Текст книги "Рыжие волосы, зеленые глаза"

Автор книги: Ева Модиньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Ты все еще лесбиянка или я могу тебя трахнуть? – приветствовал ее кузен.

Шанталь не смутилась.

– Все, что ты можешь, это трахнуть себя в задницу, – ответила она ледяным тоном, хотя чувствовала себя глубоко униженной. В ту же ночь она переспала с помощником садовника. Он был почти слабоумным, но славился своими мужскими качествами. Опыт оказался неудачным. Она сделала ему щедрый денежный подарок. Он сунул деньги в карман и изнасиловал ее. Измываясь над плачущей девушкой, он называл ее Непорочной Девой и уверял, что она прекраснее Святой Цецилии. Позже она узнала, что Непорочной Девой и Святой Цецилией звали двух известных в городе шлюх.

Назойливый телефонный звонок прервал поток ее воспоминаний. Звонила из Парижа Сюзанна Боннар, звезда французского кино, королева элегантности, ее задушевная подруга в течение многих лет.

– Я видела газеты, – взволнованно проговорила она. – Что за кашу ты заварила, chеre? [19]19
  Дорогая ( фр.).


[Закрыть]

– Мне просто не повезло с адвокатами. Они никуда не годятся, – ответила Шанталь, стараясь вновь обрести свой бойцовский дух.

– Это уж точно, – заметила Сюзанна. – Они тебя выставили в самом невыгодном свете. Французская пресса тоже плохо о тебе отзывается.

– Придется мне подать в суд на моего адвоката, но для этого надо сначала найти другого, – невесело пошутила Шанталь.

– Забудь все эти глупости. Люди со временем все забывают. Через пару месяцев никто и не вспомнит об этой истории, – посоветовала кинодива.

– Я просто в бешенстве. Меня же буквально растерзали на части, понимаешь? – не сдавалась Шанталь.

– Я подберу твои черепки. Уж для тебя-то в моей постели найдется теплое местечко, сокровище мое. Почему бы тебе не вернуться домой? – предложила Сюзанна.

У нее была репутация пожирательницы мужчин, но в самом тесном кругу ближайших друзей все знали о ее интимной связи с Шанталь.

– Ты хоть понимаешь, что теперь дела зашли слишком далеко и мне придется дать Мистралю развод?

– Ну, это только в том случае, если он выживет, – напомнила актриса. – Давай надеяться на лучшее. У тебя еще есть шанс остаться вдовой.

Шанталь ухватилась за эту слабую надежду. Ей удалось улыбнуться, и она с жадностью набросилась на завтрак.

6

Между Марией и Аделью не возникло никаких разногласий, они сразу же достигли договоренности: Адель будет проводить дневные часы у постели сына, а Мария будет подменять ее ночью. Они хотели быть рядом с ним в ту минуту, когда он выйдет из комы. Врачи считали, что ждать осталось уже недолго. Журналисты сняли осаду после скандала, который устроила Шанталь. В вестибюле госпиталя остались дежурить лишь два-три репортера. Они ограничивались тем, что приветствовали Марию, всякий раз задавая один и тот же вопрос: «Как там наш чемпион?» Ответ тоже был неизменным: «Надеемся на лучшее. Есть признаки выздоровления».

Графиня Онфлер исчезла с той же быстротой, что и появилась.

В это утро, вернувшись из госпиталя, Мария решила позволить себе несколько часов поспать, пока ее дети отправились гулять с Рашелью в парк Гуасталла. Она рассчитывала проснуться как раз к обеду, чтобы вместе с ними поесть и провести остаток дня. Мария была совершенно измучена. Под глазами у нее обозначились черные круги. И в довершение всего в это утро, перед уходом из госпиталя, доктор Спада заставил ее пройти полный медицинский осмотр и направил на анализы. Мария согласилась скорее из нежелания спорить с другом, так много сделавшим для нее, чем по убеждению в необходимости обследования, и теперь, вернувшись в гостиницу, мечтала лишь об одном: лечь в постель и уснуть. Однако на пороге гостиничного номера дорогу ей с озабоченным видом преградила Флоретта.

– Послушай, Мария. Там, в гостиной, кое-кто хочет с тобой поговорить.

– Кто это? – встревожилась Мария.

– Знаешь, я сама никак не могла решить, стоит ли пригласить его подождать или выставить вон, но в конце концов все-таки подумала, что это следует решать тебе самой.

– Кто это? – повторила Мария.

– Рауль Ромеро, – ответила Флоретта.

Несколько мгновений Мария колебалась, ее одолевали противоречивые чувства. Все эти дни она заставляла себя не думать о нем, хотя ей рассказали во всех деталях о бурной сцене между Ромеро и Джанни Штраусом во время совещания в гостинице «Вилла д'Эсте» сразу после инцидента с Мистралем. И вот теперь он здесь. Мария знала, что молодой пилот пришел просить у нее прощения.

– Я поговорю с ним, – кивнула она и направилась в гостиную.

Он стоял спиной к двери и смотрел в окно на безостановочное движение машин на улице.

– Привет, Рауль, – окликнула его Мария.

Он рывком обернулся и поглядел на нее затравленным, почти отчаянным взглядом. Мария вспомнила, как они познакомились у гаражных боксов на автодроме в Индианаполисе. Она была с Мистралем, а он, «Эль Дьябле» [20]20
  Дьявол ( исп.).


[Закрыть], как его окрестили журналисты, готовился к заезду.

– Эй, Ромеро, – позвал его Мистраль. Рауль обернулся к ним со своим обычным вызывающим видом. – Хочешь поужинать с нами сегодня?

Рауль тут же его узнал, но продолжал смотреть по-прежнему настороженно.

– С какой стати? – спросил он, надевая перчатки.

Из-за оглушительного рева моторов им приходилось почти кричать.

– Хочу познакомиться с тобой поближе, – не теряя дружелюбия, ответил чемпион.

Только после этого на губах молодого гонщика появилось некое подобие улыбки.

– Ладно, – кивнул он, садясь в машину.

И вот теперь Мария сказала:

– Я на тебя зла не держу.

– Зато я держу, – ответил он. – Я себя ненавижу.

– Извини, Рауль, – прервала его Мария, – мне надо поспать, а не то я просто свалюсь.

Он подошел поближе, протягивая к ней руки.

Мария улыбнулась и обняла его.

– Я люблю Мистраля, – прошептал Рауль.

– Я знаю, – ответила она.

– Ты же знаешь, как это бывает, когда участвуешь в гонке и хочешь победить, – продолжал Ромеро.

– Конечно, знаю, – грустно улыбнулась она.

– Я часами бродил как проклятый вокруг больницы, по крохам выспрашивал информацию у врачей, старался не попадаться на глаза репортерам, все надеялся тебя увидеть, но боялся посмотреть тебе в глаза, – объяснил Рауль прерывающимся от волнения голосом. – И еще я должен тебе сказать, что, если Мистраль вернется на трассу, я опять буду состязаться с ним на равных, как в тот раз, – добавил он, помолчав.

Мария кивнула:

– Именно поэтому Мистраль тебя и выбрал среди многих перспективных пилотов.

– Я уезжаю в Португалию. Хочу попросить у тебя одну вещь, – проговорил он робко. – Можешь одолжить мне шлем Мистраля? Тот, что был на нем в Монце?

Мария держала его на полке в спальне. Она взяла его и протянула Раулю.

– Я буду работать за нас двоих, – обещал аргентинец.

Мария улыбнулась и проводила его до дверей.

Больше говорить было не о чем. Мария словно изменилась за эти несколько дней. Мысль о том, что она может потерять Мистраля, сделала ее более зрелой, заставила осознать свою уязвимость. И тем не менее она сумела найти в себе силу, о существовании которой доселе даже не подозревала.

На юного Ромеро эта ситуация тоже повлияла, даже вопреки его собственной воле. Он как бы нравственно вырос и повзрослел. Он не раз видел пилотов, изуродованных страшными авариями. Ни один из них не был его другом: Рауль был убежден, что у него вообще нет друзей, только соперники, которых надо победить. Случай с Мистралем заставил его понять смысл и ценность дружбы. Возможно, его карьера стала клониться к закату именно в этот момент, когда он начал давать волю чувствам.

Они обнялись на прощание. Мария, совершенно обессилевшая, еле добралась до спальни и, рухнув в постель, погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Ее разбудило нежное прикосновение детской ручки к волосам. Она попыталась удержать мягкие обрывки сна, бессознательно смешивая их с теплым и ласковым ощущением, возникшим наяву. Еще не вполне проснувшись, она уже знала по запаху душистого мыла, что ее дети забрались в постель, чтобы быть поближе к маме. Несколько минут она лежала неподвижно, наслаждаясь тишиной, казавшейся особенно мирной благодаря легкому детскому дыханию. Потом тихонько вытянула руки и прижала их к себе.

– Мы не хотели тебя будить, – сказала Фьямма.

– Мы только хотели вместе с тобой бай-бай, – объяснил Мануэль.

– Ну, раз теперь мы здесь, все вместе, давайте закроем глазки крепко-крепко, – принялась убаюкивать их Мария.

В ту же минуту она остро, до болезненности, ощутила, как ей не хватает близости Мистраля.

– Кто-нибудь звонил из госпиталя? – спросила она.

Мария знала, что Адель дежурит возле него. Если бы появились хоть какие-нибудь изменения, ее бы немедленно известили. Дети успокоили ее. Потом Мануэль сказал:

– Мы с Рашелью уже поели, потому что Флоретта опять уехала. Она сказала, что возвращается в Париж и скоро тебе позвонит.

Когда надо было передать сообщение, это всегда делал Мануэль, хотя ему только-только исполнилось пять. Фьямма могла все выслушать и запомнить, но, когда нужно было пересказать услышанное, начинала нервничать, путаться в словах и запинаться. Она хорошо умела передавать собственные чувства и ощущения, но логические связи давались ей с трудом. Когда Мария спросила у нее, что случилось с Флореттой, почему она уехала, девочка ответила: «Кажется, она влюблена».

– Почему ты так решила? Она сама тебе сказала? – с любопытством стала расспрашивать Мария.

– Нет, я сама догадалась. Вот здесь, внутри, – пояснила девочка, крепче прижимаясь к матери.

– И поэтому ты так волнуешься? – осторожно решила выяснить Мария.

– Я никак не могу понять одну вещь, мама, – призналась Фьямма, набравшись смелости.

– Давай обсудим, может, мы вместе разберемся, – предложила мать.

– Я хочу знать, сколько у меня братьев, – выложила Фьямма единым духом.

Так вот в чем дело, подумала Мария. На Фьямму произвела впечатление встреча с Джанни Штраусом. Надо ей все объяснить немедленно, не откладывая.

– У тебя два брата. Мануэль, который младше тебя, и Джанни Штраус. Он старше, совсем взрослый человек.

– Ты говоришь о том синьоре в золотых очках, правильно? – уточнила Фьямма.

Мария кивнула.

– А ты – его мама? – спросила девочка.

– Ну как я могу быть его мамой, если он старше меня? Его мама – это одна синьора, уже довольно пожилая, – объяснила Мария, стараясь говорить спокойно.

– А почему же ты в то утро сказала этому синьору, что я его сестра?

– Потому что его отец – это и твой отец. Я тебе уже объясняла, помнишь?

Фьямма попыталась ухватить суть всех этих сложных рассуждений.

– Ты мне сказала, что моего папу зовут Петер Штраус, но моя фамилия – Гвиди, как у тебя, потому что папа умер раньше, чем я родилась. Поэтому он не смог дать мне свою фамилию, так? Но ты мне не говорила, что у меня есть брат с золотыми очками, – размышляла Фьямма.

Она говорила с трудом, нужные слова никак не шли на язык.

– Ну, так я теперь тебе говорю. Разве это не все равно? – спросила Мария.

– Брат – это ведь очень важно. Вот Мануэль мой брат, и я это знаю. А Джанни Штраус? Разве это не важно? – упрямо стояла на своем девочка.

