Текст книги "Любовь императора: Франц Иосиф"

Автор книги: Этон Цезарь Корти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Затем Елизавета отправляется в Париж, где находятся её сёстры: королева Неаполя, графиня Трани и герцогиня Алансонская. В гостиницу императрице наносит визит президент Франции Жюль Греви.

Ещё в Париже Елизавета получает телеграмму, что свадьба Рудольфа назначена на 10 мая. При венском дворе царит всеобщая нервозность. Ожидание и откладывание так мучительно, однако Елизавета всерьёз запретила устраивать свадьбу, пока невеста не сформируется. Но теперь происходит венчание с привычным великолепием. В известном смысле для императрицы это прощание с собственным сыном, ибо теперь, когда он приобрёл жену, он будет рядом с ней ещё реже, чем до сих пор. Оставалось надеяться, что кронпринц станет немного усидчивее и спокойнее. «Он умница, – записывает в своём дневнике 9 июня 1881 года Мария Фестетич, – но молодым и послушным он никогда не был. А теперь? Мне немного страшновато».

Кронпринц Рудольф ещё совершенно неуравновешен, в нём всё кипит. Он склонен сильно преувеличивать либеральные взгляды. Он видит, что все у его ног, что все женщины от горничной до принцессы готовы уступить ему, и в результате теряет уважение ко всему на свете, а если он, уединившись, сидит за письменным столом и читает и занимается науками, то всё больше поражается человеческой глупости, проникается некоторым презрением к людям. У кронпринца отличные задатки, у него светлый ум, но он не знает меры. Елизавете это неведомо, потому что она не видит, как держится Рудольф с другими. Императорская чета вообще мало знает о личной жизни сына. Он всегда был скрытным.

Ни о чём не подозревающая императрица продолжает жить привычной жизнью. Остаток лета по-прежнему проходит в верховой езде и пеших прогулках. Нередко они проходят при затяжных дождях. Елизавету это нисколько не останавливает. В сентябре Франц Иосиф радует императрицу известием, что собирается построить ей и себе «на старость» дом в Тиргартене Лайнуа. В середине сентября двор отправляется в Гедель, где начинается осенний охотничий сезон. Там снова брат императрицы, герцог Людвиг, с баронессой Валлерзее. Иногда в круг общения императрицы попадают посторонние люди. Так, однажды ей представили некоего английского фабриканта, который собирался рассказать ей о каком-то новом изобретении. Он пришёл, когда Елизавета готовилась отправиться на прогулку и собиралась уже сесть в седло.

   – Вы умеете ездить верхом? – спросила она пришедшего.

   – Да, – как-то робко ответил фабрикант. Ему пришлось быстро переодеться в соответствующий костюм и сопровождать императрицу. Во время скачки англичанин должен был изложить ей своё дело. Бешеным галопом Елизавета проскакала рядом с ним целых сорок минут по лесу. Сомнительно, чтобы она многое поняла из его рассказа. Обливаясь потом, англичанин слез с лошади и признался:

   – Это были самые быстрые сорок минут за всю мою жизнь!

Елизавета восторженно пишет об этом Францу Иосифу.

Пребывание в Венгрии пришлось прервать. 11 октября от паралича сердца неожиданно скончался преемник Андраши барон Хаймерле; кроме того, в конце месяца ожидался приезд королевской четы из Италии. 27 октября Елизавета навещает совершенно отчаявшуюся вдову министра, прощаясь, она думает: «Страшно даже представить себе, как эта бедная женщина, боготворившая своего мужа, наспех попрощалась с ним, ничего не подозревая, а спустя час, вернувшись домой, нашла его мёртвым. Мимолётное прощание обернулось вечным».

Елизавета теперь, показываясь на людях, слишком часто скрывает своё лицо за веером, за это на неё обижаются, а слух о её странностях начинает распространяться по всей империи, газеты тут же печатают статейки о «странной женщине». Но в них ни слова не говорится о том, что императрица безбоязненно посещает холерные бараки, и знаменательно, что нашёлся всего один журнал – причём, юмористический журнал «Кукареку», – который дал отпор недоброжелателям...

