Текст книги "Рыжие волосы, зеленые глаза"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
17
Все надежды и мечты рухнули разом: Мария поняла, что надо начинать с нуля. Ее воздушный шарик улетел. Одно дуновение ветра – и она опять оказалась в состоянии полной неопределенности. Сидя за рулем, она механически фиксировала километры, которые пожирала ее «Феррари», понимая, что перед ней стоит всего лишь одна действительно важная задача: как можно больше увеличить расстояние между собой и Петером, не пожелавшим пошевелить и пальцем, чтобы защитить ее от нападок своего дерзкого сына. Она не держала зла на этого испорченного, вздорного и, похоже, глубоко несчастного юнца. Она злилась только на великого Петера Штрауса, позволившего Джанни издеваться над ней.
Прошло столько лет с тех пор, как она оставила родные места, но ей так и не удалось где-то обосноваться, пустить корни, обрести надежную почву под ногами. Грубого вторжения Джанни хватило, чтобы открыть ей глаза на то, как она отчаянно одинока.
Заметив дорожный указатель, она поняла, что едет по направлению к Римини. Инстинкт направил ее по дороге к дому. Поворот на Чезенатико был недалеко. Она затормозила и остановилась на разъездной площадке. Заглушив мотор, Мария опустила голову на руль и разрыдалась. Плач на мгновение прервался, только когда дверца распахнулась, и она увидела огромную тень, склонившуюся над ней.
– Пойдем. Я отвезу тебя домой, – произнес знакомый голос.
– Уходи, Петер. У меня нет дома, – ответила она, давясь рыданиями.
– Я твой дом, – перебил ее Петер, силой поднимая ее с сиденья и неся на руках к своей машине.
– Оставь меня, – отбивалась она со слезами.
Петер крепко прижал ее к себе и поцеловал.
– У меня нет никого на свете дороже тебя, – прошептал он ей на ухо, – я не могу тебя потерять.
Мария перестала плакать. Человек, которого она любила, бросился за ней следом, и ей больше ничего не было нужно, как только укрыться у него на груди, ощущая спокойную силу его объятий.
* * *
Лето подходило к концу. Над озером в рассветные и закатные часы стали сгущаться первые туманы, в воздухе заметно чувствовалась свежесть. На вилле готовились к приему гостей, и экономка накрыла стол в обеденном зале, украсив его по-осеннему букетами георгинов, пышно расцветших в эту пору на клумбах в саду вокруг виллы.
– Любой пир должен быть в первую очередь пиром для глаз, – любил повторять Петер.
Поэтому званый обед был тщательно продуман и спланирован во всех деталях. В это сентябрьское воскресенье стол был застелен плотной скатертью из органди. На матовой поверхности ткани переливались шелковистым блеском вышитые гладью крупные георгины. Тот же цветочный мотив повторялся на расписанных вручную фарфоровых тарелках. Небольшие букеты георгинов в хрустальных вазах обозначали место каждого из гостей за столом. Мария и Петер расположились на открытой террасе и наслаждались полуденным солнцем, растянувшись на плетеных диванчиках. Из портативного радиоприемника доносились романьольские мелодии в исполнении фольклорного ансамбля.
Петер сделал все, от него зависящее, чтобы привить Марии тонкий музыкальный вкус, но симфонические концерты, на которые он ее водил, всякий раз вызывали у нее ностальгию по группе Казадеи [45]45
Популярный в Италии вокально-инструментальный ансамбль народной музыки.
[Закрыть], куда больше говорившей ее сердцу, чем все оркестры под управлением Риккардо Мути, Зубина Меты, Карло Марии Джулини и Адриано Марии Барбьери, вместе взятые. Великие дирижеры так и не сумели затронуть чувствительных струн в ее крестьянской душе. Она принималась объяснять Петеру, что простенькие вальсы, полечки, мазурки, весь этот «трендель-брендель», так много говоривший ее сердцу, ассоциируется у нее с залитыми солнцем полями, веселым смехом женщин, замысловатой божбой, которой пересыпали свою речь мужчины, с велосипедными звоночками и развевающимися юбочками девушек, крутящих педали, с летними ночами, полными светлячков, с голосами ее родных.
