Текст книги "Неугасимый огонь (СИ)"

Автор книги: Евгений Токтаев

Соавторы: Андрей Шитяков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Впрочем, осуждения и не состоялось. К немалому удивлению Анхнофрет, наблюдавшей за судом с балкона царского дворца в Саламине, воины полностью оправдали Филоту.

Александр во время суда не проронил ни слова, демонстративно устранившись от дела. Он мрачно наблюдал со стороны. Обвинителем выступил Неарх. Было видно, что критянин очень не хочет в этом участвовать и тяготится отведённой ему ролью, но больше никто обличать Филоту не осмелился, а Неарх, по крайней мере, был свидетелем произошедшего на Родосе.

Критянин не слишком старался, а Филота, напротив, сам себя выжал досуха. И прежде выделявшийся красноречием, сейчас он произнёс столь проникновенную речь, что, казалось, в многотысячной толпе не осталось ни одного человека, который бы не крикнул: "Невиновен!"

В защиту брата выступил так же Никанор, немного оправившийся от ран. Македоняне радовались, как дети, когда царь, ни единым словом или жестом не выказавший своё отношение к происходящему, объявил, что Филота оправдан.

"Им срочно нужна была победа после столь тяжкого поражения", – подумала Анхнофрет, – "вот они и придумали её себе, оправдав преступника".

Посланницу удивила подобная справедливость, и она подумала, как же всё-таки ещё они отличаются, ремту и македоняне.

Осудили бы воины Величайшего кого-нибудь из своих товарищей, если бы он ступил на кривую пиратскую дорожку? Осудили бы попытку оправдаться ложью?

Благородные и честные ремту живут так, дабы на посмертном суде, произнося Исповедь Отрицания, им не пришлось осквернять уста неправдой. Так они говорят прочим народам. Так они говорят, обращаясь к сорока двум демонам Дуата на посмертном суде, в присутствии Маат, Усера и Тути:

"О, Сед-кесу, являющийся в Ненинисут, я не лгал!"

Анхнофрет вздохнула. Если бы так...

Будь на её месте Аристомен, он и вовсе изобразил бы злорадную ухмылку. Он мог бы многое рассказать ныне живущим о некоторых "славных" деяниях "праведногласых" фараонов, носящих имя Рамосе[93]93
  Фараоны Рамсес IV, Рамсес V и Рамсес VI «прославились» тем, что активно узурпировали памятники своих предшественников, ставя на них свои имена.


[Закрыть], пытавшихся сохранить в вечности ложь...

– Филота действовал, как должно! – объявил Александр, обращаясь к воинам, – но враг оказался сильнее. Мне придётся заплатить возмещение победителю. Справедливо ли это?

Воины молчали. Многие потупили взор.

– Взывают ли души павших к отмщению? – продолжал Александр.

– Да! – ответило войско.

– Значит, миру с Египтом не бывать?

– Не бывать!

– А готовы ли вы к войне?

Вновь подавленное молчание. Задумались. Готовы ли они к войне? После прорыва на Пустоши, когда они бросили тело Гелланика? После избиения при Камире, когда они навалились на врага, уступавшего им числом, и потерпели сокрушительное поражение?

– Что же вы молчите? – спросил Александр.

– Нас становится все меньше, – осмелился ответить Кен.

– Да! – подхватили воины, – нас все меньше. А египтян, говорят – как листьев на деревьях! Им нет числа!

– Им помогают боги, а наши оставили нас. Не слышат.

– Все последние гадания Аристандра были неудачны.

– Да и есть ли здесь вообще наши боги?

Александр поднял руку, взывая к тишине.

– Боги? Наши боги в этом мире есть. Вы ждёте их помощи? Ждёте, что они выступят на нашей стороне, как выступили на стороне ахейцев под стенами Трои? Не скрою, я был бы рад получить их помощь, как получил мой предок Ахилл необоримые доспехи, выкованные Гефестом. Но разве с помощью богов совершал свои подвиги другой мой предок, Геракл? Нет! Он шёл поперёк воли Геры, а Громовержец никак не помогал своему сыну. Именно поэтому Геракл – величайший герой. А Одиссей? На него разгневался Посейдон и обрушил на его голову тяжкие испытания, но хитроумный царь Итаки с честью преодолел все злоключения! Вы думаете, что подвиги Геракла и Одиссея непосильны для вас?

