Текст книги "Рыжие волосы, зеленые глаза"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
7
Мистраль был счастлив. Он выиграл еще одну гонку, рядом с ним была красивая и желанная женщина, и теперь он загорал в саду отеля «Пале», самого дорогого и элегантного в Биаррице. В будущем сезоне он будет участвовать в соревнованиях «Формулы-1» в составе «О'Доннелл», весьма солидной английской команды. Предварительные переговоры завершились рукопожатием между ним и менеджером команды Джонни Грэем. Теперь Грэй ждал его в Англии для подписания контракта.
«О'Доннелл» была неплохой машиной, но, чтобы стать конкурентоспособной, ей нужен был классный пилот вроде него и новая рама. Мистраль знал, что идея с алюминиевым кузовом безнадежно провалилась, но Грэй обещал ему совершенно новый «болид», способный произвести революцию в автомобилестроении. Инженер-конструктор команды был родом из Штатов и принимал участие в создании «Геркулеса» [37]37
Военно-транспортный самолет.
[Закрыть], а теперь должен был использовать драгоценный опыт при разработке нового кузова.
– Я не прошу верить на слово, сам все увидишь, – заверил его Грэй.
Поговорили они и о деньгах и сошлись на цифре довольно скромной в сравнении с заработками пилотов, уже завоевавших себе прочное положение, но показавшейся Мистралю просто астрономической. Обо всем об этом он теперь вспоминал, улыбаясь собственным мыслям, и Дженни, растянувшаяся на лежаке рядом с ним, заметила улыбку у него на губах.
– Попробую угадать, о чем ты думаешь, – весело предложила она.
– Даром потратишь время. Ничего интересного я тебе сообщить не смогу.
Со стороны бассейна, утонувшего в зелени сада, доносились радостные вопли детей, игравших в воде.
Подошел официант, чтобы узнать, желают ли они обедать в саду.
– Нет, спасибо, – ответила Дженни. – Мы через час уезжаем. – Она не сочла нужным посвятить его в свои планы.
Выждав, пока официант отойдет подальше, Мистраль обиженно спросил:
– Как же так?
– Три дня в Биаррице. Забыл? Каникулы окончены, – ошеломила его Дженни.
– Как быстро они промелькнули, – с грустью вздохнул Мистраль.
– Время бежит быстро, когда тебе хорошо, – заметила она.
– Ты оказалась отличной учительницей английского, – прошептал он на ухо Дженни, гладя ее по спине.
– Тебе не кажется, что это довольно банальный комплимент? – Она притворилась разочарованной.
– Искусство лести мне никогда не давалось, – признался Мистраль.
– Уж если на то пошло, в иронии ты тоже не силен, – засмеялась Дженни.
– Я тебя разочаровал. Мне очень жаль. А ты была необыкновенной во всех отношениях, – вздохнул он.
– Вот так-то лучше! Комплимент всегда приятен женщине, – лукаво улыбнулась Дженни.
– Это что, английская поговорка?
– Международная и во-о-от с такой бородой! – расхохоталась она.
Мистраль подумал, что вскоре предстоит расплачиваться за гостиницу и это обойдется ему в кругленькую сумму. Да, отдых в Биаррице оказался дорогим удовольствием, но дело того стоило. Ему придется потратить все свои сбережения и аннулировать кредитную карточку. Дженни об этом никогда не узнает.
– Знаешь, что я тебе скажу, Дженни Кинкейд? Завидую тому, кто тебя любит. Что касается меня, надеюсь вскоре снова тебя повидать. – Он подумал в эту минуту о предстоящей поездке в Англию для подписания контракта с «О'Доннелл».
– Ты хочешь сказать, что будет следующий раз?
– Надеюсь, что очень скоро, – пообещал он.
Они распрощались в По в тот час, когда последние лучи заката догорали на горизонте.
Он готовился к отъезду в Модену, она – в Лондон.
– Я напишу о тебе хорошую статью, – сказала Дженни на прощание.
– Сохрани для меня экземплярчик. Вот выучу как следует английский и смогу оценить ее по достоинству, – ответил он.
