Текст книги "Несомненная реальность"

Автор книги: Евгений Лотош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)

Изначально коллективы станций практически полностью состояли из ученых и технологов с некоторой долей "обслуживающего персонала", к которому относились высококвалифицированные инженеры и техники. И интеллект сыграл с ними злую шутку: когда пропала необходимость в каждодневной отчаянной борьбе за выживание, пропал и смысл жизни. Пропал окончательно, несмотря на все усилия чоки-компаньонов. Типовые системы жизнеобеспечения исследовательской станций были рассчитаны максимум на полторы тысячи обитателей, колонии на Жемчужине – на три тысячи, и даже если все шестнадцать уцелевших баз и колония окажутся забитыми людьми до отказа, это все равно составит не более двадцати семи тысяч человек. А что дальше? Строить новые станции? С имеющимися ресурсами – невозможно: необходимая для этого производственная инфраструктура полностью отсутствует. Создавать инфраструктуру? На постройку только одного орбитального автоматического завода уйдут десятилетия. А сверх того требуются транспортные корабли, монтажные комплексы и тому подобные вещи, вполне естественные в метрополии, но полностью отсутствующие в дальнем космосе.

Потерявших цель людей охватила смертельная апатия…

1 сентября 1905 г. Москва. Хлебный переулок

В комнате стоял полумрак. Оксана сидела в старом жестком кресле у окна, подобрав под себя ноги и, казалось, дремала. Старый халат жены квартирного хозяина бесформенно грудой закрывал ее с головы до пят. Несколько пакетов из магазина одежды – лавки, как их тут называли – валялись на полу нераспечатанными.

Услышав тихий скрип входной двери, она вскинулась, широко распахнув огромные глазищи. Отчетливые армянские черты лица, окруженного копной иссиня-черных волос, заострились от перенесенных волнений.

– Здравствуйте, Олег Захарович, – тихо сказала она.

Олег прикрыл за собой дверь, пересек комнату и присел перед ней на корточки.

– Здравствуйте, Оксана, – тепло улыбнулся он. – Врач сказал, вам нужно по крайней мере неделю безвылазно лежать в кровати.

– Врач… – она медленно повернула голову, безжизненно уставившись в окно. – Что это за место? Вы так ничего и не сказали мне толком. Что за деревня? Почему меня привезли сюда?

– Что вы помните? – поинтересовался Олег. – Я имею в виду – за последние несколько дней? Или нет, не так. Расскажите-ка мне все с того момента, как дела пошли наперекосяк.

Девушка заметно вздрогнула и со страхом уставилась на него.

– Мы ничего плохого не делали! – прошептала она. – Честное слово! Мы… просто встречались, разговаривали… мы не замышляли ничего плохого! Франц… он несдержан на язык, но он хороший парень, добрый, он никогда…

– Оксана! – Олег попытался оборвать ее как можно мягче. Девушка снова вздрогнула и осеклась на полуслове. – Поймите, вас никто ни в чем не обвиняет. Вы не в следственном изоляторе УОД, вас никто не расследует. Ну сами подумайте – стал бы Народный Председатель лично заниматься мелкими шалостями вроде ваших? Я очень прошу – забудьте все свои страхи и предположения. Просто расскажите мне, кто вы, откуда и что помните за последние несколько дней. Ладно?

Он поднялся, взял стул, оседлал его, оперевшись руками о жесткую деревянную спинку, и приготовился слушать. Девушка несколько секунд явно колебалась, но потом вздохнула и принялась сбивчиво говорить.

Этим летом она перешла на четвертый курс Сечки, как студенты на жаргоне называли пединститут имени Сеченова. Вообще-то изначально она собиралась завоевать столицу, поступив в театральную академию и став знаменитой актрисой, но по конкурсу не прошла. Уезжать домой в сонный захолустный Бакряж с его двумя заводами – инструментальным и тракторным – и пустыми магазинными полками страшно не хотелось. Поэтому она, воспользовавшись извечной лазейкой неудачливых молодых людей, косящих от армии, успела перевести документы в пед на наименее популярный среди всех физмат. Училась ни шатко ни валко, сессий не заваливала, но и особыми успехами не блистала, и с тоской представляла себе свою будущую педагогическую карьеру – училкой, распределенной в какое-нибудь сельское захолустье, по сравнению с которым даже Бакряж покажется блистательным центром культуры.