Петер улыбался, обнимал ее и говорил:
– Оставайся такой всегда, Мария. Ты самая правдивая женщина, какую я когда-либо встречал.
В это воскресное утро в конце лета, пока они ждали гостей, Мария закрыла книгу, которую читала, и целиком сосредоточилась на музыке. Ей вспомнилось другое, уже очень далекое сентябрьское воскресенье, когда она, укрывшись в густой тени страстоцвета на задней веранде старинной крестьянской усадьбы, накручивала на бигуди густые серебряные волосы своей бабушки Джанны. Из приемника, включенного на кухне, где ее родные готовили обед для посетителей ресторана, доносилась музыка, заполнявшая весь двор. Она вновь услыхала голос матери, спорившей с Антаресом, ее старшим братом, услыхала вдалеке рев автомобильного мотора и мысленным взором увидела дерзкий, цвета «вырви глаз» маленький «болид» Мистраля, резко затормозивший неподалеку от усадьбы.
Вспомнила она и смуглое лицо молодого человека, его волнующий голос, шептавший ей: «Ты мне очень нравишься».
Она никогда не рассказывала Петеру о своей первой любви. Порой у нее возникало искушение сделать это, но что-то удерживало ее. Неужели далекое воспоминание, до сих пор хранившееся в ее сердце в полной неприкосновенности, все еще настолько важно для нее? Рано или поздно она должна от него освободиться.
Мария бросила взгляд на Петера, заносившего пометки в блокнот. А что, если сказать ему прямо сейчас? Вдалеке послышался шум двигателя. Какая-то машина поднималась вверх по холму, к вилле.
– Петер, – окликнула она его.
– Да? – ответил он рассеянно, поглощенный своей работой.
– Кто-то едет сюда.
– Это друзья, – улыбнулся Петер, положив бумаги на стол.
Он подошел к ней, наклонился и поцеловал ее.
– Я их знаю? – спросила Мария.
– Его ты знаешь, это Джордано Сачердоте. С ним будет Сара, его жена, – ответил Петер.
Мария была знакома с Джордано Сачердоте, вернее, видела его пару раз, когда позировала для рекламного плаката духов «Блю скай».
Они встретили гостей и выпили аперитив на веранде, а затем прошли в обеденный зал и сели за стол.
Сара и Мария сразу же нашли общий язык и прониклись симпатией друг к другу, пока мужчины говорили о делах.
– Настал момент для возобновления массированной рекламной кампании «Блю скай» во всех странах мира, – начал Джордано.
– Я тут кое-что подсчитал. У меня выходит какая-то фантастическая сумма, – ответил Петер.
– У меня есть идея, – улыбнулся специалист по рекламе. – Она осенила меня как раз в ту минуту, когда я понял, что сыт по горло сидячей работой.
– Продолжай, Джордано, – оживился финансист.
– Я подумал о том виде спорта, который перемещается по всему миру. Он обеспечит появление марки «Блю скай» во всех газетах и на телевидении, но не за плату, не в рекламных вставках, а в качестве сенсационной новости, помещаемой на первую полосу.
– Куда ты клонишь? – Петер был явно заинтригован.
– Я имею в виду «конюшню» «Формулы-1», – Джордано наконец-то вытащил кролика из рукава. – Я уже провел исследование. Самым эффективным способом продвижения товара на рынок, обеспечивающим наибольшую отдачу при минимальных затратах, является участие в гонках «Формулы-1».
Теперь и Мария живо заинтересовалась разговором. Она отметила про себя долгое молчание Петера, размышлявшего над предложением Джордано.
– Мы уже выступали в прошлом в качестве спонсоров нескольких автогонщиков. И заметных результатов не достигли, – возразил он наконец.
– А все потому, что название нашей фирмы фигурировало в виде узенькой полоски на шлеме пилота. Если имя не написано на корпусе машины, никто его не упоминает по телевизору или в газетах. Но если «болид», участвующий в гонках, называется «Блю скай», это уже совсем другое дело, – Джордано говорил с жаром, не в силах передать словами воодушевление, светившееся в его глазах.