В конце октября прибывает король Умберто и его супруга королева Маргарита. Хотя королева не блещет красотой, она нравится Елизавете. Итальянцы вновь в восторге от императрицы. Эта симпатия скрашивает Елизавете тяготы напряжённых дней, когда непрерывная череда празднеств, чаепитий, придворных концертов, театральных представлений, а также необходимость менять туалеты не менее пяти раз в день совершенно расшатывают нервы императрицы. Она счастлива, когда получает возможность опять очутиться в своём милом, тихом Геделе, всё большей любовью к которому проникается и Франц Иосиф.

Вечером 8 декабря – император как раз ужинает – Францу Иосифу приносят срочную телеграмму. Он пробегает её глазами, и она буквально падает у него из рук.

– Бургтеатр охвачен пламенем, – говорит он едва слышно. – Таафе телеграфирует, что люди спасены, но кто знает, так ли это на самом деле.

Император тут же поднимается из-за стола и бросается к Елизавете, которая в последнее время привыкла ужинать отдельно, поскольку довольствуется одним стаканом молока перед сном. Весьма скоро выясняется, что поспешная телеграмма Таафе не соответствует действительности – и на самом деле разразилась ужасная катастрофа. Сотни людей в горящем театре ринулись к дверям, которые открывались только внутрь, совершенно их закупорили и погибли в огне, передавив в панике друг друга. Театр превратился в настоящую печь, и несчастная публика, наслаждавшаяся чарующими мелодиями «Сказок Гофмана», большей частью нашла ужасную смерть. Франц Иосиф и Елизавета были совершенно потрясены, про охоту забыли и думать. Было сделано всё, чтобы облегчить участь людей, потерявших родных и близких. Среди погибших в огне находился и сын баронессы Вечера.

Это трагическое событие усилило и без того повышенную в последнее время нервозность Елизаветы, что незамедлительно проявилось в удвоении физической подвижности императрицы. Верховая езда больше не привлекает её так, как прежде, и теперь она ежедневно совершает кроме езды верхом продолжительные пешие прогулки.

Лучше всего Елизавета чувствует себя только в самом тесном кругу. Бал при дворе – для неё подлинная мука, но очаровательный молодёжный бал в честь Валерии – удовольствие. На него приглашены семнадцать маленьких девочек-подростков, сплошь младшее поколение Кински, Ауэршперг, Менсдорф, Траутманнсдорф, Шварценбергер и так далее. Император весело танцует с ними, Елизавета очаровательна в роли матери для всех этих детей.

Масленица ещё не кончилась, а императрица опять отправляется в Англию на очередную, ставшую уже привычной, конную охоту, однако прежней радости она уже не испытывает.

Во время недолгого пребывания императрицы герцог д’Омаль устраивает в своём великолепном замке в Шантийи, когда-то принадлежавшем принцу Конде, грандиозную охоту на оленей. Все охотники облачены в костюмы минувшей эпохи. В качестве руководителя охоты герцог во главе охотничьего общества встречает Елизавету у ворот замка. Среди участников все принцы королевской крови. Раздаются звуки старинных охотничьих фанфар. Затем охотники пускают лошадей галопом и вскоре торжественно вручают Елизавете трофей.

Однако всё происходящее напоминает Елизавете театральный спектакль, не более. Отголосок минувшего. Это словно намёк. Да и к охоте императрица охладела, бешеная скачка не доставляет уже ей былой радости... Всё это когда-то было и больше не повторится. Заниматься в Англии верховой ездой Елизавета отныне не будет.

Глава одиннадцатая

В Вене император встречает Елизавету на вокзале. Глаза его при этом всегда светятся, он бесконечно рад её возвращению. Но тут опять неожиданная помеха – визит высокопоставленного лица. У русской великой княгини слабые лёгкие, и она направляется в Италию. Она рассказывает ужасные вещи о Петербурге, где и после убийства царя[56]56
  «... после убийства царя» – Александр II по приговору исполнительного комитета «Народной воли» был убит в Петербурге 1 марта 1881 г. бомбой, брошенной И. И. Гриневицким. До этого на царя было совершено несколько покушений: Д. В. Каракозовым (1866), А. Березовским (1867), А. К. Соловьёвым (1879), осенью 1879 г. организован народниками взрыв царского поезда, а в феврале 1880 г. – и взрыв в Зимнем дворце, устроенный С. Н. Халтуриным.