Отличаясь замкнутым необщительным характером, за первые два года она так и не свела ни с кем близкого знакомства.

На третьем курсе все переменилось. Мирей Долохова, которую подселили в ее тесную обшарпанную комнату в общаге взамен отчисленной по собственному желанию соседки, познакомила ее с компанией молодых людей с параллельного потока. Несколько парней и девиц, мокольцев и провинциалов, организовали что-то вроде полуподпольного кружка. Ничего противозаконного – в этом месте Оксана снова испуганно вскинулась, и Олегу пришлось ее успокаивать – магнитофонные джазовые записи, за бешеные деньги купленные у фарцовщиков в темных переулках, наивные рассуждения на политические темы, прогулки по ночной Моколе, пиво и портвейн, уединение парочками в реквизированных на время у товарищей общажных комнатах…

Обычная компания молодых оболтусов, не знающих, чем занять свободное время, и опасно гуляющих по грани, рискуя оргвыводами факультетского воспитателя по общественной работе.

В тот день они впятером сидели на скамейке в вечернем парке, и третьекурсник Франц разглагольствовал о судьбах страны, об искаженных идеалах Народной Справедливости, о зажравшихся котах-чиновниках, связывающих руки молодому Народному Председателю (в этом месте Олег печально усмехнулся). Из рук в руки переходила самокрутка, дурманяще пахнувшая сладким запахом травки, которую тоже принес Франц. Этот разговор уже был далеко за гранью безопасного, и поэтому молодые люди были слегка на взводе, нервно оглядываясь по сторонам. Поэтому когда в конце аллеи появился полицейский патруль, им взбрело в голову переместиться куда-нибудь в другое место. Если бы не их резкий старт, скучающие полицейские, скорее всего, даже не обратили бы внимания на студенческую компанию. Однако сейчас они заинтересовались и попытались приблизиться.

Перепуганные студенты рванули напролом через кусты. Полицейские, уверившиеся в криминале, бросились за ними, одновременно оповещая по рации другие парковые патрули.

Спустя несколько секунд Оксана потеряла остальных. Ветви кустов и деревьев хлестали по лицу, и она, оберегая глаза, не заметила, как осталась одна. Она бежала вслепую, не зная куда, сердце рвалось из груди, легкие горели от напряжения. Треск веток под ногами не давал расслышать, гонятся ли еще за ней, но остановиться и прислушаться она не осмеливалась. И когда под ноги подвернулся особо толстый корень, а навстречу рванулся грязный березовый ствол, она почти обрадовалась, что наконец-то сможет передохнуть.

Пробуждение оказалось ужасным. Память о следующих нескольких днях оставалась словно окутанной густым непроницаемым туманом, в котором изредка проглядывали какие-то пьяные хохочущие рожи, брезгливо кривящиеся полицейские в странной форме, храпящие лошади… Она ела какие-то объедки, что бросали ей в грязных забегаловках, урывками спала на голой земле, несколько раз ей грубо овладели какие-то вонючие оборванные мужчины. Мысли путались, она не могла понять, где и почему находится, а вокруг не было ни одного знакомого места. Почему-то ей казалось, что ее арестовали, и сейчас она находится в колонии, отбывая пожизненный срок… то же чувство, что и в кошмарном сне, из которого не чаешь, как выбраться.

Потом посреди окружающего тумана вдруг отчетливо проявилась фигура Кислицына Олега Захаровича, Народного Председателя Народной Республики Ростания. Ей было все равно, она лишь хотела, чтобы этот кошмар кончился. Она бросилась к этой фигуре… и пришла в себя в этой квартире, в постели с грубыми заштопанными простынями, где в углу чернела дымными потеками по штукатурке печка, а под кроватью стоял ночной горшок.

