Текст книги "Неугасимый огонь (СИ)"

Автор книги: Евгений Токтаев

Соавторы: Андрей Шитяков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

8. Надорванная нить

Родос, несколькими днями ранее

Гонец сообщил о том, что египтяне через своих шпионов мутят воду в Камире. Местный царь Дедал подчинялся им, но некоторые его подданные были согласны перейти под руку Александра. О том узнали египтяне и отправили к берегам Родоса свой флот, чтобы не допустить измены вассала.

Неарх выслушал вестника и, не раздумывая ни секунды, поспешил на помощь Филоте. Однако, войдя в бухту Камира, сразу понял, что опоздал. Ветер относил дымовые столбы на юг, но они всё равно были видны на десятки стадий. Памятуя о сражении в Тире, вывод можно было сделать однозначный – горят македонские корабли. Оставалась надежда, что это Филота жжёт Камир, но когда отряд Неарха подошёл ближе, она рассыпалась в прах.

– Что делать? – спрашивали триерархи.

Дым над бухтой стоял, какой, наверное, в Гефестовой кузне бывает, когда бог работает над очередным механическим чудищем.

В чёрных клубах просматривалось движение кораблей с высокими носовыми и кормовыми настройками, которых нет на эллинских. Египтяне сожгли флот Филоты.

Весь? Это пока не ясно. Может быть, сражение сместилось на юг. По словам гонца, лагерь македонян был разбит южнее Камира.

Неарх отдал приказ транспортами пристать к берегу и начать выгрузку воинов и, самое главное, лошадей. Триеры выстраивались в линию для сражения.

Атаковать? Не зная, какими силами располагают египтяне?

Пытался ли Филота вступить в переговоры или на него напали без предупреждения? Легко нарушили договор, из-за какого-то захудалого городишки? Стало быть, договаривались с камнем за пазухой и выжидали удобного момента. В течение года присматривались к неизвестной им силе, оценивали её и, усыпив бдительность согласием на участия в Играх, нанесли удар. Причём все хитро обставили, станут кричать теперь, что это Филота напал на их вассалов.

А может быть действительно Филота? Да нет, он не такой дурак, Александр шкуру с него спустит. И как ещё объяснить появление мощного египетского флота в такой дали от их страны? Все подстроили, ублюдки...

Неарх наблюдал, как маневрируют египетские корабли, выстраиваясь в линию перед его отрядом. Их все больше выползало из клубов чёрного облака. Македонских кораблей не видно. Неужели Филота разгромлен? Он взял с собой сильнейшие гексеры и пентеры. Отряд Неарха гораздо слабее, одни триеры и транспорты. Если уж разбили Филоту, что он, критянин, сможет сделать против столь сильного врага?

На берегу появились люди, всадники. Всадники? Свои, стало быть. В этом мире почти не ездят верхом.

Неарх отправил к берегу эпактиду, узнать, что случилось. Египтяне держались на расстоянии, не спешили нападать. Ну да, Неарх, даже победив в сражении, тоже поостерёгся бы лезть, сломя голову, на нового противника, не зная, насколько он силен.

От вражеского флота отделилось небольшое судно и заскользило к македонянам. Хотят говорить? Неарх напряг зрение и разглядел на носу египетского судёнышка воина, который держал в руках щит, внутренней стороной вперёд. Ага, уже знают принятый у эллинов знак переговоров. И щит-то круглый, гоплитский. Значит, уже нахватали пленных. Проклятье...

– Эпактиду мне.

Сблизившись, лёгкие десятивёсельные суда легли в дрейф.

– Надо говорить, до... достойнейший! – крикнул египтянин, по виду большой начальник.

– Хорошо, – ответил Неарх, – держите конец!

Македоняне перебросили на египетскую ладью канат. Гребцы втянули весла и суда соприкоснулись бортами.

– Да будет жить ты вечно, Знаменосец, – сказал египтянин по-эллински с ужасным произношением, – и будь возрадуйся! Рен моё Нахтра.

– Радуйся и ты, – процедил критянин, – вижу, есть чему радоваться. Меня зовут Неарх. Что здесь произошло?

Ему было известно вежливое приветствие варваров, но он намеренно опустил его. Не знал, что египтяне считают за грубых дикарей тех, кто не желает вечной жизни собеседнику. Но если бы и знал... Какая сейчас, к воронам, вежливость?

– Акайваш... эллины стали жгли Камир из хеви-педет. Когда достойнейшие Ранефер и Нимаатра могли.... Сумели подойти, город горел. Мы позвали песней посланника. Знаменосцы долго отдыха... ожидали, но твои товарищи нападали уже на нас. Мы тогда стали принимать бой и с помощью Нетеру побеждали.

"Эллины жгли Камир. Что и следовало ожидать. Валят вину на Филоту".

– Твои товарищи много горели и тонули, – продолжал египтянин, – но мы обрезали сражение.

"Решили обрезать? Прекратить? Что, устал, пёсий сын? Не хочешь продолжения?"

– Мы нужно много говорить. Но я плохо говорю уметь на вашем язык. Ранефер хорошо.

"Здесь Ранефер? Тот самый соправитель фараона, который принимал посольство Птолемея? Ничего себе..."

– Вижу, вы взяли пленных. Освободите их, тогда будем говорить.

Египтянин поморщился, помотал головой.

– Нет. Ранефер будет решать наказание виновных пиратов. Он будет считать это так, а не объявление войны.

– Я не поверю в виновность моих товарищей, пока не увижу доказательств, – отрезал Неарх.

– Значит, опять бой ... – египтянин на секунду устало прикрыл глаза, но сразу же вскинулся, – нет! Ты все видеть мог! Мы не хотели иметь желания биться, мы не понимаем! Переговоры быть должны немедленно! Птолемей рассказывал – Священный Мир, когда праздник Амен-Ра на Алаши! Это ложь? Мы не можем понять!

Этот порыв, похожий на отчаяние немого, изо всех сил пытающегося сказать что-то важное, заставил критянина пустить в душу сомнение. Неужели действительно Филота напал на них, и они теряются в догадках, каковы причины его поведения? Недоумевают, почему не просто нарушен договор, но случилось это, когда до Игр остаётся всего несколько дней. И где вообще сам архинаварх? Убит? Если бы был в числе пленных, могли бы спросить. Но они явно в недоумении о причинах происходящего.

Или все это уловка? Усыпят бдительность и ударят исподтишка. Все может быть.

Неарх взглянул в сторону высокобортных египетских ладей. Атаковать их одними триерами? Если они сожгли отряд Филоты, то Неарха и вовсе прихлопнут, как клопа. Но, может быть, архинаварху удалось хорошенько потрепать их, дорого продав свою жизнь? И варвары обессилены?

Все возможно. Критянин, в отличие от своего начальника, не имел склонности к авантюрам, потому раздумывал не слишком долго.

– Хорошо. Будем говорить на берегу. Пусть Ранефер прибудет туда. Прямо на этот мысок, – Неарх указал рукой в сторону ближайшего берегового выступа, – я буду ждать его там.

Нахтра покачал головой.

– Нет, достойнейший сказал призвать тебя на ладью. Нимаатра хуже умеет говорить с македоняне. Ранефер умеет хорошо, но он плох. Силы покидают. Следует поспешить или потом долго ждать.

– Он ранен?

– Очень устал, не спал много дней, долгий путь из Та-Нетер. И очень переживает утомился Знаменосец Ранеб. Тяжело переживает.

Ранеб? Это имя было знакомо Неарху. Именно этот наварх сражался против македонян в Тире. Умело сражался. Утомился? Так они говорят о покойниках. Стало быть, он мёртв.

– Наварх, – обратился к критянину кормчий эпактиды, – не езди к ним, это западня...

– Нетеру свидетели! – возмутился Нахтра, – я могу оставлять себя на твоей ладье, как доказывать... как заложник!

Неарх некоторое время пристально смотрел ему прямо в глаза, потом сказал:

– В этом нет необходимости. Я поеду с тобой.

Посыльное судно привезло его к огромному кораблю, самому большому из тех, что виднелись вокруг. Неарх поднялся на борт. Воины в бронзовой чешуе приветствовали его на своём языке. Их речь отличалась многословностью, но критянин не мог оценить её торжественности. Его провели надстройку, где располагались каюты высокородных.

В небольшом помещении на постели лежал египтянин с необычно синими глазами. Увидев Неарха, он поднялся. Покачнулся, но устоял на ногах.

Нахтра сказал, что Ранефер не спал несколько ночей, перенёс долгое путешествие из какой-то неведомой страны Та-Нетер. Верховный Хранитель совершенно загнал себя, сначала торопясь на битву, а потом выпуская стрелу с нечеловеческой быстротой, словно сама Нейти-мстительница вселилась в него. Впрочем, об этом критянин не знал.

Верховному Хранителю уже сообщили не только о смерти Ранеба, старого флотоводца, любимого всеми моряками Страны Реки, но и о гибели Хнумхотпа, что не только не принесло Ранеферу радости, но и добавило головной боли.

Ничего этого не знал Неарх, но увидел перед собой вовсе не торжествующего победителя. Цветом лица Ранефер напоминал покойника или человека, несколько лет просидевшего в темнице. Да, глупцы говорят, что вино победы – сладкое.

– Живи вечно и радуйся, достойнейший Знаменосец, – Ранефер говорил медленно, тщательно выговаривая слова, словно боялся, что не сможет совладать с собой, – прости, я не знаю твоего имени.

Бледное лицо Ранефера показалось критянину белее некрашеного[89]89
  Эллины, как и египтяне, раскрашивали статуи.


[Закрыть] изваяния.

– И ты живи вечно, достойнейший Ранефер. Моё имя – Неарх. Причин для радости я не вижу

– Как и я, – Ипи вздохнул, на секунду отвернулся, скрипнул зубами, – столь горького питья победы Себек, Маахес и Сехмет воистину не ещё не преподносили никому.

– Мне сказали, ты оплакиваешь гибель Ранеба? А скольких македонян следует оплакивать мне? Что здесь произошло?

– Тот, кто командовал вашим флотом, ранен. Он без сознания, поэтому мы не смогли допросить его, и я не знаю, почему он напал на нас.

– Он напал? – выделил первое слово Неарх.

– Мы получили вести из Камира о нападении и бесчинствах македонян.

– Бесчинствах? – Неарх удивлённо поднял бровь.

– Тебе не нравится это слово? А как ещё назвать то, что вы сотворили на острове Тера?

– Где сотворили? Что? О чём ты?

Ранефер отметил, что удивление Знаменосца прозвучало не наиграно. Не знает? Не исключено, ведь они разделились.

– Ты действительно ничего не знаешь об этом?

– Впервые слышу.

– Часть вашего флота, с которой мы сразились здесь, совершила нападение на густонаселённый народом кефтиу остров. Твои товарищи разграбили его и сожгли, истребили множество жителей, обесчестили женщин. Нам стало известно об этом.

– Где доказательства? – глухо прорычал Неарх.

– Кое-кому из кефтиу удалось бежать, – спокойно ответил Ранефер, – они обличили вас. Мне было достаточно их слов.

– Но не достаточно мне! – рявкнул критянин.

– Спроси сам себя, достойнейший Неарх, – прищурился Ранефер, – в том ли ты положении, чтобы вести переговоры в таком тоне? Ты говоришь не с побеждённым.

– Как и ты.

– Справедливо, – хмыкнул Ранефер и поинтересовался, – торопишься стать им?

Неарх скрипнул зубами, но ничего не возразил.

– Возможно, тебе неизвестно, – продолжил Ранефер, – но кефтиу с недавних пор – данники Двойной Короны.

– Известно, – буркнул Неарх.

– Тем лучше. А данников мы не только доим, но и защищаем. Когда с Иси, который вы зовёте Родосом, прилетела сова с вестью о том, что македоняне осадили Камир, я предположил, что вы и его разорите. И поспешил на выручку. Ещё издали мы увидели дым и отчаянные призывы о помощи, которые кефтиу посылали с помощью зеркал, благо лик Амена не скрыт облаками. Мы призывали вашего Знаменосца песней посланника. Он пропустил её мимо ушей.

Неарх скептически хмыкнул.

– Ты знаешь, кто сражался с тобой?

– Эли-Баал сказал, прежде чем лишился чувств, что вашего Знаменосца зовут Филотой и он сын Пармениона, старшего из полководцев Александра.

– Эли-Баал? Вы взяли его в плен?

– Мы не считаем его пленником. Он тяжело ранен. Обгорел. Раздавлена правая нога.

– В таком случае, прошу, во имя милосердия передай его нам безо всяких условий. В моём отряде есть хорошие хирургеоны, они займутся им. Если промедлить...

– Он просил не передавать его вам. Сказал, что ваши врачеватели отнимут ногу, – покачал головой Ранефер, – он не хочет жить калекой. Мои будут пытаться её спасти.

– Я смотрю, его слов тебе было достаточно, чтобы составить мнение о способностях эллинских врачей, – с холодком в голосе сказал Неарх, – вряд ли ты имеешь иные основания для подобного высокомерия. Ладно, пусть остаётся, если так хочет. Видать, всем царям Библа у вас мёдом намазано...

– Энил убоялся гнева Нетеру, попав в другой мир, – резко оборвал критянина Ранефер, повысив голос, – и он ошибся поначалу, думал, что это Тисури перенёсся из древности. Пока не увидел Тидаин. И пал духом. Тогда Анхнофрет, ныне посол Та-Кем у Александра, подобрала нужные слова. Перед доводами опытной Хранительницы трудно устоять, а когда человек сломлен и растерян...

– Я, знаешь ли, тоже, как ты говоришь, "убоялся гнева" богов, – насмешливо сказал Неарх, – да так, что поджилки затряслись. Вот только ни я, ни другие мои товарищи, ни даже Адар-Мелек, не стали предателями.

– Энил не предатель! – возмутился Ранефер, – мне известно, что Александр силой принудил его присоединиться к вам, а восстать против захватчика и мясника, залившего всю землю от Ушу до Угарита кровью – священный долг...

– Мясник, значит, принудил? – процедил Неарх, не дав Ранеферу договорить, – так вот послушай, достойнейший радетель об униженных финикийцах, как все было на самом деле. Там, в нашем мире, Библ уже давно находился под властью персов, против которых мы вели войну. Флотом персидского царя командовал наварх, сиречь Знаменосец по-вашему, именем Автофрадат. Энил ходил под ним в младших начальниках. К моменту, когда мы взяли Библ, только слепой не видел, что персы проигрывают войну, а мы берём верх. Вся береговая линия от Милета-Милованды до Библа уже была нашей. Автофрадат пребывал в затруднительном положении, а его люди поглядывали по сторонам, куда бы драпануть. И когда Энил узнал, что его родной город сдался Александру, заметь, без боя и разорения, он покинул Автофрадата, но не для того, чтобы сражаться с македонянами. Нет, он присягнул победителю. Так ты считаешь, что Энил не предатель? Ушёл от персов – не предательство. Он же покинул угнетателей. Ушёл от нас – тоже не предательство, те же причины. И ведь не просто восстаёт против захватчика и мясника, но ещё и всегда оказывается в стане победителя. Удивительное совпадение.

Ранефер побагровел, но не нашёл, что ответить.

– Мои слова, – произнёс Неарх гораздо тише, – легко проверить. Ты захватил пленных. Многие из них знают, как царь Энил присоединился к нам. Вы, ничего не зная об этом человеке, подарили ему трон. Задумайся теперь, мудрым ли было такое решение.

– Я последую твоему совету, – мрачно сказал Ранефер, – истина должна быть установлена. Как и в нынешнем деле, от которого мы отвлеклись. Филота не может сказать, почему он не ответил на песнь посланника, но, может быть, ответишь ты?

Критянин покачал головой.

– Увы, но я сам пребываю в недоумении. Может быть, уцелел кто-то из триерархов?

– Да. Но многие из них тяжело ранены. Есть и такие, кто не сильно пострадал, но они молчат.

– Пусть их приведут, возможно, со мной они станут говорить.

Ранефер удовлетворил его просьбу и вскоре в каюту ввели прихрамывающего Пнитагора. Киприот взглянул на критянина совершенно безжизненными глазами. Лицо его ничего не выражало. Следом зашёл Нимаатра. Он покосился на Неарха и что-то сказал Ранеферу на языке ремту. Тот ответил и Знаменосец, выглянув за дверь, отдал какие-то распоряжения.

– Филота очнулся, – объяснил Ипи критянину, – я приказал привести.

– Хорошо, – кивнул тот и обратился к киприоту, – Пнитагор, ты можешь говорить? Что здесь произошло?

Пнитагор смотрел сквозь Неарха, чуть склонив голову набок, и молчал.

– Что произошло? – повторил вопрос наварх, – где Пасистрат, Адар-Мелек, Никанор? Что с ними?

– Адар-Мелек? – спросил Нимаатра, – тот, кто занял место Энила?

– Да.

– Один из моих тетнут-шесер говорил, что убил высокородный фенех стрелой Херу. Большой начальник фенех, богатый одежда и доспехи. Может Адар-Мелек?

– Пнитагор, ты видел это? – допытывался Неарх.

Киприот молчал. Он не менял позы, даже почти не моргал. Так ничего от него и не добились.

Египтяне ввели Филоту. Он еле стоял на ногах.

– Посадите его, – распорядился Ранефер.

Филота уставился на Неарха и безжизненным голосом сказал:

– Ты опоздал.

– Что произошло, Филота? – спросил Неарх.

Архинаварх покосился на Ранефера, который жёг его суровым взглядом и ответил:

– Они оказались сильнее.

– Это я и сам вижу! – повысил голос критянин, – зачем ты полез в драку? Ты хоть понимаешь, что творишь?

– Они не хотели говорить.

– Ложь! – вспылил Нимаатра, подавшись вперёд.

Ранефер остановил его жестом. Сам он сохранил невозмутимость.

– Ты не слышал песнь посланника?

– Они трубили, – подтвердил Филота, – а ещё зеркалами отвечали Камиру. Демоконт сказал – они сообщают городу, что помогут.

– Какой ещё Демоконт?

– Местный архонт. Он хотел отдаться под руку Александра, но царь Дедал сопротивлялся. С Демоконтом мы договорились.

Филота изложил свою версию событий.

– Хотели свергать законный царь... – сквозь зубы сказал Нимаатра.

– Я ничего не понимаю, – раздражённо бросил Неарх и повернулся к Ранеферу, – не буду обсуждать эту авантюру с перетягиванием города, но ответь, почтенный, вы действительно одновременно предлагали переговоры и сигналили местным, что атакуете нас?

– Мы не подавали такого знака, – едва сдерживаясь, ответил Ипи, – лишь обещали городу помощь. Лишь тот может подозревать другого в подлости, кто бесчестен сам!

– Высокие слова, не имеющие ничего общего с реальностью, – ответил критянин, – я не вижу вины Филоты. Вы сами сделали все, чтобы он понял вас неправильно.

– Он – глупец! – заявил Нимаатра, – только человек совсем без ум, смогать замышлял такое!

– А Мелек предлагал говорить... – неожиданно подал голос Пнитагор, – я счёл его трусом...

– Этот фенех не трус, – сказал Нимаатра, – он погибал смелый.

– Где мой брат? – вскинул голову Филота.

– Если есть справедливость на свете, – с ожесточением сказал Пнитагор, не глядя на Филоту, – то там же, где мой сын...

Неарх вопросительно взглянул на Ранефера. Тот покачал головой.

– Я не знаю имя твоего брата. Много ваших воинов и гребцов погибло. Некоторых мы вытащили из воды.

– Как ты намерен поступить с ними? – спросил Неарх, – независимо от того, считаешь ты Филоту пиратом или нет, но простые воины ни в чём не виноваты перед тобой.

– Ну да, – хмыкнул Ипи, – жён кефтиу только Филота насиловал.

– А вы, считающие "пурпурных" своим стадом для бесконечного доения, чисты и незапятнаны? – вскинулся Неарх, – конечно, как удобно, всю грязную работу сделали злые македоняне, срезали колосья и даже обмолотили их, а вам осталось только ссыпать зерно в амбар?!

У Ипи от гнева задрожали губы.

– Мы никогда не предаём мечу жителей городов взятых с боем!

– Действительно, кто же иначе станет платить дань?

– Наши воины не берут силой жён и дев! Ибо многие из оных с радостью примут ласки славного воина Та-Кем, особенно, зная, что тот подарит ей пару золотых кайтов, или что-то из добычи. Ужели ваши воины столь дики и уродливы, да ещё скупы? Или мэт у них как льняная тряпка, и не уподобится разящему копью, пока обладатель не примкнёт к женской шее железо?

Неарх опешил, посмотрел на Филоту. Тот мрачно усмехнулся.

– Да, верно. В Тире на твоём обелиске написано, что ты отдал жриц Тиннит желавшим раздвинуть им ноги, – сказал критянин, – ты считаешь, что они остались довольны, получив взамен серебро. Они так тебе сказали? Вы уподобили жён "пурпурных" диктериадам и считаете, что это как-то возвышает вас над македонянами, насильниками и мясниками? Мне жаль вас. Вы, похоже, даже не понимаете, сколь многие втихаря проклинают ваше идеальное государство, о котором с прошлой осени в оба уха трубит Александру одураченный вами Каллисфен.

Ипи дёрнул щекой.

– Ему показали наш жизненный уклад, как есть, ничего не скрывая. Он написал в своей книге правду.

– Само собой, – хмыкнул Неарх, – но мы отклонились в сторону. Что ты намерен делать с пленными?

Ипи некоторое время молчал, потом что-то коротко сказал Нимаатра. Тот кивнул и кликнул Хранителей. Филоту и Пнитагора увели. Прежде, чем архинаварх шагнул за порог, он встретился взглядом с Неархом. В глазах Филоты не было ни страха, ни сожаления.

Нимаатра, уходя, сказал Ранеферу несколько слов. Тот нахмурился, странно посмотрев на Пнитагора.

– Я не отпущу пленных, – сказал Ипи, когда они с критянином остались одни, – они виновны в злодеяниях.

– Ты ничего не доказал, – возразил Неарх.

– И все же судить буду я, – устало ответил Ранефер.

Он сел на постель, провёл ладонью по лицу, стирая испарину. Неарх видел, что предводитель египтян чувствует себя очень плохо и балансирует на грани сознания.

Критянин думал, как следует поступить. Продолжить "обмен любезностями" на повышенных тонах? Ничего он этим не добьётся. Согласиться с правом победителя, не предприняв попытки освободить сына Пармениона? Но такая попытка спровоцирует новую бойню и далеко не факт, что удастся победить. С другой стороны, что скажет Парменион? И Александр?

Ранефер пришёл к некоему решению раньше.

– Впрочем, я готов отпустить всех. Вообще всех. За выкуп.

– Что ты хочешь?

– Лошадей. Я знаю, вы везёте лошадей. Нимаатра сказал, что ваши транспортные ладьи ссаживают воинов и коней на берег. Я отпущу всех за двести лошадей.

Неарх молча помотал головой.

– Ты не согласен? – спросил Ипи.

– Мы не на рынке. Я не купец и эти лошади не товар. Только царь может принять такие условия.

Ранефер кивнул. Некоторое время молчал, покусывая губу и взирая на критянина исподлобья.

– Те, кто откажется служить нам, принять Посвящение и новые рен, будут проведены связанными через Уасит до святилищ Ипет-Сут. А потом они станут батраками земледельцев. Так мы поступаем с пиратами.

– Станут рабами?

– У нас нет рабов. Отработав положенное, они получат свободу. Только вряд захотят вернуться к вам.

Неарх долго молчал. Потом сказал:

– Ты хотел мира. Своей угрозой ты добьёшься войны. Я знаю царя с детства. Знаю, как он поступит в этой ситуации.

Ранефер прикрыл глаза.

– Ты достойный муж, Неарх. Я испытал тебя. Все воины и гребцы будут свободны. Триерархи и Филота, виновные в этом очередном "недопонимании", останутся. Захваченные и потопленные корабли – наша добыча. Покиньте Камир и вообще Иси. Возвращайтесь к Александру. Я прибуду на Алаши. Судьбу пиратов решат властители. Вместе.

Неарх сжал зубы.

– Что Знаменосец Нимаатра сказал тебе про Пнитагора?

– Это умелый и храбрый воин, – ответил Ипи, не открывая глаз, – очень храбрый и очень умелый. Он один убил ремту больше, чем кто бы то ни было из вас. Достойнейший враг. Мы высоко ценим таких.

– Отпусти его.

– Нет, – ответил Ранефер, – он останется.

Кипр

«Почему он так спокоен? Что бы не происходило, всегда спокоен, невозмутим. Неарх ни жив, ни мёртв. Лагид бледен, словно некрашеная статуя. Кен, суровый Кен, словно нашкодивший мальчишка теребит край хитона, не зная, куда деть руки. У Пердикки мечутся глаза, а Полиперхонт их прячет. И только Эвмен спокоен. Как будто ничего не произошло. Почему он спокоен? Потому что ему, эллину, наплевать на убитых македонян? Неарх тоже эллин».

Александр поднёс руку к лицу. Дрожат пальцы. Он сжал их в кулак с такой силой, что побелели костяшки, а потом впечатал в подлокотник кресла. Что-то хрустнуло.

– Ты уверен?

– Да, царь, – ответил критянин, – Пнитагор подтвердил.

– Его не допросить, – буркнул Кен.

– Ищи, кому выгодно, – негромко проговорил Полиперхонт, все так же отводя взгляд.

– Пнитагору? – сквозь зубы процедил царь.

– Он чужой нам. Союзник... Верно, был обижен за ту выволочку, в Тире. Счёл немилость несправедливой...

– Некоторые подтверждают его слова, – возразил Неарх, – египтяне трубили...

– А некоторые не подтверждают, – сказал Пердикка, – не слышали ничего. Кому верить? Никанор не вспомнил, был ли сигнал с предложением переговоров.

– Никанор не может быть беспристрастен, – сказал Полиперхонт, – когда дело касается его брата. К тому же он ранен и плохо соображает.

– Там царила такая суматоха, что не мудрено не услышать, – вздохнул Неарх, – да и многие ли из нас способны различать сигналы египтян? Зовут к переговорам или трубят атаку? Мог бы сказать Мелек, но он мёртв. А Эли-Баал подтвердил...

– Как можно доверять финикийцу? – резко возразил царь, – ты сам сказал, что он обязан Ранеферу жизнью и избавлением от увечья.

– Царь, ты должен ещё раз допросить Никанора, – сказал Полиперхонт, – с большим... пристрастием.

– Я думаю, – Александр повысил голос, – царь способен сам разобраться с тем, что и кому он должен!

На короткое время воцарилась гнетущая тишина. Стратеги подавлено молчали. Александр обвёл их взглядом. Задержался на Птолемее. Тот выдержал внимательный прищур царя и заявил:

– Я не верю в вину египтян в этом деле.

Александр дёрнул щекой.

– Имеешь доказательства?

Птолемей смутился.

– Нет, но...

– С тобой все понятно. Друзьями их уже считаешь? Очарован?

– Александр! – возмутился Птолемей.

Царь посмотрел на Эвмена. Лицо того не выражало никаких чувств.

– А ты чего молчишь?

– Я тоже считаю, что финикийцу доверять нельзя, – спокойно ответил Эвмен, – он действительно слишком многим обязан Ранеферу. Как нам известно, он прежде промышлял пиратством, а несколько лет назад участвовал в налёте финикийцев на египетский флот в Тире, в союзе с покойным отцом Шинбаала. "Пурпурные" тогда были разгромлены, но их вожди сохранили жизни и титулы. Слишком большой долг вырос у Эли-Баала перед египтянами. Он скажет все, что велит ему Ранефер. Я считаю... Прости, царь, я все ещё не собрался с мыслями. Позволь рассуждать вслух?

– Продолжай.

– Они обвиняют Филоту. Допустим, лгут. Допустим, все это подстроено, чтобы ослабить нас, но при этом большой войны избежать. В этом случае перекладывание вины на чужие плечи означает, что они не чувствуют себя достаточно уверенно, чтобы открыто объявить: "Мы в своём праве сильного, что хотим, то и делаем, а вы утритесь". Но несмотря на их успех в этом происшествии на Родосе...

– В бойне на Родосе, – недовольно поправил Пердикка.

– В бойне, – согласился Эвмен и продолжил, – какая-то тут странная логика. С одной стороны они наносят удар вовсе не исподтишка, дают возможность Филоте встретить их лицом к лицу. Никто ведь не мог предполагать, что боги отдадут победу им.

– Почему не мог? – возразил Птолемей, – Мерит... Ты же сам был свидетелем. А Ранефер из того же теста. Что, если он все предвидел?

– Может быть, – кивнул Эвмен, – вот только говорила она столь сумбурно, что я почти ничего не понял. И вообще, все эти прорицания... Я бы поостерёгся бездумно им доверять. Сколько было случаев, когда слова пифии истолковывали неверно.

– Хватит о богах и прорицаниях, – раздражённо бросил Александр, – говори о деле, Эвмен.

– Прости, царь. Так вот, про логику. Повторюсь, я считаю, что никто не мог быть уверенным в победе. И потому нам надо обратить пристальное внимание на письмо Аристомена.

– На чьё письмо? – переспросил Пердикка.

– Аристомена, – сказал Александр, – это один из катаскопов, он попал в плен на Пустоши, но нашёл способ дать знать о себе. И не только о себе.

– Аристомен указывает на опасность, исходящую от Анхнофрет.

Пердикка, Кен и Полиперхонт вытаращились на кардийца. Только Птолемей не удивился. Он был посвящён в это дело.

– Запасной план? – спокойно спросил Александр.

– Не обязательно. Что мешает ударить сразу двумя руками?

– Но все эти обмены зодчими и философами...

– Чтобы ослабить нашу бдительность.

– Опасность, исходящую от... – пробормотал Пердикка, – какую опасность?

– Разведчик пишет, что наша посланница увлекается отправкой душ к Харону. Немало преуспела в этом, – усмехнулся царь, – и, кстати, его слова находят подтверждение.

– Так что же это... – пробормотал Пердикка, – ты знал, кто она, царь?

– Разумеется, – усмехнулся Александр.

– И ты так... спокойно общался с ней?

– Эти игры, Пердикка, – сказал царь, – поинтереснее твоих легкомысленных ставок на бойцов.

Он снова перевёл взгляд на секретаря.

– Ты, Эвмен, все переживал за логику, но так и не сказал, что тебя смущает.

– Смущает то, что при всём при этом они спокойно отдались в наши руки, – сказал Эвмен, – в полном и весьма высокородном составе. Перебить свиту – пустяк. Их впятеро меньше.

– Ранефер не мог рискнуть жизнью... – начал было Птолемей, но не договорил.

– Жизнью царицы? – усмехнулся Кен, – за неё больше всех переживаешь?

Птолемей покраснел.

– Кобель... – еле слышно процедил Пердикка, бросив на Лагида неприязненный взгляд.

– Он её любит, – пробормотал Птолемей.

– Есть в этой любви что-то нездоровое... – сказал Александр, глядя в пустоту.

Повисла долгая пауза.

Александр обдумывал слова Эвмена. Сейчас кардиец довольно гладко подводил к тому, что виновны египтяне, но час назад говорил совсем другое.

Неарх привёл с собой нескольких очевидцев боя из числа младших командиров. Во все время их рассказа царя трясло, словно в ознобе. Когда они поведали про Теру, Эвмен сказал:

– Вот и причина.

– Что? О чём ты говоришь? – спросил Пердикка.

– Критяне наверняка обратились к Ранеферу за помощью. Дабы он отомстил нам за разорение острова. Вот он и пришёл к Родосу с флотом. Преследовал Филоту.

– Как они узнали? – пробормотал Кен.

– У них везде глаза и уши, – мрачно бросил царь, – какого купца из "пурпурных" не тряхни, окажется, что он стучит на собратьев в Дом Маат.

– Какие дела могут быть у египтян с Критом? – недоуменно поинтересовался Кен.

– Тутии говорил Пармениону, что Крит и Родос – их данники. Вот они их и защищают. От нас, – ответил Эвмен.

– Откуда ты знаешь? – снова удивился Кен.

– Должность у него такая, все про всех знать, – рассеянно сказал Александр.

Он совсем запутался, но продолжал лихорадочно искать возможность обвинения египтян. В противном случае ситуация становилась просто неразрешимой. В руках Ранефера Филота. Друг детства. Его отец, Парменион, на совете не присутствовал, пытался утихомирить войско, взбудораженное мгновенно разлетевшимися новостями. Сейчас там, как водится, умножаются слухи, один другого невероятнее.

Ранефер и Неарх покинули Родос почти одновременно. Критянин торопился к Александру и потребовал ускорить погребение павших, вызвав недовольство и без того подавленных эллинов и македонян.

После боя на многих кораблях едва хватало людей для устроения смен измученных гребцов, которые работали, не покладая рук, не останавливаясь на ночь. Неарх держался берега, поскольку многие корабли имели наскоро залатанные пробоины и нещадно протекали. Черпальщики совсем сбились с ног, выплёскивая за борт ведра воды. Идти в Саламин пришлось длинным путём, вдоль северного берега Кипра. Почти всю обратную дорогу дул боковой ветер и лишь когда флот обогнул северо-восточную оконечность острова, македоняне смогли поставить паруса и немного отдохнуть. Несколько кораблей отстали.

Неарх собрал со всего флота самых лучших, самых крепких и избежавших ран гребцов. Выбрал наиболее быстроходную триеру и отправил в Саламин. Ранефер поступил так же, оставив флот на Нимаатра.