Они обнялись, и через секунду Мистраль уже не думал о ней.
* * *
Энцо Феррари вновь вышел с ним на связь в июле, и на этот раз Мистраль отправился в Маранелло. Было жарко, как в преисподней. Волны горячего воздуха плясали над корпусами сборочных цехов. Как только он вошел в ворота храма мирового автомобилизма, к нему подошел высокий худощавый молодой человек с живыми и проницательными глазами.
– Я Ренцо Карони, управляющий «конюшни» Феррари. Мы вас ждем, – начал он приветливым и уверенным тоном.
Они обменялись энергичным рукопожатием.
– Просто не верится, что я здесь по приглашению великого человека, – признался Мистраль.
– Значит, у вас есть для этого данные. Командор [38]38
Обращение к человеку, имеющему большие заслуги перед государством и высокие правительственные награды.
[Закрыть]не теряет времени с людьми, к которым не питает уважения, – сказал Карони, широким жестом приглашая Мистраля укрыться от африканской жары в здании конторы.
Мистраль сочувственно улыбнулся сопровождающему, но задержался во дворе, не желая переступать порог здания. Ему нравилось осматриваться вокруг, любоваться заводскими корпусами, в которых создавались шедевры мировой автомобилистики. Тут он увидел, как в дверях одного из цехов появились двое мужчин и женщина. Одного из вышедших во двор он сразу узнал: это был Энцо Феррари. Несмотря на почтенный возраст, он шел энергичным шагом. Второй был светловолосым великаном, своим обликом он напомнил Мистралю древнего викинга. Между ними шла молодая дама. Высокая, тоненькая, она грациозно и легко переступала по раскаленному асфальту заводского двора, как манекенщица по подиуму на показе высокой моды.
Ее стройный стан был туго стянут шелковым платьем, желтым в черный горошек. На ногах – черно-желтые босоножки на головокружительном каблуке, на руках – длинные желтые перчатки выше локтя. Волосы были спрятаны под широкополой шляпой из черной соломки, большие солнечные очки скрывали глаза и часть лица.
Мистраль был очарован красотой женщины. Может, это особа королевской крови, подумал он.
Эта женщина казалась существом не от мира сего, и в то же время, когда она в сопровождении двух мужчин прошла в нескольких метрах от него, Мистралю почудилось в ней что-то странно знакомое.
– Ослепительна, – прошептал он ей вслед, провожая глазами всех троих. Они явно направлялись к воротам.
– Здесь, в Маранелло, бывает много красивых женщин, – заметил Карони.
– Вы ее знаете? – встрепенулся Мистраль.
– Я знаю его. Он предприниматель из Цюриха, его зовут Петер Штраус, – объяснил сопровождающий и добавил: – Давайте все-таки войдем внутрь, здесь расплавиться можно. Командор будет через минуту.
Мистраль неохотно дал увести себя в контору, хотя дуновение прохладного кондиционированного воздуха немедленно принесло ему чувство облегчения.
Они вошли в небольшой конференц-зал, уставленный кожаными креслами и диванами. Все стены были увешаны фотопортретами прославленных гонщиков.
– Хотите чего-нибудь прохладительного? – спросил Карони.
– Нет, спасибо. Ничего не нужно, – ответил Мистраль, рассматривая фотографии в рамках.
– Командор придает большое значение знакомству с вами, синьор Вернати. Скажу вам больше: не ссылайтесь на меня, но вы один из очень и очень немногих людей, с кем он пожелал встретиться лично.
Великий Энцо Феррари вскоре присоединился к ним и сразу же покорил Мистраля своим сердечным радушием.
– Я очень рад наконец-то встретиться с вами, – сказал он, крепко пожимая руку гонщику. – Мои люди положили на вас глаз уже очень давно. Я слышал о вас прекрасные отзывы. Это правда, что вы и в двигателях разбираетесь?
– Я давно уже с ними работаю. Меня можно считать приличным механиком, особенно если требуется скрутить проволочкой пару старых железок, – пошутил Мистраль.
Феррари сел в кресло, жестом приглашая Мистраля занять место напротив себя. Молодой человек ощутил на себе его изучающий взгляд, проницательный и острый, но не почувствовал смущения.
– Я ценю скромность в молодежи. Не люблю бахвальства, – продолжал Феррари. – Но я пригласил вас в Маранелло, конечно же, не по этой причине. Нет, никак не по этой, – добавил он, покачивая головой. – Я, как и любой конструктор гоночных машин, люблю находить пилотов, достойных меня и моих «болидов». В этом я похож на Чаплина. Вы меня понимаете? Я создал себя самого и окружающий меня мир по своему образу и подобию. Когда я выпускаю новую спортивную машину, то немедленно начинаю искать пилота, который смог бы играть на ней, как на скрипке. Поэтому должен сразу же предупредить вас: в тот самый момент, когда гонщик вступает в команду Феррари, мы с ним заключаем нечто вроде брачного договора, и этот договор предусматривает совместное владение имуществом из расчета пятьдесят на пятьдесят. Если бы у меня не было превосходных гонщиков, я ничего не сумел бы создать. С другой стороны, хороший пилот может проявить свои лучшие качества, только если работает со мной. Видите ли, синьор Вернати, я утверждаю, что автомобиль – это сумма технологии, вершина инженерной мысли, но если за рулем сидит идиот, все усилия, ушедшие на его создание, можно считать потраченными впустую.
– Вы очень ясно выразились, командор, – улыбнулся Мистраль, припоминая множество анекдотов, окружавших имя великого чудака.
– Давайте вернемся на грешную землю. К нам с вами, синьор Вернати. Мое предложение таково: вы становитесь членом моей команды. Поверьте, вы никогда об этом не пожалеете.
Мистраль вспомнил о рукопожатии, которым обменялся с Джонни Грэем при заключении договора, хотя фактически еще ничего не было подписано: он только собирался съездить в Англию. Участвовать в гонках на «Феррари» – это была золотая мечта любого пилота.
Старик преподносил ему уникальную возможность на серебряном блюде. Ему хотелось биться головой об стену, настолько невыносимо было разрываться между желанием принять заманчивое предложение и намерением сдержать слово, данное англичанам. Он не решался заговорить, и Феррари, нахмурившись, взглянул на него с подозрением.
– В чем дело, Вернати? Можно подумать, я вам сделал непристойное предложение, – пробормотал он сквозь зубы.
– Ваше предложение даже слишком заманчиво, – отозвался Мистраль.
– Невеста не может быть слишком хороша. Говорите прямо, молодой человек, – Феррари начал не на шутку сердиться. – Я предпочитаю самую горькую правду самой сладкой лжи.
– Я связан словом с командой «О'Доннелл», – выпалил Мистраль на одном дыхании.
Старик смерил его долгим испытующим взглядом:
– Только словом или подписью? – спросил он.
– Для меня рукопожатие равносильно подписи, – отрезал молодой человек.
В маленьком зале воцарилось тяжелое молчание. Ренцо Карони переводил взгляд с великого старика на молодого гонщика, все более утверждаясь в мысли, что эти двое созданы, чтобы идти по жизни рука об руку.
– Мне безумно хочется вытолкать вас отсюда к чертовой матери, – взорвался Феррари и тут же поспешил добавить: – Но я этого не сделаю. Такая верность слову заставляет меня думать, что я не ошибся на ваш счет. Вы действительно молодец. Жаль, что нам не суждено работать вместе, но больше всего я жалею вас. «О'Доннелл» никогда не доставит вам такого удовлетворения, какое вы могли бы получить от езды на «Феррари», – изрек он, поднимаясь на ноги. Директор «конюшни» тут же поспешил последовать его примеру.
– Я очень надеюсь, что вы ошибаетесь, командор. Но пока я могу лишь заверить вас, что знакомство с вами доставило мне огромное удовольствие, – сказал Мистраль с твердостью в голосе.
– Я никогда не ошибаюсь. И черта с два я вас выпущу отсюда просто так. Не надейтесь! Сейчас я вам покажу завод. Пусть вас помучит сознание упущенной возможности, – улыбаясь, заключил Феррари.
Пока они выходили из зала, Мистраль с напускной небрежностью заметил:
– Какая удивительная красавица сопровождала сегодня вашего клиента.
– Да уж, лакомый кусочек. И не болтлива: ни слова лишнего! Мы два часа провели вместе, так она и голоса не подала ни разу. Кроме «Здравствуйте», я ничего от нее не услышал, – заметил Феррари.
– Вы знаете, кто она?
– Конечно. Она загадочная женщина. Таинственная незнакомка. Вот уже четыре года она с Петером Штраусом, но никто о ней ничего не знает.
8
Мария узнала его с первого взгляда, и ее сердце учащенно забилось. За четыре года Мистраль совершенно не изменился, в то время как она, по крайней мере внешне, стала неузнаваемой: из деревенской девочки превратилась в элегантную светскую женщину. А он так и остался мальчишкой с непокорным хохолком волос на макушке, ну, может, немного возмужал и похорошел, но сохранил прежнее выражение обаятельной бестии. И становился настоящим героем в мире автомобильного спорта.
Она пристально следила за его карьерой гонщика. В эти самые дни она увидела опубликованную в одном журнале фотографию Мистраля в обществе хорошенькой английской журналистки. Фото было сделано «скрытой камерой» в Биаррице при помощи мощного телеобъектива, заставшего парочку в явно любовной позе на бровке бассейна при отеле «Пале».
Мария обращала взгляд в прошлое, но выплывавшие из него воспоминания не всегда были ясно различимыми. Одного только Мистраля она помнила совершенно отчетливо.
Пройдя почти рядом с ним у выхода из конторы завода в Маранелло, Мария ощутила устремленный на нее пристальный взгляд Мистраля, и ей стало не по себе. Словно ища защиты, она взяла под руку Петера Штрауса и вновь пошла вперед.
Чуткий к малейшим изменениям в настроении Марии, Петер заметил, что с ней происходит нечто необычное.
– Что-то не так? – заботливо спросил он, пока они садились в машину.
– Все в полном порядке, – ответила она, стараясь успокоиться.
Петер бережно, с удивительной для такого великана деликатностью, снял с нее солнцезащитные очки и заглянул ей в глаза.
– Девочка моя, что происходит? – спросил он с отеческим участием.
Мария сделала полупризнание:
– Призраки прошлого.
Петер обнял ее за плечи, приписывая внезапную перемену в ее настроении мрачной туче, укрывшей непроницаемой завесой страшный эпизод пережитого ею насилия. Он знал, что ее душевное равновесие полностью не восстановится до тех пор, пока не развеется эта черная туча.
Мария искренне ценила терпеливые и настойчивые попытки Петера Штрауса вывести ее из состояния самоизоляции, в котором она укрылась от мира. Понадобилось много месяцев, чтобы убедить ее вновь взглянуть в лицо жизни. Она доверилась этому доброму человеку не по собственному выбору, а как раз наоборот, потому что выбирать не приходилось. Так потерпевший крушение хватается за любой обломок, лишь бы выплыть.
Когда ее выписали из клиники в Болонье, Петер дал ей убежище в своем доме на озере Комо, на сказочной грандиозной вилле. Ничего прекраснее Мария в жизни своей не видела и даже вообразить не могла, что такие великолепные дома бывают на свете. Величавое спокойствие огромного озера нравилось ей и помогало обрести мир в душе. Мария мало говорила о себе. Из-за потери памяти у нее не сохранилось воспоминаний о последних трагических событиях, включая все, что было связано с ее кратким пребыванием у Моретты на загородной вилле в Болонье. В ее сознании зиял черный провал, она постоянно чувствовала себя подавленной и скованной.
Иногда Марии казалось, что в густой пелене тумана, обволакивающей ее память, открывается просвет, но эти краткие вспышки ничего не проясняли и лишь пугали ее до смерти.
– Вы боитесь воспоминаний, – говорил ей психиатр, заботам которого Петер доверил ее по рекомендации своего личного врача. Опытный психотерапевт швейцарской школы по имени Роберто Бергонци успешно помог многим пациентам справиться с не менее тяжелыми проблемами. – Вычеркнуть из памяти неприятные события, что ж, это своего рода форма психологической защиты, но она создает значительные трудности для вас, – объяснял он.
После целого года регулярных визитов к врачу Мария не продвинулась ни на шаг: она по-прежнему ничего не помнила, глубоко укоренившийся в ее душе необъяснимый страх вызывал у нее депрессию.
– Не думаю, что мне удастся выздороветь, – как-то раз призналась она психиатру.
– Но вы же хотите вновь обрести самое себя? – спросил доктор Бергонци.
– То, чего хочу я, не имеет значения, – ответила Мария с горькой иронией. – К сожалению, и то, чего хотите вы, тоже не влияет на ход вещей.
Врач ободряюще улыбнулся ей:
– Желание вылечиться – это отправная точка для разрешения проблемы, но мы должны продолжать работать вместе, и я уверен, что в один прекрасный день память вернется к вам, а страх, терзающий вашу душу, исчезнет навсегда.
Петер уговорил ее принять участие в рекламной кампании по выпуску духов «Блю скай». Мария позировала у знаменитого фотографа. Она сделала это из благодарности, но ее состояние ухудшилось.
Петер ухаживал за ней, как родной отец. Он брал ее с собой в деловые поездки, нанял ей учителей, чтобы она научилась играть в теннис, кататься на лыжах, ездить верхом. Специальные преподаватели, носители языка, обучали Марию английскому и французскому. Все это она делала успешно, но без особой охоты. Среди немногих вещей, воспринятых ею с энтузиазмом, была эта поездка в Маранелло. Марии нравились скоростные машины, особенно марки «Феррари». Чтобы доставить ей удовольствие, Петер приобрел для нее последнюю модель «Феррари».
– Машины напоминают мне об одном парне, в которого я была влюблена, – как-то раз призналась она ему.
– У него тоже была быстроходная машина? – спросил Петер, старавшийся с максимальной осторожностью и тактом разузнать о ней как можно больше в надежде помочь Марии разогнать тени, омрачавшие ее прошлое.
– Всего лишь переделанная малолитражка, – неохотно ответила она и быстро сменила тему разговора.
Лимузин и машина сопровождения выехали на автостраду Дель-Соле [39]39
«Дорога Солнца», магистральное шоссе, соединяющее Милан с югом Италии.
[Закрыть].
Мария молча сидела рядом с Петером. Он смотрел на нее с нежностью. Все чаще при виде Марии Петер испытывал желание. Этот ангел, которого он подобрал растерзанным на обочине дороги, завладел его сердцем.
– Мне хотелось бы съездить на кладбище в Каннучето, – вдруг сказала Мария.
– Курс на Болонью, – приказал Петер шоферу.
Через два часа они достигли родной деревни Марии.
– Ты уверена, что хочешь пойти одна? – с беспокойством спросил Петер.
Она с улыбкой кивнула и, выйдя из машины, уверенно направилась по дороге своего детства, вдоль которой тянулись по обеим сторонам высокие тополя, всей грудью вдыхая запах родной земли. Каннучето казалось местом, которого не коснулось течение времени. Немногочисленные местные жители, проезжавшие на велосипедах мимо незнакомой элегантной дамы, оглядывались на нее с любопытством.
Войдя на кладбищенский двор, Мария вспомнила ледяной сумрак январского вечера, когда она в последний раз посетила это печальное место, чтобы проститься с родными.
Кладбищенские дорожки были пустынны, неумолчно стрекотали цикады. Она подошла к могиле семьи Гвиди и остановилась, чтобы прочесть молитву. Затем сняла шляпу из черной соломки, положила ее у могильного камня, освободив массу мягких, пушистых рыжих волос, и преклонила колени.
– Прощайте, – прошептала она, – мама, папа, бабушка, Антарес, Эней, Луиза.
После долгого молчания Мария поднялась и направилась к выходу. Она шла медленно, разглядывая могилы по сторонам дорожки, и случайно ее взгляд упал на плиту, на которой были высечены имена Моретты и Бенито Моранди. Внезапно туман, застилавший ее память, рассеялся, и Мария вспомнила. Закрыв лицо руками и дрожа от ужаса, она вновь услыхала голоса своих мучителей, избивавших и насиловавших ее. Страх приковал ее к месту. Потом она очнулась и бросилась бежать, выбежала из ворот кладбища и кинулась к Петеру, ища защиты в его крепких объятиях.
– Я все вспомнила, – сказала она в слезах. – Теперь я могу рассказать тебе обо всем.
9
Наконец у Петера Штрауса оказались в руках все кусочки мозаики, из которых он намерен был сложить целостную картину событий. Он располагал несколькими важными уликами для установления личности насильников Марии. Она рассказала ему все, начиная со своего приезда в Болонью и до изнасилования на заброшенной сыроварне. Рассказала и о катушках с магнитофонными записями, в подробностях описав тайник, рассказала о смерти Рокко Лигуоро, о роли Антонино в этой трагической истории.
Петер внимательно выслушал Марию, ни разу не прервав, давая ей возможность наконец-то освободиться от мучивших ее кошмаров.
– Моретта знала, она говорила мне, что с ней непременно произойдет что-то ужасное. Она заставила меня пообещать, что я отнесу пленки в полицию, если с ней случится беда. Но прошло уже столько времени… Эти люди могли их обнаружить и уничтожить, – так закончила Мария свой длинный рассказ.
– Нам ничего иного не остается, как поехать и проверить на месте, – предложил Петер. – Давай съездим туда, на холмы. Как ты думаешь, сумеешь узнать эту виллу? – спросил он.
– Думаю, да. Но столько времени прошло… Там наверняка все изменилось, – возразила она.
– Попробовать стоит, – решил Петер. – Но я должен быть уверен, что ты в силах вернуться в это проклятое место, – заботливо добавил он.
– Если ты будешь со мной, ничто меня не испугает. За эти годы я научилась доверять тебе во всем. Ты мой единственный защитник, моя опора, Петер. Ты даешь мне уверенность в себе, – призналась Мария, прижимаясь к нему с доверчивостью ребенка.
Петер провел рукой по ее волосам и вновь почувствовал нарастающее влечение.
– Что с тобой? – спросил он с ласковым упреком, тихонько отстраняя ее от себя. – Становишься сентиментальной? Ты же сильная женщина. Ты всегда была сильной. А теперь у тебя больше нет причин для страха.
Петер предоставил Марии самой сесть за руль, когда они выехали в район загородных холмов, пытаясь найти виллу Моретты.
– Это здесь, – уверенно объявила она, останавливая машину. – Въехать можно вон через те ворота. – Она указала на массивное сооружение из кованого железа. – Вилла вон там.
Здание смутно виднелось за деревьями.
– Похоже, здесь никто не живет, – заметил Петер. И действительно, подъездная дорожка заросла травой, несколько фонарей было разбито, а ставни плотно притворены. – Вилла была собственностью Моретты? – спросил он.
– Она мне говорила, что вилла сдается внаем какой-то швейцарской фирмой. Может, войдем и поглядим, что к чему? – предложила она.
– В настоящий момент мы можем сделать только одно: вернуться домой. Все остальное потом.
Мария вновь завела мотор и тронулась по направлению к Болонье, чтобы выехать на автостраду.
* * *
Они вернулись на озеро к вечерней заре. За лимузином, как всегда, не отставая, следовала машина охраны. Вилла Петера Штрауса возвышалась на мягко закругленном холме и была окружена внушительной стеной со стальными воротами, которые открывались при помощи электроники и были снабжены системой видеослежения, определявшей личность визитера. К тому же вход на виллу денно и нощно охраняли двое часовых.
Подъездная аллея на большом отрезке огибала озеро, от которого была отделена каменной балюстрадой, увенчанной вазами, вырезанными из камня и украшенными орнаментом в виде цветочных гирлянд. Из них свешивались пышные побеги венерина волоса. Вазы чередовались с каменными львиными головами.
Затем дорога, вдоль которой тянулись великолепные вековые магнолии, толстые ивы и благоухающие лимонные деревья, начинала широкими поворотами подниматься вверх ко вторым воротам, вновь преграждавшим путь автомобилям. Над воротами возвышалась надстройка в виде изящной и легкой башенки, ее стены были увиты богато разросшимися ветвями бугенвиллей. Один из часовых включил электронное устройство, чтобы пропустить обе машины. Дом был окружен еще и третьей изгородью с охраняемыми воротами, расположенной вблизи мостика, ведущего в огромный итальянский сад. Сама вилла пряталась в глубине парка.
Когда Мария впервые увидела эти грандиозные крепостные сооружения, они показались ей чрезмерными. Но потом, познакомившись поближе с обстановкой дома и составив себе пусть даже весьма приблизительное представление о величине состояния Петера, она поняла, что все эти предосторожности просто необходимы. В самом деле, джинсы «Блю скай» были для Петера всего лишь детской забавой. Его интересы простирались от медных и серебряных рудников в Южной Америке до австралийского рынка шерсти и долевого участия в капиталах нескольких швейцарских банков. Штраус располагал воздушной флотилией, его корабли бороздили океаны. Все это происходило на условиях полной анонимности. В газетах его имя упоминалось чрезвычайно редко.
Что касалось его частной жизни, Петер установил раздельное проживание с женой через три года после рождения Джанни, их единственного сына. При этом ему удалось избежать скандала и светских сплетен.
Страстным увлечением Петера было коллекционирование произведений искусства. Он скупал по всему миру картины, скульптуру, антиквариат, и все это было сосредоточено в залах громадной виллы на озере Комо.
– Искусство никогда не вызывает у меня разочарования, чего не могу сказать о людях, – часто говаривал Петер. – Знаешь, Мария, – признался он ей однажды, – мне нравится собирать в надежном месте эти исторические реликвии. Я веду с ними разговор, они не дают мне скучать и спасают от одиночества.
Он был богат и могуществен, но при этом разрывался между жаждой жизни и страхом смерти. Прошлое терзало его, напоминая о несведенных счетах, умножая в его душе сомнения и вопросы, на которые он не находил ответов.
– Эта вилла кажется специально выстроенной для того, чтобы восполнить чье-то отсутствие, – как-то раз сказала ему Мария.
– Может быть, твое отсутствие, – ласково подсказал Петер.
Она ничего не ответила.
На вилле время как будто остановилось: мебель, гобелены, утварь – все было выдержано в классическом стиле XVIII столетия.
– Все, что ты здесь видишь, – объяснил ей Петер, – вывезено с берегов Луары, точнее из замка графов Марэ де Ларошфуко, сгоревшего во время революции. Владельцы предусмотрительно эвакуировали всю обстановку прежде, чем их дом был сожжен. Впоследствии мебель, ковры, гобелены, картины, серебро, посуда были частично проданы, а в остальной части раздарены. Ну а я, со свойственным мне упрямством, нашел план замка и множество подробных зарисовок внутреннего убранства, годами вел поиски, покупал на аукционах, у антикваров и у частных лиц по всему миру, но в конце концов в точности воспроизвел всю обстановку.
– Удивительно и странно, – заметила Мария.
– Именно так. Если смотреть со двора, это просто очень большая, но безликая вилла. Внутри же это роскошный замок XVIII века. Один из самых прекрасных, – заявил он с гордостью.
Любуясь чудесным заходом солнца, исчезавшего в водах озера, Мария и Петер пешком пересекли итальянский парк. Когда они вошли в вестибюль виллы, на землю уже опустились вечерние тени, а в чистом небе ярко и отчетливо засиял лунный серп.
Мария поднялась на второй этаж. Ей выдался трудный день, полный переживаний, зато она наконец-то чудесным образом сумела вырваться из-под свинцовой тяжести, гнувшей ее к земле и причинившей столько страданий за последние четыре года. Войдя к себе, Мария решила принять душ и надеть, как она в шутку выражалась, вечерний туалет.
Завернувшись в длинный белый шелковый халат, она прилегла на диване с обивкой из стеганого бархата. Мысленно вновь пробегая события прошедшего дня, перевернувшие всю ее жизнь, Мария опять, как уже бывало не раз, спросила себя, какую, в сущности, роль играет ее присутствие в жизни Петера Штрауса. Она не была ему ни дочерью, ни подругой, ни любовницей. Уже не раз она ощущала, как все ее существо словно ломается под бременем неуверенности. Но потом приходил он, крепкий, как скала, и все ее сомнения пропадали. Однако она не желала быть лишь канарейкой в золотой клетке, куда поместил ее Петер.
В этот день ее душевное равновесие подверглось тяжкому испытанию. Но Мария отметила, что время не изменило и не ослабило силы чувства, которое она испытывала к Петеру.
Она наугад взяла книгу с полки и открыла ее: это был томик стихов Джона Донна.
Мечтая о тебе, тобой владею,
Вся наша жизнь, вся радость лишь в мечтах.
«Какая высокая и благородная мысль», – думала Мария, чувствуя в то же время, что не может целиком ее принять. Возможно, она мечтает о Мистрале, потому что не может им завладеть. Ну а если бы сумела, стала бы она от этого счастливей?
Пока Мария задавала себе этот и другие вопросы, на которые не находила ответа, раздался стук в дверь. Это был Петер. Каждый вечер, когда они оставались на вилле, он заходил навестить ее перед сном.
– Не помешаю? – спросил Петер.
– Присядь, – ответила Мария, обрадовавшись его приходу: Петер отвлек ее от безнадежных и мрачных мыслей.
– Что ты читаешь? – Петер сел в ногах дивана.
Она протянула ему томик, и он открыл его наугад. На полях страницы было написано карандашом его имя рядом со следующими строчками:
Слон – дивное творение природы,
Он столь же безобиден, сколь огромен.
Петер чистосердечно рассмеялся:
– Приятно, когда тебя сравнивают со слоном. Это то, что ты думаешь обо мне? – спросил он с любопытством.
– Это то, что Джон Донн думает о слоне, – сказала она, избегая прямого ответа.
– Отсюда видно, как мало он знает об этих животных: разъяренный слон может повергнуть в ужас всю округу, – заметил Петер, возвращая ей книгу.
– Я очень устала, – Мария решила переменить тему.
– У тебя сегодня выдался тяжелый день. Ты вновь пережила трагические минуты. Обсуди все это завтра с психиатром.
– Я к нему больше не пойду.
– Что-то не так? – встревожился Петер.
– Нет, все в полном порядке. Просто я поняла, что настал момент, когда надо взять себя в руки и посмотреть, удастся ли мне справиться собственными силами.
– Решай сама, – поощрил ее Петер. – Я завтра уезжаю. Меня не будет несколько дней. Давай отложим все до моего возвращения. Согласна?
– Я подожду тебя.
– А ты не хочешь поехать со мной?
– Предпочитаю остаться дома, если не возражаешь. Честное слово, я совершенно без сил.
Петер вновь взял книгу и прочел вслух:
Я дважды глуп: влюблен и это чувство
В элегиях печальных изливаю.
– Я должна тебе верить? – робко спросила Мария.
– Нет. Зверюга моего тоннажа, да еще в таком возрасте, не может говорить о любви, не рискуя показаться смешным. Спокойной ночи, ангел мой. – Он на прощание поцеловал ее в волосы.
– Ты не можешь показаться смешным. Я никогда в жизни не встречала более серьезного и внушающего доверие человека, чем ты. И бывают минуты, когда я нахожу тебя очень привлекательным.
Но этих слов Петер Штраус уже не услышал: он вышел из комнаты, погруженный в печальные мысли, и отправился по длинному коридору в свои апартаменты.