[Закрыть] анархисты продолжают терроризировать всех, и никто из членов царской семьи и высших чиновников империи не может поручиться за свою безопасность. Стоит великой княгине заговорить о Петербурге, как на глаза у неё наворачиваются слёзы.

   – Там я никогда не поправлюсь. Страх за близких убьёт меня. Когда мой муж уходит из дома, я всегда спрашиваю себя, вернётся ли он живым.

Елизавета оказывается у великой княгини как раз во время смены караула. Вдруг русская замечает, что площадь перед дворцом заполнена людьми. Насмерть перепуганная, она спрашивает:

   – Что хотят все эти люди?

   – Они ждут, когда заиграет музыка и начнётся смена караула, только и всего.

Когда затем император в сопровождении одного адъютанта отправляется в Шёнбрунн, великая княгиня безмерно удивляется отсутствию какого бы то ни было эскорта.

   – Как? А где же гвардия?

   – Зачем? Люди рады взглянуть на своего императора...

   – Счастливая страна! Такой стране остаётся только позавидовать!

Великая княгиня не может прийти в себя от изумления...

После Англии Елизавета охладела к занятию конным спортом и у себя на родине. Вместо этого она начинает очень много ходить пешком, можно даже сказать, совершать пешие походы, причём быстрым шагом. Единственная из дам, которая не уступает ей в этом, – графиня Фестетич, и порой и ландграфиня Фюрстенберг. «Я находилась до смерти», – записывает после одного из таких походов Мария Фестетич в своём дневнике. Но внешне она не хочет показать вида. Собственно говоря, они не идут, а не переставая бегут всю дорогу, а это так тяжело для спутников императрицы.

В апреле возобновляется охота в Гединге, затем 19 апреля императрица присутствует на весеннем смотре в Шмельце. По пути домой Марии Фестетич приходится сообщить Елизавете печальную весть о смерти знаменитой наездницы Эмили Луассе, которая разбилась, упав неудачно с лошади во время циркового представления. Елизавета очень симпатизировала этой элегантной, чрезвычайно искусной женщине, заслуживавшей всяческого уважения. Мария Фестетич намеренно описывает это смертельное падение со всеми подробностями, стремясь побудить и императрицу ездить осторожнее. Но необходимости в её предостережении нет: теперь Елизавета ездит не только гораздо меньше, но и значительно осмотрительнее.

23 апреля императрица отправляется в очередной продолжительный поход. Её сопровождает флигель-адъютант барон фон Гемминген, некий профессор и графиня Фестетич. Эта так называемая прогулка рассчитана на пять-шесть часов. По возвращении флигель-адъютант заявляет:

   – Вот это прогулка! Ваше величество! Настоящий рекорд! Впрочем, мне, охотнику, не привыкать ходить пешком!

В Бурге запоздалых путешественников уже поджидает озабоченный император. Он успокаивается, лишь увидев наконец Елизавету.

   – Вы ещё живы? – спрашивает он Марию Фестетич.

   – Не знаю, что и сказать, Ваше величество. Чувствуем мы себя превосходно, только умираем от голода. Мы совсем ничего не ели.

На это Франц Иосиф со смехом замечает:

   – Этого ещё не хватало... Это просто неслыханно! И бедному Геммингену пришлось вынести это так называемое удовольствие. А теперь быстрее за стол!

Вскоре все перебираются в Офен. И здесь Елизавета не прекращает свои многочасовые походы. Нередко продолжительность таких променадов растягивается до шести часов, и кайзер, покачивая головой, слушает доклад начальника полиции, что его подчинённым нелегко обеспечить безопасность Её величества, поскольку никто заранее не знает маршрута этих походов, так как Елизавета имеет обыкновение отправляться в путь куда глаза глядят, без всякого плана.

В июне, при традиционном посещении родных мест, императрица пытается совершить переход пешком из Фельдафинга в Мюнхен. В июле тоже начинаются прогулки в горы; чтобы отправиться вместе с ней, необходимо очень хорошо ходить пешком. 9 августа германский император в свои восемьдесят лет наносит визит в Ишль и замечает:

   – К сожалению, из-за слишком далеко зашедшей юности я уже не могу сопровождать Ваше величество в таких прогулках.

