, чтобы я прошел подготовку по базовым курсам самообороны и рукопашного боя. Несколько месяцев трижды в неделю меня валяли по матам и учили грязным приемчикам драки.

Вот, помогло, как видите. Сергей Васильевич, а как вы вообще узнали о том, что со мной произошло вчера вечером? Я же даже не успел вам доложить.

– Дом, в который вы влезли, находится… находился, – с горечью поправился Зубатов, – под непрерывным наблюдением. В нем не раз собирались члены Боевой организации. Мы были уже почти готовы накрыть всю ячейку целиком, и вот на тебе – появляетесь вы и пускаете трехмесячную операцию коту под хвост! Приказы об арестах тех, кого мы выявили, уже отданы, но, боюсь, взять удастся мало кого.

Вскоре после вашего бегства вся троица покинула дом и, пользуясь глухой темнотой, скрылась в неизвестном направлении. Филеры не рискнули преследовать их в темноте и по огородам. Наверняка они уже предупредили остальных. Поздравляю, господин Кислицын, вы успешно сорвали нам крупное дело.

– Н-да, – Олег покаянно склонил голову. – Честное слово, не ожидал, что так все выйдет. Всего-то хотелось пообщаться с Бархатовым на предмет его политических взглядов, пользуясь знакомством. Мирная беседа на отвлеченные темы, ничего более.

– И чего же вы сцепились с боевиками? – саркастически осведомился директор. – Вы хоть знаете, с кем имели дело? Между тем, один их ваших вчерашних собеседников – Владимир Мазурин, отчество неизвестно, партийная кличка – "Володя". Один из самых отпетых и неколебимых борцов, так сказать, за свободу. Активный член Боевой организации социалистов-революционеров. За ним числится минимум три доказанных убийства – два террористических акта против государственных чиновников и одна казнь заподозренного в измене товарища. Товарищ, кстати, был невиновен, доказательств его вины не имелось, но "Володю" это не остановило.

Плюс к тому Мазурин обоснованно подозревается к причастности еще по крайней мере к двум террористическим актам, а уж о скольки мы не знаем – и подумать страшно.

Совершенно отпетая и невменяемая личность, его недолюбливают и побаиваются даже товарищи по организации. Второй из присутствующих – Евгений Зверев, отчество также неизвестно, имеет кличку "Зверь", которой вполне соответствует.

Безработный, одно время промышлял грабежом и разбоем, пока не прибился к Мазурину. Грубый тип, любит подраться и напиться в стельку. Верный подручный "Володи". Ну, Бархатова, исключенного из Казанского университета за неуспеваемость, вы и так знаете. И в чем же вы их собирались убеждать? В том, что зажились на свете? Поздравляю, вам это вполне удалось.

– Да уж… – крыть было нечем. Олег в очередной раз поклялся себе воздерживаться от импульсивных действий, отчетливо, впрочем, осознавая, что впустую. – В следующий раз постараюсь поаккуратнее.

– Следующего раза не будет, – отрезал Зубатов. – Олег Захарович, как я уже сказал, у меня возникли большие сомнения в целесообразности вашего пребывания в штате Охранного отделения. От вашего увольнения меня пока что удерживает только одна мысль: что без постоянного пригляда вы наломаете дров куда больше. Исходя из самых чистых намерений, разумеется. Конечно, можно было бы пустить за вами филеров, но у меня их и так куда меньше, чем хотелось бы. Кроме того, вы уже успели продемонстрировать свои способности по обнаружению слежки, а подвергать своих подчиненных лишним треволнениям я не намерен.

Он побарабанил пальцами по столу.

– Остановимся пока на следующем. Ваш допуск к закрытой части архива, как я уже сказал, отменяется. Если хочется побольше узнать о революционерах, поговорите с Меньщиковым, он выдаст вам пару чемоданов конфискованной подпольной литературы.

Наслаждайтесь чтением. Прикомандированный к вам Чумашкин возвращается в распоряжение Медникова, поскольку с треском провалил свое задание. Взамен к вам приставляется… ох, да черт с ним, вы же просили Крупецкого в свое время? Вот он и приставляется. Будет надеяться, с его опытом он сможет держать вас в узде.