– И как далеко ты зашел в практическом воплощении своей идеи? – пришпорил его Петер, которого этот разговор начал забавлять.
– Я достиг немалого прогресса. Команда «О'Доннелл» к концу сезона будет объявлена банкротом. Я изучил всю процедуру. Чтобы присвоить команде имя «Блю скай», достаточно выкупить восемьдесят процентов имущества «О'Доннелл». На это уйдет восемь миллиардов. Два из них нам сразу же дает фирма «Дзета Утенсили» при условии, что мы заключаем договор с пилотом по их выбору. Мастерские находятся в Англии, в получасе езды от Лондона. Предприятие насчитывает сто двадцать человек персонала, годовой оборот можно довести до тридцати миллиардов, если, конечно, управлять с толком. В первых шести состязаниях, согласно правилам, мы имеем право выставлять только одну машину. Позднее можно будет заявить и вторую. Главный инженер у них – итальянец, зовут его Андреа Сориа. Отличный парень. Менеджер команды в настоящее время – некий Джон Грэй. Я мог бы его заменить. Я же тебе уже говорил: мне осточертела сидячая работа, – заявил Джордано.
Петер разразился столь редким для него взрывом искреннего смеха.
– Значит, ты хочешь, чтобы я выложил восемь миллиардов, чтобы ты мог поиграть в машинки?
– Что-то в этом роде. Как тебе такая мысль?
– Мысль замечательная. Но ты мне так и не сказал, кто этот пилот, ради которого «Дзета Утенсили» готова вложить в дело два миллиарда, – напомнил Петер.
– Ну, если уж на то пошло, есть еще два крупных спонсора и пара-тройка рекламодателей помельче. Так что, еще прежде, чем мы вступим в игру, нас профинансируют на четыре миллиарда, – продолжал Джордано.
– Я спросил, как зовут пилота, – повторил Петер.
– Лучший из лучших, настоящий ас. Его зовут Мистраль Вернати.
В этот момент Мария подносила к губам хрустальный бокал. Он выпал у нее из рук и со звоном разбился.
18
Достигнув вершины зрелого возраста, Петер Штраус наконец-то познал удовлетворение и счастье. Он преодолел свои страхи, навязчивые представления, мнительность, боязнь болезней. Марии удалось совершить чудо. Теперь он смотрел в будущее спокойно, с жадным энтузиазмом двадцатилетнего.
– Похоже, дело идет к тому, что у нас действительно будет «конюшня» в «Формуле-1», – сказал он как-то раз, ложась в кровать рядом с Марией.
– Решено? – спросила она.
– Я бы сказал, что да, – подтвердил он. – Это новая игра. С тех пор как ты со мной, похоже, жизнь готовит мне одни лишь приятные сюрпризы.
Петер, насколько мог, сократил свое рабочее расписание и проводил большую часть времени с Марией.
Когда ему приходилось путешествовать, он обязательно брал ее с собой.
– В следующем месяце съездим в Англию, посмотрим мастерские «О'Доннелл». И наконец-то познакомимся с легендарным Мистралем Вернати. Джордано превозносит его до небес.
Мария ответила не сразу.
– Я с ним уже знакома, – сказала она наконец.
– Ты никогда мне об этом не говорила.
– Разве я тебе не рассказывала о парне, который увлекался гоночными машинами?
Петер взглянул на часы.
– Если ты немедленно не выложишь мне все начистоту, через десять секунд я начну ревновать, – шутливо пригрозил он.
– Мы с ним были земляками. Встречались в юности. Потом он уехал, и мы потеряли друг друга из виду.
– Значит, тебе будет приятно вновь его повидать?
– Ничего подобного.
– Я должен заподозрить неладное? – насторожился Петер.
– Вовсе нет. Возможно, я была влюблена в него. Знаешь, как влюбляются в восемнадцать лет?
– А он?
– А он был влюблен в свои гоночные автомобили. Вот и все, – отрезала она.
– Я всегда подозревал, что в твоей жизни был кто-то еще до меня. Не думал, что это был Мистраль Вернати, но догадывался, что это какой-то гонщик, – сказал Петер.
– Откуда ты это взял?
– Видел, с каким увлечением ты следишь за хроникой автогонок, как тебе нравятся быстроходные машины, – объяснил он.
– Почему же ты никогда меня ни о чем не спрашивал?
– Доверие надо заслужить, к нему нельзя принудить, – заметил он, нежно погладив ее по щеке.
– А ты не хочешь спросить: может быть, я все еще его люблю?
– Ты все еще его любишь? – повторил Петер, чтобы ей угодить.
– Думаю, нет. Но это не так-то легко объяснить. Мистраль занимал много места в моей жизни, но это перевернутая страница. И я точно знаю, что человек, которого я люблю, – это ты.
– Я думаю, тебе следует возобновить знакомство с ним, – задумчиво произнес Петер.
– Зачем?
– Чтобы понять, не занимает ли он по-прежнему какое-то место в твоем сердце.
– А я и не знала, что в тебе есть садистская жилка, Петер. И мне это совсем не нравится, – ответила она, притворяясь раздосадованной.
– Но зато все остальное тебе во мне нравится, верно?
– Как человек, ты очень привлекателен, я даже нахожу тебя неотразимым. Но прошу тебя: не заставляй меня встречаться с Мистралем Вернати, – повторила она полушутя-полусерьезно.
– Это означает, что мне одному придется ехать в Англию, – вздохнул он жалобно.
– Я буду здесь ждать твоего возвращения. И горе тебе, если ты посмеешь упомянуть при нем о Марии Гвиди. Я не хочу, чтобы он знал, что я его иногда вспоминаю. Обещай мне.
– Клянусь, – торжественно пообещал Петер, прикладывая руку к сердцу. – Но тебе недолго осталось играть роль загадочной женщины. Потому что скоро ты станешь моей женой.
* * *
Антонино Катания вошел в тюремную комнату для свиданий, чтобы переговорить со своим адвокатом. Весь торс у него был затянут в жесткий корсет, поддерживающий поврежденный позвоночник. Петер Штраус здорово его отделал, но ни в малейшей степени не угасил в нем страстную жажду жить. Его осудили на шесть лет, но Антонино надеялся, что ему скостят срок за хорошее поведение. Кроме того, он стал искать среди своих многочисленных сообщников, оставшихся на свободе, кого-то, кто мог бы еще больше приблизить дату его выхода из тюрьмы. Так ему пришло на ум имя Вирджилио Финолли.
– Он может мне помочь, – говорил Антонино адвокату. – Делай что хочешь, но достань мне его хоть из-под земли. А потом я придумаю, как лучше к нему подобраться, чтобы он поработал на нас.
И вот теперь адвокат вернулся с ответом.
– Ты его нашел?
– И да, и нет.
– Что ты лепишь мне горбатого? Говори прямо! – рассердился Антонино.
– У меня для тебя плохие новости.
– Финолли умыл руки. Так? – предположил негодяй, все больше свирепея.
– Все гораздо проще и гораздо сложнее. Финолли тебе больше не поможет, ни сейчас, ни в будущем.
– Можешь ты мне толком сказать, в чем дело? – Характерный хриплый голос Антонино совсем зашелся от ярости.
– Вирджилио Финолли мертв. Он выбросился из окна прошлым летом.
– Самоубийство, – язвительно прошептал Антонино, ни на минуту не сомневаясь, что такова лишь официальная версия.
– Он был в глубокой депрессии. В его доме обнаружили целую аптеку успокоительных, снотворных и антидепрессантов, – сообщил адвокат. – Кто он, собственно, такой, этот Финолли, вернее, кем он был? – спросил он.
– Он был влиятельным человеком. Во всяком случае, производил впечатление, – с горечью ответил Антонино.
Он-то тешил себя надеждой, что сумеет выйти из тюрьмы через несколько месяцев, а теперь все его грандиозные планы рухнули, придавив его своей тяжестью.
– Можешь ты мне толком объяснить, кем он был? – настаивал адвокат.
– Я же сказал тебе, он был влиятельным человеком, – повторил Антонино после долгого молчания.
