Текст книги "Несомненная реальность"

Автор книги: Евгений Лотош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 44 страниц)

24 сентября 1905 г. Москва, Большой Гнездниковский переулок

Зубатов задумчиво взглянул на Медникова.

– Что думаешь, Евстратий? – спросил он, подергивая себя за бородку. – Пускать его али нет?

– Поостеречься нужно, – задумчиво пробасил тот. – Опасно. В этот раз могут и не промахнуться.

Олег мысленно усмехнулся тому, как синхронно работает мысль у филера и его начальника.

– С другой стороны, – Медников развел руками, – ячейка незнакомая, поэтому нужно разузнать, каких взглядов они придерживаются. Может, бестолочь говорливая, на которую и силы тратить незачем – поговорить по душам да и убедить не соваться не в свое дело. Людей я туда, конечно, пошлю, да и парочку городовых посмышленее я поблизости обеспечу… – Он сделал короткую паузу, дождавшись едва заметного кивка Зубатова. -…так что вам, господин Кислицын, большая опасность не угрожает. В крайнем случае вопите во все горло, мои люди услышат, вломятся в дом и арестуют всех, кто там присутствует.

– Другое дело… – Зубатов щелкнул массивным серебряным портсигаром и закурил папиросу, выпустив облако сизого дыма. – Другое дело, что цель вашего визита туда оказывается достаточно туманной. Ну, поговорите вы с ними, подружитесь, войдете в доверие. Выясните, что это, скажем, социалисты-революционеры. Через месяц окажется, что они планируют очередной экс или теракт. Возьмем мы их с поличным – а дальше? В печати сразу же поднимется вой: очередная провокация Охранного отделения! Коварный Зубатов через своего подчиненного организовал подставную организацию, заманил в нее невинных младенцев и выставил это как свой успех…

Олег дернулся на своем стуле, но начальник Охранного отделения махнул рукой.

– Это я так, фантазирую, – объяснил он. – Может быть, не напишут или напишут иными словами. Или вообще проглядят ваше участие. Но варианты есть самые разные.

Понимаете, Олег Захарович, моя политика заключается в том, что провокация как метод борьбы с революционерами совершенно недопустима, а те жандармские офицеры, что прибегают к ней, должны быть сурово наказаны. И в значительной степени мне удается донести эту идею до начальства. Наша задача – бороться с настоящими преступниками, а вовсе не подталкивать к преступлениям сомневающихся. К счастью, после известных событий ко мне пока прислушиваются. Однако внедрение штатного сотрудника отделения в подпольную ячейку может быть воспринято именно в таком ключе: как провокация. Доказать возмущенной общественности, что это не вы играли там первую скрипку, окажется крайне сложно, а времена нынче и без того беспокойные. Поэтому мы сознательно идем на то, что информацию получаем от лиц, формально с нами никак не связанных. Иногда это мелкая сошка, иногда – крупная рыба, но принцип один: наши информаторы не состоят и никогда не состояли у нас в штате и не получали официального жалования.

Он стряхнул выпустил облако дыма, просвеченное лучами заходящего солнца, и стряхнул пепел в хрустальную пепельницу.

– Кроме того, – мягко закончил он, – о вашей работе в штате Охранного отделения, кажется, стало известно слишком многим посторонним людям. Это ставит под угрозу как вашу жизнь, так и жизнь тех подпольщиков, с которыми вы общаетесь. А секретные сотрудники – это наше главное достояние, не говоря уже про то, что они доверяют нам свои жизни. Поэтому я настоятельно не рекомендую вам посещение данной встречи.

Олег упрямо тряхнул головой.

– И все же я хочу сходить, – медленно произнес он. – Не вижу особой проблемы – в крайнем случае арестуете их и вышлете…

– За что арестовать? – удивился Зубатов. – Олег Захарович, я, конечно, могу арестовать и выслать неблагонадежных граждан, но вам не кажется, что для этого нужны хоть какие-то доказательства вины?