Кроме того, вы обладаете таким талантом встревать в неприятности, что присутствие Крупецкого в вашем обществе может оказаться не менее эффективным, чем простое филерство. И вот что, многоуважаемый сударь, – Зубатов наклонился вперед. – Помните – еще один фокус во вчерашнем духе, и я вас знать не знаю.

Выкручивайтесь в нашем мире самостоятельно – приспосабливайтесь к нашей жизни или ищите выход в свой мир, мне все равно. Вопросы есть?

– Да, – кивнул Олег, и Зубатов удивленно поднял бровь. Судя по всему, после подобных распеканий подчиненные пробкой вылетали за дверь при первой же возможности. – Сегодня утром мне принесли список того, что группе Вагранова потребуется для организации опытного производства полиэтилена, – он протянул через стол пару листов бумаги. Зубатов неохотно взял их и быстро пробежал глазами. – Я не рассчитываю, что вы выделите требуемые фонды. Но, может, подскажете, где можно приобрести или заказать необходимое оборудование?

– Ну у вас и вопросики, – хмыкнул директор Охранки, возвращая листки. – Ни малейшего представления не имею, если честно. Спросите Крупецкого, впрочем, может, он подскажет. Он человек тертый.

– Договорились, – кивнул Олег. – Ну, тогда я пошел. Где, вы говорите, я могу найти вашего Крупецкого?

Уличный шум действовал Оксане на нервы. Неуверенно оглядываясь, она шла по какой-то незнакомой московской улице. Заблудиться она не боялась – чувство направления выручало ее в таких ситуациях. Она любила вот так нырять в суету незнакомого города, бродить по его улицам, рассматривать здания и наблюдать сценки из жизни. Любила – в прошлой жизни.

Она до сих пор еще не отошла от шока. Временами словно густой туман скрадывал все вокруг, в глазах двоилось, причем разные изображения жили разной жизнью.

Иногда ее покачивало, словно от сильного головокружения, так что она опиралась рукой на забор или стену дома и переводила дыхание. Один раз ей показалось, что ее рука просто прошла сквозь стену из могучих бревен, и она в страхе отпрянула.

Но стена осталась на месте и на ощупь показалась такой же твердой и основательной, как и прочие сооружения.

В таком состоянии она частенько пребывала с того самого момента, как пришла в себя в комнате со склонившейся над ней забавным дядькой в золоченых очочках без дужек. Тогда докторская повадка не оставляла сомнений: с ней что-то случилось, и она в больнице. Осознание новой реальности приходило медленно, и Оксана до сих пор была не уверена, не снится ли ей сон, не то забавный, не то жуткий. Жить в одной квартире с самом Народным Председателем, но в каком-то чужом и совершенно непонятном мире! Бред. Низкие деревянные, редко каменные дома, вонючие лошади, тянущие за собой какие-то коляски, ужасные женские платья, которые, казалось, невозможно толком надеть и застегнуть… А нижнее белье! Броня от нескромных покушений. Тихий ужас, в общем. Как она скучала по родной Сечке, по оставшимся дома родителям, таким занудным, но сейчас кажущимся такими уютными и надежными…

Она по привычке сунулась рукой в карман за сигаретами и тихо выругалась. Здесь дамам не полагались ни штаны, ни даже карманы. Только дурные, почти до земли, платья, путающиеся в ногах подолом при ходьбе, и сумочки-ридикюли в качестве заместителя карманов. Свою сумочку она, разумеется, забыла на квартире.

Преодолев очередной приступ головокружения и землеклонения, она тряхнула головой. Да соберись же ты, дура! Мало с похмелья на лекциях сидеть приходилось, так что преподы брезгливо отворачивались? Соберись, ты это умеешь. Ну же!

Еще раз тряхнув головой, она оторвала взгляд от земли и решительно огляделась.

Улица перестала двоиться и приобрела четкие очертания. По деревянному тротуару неторопливо шествовали мужчины, с интересом поглядывая на нее, вдоль дороги росли редкие деревья. Кажется, таких листьев она никогда раньше не видела.