– Мы лишь смертные, царь, – сказал Кен, – в нашей крови нет божественного серебра. А Геракл – сын Зевса. Одиссей – правнук Душеводителя[94]94
  Душеводитель, Психопомп – бог Гермес, отводивший души умерших в царство Аида.


[Закрыть].

– А разве не вы разметали несметные полчища персов и покорили почти всю их страну? Что же сейчас лишило вас мужества? Вы утратили веру в себя, македоняне? Я верну её вам. Если вы, как и прежде верите мне.

Войско молчало.

– Вы верите мне?! – повысил голос Александр.

– Да! – взревела многотысячная толпа.

Переждав бурю, Александр сказал:

– Но я понимаю вашу озабоченность. Враг силен. Очень силен, а нас действительно слишком мало. И некем восполнить поредевшие ряды. Поэтому нам все ещё нужен мир, нужна передышка. Вы спросите меня, что мы будем делать, получив её? Мы начнём строить новую Македонию взамен утраченной. Из кого, спросите вы?

Царь сделал многозначительную паузу, обводя взглядом воинов.

– Из наших соседей. Из хеттов.

Войско зароптало.

– Хетты – варвары. Ведь так?

Ропот сменил тон на неуверенный.

– Ну, вроде так.

– А кем были македоняне для эллинов, до того времени, как на трон взошёл мой предок, Александр Филэллин? Разве вас считали эллинами? Даже при жизни моего отца не считали!

– Царь, – обиженно крикнул кто-то из эллинов, – не говори за всех! Это Демосфен называл Филиппа варваром!

– Да-да, это Демосфен! Мы так не считали!

Александр усмехнулся, посмотрел на эллинов и сказал несколько слов по-македонски.

– Не поняли меня?

Те не ответили.

– Догадываетесь, к чему я все это говорю?

– Ты хочешь, царь, чтобы мы стали среди хеттов теми, кем стали среди македонян изгнанники из Аргоса? – спросил Кен.

– Именно, – ответил Александр.

– Ваши дети будут признаны мной настоящими македонянами, – заявил царь женатым воинам.

Это вызвало гул одобрения. Но потом Александр сказал нечто шокирующее:

– Отныне всякого человека, живущего в Новой Македонии, которую мы здесь построим, и говорящего на "общем" языке, я буду называть македонянином, независимо от того, из какого народа он происходит.

Он взорвал умы воинов. После всеобщего собрания его слова бурно обсуждали много дней. Воины привыкали к своей новой роли – стать ядром будущей нации. Для многих оказалось весьма непросто принять это.

– Да как же так? Какие-то варвары будут ровней нам?

– Царь отличает варваров, на нас ему наплевать.

– Да-да, не зря на Игры допустил этих раскрашенных ублюдков, которые столько наших перебили!

Птолемей и Кен, выступившие союзниками царя в этом начинании, горячо убеждали воинов, что Александр прав. Хватало и скептиков. В их рядах оказался Гефестион, отчего царь даже поначалу обиделся, употребив немало красноречия на то, чтобы переубедить друга.

В конце концов, страсти немного улеглись. Хватало иных забот, а царь пока не торопился отличать хеттов перед македонянами. Воины успокоились.

Не раздувал пламя Александр и в деле с Филотой. Он затаил злость на сына Пармениона, но старался не подавать вида. Царь не стал чинить ему никакого унижения, но отослал от себя, назначив комендантом гарнизона Лавазантии. Для честолюбивого Филоты эта ссылка стала красноречивее любых прямых обвинений. Он высказал обиду отцу.

– Все наши поступки имеют свою цену, – сурово сказал Парменион, – ты не представляешь, чего стоило Александру замять твою выходку.

– Выходку?! – вскинулся Филота, – даже ты не веришь мне?

Парменион лишь покачал головой.

– Ты знаешь, что Александр легко поддаётся гневу, но он отходчив. Для тебя будет лучше, если ты некоторое время побудешь вдали. Вот увидишь, он сменит гнев на милость. Он по-прежнему благоволит нашей семье, посмотри сам – он назначил послом в Египет Никанора.

Выбор Никанора в качестве посла преследовал сразу несколько целей. Во-первых – успокоить Пармениона. Преданный старик не собирался становиться в оппозицию, но царь решил перестраховаться. Во-вторых, Никанор был ранен в бою с египтянами, Александр рассудил, что посол будет думать о реванше, и не позволит очаровать себя, как это сделал Птолемей. Подозрительная расположенность Лагида к египтянам стала третьей причиной, что в Бехдет поехал не он.

Никанору предстояло проявить большую твёрдость. Ещё до его отъезда обнаружилось, что удивительная мягкость и уступчивость Ранефера имеет двойное дно. К середине осени македоняне заметили, что в принадлежащих им кипрских и киликийских портах поубавилось финикийских торговых судов, гружёных египетским хлебом. Кроме того "пурпурные" перестали покупать кипрскую медь. Расследование Эвмена показало, что они вздыхают об упущенной выгоде, но вынужденно выполняют чьё-то "благопожелание".

Понятно, чьё.

– Значит, решил сыграть утяжелёнными костями? – недобро усмехнулся Александр, – я предполагал что-то подобное. Как бы не доиграться тебе, Ранефер...

Кипр был богат медью и македоняне, торгуя ей, рассчитывали приобрести все, в чём нуждались. Навязанное "нежелание" финикийцев покупать медь, оказалось достаточно болезненным ударом.

Для выплавки бронзы одной меди было недостаточно. Требовалось олово. Египтяне имели его в достатке, добывая на дальнем юге, за порогами Нила. Ещё одно крупное месторождение располагалось в горах Ливана, к северу от города Берити[95]95
  Бейрут.


[Закрыть], совсем рядом, руку протяни. Вот только теперь и его загребли египтяне. Совсем рядом, в Библе, сидел их ставленник, предатель Энил. Царь Берити, ещё недавно состоявший в союзе царей, разбитых Тутмосом у Мегиддо, теперь был так напуган македонским разорением, что в числе прочих, выбрал дружбу с Египтом.

Олово близко и дешево, вот только видит око, да зуб неймёт.

Выручили хетты. Они и прежде не имели доступа к этим рудникам, и получали олово издалека. Его возили караванами из земель к северу от царства Митанни. Получалось очень дорого, но куда деваться? Зато, благодаря пришельцам в гору пошло железное дело, в котором хетты и прежде были большие мастера в сравнении с египтянами.

Александр встретился с Хуццией и намекнул, что готов поделиться разнообразными ремесленными секретами, а взамен ожидает от дорогого союзника беспошлинную торговлю. Царевич не возражал. Он увидел у макандуша так много удивительного, что теперь спал и видел, как благодаря дружбе с ними возвышается царство Хатти.

Его восторг разделяли далеко не все. Кое-кто предупреждал Цитанту, что если с макандуша излишне любезничать, они могут совсем обнаглеть. Уже сейчас в речи Алекшандуша проскальзывают недопустимые повелительные нотки.

– Проснёмся утром, а царство уже не наше, – говорил Цитанте Муваталли, которому новая политика царя совсем не нравилась.

Цитанта лишь отмахивался, благодушно внимая своему старшему сыну, который похвалялся мечом из драгоценного металла амутум[96]96
  Амутум – железо на языке хеттов.


[Закрыть]. Клинок выковал царский мастер, познакомившийся с секретами южных соседей.

– Восхитительно! Прекрасно!

Хуцция попробовал клинок на изгиб. Коснулся пальцем острия.

– Это "чистое" железо? – спросил Муваталли.

– Нет, – ответил Хуцция, – этот клинок ещё не может соперничать с отцовским "Сокрушителем панцирей", но он намного лучше твоего.

Хеттские кузнецы знали три вида железа. Обычное уступало бронзе в прочности. "Небесное" уже было сопоставимо с ней. Третий вид, "чистое" железо, считался полумифическим. Мало кто видел изделия из него. Ни один кузнец из ныне живущих не знал его секрет, даже царские мастера. Но они не прекращали поисков секрета, пытаясь воспроизвести меч Цитанты, полученный царём от своего отца Тахурваили[97]97
  О том, что хетты знали три вида железа, сообщает советский хеттолог Г.Г. Гиоргадзе. Вполне возможно, что под «чистым» железом подразумевается сталь. Археологам хеттские изделия из стали не известны, «чистое» железо упоминается лишь в литпамятниках.


[Закрыть].

– И этот меч стоит двадцати тысяч овец, которых ты приказал отправить на юг? – скептически хмыкнул Муваталли.

– Этот меч стоит и большего. Хотя это и не "чистое" железо, но клинок гораздо прочнее любого из тех, которыми вооружены царские Стражи. Кроме того, на выплавку крицы пришлось потратить значительно меньше руды. Но самое главное то, что мастер Паххур теперь знает секрет, и мы сможем сделать тысячи таких мечей.

Муваталли готов был согласиться, что дружба с макандуша идёт на пользу, но, будучи по природе своей подозрительным, восторгов царевича не разделял. И чем дальше, тем больше. Муваталли смотрел на наследника престола Хаттусы с возрастающей тревогой.

"Куда ты заведёшь нас, когда станешь царём? С потрохами продашь чужеземцам?"

Муваталли стал оглядываться по сторонам в поисках союзников, разделявших его опасения. И нашёл его так близко к трону Цитанты, что ближе некуда. Ксассени, младший сын царя, оказался очень внимательным слушателем. Сначала они делились своими настроениями полунамёками, но все больше сближались, открываясь друг другу.

– Великий царь ещё не стар. Вероятно, Тешуб не скоро призовёт его, но великие бедствия могут пасть на нашу голову ещё при его жизни. Хуцция совсем сошёл с ума. Он не ведает, что творит, заливая глаза царя отравленным мёдом своих речей. Вот увидишь, достойнейший царевич, года не пройдёт, как среди приближенных твоего отца появятся макандуша. А дальше что? Алекшандуш станет хозяином в Хаттусе?

Ксассени внимательно слушал и кивал. Муваталли продолжал:

– Я говорил царю, что мицри и макандуша сговорились. Между ними недавно случился конфликт, но они его быстро замяли. Это точно сговор. Но царь отмахнулся от меня. Он сказал, что раз мицри не стёрли макандуша в порошок, значит они опасаются их и уважают их силу. С кем же в таком случае стоит дружить хатти? С мицри, которые сидят за морем и норовят подмять под себя все, докуда могут дотянуться? Или с макандуша, которые готовы выступить против общего врага на нашей стороне?

– Но в словах отца есть резон, – осторожно заметил Ксассени.

– Есть, – согласился Муваталли, – но я боюсь, как бы мы не зашли в этой дружбе дальше пределов разумного.

– Что ты предлагаешь, Муваталли?

– Пока ничего, достойный царевич, пока ничего, – уклончиво ответил Первый Страж, – я только думаю, что из твоего брата выйдет не слишком хороший царь.

Ксассени посмотрел на него с внимательным прищуром.

– Бывает, что младшие превосходят в добродетелях старших, – с загадочной улыбкой проговорил Муваталли.

* * *

Корабль, который отвёз Никанора в Бехдет, доставил в Александрию второе письмо Аристомена «к брату Иерониму». Тайнопись в первом письме, предупреждавшую об опасности, исходящей от Анхнофрет, царский секретарь «вскрыл» довольно быстро. Подобные вещи не были диковиной для него. Когда он юношей только-только поступил на службу в канцелярию Филиппа, там уже вовсю применялась шифровка переписки македонского царя с его афинскими сторонниками.

Прокалывание папируса возле букв позволяло спрятать тайное сообщение от людей неискушённых. Применялось такое редко. Изобретатель этого метода, Эней Тактик, позже создал более надёжное средство сохранения тайны переписки – линейку, названную его именем.

Линейка Энея содержала прорезь на одном конце и ряд отверстий, возле которых в произвольном порядке стояли буквы. Шифровальщик протягивал нитку от прорези через отверстие, соответствующее нужной букве и завязывал узелок. Получатель письма, имея точно такую же линейку, мог прочитать послание. Не зная, в какой последовательности были расставлены буквы, сделать это было нельзя.

Аристомен линейки не имел, потому воспользовался более простым способом, рискуя, что египтяне обнаружат его послание. Письмо, однако, дошло до адресата. Не заметили? Год назад Эвмен решил бы, что так оно и есть, и на том успокоился. Однако теперь он наблюдал слишком много свидетельств того, что в Финикии и Сирии действует разветвлённая шпионская сеть египтян. Да те и не скрывали этого, бравируя вездесущестью своих Хранителей.

И люди, создавшие подобную организацию, не заметили такой простой тайнописи? Эвмен уже не верил в это.

Аристомен подстраховался, составил шифрованное сообщение на македонском языке и проколол папирус во множестве мест так, чтобы большая часть отверстий не попадала на буквы. Тем самым смог обмануть египтян? Сомнительно. Читать по-македонски они вряд ли научились, но кардиец помнил о том, что "в плену" в Египте остался Аттал. Не приходилось сомневаться в том, что его используют на полную катушку.

Скорее всего, первое письмо прочитали. Но отослали получателю. О чём это говорит? О многом.

В том письме не было сказано ничего особенно важного. Просто предупреждение. Отсылая его, египтяне ничем не рисковали и не жертвовали. Но кое-что приобретали. Не разоблачив явно Аристомена, они позволяли ему писать дальше.

Как бы поступил Эвмен, раскрыв вражеского лазутчика? Многие эллины и македоняне на месте кардийца просто прикрыли бы эту лавочку. Подсыла в допросную, и там выжать досуха. Расскажет все, что знает. А потом можно прилюдно прикончить. Или наоборот, по-тихому концы в воду...

Это всё равно, что снять шкуру с барана, когда его можно было бы многократно стричь. Нет, египтяне так бы не поступили. Чем больше до царского секретаря доходило слухов об их тайных делах, тем сильнее он восхищался этой мощной сетью лазутчиков и убийц.

Эллины ничего подобного не имели, хотя знали о существовании таких сетей у персов. Создателем их был великий царь Кир, собиратель обширного царства. Он организовал почтовую службу. Царские гонцы доставляли сообщения в самые отдалённые уголки державы Ахеменидов. Одной из главных задач вестников был сбор сведений о внутренних и внешних делах, начиная от базарных слухов и заканчивая опросом платных осведомителей. Во главе этого огромного организма стояли священнослужители. Они были хорошо образованы, имели влияние в народе и постоянно варились в сложном хитросплетении интриг знати.

Кир создал шпионскую службу не на пустом месте. До него её имели ассирийцы, которые в свою очередь многое позаимствовали у египтян.

Эллины о существовании этой сети знали и пытались ей противодействовать. Придумывали разнообразную тайнопись. Однажды, для согласования сроков восстания, ионийцы написали послание своим собратьям-милетянам на обритой голове раба. Правда, пришлось подождать, пока не отрастут волосы, прежде чем гонец отправился в путь.

Тем не менее, ничего, хотя бы в малости сравнимого со шпионской службой персов, эллины создать не смогли. Помешал полисный хаос, порождённый демократией, когда сегодня ты государственный муж, а завтра несчастный изгнанник только из-за того, что толпе показалось, будто ты прибрал слишком много власти.

Эвмен долго размышлял над этим и пришёл к мысли, что при народовластии создать секретную службу невозможно, она сожрёт сама себя. Сложение ничтожеств не даст в сумме ничего значительного. Нужна сильная единоличная власть царя или тирана. Такую власть сосредоточил в своих руках Филипп. Он активно перенимал опыт персов. Если бы боги дали ему ещё несколько лет жизни, то благодаря своему золоту и многочисленным незримым ниточкам, протянутым в Элладу, великий македонянин в скором времени мог бы управлять ею безо всяких фаланг, не выезжая из Пеллы.

Боги распорядились иначе, но Александр оказался достойным наследником отцовских начинаний и, несмотря на то, что зачастую предпочитал преодолевать препятствия грубой силой, открыто и нагло, все же не пренебрегал службой катаскопов, возглавлял которую все тот же Эвмен, занявшийся этим делом ещё при жизни Филиппа. Для всех он был просто секретарём, писарем, сопровождавшим царя с вощёной табличкой и стилом в руках.

Теперь же кардиец приобрёл для Александра значение едва ли не большее, чем все стратеги, вместе взятые.

Египтяне позволили Аристомену и дальше писать письма "к брату", прекрасно зная, что он в них пишет на самом деле. Что это, беспечность, вызванная чувством собственного превосходства? Вот это вряд ли. Скорее другое. Что, если они рассчитывают скармливать лазутчику ложные сведения? Нужно быть очень внимательным.

Эвмен посмотрел на письмо на просвет. Да, как и первое, имеет проколы у некоторых букв. Он записал их.

"Держи глаза открытыми. Фараон недоволен переговорами".

И все? И это он счёл важным сообщением? Да это даже ослу понятно! Фараон недоволен, видите ли... Стоило огород городить...

Держи глаза открытыми. Зачем он это написал? Да ещё тайнописью? Что он хочет сказать? Он призывает быть внимательным. Что-то ещё должно быть спрятано в этом письме.

Эвмен погрузился в чтение. Чуть ли не каждую букву пристально изучил, надеясь увидеть какие-то тайные значки. Ничего не нашёл. Обычное письмо, не очень грамотное, ошибок полно.

Кардиец перечитал письмо дважды. Отложил в сторону, прошёлся по комнате. Потёр переносицу, постоял у окна, глядя, как внизу суетятся рабочие, занося внутрь все ещё строящегося дворца кирпичи и какие-то доски. В крыле, где разместилась царская канцелярия, работы почти закончились, но в других местах до сих пор стучали топоры, визжали пилы.

Ветер за окном гонял облако пыли. Эвмен закашлялся и вернулся вглубь комнаты. Взял со стола бронзовый колокольчик, позвонил. В дверях появился его юный племянник и помощник Иероним, тот самый, которому Аристомен адресовал послание.

– Это все? – спросил Эвмен, – точно больше ничего не передали?

– Только этот свиток в футляре, дядя.

– Н-да... Беги к кормчему "Протея", расспроси, кто вручил ему письмо.

– Я уже спрашивал. Письмо передали Никанору в порту. Сразу по прибытии. Некий... – Иероним вытащил из-за пояса деревянную вощёную табличку, раскрыл и прочитал, – некий Маатеманх. Он встречал посла. Со слов кормчего – важный вельможа.

– Даже записал? Молодец, – похвалил племянника Эвмен, – ладно, свободен.

Юноша вышел.

Эвмен вернулся за стол и вновь развернул папирус, быстро пробежал глазами приветствие и несколько первых строк.

"Где же это? А, вот".

Он вновь внимательно перечитал заинтересовавший его кусок.

"Мне позволили развлечься охотой. С провожатым мы объехали на лодке множество проток восточнее Бехдета и, скажу я тебе, Иероним, твёрдой земли там почти нет. Одни гиблые топи. Не зря те эллины, что впервые увидели крепость Сену, назвали её Пелузием[98]98
  Пелузий – «изобильный трясинами». Египетская крепость на крайнем востоке Дельты. После утраты фараонами власти над Палестиной и Сирией являлась пограничным форпостом Египта. Возле неё в разные годы произошло несколько крупных сражений.


[Закрыть]. Правда, здесь его пока нет, он будет построен позже. Вообще, как говорят, вся восточная граница Египта – сплошные болота. Защищают её несколько крепостей – Стена Болот. Стены-то сплошной нет, название одно, но повсюду эти топи, посуху не проехать, не пройти. Если бы кто сунулся на эти крепости, то не знаю даже, как ему их штурмовать.

Когда я дрался в этих краях с персами, тут гораздо суше было. Десятки тысяч воинов располагались в округе, возводили укреплённые лагеря. Сейчас такое едва ли возможно, тут кругом вода, тростник и крокодилы. А в наше время восточный рукав Нила сильно обмелел, вероятно, из-за наносов песка. Потому фиванец Лакрат, который командовал войсками Артаксеркса, легко смог перегородить его плотиной и посуху подобрался к крепости.

Да, Иероним, хлебнул я тогда лиха. Никогда не рассказывал тебе, а вот сейчас жалею. Как в нескольких строках описать все пережитое? Мы тогда дрались, как львы. Эллины с эллинами. Одни за египтян, другие за персов. Вот, наказали боги глупостью... Большинство моих товарищей погибли. Пал наш стратег Клений. Я сам был легко ранен. Когда же мы узнали, что Нектанеб отступил в Мемфис и не придёт нам на помощь, то пали духом и пошли на переговоры с Лакратом. Видать, фиванец к тому времени тоже был изрядно истощён, поскольку недолго раздумывал. Он дал нам клятву, что выпустит нас с оружием.

Слова Лакрата передал один сикионец, я это по его щиту определил. Эх, Иероним, вот истину говорят – не доверяй сикионцу. Эти мерзавцы всегда начнут речь с правды, а закончат ложью... Так и получилось. Едва мы вышли, как персы под началом евнуха Багоя набросились на нас, обезоружили и раздели до нитки. Удивляюсь, как не убили. Лакрат потом бушевал, даже кого-то из персов прирезал, а толку? Отнятое не вернули. Так и пришлось мне остаться в Египте с голой задницей. Что заработал, наёмничая – все потерял. Даже весточку послать не мог. Так и знал, что вы мне кенотаф[99]99
  Кенотаф – надгробный памятник в месте, которое не содержит останков покойного, символическая могила.


[Закрыть] построите..."

Эвмен провёл ладонью по глазам.

"Передал сикионец, я это по его щиту определил".

Зачем он упомянул эту деталь? Просто так? Всю историю своего наёмничества обрисовал в общих словах, а на сикионце заострил внимание. Зачем?

"Я это по его щиту определил".

По щиту определил... На своих щитах гоплиты из Сикиона рисуют первую букву названия родного города – сигму.

"Не доверяй сикионцу. Эти мерзавцы всегда начнут речь с правды, а закончат ложью".

Начнут с правды, закончат ложью...

Эвмен хлопнул себя ладонью по лбу. Письмо полно ошибок. И одна из них встречается с завидной регулярностью. Аристомен в конце некоторых слов использовал неправильное начертание сигмы. Ставил сигму срединную, вместо конечной[100]100
  В греческом алфавите строчная буква «сигма» имеет двойное начертание. В середине слов ставится знак "σ", а в конце – "ς".


[Закрыть].

Кардиец попытался складывать начальные буквы слов, которые заканчивались "неправильной" сигмой и радостно заёрзал на стуле – действительно выходило нечто осмысленное. Он притянул к себе вощёную табличку и начал записывать:

"Дали больше свободы, позволили посещать питейный дом возле дворца. Там любят собираться знатные воины. Во хмелю говорят многое, что будет тебе интересно. Подозреваю, это подстроено. Тому, что сообщу прежним способом – не доверяй. Это читает Мерит. Нужна постоянная связь. Ищи способ. Всему, что пишу открыто, тоже внимай".

Эвмен удовлетворённо откинулся на спинку стула.

"Всему, что пишу открыто, тоже внимай".

Стало быть, его рассказ про болота не случаен. Он предупреждает, что пройти там войску будет непросто, если вообще возможно. И египтяне позволили ему сообщить это, да ещё открыто? А, собственно, почему нет? Понятно, что они теперь думают, будто Александр спит и видит, как бы вторгнуться в Египет. Немного остудить его устремления вполне согласуется с их политикой.

По всему выходит, что теперь попытаются сливать македонянам некие ложные сведения о себе. Умно, ничего не скажешь. Всё-таки разоблачили Аристомена, но прохвост оказался непрост, смог предупредить. Молодец, парень. По краю пропасти ходит.

"Нужна постоянная связь".

Это и ежу понятно. Нужна связь... Как её устроить?

Теперь в Бехдете будет постоянный посол, с которым нужно установить регулярное сообщение. Гонять взад-вперёд посыльные суда накладно. Гораздо выгоднее сесть на хвост купцам.

Обдумать, как следует, этот вопрос Эвмену не дали. Отворилась дверь и на пороге снова возник Иероним.

– Дядя, к тебе просится Эфраим.

– Эфраим? Что ему нужно?

Иудей, состоявший проводником в отряде Александра в те дни, когда все они загремели в этот мир, впоследствии так и остался при царской канцелярии. Ему теперь некуда было идти.

– Мне не говорит.

– Хорошо, впусти его. И найди Дракона.

Эфраим вошёл, робко остановившись на пороге.

– Мир с Богом тебе, господин архиграмматик.

– И тебе мир, почтенный Эфраим. Здоров ли ты? Может быть, в чём-то нуждаешься?

– Господь милостив к рабу своему, я имею и хлеб и кров, чего ещё желать?

Вошёл Итту-Бел. Эфраим посторонился, пропуская его, но сам так и остался стоять на пороге. Дракон прошёл к небольшому столику в углу комнаты – это было его рабочее место. Сел. Не говоря ни слова, посмотрел на начальника, потом на иудея.

– О чём ты хотел поговорить, почтенный Эфраим? – спросил Эвмен.

– Господь всемогущий внушил мне, недостойному, мысль, будто могу я оказать помощь великому царю Александру, а так же народу Израиля.

Эвмен и Итту-Бел переглянулись. Эфраим продолжал:

– Долго пребывал я в сомнениях, опасаясь, что это Враг рода человеческого искушает меня, ибо кто я такой, чтобы идти поперёк Божьего установления и менять ход вещей, им заведённый? Но Господь открыл мне, будто в том и есть воля его и не случайно время обернулось вспять.

– Я не понимаю тебя, почтенный Эфраим, – сказал Эвмен, – какую помощь ты можешь оказать нам?

– Позволишь ли рассказать все по порядку?

– Конечно, рассказывай.

Эфраим глубоко вздохнул и начал неспешную речь:

– У праотца нашего, Авраама, было много сыновей. Одного из них звали Исааком. От Исаака и Ревекки родился Иаков. Жил он в Ханаане и пас свои стада. Однажды во время ночного бдения явился ему Господь в образе ангела и Иаков до рассвета боролся с Ним, прося о благословлении. Господь дал ему благословление и нарёк именем Израиль, что на вашем языке означает – "Борющийся с Богом". С тех пор жизнь Иакова переменилась. Когда голод опустошил Ханаан, род Израиля переселился в Египет, где царь египетский указал ему для жизни землю Гесем.

Эвмен взглянул на Итту-Бела.

– Так записано в священных книгах иудеев, – подтвердил сидонянин, – у Иакова был любимый сын, именем Иосаф. Старшие братья Иосафа завидовали отцовской любви к нему и продали его в рабство в Египет. Но он там не пропал, а сумел необычайно возвыситься, и фараон отличил его, назначив своим соправителем. Когда в Египет прибыли братья Иосафа, он примирился с ними и испросил у фараона для них богатый край.

– У какого фараона? – спросил Эвмен.

Итту-Бел лишь пожал плечами.

– Что же было дальше?

– Народ Израиля жил в достатке, плодился и умножался, – продолжил рассказ Эфраим, – когда же иудеев стало слишком много, другой фараон заподозрил их в неверности и обратил в рабов. Вывел же предков моих из рабства пророк Моше.

Он замолчал.

– И к чему ты все это рассказал? – спросил Эвмен.

– Господь внушил мне, недостойному, мысль о том, что если вывести народ мой из рабства, то и он будет спасён, и царь Александр получит выгоду, ибо много благ Египту принесли иудеи трудом своим.

Эвмен заломил бровь, а Итту-Бел скептически хмыкнул.

– Пророк Моше творил чудеса перед лицом фараона, – сказал финикиец, – ты тоже на это рассчитываешь?

Эфраим покачал головой.

– Тогда как ты выведешь иудеев?

– Оказавшись среди моих соплеменников, я мог бы попытаться сподвигнуть их на восстание, – уверенно заявил Эфраим.

– Так говоришь, будто имеешь опыт в таких делах, – улыбнулся Эвмен.

– Имею.

– Вот как? И в каком же восстании ты участвовал?

– Полагаю, в том же, что и я, – медленно сказал Итту-Бел, – почтенный Эфраим, ты сражался с Артахшассой Охом, когда восстали Гебал и Цидон?

– Да. Я не всегда водил купеческие караваны, и мне довелось повоевать с персами, когда мы, иудеи, поднялись против них, вдохновлённые примером жителей Цидона.

– Царь Ох вырезал сорок тысяч моих соотечественников, а остальных обратил в рабство. Как ты уцелел в резне? – спросил Итту-Бел.

– Я командовал отрядом в окрестностях Назарета. Смог скрыться, когда нас разбили. Персы потом в наказание переселили многих иудеев в Гирканию, но мне удалось остаться на родине. Правда я потерял всю семью, дом и скот.

Эфраим повернулся к Эвмену и сказал:

– Поверь мне, господин архиграмматик, я знаю, как надо действовать. К тому же ты будешь иметь в Египте свои глаза и уши. Я не прошу никакой платы, хочу лишь помочь своим братьям, которые томятся в рабстве. Господь открыл мне, что он изменил волю свою и не следует ждать прихода пророка Моше.

– Когда же все это было? – спросил Эвмен, – все эти пророки и фараоны?

– Трудно сказать, – ответил Эфраим, – я долго размышлял, сопоставлял. Думаю, пророк Моше ещё не родился, но, полагаю, народ Израиля уже находится в Египте.

Эвмен довольно долго молчал, покусывая губу. Наконец, сказал: