Текст книги "Валентина. Мой брат Наполеон"

Автор книги: Эвелин Энтони

Соавторы: Фрэнк Кеньон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава восьмая

Чрезвычайно важное событие, – произнес Жозеф, оглядывая собравшихся за обеденным столом.

– Очень важное, – хором повторили мы, сосредоточив наши взоры на Наполеоне.

– Даже сверхъестественное, – добавил Жозеф.

– Сверхъестественное, – повторили мы, словно стая попугаев.

– Мы должны теперь называть тебя «Ваше Величество»? – спросил Жозеф хмуро.

– Пока еще этого не требуется, – ответил Наполеон довольно напыщенно.

Он не терял времени и действовал быстро. Еще не прошло и месяца после расстрела герцога Энгиенского, а в Трибунате уже выступил один из ставленников Наполеона – как их именовал Люсьен – и заявил, что настала пора распрощаться с политическими иллюзиями; победа, мол, принесла во Францию спокойствие, казна пополнена, законы обновлены, и теперь нужно закрепить достигнутое на вечные времена путем установления высшей наследственной власти в лице Наполеона Бонапарта и членов его семьи. Не только на Наполеона произвела сильное впечатление фраза: «В лице Наполеона Бонапарта и членов его семьи». Учреждая новую династию, Наполеон, не рассчитывая на возможность иметь собственных детей, решил использовать для придания веса и силы своим честолюбивым планам уже существующую семью. В дальнейшей речи депутат показывал, что титул «император», который следует присвоить Наполеону, более всего соответствует высокому престижу нации. Таково, по его словам, желание армии и народа. Всесильная армия стояла на первом месте, хотя данное обстоятельство старались не подчеркивать.

Только один депутат высказался против наследственной монархии. Но никто его не слушал. Предложение приняли и передали в Сенат. Исход был заранее предопределен – почти немедленное согласие с тем, чтобы, учитывая волеизъявление всех французских департаментов, провозгласить Наполеона Бонапарта императором Франции. Вот мы и собрались в Тюильри отметить это событие семейным обедом. Присутствовали вновь избранный император с Жозефиной, Жозеф и его жена Жюли, Луи и Гортензия (все еще вместе, но по-прежнему несчастливые в браке), Элиза с мужем, Мюрат и я, Люсьен пребывал все еще в ссылке, и мама, по собственному выбору, с ним. Полина находилась в Риме, а Жером, насколько известно, проявляя непослушание, путешествовал по Америке.

– Вопрос о твоем преемнике… – начал Луи, взглянув на Наполеона.

Мы все в ожидании посмотрели на него.

Наполеон внимательно оглядел нас по очереди и тихо рассмеялся.

– По этому вопросу, мой друг Луи, вскоре появится сенатус-консульт или постановление.

– Но можно ли узнать содержание этого важного постановления? – спросил Жозеф.

Лицо Наполеона сделалось непроницаемым.

– Ты хочешь, чтобы я выдал государственную тайну.

– Поскольку это затрагивает жизненно важные интересы членов семьи… – осмелилась я вставить.

– Зачем мучить нас неизвестностью? – заметил Луи раздраженно.

– Чтобы вы преждевременно не вцепились друг другу в глотки, – пояснил с таким же непроницаемым выражением на лице Наполеон.

– Или чтобы не вцепились в твою, – пробовала пошутить я.

– Бонапарт, пожалуйста! – умоляющим голосом проговорила Жозефина.

– Хорошо, – пожал плечами Наполеон, уступая. – В постановлении будет указано примерно следующее: «Империя – моя империя – наследуется по прямой мужской линии (он сделал паузу и, как мне показалось, с упреком взглянул на Жозефину). Если же у меня не окажется сына, то я имею право избрать своим преемником любого сына или внука кого-либо из моих братьев».

– Братьев, но не сестер! – заметила с возмущением я.

– Ну и ну, – проговорил Луи.

У Жозефа были только дочери, а у него два сына.

Не обращая внимания на комментарий, Наполеон продолжал вкрадчивым тоном:

– Если я откажусь от подобного избрания, то моими преемниками станут в порядке очередности Жозеф и Луи.

– Правильно, очень правильно, – радостно улыбнулся Жозеф.

Луи лишь хмурился.

– Этот вопрос еще окончательно не решен, – заявила я пренебрежительно.

– Постановление должно быть рассмотрено в департаментах, – напомнила Жозефина. – Могут пройти месяцы, прежде чем будет известна воля народа. Плебисцит – долгая история.

– Ну и что из этого? – заметил Наполеон высокомерно. – Мое желание известно. Я не намерен проводить месяцы в ожидании.

Ожидать пришлось менее восемнадцати дней. Восемнадцатого мая тысяча восемьсот четвертого года – через двадцать один месяц после того, как Наполеон был провозглашен пожизненным первым консулом – нас собрали во дворце Сен-Клу, где временно жили Наполеон и Жозефина.

Нашли мы их в галерее Аполлона. Жозефина оделась во все белое, как обычно, Наполеон облачился в новенькую военную форму. По сигналу гофмаршала мы сгрудились позади четы и стояли молча в наступившей тишине, напоминавшей церковную, пока не прибыли члены Сената. В этот день был опубликован сенатус-консульт, и достопочтенные сенаторы поспешили в Сен-Клу со своими поздравлениями. Наполеон и Жозефина – император и императрица! Станет ли Наполеон теперь, когда сделал Жозефину императрицей Франции, думать о разводе с ней? Едва ли. Вот вам и семейная война! Жозефина без всяких усилий со своей стороны одержала величайшую победу над Бонапартами.

После нескольких длинных и скучных речей Наполеон объявил свои императорские решения. Семнадцать генералов, в том числе и мой супруг, получили звание маршала империи.

«Будет ли этот красивый, но бесполезный маршальский жезл единственным вознаграждением Мюрату?» – подумала я, жадно вслушиваясь в дальнейшие слова Наполеона. Жозеф в мгновение ока превратился в великого Электора Франции, Луи – в коннетабля. Оба тут же были произведены в принцы. Его императорское высочество, принц Жозеф! Его императорское высочество, принц Луи! Меня буквально сбила с ног одна мысль. Теперь их жены – принцессы!

Я ждала, что Наполеон скажет еще, но он молчал, улыбаясь и как бы поддразнивая. Ничего для меня и сестры Элизы, абсолютно ничего! Только величайшим напряжением воли удавалось сдерживать ярость, меня буквально подмывало здесь же, в галерее Аполлона, в присутствии всех сенаторов, хорошенько отчитать нового императора.

Вечером состоялся семейный ужин, до смешного официальный и очень мрачный для меня и Элизы. Наполеон, казалось, преднамеренно старался унизить нас, обращаясь сперва к Жюли и Гортензии и с видимым удовольствием подчеркивая их новые титулы. Он походил на ребенка, забавляющегося новыми дорогими и ранее недоступными игрушками. Глубоко обиженная, я пила воду стакан за стаканом, воображая, что это вино, и даже почувствовала легкое головокружение.

Непривычное ощущение, но оно было.

– Наполеон! – не выдержала в конце концов я.

– Моя милая Каролина, – взглянул на меня ласково он. – Теперь вы должны говорить мне «Ваше Величество» и «Ваше Императорское Величество».

– Даже в семейном кругу?

– И в семейном кругу, мадам.

– Как смешно! Какое ребячество!

Вместо того, чтобы, как и следовало ожидать, выгнать меня из комнаты, Наполеон лишь нахмурился.

– Ах, если бы только мама была сейчас с нами, – сказала Элиза взволнованно.

– Зачем? – поинтересовался Наполеон.

Оробевшая Элиза проговорила, заикаясь:

– Порадоваться новому титулу, Ваше Величество.

– Чтобы иметь возможность, Ваше Величество, назвать вас Вашим Величеством, – вставила я.

В глазах Наполеона промелькнул огонек восхищения.

– Дорогая Каролина никогда меня не разочаровывает, – заметил он, быстро обводя глазами присутствующих. – Наша мама, – продолжал Наполеон, – то есть мать императора, должна отныне носить титул императрицы-матери, независимо от того, решит ли она вернуться в Париж или нет.

Жозеф откашлялся и с мрачным видом спросил:

– А как же Люсьен? Он что, совсем останется в стороне?

– Люсьен, мой бедный Жозеф, потерял всякое право на какой-нибудь титул.

Жозеф поспешно сменил тему.

– Ваше Величество, ходят слухи, касательно Италии… относительно вашего намерения стать королем Италии.

– Эти слухи вполне справедливы, Жозеф.

– А коронация в качестве императора Франции, Ваше Величество?

– Приготовления вскоре закончатся, – заверил Наполеон весело. – Я должен непременно короноваться, иначе мой титул будет пустым звуком. И я сам совершу церемонию коронации.

– А я думал, Ваше Величество, что Его Святейшество римский папа…

– Святой отец осуществит помазание, а император Наполеон – коронование, – твердо заявил Наполеон.

– Римский папа никогда не согласится приехать во Францию, – высказала сомнение Жозефина.

– Жозефина имеет в виду… – начала я.

– Жозефина? – оборвал Наполеон.

– Ее Императорское Величество имеет ввиду, – повторила я с трудом проглатывая застрявший в горле комок, – что Его Святейшество не согласится помазать самопровозглашенного императора.

– Ну что же, поживем – увидим, – заметил Наполеон и поднял глаза к потолку, будто надеясь узреть хотя бы мельком райские кущи.

Наступило молчание. Наполеон сидел, погруженный в собственные мысли, лишь время от времени по лицу пробегала лукавая улыбка, и никто – таково уж было неписаное правило нового императорского двора – не имел права заговаривать с ним первым. Не то чтобы я его боялась, но промелькнувшее перед этим в его глазах восхищение вселило в меня надежду, и я решила терпеливо ждать до тех пор, пока мы с Наполеоном не останемся наедине. Через два дня, когда императорская семья все еще находилась в Сен-Клу, я уговорила Бурьена допустить меня к августейшей особе.

– Ваше Величество, мадам Мюрат, – доложил многострадальный секретарь.

Наполеон восседал за письменным столом. Был полдень. Он, встав с рассветом, читал донесения, писал приказы, отдавал устные распоряжения. Я стояла возле стола минут пять, прежде чем Наполеон соизволил поднять глаза и заметить мое скромное присутствие.

– А… мадам Мюрат.

– Ваше Величество…

– Более сотни высокопоставленных чиновников бывшей Республики, – проговорил Наполеон, – с радостью согласились занять должности в различных ведомствах империи. Все они без исключения голосовали за казнь короля Людовика XVI. Весьма примечательно.

– Весьма, – повторила я.

– Из всех маршалов, которым я пожаловал эти звания, – продолжал он, – ни один не отказался от подобной чести, а ведь большинство из них еще два дня назад были непоколебимыми республиканцами. Опять весьма примечательно. Им нравится звучание новых королевских титулов. Великолепно! Теперь они не смогут насмехаться над моим.

– Увы! – вздохнула я. – У меня нет титула, над которым можно было бы посмеяться.

– Прекрасно! Теперь вы поймете, почему я не пожелал ставить вас в неловкое положение. Но перейдем к другим вопросам. Эта война с Англией… Как, по-вашему, мне следует в данном случае поступить?

Отвлекаясь от своих забот, я постаралась сказать именно те слова, которые, на мой взгляд, он ждал от меня.

– Сейчас это всего лишь война на море, хотя морских сражений пока не было. У англичан нет войск на континенте… пока.

– Пока?

– Ваше Величество, я считаю, что вы должны вторгнуться в Англию прежде, чем англичане высадятся во Франции.

– Вот здесь приказ, – сказал Наполеон, беря со стола листок, – о создании новой французской армии. Назовем ее английской армией. Почему вам так ужасно хочется стать принцессой? Из-за денег? – спросил он, неожиданно перескакивая на другую тему.

– Как из-за денег, Ваше Величество?

– Жозеф и Луи будут получать по два миллиона франков в год. Высокое положение требует высокого вознаграждения.

«Чудесно», – подумала я, стараясь подавить пробудившуюся алчность.

– Возможно, Ваше Величество, – вслух проговорила я, – вам не по карману содержать одну настоящую принцессу. Я не имею в виду Жюли и Гортензию. Ведь у них лишь почетные титулы.

– У меня неограниченные ресурсы. Ответьте все-таки на мой вопрос, мадам. Значит, деньги, не так ли?

– Нет, просто высокое общественное положение.

– Прекрасно, – усмехнулся Наполеон. – Представитель рода Бонапартов стремится к величию! Тогда скажем так: только титул, без денег.

– Деньги меня не интересуют, – ответила я, с трудом подавляя обиду.

– Я вам не верю. Вы останетесь простой мадам Мюрат и будете довольствоваться тем величием, который содержится в этом титуле.

– Но это несправедливо! – крикнула я. – Полина ведь принцесса.

– Но не империи. Какой титул вам больше по душе: старый или новый?

– Прежние тоже когда-то были новыми, – заметила я дипломатично. – Ваши, то есть новые, будут существовать вечно.

– Как же вы стараетесь подбирать правильные слова, – сухо рассмеялся Наполеон, – или то, что вы считаете правильными словами. Но они меня не переубедили. А теперь ступайте и засвидетельствуйте свое почтение императрице.

У меня сильно застучало в висках и разболелась голова.

– Или я уйду от вас принцессой Каролиной, или же, как простой человек, отправлюсь в изгнание, – вскричала я в сердцах.

– В изгнание? И куда же вы собираетесь уехать? Быть может, в Италию? Все равно. Просто скажите мне, когда вы будете готовы покинуть Францию, и я сделаю все возможное, чтобы ускорить ваш отъезд.

Стук в висках и головная боль усилились. Ярость душила меня, красный туман скрыл бесстрастную физиономию Наполеона. Мои ноги подкосились, и впервые в жизни я упала в обморок. Придя в чувство, я увидела, что лежу на кушетке и надо мной склонился личный доктор Наполеона. Сам он стоял позади с мертвенно бледным лицом и выглядел очень напуганным.

– Швейцария мне больше нравится, чем Италия, – проговорила я, когда доктор ушел. – Я поеду в Швейцарию.

– Вы останетесь во Франции! – заявил твердо Наполеон.

– Ваше Величество?..

Наполеон бросился к письменному столу и вернулся с каким-то документом в руке.

– Это объявление, – сказал он, – появится в следующем номере «Moniteur». Прочтите.

Разобрать почерк Наполеона чрезвычайно трудно, но я смогла понять смысл написанного. Три сестры императора становились принцессами, а их мужья – принцами империи. Довольная, я с изумлением взглянула на Наполеона.

– И вы написали все это, пока я лежала без чувств?!

– Я приготовили еще вчера вечером, – широко улыбнулся он. – Скрыл же потому, что хотел посмотреть, как далеко вы способны зайти.

– Так значит, вы с самого начала просто дразнили меня!

– Именно… принцесса.

Конечно, он говорил неправду – мой неисправимый брат. Я сразу заметила: чернила едва просохли.

Когда я сообщила Мюрату новость, он сперва очень удивился, а потом чрезвычайно обрадовался. Он ходил по комнате, расправив плечи, держа спину подчеркнуто прямо, несомненно, уже воображая себя в новой великолепной форме собственного изобретения.

– Итак, ты снова обставила Жозефину, – усмехнулся Мюрат.

– Что ты имеешь в виду?

– Она была против того, чтобы вы, сестры Бонапарта, сделались имперскими принцессами. Одна из служанок подслушала ее разговор с Наполеоном и рассказала моему камердинеру, а тот – мне.

– Чем бы ей отплатить? – спросила я сердито.

– Разве ты ей уже не отплатила… принцесса.

– Но этого мало, Мюрат!

– Могу представить себе только одно, – пожав плечами, серьезно заметил Мюрат. – Уговори императора – если, конечно, сможешь, – сделать Жозефину всего лишь зрителем на церемонии коронации. Если она не будет коронована, ее титул останется пустым звуком.

Эта мысль мне сразу пришлась по душе. С некоронованной императрицей легче развестись. И вместе со своими братьями и сестрами я охотно сделаю все возможное, чтобы Наполеон развелся с Жозефиной; особенно теперь, когда не осталось надежды, что моего сына Ахилла объявят преемником Наполеона.

– Но ничего не предпринимай, – предупредил Мюрат, – пока постановление не появится в «Moniteur».

– Дельный совет, принц Мюрат, – одобрила я.

Итак, о приготовлениях к коронации Наполеона.

– Я против самой идеи коронации, – заявил вполне серьезно брат Жозеф на семейной конференции.

Называя это событие «семейной конференцией», я не оговорилась. Участвовали только прямые члены клана Бонапартов, никакой родни со стороны жен или мужей. Жозеф, Луи, Элиза и я. Другие, имевшие право присутствовать, все еще пребывали за пределами Франции. Оба, Люсьен и Жером, по-прежнему упорно держались за женщин, с которыми вступили в брак вопреки воле Наполеона и, по всей вероятности – как казалось в то время, – навлекли на себя вечный гнев нового императора.

– Почему ты против коронации? – спросила я Жозефа. – Ведь ты поначалу соглашался, когда мы впервые обсуждали этот вопрос.

– С тех пор у меня было время серьезно об этом подумать. Коронация вызовет раздражение у республиканцев. Франция по существу республиканское государство и, рано или поздно, вернется к республиканской форме правления. Зачем без нужды восстанавливать против себя республиканцев?

– Ты говорил об этом с Наполеоном? – поинтересовалась Луи.

– Да, говорил, – Жозеф тяжел вздохнул.

– И он тебя высмеял?

– Он лишь спросил меня, готов ли я отказаться от моего титула.

– А ты готов? – вмешалась я.

– Никто из нас не намерен отказываться от приобретенных титулов, – заявила Элиза.

– Разве имеет какое-то значение, коронован Наполеон или нет? – спросила я. – Он все равно император Франции.

– Без коронации, – пояснил Жозеф, – титул «император» в глазах республиканцев значит столько же, сколько и «первый консул», и такое положение их более или менее устроило бы.

– Ты хочешь сказать, – вмешался Луи, – что у тебя нет желания стать преемником Наполеона в качестве императора?

– Я, возможно, до этого не доживу, и ты тоже.

– У меня два сына, – заметил Луи. – При нормальном развитии событий они переживут всех нас.

– Но прежде Наполеон должен объявить одного из них своим официальным преемником или усыновить обоих.

– Но у меня тоже есть сыновья, и прежде всего Ахилл, – напомнила я.

– Ахилл, Ахилл, – передразнил Луи.

– Твои сыновья, – почти закричала я, – самые ненавистные для Жозефины внуки!

– Но они также племянники Наполеона.

– Как и мои сыновья!

Начиналась свара, а я меньше всего этого желала.

– Мне наплевать, даже если Наполеон коронуется десять раз. Я добиваюсь только одного: не допустить коронации Жозефины.

Этой фразы оказалось вполне достаточно, чтобы вновь объединить наши усилия. Но каким образом, хотел знать Жозеф, мы могли бы лишить Жозефины короны императрицы? Некоторое время мы горячо спорили, потом решили всем сразу поговорить с Наполеоном – уважительно, но твердо, – и условились вести себя сдержанно, не горячиться. Он вздыхал и делал вид – конечно, нарочно, – будто напуган нашим появлением.

– Вы чем-то недовольны? – спросил он. – Получили от меня мало денег? В этом причина столь устрашающего семейного выступления?

– Мы более чем довольны, – сказал Жозеф.

– Слава Богу! – воздел Наполеон глаза к небу. – Я действительно чувствую большое облегчение. Тогда почему вы здесь, причем каждый из вас смотрит так мрачно, точно англичане захватили Францию и посадили в Тюильри своего идиота короля?

– Ходит много различных слухов относительно психического здоровья английского короля, – подхватил Жозеф, оттягивая время, – но какие у нас есть доказательства, что он в самом деле свихнулся?

– Неопровержимые, – резко заметил Наполеон. – Он проморгал колонии в Америке. А теперь – давайте о том, что вас беспокоит.

Жозеф закашлял, Луи нахмурился, а Элиза стала внимательно рассматривать висевшую на стене за письменным столиком Наполеона новую картину художника Изабэ. Словом, все трое молчали. Таким образом, ответственность за осуществление нашего плана, в успех которого я уже почти не верила, легла на мои плечи.

– Ваше Величество, – начала я. – Мы здесь, чтобы предупредить вас о недопустимости коронации Жозефины.

– Предупредить меня?

– Каролина не совсем правильно выразилась, – набрался смелости Жозеф. – Мы хотели бы попросить вас не предпринимать поспешных и непродуманных действий.

– Поспешных? Непродуманных? – переспросил Наполеон, оставаясь угрожающе спокойным. – Ты тоже выражаешься неправильно, Жозеф. Нет, просто дерзко… Разве я что-нибудь уже говорил о коронации Жозефины? – добавил он, глядя на меня в упор и широко улыбаясь. – Наверное, ты, Каролина, теперь думаешь, что совершила ужасную ошибку?

– Да, это так, – ответил я тихо.

– Тем не менее я благодарен вам за то, что вы напомнили о моих обязанностях по отношению к моей жене-императрице.

– Императрица бездетна и, по всей вероятности, таковой и останется, – вновь собралась я с духом.

– Бездетна? У императрицы двое детей: Евгений и Гортензия.

– Вы хорошо знаете, Ваше Величество, что имеет в виду Каролина, – совсем некстати поспешила мне на помощь Элиза.

Сохраняя зловещее спокойствие, Наполеон сказал:

– Она хотела напомнить, что я бездетный. Вы полагаете, императрицу не следует короновать из-за этого весьма печального обстоятельства?

И вновь пришлось говорить мне.

– Ваше Величество, вы можете когда-нибудь посчитать целесообразным развестись с императрицей и жениться на более молодой девушке. И много проще развестись с некоронованной императрицей и с женщиной, союз с которой скреплен лишь гражданской церемонией.

Наполеон совсем не рассердился, а лишь мечтательно произнес:

– Жозефина была мне хорошей женой, я никогда с ней не расстанусь.

– Она вам изменяла, – напомнила я.

– Разве только верность делает женщину хорошей женой? Сомневаюсь. Измена – всего лишь вопрос удобно поставленной кушетки, оказавшейся в нужное время в нужном месте. В любом случае я сам изменял Жозефине много раз после того, как она однажды оступилась, – чаще, чем я могу припомнить.

– Хвастаете, Ваше Величество, – шутливо заметила я, надеясь, что Наполеон рассмеется.

И он и в самом деле засмеялся, но надо мной, над всеми нами.

– Жозефина будет стоять рядом со мной на коленях в соборе Парижской Богоматери, – заявил Наполеон, – и примет из моих рук корону, которую она вполне заслужила.

– Коронация не будет настоящей, – отважился вставить Жозеф.

– Что вы этим, черт побери, хотите сказать?

– Ваше Величество, – впервые заговорил Луи, увидев, что Жозеф не в состоянии продолжать. – Вы ведете переговоры с римским папой, но он еще не дал своего согласия приехать в Париж.

– Его Святейшество будет в Париже, – ответил спокойно Наполеон, – Даже если мне придется доставить его под конвоем. А теперь оставьте меня в покое, все четверо. Идите и продолжайте тратить деньги. Только на это – Бог свидетель – вы и годитесь.

Доставлять папу Пия VII под конвоем в Париж не понадобилось, да что-либо подобное – я в этом уверена – и не планировалось. Наполеон по-прежнему торговался с ним, то угрожая, то умасливая, да и дядя, кардинал Феш, информировал нас относительно развития событий. Представляя в Риме интересы Наполеона, он писал Жозефу, что ведет очень деликатные и трудные переговоры. Прежде всего ему было необходимо убедить папу в том, что от приезда его во Францию католическая церковь только выигрывает; в то же самое время Наполеону нужно было доказать некатолической части французского населения, которая выступала против такого визита, что посещение папой Франции ни в коей мере не усилит позиции римско-католической церкви в стране. Удерживала же Пия VII главным образом мысль о том, что ему придется благословить и помазать человека, захватившего силой трон, принадлежавший, по мнению других, графу де Провансу, принцу королевского дома, послушному и достойному сыну католической церкви. Но ловкий на язык дядя Феш представил дело так, будто еще не существовало более верного и преданного сына церкви, чем император Наполеон, что касается императрицы Жозефины, то, по словам дяди, это была подлинная аристократка и истинная дочь старого режима!.. Тот факт, что Наполеон является творцом государств, возникших на территории Италии, и достаточно силен, чтобы подчинить себе Ватикан, никогда вслух не упоминался, но римский папа, конечно же, хорошо осознавал его значение. Словом, охотно или против воли, но папа Пий VII согласился прибыть в Париж и позволить Наполеону во время церемонии в соборе Парижской Богоматери самому возложить на себя императорскую корону. Уступчивость папы по коронации нисколько меня не удивила, Его Святейшество мог впоследствии с полным правом заявить, что в действительности он не возлагал корону Франции на голову самозваного императора. В данном случае высокомерие Наполеона сделало его недальновидным.

Коронацию приурочили к празднованию пятой годовщины переворота, в ходе которого Наполеон стал первым консулом. Римский папа согласился и с этим, и вскоре до Парижа дошла весть, что он отправился в свое историческое путешествие. Возбуждение росло, однако у нас, женщин семьи Бонапартов, была причина для огорчения. Сперва Жозеф сообщил ужасную новость мне – новость, которая привела меня в бешенство. Всем императорским принцессам, включая жену Жозефа и дочь Жозефины было приказано во время коронации нести шлейф императрицы. Жозеф тоже кипел от ярости.

– Моя жена – благородная женщина, – жаловался он. – Для нее чересчур оскорбительно нести шлейф Жозефины.

Но что мы могли поделать? Приказ есть приказ; другое дело, если бы мы решили вообще не явиться на церемонию. Хотя это было и мелочно с моей стороны, я все-таки не удержалась и передала слова Жозефа господину Фуше, вновь занявшему пост министра полиции, зная, что он обязательно передаст их Жозефине, с которой, хотя только внешне, находился на дружеской ноге. Та в свою очередь, естественно, донесла их до Наполеона, вероятно сильно преувеличив, и он, вместо того, чтобы просто рассердиться, почувствовал себя глубоко обиженным. В результате его императорское высочество принца Жозефа вызвали в Тюильри и здорово отругали. А мы так ничего и не добились. Наполеон твердо стоял на своем: или императорские принцессы несут шлейф императрицы, или же лишаются своих царственных титулов.

В назначенный день императорский двор собрался в Фонтебло; Наполеону стало известно, что именно в этот день кавалькада папы римского проследует вблизи бывшей загородной резиденции французских королей. Оказавшись перед необходимостью – или обязанностью – организовать Его Святейшеству подобающий прием, Наполеон никак не мог найти удовлетворяющую его процедуру и страшно обрадовался, когда хитрый Фуше предложил «случайную» встречу, которая отвечала бы достоинству, если не римского папы, то императора Франции. Вот потому-то и разыграли в Фонтебло комедию с предполагаемой охотой, хотя никто ни на кого не охотился.

Я хорошо помню лесной пейзаж. Императорская карета остановилась у перекрестка. В ней находились Наполеон, Жозефина, Фуше и Евгений Богарнэ; мужчины в охотничьих костюмах. Следом за ней моя коляска, в ней Элиза, Жозеф и его жена. Замыкала процессию группа придворных на конях, все в охотничьих доспехах. Мы ждали, когда пажеский эскорт появится из-за поворота. И вот к нам подскакал взволнованный курьер, и Наполеон, выйдя из кареты, оседлал белую лошадь. К нему присоединились принц Иоахим Мюрат и маршал Жюно. Все трое галопировали взад и вперед якобы в поисках убежавшего оленя. Через несколько секунд на дороге показалась процессия папы Пия VII. Группа охотников блокировала дорогу – ужасно грязную, поскольку ночью шел проливной дождь, и папская кавалькада остановилась. Элиза, жена Жозефа и я вышли из коляски. Его Святейшество в своей великолепной белой атласной мантии и белых шелковых туфлях ступил прямо в грязь. Наполеон соскочил с коня и подбежал к папе. На какое-то мгновение оба замерли в нерешительности, потом Наполеон шагнул навстречу, и они обнялись.

– Трогательно, чрезвычайно трогательно, – проговорил Фуше, подошедший к нашей группе.

– Но что Его Святейшество подумает об императоре? – причитала Жозефина, выглядывая из окна кареты. – Какой бы он ни был император, ему следовало низко склонить голову или… или пасть к ногам Его Святейшества.

Я не могла удержаться от смеха. Представьте только себе Наполеона, припадающего к чьим-то ногам; он сам был Богом, а папа римский – его наместником. Я ждала, готовая возмутиться, если Наполеону вздумается представить Жозефину Его Святейшеству. Хотя нет, я бы с удовольствием лицезрела Жозефину, стоящей в грязи на коленях. Наполеон, однако, решил этого не делать, и по его сигналу к ним подъехала императорская карета, затмившая своим великолепием все королевские экипажи. Первым взобрался в нее Наполеон – ведь я говорила, что он мнил себя самим Господом Богом, – и сел справа; за ним следовал Пий VII, заняв место слева. Он выглядел совершенно невозмутимым и, мне кажется, чувствовал себя выше всей этой земной суетности.

– Интересно, как бы повел себя папа, – пробормотал Фуше, обращаясь к Жозефу, – если бы ему сказали, что его привезли во Францию для того, чтобы он помазал императора и императрицу, соединенных только гражданским браком и с точки зрения церкви вообще неженатых?

Фуше говорил тихо, чтобы не услышала Жозефина. После этого он откланялся и удалился, насвистывая «Марсельезу».

– А папе известно, что имела место лишь гражданская церемония? – спросил Жозеф.

– Вероятно.

Элиза сразу же догадалась, о чем я подумала.

– Если ему рассказать, – быстро проговорила она, – то папа откажется совершать обряд коронации.

– Откажется, если будет присутствовать Жозефина, – поправил Жозеф.

– Совершенно верно! – сказала я. – Нам в руки попало весьма действенное оружие. Постараюсь добиться аудиенции у Его Святейшества уже сегодня вечером.

Но потом у меня появились сомнения. Едва ли можно требовать от папы римского хранить тайну. Следовательно, Наполеон может узнать, от кого исходит информация, и придет в бешенство. К чему подставлять свою голову?

– Извини, Жозеф, – начала я смиренно. – Кто я такая, чтобы узурпировать твою позицию? И права, и обязанности принадлежат только тебе.

– Когда тебе это выгодно, ты всегда вспоминаешь, что я глава семьи, – пожаловался Жозеф.

– Боишься? – спросила я.

– Предпочитаешь оставить все, как есть? – вмешалась Элиза.

Затем взяла слово Жюли, жена Жозефа:

– Жозеф, это просто твой долг по отношению ко всем нам.

– Да, любимая, – вздохнул он.

Утверждая, что вопрос не терпит отлагательства, Жозеф сумел добиться аудиенции у папы, отдыхавшего в отведенных ему покоях дворца. Сразу же после встречи Жозеф пришел ко мне. Сперва он не решался начать разговор в присутствии Мюрата. Его Святейшество был шокирован, расстроен и возмущен. И в гневе – справедливом гневе – он нелестно отозвался о Наполеоне, сознательно обманувшем его, назвал Жозефину наложницей, живущей с Наполеоном в смертельном грехе.

– Папа объявил о своем решении, – заключил Жозеф, – без промедления вернуться в Рим. Затем он немного успокоился и сказал, что поручит своему представителю, кардиналу Капрара, побеседовать с Жозефиной.

– Ах, эта коварная Жозефина, – пробормотал Мюрат.

– Твой камердинер все еще сожительствует с горничной Жозефины? – резко повернулась я к нему.