Неужто и в самом деле другой мир, как Нарпред… Олег говорил? Или она просто пожизненная двоечница по ботанике? Ладно, замнем для ясности. Итак, что мы имеем в ближайших окрестностях? Улица. Бульвар, можно сказать. Тут и там виднеются маленькие магазинчики с небольшими витринами под матерчатыми навесами. Денег с собой нет, и вообще их мало – как сообщил ей Олег, высокооплачиваемой его местную должность назвать сложно – но за погляд денег не берут, верно? Вот, кстати, еще одна дурацкая местная поговорка, неизвестно откуда всплывшая в голове. Откуда она вообще знает местный язык. Называется "русский", но это, несмотря на схожесть названий, точно не родная руста даже на уровне базовых конструкций, ничего похожего, уж на таком-то уровне она в языках разбирается.

Нет, это все-таки бред. Ночной кошмар. Наверное, меня тогда все же замели, в камере я простыла и сейчас валяюсь с воспалением легких. И брежу. Ой, не будем о грустном. Еще неизвестно, что хуже – следователь-общак с добрыми-добрыми глазами или местная сумасшедшая действительность.

Она решительно подошла к одежной лавке и толкнула дверь. Звякнул колокольчик.

– Приветствую прекрасную мадемуазель! – расплылся в улыбке парень в кожаной безрукавке… жилете и смешном картузе. – Чем я могу вам помочь?

– Я… просто смотрю, – буркнула Оксана, смущенно отворачиваясь. – Можно?

– Разумеется, сударыня! Для такой прекрасной госпожи – все что угодно! – парень подмигнул и жестом фокусника развернул перед ней рулон зеленой материи. – Вот, могу предложить лучший ситец приятных расцветок…

Не слушая его профессионально-завлекательную скороговорку, Оксана озиралась по сторонам. Прилавок загромождали рулоны ткани самых разных расцветок. Девушка никогда не питала склонности к самостоятельному пошиву, предпочитая магазины готовой одежды и – когда временно заводились деньги – фарцовщиков в подворотне.

Нет, а где вы еще найдете нормальные колготки и чулки, не дающие стрелку при первой же зацепке? Теперь обилие тканей заставило ее окончательно растеряться. В одном из рулонов она, кажется, опознала бархат, но на этом ее текстильные познания заканчивались.

Уловив ее нерешительность, приказчик замолчал. Он уже понял, что девица в бедном платье, скорее всего, недавно попавшая в столицу провинциалка и в самом деле покупать ничего не собирается. Какая-нибудь приживалка у богатой старухи, прислуга за все и девочка для битья под скверное настроение. Своих денег нет, старухины брать боится. Так что дохода с нее не предвидится. С другой стороны, посетительница, да еще и с такой смазливой мордашкой – все не так скучно. Может быть, даже удастся познакомиться… и развить отношения вплоть до амурных.

Почему бы и нет?

– Недавно в Москве? – сочувственно спросил он. – И все еще не освоились?

– Да, недавно, – кивнула Оксана, с интересом ощупывая ткань. – Странный… странный город…

– Шумный, суетливый, все куда-то торопятся… – подсказал приказчик. – У вас дома, небось, все тихо и чинно?

– Да ну, бросьте… – усмехнулась девушка. – Наоборот. Я-то думала, что столица должна быть… ну, большой, с высокими каменными зданиями в двадцать этажей, с автобусами и трамваями на каждой улице. А у вас как-то все сонно, домишки маленькие, покосившиеся, в землю вросли. Лошади эти… ф-фу! – она махнула рукой, но тут же спохватилась. А вдруг этот продавец начнет докапываться, откуда же она заявилась? Что отвечать?

– Э-э-э… – озадаченно пробормотал парень. – Ну, Москва, конечно, не Петербург… – Провинциалка? И Москва для нее захолустье? Ой, непростая девица!

И на приживалку, пожалуй, непохожа. Откуда же она, такая бойкая? – Прошу пардону, мадемуазель, а вы откуда…

Снова звякнул колокольчик у входной двери, и приказчик тут же утратил интерес к Оксане, расцвел улыбкой и повернулся к вошедшей даме, за которой следовал угрюмый бородатый мужик в красной рубахе.