Текст книги "Валентина. Мой брат Наполеон"
Автор книги: Эвелин Энтони
Соавторы: Фрэнк Кеньон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– То что?
– Наш разговор затянулся, – внезапно оборвал себя Моро. – Моя жена может что-нибудь заподозрить. А мадам Жюно – самая большая парижская сплетница… Мы должны встретиться еще раз и побеседовать наедине, – добавил он, затем выбрал с полки книгу и сунул мне под мышку.
– Охотно, если вы считаете это целесообразным.
– Организовать встречу вдали от любопытных глаз довольно трудно. Однако я свяжусь с вами позднее. А теперь давайте вернемся к остальным и к ужину.
Только добравшись до своего особняка Телюсон, я взглянула на книгу, которую дал мне Моро. То был сборник любовных стихотворений, некоторые из них скорее непристойные, чем романтичные. Но они меня нисколько не шокировали, а наоборот, продержали в бодрствующем состоянии большую часть ночи.
На следующее утро я представила Наполеону через Фуше письменный отчет. Поддерживать с ним контакт я могла только таким способом, если мы хотели, чтобы Моро поверил в комедию о враждебном отношении Наполеона ко мне. Наполеон ответил тремя словами: «Отлично. Прошу продолжать».В тот же день я получила от Моро записку. Он предлагал секретную встречу – непременно секретную, подчеркнул он, – на моей вилле в Нейи. Но подразумевалось, несомненно, две вещи: любовная интрига и роялистский заговор. Любовные поэмы я отослала Моро с запиской: «Это мне неинтересно, возвращаю не читавши».Он ответил, что с удовольствием прочтет их мне лично… в Нейи. Пока я колебалась, не желая заводить любовную связь, Наполеон вновь написал мне. Письмо было без подписи, но исполнено, безусловно, его почерком. Наполеон сообщил адрес на Ру-Альяр, по которому проживала некая мадам Байе, молодая прелестная вдовушка, и добавил, что, к моему счастью или несчастью – в зависимости от того, как я смотрю на подобные вещи, – там можно застать Мюрата почти ежедневно с четырех пополудни.
Быть может, Наполеон пытался с помощью незамысловатого трюка сделать меня более восприимчивой к ухаживаниям Моро? Обуреваемая сильными сомнениями, я отправилась после четырех часов дня по указанному адресу. Коляска Мюрата стояла у крыльца. Сперва я хотела ворваться в дом и застать с поличным Мюрата и его любовницу, но потом одумалась, и приказала своему кучеру дождаться хозяина.
– Передай генералу, – добавила я, – что, проникнутая заботами о муже, я оставила свой экипаж, который несравненно удобнее.
Затем я пересела в коляску Мюрата и отбыла в особняк Телюсон. Дома я распорядилась упаковать вещи.
– Нам предстоит поездка, мадам? – спросила служанка.
– Непродолжительная. Только до Нейи.
– Вам известно, – спросил Моро, – что первый консул разорвал дипломатические отношения с Англией?
– До меня доходили слухи.
– Это не слухи, а реальный факт. Он разорвал их в такой манере, которая неизбежно спровоцирует войну. У Англии просто нет выбора, и война ускорит реализацию наших планов.
– Наших планов, Моро?
Я и Моро лежали вместе в постели после длительных любовных утех, вполне удовлетворительных, если не брать в расчет тот факт, что при этом, по крайней мере у меня, ни о каких чувствах не могло быть и речи, кроме раздражения против Мюрата. Моро усмехнулся в темноте, повернулся ко мне и, едва коснувшись губами, поцеловал.
– Если вы думаете, Каролина, что я способен выболтать секреты под влиянием подобных обстоятельств, то вы очень заблуждаетесь.
– Секреты всегда узнают именно под влиянием подобных обстоятельств.
– Я сделаю это только тогда, когда сам пожелаю, или найду нужным и когда буду уверен в вас.
– Значит, вы еще во мне не уверены?
– Стану доверять вам, только если ваш муж бесповоротно свяжет себя словом и делом.
– Каким образом война с Англией ускорит осуществление наших планов?
– Я отвечу на этот вопрос, – Моро поцеловал меня снова, – лишь тогда, когда вам удастся уговорить Мюрата мыслить и действовать по-моему. А пока мы должны наслаждаться нашей маленькой любовной игрой.