С ним чрезвычайно любезны, вечером его ведут в театр на спектакль «Обещание позади плиты», не задумываясь над тем, что в этой пьесе высмеивается пруссак.

На сентябрь планируется поездка императора в Триест и Далмацию. Министр-президент граф Таафе настоятельно желает этого, чтобы сгладить впечатление от подавленного в этом году восстания в Кривошийе, самой южной области Далмации, и оказать противодействие итальянской националистической ирреденте[57]57
  Ирреденте – от итал. Italia irredenta, то есть «неосвобождённая Италия», ирредентисты – итальянская политическая партия, требовавшая присоединения к Италии всех находящихся под чужеземным владычеством областей, население которых говорит на итальянском языке (Южный Тироль, Триест, Истрия, Ницца, Корсика, Мальта и др.).


[Закрыть], приобретающей влияние в Триесте. При дворе все без исключения считают эту поездку весьма опасной. Можно не сомневаться, что тут или там на императора попытаются совершить покушение. Франц Иосиф собирается ехать один. Однако Елизавета, как всегда, оставаясь верной себе, считая, что мужу угрожает опасность, настаивает на том, чтобы сопровождать его. Её заботит судьба мужа, и она возмущается тем, что Таафе и наместник в Триесте втравливают императора в эту авантюру. Чутьё подсказывает ей истину.

14 сентября Рим покидают два заговорщика[58]58
  «...Рим покидают два заговорщика» – на австрийского императора Франца Иосифа, который 17 августа 1882 г. прибыл в Триест, были подготовлены два покушения. Исполнитель одного из них, дезертир Оберданк, был арестован и повешен; другой – аптекарь Рагоза – бежал и был арестован на итальянской территории, но судом присяжных в Удине оправдан.


[Закрыть], в том числе Гульельмо Оберданк, чтобы выбрать удобный момент и отомстить мнимому тирану своего родного города Триеста.

16 сентября императорская чета под проливным дождём добирается до унылого Мирамара. Между тем бдительное посольство дало знать о заговорщиках, и едва те пересекли границу, как самый опасный из них был арестован.

В Мирамаре Елизавета вдвоём с Марией Фестетич, несмотря на проливной дождь, совершают по главной улице пешую прогулку до самого Триеста и обратно. Домой они возвращаются промокшие до нитки. В Триесте императорскую чету принимают 17 сентября. Все крайне возбуждены и взволнованы, только и говорят о покушениях, поэтому свита подозрительно озирается по сторонам. К счастью, открытие выставки проходит без каких бы то ни было происшествий. Каждый рад вечером оказаться дома целым и невредимым. На следующий день Елизавета выходит из дому, и в глаза ей бросаются надписи, сделанные чёрной краской на цоколе какой-то статуи: «Да здравствует Оберданк!».

Франц Иосиф собирается один посетить казарму и госпиталь, но Елизавета добивается того, чтобы пойти вместе с ним. Когда подают карету, она в сопровождении своей собаки по кличке Плато уже ждёт его. Елизавета внушает императору, что должна сесть слева от него – то есть со стороны побережья, потому что якобы не может сидеть на солнце. В действительности она делает это, поскольку считает, что таким образом сможет лучше защитить императора. Франц Иосиф берёт с собой минимальную свиту:

– Нужно захватить с собой только тех, без кого никак не обойтись, – считает он, – здесь действительно везде подстерегает опасность.