– Иметь брата – это всегда важно, даже если вместе с ним не живешь.

– Но ведь мой папа Мистраль. Правда, мама? – Фьямме очень хотелось обрести уверенность.

Мария кивнула. Мануэль слушал их, не вмешиваясь и делая вид, что его глубоко заинтересовал орнамент на шелке, которым было затянуто изголовье кровати. Он водил по замысловатому узору пальчиком, изображая сквозь зубы шум несущегося на полной скорости автомобиля.

– Что-то я никак не пойму всю эту историю, – призналась наконец Фьямма.

– Может, было бы проще, если бы я рассказала тебе все с самого начала, – вздохнула Мария.

– Почему же ты не рассказываешь?

Мария хотела отговориться тем, что сейчас неподходящий момент, что она еще не готова объясняться с дочерью на эту тему. Но раз уж Фьямма стала расспрашивать ее с такой настойчивостью, значит, откладывать больше нельзя. На ночном столике рядом с постелью зазвонил телефон, и Мануэль проворно схватил трубку. Мария вздохнула с облегчением: спасительный звонок избавил ее от необходимости приступать к слишком длинному и трудному объяснению.

Сын протянул ей трубку.

– Это Маттео. Хочет с тобой поговорить.

– О боже! – воскликнула Мария, понимая, что, раз уж Маттео звонит ей из госпиталя, значит, что-то случилось с Мистралем. – Только, пожалуйста, не говори мне, что у тебя плохие новости, – сказала она в трубку.

– То, что я должен тебе сообщить, это скорее хорошая новость, – осторожно начал он.

– Мистраль вышел из комы? – живо перебила его Мария.

– Речь не о нем, а о тебе. Я получил результаты твоих анализов.

– Да? Ну и что же? – разочарованно протянула она.

– Мария, ты ждешь ребенка, – ответил врач.

7

В состоянии Мистраля наступило заметное улучшение. Несколько раз в течение дня Мистраль Вернати реагировал на удары каучукового молоточка. Проведя с ним весь день, Адель сообщила эту новость Марии, пришедшей сменить ее на ночь. Потом в палату заглянул дежурный невролог и проинформировал ее во всех деталях.

– Думаю, ждать уже недолго.

– Может быть, даже сегодня ночью? – с надеждой спросила она.

– Это не исключено. Время от времени я буду его стимулировать. Но вы и сами можете это сделать.

– Каким образом?

– Зовите его по имени, говорите с ним, если не уснете.

Мария целыми ночами только этим и занималась, лишь изредка позволяя себе немного поспать. И теперь она вновь дала себе слово говорить с ним всю эту долгую ночь, которую им предстояло провести вместе. В палате, вместо стула, поставили рядом с кроватью удобное кресло. Спинка была откидная, и при желании можно было вытянуться, как на постели. Поэтому, оставшись одна после ухода врача, Мария постаралась устроиться поудобнее, потом осторожно положила руку поверх руки Мистраля и тихонько сообщила ему великую новость.

– Знаешь, дорогой, я уже несколько дней не могу удержать в себе пищу. Сначала Маттео думал, что это от испуга. Я столько страху натерпелась после твоей аварии. А дело оказалось вовсе не в этом. Держись, любовь моя, потому что эта новость – настоящая бомба. Ты скоро снова станешь отцом. Я беременна, Мистраль!

Мария умолкла, надеясь уловить какую-нибудь реакцию, но ее не последовало, поэтому она продолжала:

– Беременность еще в самой начальной стадии, понимаешь? Сейчас наш ребенок еще мал, как горошина, и слава богу, а то и он бы тоже натерпелся страху из-за того, что случилось с его отцом. Но он скоро вырастет. Он родится в мае. Май – хороший месяц. Правда, дорогой? Как ты думаешь? Знаешь, я уже решила: если будет девочка, назовем ее Аделью, в честь твоей матери. А если мальчик – он будет Мистралем, как ты. Мистраль-младший. Отлично звучит, правда?

Ей отвечало лишь приглушенное эхо ее собственного голоса. И все же Марии казалось, что он ее слушает. В палате, как и на всем этаже, царила полнейшая тишина, лишь изредка через окно, выходившее в коридор, Мария видела проплывающие мимо, как привидения, белые халаты. Все вокруг было погружено в сон. Она понимала, что больница – это дом скорби, но все же в эту ночь на ее душу наконец-то снизошел покой. Вероятно, ожидание материнства включило механизм биологической и психологической защиты ребенка. И конечно, свою роль сыграло ее глубокое убеждение в том, что Мистраль уже преодолел самую тяжелую стадию болезни и вступил на путь выздоровления. Мир уже не казался ей таким враждебным. Но возможно, все объяснялось гораздо проще: она наслаждалась минутой умиротворения как неожиданным подарком судьбы. Как бы то ни было, в эту ночь Мария чувствовала себя хорошо и была почти счастлива.

Вошла молоденькая, хорошенькая, улыбающаяся медсестра. Она сердечно поздоровалась с Марией, хотя видела ее впервые.

– Надо сменить капельницу, – объяснила она.

Мария хотела подняться, но девушка жестом остановила ее.

– Не тревожьтесь, синьора, сидите, я сейчас. – Точными, скупыми, тренированными движениями она заменила опустевшую колбу на новую. – Наш чемпион уже пошел на поправку. Вы же знаете, верно?

– Я только что говорила с дежурным врачом, – ответила Мария.

– Мы вам его вернем здоровым, синьора. Будет как новенький, – радостно щебетала девушка, возясь с ампулой, иглой и шприцем.

– Я тоже начинаю в это верить, – кивнула Мария.

– Хотите чашечку хорошего кофе? – спросила медсестра. – Пройдите к нам на кухню, моя напарница как раз начала его варить.

– Очень соблазнительное предложение, – улыбнулась Мария, – но мне бы не хотелось оставлять Мистраля одного.

– Да это же всего на минутку! С ним ничего не случится.

– Вдруг он проснется, а рядом – никого?

– Сейчас посмотрим, – сказала медсестра и, поднеся руки к лицу Мистраля, звонко хлопнула в ладоши. – Видите? Никакой реакции. Если бы он собирался проснуться, то уже открыл бы глаза. Вы можете спокойно оставить его одного на несколько минут.

Мария согласилась пойти за медсестрой на кухню. Ей не хотелось казаться неблагодарной, к тому же она подумала, что чашка хорошего кофе действительно поможет ей взбодриться и не заснуть.

На кухне за столом сидел мужчина в компании еще одной медсестры. Просторное помещение было ярко освещено и напоено ароматом кофе, почти вытеснившим запах лекарств. Кофеварка «эспрессо», уже перевернутая, стояла в центре стального подноса, на котором выстроились в ряд белые фарфоровые чашечки.

Мужчина встал при ее появлении и приветственно улыбнулся:

– Вы жена Мистраля. Я вас узнал по фотографиям в газетах.

Вид у него был какой-то отрешенный, и Мария стала спрашивать себя, кто же он такой. Словно в ответ на вопрос, который она так и не решилась задать вслух, он объяснил: – Я каждую ночь сюда прихожу выпить чашечку кофе. Я дежурю у постели моей дочки.

Мария присела к столу, и, пока медсестра разливала кофе по чашкам, мужчина продолжил свои объяснения:

– Говорят, Мистраль уже поправляется. Я очень рад. Он мне нравится. Он настоящий чемпион. Классный пилот, просто потрясающий ас. Супер. Надеюсь, он вернется на трассу. Видеть его в деле, это, я вам скажу, зрелище для богов. Второго такого, чтоб так отдавал себя публике, на всем белом свете нет.

Мария кивнула с улыбкой.

– А как здоровье вашей дочери?

– Она в коме уже сорок дней. Попала под обвал в горах. Отправилась на чудесную экскурсию, а кончилось все трагедией. Но я не теряю надежды. Каждую ночь сижу рядом с ней и все говорю, говорю. Даже музыку даю ей послушать. Знаете, она учится играть на фортепьяно. Совсем недавно начала, но уже разучила «Колыбельную» Брамса. Каждую ночь я по многу раз проигрываю ей эту колыбельную. В один из этих дней она проснется.

Мария почувствовала, как болезненно сжалось сердце. В голосе несчастного отца, цеплявшегося за призрачную надежду, слышалось поразительное мужество.

– Я тоже в это верю, – сказала она ласково. – Я уверена, что ваша дочь проснется. Как и Мистраль.

Она вернулась в палату взволнованная и растроганная до глубины души. Спокойное достоинство, с которым этот человек переносил свое горе, вселило в нее уверенность и жизненную силу.

Удобно устроившись в кресле, она начала говорить и говорила без остановки почти час. Временами она спрашивала:

– Ты меня слышишь? Если ты слышишь мой голос, прошу тебя, дай мне знать.

Ответом ей было молчание, казавшееся особенно глубоким из-за его размеренного дыхания. Глядя на его неподвижное лицо, на глубокие синеватые круги у него под глазами, она продолжала надеяться.

Несколько раз за ночь приходил врач. Он проверял давление и рефлексы, но Мистраль все еще был погружен в глубокий сон. Мария взглянула на часы. Было четыре часа утра. В семь придет Адель, чтобы сменить ее, и начнется новый день ожидания. В какой-то момент, обессилевшая и оглушенная своей собственной беспрерывной речью, Мария задремала. Ее разбудил неожиданно раздавшийся пронзительный вой сирены кареты «Скорой помощи». Мария встряхнула головой, чтобы прогнать остатки сна. Чувствуя себя виноватой за эти несколько минут забытья, она опять терпеливо, с бесконечной нежностью, возобновила свой прерванный монолог. Потом ее охватило отчаяние, захотелось взбунтоваться, ударить всем телом в глухую стену молчания, за которой он укрылся от нее, и тогда она закричала в полный голос:

– Мистраль, почему ты мне не отвечаешь? Дай мне знак, скажи что-нибудь, или я перестану говорить. Мистраль, ты меня слышишь?

Он широко раскрыл глаза и взглянул прямо на нее. Мария посмотрела на него, побледнев от ужаса, зажав себе рот рукой, чтобы заглушить рвущийся из груди крик, потом вскочила на ноги.

– Значит, ты меня слышишь, любовь моя, – прошептала она и изо всех сил стала жать на кнопку звонка, зовя на помощь.

Прибежала медсестра. Мистраль тем временем уже прикрыл глаза и, казалось, вновь погрузился в глубокий сон.

– Но он посмотрел на меня, клянусь вам, – возбужденно твердила Мария, боясь, что ей не поверят.

– Он на минуту пришел в себя, – заметила медсестра, стараясь ее ободрить. – Это еще один шаг к выздоровлению.

– А вы не думаете, что нужно немедленно сообщить доктору? – Мария была охвачена неудержимым волнением. Она одержала важную победу: заставила Мистраля на мгновение открыть глаза. Это был долгожданный добрый знак.

– Доктор сейчас будет, – обещала медсестра.

Пришедший врач выслушал взволнованный рассказ Марии.

– Он открыл глаза, доктор, я закричала, и он открыл глаза. Совсем ненадолго, на две-три секунды, не больше. Но он узнал меня, я уверена.

– Я тоже в этом уверен, синьора. А теперь успокойтесь, надо довольствоваться тем, что есть.

Он склонился над больным и щелкнул пальцами над ухом, не скрытым повязками. Мистраль вновь поднял веки.

– Вы видели, доктор? Вы видели? – Мария уже почти рыдала.

Мистраль закрыл глаза и опять провалился в забытье, в котором пребывал уже много дней.

– Полагаю, добрая чашка чаю не повредит нам обоим, – предложил врач. – А потом продолжайте разговаривать с ним, если, конечно, у вас еще остались силы. Мы действительно кое-чего добились. Прогресс налицо.

Было половина пятого утра, когда Мария с чашкой горячего чая в руках вновь начала говорить с Мистралем.