– Вы уже довольно четко продемонстрировали свою оппозицию к Наполеону, – заметила я. – И я тоже совершенно не согласна с его действиями; но поскольку у вас, как видно, существуют известные сомнения относительно меня, разве вы не боитесь, что я вас предам?
– Нисколько. Нет свидетелей наших разговоров. Если меня арестуют без веских доказательств, то армия взбунтуется. Вспомни, Каролина, о моем положении, о моей славе героя.
– Ваша слава героя уступает только славе Наполеона, – согласилась я.
– Мюрат тоже достаточно известен и почитаем, – великодушно признал Моро. – Уверен, что вдвоем, действуя сообща, мы окажемся сильнее первого консула. Особенно в чрезвычайных условиях.
– Что нужно передать Мюрату? – спросила я нетерпеливо.
– Я говорил раньше о занимаемой вашим мужем выгодной позиции.
– Губернатор Парижа, не так ли?
– Он ведь, кроме того, еще и комендант крепости Венсенн. Следовательно, у него достаточно сил, чтобы взять Париж под свой контроль в чрезвычайной ситуации, и в то же время заботиться в Венсенне о важном пленнике.
– О Наполеоне!
– О ком же еще?
– И, пока Наполеон будет содержаться в Венсенне, вернутся Бурбоны.
– Совершенно верно.
– Вы переписываетесь с графом де Провенс?
– Ну, ну… – шутливо упрекнул Моро.
– Ах, бросьте! Здесь нет свидетелей.
– Я не переписываюсь ни с кем из Бурбонов, – ответил Моро, – только с надежными и неприметными агентами роялистов… Поговорите с Мюратом уже завтра, – пробормотал он, обнимая меня.
Но я поговорила с Мюратом уже ночью, или, вернее в ранние утренние часы. Он примчался в Нейи, меча громы и молнии, и едва не застал Моро в моей постели. Бедняга Моро! Он спасся, выпрыгнув из окна, едва заслышав, как Мюрат неистово дергал ручку запертой двери. Я вспоминаю эту забавную картину: испуганный Моро, выскакивающий из окна с панталонами в руках – смешная фигура. А ночь была довольно холодной.
– Почему заперла дверь? – потребовал ответа Мюрат, когда я его впустила.
– Дать время скрыться моему очередному любовнику.
– Я спрашиваю серьезно, – сказал Мюрат, ставя свечу на туалетный столик. – Почему ты убежала от меня?
– Ты вернулся домой в моей коляске? – поинтересовалась я в свою очередь.
– Не сразу. Сперва я поехал в Венсенн, пробыл там довольно длительное время. В Телюсон я возвратился только после полуночи. Затем я отправился сюда. Ну, чем бы ты там ни занималась, это тебе мой ответ.
– Мадам Байе ничего для меня не значит, – заметил непринужденно Мюрат.
– Кроме как почти ежедневно с четырех часов.
– Это увлечение обязательно пройдет.
– Ну и что из этого? Все равно никогда не прощу тебе.
– Будь благоразумной, дорогая, и рассудительной.
Вспомнив о стоящей передо мной задаче, я глубоко вздохнула.
– Буду благоразумной только потому, что ты мне нужен.
– Я так и подумал, – ухмыльнулся он и начал раздеваться.
– Самодовольный осел, – проговорила я. – Я имела в виду вовсе не это!
Мюрат спокойно выслушал меня. Из осторожности я не упомянула затеянную Наполеоном интригу. Как я сказала, Моро подошел ко мне в театре. Позднее, когда его жена болтала с Лорой в столовой, он в библиотеке сообщил мне о роялистском заговоре и предложил нам обоим принять в нем участие. Наполеона планировалось похитить и держать в крепости Венсенн под охраной солдат Мюрата до тех пор, пока Бурбоны не утвердятся на троне. Я закончила свой рассказ, прошло некоторое время, прежде чем заговорил Мюрат:
– Что я выигрываю от роялистского переворота? В лучшем случае стану в армии вторым человеком после Моро. Не желаю иметь ничего общего с этим заговором. Ты ведь хорошо меня знаешь, Каролина.
– Я вижу, ты печешься прежде всего о себе, а не о Наполеоне, – заметила я сухо.
Мюрат как-то глуповато улыбнулся.
– Разумеется, я получу больше, продолжая поддерживать Наполеона… Ну а как с тобой? Ты за реставрацию монархии?
– Конечно, нет, – ответила я спокойно и рассказала ему всю историю без утайки.
– Маленькая ловкая интрижка! – воскликнул Мюрат. – Весьма типична для твоего брата.
– Успех принесет нам вечную благодарность Наполеона, – подчеркнула я. – Он свяжет нас еще крепче.
– Сообщи Моро, – проговорил взволнованно Мюрат, – что я с радостью приму участие в заговоре.
– Нет, ты сообщишь ему сам. Иначе он может заподозрить ловушку с моей стороны. Я организую вашу встречу здесь, в Нейи. Чтобы обмануть Моро, важно делать вид боязни огласки и постараться сохранить нашу связь в тайне.
Встреча состоялась, и Моро по-видимому, был уверен, что в лице Мюрата приобрел надежного союзника. К тому времени англичане объявили войну, и Моро объяснил, каким образом она ускорит осуществление «наших» планов.
Некоторые политические эмигранты, интернированные по просьбе Наполеона в Англию, скоро, мол, высадятся тайно во Франции и примут участие в заговоре. Их якобы возглавлял фанатичный роялист Кадудаль. С ними и его друзьями заговорщиками я познакомилась несколько недель спустя в трущобах Парижа, где я, изменив свою внешность, выступала как мадам. Гальвани. Одновременно я регулярно посылала отчеты Наполеону и неизменно получала один и тот же ответ «Отлично. Прошу продолжать».И вот состоялась еще одно собрание заговорщиков, последнее, на котором мне пришлось присутствовать. Теперь уже планировали не содержать Наполеона в крепости Венсенн, а убить его там; одновременно наметили дату выступления, которая оказалась угрожающе близкой. Чрезвычайно встревоженная, боясь, что мое послание может затеряться, я поспешила в Тюильри. У секретаря Наполеона все еще был приказ меня не впускать, но, увидев меня в приемной кабинета первого консула, Бурьен сразу по выражению моего лица понял, что мне необходимо немедленно переговорить с Наполеоном.
– Сейчас у него американский посол. Будьте любезны, подождите немного.
Прежде чем я успела ответить, дверь распахнулась, и из кабинета быстро вышел американский дипломат, за ним следовал рассерженный Наполеон.
– Скажите ему, – крикнул Наполеон, – что он не получит денег ни от меня, ни от членов моей семьи. Вам понятно?
– Вполне, мсье, – ответил посол и поспешно ретировался.
Мне любопытно было бы узнать, отчего Наполеон так рассердился и при чем здесь американский посол, но на посторонние вопросы времени не оставалось. Оказавшись в кабинете, я кратко изложила Наполеону последние новости, касавшиеся роялистского заговора.
– Убийство? – повторил он. – Этого следовало ожидать.
Затем, позвав Бурьена и упрекнув его за медлительность, все еще злой, распорядился:
– Передайте американскому послу, чтобы Жерома без промедления посадили на один из наших фрегатов, отплывающих во Францию.
– Жерома? – переспросила я, когда Бурьен удалился. – Что натворил наш дорогой братишка и чем навлек на себя этот гнев?
– Этот маленький идиот женился, не спросясь меня, – загремел Наполеон. – На американской девице, некой Элизабет Паттерсон. Но Жером еще несовершеннолетний, и с моей точки зрения, да и с точки зрения французского законодательства, его брак не имеет юридической силы… Бурьен, – крикнул он вновь секретарю, – позаботься о том, чтобы девка Паттерсон непременно осталась в Америке.
Секретарь поклонился и вышел.
– Наполеон… – проговорила я в растерянности.
– А все из-за того, – пожаловался Наполеон, – что я позволил Жерому служить на военном флоте!
И вовсе Наполеон не позволял, он приказал Жерому. Младший брат, по мнению Наполеона, вел слишком беззаботную и ветреную жизнь, и он надеялся, что служба на флоте исправит Жерома и сделает из него настоящего мужчину.
Жерому была ненавистна сама мысль о море, но разве он мог противиться воле первого консула? Наполеон наказал ему быть прилежным юнгой, старательно усваивать новую науку и не позволять никому выполнять за него какую бы то ни было работу. Разумеется, старшие офицеры потворствовали Жерому, а после жесточайшего приступа морской болезни он и сам стал находить в этом удовольствие, особенно на стоянках в портах, где без разбору сорил деньгами и, будучи таким же, как и Мюрат, любителем военной мишуры, с важным видом расхаживал по улицам в полной парадной форе капитана гусаров. Его женитьба в Америке – безусловно, интересное событие, но в тот момент моя голова была занята более неотложными делами.
– Наполеон, – попыталась я снова.
– Жером! – взорвался он опять. – Однако я должен рассказать тебе подробно о его последних похождениях. Он оставил корабль у острова Мартиника под предлогом, что находившиеся поблизости английские военные суда могут его – одного из Бонапартов – захватить и потребовать выкуп. С Мартиники на американском корабле он отплыл в США, чтобы – как он объяснил – на американском же корабле вернуться во Францию. Высадился Жером в Норфолке, штате Виргиния. Французский консул обеспечил ему место на рейсовом судне, но Жером, сумасбродный как всегда, решил посмотреть Америку и отправился в Балтимору. Представь себе: брат первого консула Франции в Балтиморе! Немедленно он привлек к себе всеобщее внимание. Там же он познакомился с Элизабет Паттерсон и, вместо того, чтобы сделать ее своей любовницей, не придумал ничего другого, как жениться на ней.
– Возможно, в Америке не дозволяется иметь любовниц, – неудачно сострила я.
– Американцы, – проговорил Наполеон, сердито уставившись на меня, – как бы они ни старались доказать обратное, по части морали ничуть не лучше французов.
Наполеон подошел к двери и распахнул ее настежь.
– Бурьен! Пошли Жерому письмо. Напиши, что я приму его только в том случае, если он навсегда расстанется с американской девицей, с которой абсолютно незаконно связал себя… Ты хотела сказать, Каролина… – Повернулся ко мне Наполеон с улыбкой, совершенно успокоившись.
– Ты должен немедленно что-то предпринять против заговорщиков.
– Разумеется, – заметил Наполеон, нахмурившись. – Моро поступил неосмотрительно, говоря об убийстве в твоем присутствии. Ему следовало знать, что хотя ты якобы ненавидишь меня, убийства не допустишь и немедленно предупредишь меня.
– Моро не было на совещании, никто не знал, кто я такая на самом деле.
– Великолепно! Но с этого момента я должен вывести тебя и Мюрата из игры. Начнем с одного ареста. Кто по-твоему скорее заговорит, если его подвергнут допросу с пристрастием?
Ответить на этот вопрос было не трудно. Когда принимали решение об убийстве Наполеона, один из армейских офицеров – назову его капитан Б. – горячо запротестовал. Арестовать, дескать, это одно, а убить – совсем другое. Я назвала Наполеону его фамилию и полк, в котором он служил. Больше от меня ничего не требовалось. Арестованный ночью капитан Б. охотно обо всем рассказал и сообщил не только об известных мне участниках заговора, но и о некоторых других причастных лицах. Всех арестовали, включая и Моро. За этим последовал ряд судебных процессов, многих приговорили к смертной казни. Благодаря своему высокому положению в армии и наличию значительного числа сочувствующих, Моро отделался двумя годами тюремного заключения, после чего его выслали из Франции.
– Для острастки необходимо примерно наказать кого-нибудь из Бурбонов, – однажды вечером сказал Наполеон, ужиная со мной и Мюратом. – Но который из них является главным вдохновителем заговора? Граф д'Артуа или герцог Энгиенский? Правда, большого значения не имеет – кто именно, но герцог Энгиенский ближе.
– Все же он в безопасности по ту сторону французской границы.
– В безопасности? – переспросил Наполеон тихо.
И он вполне сознательно, даже с фанатическим рвением, предпринял акцию, за которую его осудил весь мир. Герцог Энгиенский проживал в замке Этенхейм герцогства Баден, независимого государства, примыкавшего к французской границе. Однажды ночью отряд французских драгун под командованием ревностного бонапартиста полковника Орденера вторгся на сопредельную территорию и окружил замок Этенхейм. Быстро справившись с охраной, полковник арестовал принца и доставил его во Францию. Сперва его содержали в Страсбурге, а затем перевели в Венсеннскую крепость.
– У тебя теперь такой важный заключенный, – коротко информировал Наполеон моего супруга. – Хорошенько стереги его.
На следующий день ко мне пришла Жозефина вся в слезах, и слезы были неподдельные. Ее речь была довольно сбивчивой, и поначалу я даже не поняла, что она пытается мне поведать.
Наконец она успокоилась.
– Каролина, прошу вас, используйте все свое влияние на Наполеона.
– Ради герцога Энгиенского?
– Да, да! Если Бонапарта не удержать, то он погубит себя!
– Тем, что захватил и заключил в крепость одного из Бурбонов?
– Бедная Каролина, Бонапарт решил герцога Энгиенского расстрелять.
– Вы преувеличиваете, – не поверила я.
– Нет, Каролина, сущая правда.
– Значит, Наполеон сумасшедший!
– Не сумасшедший, Каролина, а жестокий. Вспомните бойню в Яффе.
Я невольно содрогнулась. Жозефина коснулась того, что я всеми силами старалась вычеркнуть из моей памяти. Во время египетской кампании в сражении у Яффы пали три тысячи турок, оставшиеся в живых две тысячи продолжали сопротивляться, но, убедившись в своем безвыходном положении, в конце концов сдались. Взбешенный Наполеон напустился на сына Жозефины, принявшего капитуляцию. Для чего нужны, кричал Наполеон, две тысячи пленных? Продовольственные запасы французской армии кончались. Стоило ли кормить пленных, отнимая паек у французских солдат? Ни в коем случае! Наполеон отдал бесчеловечный приказ. Турок отвели в ближайшие песчаные дюны, где расстреляли и перекололи штыками. Из трупов сложили высокую пирамиду и оставили разлагаться под палящим солнцем пустыни. Эта пирамида стоит и по сей день – монумент из белых костей.
– То была жестокость совсем иного рода, – пробовала я защитить брата.
Тем не менее Жозефина была права. Наполеон посоветовал мне не совать нос не в свои дела, но я продолжала умолять, не ради роялистов – об этом я вовсе не думала, – а ради него самого. И вновь он порекомендовал мне не лезть, куда меня не просят.
– Герцога Энгиенского ожидает справедливый суд, – сказал Наполеон.
Справедливый! По указанию Наполеона Мюрат собрал в Венсенне трибунал из восьми офицеров, которые все как один оказались яростными сторонниками Наполеона, хотя мой муж специально их не подбирал. Герцог Энгиенский категорически отрицал всякую причастность к заговору, и не было никаких доказательств, подтверждавших его вину. И все-таки его обвинили в том, что он боролся против республиканской Франции, вступил в сговор с англичанами и угрожал безопасности страны. Но все эти обвинения не могли быть подкреплены уликами. Неоспоримым оставался лишь тот факт, что он, как и многие аристократы, с оружием в руках сражался против Французской республики.
В своей гордыне – а он был самым самолюбивым из всего семейства Бурбонов, – герцог Энгиенский еще более усугубил собственное положение, когда высокомерно заявил, что является непримиримым врагом Республики и будет бороться с ней, если надо, с оружием в руках при любых условиях. Судьи признали его виновным по всем пунктам обвинения и передали дело Наполеону для вынесения приговора. Но тот уже принял решение до судебного процесса, и когда трибунал еще заседал, он послал лаконичное распоряжение: «Подлежит смертной казни». С точки зрения Наполеона – того самого Наполеона, который сам вынашивал планы уничтожения Республики, – казнь одного из бурбонских принцев имела более важное значение, чем истребление двух тысяч турецких военнопленных.
Смертный приговор как будто не произвел на герцога Энгиенского большого впечатления, он только попросил прислать ему священника.
– Собираетесь умереть монахом? – насмешливо заметил один из судей.
Получив отказ, герцог в молчаливой молитве преклонил колени, затем, словно приободренный, – мужества было ему и без того не занимать, – проговорил:
– Ну что же, пошли.
Он знал или подозревал, что приговор будет приведен в исполнение немедленно.
Мюрат отвечал за герцога Энгиенского до вынесения приговора. Затем ответственность за него ложилась на Савари, нового министра полиции, сменившего Фуше. Я часто размышляла, выполнил бы мой муж приказ Наполеона, если бы ему поручили расстрелять герцога Энгиенского. До этого он поспорил с Наполеоном, горячо протестуя против, как он считал, суда неправедного. Наполеон, взглянув холодно на Мюрата, заявил:
– Попробуйте встать мне поперек дороги в этом деле, и я отберу у вас все почести, чины, состояние и отошло обратно в родную деревню в лохмотьях.
Мюрат подчинился, и Наполеон потом насмехался над ним:
– Мюрат – настоящий лев на поле битвы и баба во всех других отношениях.
Принимая во внимание все обстоятельства, я полагаю, что Мюрат все-таки исполнил бы приказ; передав пленника министру Савари, мы оба вздохнули с облегчением, радуясь тому, что люди никогда не смогут обвинить Мюрата в смерти герцога Энгиенского.
Трибунал заседал всю ночь, и хмурым ранним утром приговоренного вывели из крепости и поставили у наружного рва. Здесь он стоял лицом к лицу с кучкой специально отобранных жандармов, готовых исполнить порученное им дело при свете горящих факелов. Герцог Энгиенский с негодованием отверг предложение завязать ему глаза. Савари скомандовал, жандармы взяли ружья на изготовку, прозвучали залпы. Герцог упал. Не думал ли он за мгновенье до смерти о короле Людовике XVI, сложившем голову на гильотине?
– Тело подняли и бросили в неглубокую могилу, – рассказывал мне потом Мюрат. – В могилу, вырытую еще до официального вынесения приговора. Савари станет отрицать, но я сам видел могильщиков за работой.
– Наполеон с самого начала решил его казнить, – без всякой надобности констатировала я.
– Герцог Энгиенский… – задумчиво проговорил Мюрат. – А я, милостью Божьей, продолжаю жить… Или ты думаешь, что только из-за моей нерешительности?
– Ты был бессилен спасти его.
– Я мог бы помочь ему бежать. Мне стыдно за самого себя.
– А мне стыдно за Наполеона.
– Наполеон! Теперь мы знаем совершенно точно, с каким человеком нам приходится иметь дело. Он не задумываясь отправит и меня на тот свет, если это будет способствовать достижению его целей.
– Мы должны быть очень осмотрительными, Мюрат, – сказала я, невольно содрогнувшись.
– Конечно. И стараться извлечь для себя наибольшую выгоду.
– Какой ты все-таки циник!
– Но ты ведь согласна со мной?
– Разумеется, согласна.
Некоторое время я усиленно размышляла, потом спросила:
– Почему же Наполеон совершил столь безрассудный поступок, хорошо сознавая, что весь мир осудит его?
– Весь мир, за исключением Франции. Он показал французам, как он относится к Бурбонам и роялистам вообще, продемонстрировал беспощадно и жестоко. Рисковал ли он чем-либо во Франции? Нужно еще подождать.
Ответ на этот вопрос мы получили через несколько дней, когда Наполеон отправился с пышным сопровождением в оперный театр, впервые появившись на публике после казни герцога Энгиенского. Сперва он колебался и все откладывал выезд, ибо его одолевали некоторые сомнения. Как народ примет его теперь? Но толпы людей радостно приветствовали его на всем пути от Тюильри до театра и с еще большим энтузиазмом, когда он и Жозефина вышли в ложу. Наполеон пригласил к себе и меня с Мюратом. Пригласил, а не приказал явиться. Входя, мы услышали как Жозефина сказала:
– Париж – это еще не Франция.
На что Наполеон уверенно ответил:
– А для меня Париж олицетворяет всю Францию.
– Общественное мнение вновь выдержало испытание, – заметил вполголоса Наполеон, повернувшись к Мюрату и смотря к нему прямо в глаза. – Моя жизнь была в опасности. Все поняли, что я имею право защищаться от врагов-роялистов. Теперь путь свободен. Ничто меня не остановит. Вы, Мюрат, готовы подняться со мной еще выше?
– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил Мюрат без всякого энтузиазма.
Наполеон наклонил голову и, будто разговаривая с самим собой, продолжил еще тише:
– Говорят пожизненное консульство дало мне больше абсолютной власти, чем когда-либо ею располагали прежние французские короли. И это так. Говорят также, что не просто нанести смертельный удар Республике и, таким образом, убить революцию. С этим я не согласен, как и, я убежден, подавляющее большинство французов. Если бы последний король Франции сам покончил с феодализмом и возглавил революцию, он пребывал бы и сейчас на троне. Но он, не поняв чаяний людей, швырнул корону в сточную канаву. Я подниму ее и пожалую Франции не только короля, а императора.
Я взглянула на Жозефину; ее лицо выражало сострадание. Она втайне очень хотела восстановления на престоле Бурбонов, правда, ради своих личных интересов. Нетрудно было догадаться, о чем она думала в данный момент.
«Как долго еще этот новоиспеченный император согласится терпеть в надежде взять на руки в конце концов собственного сына?» Я отвернулась. Я ее не жалела, но от всей души желала, чтобы Жозефина оставалась женой Наполеона до конца ее или его жизни. Ведь нужно было учитывать интересы и моего сына Ахилла.