Вечером на пароходе компании Ллойд должен состояться бал. Море сильно штормит, и льёт проливной дождь. По мокрой мраморной лестнице императорская чета в сопровождении свиты спускается от Мирамара, как некогда Максимилиан и Шарлотта, отплывавшие навстречу неизвестности. Происходящее напоминает маскарадное шествие. Все облачены в непромокаемые плащи, в том числе и сам император, у плащей подняты капюшоны. Лакеи освещают путь факелами. Процессия садится в баржу, которая покачивается на воде у подножия лестницы и тут же, борясь с волнами, покидает защищавшую её гавань. Императрица сидит неподвижно, словно мраморное изваяние, в ярком свете лодочного фонаря; лицо у неё спокойное, задумчивое, как всегда, когда она чем-то озабочена. Франц Иосиф весело болтает, чтобы как-то разрядить серьёзную ситуацию. Мария Фестетич думает о министре-президенте Таафе, который должен нести ответственность за всё это рискованное предприятие, а сам наверняка расположился с сигарой во рту в удобном кресле, в тепле и уюте. И это в то время, когда императорскую чету глухой ночью шторм носит по волнам в какой-то ореховой скорлупе. Позади виднеется Мирамар, озарённый каким-то магическим светом, будто сказочный замок. Канонерская лодка «Люцифер», которой предстоит доставить августейшую пару на пароход, ярко иллюминирована и украшена флагами. Когда барка причаливает к трапу лодки, оказывается, качка столь сильна, что императорская чета со свитой попадают на борт с огромным трудом, рискуя жизнью. Звучит императорский гимн, временами заглушаемый криками «ура», но все дрожат от холода и волнения. Судно сразу же разворачивается к живописному Триесту, амфитеатром поднимающемуся вверх и сверкающему тысячами огней. Елизавета любуется этим зрелищем и с улыбкой произносит:

– Это напоминает мне Валерию, когда она была ещё совсем мала. Как и остальных детей, ей нравилось всё то, что таило в себе опасность, и я всегда говорила ей: «Смотреть можно, а дотрагиваться нельзя!».

В этот момент сверкнула молния и раздались ужасные раскаты грома. Улыбка замерла на лице императрицы, и она снова сделалась серьёзной. Когда «Люцифер» причаливал к пароходу «Берениче», где намечалось устроить бал, непогода достигла своего апогея. Оказалось, что перебраться с одного судна на другое на этот раз совершенно невозможно. Приходится запастись терпением и ждать целый час. Между тем невзирая на разгул стихии, на пароходе пускают фейерверк: сотни ракет просто не желают взлетать, другие всё же поднимаются в небо, и сверкающие россыпи их огней соединяются с ослепительным блеском молнии. Наконец каким-то чудом с парохода на «Люцифер» удаётся перебраться наместнику, и он умоляет Их величеств больше не подвергать себя опасностям, которые таит непогода. Впрочем, причина не только в разгуле стихии: на «Берениче» внезапно обнаружили течь, и все мужчины встали к помпам, но об этом, правда, императору не сообщают.

«Люцифер» вновь медленно поворачивает к сияющему Мирамару. Непогода немного стихает, и на всё ложится отпечаток какой-то дикой романтики. Однако Франц Иосиф, который не отличается поэтическим отношением к окружающему, разом разрушает это настроение.

   – Графиню Фестетич сейчас будет тошнить... Взгляните только, как она побледнела, – замечает он сухо.

На следующий день всё залито солнцем, на море стоит полный штиль, в саду великолепие цветов. Перемена по сравнению с тем, что творилось накануне, настолько разительна, что трудно себе даже представить! По гладкому как зеркало морю императорская чета отправляется в Дуино к князю Таксису. Там устраивается грандиозный обед. Один из приглашённых выпивает содержимое чаши для полоскания рта, после чего становится удивительно тихим. Елизавета видит это и изо всех сил сдерживается, чтобы не засмеяться. Но вскоре всё забывается. Лишь когда Их величества вновь вернулись в Геделе и Елизавета делится своими переживаниями с Валерией, всё её негодование прорывается наружу, она до слёз возмущена не только оказанным приёмом, но и неблагоразумным поступком Таафе. Когда министр-президент является к Их величествам и с видом победителя – ведь всё закончилось благополучно – рассуждает о всесторонне продуманных им мерах предосторожности, Елизавета не выдерживает, выходит из себя, обрывает его и говорит ледяным тоном:

   – Тем, что всё прошло так хорошо, мы обязаны исключительно милости Божьей!

Затем она слегка наклоняет голову, вынуждая Таафе стоять.

Очутившись на родине, императрица сразу же возвращается к привычному образу жизни. Теперь императрицу с каждым днём всё больше увлекает фехтование. Ей нанимают собственного учителя и в самое короткое время Елизавета добивается огромных успехов в этом искусстве, которому она отдаётся целиком, как и всем своим начинаниям, и принимает его всерьёз. «Отпуск» на этот раз императрица собирается провести в Баден-Бадене. Туда она берёт своих лошадей, и её жизнь там – настоящий культ движения. Утром – гимнастика, затем – фехтование, затем – шесть часов бега по окрестностям или продолжительная верховая прогулка в горы и по равнине. Теперь уже и Валерия, которой исполнилось пятнадцать лет, иной раз может сопровождать императрицу. Начало лета она опять встречает на родине. 8 июня ей удаётся пройти пешком по дороге под палящим солнцем от Мюнхена до Фельдафинга, почти до дома. На этот поход Елизавета затратила семь часов, но она продолжает добиваться большего. Всё происходит тайком, и никто не знает, когда императрица уедет и что она собирается предпринять. Она всегда подчиняется внезапно пришедшей в голову идее. С беспокойством Елизавета слышит о странностях короля Людвига, которые год от года только усугубляются. Со времени неожиданной смерти Вагнера, последовавшей в Венеции 13 февраля 1883 года, болезненное стремление короля отгородиться от окружающего мира ещё больше усилилось, и его образ жизни вызывает самые серьёзные опасения за его будущее, Елизавета пытается защитить короля. Уже в силу родства с ним ей неприятно, что после изоляции принца Отто и Людвига часто совершенно открыто называют душевнобольным. В июле Елизавета возвращается в Ишль. Там её пешие походы превращаются в настоящие, говоря военным языком, форсированные марши. Рекорд продолжительности похода достигнут во время экскурсии к озёрам Лангбатзеен и к озеру Аммерзее. Он составляет восемь и три четверти часа. Все уже опасаются за здоровье Елизаветы, которая делается всё худее и бледнее. Даже Валерия обращается в трогательных стихах к святому Георгию с просьбой всегда защищать от опасностей женщину, подарившую ей жизнь... Валерия очень любит мать, но не разделяет её пристрастия ко всему венгерскому. Напротив, ей кажется обидным, что с Елизаветой, а по её требованию даже с отцом, она вынуждена говорить по-венгерски.

2 сентября 1883 года у кронпринцессы Стефании родилась дочь, Валерия с Елизаветой едут в Лаксенбург, где в колыбельке лежит прелестный, словно маленький ангел, белокурый ребёнок. Эрцгерцогиня плачет, сокрушаясь по поводу того, что это девочка, на что Рудольф замечает:

– Это ничего! Ведь дочь намного милее!

«Даже мама находит, что это не страшно», – записывает Валерия в своём дневнике.

Общий язык она больше находит с отцом. Когда приходит император, у неё появляется чувство, что здесь снова тот, кто чувствует и думает, как она. Всякий раз Валерия собирается попросить у отца разрешения говорить с ним по-немецки. Однако сомнения, которые она испытывает всегда и по всякому поводу, удерживают её от этого шага, ибо она опасается обидеть мать.

Зима проходит без особых происшествий. Апрель снова застаёт Елизавету в дороге: на этот раз она едет поправлять своё здоровье. Из-за чрезмерного увлечения походами в ногах у неё появились боли (ишиас), болезнь вследствие постоянного беспокойства начинает прогрессировать. Елизавету внезапно охватывает серьёзная тревога, и в начале мая она спешно едет в Амстердам. Собирают консилиум, и некий гейдельбергский врач уверяет, что диагноз знаменитого Мецгера ошибочен. Тем не менее императрица соглашается пройти шестинедельный курс лечения, после того как Мецгер разрешил ей ходить, ездить верхом и заниматься фехтованием. Обер-гофмейстер Елизаветы барон Нопча относится ко всему этому довольно скептически, считая, что императрица одобрила лечение только потому, что врач дал ей такое разрешение. «Боюсь лишь, – признается он в письме к Иде Ференци, – этот Мецгер не представляет себе, как выглядит ходьба, верховая езда и фехтование в понимании Её величества». Поскольку императрице предстояло ещё долго находиться в Амстердаме для прохождения курса массажа, она была вынуждена отправить свою дочь домой в сопровождении графини Фюрстенберг.

Разлука с Валерией делает её несчастной, лечение неприятно, а ждать улучшения самочувствия не приходится, потому что императрица продолжает слишком много ездить верхом, ходить и заниматься фехтованием. Елизавета сообщает дочери все подробности своего пребывания в Амстердаме, пишет: «Мне нигде нет покоя без моей Валерии. Теперь опять пора идти к Мегеру, который находит, что я постарела, а моё лицо сделалось морщинистым».

В отсутствие матери Валерия наконец собирается с духом и просит отца разрешить ей говорить по-немецки. Свою просьбу она высказывает ещё по-венгерски, на что император с удовлетворением отвечает:

– Да, разумеется, говори только по-немецки.

Между тем в середине июля Елизавета приезжает в Фельдафинг. Она загорела, прекрасно выглядит, но ещё по-прежнему очень нервозна и восторгается Мецгером и его суровым нравом. Он добился, по крайней мере, что императрица теперь регулярно и добросовестно ест и не голодает, к чему она привыкла за последние годы для сохранения изящества своей фигуры. Поскольку ожидается приезд кронпринцессы Стефании, Елизавета возвращается в Ишль.

Когда Вильгельм I, удивительно бодрый для своих восьмидесяти семи лет, будучи проездом, посетил 6 августа императорскую чету в Ишле, он поинтересовался у Валерии, оставшись на мгновение с ней вдвоём, сопровождает ли она свою маму в её «форсированных маршах». Чем старше делается Валерия, тем теплее её отношения с Елизаветой. Она сама видит, что очень похожа на мать, и они прекрасно понимают друг друга. «Однако, – записывает Валерия в своём дневнике, – нас разделяет столько непреодолимых барьеров, которых не существовало бы, не будь у нас одинакового твёрдого характера, сходных смелых безапелляционных суждений, одной и той же мечтательной восторженности, которая обусловлена столь несхожими причинами».

Вскоре приезжают погостить Гизела с Леопольдом, и Франца Иосифа постоянно раздражает, когда он видит, что при каждом удобном случае Елизавета отдаёт предпочтение Валерии перед старшей дочерью.

Осень опять застаёт Елизавету в Геделе и Офене. 11 ноября туда пребывает с визитом королева Кармен Сильва[59]59
  Кармен, Сильва – королева румынская Елизавета (Полина Огтилия Луиза), принцесса Нейвидской, племянница русской великой княгини Елены Павловны, при дворе которой она жила несколько лет в Петербурге. Елизавета училась музыке у А. Г. Рубинштейна. В 1869 г. она вступила в брак с королём румынским Карлом. После смерти единственного ребёнка (дочери, умершей в четырёхлетием возрасте) Елизавета стала усиленно заниматься литературной деятельностью, избрав псевдоним Кармен Сильва.


[Закрыть]. Она небольшого роста, по-юношески подвижная, несмотря на свои сорок лет, с приветливым, свежим и очень румяным лицом. Она прекрасно ладит с Елизаветой и также убеждает императрицу заняться поэзией, ибо во многих житейских ситуациях это прекрасная отдушина. Валерия с интересом наблюдает за Кармен Сильвой: раздражает её только то, что Андраши сопровождает королеву и за столом садится рядом с ней. Дочь императора ненавидит этого человека и полагает, что и он питает к ней, по крайней мере, такую же ненависть...

В последнее время императорскую семью нередко можно видеть в Бургтеатре. Елизавета, правда, бывает там реже, только когда играет Левинский, которого она временами вызывает и в замок для чтения лекций.

Франц Иосиф, наоборот, появляется в театре часто. С ноября 1883 года в Бургтеатре выступает новая актриса по имени Катарина Шратт, которая играет Лорле в «Деревне и городе». Императору она очень нравится, особенно в роли Элен в комедии «Руки фей». Он видит в ней истинное дитя Вены. Простую, скромную и естественную, бесконечно далёкую от всевозможных скучных церемоний, которые постоянно его окружают. Император усматривает в ней нечто общее с женой; правда, она не так сложена и не так необычна, как Елизавета, а главное, она никогда не выглядит несчастной, охваченной мировой скорбью. Лично он с ней ещё не знаком, но такой она, по крайней мере, кажется со сцены.

Кронпринцу эта актриса нравится меньше. У него совершенно иной вкус. Сейчас его одолевают свободолюбивые, идеалистические мысли. В своё время такой период переживала и Елизавета. Теперь у неё это прошло. Императрица всё больше отдаляется от сына ещё и потому, что у неё нет настоящего контакта с кронпринцессой Стефанией. И, как это обычно бывает, если два человека не подходят друг другу, они избегают встречаться, чтобы не дать повода к столкновениям. Это объясняет более редкое общение Елизаветы с сыном. Он, хотя не был слишком щепетильным в отношении супружеской верности и, напротив, вёл довольно разгульную жизнь, которую, правда, тщательно скрывал от своих родителей и собственного окружения, тем не менее привязан к своей жене, пишет ей самые нежные письма и всякий раз возвращается домой к ней и дочери.

В январе 1885 года Елизавета храбро участвует в устройстве традиционных придворных и общественных балов в первую очередь в Будапеште, после чего ощущает такую усталость, что уже 19 января на несколько дней отправляется отдохнуть к морю, в Мирамар. В марте она вынуждена повторить курс лечения у доктора Мецгера и едет в Голландию в сопровождении всего одной придворной дамы. Помня о своём разговоре с маленькой Валерией, под влиянием творчества Гейне и поэзии моря императрица снова, спустя тридцать один год, обращается к сочинительству. Главные темы её стихов – море и образ героического Ахилла. Первое стихотворение рождено воспоминанием о его статуе в парке Мирамара.

Елизавета обдумывает всю свою прежнюю жизнь и вызывает в памяти все радостные и печальные её страницы. Так рождается своего рода автобиографическое стихотворение под названием «Бабочка», описывающее жизнь императрицы с ранней юности вплоть до бегства на Мадейру, и на этом обрывается. В нём она сравнивает себя с бабочкой, которая расправляет крылышки, наслаждается прекрасной жизнью и считает землю раем.

Курс лечения близится к концу. Теперь она принимает решение возвращаться на родину через Гейдельберг и Фельдавинг. Елизавета самокритично оценивает стихи, написанные за последний месяц. Прекрасно понимая, что её стихи – не шедевры, она выбрасывает большую их часть в море во время лодочной прогулки. Из Гейдельберга она вместе с Валерией собирается в Швейцарию взглянуть на руины Габсбурга. Однако посланный по дипломатическим каналам запрос в Берн убеждает, что швейцарское правительство неодобрительно относится к визиту императрицы Австрии в это бывшее владение Габсбургского дома. Тогда было слишком много разговоров о том, будто бы Франц Иосиф намеревается приобрести его, а этого федеральный совет Швейцарской Конфедерации не желал.

Конец мая Елизавета проводит в Фельдавинге, где у неё появляется свободное время для чтения. «Илиаду» она выучила почти наизусть. Известия о фантастических находках в раскопках Шлимана в Тиринсе приковали к себе всеобщее внимание, и императрице безумно хочется собственными глазами увидеть место, где разворачивались события, описанные в поэме. Она с головой уходит в мир идей Гомера. «Тело моё ещё здесь, – пишет она 10 июня 1885 года, – а сердце моё уже в Трое. Если бы мне удалось попасть туда!»

20 июня Елизавета с обеими дочерьми, Гизелой и Валерией, посещает королевский замок на Острове роз. Она в благосклонном настроении, прощается со своей молодостью и делается почти сентиментальной. На память ей приходит и то приключение на бале-маскараде в 1874 году. Елизавета больше никогда не видела того молодого человека, только время от времени встречала в газетах его имя и с тех пор, как в 1876 году её придворные дамы безуспешно пытались заполучить назад письма императрицы к Фрицу Пахеру, она не встречала его и не писала ему. Теперь Елизавета пишет стихотворение, которое она называет песнью жёлтого домино и охотно отправила бы ему. После столь долгого перерыва Елизавета пишет Фриц Пахеру послание, подписывая его, как и прежде, Габриела, прося сообщить ей свой точный адрес и прислать свою фотографию. Письмо повергает адресата в небывалое изумление и волнение. Он опасается стать жертвой розыгрыша и, стараясь проявлять осторожность, не посылает своей фотографии, но адрес сообщает и пишет в ответ следующее: