Текст книги "Рыжие волосы, зеленые глаза"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
8
Мистраль услышал, что его кто-то зовет, но он все еще плыл в густом удушливом тумане, из которого, сколько ни старался, никак не мог вырваться. Кто-то звал его по имени. Всем своим существом он стремился прорваться сквозь бесконечную пелену облаков. Наконец ему удалось вынырнуть из непроглядного молочного моря, и он увидел ее.
Это была Мария. Мистраль протянул к ней руки, но не смог до нее дотянуться. После нескольких безуспешных попыток он опять провалился в мягкую белую перину. Он устал, голова раскалывалась от невыносимой боли. Мистраль закрыл глаза, надеясь, что так станет легче, и вновь поплыл в густом тумане. Вдруг оказалось, что он опять за рулем своего «болида», несущегося, как ракета, по длинному туннелю. Вдали виднелся свет, возможно, всего лишь иллюзия, ведь светлая точка, к которой он мчался, оставалась далекой, как мираж, хотя он чувствовал, что летит с небывалой скоростью, до упора нажимая на педаль акселератора. При этом его поражало полное отсутствие вибрации, словно машина летела по воздуху. Как чудесно! Вот так бы гнать и гнать без конца… Только бы рев двигателя не отзывался острой болью в голове. Мистраль вновь открыл глаза и увидел склонившегося над ним человека в белом халате. Кто это? Что ему нужно? На миг Мистраль растерялся, но потом сумел разглядеть рядом с незнакомцем лицо Марии и успокоился. Мария повторяла: «Вы видели, доктор? Вы видели?» Что такое необыкновенное нужно было видеть? Он снова провалился в густой, плотно окутывающий туман, но продолжал слышать зовущий его голос: «Мистраль! Мистраль!» Ему еще раз удалось открыть глаза, и туман исчез. Он увидел белые стены какой-то полутемной комнаты и вновь узнал склоненную над ним Марию. Ее лицо было залито слезами.
– Где мы? – проговорил Мистраль едва слышно.
– Скажи мне, как ты? – спросила она, рыдая.
– Ужасно. Голова болит. И еще спина, и руки, и ноги. Как будто по мне прошел паровой каток, – пожаловался он.
– Все примерно так и было. Ты попал в аварию. Помнишь? А сейчас мы в больнице, – сквозь слезы попыталась объяснить Мария. – Лежи тихо. Худшее уже позади.
– У меня и горло болит. Не могу глотать, и говорить трудно, – прошептал Мистраль, обессиленно закрывая глаза.
– Тогда молчи. Я буду говорить за тебя. Скоро придет твоя мать, но мы еще можем пару часиков побыть вдвоем. Только ты и я. Я хочу рассказать тебе кое-что, чего никогда раньше не говорила…
В мире огромном и страшном
1
В чудовищном взрыве в ночь под Рождество 1972 года Мария потеряла все, что составляло ее жизнь: родителей, братьев, бабушку, дом и все имущество семьи. Дальние родственники предложили ей свою помощь, но она предпочла принять гостеприимство учителя начальной школы Бенито Моранди, отца Моретты.
– Какое-то время можешь пожить у меня, а потом мы вместе поищем, где тебя устроить. Придется что-нибудь придумать, – сказал он, словно извиняясь. – Я вдовец, живу один, люди начнут болтать бог знает что. Но пока оставайся здесь. И постарайся ни о чем не думать. Твои родители были славные люди. Твои братья учились у меня в школе. А уж твою бабушку я век благодарить буду за ее обеды да за истории про прежнюю жизнь. Это ж была не женщина, а просто кладезь премудрости. И то немногое, что я могу для тебя сделать, – это мой долг.
Учитель Бенито был добрым человеком. Он жил как будто вне времени, в мире, населенном литературными персонажами, с которыми вел нескончаемые беседы, словно встретившись за стаканчиком вина в трактире. Он мог целыми страницами цитировать наизусть произведения великих итальянцев.
Гораздо раньше, чем можно было ожидать, компания, застраховавшая ресторан и усадьбу, выплатила Марии страховку, и она оказалась владелицей значительного капитала. Бенито, никогда в жизни не видевший столько денег сразу, посоветовал ей обратиться к своему другу Санте, директору местного отделения банка «Касса Рурале», который помог бы ей разместить страховую премию наилучшим образом, чтобы деньги приносили максимальный доход. Деньги в банке придали ей уверенности и позволили принять решение на будущее.
Настал день, когда Бенито сказал ей:
– Я вижу, ты места себе не находишь. Могу я тебе чем-нибудь помочь?
– Нет, учитель. Просто нам пора прощаться.
– Куда же ты поедешь? – спросил он.
Сам он был закоренелым домоседом и покинул свой дом только раз, когда пришлось пройти кровавые этапы войны. Его горизонт замыкался местным пляжем и причалом.
– Хочу поехать в Болонью. Прошлым летом Моретта приглашала меня к себе, – ответила Мария, вспомнив золотой сентябрьский денек, теперь казавшийся таким далеким, и встречу с дочерью учителя на кукурузном поле.
Учитель Бенито рассеянно закручивал пальцами длинные волоски косматой брови.
– Моя Моретта, – начал он осторожно, – странная девочка, и я никак не могу найти с ней общий язык. Видишь ли, я прекрасно знаю, что в ее жилах, помимо моей романьольской крови, течет африканская кровь ее матери. Жену свою, упокой господь ее душу, я любил, но никогда не понимал. В ее душе были потайные уголки, куда мне не дано было заглянуть. Вот говорят, все мы равны, все дети божьи, но нет, поверь мне, все мы разные. Моя Моретта и не белая и не черная, а что она такое, я и сказать не могу. Поэтому я и не знаю, подходящая она компания для тебя или нет, ведь ты теперь одинока, и защитить тебя некому. Да и не с этого надо начинать, давай-ка поставим вопрос по-другому: ты уже решила, кем хочешь стать, что будешь делать в жизни?
– Я только об этом и думаю, учитель, но ответа не нахожу. Поэтому я сказала себе, что мне надо уехать. Если я попаду в большой город, где много незнакомых людей, может, мне и удастся понять, чего же я хочу, – попыталась объяснить Мария.
На самом деле в голове у нее царила полная путаница. Пережив несчастье, уничтожившее всю ее семью, и медленно оправляясь после психологической травмы, только начиная постепенно осознавать всю горечь утраты, она жестоко страдала от одиночества. Ей не хватало долгих бесед с бабушкой, споров с родителями и даже ссор с братьями. Лишь теперь она начала понимать, что они служили ориентиром и помогали ей найти направление в житейском море. Теперь она начала скучать даже по кухонным запахам, которых всегда терпеть не могла. Мария спрашивала себя: «Неужели надо потерять родных и близких, чтобы наконец понять, насколько они тебе дороги?»
– В Болонье я могла бы найти работу в каком-нибудь ресторане. Я многому научилась от бабушки и теперь знаю кое-какие маленькие секреты, – сказала она.
Учитель Бенито Моранди понял, что Мария твердо решила уехать, и в глубине души почувствовал облегчение. Она пробыла в его доме всего несколько дней, но ему они показались вечностью. Присутствие этой девушки, хотя она была молчаливой и работящей, нарушило размеренное и неторопливое течение его собственной жизни.
На следующий день, к вечеру, Мария пошла на кладбище. Вся ее семья лежала под одним общим камнем. На мраморной плите черными буквами была высечена короткая надпись: «СЕМЬЯ ГВИДИ – ДЕКАБРЬ 1972». Мария долго простояла над могилой в этот холодный и ненастный январский вечер, не в силах ни плакать, ни молиться. Она смотрела на надгробную плиту, сознавая, что под ней все ее родные, прах, отошедший к праху. Они не могли ни выслушать ее, ни ответить, но она продолжала стоять неподвижно, словно стремясь вобрать в себя их тепло и близость из-под холодных могильных камней.
– Эй вы там, послушайте, я запираю ворота. Вы что там делаете? Вы что, ночевать тут собираетесь? – окликнул ее кладбищенский сторож.
Мария очнулась и, бросив последний взгляд на могилу, торопливо направилась к выходу.
– Я думал, вы решили здесь заночевать, – повторил сторож, не узнавший ее издали из-за густого тумана. Когда Мария подошла поближе, он принялся извиняться. – Помилуй, господи, да это же Мария, дочка Гвиди! – воскликнул старик.
Она улыбнулась ему, и он смутился еще больше.
– Ты уж прости, дочка, что я на тебя накричал, но в этом проклятом тумане никого не узнать, – объяснил сторож.
– Не беспокойтесь, Агония, – успокоила старика Мария, называя его по фамилии, как нельзя лучше подходившей к теперешнему состоянию ее духа. – Просто я не думала, что уже так поздно.
Он проводил ее до выхода и, закрыв за ней ворота, запер их на большой, висящий на толстой цепи замок.
– Ну что ж, когда такая славная девчушка, как ты, вдруг ни за что ни про что остается совсем одна, тут немудрено и совсем запутаться, – заметил он ей в утешение.
– Не стоит об этом говорить, – прервала его Мария. – Все равно уже ничего не изменишь.
Сторож покачал головой:
– Все-таки легче, когда есть с кем словом перекинуться. Тебя тут не было, ты в больнице лежала, так вот знай: на похороны твоих родных вся деревня собралась, все, начиная с мэра. Все забегаловки позакрывали, такой был траур. Приехал фотограф из «Карлино» [21]21
«Ресто дель Карлино«– популярная газета, издающаяся с 1885 года в Болонье.
[Закрыть], журналисты были, даже телевидение. А уж народу понаехало! Видимо-невидимо. Из Чезенатико и прямо из Форли. И даже Специалисткапришла со своим сыном Мистралем.
Услыхав это имя, Мария вздрогнула. Старик сторож продолжал рассыпаться в подробностях, живописуя печальную церемонию, на которую пригласили даже оркестр, но она больше не слушала. У нее в ушах отдавались слова Агонии: «…И даже Специалисткапришла со своим сыном Мистралем». Она не вспоминала о нем с той самой трагической ночи, но теперь и его имя примешалось к ее горестным переживаниям. Зачем он вернулся? Искал ли он ее? Может, его потрясло известие о взрыве? А может, просто приехал навестить свою мать?
Они вышли на центральную площадь, и здесь Мария прервала пространный рассказ Агонии:
– До свидания, и спасибо, что проводили меня.
На прощание он стал выражать соболезнования, которых Мария уже не услышала. Войдя во двор домика учителя, она села на велосипед и прямиком поехала в Чезенатико, не обращая внимания на туман и холод, от которого щеки у нее горели, а ноги замерзали. Когда она подъехала к дому Адели на площади Консерве, сердце выскакивало у нее из груди. Поставив велосипед на подставку, она постучала в низкую деревянную дверь. Адель приняла ее со своей обычной суровой сдержанностью.
– Мне сказали, что вы были на похоронах моей семьи, – начала Мария, – я бы хотела вас поблагодарить.
– Заходи, – сказала Адель, посторонившись, чтобы дать ей пройти в кухню, где был включен телевизор, а керосиновая печка распространяла приятное тепло.
– Я знаю, что Мистраль тоже был на похоронах, – сказала Мария. У нее застучало в висках от резкого перепада температуры.
– Я сварю тебе кофе. Хочешь? – спросила Адель, догадавшись, куда клонит Мария.
– Еще бы! Я вся окоченела. Спасибо, – поблагодарила девушка, подходя поближе к печке.
Адель повернулась к ней спиной и принялась возиться у плиты. Мария собралась с духом и продолжала:
– Мне бы очень хотелось снова повидать Мистраля. Поблагодарить и его тоже.
– Мне тоже иногда очень хочется его повидать. Но с тех пор, как он уехал, я видела его только раз. Это я просила его пойти со мной на похороны. – Адель поставила перед ней дымящуюся чашку кофе и сахарницу.
– Он вам не говорил обо мне? – спросила Мария, опуская глаза.
– Мария, – Адель строго взглянула на нее, – чем скорее ты выбросишь его из головы, тем лучше. Он цыган. Сегодня здесь, завтра там. На него нельзя положиться. Ветер – он и есть ветер, его не удержать.
– Я только хотела спросить, говорил ли он обо мне, – не отставала Мария.
– Нет. Но это ничего не значит. Он мне никогда ничего не рассказывает. Я знаю, что он заходил к тебе в больницу, когда ты еще была без сознания.
– Значит, он думал обо мне! – с надеждой воскликнула Мария.
– Он думает только о своих моторах. Для девушек у него и времени почти нет. Пей свой кофе, а то остынет.
Уходя, Мария все же унесла в кармане пальто адрес Мистраля. Адель объяснила ей, что он снимает скромную меблированную комнату без телефона, но она, если захочет, сможет ему написать.
На следующее утро дома поселка и бескрайние просторы полей покрылись инеем. Люди поеживались от острых укусов мороза. В этот день Мария простилась с учителем Бенито и села в поезд, шедший из Чезенатико в Болонью. В руке она несла чемодан с немногими вещами, купленными на распродаже в единственном магазине готового платья в Каннучето. Моретта Моранди ожидала ее к полудню. Однако, приехав в Болонью, Мария позвонила с вокзала и предупредила, что задержится на несколько часов. А потом села в поезд и отправилась в Модену.
Она действовала инстинктивно, даже не задумываясь о том, что будет делать дальше. Уж если Мистраль счел нужным навестить ее, когда случилось несчастье, значит, он все еще ее любит.
Дом Мистраля находился прямо рядом с вокзалом. Это было довольно приличное шестиэтажное здание. У дверей ей преградил дорогу швейцар, похожий на неаполитанского мастифа.
– Я ищу синьора Вернати, – скромно сказала Мария.
Прежде чем ответить, привратник смерил ее долгим подозрительным взглядом.
– А вы кто такая будете? – спросил он сурово.
– А как по-вашему? – рассердилась Мария. – Я та, кто стоит перед вами и спрашивает синьора Вернати.
– Он уходит рано утром, а возвращается поздно вечером, – злорадно ответил швейцар. – Сейчас он на работе.
Только-только пробило полдень, и Мария подумала, что ждать на улице до темноты было бы непосильной задачей для кого угодно.
– Вы знаете, где он работает? – спросила она.
– Знаю, но сообщать такие сведения посторонним не полагается.
Появление этой незнакомки, такой красивой, такой печальной, такой замерзшей, не предвещало, как ему казалось, ничего хорошего для парня, которого он едва знал, хотя тот и жил в доме уже несколько месяцев. А вдруг эта девушка из-за Мистраля попала в беду?
Мария, будучи отнюдь не дурой, поняла, что добиться от него хоть какого-нибудь толку она сможет, только если сойдет с пьедестала.
– Послушайте, я приехала из Чезенатико. Мне надо ему посылку передать от матери, – солгала она, указывая на чемодан.
Уловка сработала.
– Значит, вы земляки! – смягчился швейцар.
– Да. И, кроме того, я спешу, через час мне надо успеть на поезд в Болонью, – добавила Мария, чтобы ситуация показалась более правдоподобной.
– Ну, в таком случае, – уступил наконец швейцар, – вы его найдете вон там, в конце улицы. Там есть такой молочный бар. Он там обедает, сейчас у него перерыв. А мастерская, где он работает, – как раз напротив, под железнодорожной насыпью.
Кивнув на прощание, Мария направилась по указанному адресу. Бар оказался типичной дешевой забегаловкой для непритязательных посетителей, в нем было накурено и шумно. Она огляделась, поочередно рассматривая множество незнакомых лиц, и наконец заметила его. Он сидел за столом в углу у окна, и с ним были еще какие-то парни. Однако внимание Мистраля было целиком поглощено сидевшей рядом темноволосой девушкой, не сводившей с него влюбленного взгляда. Мария решила про себя, что его подружка очень красива, хотя и чересчур сильно намазана, и возненавидела ее всей душой, потому что Мистраль обнимал ее за плечи и, казалось, никого, кроме нее, не замечал.
К ней подошла полная официантка в несвежем фартуке и спросила, не желает ли она что-нибудь заказать.
– Нет. Не сейчас, – смутилась Мария. – Я, наверное, вернусь попозже.
Она вышла на продуваемую холодным ветром улицу и направилась к вокзалу. Чемодан вдруг показался ей неподъемным, а на глазах выступили слезы.
2
Поезд прибыл на вокзал в Болонье. Время было уже послеобеденное. Мария вышла из вагона и сразу же почувствовала себя потерянной в толпе спешащих, подгоняемых холодом пассажиров. Тут были и шумные группы молодежи, и люди средних лет, сгибающиеся под тяжестью разнокалиберных чемоданов и тюков, и напуганные дети, с отчаянным ревом цепляющиеся за материнские юбки, и носильщики с нагруженными доверху электрокарами, зигзагом прокладывающие себе путь в толпе пронзительным криком: «Дорогу! Дорогу!»
Громкоговоритель беспрерывно возвещал о прибытии и отправлении поездов.
Марии вспомнились муравейники в полях вокруг усадьбы. В детстве она часами ворошила эти холмики, раскапывая белые личинки, зачатки будущих поколений, и сея хаос среди упрямых обитателей развороченного концом палки жилища, копошащихся с яростным упорством в раскиданных комьях земли в поисках места, где можно было бы выстроить новое гнездо.
Она встревоженно огляделась вокруг, так и не решив, идти ли ей к выходу или же остаться ждать прямо на платформе под навесом. Ей было не по себе среди мелькающих чужих лиц, и она пыталась найти глазами хоть что-то надежное и знакомое, чтобы почувствовать себя не такой брошенной и одинокой. Из Модены она позвонила Моретте и сообщила, когда прибывает ее поезд.
– Я встречу тебя на вокзале, – обещала ей подруга.
Но теперь Моретты нигде не было видно. Перрон опустел, и Мария, держа в руке дешевенький фибровый чемоданчик, стала спускаться по ступенькам подземного перехода по направлению к выходу. На автостоянке она остановилась и вновь принялась оглядываться, ища подругу. На Марии было пальто, напоминавшее военную шинель, шерстяной шарф скрывал ее великолепные рыжие волосы, а на лице у нее было печальное и испуганное выражение потерявшейся девочки, не знающей, куда идти.
По рассказам земляков из Каннучето она составила для себя образ большого города, похожего на волшебную сказку, и расписала его в самые радужные тона. Теперь, когда мечта наконец стала явью, единственной краской, царившей вокруг, оказалась унылая и безнадежная серость. Густейший поток машин, проносившихся мимо в обоих направлениях, лишь усиливал у нее ощущение потерянности. Едкий запах выхлопных газов щипал ей горло, вызывая сухой, раздражающий кашель. На другой стороне улицы находилась большая гостиница, но вид у нее был вовсе не такой шикарный, как описывали клиентки из салона Ванды. Марии она показалась убогой и грязной. У нее ни за что не хватило бы смелости войти в такое место одной, хотя она не могла пожаловаться на отсутствие денег.
В памяти с неумолимой силой возник образ бабушки Джанны. Мария вспомнила все ее намеки и советы, которым упрямо отказывалась следовать, пока старуха была жива. Теперь же – в этом она была уверена – они могли бы ей помочь пережить трудную минуту. Двое мужчин уже вертелись вокруг нее с недвусмысленными намерениями, пока еще не переходя к активным действиям, но явно взяв ее на мушку. Мария стояла неподвижно, поставив у ног чемодан и старательно делая вид, что не обращает на них внимания.
Ей вспомнились слова бабушки: «Весь мир – одна большая деревня. Но я точно знаю: чем больше город, тем больше в нем греха». Проблема греха в эту минуту мало ее занимала, просто она осознала, что нужно немедленно принять какое-то решение, иначе она попадет в беду.
Как раз в тот самый момент, когда Мария почувствовала себя окончательно преданной и брошенной на произвол судьбы, к ней спешно направилась молодая, красивая, очень хорошо одетая дама. Ее волосы, гладко зачесанные назад, были собраны на затылке изящным узлом. Под расстегнутым пальто мужского покроя виднелся безупречно элегантный серый костюм. На ногах были модные туфельки на низком каблуке. И лишь черты лица не изменились: к ней спешила ее подруга, ее Моретта, столь непохожая на девушку, которую Мария встретила прошлым летом на кукурузном поле за своим домом. Сердце у нее радостно забилось. Она тоже заулыбалась и бросилась навстречу подруге. Они обнялись, и ее страхи, мрачные мысли, одиночество – все исчезло без следа.
– Прости, что опоздала, – извинилась Моретта. – Я попала в жуткую пробку. Все в порядке? – спросила она с беспокойством.
– Теперь – да, – облегченно вздохнула Мария.
– Теперь? А раньше? – хитро прищурилась Моретта.
– Я была в отчаянии, – призналась Мария с доверчивостью ребенка.
– Ну, тогда поехали домой. Здесь окоченеть можно, – на ходу бросила Моретта, подводя ее к кремовому «Мерседесу». В машине с обтянутыми белой кожей сиденьями было тепло, как в гнездышке. Марии показалось, что она не столько садится в автомобиль, сколько погружается в волшебный сон. Она ощутила запах довольства, ее охватило тепло, ласкающее тело и согревающее душу. Ей хотелось немедленно обрушить на Моретту все скопившиеся у нее вопросы, но, взглянув на подругу, как будто лишившуюся своей прежней жизнерадостной болтливости, Мария не решилась заговорить первой.
– Зачем ты ездила в Модену? – спросила Моретта.
– Хотела повидать одного парня из Чезенатико.
– Это настолько важно, что стоило туда ехать?
– Для меня – да.
– А теперь?
– Теперь это уже не так важно, – грустно призналась Мария.
«Мерседес» медленно плыл в потоке машин, особенно плотном в час «пик».
– Но ты хоть повидала его? – настаивала Моретта.
– Да. Он был с другой.
– Типичный случай.
– Что ты такое говоришь? – удивилась Мария.
– Так всегда бывает, – заверила ее Моретта.
– Ты хочешь сказать, что все мужчины одинаковы?
– В каком-то смысле. Женщина всегда ждет своего принца. Любящего. Верного. Преданного. Потом идет искать его и находит в постели с другой.
– Точно! – подтвердила Мария.
– А ты с ним далеко зашла?
– До самого конца. Я его любила.
– Значит, ты с ним переспала? – уточнила Моретта.
– Вовсе нет, – живо возразила Мария. – Но я все время думала о нем, посвятила ему все свои мечты. Разве это мало?
Моретта усмехнулась наивности подруги.
– Ты отдала ему многое, но не все. Но, как бы то ни было, все страдания достаются только нам, женщинам.
– Я больше не хочу об этом говорить. Это не имеет смысла. Того, что было, уже не вернешь.
Подруга кивнула. Мария с восхищением следила за тем, как ловко Моретта крутит баранку, лавируя в потоке машин, и ей нравилось быть рядом с этой сильной и решительной женщиной, которой можно было доверить все свои огорчения. Они пересекли мост через Рено, въехали на улицу, ведущую к холмам, по направлению к храму Мадонны Сан-Лука, и свернули на бульвар, по обеим сторонам которого росли толстые, раскидистые платаны. Наконец небольшая, усыпанная гравием аллейка привела их к воротам довольно элегантной виллы современного вида, особенно по сравнению с соседними строениями. Судя по стилю, она могла быть выстроена в пятидесятые годы. Ее окружал огромный сад, уже освещенный в сгущающемся сумраке. В переливчатом свете фонарей все вокруг казалось призрачным.
– Вот мы и приехали, – объявила Моретта.
Мария неохотно покинула роскошный лимузин, в котором ей было так хорошо и уютно.
– Я поставлю машину в гараж, – пояснила подруга.
Марии пришлось подождать ее у крыльца, и через несколько минут они вместе поднялись по ступеням к входным дверям. На пороге появилась служанка в голубом фартучке. Кожа у нее была темная, как у Моретты, на вид она производила впечатление плотной, коренастой домохозяйки.
– Добрый вечер, синьора, – запинаясь, проговорила служанка.
– Ты вышла замуж? – шепотом спросила Мария у хозяйки дома.
– Придержи язык, – не разжимая губ, ответила Моретта, чтобы не услыхала прислуга. – Это Челина, – представила она темнокожую косноязычную женщину, – она помогает мне поддерживать порядок в доме. А это моя любимая подруга Мария.
– Добро пожаловать, синьорина Мария, – сказала женщина, энергично подхватив чемодан гостьи.
Потом она помогла Марии освободиться от пальто и шарфа, пока та ошеломленно оглядывалась по сторонам, подавленная великолепием отделанного мрамором и зеркалами просторного холла. Ковер устилал весь пол от стены до стены, мраморная лестница вела на второй этаж.
– Синьорина сразу пройдет в свою комнату? – спросила Челина.
– Нет, мы сначала выпьем чаю в малой гостиной, – ответила Моретта, распахивая одну из дверей.
Они вошли в небольшую комнату, освещенную огнем зажженного камина. Стены, отделанные светлым деревом, прекрасно гармонировали по тону с узором из голубых цветов и зеленых веток в обивке кресел и миниатюрного дивана. Последовав примеру Моретты, Мария устало опустилась в одно из кресел. Ей бросились в глаза ее собственные деревенские башмаки на толстой микропористой подошве, уродливо выделявшиеся на мягком ковре. Она чувствовала себя совершенно чужой и нелепой в этой изысканной обстановке.
– Честно говоря, я предпочла бы не чай, а большую чашку кофе с молоком и с хлебом. И я с удовольствием выпила бы его на кухне, – призналась она, преодолевая неловкость.
– Ладно, пей кофе с молоком и, если хочешь, на кухне, – согласилась Моретта. – А что касается твоего первого замечания, – нет, я не замужем. Челина зовет меня синьорой, а мою кошку называет герцогиней. Есть еще вопросы?
Они прошли по служебному коридору и попали в большую, белую с голубым, сверкающую чистотой кухню. Марии показалось, что она вновь очутилась в кухне своего родного дома, только здесь не было застоявшихся запахов пищи.
– Вы что, никогда здесь не готовите? – удивилась она.
– Челина не любит готовить. А я почти никогда не обедаю дома, – объяснила подруга, открывая огромный холодильник. Она вынула пакет молока и приказала прислуге приготовить кофе.
На столе появились глубокие белые фаянсовые тарелки, и подруги, оставшись одни, с удовольствием принялись за хлебную похлебку с кофе и молоком, вкус которой напомнил обеим их детство.
– Сколько лет я не ела на ужин хлебной похлебки! Даже забыла, как это вкусно, – воскликнула Моретта.
– Я умирала с голоду. А теперь мне гораздо лучше, – ответила Мария.
– Устала? – участливо спросила Моретта.
– Ну, не настолько, чтобы не задавать вопросов. Мне бы хотелось все о тебе узнать.
Подруга, усмехнувшись, уклонилась от ответа.
– А как насчет горячей ванны? – предложила она. – Что скажешь?
– Еще бы!
– А потом сам бог велел выспаться хорошенько.
– Что же может быть лучше? – довольно кивнула Мария.
– Ну, тогда начнем с ванны, – подытожила Моретта.
Низко наклонив голову, Мария не двинулась с места.
– В чем дело? – встревожилась Моретта.
– Мне кажется, я веду себя слишком нахально.
– В каком смысле?
– Я практически навязалась тебе в гости, а ты распахнула мне двери этих царских хором. Как мне тебя отблагодарить?
– Не говори глупостей. Мы же выросли в одной деревне. Вместе ходили в школу. Не говоря уже о том, какое несчастье с тобой приключилось.
– Да, несчастье, – тихо повторила Мария, и ее глаза наполнились слезами. – Я в Романью больше не вернусь.
– Ты просто устала, – пыталась утешить ее Моретта.
– Я больше никогда не вернусь в Романью.
– Не спеши, дай себе время подумать, прежде чем принимать решение, – посоветовала Моретта.
– Мне есть на что жить, и я могу спокойно подыскивать себе работу. Ты мне поможешь, правда?
В доме царила полная тишина. Было отчетливо слышно тиканье настенных часов и приглушенное жужжание холодильника.
Моретта ласково погладила ее по волосам.
– Я приготовила тебе комнаты над гаражом. Считается, что это квартира сторожа, но никакого сторожа у меня нет. Квартира очень удобная. Можешь жить там сколько захочешь.
– Ты хочешь сказать, что во всем этом огромном доме не найдется местечка для меня? – удивилась Мария.
– Место есть для всех, но только не для такой девочки, как ты, – ответила хозяйка дома.
– Такой, как я? – переспросила Мария, пораженная и немного обиженная.
– Ты чистая, вот в чем все дело. А я нет, – холодно отрезала Моретта, не повышая голоса и не изменяя выражения лица.
– Ты что, шутишь? – ахнула Мария.
– Я говорю совершенно серьезно.
– Почему же ты пригласила меня сюда?
– Ну, может, я просто хотела еще раз повидать ту девочку, какой была сама, когда уезжала из Каннучето в Болонью. Если бы можно было время повернуть вспять, я, наверное, осталась бы жить с папой. Может быть, стала бы учительницей, как он. А теперь вся моя жизнь летит к чертям.
– Я тебе не верю. Этого не может быть, – горячо запротестовала Мария. – Я вижу перед собой потрясающую женщину. Богатую, светскую, очаровательную.
– Это всего лишь видимость. Нет, я не пример для подражания. И не смогу, что бы ты там ни воображала, послужить тебе опорой, – Моретта говорила прерывающимся от волнения голосом, горько глядя прямо в глаза Марии.
– Так кто же ты? – растерянно спросила та.
– Я шлюха, – призналась Моретта.
– Ты хочешь сказать, что выходишь на панель и ловишь мужчин?
– Хуже. На меня работает много девушек. Мы шлюхи высшего класса. Наши клиенты – важные господа. Ты даже не представляешь, насколько важные. У меня целая контора в Болонье. По связям с общественностью.
Моретта расплакалась, как маленькая, и Мария, обняв ее, принялась утешать.
– Расскажи мне все по порядку, Моретта, – прошептала она, крепко прижимая подругу к себе.