Выслушав несвязный рассказ девушки, Олег задумался. Как и он сам, она попала сюда в бессознательном состоянии. И у них обоих в первые дни оказался отчетливо затуманен рассудок, вероятно, в результате сильного шока. Следовало проверить еще кое-что. Он поскреб подбородок, поднялся со стула, покопался в платяном шкафу и извлек на свет вычищенные и выглаженные брюки.

– Это ваше? – спросил он, разворачивая их.

Девушка посмотрела на штаны и кивнула.

– Здоровские штанишки, – грустно сказала она. – Франц подарил. Мы с ним… в общем, он хороший друг. У него водились такие вещи. Сама-то я в жизни бы на такие не наскребла, с моей-то стипендией в двадцать пять форинтов…

Олег кивнул.

– Понятно. Думаю, в ближайшее время вам носить их не светит. Не принято здесь женщинам в штанах ходить.

Он аккуратно свернул брюки и убрал их в шкаф. Судя по всему, одежда при переносе в этот мир также оставалась неизменной. Он вернулся обратно на стул, мучительно подыскивая первую фразу для объяснения. Оксана, впрочем, избавила его от колебаний.

– Здесь – это где? – настороженно спросила она. – У вас на даче?

– Здесь – это в другом мире, – вздохнул Олег. – Боюсь, госпожа Шарлот, мы с вами оказались в весьма странном положении. Видите ли…

Пятнадцать минут спустя Оксана все еще смотрела на него с недоверием, но в ее взгляде появилось что-то новое. Выслушав краткое описание новой реальности, она опустила голову и задумалась. Потом передернулась и принялась выбираться из кресла.

– Я хочу увидеть все своими глазами, – твердо заявила она. – То есть… то есть я уже все видела, но я… была не в себе. Я хочу посмотреть еще раз.

– Вы на ногах не стоите, – усмехнулся Олег. – Куда вам идти?

– А я не собираюсь идти, – девушка упрямо тряхнула волосами. – Я собираюсь ехать. На повозке, запряженной лошадьми, раз уж машин нету. А еще я есть хочу.

Она принялась развязывать пояс халата, но, спохватившись, быстро запахнулась и принялась оглядываться по сторонам.

– Э-э-э… господин Народный Председатель? – смущенно поинтересовалась она. – А во что мне одеться?

– Горюшко вы мое, – вздохнул Олег. – Я, между прочим, устал, как собака. Я полгорода сегодня исколесил, а Москва, к вашему сведению, хоть и деревня, нашей Моколе по размерам не слишком уступает. Ладно, сейчас позову хозяйку, она служанку за в магазин за одеждой отправляла. Местная женская одежда на нашу как-то слабо похожа. Только…

– Да? – Оксана настороженно повернулась к нему.

Олег поколебался.

– Видите ли, я представил вас хозяевам как свою сестру, поссорившуюся с матерью и ушедшую из дома к жениху, а жениха зарезали на улице. Оттого-то вы и были не в себе. Думаю, нам лучше придерживаться этой легенды во избежание кривотолков.

Похоже, здесь мораль куда более строгая, чем у нас, и пребывание мужчины и женщины, не связанных родственными узами, в одном помещении и наедине сильно не приветствуется.

– Понимаю… – Оксана задумалась. – Хорошо, учту. Можно теперь…

– Из этого следует, – продолжил Олег, – что нам, как родственникам, неплохо было бы оставить в стороне формальности наподобие "господина Народного Председателя" и обращения на "вы". Тем паче, что я здесь никакой не Нарпред. Кроме того, – он криво усмехнулся, – когда красивая молодая девушка вроде вас обращается ко мне таким образом, я чувствую себя безнадежным стариком. Короче, я предлагаю перейти на "ты" и обращаться по именам. Я Олег, ты Оксана.

Девушка изумленно посмотрела на него, потом медленно кивнула.

– Хорошо… Олег, – скованно произнесла она. – Я… постараюсь не сбиваться.

– Вот и ладушки, – одобрительно кивнул он. – Умница. Отчество и фамилию мы тебе оставим старые, иначе наверняка проговоришься по-первости. Но если станут спрашивать, почему я Захарович, а ты Александровна, скажешь, что сводная сестра.

Понятно?

Оксана снова кивнула.

– Ладно, сестричка, – усмехнулся Олег. – Вон твоя новая одежда в свертках, разбирайся пока. А я пойду посмотрю, кого тебе на помощь позвать. Жена хозяина где-то здесь болталась.

1 сентября 1905 г. Москва.

Большой Гнезниковский переулок – Похоже, он остался сильно недоволен.

Филер, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Он переминался с ноги на ногу, избегая взгляда начальства. Медников сверлил его тяжелым взглядом.

– Когда ехали от Тубарева в Промышленное училище, он ругался словами, половину которых даже я не знаю, – пояснил Чумашкин. – Что-то насчет зажравшихся и закосневших в своем тупоумии академиков… а дальше про половые акты в извращенной форме. По матушке и батюшке крыл, проще говоря, с применением незнакомых слов.

– Неудивительно, – Медников, казалось, слегка расслабился. – С этими яйцеголовыми общаться – себе дороже. Дальше.

– В Промышленном, похоже, ему тоже своего добиться не удалось. Однако вышел он оттуда не один, а в сопровождении ученика, опознанного позже преподавателями как Ивана Кузьменко, пятнадцати лет, ученика шестого года обучения. Мальчишка – тот еще оболтус, постоянно учителям пакостит, хотя и не по злобе, а, скорее, от врожденной живости. Все Училище ждет не дождется, когда он закончит учебу.

Исключить, однако, побаиваются, поскольку дальше определенной черты мальчишка никогда не заходит, а протекцию пареньку оказывает некий Вагранов, доцент университета, вздорный человек, однако с авторитетом и большими связями в научных кругах. С ним связываться – больно много вони.

– Так, – Медников кивнул. – Понятно. И куда же твой подопечный направился в сопровождении этого Кузьменко? Впрочем, сам могу догадаться – к тому самому Вагранову.

– Точно так, ваше превосходительство, – кивнул штабс-капитан. – Пробыл у него Кислицын около получаса, вышел спокойный и задумчивый, уже без мальчика. О результатах встречи ничего не сказал, только сев в коляску, произнес одну фразу:

"Фифти-фифти", что значит…

– "Пятьдесят на пятьдесят" по-английски, – кивнул Медников. – Значит, у дома ты его высадил и уехал?

– Так точно, – кивнул филер. – Поскольку согласно приказанию его превосходительства Зубатова наружное наблюдение за Кислицыным более не устанавливается, о его дальнейших действиях ничего сказать не могу.

– Понятно, – Медников опустил голову на руки и погрузился в тяжелое молчание.

Потом снова поднял взгляд на подчиненного и покачал головой.

– Сергей – человек умный и проницательный, но иногда, пожалуй, чересчур доверчивый. За то поплатился в девятьсот третьем, за то может поплатиться и сейчас в любой момент. Не нравится мне этот субъект, ох, не нравится. Ты-то сам как Кислицына оцениваешь? Не работает ли на кого из… не знаю даже, из революционеров или совсем наоборот? Что с благонадежностью?

– Не могу знать, – вздохнул Чумашкин. – Он… ему как-то хочется верить, даже если полную чушь несет. Еще он любопытный, как молодой щенок. Давеча на "Манометре" куда только нос не совал! С инженером тамошним, Овчинниковым, за пять минут спелись так, словно с детства друг друга знают. Эти инженеры обычно невесть что о себе воображают, с чиновниками сквозь зубы разговаривают, но этот Кислицына явно зауважал, хотя тот очевидным образом в механике разбирается, как я в балете. На политические темы если и говорит, то в основном слушает. Сегодня меня, пока по городу колесили, об истории дома Романовых да о нынешнем императорском дворе выспрашивал. А с меня какой спрос – я же не профессор истории и не министр двора! Ну, рассказал я ему, что знал, так он головой покачал, пробормотал под нос что-то насчет того, что этого следовало ожидать и что могло быть и хуже, и замолчал.

– Ясно, – Медников кивнул. – Все-таки жаль, что наружку за ним пустить нельзя.

То, что ты ему в гиды приставлен, хорошо, но круглые сутки ты с ним проводить не можешь. Ну ладно. В конце концов, кроме странных историй, за ним ничего криминального пока не водится. Води его по городу, докладывай Сергею и отдельно – мне. Смотри только, обаяние – опасная вещь. Боюсь, очарует он тебя, как и Зубатова.

– Не извольте беспокоиться, Евстратий Павлович, – буркнул филер. – Не первый день на работе. Дело знаем.

– Смотри, – кивнул заведующий филерским отделением. – Ты человек проверенный, надежный, на тебя полагаюсь. На сегодня свободен, только пройди сейчас в архив и проверь, нет ли на Вагранова там дела. Заодно проверь также этого… инженера…

– Овчинникова, – подсказал Чумашкин.

– Во-во, Овчинникова. В памяти у меня по ним ничего не отложилось, но береженого бог бережет. Все, иди.

Штабс-капитан кивнул, щелкнул каблуками, развернулся и пошел к двери, чеканя шаг. Военная повадка в сочетании с официальным чиновничьим сюртуком выглядела до того нелепой, что Медников невольно усмехнулся. Чумашкин служил у него уже год, но все никак не мог до конца отделаться от старых строевых привычек. Наверное, все еще тоскует по своему прежнему мундиру… Ничего, привыкнет. И все же загадочная это личность – Кислицын Олег Захарович. Загадочная и, благодаря своему странному обаянию, потенциально опасная. Интеллигент хренов… Хорошо, что будет под присмотром надежного человека.

Дверь за Чумашкиным мягко закрылась, и Медников выбросил Кислицына из головы.

Через насколько минут предстояла вечерняя поверка, и он сосредоточился, вспоминая детали сегодняшних заданий своим многочисленным подчиненным.

1 сентября 1905 г. Москва

Трактир на Поварской, куда их привез извозчик, и в самом деле оказался весьма приличным заведением. Чистые столы, покрытые скатертями, сосредоточенная тишина, интеллигентная публика и – чудо из чудес в этом мире – электрическое освещение.

Официант – половой? – выложил на стол меню и, подобострастно согнувшись, дожидался, пока посетитель сделает заказ. Пробежав глазами цены, Олег мысленно поежился – за приличность заведения приходилось платить. А ведь еще и чаевые!

Деньги у него пока были, но все следовало присмотреть местечко поближе к дому и не такое дорогое.

Пока Оксана жадно насыщалась, закусывая жареных рябчиков пирожками с визигой и запивая куриным бульоном с зеленым луком, Олег, задумчиво жуя, осматривался по сторонам. В это вечернее, но не слишком позднее время трактир – или, вернее, ресторан? – был заполнен примерно наполовину. Две барышни в сопровождении чопорной тетки сосредоточенно ужинали, опустил глаза в тарелку. Возможно, девицы и были симпатичными, но густые вуали, скрывавшие их лица, не давали возможности определиться толком. Впрочем, всякая охота определяться проходила сразу же после первого взгляда на сопровождающую их брылястую мегеру. Та не носила вуали, и угрожающая мина на ее физиономии, казалось, могла отвадить от подопечных девиц не то что случайного ухажера, но и роту пьяных гусар.

Неподалеку сидели, негромко переговариваясь, трое мужчин в форменных инженерских тужурках. Кажется, знаки на одежде принадлежали местному горному ведомству, точное название которого напрочь вылетело у Олега из головы, но он бы не поручился. Сама идея наряжать гражданское население, пусть и на государственной службе, в форму до сих пор казалась ему странной. Ну ладно – на службе. Но за ее пределами? У него в голове всплыла давешняя сцена на Тверском бульваре: два мальчугана в форме гимназистов немногим младше Вани Кузьменко стояли, понурив головы, а высокий сухопарый дед – тоже в какой-то форме – сурово распекал их. На расстоянии Олег толком не разобрал, о чем речь, но, кажется, дело было в недостаточно начищенных пуговицах в частности и неподобающем поведении на улице в целом. Впрочем, горные инженеры вели себя вполне пристойно, пуговицы на их тужурках блестели начищенной медью, и вряд ли кто-то смог бы придраться к ним по этим пунктам.

Еще в зале присутствовали: представительная дама с мужем (было ясно видно, что именно муж состоит при даме, а не наоборот), седобородый дядька ужасно интеллигентного вида, с бородкой, усами и в пенсне, группа мужчин явно купеческого вида и в заметном подпитии, один из которых носил кумачовую косоворотку, один офицер неопределенного для Олега рода войск, два жандарма в голубых мундирах, сидящие в углу явно наособицу, и тому подобная разношерстная публика среднего достатка.

Доев куриный суп и закусив полюбившимися пирожками с визигой, Олег вытер рот салфеткой и задумался. Визит к Вагранову теперь представлялся ему совсем в ином свете. Он корил себя за несдержанность за язык. Марсианин, надо же! Наткнуться на умного понимающего человека – и тут же выставить себе невменяемым идиотом!

Если доцент отошьет его, останется, вероятно, единственный выход – ехать в столицу и искать поддержки уже там. Авось столичные умники окажутся не такими недоверчивыми и согласятся хотя бы немного подумать над его идеями. Нет, разумеется, худа без добра – путешествие по местной железной дороге должно стать полезным опытом. Но Олег чувствовал, что его мозги явно перегружены деталями незнакомого доселе мира, и еще сильнее их перегружать явно не стоило. Опять же, в Москве он может плести чушь о "Департаменте технического надзора", но пройдет ли этот номер в Санкт-Петербурге? Да и выбираться из-под надежного крылышка Зубатова раньше времени не хотелось. Само по себе удивительно, как такой неглупый и интеллигентный мужик мог оказаться на высокой должности в тайной полиции. Но окажется еще более удивительным, если другие сотрудники Охранки окажутся похожими на него. Исключения, знаете ли, потому и исключения, что крайне редки. Тот же заведующий наружным наблюдением Медников уже куда ближе к образцовому служаке-общаку, чем его прямой начальник. Удалось бы мне сразу найти общий язык с Евстратием свет Павловичем, да еще не подвергшимся благотворному зубатовскому влиянию? Ох, сомневаюсь… Нет, мне страшно повезло, что в этом новом мире я сразу же натолкнулся на Зубатова. Страшно повезло… повезло ли?

Так, а ведь мы опять возвращаемся к основному вопросу: как, собственно говоря, и с какой целью я сюда попал? Может, я все же схлопотал инфаркт и теперь просто брежу на смертном одре? Н-да… Забавный получается бред. Если действительно так, то как приду в себя, сразу переквалифицируюсь из Нарпредов в писатели-фантасты.

Олег сосредоточился и попытался восстановить в памяти всю цепочку событий за последние три недели, с момента осознания себя у загородного трактира. Иногда в дурном сне такое усилие заставляло его вынырнуть на поверхность, в реальность, осознать, что это лишь сон. Но нет, нелогичных перескоков с пятого на десятое в памяти не задержалось, и всплыть на поверхность бреда тоже не удавалось.

Оставалось смириться с тем, что если это и сон или бред, то на редкость реальный, не уступающий логичностью настоящему миру. В таком можно либо жить, либо умереть. Умирать не хотелось. Следовательно, до обретения полной ясности придется барахтаться. Авось из сливок да собьется хоть какое-то масло в качестве опоры для ног…

Движение в зале отвлекло его от мрачных мыслей. Ольга по-прежнему сосредоточенно жевала, хотя уже и не с таким увлечением. Возле входной двери стояли, озираясь, двое мужчин, к ним спешил официант. Один, в форменной куртке, показался Олегу знакомым. Когда тот сделал шаг вперед и лампа осветила его лицо, Олег с уверенностью опознал в нем инженера Овчинникова с завода "Манометр". Второй был ему не известен.

Оглядевшись, новоприбывшие, встреченные приветственными возгласами, направились к группе горных инженеров. Хотя за их столом уже не оставалось места, двое инженеров быстро придвинули второй стол, приставив его торцом. После этого вся компания погрузилась в тихий неспешный разговор.

Олег снова взглянул на Оксану. Та, видимо, уже насытилась, но продолжала жевать – как видно, впрок. Девушка ответила ему вопросительным взглядом. Он улыбнулся ей быстрой ободряющей улыбкой, коротко бросил "Я сейчас", поднялся из-за столика и решительно подошел к инженерам.

– Добрый вечер, Степан Васильевич, – негромко произнес он. – Добрый вечер, господа.

Компания с недоумением воззрилась на него. Потом Овчинников просиял.

– Добрый, добрый вечер, Олег Захарович! – он вскочил из-за стола и с энтузиазмом потряс Олегу руку. – Господа, позвольте представить вам господина Кислицына, старшего инспектора Департамента технического надзора. Федор Федорович, давеча я вам о нем рассказывал. Весьма любознательный и нетрадиционно мыслящий человек.

Второго дня совсем загонял меня по заводу, – он гордо ухмыльнулся, словно гордясь успехами собственного ребенка, – все закоулки облазил.

– Боюсь, не все, – улыбнулся в ответ Олег. – Немало, думаю, осталось. Вы ведь господин Гакенталь, владелец "Манометра"? – обратился он к человеку, которого Овчинников назвал Федором Федоровичем. – Весьма впечатлен вашим заводом.

– Спасибо, – сухо кивнул Гакенталь. – Весьма признателен за высокую оценку.

Степан мне про вас рассказывал. С его слов можно подумать, что вы, хоть и чиновник, в технике разбираетесь не хуже его самого.

Олег рассмеялся.

– Боюсь, и это тоже преувеличение. В технике я полный профан. Гуманитарное образование, знаете ли, не способствует пониманию всяческих железок.

Научно-популярные статьи в "Технологии сегодня" – мой предел.

– Где, простите? – осведомился один из инженеров.

– Э-э-э… – Олег снова проклял себя за слишком быстрый язык. – Выходила у нас в Каменске одно время такая газета пару раз в месяц. Ничего особенного. Федор Федорович, у меня к вам просьба. Не могли бы вы назначить мне в ближайшие дни деловую встречу? На заводе или в ином месте по вашему выбору?

– Сложный вопрос, – задумчиво потер подбородок Гакенталь. – Видите ли, третьего числа, в понедельник, я уезжаю в Тверь. Пробуду там не менее трех дней, значит, раньше следующей субботы встретиться не удастся. Впрочем, завтра суббота, так что я более-менее свободен. Буду ожидать вас в конторе. В какое примерно время?

– Часов в одиннадцать утра, – прикинул Олег. – Нормально?

– Согласен, – кивнул владелец завода. – А что вы хотели обсудить?

– Ну… скажем, я хотел бы поговорить с вами о двигателях внутреннего сгорания.

Знаю, у вас несколько иной профиль – паропроводная арматура, измерительные приборы и тому подобное, но где паровая машина, там и бензиновый двигатель, не так ли?

– Совсем не так, – покачал головой Гакенталь. – По бензиновым двигателям я бы рекомендовал вам обратиться в экипажные мастерские Фрезе в Петербурге. Он самый крупный и, вероятно, после смерти Евгения Александровича Яковлева единственный в России специалист по ним. Впрочем, не советую вам тратить время на эти двигатели.

– Почему? – удивился Олег. – Вы полагаете их неперспективными?

– Видите ли, господин Кислицын, бензиновые и нефтяные двигатели вряд ли когда-то выйдут из разряда игрушек для богатых. Паровая турбина, которая в скором времени вытеснит паровую машину, дает куда больше преимуществ.

– Например? – Олег прищелкнул пальцами. – Не возражаете, кстати, если я присяду?

– Да, разумеется, – спохватился Гакенталь. – Будьте любезны, садитесь. Да простится мне мое любопытство, но ваша спутница за тем столом не заскучает, если мы углубимся сейчас в технические материи?

– А мы пригласим ее сюда! – весело заявил Олег. – Девица она неглупая, посмотрим, может, и она что-то в тему скажет?

Не дожидаясь реакции инженерской компании, он быстрым шагом вернулся к своему столу.

– Оксана, как ты относишься к приятной мужской компании, рассуждающей на технические темы? – поинтересовался он. – Не уснешь за столом?

– Вот еще! – фыркнула девушка. – Я, наверное, на год вперед отоспалась, хватит с меня. А что это за деятели?

– Вон тот, лысоватый – Гакенталь. Владелец завода и, по отзывам, весьма умный и интересный мужик. Рядом с ним сидит его главный инженер, Овчинников. Парень может болтать три часа кряду о паровых машинах и паропроводах, и при этом не выложит и сотой доли того, что знает. Остальных раньше не встречал, но познакомиться недолго. Мне нужно срочно набирать контакты в среде технарей и ученых, и такое везение нужно ловить за хвост. Ну так что? Не заскучаешь?

– Я, между прочим, на физмате учусь, – фыркнула Оксана. – Это как бы они рядом со мной не заскучали!

– Вот и умничка! – одобрил Олег. Он окинул девушку быстрым оценивающим взглядом.

Даже в этом мышино-сером платье она выглядела весьма симпатичной. Ее глаза уже не стекленели внезапно, как в пролетке, словно она уходила куда-то вглубь себя.

Студентка Сечки явно приходила в себя от шока, и компания сейчас ей бы явно не помешала. – Тогда пошли к ним. Только графинчик с водкой прихватить нужно – чувствую, он весьма кстати придется, да и расплатиться нужно сразу. Эй, официант!

За инженерским столом Оксана произвела настоящий фурор. Мужчины, словно по команде, встали и склонили голову. Гакенталь, как самый старший, галантно поцеловал ей руку, и девушка смущенно зарделась. Впрочем, она явно не ощущала неловкости, оказавшись в центре внимания.

В ходе церемонии представления выяснилось, что все трое горных инженеров – Грибов, Пятерский и Завьялов – находились в Москве проездом. Однокашники, они договорились встретиться этим вечером, прежде чем разъехаться по своим делам, а заодно и пообщаться с Овчинниковым, которого хорошо знали по годам учебы. А уж Овчинников притащил с собой и Гакенталя. Грибов и Пятерский отправлялись в Кузбасс, на Судженские угольные копи, а Завьялова ожидали медные шахты Норильска. Молодые люди, включая Овчинникова, распускали хвост перед девушкой, а Кислицын с Гакенталем лишь посмеивались, слушая их оживленную болтовню.

– И что делает Сотников, как вы думаете? – быстрой скороговоркой рассказывал Завьялов. – Везти кирпич или камень для печей – без штанов останешься, а концессия на добычу меди уже получена и оплачена. И вот это пройдоха подает губернатору прошение – разрешить ему построить в Дудинке на собственные деньги деревянную церковь. Дело богоугодное, как не разрешить, верно? Но фокус в том, что в Дудинке уже имеется церковь, причем каменная. И вот, получив разрешение, купчина быстренько строит деревянный храм, а каменный разбирает и из материала делает печи!

Компания взорвалась хохотом.

– Да уж, русский купец всем купцам купец! – пробормотал Гакенталь, утирая слезы.

– В любом деле обманет, без штанов оставит… Да, Олег Захарович, возвращаясь назад, к разговору о паровых и бензиновых двигателях…

Молодые люди притихли, даже Оксана навострила уши.

– Следует заметить, – продолжил заводчик, – что первейшие препятствия на пути развития бензиновых двигателей – это, во-первых, низкая эффективность и, во-вторых, недостаток топлива для них. Паровая машина может работать практически на любом топливе – от угля до дров, а возить всюду с собой бочки с бензином сложно, неудобно, да и опасно. Опять же, масштабы производства керосина в России невелики, равно как и разведанные запасы нефти. А значительная часть нефтяных месторождений расположена в не самых стабильных районах империи. В сегодняшних газетах, например, опять мелькали сообщения, что в Баку и Батуме, где добывается значительная часть российской нефти, неспокойно – турки и армяне снова режут друг друга. Промыслы могут встать в любой момент, если уже не встали. Так что воля ваша, но для массового применения это топливо выйдет слишком редкое и дорогое.