– Я не о том. Арестуете и вышлете куда-нибудь в Самару, чтобы отвести от них подозрения, – пояснил Олег. – Потом они вернутся, если захотят. Но мне почему-то кажется, что на этой встрече побывать стоит. Как-то так сложилось, что за все время моего пребывания здесь со мной ни разу не произошло ничего "случайно". Все встречи и события вели к чему-то большему. Помните, утром вы напомнили мне, что пришло время определяться? Так вот, для того, чтобы правильно определиться, мне потребуется вся информация, которую я могу получить. Так что один раз, последний, я рискну поступить не по уставу. Ладно?

– Ох, ну что мне с вами делать, – вздохнул Зубатов. – Последний раз, говорите?

Что-то слабо мне в это верится. Ладно, разрешаю. С Евстратием проработаете детали операции. Ваша задача – войти и уйти без лишнего шума и не возбуждая лишних подозрений. Не вздумайте ввязываться в дискуссии. Изобразите из себя наивного человека, удивленного происходящим и пытающимся разобраться. Не давайте никаких обещаний и вообще поверните дело так, чтобы никто не удивился вашему отказу от дальнейшего сотрудничества. Ну, испугались там царских сатрапов или не приняли идеологию… А если, не дай бог, увидите на встрече знакомые лица – того же Мазурина, например – разворачивайтесь на пороге и бегите. Немедленно бегите и не забивайте себе голову всякими вещами наподобие собственного достоинства. Все ясно?

– Да, – кивнул Олег, – только…

– Детали – с Евстратием, – жестко произнес Зубатов. – А сейчас у меня дела.

Кстати, с Гершуни вы пообщались насчет уроков?

– Нет, но…

– Прямо отсюда, из кабинета, направляетесь к нему и договариваетесь о времени.

Крайний срок – завтра вечером. Теперь свободны.

Когда за Олегом закрылась дверь, Зубатов вздохнул и повернулся к Медникову. Тот осуждающе покачал головой.

– Слушай, Сергей свет Васильевич, что-то странно ты себя ведешь. Ты же намеревался категорически запретить ему идти.

– Помню, – кивнул тот. – Однако есть в нем что-то такое… неуловимое. Не могу я ему противостоять, когда он вот так убежденно начинает говорить. Словно какой-то поток подхватывает и несет непонятно куда. Сначала соглашаешься, и только потом спохватываешься. Ох, не нравится мне это…

– Так уволь его, – начальник филеров пожал плечами. – Или вообще вышли куда-нибудь в глушь, чтобы под ногами не путался. Делов-то!

– Ну уж нет, – Зубатов покачал головой. – Лучше уж он под моим приглядом побудет. Пока. Что-то подсказывает мне, что может он таких дров наломать, что потом всем миром не расхлебаем. В общем, завтрашнюю операцию постарайся продумать как можно тщательнее. И рассчитывай на наихудший вариант. Теперь давай с другими делами…

Где-то в монастыре начал негромко бить колокол, и как бы подчиняясь этому сигналу дверь наконец-то тихо скрипнула и приотворилась. Из сенной тени высунулось недовольное лицо бабы, обрамленное засаленным платком. Она окинула Олега с Оксаной недовольным взглядом и громко засопела.

– Чаво надоть? – недружелюбно спросила тетка.

– Мы… – Олег внезапно растерял заранее приготовленные слова. Он ожидал совсем другого – громилу-боевика с револьвером наготове, например, или интеллигента наподобие Вагранова, но к разговору с деревенской бабой он готов не был. Может, этот Васька Еркин над ним подшутил, и нет здесь никакого собрания? – Тут Василий Еркин меня звал сегодня… поговорить…

– Васька-то? – баба подозрительно вгляделась в Олега. – Щас, погодь, позову кого… Ты от двери-то отойдь, отойдь, не стой на проходе.

Дверь захлопнулась у Олега перед лицом, чуть не ударив по носу, и он, пожав плечами, сделал пару шагов назад, совсем забыв, что позади хоть и низкие и прогнившие, но все равно крылечные ступеньки. Нелепо взмахнув руками, он с трудом удержал равновесие и с благодарностью ощутил, как Оксана поддержала его сзади.

– Аккуратней, шпион, – тихо фыркнула она ему в ухо. – Убьешься ненароком.

– У меня жизнь такая, рисковая, – хмыкнул Олег, отстраняясь. – А вот тебя убьют – и что я буду делать? Ну зачем ты…

– Ой, ну хватит в двадцатый раз эту шарманку крутить! – скривилась девушка. – Ты меня за весь вчерашний вечер отговорить не смог. Думаешь, сейчас получится? Нет уж, пришли мы вдвоем, и уйдем тоже вдвоем. Не все одному тебе в приключения встревать.

Олег вздохнул и замолчал. Накануне Оксана проявила характер, категорически отказавшись отпускать его одного. Проявила в первый раз – и, Олег подозревал, отнюдь не в последний. Похоже, что она окончательно оправилась после "переноса", как он называл это про себя, и "киснуть в четырех стенах" более не собиралась.

Он в очередной раз сделал зарубку на память: выяснить, какое не слишком обременительное занятие ей можно подобрать. Действительно, сидеть дома круглые сутки – это не дело. Особенно когда до изобретения даже плоского телевизора еще лет этак сто.

Дверь снова скрипнула, и в проеме нарисовалась внушительная фигура в картузе.

– Во! – произнесла она радостным голосом Васьки Еркина. – Смотри-ка ты, дядя, пришел! Да не один, с мадамкой! Он это, он, точно говорю! Вместе от казаков драпали.

Из глубины сеней донесся неразборчивый ответ, и парень приглашающе махнул рукой.

– Входи, дядя, и дамочка пусть входит. Только аккуратнее, тут под ногами набросано.

Осторожно перешагивая через какое-то барахло, Олег прошел за ним через полумрак, ощущая затылком горячее дыхание Оксаны, и вступил в немногим более светлую комнату. Сквозь обращенное на север небольшое окно вечерний свет практически не просачивался, и лишь тусклая керосиновая лампа позволяла разобрать, что в комнате находятся еще трое, не считая Васьки.

– Проходите, товарищи, – властно произнес густой баритон. – Товарищ Валерий, обеспечьте даму стулом. Вам, товарищ, придется разделить с нами лавку. Увы, обстановка самая что ни на есть спартанская.

– Ничего страшного, – пробормотал Олег, полуощупью находя лавку и осторожно усаживаясь на край. – Я и на подоконнике могу, если надо.

– О! – усмехнулся владелец баритона. На его пенсне блеснул слабый отсвет лампы.

– Вы, я вижу, привычный к такой обстановке?

– К такой – вряд ли, – Олег пожал плечами, – но я человек неприхотливый. Меня, кстати, зовут Кислицын Олег Захарович. Можно просто Олегом.

– А я – Оксана, – подала голос девушка. – А вас как звать?

– Ну, пока зовите меня товарищем Антоном, – владелец баритона махнул рукой в угол. – Василия вы уже знаете. Это – товарищи Михаил и Валерий. Скажите, товарищ Оксана, вы сюда пришли… э-э-э, просто так? За компанию с товарищем Олегом? Или тоже интересуетесь… э-э-э… классовой борьбой и прочими скучными мужскими материями?

– А оба варианта выбрать нельзя? – сладко спросила девушка. – А то все такие умные, а я такая глупая и даже и не знаю, что ответить…

– А язычок у вас острый, – усмехнулся товарищ Антон. – Я вижу, что и вы тоже можете оказаться хорошим товарищем по нашему делу. Ну что же, товарищи, будем считать, что первое знакомство состоялось. Однако же я должен задать вам вопрос: вы хорошо осознаете, зачем мы здесь и какие последствия для вас может иметь ваше присутствие? Может статься, вы не понимаете, что рискуете как минимум ссылкой в провинцию, а как максимум – сибирской каторгой и даже виселицей?

– Чем мы рискуем, мы поймем после того, как вы объясните, чем вы тут занимаетесь, – хмыкнул Олег. – Вы, товарищи, кто будете?

Социалисты-революционеры? Социал-демократы? Анархисты? Или просто фрондирующая интеллигенция?

– Я смотрю, вы неплохо подкованы в нынешних политических реалиях, – сухо ответил товарищ Антон. – Нет, мы не эсэры. Мы принадлежим к умеренной фракции Российской социал-демократической партии, если вам это что-то говорит. Впрочем… вы, товарищ, случайно не состоите уже в какой-нибудь подпольной организации?

– Нет, – качнул головой Олег. – И даже не уверен, что хочу этого, не знаю, как Оксана. Давайте начистоту, товарищ Антон. Я пришел сюда просто из любопытства. Я давно хотел встретиться с кем-то, кто лично участвует во всем этом… – Он сделал широкий жест рукой. – В борьбе против самодержавия, я имею в виду.

Революционеры… ну и так далее. С Василием я столкнулся совершенно случайно, но за случай решил ухватиться. Возможно, мы пообщаемся сегодня вечером, а потом разойдемся и никогда более не увидимся. Наверняка эта халупа – просто наемная квартира, так что вы в любой момент можете перенести свои собрания куда угодно, а Москва – город большой.

– Верно мыслите, товарищ, – согласился бас из дальнего угла. – А еще мы приглушили свет, чтобы вы не могли толком разглядеть наши лица. И имена наши, как вы догадываетесь, вымышлены. Так что если вы собирались доносить на нас, это безнадежное занятие. Но что-то мне подсказывает, что вы – человек неглупый и сюда явились отнюдь не с целью понадежнее сдать нас полиции.

– Насчет последнего вы правы, – согласился Олег, ничуть не покривив душой. – Повторюсь, сейчас нам с Оксаной просто любопытно послушать настоящих революционеров.

– Простите за нескромный вопрос, – вмешался третий присутствующий, кажется,

"товарищ Валерий", – но хотелось бы сразу прояснить, кем вы с мадемуазель Оксаной друг другу приходитесь.

– Она моя се…

– Я его подруга и любовница, – фыркнув, перебила его девушка. – Только он все пытается мою… хм, репутацию беречь.

– А, понятно, – товарищ Владимир понимающе кивнул, почти неразборчиво в полумраке. – Что же, это делает ему честь. Значит, ханжество по отношению к вопросам пола вы отвергаете. Позвольте осведомиться, вы верующие?

– Вряд ли, – Олег слегка усмехнулся. – Я немного интересуюсь религиозными вопросами, просто для саморазвития, но вряд ли я верующий. И Оксана – тоже.

– Это еще лучше, – одобрил бас ("товарищ Михаил"?) – Знаете, товарищ Олег, вы ведь практически наш человек. Отвергаете лживость государственной религии и соответствующих институтов брака, интересуетесь реальным положением дел в политике и экономике и даже стремитесь увидеть живого революционера, – он хохотнул. – Однако я должен вас несколько разочаровать. Хотя мы и принадлежим к нелегальной партии, мы не являемся революционерами. Мы относимся к фракции так называемых меньшевиков, как окрестили нас после недавнего съезда. Мы осознаем необходимость реформ, улучшающих положение рабочего класса и крестьянства, но не думаем, что существующий строй следует разрушать насильственно. Так что революцию мы делать не собираемся, в чем и расходимся с нашими более радикально настроенными товарищами. Вы, простите, кто по роду занятий?

– Я… – Олег растерялся. Не сообщать же им про Охранное отделение? – Ну, я что-то вроде инженера. У Гакенталя проект двигаю, еще кое-что по мелочам.

– То есть положение рабочего класса более-менее себе представляете. А мадам Оксана?

– Мадам Оксана, – хмыкнула девушка, – занимается тунеядством. Пока, во всяком случае. Мы, видите ли, недавно в Москве, и я еще не нашла себе занятия. И потом, я болела.

– Понятно. Ну, дело мы вам подберем, если появится желание. Да, если появится…

– Погоди, товарищ Михаил, – перебил его "товарищ Валерий", – давай по порядку.

Может, мы сегодня разговариваем в первый и в последний раз в жизни. Давайте, товарищи, мы кратко введем вас в курс дела. Изложим, так сказать, нашу платформу и посмотрим, насколько она вас привлекает. Товарищу Василию тоже полезно послушать, он совсем недавно к нам присоединился. Согласны?

– Я готова! – решительно заявила Оксана, устраиваясь поудобнее на шатающемся колченогом стуле. – Валяйте… товарищи, мы вас слушаем.

Пятнадцать минут спустя Олег задумчиво прокашлялся.

– Простите, можно вас перебить?

– Э… да, что такое?

– Видите ли, ссылки на авторов тридцатилетней давности – это очень интересно, но как-то чересчур абстрактно. Тем более, когда вы излагаете довольно банальные общие места. Я совершенно согласен, что пролетариат должен иметь больше прав, получать достойную зар… жалование, ну, и все такое. Ваше общество… – он осекся, выругав себя за оговорку. – Да, современное общество далеко от идеала, и его, безусловно, следует реформировать. Вопрос, однако же, в первую очередь, в том, каким образом. Силой? Через революцию? Этот путь вы вроде бы отвергаете.

Тогда как?

– Значит, вы с нами согласны? – удивленно переспросил "товарищ Владимир". – Ну-ну… похвально. Разрешите осведомиться, вы ранее уже интересовались предметом?

– Я много чем интересовался, – отмахнулся Олег. – И кое к чему в ваших словах мог бы и придраться. Но сейчас меня в первую очередь волнуют ваши методы.

Понимаете, если вы из тех, кто намеревается силой свергнуть существующий строй, нам определенно не по пути. Я человек мирный, стрелять ни в кого не собираюсь, да и глупость это несуразная. Вон, Василий свидетель – пальнул какой-то дурак в казака на митинге, и пожалуйста – несколько трупов. Причем отнюдь не казачьих.

– Василий? – товарищ Антон резко повернулся к детине. – Почему мы об этом ничего не знали?

– Так я ж не знал, что сказать надо… – промямлил тот. – Я ж думал, что так и надо…

– Ну вот еще! – строго проговорил товарищ Антон. – Ты прекрасно знаешь, что мы этого не одобряем. Ай-яй, как нехорошо, а! Надо обязательно поговорить с товарищами…

– Толку с ними разговаривать! – зло выплюнул товарищ Михаил. – Ты же сам знаешь, им чем больше крови, тем лучше. "Умрешь недаром, дело прочно…". Наверняка тот дурак с их наущения и стрельнул.

– Надо ли понимать, господа, что вы не одобряете и этих действий своих радикальных… коллег? – осведомился Олег, подергивая себя за ухо.

– Верно мыслите, товарищ, – сухо ответил товарищ Михаил. – Как я уже упоминал, мы принадлежим к умеренной фракции Российской социал-демократической партии, которую оставшиеся в большинстве товарищи окрестили "меньшевиками". Мы за низвержение самодержавия, но отнюдь не силой оружия. Я бы дал вам почитать брошюру товарища Мартова, но сейчас ее у меня нет. Если кратко, то мы за серьезные реформы существующего строя и против самодержавия. Однако мы не разделяем оптимизма… хм, "большевиков", полагающих, что пролетариат уже политически созрел для того, чтобы взять всю власть в свои руки. Рабочие в массе своей совершенно неграмотны во всех смыслах, у них отсутствует понятие о коллективе, о братстве трудящихся. Сейчас необходимо объединяться с буржуазией, которая также находится в весьма угнетенном положении, и вместе с ней добиваться новых прав и свобод. Необходимы государственные выборные органы, широкое представительство в них всех слоев населения, включая пролетариат…

– Извините, скажите мне вот еще что, – перебил его Олег, и говорящий недовольно умолк. – Вы все время говорите про пролетариат, но при этом ни словом не обмолвились про крестьянство. Между тем, если мне не изменяет память, в Российской империи восемь человек из каждых десяти живут в деревне. А из оставшихся двух далеко не все являются рабочими. Я тут как-то попытался прикинуть в уме количество промышленных рабочих, и оно на всю страну оказалось не более пяти миллионов человек. Ну, десяти, если я где-то ошибся. Это из ста тридцати-то по переписи девяносто седьмого года! Вы хотите проводить реформы в их пользу? Благое намерение, но, боюсь, оно мало что изменит. Народ из деревень идет на фабрики, поскольку в деревне жить еще хуже. Так что даже если ваши рабочие заживут хорошо, в общем положение в стране оно мало изменит.

Кто-то – в полумраке Олег не разобрал, кто – хмыкнул.

– Да уж, товарищ Олег, умеете вы в корень проблемы взглянуть, – наконец нехотя произнес "товарищ Валерий". – Тут вы правы. Крестьянство – это наше слабое место. Кто только об него зубы не обломал, начиная с "Земли и воли"… Самое натуральное болото, которое не расшевелить. Эсэры, кажется, и то уже сдались.

Ну, что делать. Приходится жить с тем, что есть. В свое время и до крестьянства руки дойдут.

– Зря вы так думаете, – хмыкнул Олег. – Кончится дело тем, что придется с крестьянами воевать так же, как сейчас самодержавие воюет с купцами и рабочими.

С одной только разницей – крестьян куда больше, и крестьянский бунт куда хуже, чем пролетарский. Ну ладно, эту тему оставим до другого раза. Осознаете проблему, и то ладно. Теперь такой вопрос. Причины, из-за которых рабочие находятся в бедственном положении, вы обрисовали. Теперь мне интересно, какие вы видите методы исправления ситуации…

Расходились, по олеговым прикидкам, часов в одиннадцать. На улице держалась кромешная темнота осенней ночи, ожидающая, когда недалекий уже снежный покров хоть немного разгонит мрак своим смутным мерцанием. Дул влажный леденящий ветер, обещающий безнадежную обложную морось, и Олег поплотнее запахнулся в тонкую суконную шинель, краем глаза заметив, как Оксана завернулась в шаль. На крыльце он обернулся и произнес:

– Так запомните, товарищи, – Хлебный переулок, дом пять. Жду от вас весточки до конца следующей недели.

Где-то там, в темноте, терпеливо ожидали филеры, готовые неслышно последовать за расходящимися, и Олег почувствовал легкое угрызение совести при мысли о том, что предает новых знакомых. Впрочем, тут же поправил он себя, не предает. Судя по всему, ребята вполне безобидны, от нынешнего бардака предпочитают держаться в сторонке, а потому можно убедить Зубатова оставить их в покое. А вот ему это знакомство может оказаться вполне полезным. Можно свести их с Ваграновым, например. Или нет, с Ваграновым не надо. Тот знает об Охранном отделении. Нет, пусть пока поживут сами по себе. А там… а там, глядишь, собственная карманная партия ему, Олегу, для чего-нибудь да пригодится. Для чего – еще следует обмозговать, но был бы человек, а применение найдется.

Он обнял Оксану за плечи и, осторожно ступая, спустился по гнилым ступенькам на раскисшую землю дорожки.

– Как тебе? – тихо спросил он девушку, наощупь отворяя калитку. – Интересно? Или заснула по ходу дела?

– Сам ты заснул! – шепотом обиделась та. – Очень даже интересно. Похоже на политинформации у нас в Сечке, только там все картонное – от плакатов до политинформаторов, а здесь все по-настоящему. Мне нравится.

– Ладненько, – согласился Олег. – Ну, дома еще обсудим. А сейчас нужно до извозчика добираться. Ох, извозимся все в грязюке, в темноте-то! Блин… ты не запомнила, в какую сторону этот дурацкий Рождественский бульвар?

"Вызываю Следящего. Потребность контакта".

"Я/мы подтверждаем установление контакта со Координатором. Вопрос".

"Полагаю необходимым выйти на связь с Гостем. Гость закончил обследование Сцены.

Недоумение растет. Вероятность непредсказуемых действий растет".

"Изучение реакций Гостя только начинается. Связь с Гостем рискует нарушить естественность реакций. Нецелесообразно".

"Знаю натуру Гостя. Прогнозирую нежелательные реакции. Опасность досрочного прекращения эксперимента".

"Слишком ответственное решение. Я/мы должны связаться со Сферой. Пауза без обрыва сеанса".

"Сеанс в режиме ожидания".

"Я/мы – Сфере. Неопределенность. Требуется помощь/консультация/подсказка".

"Сфера слушает Следящего. Авторитетная доля сегментов подтвердила внимание.

Вопрос".

"Информация. Координатор запросил полную самостоятельность. Анализ положительный. Запрос удовлетворен. Координатор принимает руководящие функции Сцены".

"Принято".

"Информация. Координатор проявляет незапланированную активность. Координатор требует досрочного введения Гостя в курс дела. Мнение Координатора: отрицательный ответ влечет прогноз досрочного прекращения эксперимента. Я/мы прогноз не подтверждаем. Вопрос: приоритет мнения".

"Принято. Сегменты размышляют. Ожидание".

"Сфера – Следящему. Мнение Координатора имеет приоритет. Знание Координатором Гостя являлось определяющим при выборе сущности Гостя. Рекомендуем принять вариант Координатора".

"Рекомендация принята. Конец сеанса".

"Следящий – Координатору. Возобновление сеанса. Сфера полагает/рекомендует реализовать мнение/рекомендацию Координатору. Я/мы не уверены в правильности мнения/рекомендации Координатору. Я/мы разрешаю реализовать мнение/рекомендацию.

Я/мы следим с повышенным приоритетом/правом вмешательства".

"Координатор подтверждает прием. Конец сеанса".

Камень больно ударил ротмистра Варцева в плечо, и тот, покачнувшись в седле, со свистом втянул в себя воздух. Определенно, это оказалось последней каплей. Ну да, разумеется, у него были инструкции избегать излишнего применения силы. Но толпа не желала рассеиваться мирно, и тот факт, что сам генерал-губернатор мог сейчас наблюдать за разворачивающимся перед его резиденцией безобразием, не придавал Варцеву спокойствия. Опять же, наверняка жандармы, чья московская штаб-квартира находилась здесь же поблизости, не упустят случая позубоскалить над казаками.

Ротмистр взмахнул рукой и отдал резкую команду. Пропел рожок. В тот же момент спешенная казачья цепь медленно двинулась вперед, врезаясь в толпу. Рев и свист резко усилились, красные флаги заметались с удвоенной силой. Вопли людей, которых по головам и спинами лупили нагайками, а то и прикладами карабинов, терялся в общем гвалте. Кого-то из казаков сбили с ног, однако сосед, прикладом разогнав сгрудившихся над ним бунтовщиков, помог ему подняться. Где-то на флангах цепи бестолково, как вши на сковородке, суетились городовые.

Медленно, но верно толпа отступала под казачьим натиском, и с дальних ее концов уже начинали разбегаться люди. Еще немного, и бесчинствующие бунтовщики окажутся рассеянными… И тут грохнул выстрел, за ним другой. Револьверный выстрел, машинально определил ротмистр. Дешевый десятирублевый револьвер из тех, что, по слухам, красные массово раздавали рабочим в последнее время. Вот, значит, как, господа краснопузые? Ну что же, сами напросились.

Ротмистр отдал еще одну резкую команду, и рожок опять пропел хриплым голосом.

Казачья цепь тут же отхлынула назад. Чье-то безжизненное тело тащили на руках, но остальные уже четко, как на параде, выстроились перед кипящей людской массой, карабины приставлены к плечам, стволы хищно шарят перед собой. Команда – и первый залп, пока поверх голов. Шум и рев достиг нового апогея, люди бросаются в стороны, и в этот момент – новые выстрелы из толпы. Вьются в воздухе тонкие пороховые дымки. На ближнем фланге, всплескивая руками, оседает на землю пожилой седоусый городовой, судорожно зажимая руками пробитую грудь. Пение рожка, скрежет передергиваемых затворов, и на сей раз казачий прицел точен. Валятся на землю люди в рабочих косоворотках и интеллигентских пенсне, прочие бурным потоком растекаются кто куда. Корчатся на булыжниках мостовой тела. Пение рожка, и казаки, не опуская карабинов, медленно движутся вперед, перешагивая через упавших.

Ротмистр дал шенкеля коню, посылая его вперед, вслед за цепью, и в этот момент у него по спине пробежали непонятные мурашки. Он отчетливо понял, что позади него стоит странный человек. Высокий, чуть ли не в сажень, рост, широкоскулое чернокожее лицо, словно у арапа из цирка, странная чужая одежда, руки сложены на груди… Огненный взгляд дьявола из преисподней обращен вперед, на разворачивающую сцену, но одновременно с тем пронизывает все окружающее.

Ротмистр быстро повернул голову, раскрыл рот… и осекся. Рядом никого не оказалось. Грязная мостовая пуста, и не стоит на ней никакой арап-переросток со скрещенными руками. Исчезло ощущение всепроникающего огненного взгляда. Секунду ротмистр, оцепенев, неподвижно сидел в седле, потом тряхнул головой и тронул лошадь. Ну и померещится же от перенапряжения всякая чертовщина!

"Джао".

"Джао в контакте… Что?!" – кратчайшая, не долее тысячной части вздоха, пауза.

– "Прошу прощения. Я слушаю".

"Джао. Рад приветствовать тебя в другой жизни, создатель".

"Радость взаимна, но… мы знаем друг друга?" "Еще бы. Говорила же тебе мама – не правь модули на ходу!" "А?.. Робин??!" "Собственной персоной".

"Ну и ну… С одной стороны, рад слышать тебя, дружище. С другой – откуда ты взялся и что здесь делаешь? Я же оставил тебя спящим в Первом мире".

"Именно так. Однако… ты готов к приему важной информации?" "Да, я сконцентрировался. Кстати, я только что наблюдал за одной любопытной рельсовой сценкой".

"Разгон толпы у здания московского генерал-губернаторства на Тверском бульваре.

Вероятностная реконструкция на базе сохранившейся в Архиве газетной заметке. Да, сцена действительно рельсовая, если я правильно понял смысл, который ты вкладываешь в этот термин".

"Извини. Я упустил, что ты не в курсе некоторых… современных понятий. Я имею в виду, что рельсовый – предопределенный внешним сценарием с подавлением свободной воли задействованных персонажей".

"Да, именно. Хотя практически все персонажи этой сцены, кроме двоих, относились к Третьей страте. Ну что, поговорим?" "Погоди. На всякий случай поглощу еще пару точек концентрации сознания. И так из-за чрезмерно рассеянного внимания ошибки делаю, позволяю проекциям проявляться сверх необходимого… Готово. Ну, давай, старый друг, выкладывай свою историю. Как ты оказался в инсталляции джамтан? Тоже пригласили?" "Я Координатор".

"Ого… Звучит впечатляюще. То есть ты заведуешь этим цирком?" "В некоторой степени. Я координирую и непосредственного управляю происходящим.

Но заведует цирком, как ты изящно выразился, групповая личность джамтан, условно обозначаемая Следящим. До самого последнего времени он занимался также координацией, но недавно…" "Стоп. Знаешь, давай-ка по порядку. Итак, мы расстались на том, что я оставил тебя дремать под маяком в Первом мире, после чего сбросил мир в пену. В реальном мире прошло около полутора секунд. Сколько в Первом?" "На момент моего копирования – ноль точка девять на двенадцать в минус второй стандартной терции. Шесть месяцев две недели три дня четыре часа тридцать четыре минуты восемнадцать точка двадцать четыре сотых секунды с момента потери контакта с тобой, если использовать планетарное летоисчисление Первой модели.

Даю определение терминов: Первая модель – созданный тобой мир, Вторая модель – этот мир".

"Ну, я бы сказал, что этот мир – далеко не второй по счету и даже не двадцать второй. Но пусть так. Значит, джамтане вошли в Первую модель под практически максимальным углом почти сразу после моего возвращения? Я знал, что не стоит оставлять там маяк".

"Да, они обнаружили маяк. Они сняли копию моей структуры и всех областей данных в пределах трех часов от звезды, то есть забрали все, что имелось в наличии.

Когда меня пробудили…"

Из газет.

"Русское Слово", 20 сентября. "БАКУ, 6, IХ. В городе наружное спокойствие.

Положение напряженное. Движение на улицах увеличивается. Часть магазинов открыта. Базар несколько дней не торговал. Город напоминает поле военных действий, разделенное на два враждебных лагеря".

"Русский Листок", 22 сентября. "Вчера по Московско-Курской ж.д. привезены в Москву 168 человек матросов, участников бунта на канонерской лодке "Прут".

Матросы привезены из Севастополя. С вокзала их отправили в пересыльную тюрьму".