– Но не настолько влиятельным, чтобы помешать кому-то послать его в свободный полет из окошка, – возразил адвокат. – Мне сказали, что он был преподавателем на пенсии. Вел замкнутую и спокойную жизнь. В его квартире, когда в нее вошли, царил безупречный, прямо-таки казарменный порядок, – пояснил он. – У него не было ни друзей, ни родственников. Только жена, с которой он проживал раздельно. Ты твердо уверен, что он именно тот, кто мог бы тебе помочь?
С тех самых пор, как великан напал на него и едва не задушил, а потом передал в руки полиции за торговлю наркотиками, Антонино Катания не был твердо уверен ни в чем.
– До сегодняшнего дня я готов был поклясться, что это так. Но мы найдем другой выход, – торопливо добавил он, обращаясь к адвокату с бледной, дрожащей улыбкой и изо всех сил стараясь бороться с темной волной ужаса, накрывшей его с головой.
* * *
Депутат из Палермо столкнулся с министром на выходе из Монтечиторио [46]46
Палата депутатов.
[Закрыть]. Тот спросил:
– Ты не останешься в Риме?
– Нет. В этом богом проклятом городе я стараюсь не задерживаться ни минутой дольше необходимого. Я его не выношу.
– Давненько мы с тобой не говорили по-дружески, – заметил министр.
– Политика не оставляет места дружбе.
– Очень жаль.
– Было время, когда мы находили часок-другой, чтобы поболтать. Теперь едва успеваем поздороваться, – заключил депутат, с тревогой спрашивая себя, чего, собственно, добивается от него собеседник.
– Скверная у нас профессия, – посетовал министр.
– Так надо ее бросить, чего же проще? – усмехнулся сицилиец.
– Спрячь колючки, ежик! – насмешливо бросил министр.
– Кто бы говорил! – притворно возмутился депутат. – С тех пор как ты окопался в этом своем министерстве, к тому же еще без портфеля, тебя рукой не достанешь. Всех друзей растерял.
– А ты все тот же вечный ворчун. Мне бы хотелось пригласить тебя на ужин в тихое местечко, где мы могли бы спокойно поговорить.
– Ну, может, договоримся на следующий раз, когда я вернусь в Рим, – предложил сицилиец, пытаясь избавиться от навязчивого собеседника.
– Позволь мне хотя бы проводить тебя в аэропорт, – не отставал министр.
Они сели в одну машину, и депутату нехотя пришлось сказать:
– Я тебя слушаю.
– Я назову тебе одно имя: Петер Штраус, – начал министр.
– Если ты спрашиваешь, знаю ли я его, то ответ тебе известен: да, знаю. Что тебе еще нужно? С той самой роковой встречи с Петером на рынке в Палермо депутата не покидало ощущение смутного беспокойства. Друг приоткрыл ему глаза на страшные вещи, лишившие его сна.
– Чего хотел от тебя этот швейцарец? – спросил министр.
– А я смотрю, твоя агентура работает неплохо, – съязвил сицилиец.
– Мне известно, что вы встречались в Палермо. И это не было случайностью.
– Я должен так понимать, что за мной следят? – сухо осведомился депутат.
– Не за тобой. За ним. Его держат под наблюдением.
– И тебе, конечно же, известно почему.
– Разумеется. Насколько мне известно, он человек непредсказуемый. Его охраняет целая рота коммандос. Вроде бы даже невозможно прослушать его телефоны.
– Я вижу, ты проявляешь к нему повышенный интерес.
– Ошибаешься. Лично меня он совершенно не интересует. И если я тебя расспрашиваю о подробностях его жизни, то не из праздного любопытства, а по поручению человека, которого мы оба с тобой очень уважаем.
Сицилиец моментально определил, на какого именно уважаемого человека намекает его собеседник.
– Я ничего не знаю, – произнес он веско, как только догадался, о ком идет речь. И тотчас же поспешил заверить собеседника в своей лояльности: – Если что-то узнаю, незамедлительно сообщу тебе.
– Можешь не сомневаться в его и моей благодарности.
Министр проводил его до аэропорта, а затем направился в особняк в центре Рима.
Шеф принял его немедленно.
– Я повидался с другом, и мы поговорили, – доложил министр. – Могу вам гарантировать, что ему не известно ничего из того, о чем вы мне сообщили. Он действительно встречался с Петером Штраусом, но они говорили не о том, что вас интересует. Они знают друг друга много лет.
Шеф улыбнулся, близоруко блеснув толстыми стеклами очков.
– Теперь у меня чуточку отлегло от сердца, – произнес он нарочито любезным тоном. – Интересующий меня вопрос касается только Петера Штрауса.
– Я старался оказать вам услугу, так как я вам многим обязан. И готов возобновить поиски контактов, но не хочу знать, о чем идет речь.
– Понимаю, – снова улыбнулся шеф, провожая его по коридору до выхода.
Шеф изучал возможные подходы, чтобы прорвать боевое ограждение, которым окружил себя могущественный швейцарский финансист.
Вирджилио Финолли, сотрудник спецслужбы, перед тем как его ликвидировали, успел сообщить Петеру Штраусу об Антонино Катании и о проститутке, убитой в Болонье четыре года назад.
Теперь Катания сидел за решеткой, и шеф позаботился о том, чтобы он там и оставался до конца своих дней. Но компрометирующий материал, собранный Вирджилио Финолли, все еще находился в руках Петера Штрауса. Как швейцарец намеревается им воспользоваться? Штраус был хорошо защищен, но шеф отлично знал, что нет таких крепостей, которые нельзя было бы взять если не штурмом, то правильной осадой. Он усмехнулся, думая о том дне, когда светловолосый колосс на глиняных ногах рухнет в пыль по мановению его руки.
19
«Мерседес» затормозил и остановился у стальных ворот. Шофер дал себя опознать, представ перед системой электронного мониторинга.
– И-и-и раз, – отсчитывал Мистраль, пока лимузин преодолевал второй оборонительный эшелон. – И-и-и два. Не понимаю, то ли мы, как я подозреваю, въезжаем в Пентагон, то ли на виллу Штрауса, как утверждаешь ты.
Джордано Сачердоте ответил ему с улыбкой:
– Проверка еще не закончилась. Прежде чем мы доберемся до входных дверей, охрана будет знать, у кого из нас камни в почках, а у кого пошаливает печень.
Андреа Сориа и Маттео Спада были потрясены не меньше. Доктор Спада год назад оставил больницу в Форли и частную практику в Модене, чтобы целиком посвятить себя новой команде «Блю скай». В пятьдесят лет он наконец нашел способ соединить оба своих страстных увлечения: медицину и автоспорт.
Петер ждал их на ступеньках у подножия лестницы. Мистраль первым протянул ему руку.
– Не каждый день выпадает честь приветствовать у себя чемпиона мира в «Формуле-1», – сказал Штраус.
– Если бы не «Блю скай», у меня бы ничего не вышло, – сдержанно ответил гонщик.
– Я считаю, что решающую роль играет человек, а не машина, – с рыцарским великодушием возразил финансист.
Для чемпиона это был действительно незабываемый вечер. Волшебная атмосфера виллы очаровала его. Это была его вторая встреча с Петером Штраусом: первая произошла в ноябре в Рэмзгейте, когда прессе была представлена новая гоночная машина «Блю скай», настоящая жемчужина, спроектированная и изготовленная в рекордно короткие сроки с применением новейших технологий при практически неограниченном финансировании. На презентацию собрались журналисты со всего мира, все восхищались голубым «болидом».
Была там и Дженни Кинкейд.
– Время придает еще больше блеска твоей красоте, – приветствовал ее Мистраль.
Дженни взглянула на него с удивленной улыбкой:
– Для тебя это время тоже не прошло даром. Пообтершись в высшем свете, ты даже научился искусству лести, – сказала она насмешливо.
Мистраль торжествовал. Он подписал сказочный контракт с Петером Штраусом, и теперь наконец у него была исключительная по качествам машина.
– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросил он, вспомнив дни, проведенные ими вместе в Биаррице.
– Пишу статью о новой «Блю скай» и о ее пилоте.
– А потом? – не отставал он.
– Предвкушаю спокойную ночь и глубокий, восстанавливающий силы сон.
Мистраль переживал блаженные минуты торжества и не желал сдаваться без боя.
– Скажи, когда и где мы можем встретиться? Я за тобой заеду.
– По окончании работы я пойду домой, где меня ждет муж. И ночь я проведу с ним. Я вышла замуж, Мистраль, и очень счастлива.
Он воспринял удар стойко и мужественно.
– Я тоже побывал в браке.
– Знаю. Но вы расстались. У тебя уже есть другая женщина?
– Я свободен, как ветер, и, наверное, это надолго. – Он обнял ее, и она покраснела. Они расстались друзьями.
Теперь, вновь встретившись с Петером Штраусом, Мистраль вспомнил, как столкнулся с ним на заводском дворе в Маранелло. Вспомнил он и о таинственной прекрасной незнакомке в желтом, сопровождавшей его тогда. Финансист казался спокойным и довольным жизнью. А сейчас, год спустя после их встречи в Англии, он как будто даже помолодел. Может быть, благодаря стараниям этой таинственной незнакомки?
Позже, во время прогулки по саду в обществе Джордано, Мистраль попытался кое-что разузнать.
– А что, Штраус один живет в этом очарованном замке? – спросил он.
Джордано остановился на несколько секунд, пристально глядя в глаза Мистралю и не говоря ни слова.
– Что касается Штрауса, тебе надо усвоить одну простую вещь: он очень ревниво охраняет от посторонних свою личную жизнь. И я уверен, он бы страшно разгневался, если бы я рассказал тебе даже то немногое, что мне известно, – предупредил он друга.
Мистраль не собирался сдаваться без борьбы.
– Помнишь тот вечер, когда Флоретта Руссель организовала нам встречу в Париже, в «Серебряной башне»? – спросил он.
– Куда ты клонишь? – подозрительно прищурился Джордано.
– Мы с тобой познакомились гораздо раньше, в твоем агентстве в Милане, – напомнил Мистраль.
– Верно, – согласился Джордано.
– Я приходил к тебе, чтобы расспросить об одной девушке, о Марии Гвиди.
– Это я тоже помню, но только потому, что у тебя одно из тех лиц, которые не забываются. Ты тогда работал механиком, – уточнил Джордано, стараясь убедить друга, что прекрасно помнит тот далекий эпизод.
– Ты мне сказал, что Мария мне приснилась и что лучше бы мне ее забыть. Я был очень разочарован, но у меня осталось стойкое впечатление, что ты что-то знаешь, просто не хочешь мне говорить.
– Почему же ты спрашиваешь меня об этом только теперь?
– Действительно было что-то такое, о чем ты умолчал?
– Нет. Я сказал тебе все, что знал, то есть ничего. А что? Эта девушка была тебе так дорога?
– Теперь уже трудно сказать. Может быть, она и вправду мне приснилась. Наверное, это была единственная девушка, в которую я был влюблен по-настоящему. Это была чистая, невинная любовь. Так любят только в восемнадцать лет.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, и меня приятно удивляет, что наш твердокаменный чемпион, оказывается, не лишен романтики. Но только, ради бога, никому об этом не рассказывай. Из этого можно сшить историю, которая погубит твою репутацию, – пошутил менеджер.
Кто-то шел им навстречу. Джордано тут же сменил тему и заговорил о моторах.
Это была великолепная ночь, и Мистраль задержался в саду, чтобы полюбоваться красотой лунного света. Он поднял голову к фасаду виллы. Тут и там светилось несколько окон. В обрамлении изящной арочной лоджии с витыми колоннами он заметил женскую фигуру, обращенную к нему лицом. Она была полускрыта в тени, и он мог лишь гадать, та ли это дама в желтом, которую он мельком видел в Маранелло.
Внезапно, словно почувствовав, что ее заметили, женская фигура исчезла.
Мистраль присоединился к друзьям, понимая, что не может задавать вопросы. Загадка дамы в желтом так и осталась неразгаданной. Для него она стала наваждением.
