Текст книги "Любовь императора: Франц Иосиф"

Автор книги: Этон Цезарь Корти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Будет ли какой-нибудь толк от этой поездки в Райхштадт? – сомневается Елизавета. – Боюсь, разразится большой скандал, который постоянно предсказывает Нене... Я велю сказать Андраши, чтобы он убедил тебя отправиться в Фельдафинг. После того как твой высокий ум так перенапрягся из-за дел в империи, тебе необходимо дать ему отдохнуть в кругу нашей семьи в Посси.

Однако Франц Иосиф не в силах освободиться от дел. Жене приходится ехать на родину одной. Лето проходит в Баварии и в Ишле, а в первые сентябрьские дни императрица вновь решает ненадолго съездить на Корфу, который так восхитил её четырнадцать лет назад. 13 сентября после непродолжительной остановки на Корфу она снова в своём замке Мирамар под Триестом, откуда направляется прямо в Геделе к началу сезона верховой охоты. Там вновь собралось большое общество. Здесь и герцог Людвиг с женой и дочерью. Хотя Елизавета и любит брата, она замечает по этому поводу:

– Хорошо, что его жена именно Генриетта – любая другая давно бы бросила его, а с ней он счастлив.

Елизавета занимается теперь восемнадцатилетней дочерью брата Марией, намеренно приближает к себе молодую «морганатическую племянницу» и собирается сделать эту родственницу целиком преданной ей подругой. Мария, носящая титул баронессы фон Валлерзее, знакомится с императорской семьёй, в том числе и с восемнадцатилетним кронпринцем, который духовно и физически намного опережает свой возраст. Графиня Фестетич относится к девушке с недоверием. Что-то в ней – она не может понять, что именно – вызывает у неё антипатию. «У меня такое ощущение, – пишет графиня, – что она – как бы выразиться поделикатнее – не искренняя, что она талантливо играет свою роль».

Поохотиться в Гедель приехал и «пилот» императрицы в Англии, капитан Мидлтон. Человек он скорее некрасивый и производит впечатление только потому, что выглядит в седле поистине элегантно. Франц Иосиф находит Мидлтона весьма симпатичным, а все кругом потешаются над его дурным знанием немецкого языка, поскольку он безбожно путает слова. Между тем охота не прекращалась ни на день. При этом, естественно, плелись тысячи интриг. «Каждый стремится быть руководителем охоты, – пишет Елизавета мужу, – как в министерстве каждый стремится быть министром». В Геделе Елизавета прямо-таки не выходит из школы верховой езды. Страсть к лошадям, к этим благородным животным достигает своего апогея. Императрица посещает конные заводы в Кисбере и Кладрубе. Когда в феврале 1877 года Елизавете снова приходится вернуться в Вену, где, как она выражается в письме к матери, «её ожидают одни мучения», она утешает себя тем, что станет брать уроки наивысшего мастерства во всемирно известной, не имеющей себе равных испанской придворной школе верховой езды.

Такое безудержное увлечение охотой и верховой ездой является внешним проявлением той самой нервозности, которая в последние годы всё сильнее изнуряла Елизавету. Ещё один симптом этой нервозности императрицы – переходящий все грани страх за здоровье маленькой Валерии. Люди из окружения Елизаветы находят, что такая слепая материнская любовь внушает опасение. Стоит только Валерии подхватить небольшой кашель, как все планы императрицы оказываются тут же перечёркнутыми.

Отношения с Францем Иосифом при этом у неё отличные. Император трогательно любит жену. Он не устаёт повторять ей: «Ты – мой ангел-хранитель». Елизавета прекрасно владеет искусством поддерживать его интерес к себе. Разумеется, особенности её характера не всегда по душе императору, но скучать с ней ему никогда не приходилось. Она умеет без какой бы то ни было позы пробуждать его желание – это свойство её натуры, и Франц Иосиф по-прежнему очарован ею, словно юный любовник. Он с улыбкой терпит все странности Елизаветы. Время от времени, когда ему становится совсем уж невмоготу от её причуд, он просто не принимает в них участия. Так, например, он ни за что не хочет взглянуть на сросшихся негритянских девочек, которых заказала для себя Елизавета. Не понимает он и самого последнего увлечения императрицы. Это маленький безобразный мавр по имени Рустимо – подарок вице-короля Египта. Валерия, которой он должен стать товарищем в играх, тоже побаивается этого «чёрного дьявола» и привыкает к нему очень медленно. Придворный штат в ужасе от него. Учителя, воспитатели, гофдамы и прочие не желают ездить с ним в одной карете и вообще иметь с ним дело.

Елизавета не забывает хлопотать теперь о будущем Марии Валлерзее. Она обещала брату позаботиться о счастье девушки, и вот некий граф Георг Лариш проявил к ней интерес. Марии Фестетич предстоит отправиться вместе с девушкой в замок Зольца. 8 сентября Мария Валлерзее обручается с графом. Правда, графиня Фестетич сомневается, что невеста питает достаточное расположение к жениху, но императрица считает, что если эта свадьба по душе другим, то и у неё нет возражений. После этого эпизода в Геделе продолжается жизнь, заполненная охотой и верховой ездой. Кронпринц тоже не знает устали, охотится на лошади и пешком, на рассвете идёт на орла, однако предпочитает псовую охоту. Императрица мечтает, чтобы снова отправиться на охотничий сезон в Англию. Поездка намечена на конец года; вместе с Елизаветой в Англию должен поехать и кронпринц, чтобы приобрести там внешний лоск. Но она не хочет, чтобы в Англии сын участвовал вместе с ней в верховой езде, понимая, чем это ему грозит: верхом он ездит далеко не так хорошо, как мать, и Елизавета опасается несчастного случая. Сын даёт слово, и вскоре после рождественских праздников они отправляются через Мюнхен в Лондон.

Её опасения отнюдь не беспочвенны. Письма Елизаветы императору свидетельствуют об этом достаточно убедительно. Ещё в январе, уже во время первых охот падают самые опытные всадники: какой-то охотник лежит во рву, граф Франц Клам падает, ломает себе челюсть и получает рану возле уха. Нередко залитые водой канавы позади труднопреодолимых живых изгородей «заполнены» – как выражается в письмах Елизавета – упавшими дамами и господами. Однако ей всё нипочём. Спасаясь от смерти, лисица по сорок-пятьдесят минут бежит по лугам, преодолевает пологие холмы и «заманчивые» загороди без рвов, и всё это она делает очень быстро. Но Елизавета в своей стихии. «Я думала о тебе с той точки зрения, – пишет она Францу Иосифу, – что мы могли бы упорядочить своё участие в охоте – один день ты, а другой – я. Я всегда говорю лорду Спенсеру, какое удовольствие ты бы получил. Я очень люблю его, он такой приятный и естественный. Думаю, если он когда-нибудь посетит нас, тебе он тоже понравится».

Пока Елизавета находилась в Коттесбруке, 7 февраля 1878 года в Риме умирает папа Пий IX. Как раз в это время императрица испытывает лёгкое недомогание и велит сделать перерыв в ежедневных охотах на целую неделю. «Поскольку я сейчас несколько дней не охочусь, – пишет она Францу Иосифу, – люди будут говорить, что это из-за папы. Это весьма кстати».

23 февраля Елизавета приезжает домой. На вокзале её встречает очень довольный император. Вскоре, однако, всё августейшее семейство погружает в траур кончина свёкра Елизаветы, эрцгерцога Франца Карла.

Русско-турецкая война 1878 года к тому времени подошла к концу, лишь с трудом удалось помешать победоносной России занять Константинополь. При венском дворе возникли серьёзные разногласия. Эрцгерцог Альбрехт, обладающий самым здравым политическим чутьём, выступает в защиту царя, но верх берёт Андраши. Дело идёт к Берлинскому конгрессу[52]52
  Берлинский конгресс – конгресс представителей шести великих держав и Турции, созванный для рассмотрения заключённого между Россией и Портой Сан-Стефанского договора, который вызвал протест Англии и Австрии. Проходил в Берлине с 13 июня по 13 июля 1878 г.


[Закрыть], который лишает Россию плодов её победы и тем самым ещё больше усугубляет вражду между Австро-Венгрией и Российской империей. Андраши, правда, скрывает этот промах от монарха, разглагольствуя о «расширении территории государства». Происходит оккупация Боснии и Герцеговины – результат, который можно назвать палкой о двух концах. Услышав о ней, Елизавета ограничивается тем, что предостерегает Франца Иосифа:

– Не посылай в Боснию слишком много друзей русских: хорватов, богемцев и т.д.

Императрица не слишком верит в надёжность славянских народов, которые входят в состав монархии и с которыми её муж сближается вопреки позиции Андраши.

9 сентября отмечается золотая свадьба родителей Елизаветы. На это торжество герцогу придётся, как язвительно замечают мюнхенцы, волей-неволей приехать к своей жене, которую за последние десять лет он видел довольно редко. Дети, внуки и правнуки наперебой поздравляют юбиляров и все были бы счастливы, если бы не дурные вести о брате короля, которого теперь признают страдающим неизлечимой душевной болезнью, и сам Людвиг II ещё больше избегает людей и пребывает в глубокой меланхолии, так что вся Бавария всерьёз опасается, что его может постичь такая же судьба, как и его брата Отто.

Вернувшись в Шёнбрунн, Елизавета принимается посещать раненых, пострадавших во время боснийского похода, а в середине сентября возвращается в свой любимый Гедель. Там уже находится кронпринц, чета Спенсер, Бай Мидлтон и Генрих Лариш с женой. Все они собрались на осеннюю охоту. Только Франц Иосиф бывает свободным так редко, хотя Елизавета не перестаёт напоминать ему, чтобы он наконец приехал. «Ты всех отправляешь в отпуск, – пишет она ему, – только о себе самом не думаешь. А это неразумно».

Флигель-адъютант императора, барон фон Гемминген, много времени проводит с императрицей. И он, прибыв ко двору, был совершенно обескуражен непрекращающимися сплетнями вокруг императорской четы. Однако ему пришлось привыкнуть к этому: похоже, такое явление вообще невозможно пресечь не только при дворе, но и вообще в жизни.

Время от времени Елизавета просит своего секретаря зачитывать ей отдельные необычные послания, которые попадаются в той огромной почте, состоящей преимущественно из просительных писем, которая приходит на её имя. Вот, например, письмо некоего Фердинанда Ауфрихтига, который просит императрицу носить фальшивые драгоценности, чтобы это вошло в моду и в то же время обеспечило заказами промышленность и пощадило кошельки мужей. Этот человек не так уж неправ. Нельзя, однако, не отнестись скептически к тому, что некий месье де Мюлло де Вильнан из Франции утверждает, будто бы открыл средство против рака и обещает сообщить его императрице, если она вышлет ему аванс в размере пятисот тысяч франков. Прочитав распоряжение, которое сделал в своём завещании недавно умерший граф Манна, Елизавете не остаётся ничего другого, как улыбнуться. Дело в том, что граф пожелал, чтобы ей каждый год вплоть до конца её жизни присылали знаменитый миланский «панетонё» – кекс, напоминающий австрийскую бабу, только намного больше по размеру и суше.

11 декабря императрице приходится немало поволноваться: кронпринц Рудольф выстрелил себе из ружья в левую руку. «Потому что она не познакомила его ни с одним иным развлечением, кроме глупой пальбы, – возмущённо записывает в своём дневнике Мария Фестетич. – Все твари земные платятся жизнью. Такими людьми овладевает своего рода жажда убийства, а это я считаю ненужным. Ещё ребёнком – а как он был очарователен – принц стрелял из своего окна по снегирям, а эрцгерцогиня Валерия, у которой доброе сердечко, плакала горючими слезами». Впрочем, несчастный случай остался без последствий – рана быстро заживает. А вся история показывает, что Елизавета больше не имеет влияния на собственного сына. Всё больше проявляются его характер, его страсть и необузданность натуры, не привыкшей уважать ровным счётом никого на свете.

В январе 1870 г. Елизавета снова мечтает о верховой охоте по ту сторону пролива, которая доставляла ей в последние годы столько радости. Англия её уже не устраивает. Елизавета слышала, что тамошняя охота – не более чем жалкая пародия на охоту в Ирландии. Только там якобы истинный рай для спортивной охоты, только если травишь лисицу или оленя там, отдаёшь себе отчёт, что значит мчаться галопом вслед за собаками, перепрыгивая через различные препятствия. Местность очаровательная, обширные пространства покрыты светло-зелёной травой, земля в большинстве своём ещё не возделана. Картина, совершенно обратная Англии. Население живёт за счёт скотоводства, и поэтому пастбища обнесены загородями, через которые так прекрасно прыгать верхом на лошади. Охота здесь намного опаснее, нежели в Англии.

В охотах нередко принимает участие более сотни всадников, но не в красных фраках, как в Англии. Здесь это не принято. Многие падения объясняются тем, что люди садятся на мало обученных лошадей. У императрицы же отборные лошади. Даже самые сложные преграды она преодолевает играючи. Не раз падает даже сам Мидлтон. Как-то в одном парке вспугнули лисицу. «Я скакала на Истоне, – рассказывает Елизавета Францу Иосифу, – бедняга Мидлтон был очень неловок, совсем не в форме. Скорость была очень велика, препятствия большие, так что вскоре капитан оказался на земле. Затем он упал во второй раз, лошадь его ещё прыгнула, но была так измучена, что приземлилась на голову; какое-то время мне пришлось удерживать Истона, чтобы он не прыгнул на упавших, и этот манёвр мне удался. На этом же самом месте упал и Руди Лихтенштейн...»

Однажды падает и Елизавета. Это случилось уже в конце марта, во время одной из последних охот. Её славная сивая кобыла провалилась в заросший мох. Елизавета с быстротой молнии спрыгивает с неё, кобыла быстро поднимается на ноги, никто не приходит на помощь императрице, которая в одно мгновение вновь оказывается в седле и мчится следом за остальными всадниками. У одного из охотников, которые ехали вместе с императрицей, от пережитого волнения внезапно случился эпилептический припадок. Это было печальное зрелище!

Радость, которую испытывает императрица от верховой езды и охоты, разом померкла, когда с родины пришла горестная весть. Из-за катастрофического половодья Чегедин оказался затопленным и наполовину уничтоженным. Елизавета потрясена. «Получив печальные вести из Чегедина, – незамедлительно пишет она Францу Иосифу, – я решила уехать отсюда... Лишь из последних телеграмм и подробностей, опубликованных в газетах, мы узнали истинные размеры этого несчастья. Поэтому я считаю, что мне лучше всего уехать, да и тебе это больше по душе. Это самая большая жертва, какую я могу принести, однако в подобном случае она необходима...» Елизавета готовится к отъезду, но опасается, как бы Франц Иосиф не потребовал от неё сделать в Лондоне ещё кое-какие визиты, которые всегда тяготят её. Она, так мало задумывающаяся обычно над расходами на своё содержание – например, пребывание в Ирландии поглотило не менее 158 337 гульденов 48 крейцеров – неожиданно становится экономной. «Ко времени моего возвращения домой королева ещё не вернётся из Италии. Принц Уэльский просил передать мне его предложение увидеться со мной где-нибудь по пути моего следования. Может быть, и ты захочешь, чтобы я остановилась в Лондоне? Я охотно избежала бы этого, чтобы сэкономить на проживании в гостинице. Таким образом, вся моя поездка туда и обратно обошлась бы без проживания в отеле».

Франц Иосиф не настаивает больше ни на каких визитах. Он счастлив и доволен, что императрица поняла это, что она возвращается домой без каких бы то ни было намёков с его стороны. Супруги радостно встречаются на вокзале, после чего мать восторженно обнимает свою маленькую Валерию. Трудно поверить, что император и императрица женаты уже двадцать пять лет, так молодо и свежо они оба выглядят. Теперь в связи с серебряной свадьбой императорской четы Вена готовится продемонстрировать Францу Иосифу и Елизавете свою любовь. Елизавета слишком стиснута жёсткими требованиями придворного штата и лиц, имеющих доступ ко двору, поэтому считает себя непопулярной, не понимая, что за пределами этого узкого круга в государстве существуют многие миллионы высокообразованных и умных, простых и работящих, честных и ни в чём не уступающих по крайней мере по своим душевным качествам людей, которые нередко испытывают к императорской чете больше любви, проявляют больше лояльности, чем многие из тех, кто изо дня в день непосредственно пользуется её милостью и расположением. В дни торжеств представляется удобный случай убедиться в чувствах и других слоёв народа. Франц Иосиф сопровождает очаровательную, одетую во всё серое жену, которая в свои сорок два года производит впечатление юной новобрачной, в церковь. Глубоко взволнованная императорская чета стоит перед алтарём, вспоминая прошедшие годы, полные любви и страданий, полные страха и забот, – годы, в которые счастливых дней было всё же гораздо больше, чем печальных.

К сожалению, в эти дни идёт дождь, и торжественное шествие приходится отложить, что, впрочем, нисколько не охлаждает энтузиазма сотен тысяч людей, съехавшихся в Вену со всех концов империи. Лишь знаменитый Макарт[53]53
  Макарт Ганс (1840—1884) – знаменитый живописец XIX в., по приглашению австрийского императора в 1869 г. поселился в Вене.


[Закрыть] демонстрирует свои блестящие полотна несколько позже. Единодушное преклонение населения столицы пред Францем Иосифом и Елизаветой становится выражением истинных чувств подавляющего большинства подданных к своим повелителям. На этом фоне буквально теряются голоса немногочисленных злопыхателей, которые даже в эти дни стараются досадить императрице.

По завершении торжеств в Вене император с императрицей отправляются в Венгрию, где их встречают с таким бурным восторгом, что даже скептически настроенная ландграфиня Фюрстенберг буквально поражена этим неописуемым воодушевлением венгров. После этих празднеств жизнь императорской четы опять возвращается в привычную колею. Императрица опять с утра до вечера ездит верхом, а если она не в седле, то размышляет о людях, которые её окружают.

Невозможно охарактеризовать императрицу точнее, чем графиня Мария Фестетич 14 сентября 1879 года – в то время, когда будущее было ей, естественно, совершенно неизвестно, – она написала в своём дневнике: «Императрица мила и добра, но ей всё причиняет страдание, а то, что для других – источник чистой радости, превращается у неё в источник неприятностей. Она представляется мне ребёнком из мира фей. Множество добрых фей кладёт ему в колыбельку чудесные дары... Но вот является злая фея и говорит: «Я вижу, тебя ничем не обделили. Но я собираюсь обратить эти качества против тебя самой, и они не принесут тебе никакой радости. Я не дам тебе ничего. Зато лишу тебя несомненного блага, на которое мало обращают внимание, но ах! как оно необходимо, чтобы поддерживать душевное равновесие, чтобы обрести счастье в гармонии сердца и достичь умиротворения. Я лишаю тебя того, что человек неосознанно носит в себе, я отбираю у тебя чувство меры в твоих делах, мыслях и ощущениях. Всё будет тебе не в радость, всё обратится против тебя, даже твоя красота принесёт тебе одни страдания. Твой разум будет до такой степени вникать в суть вещей, пока не приведёт тебя на ложный путь, пока ты не начнёшь презирать человеческий род, ты утратишь веру в добро и любовь. В твоей душе будет копиться отвращение и горечь, пока ты не обретёшь покой...» Боюсь, я окажусь права и всё же я бы пожертвовала собственной жизнью ради её счастья».

Осенью следует отставка графа Андраши с поста министра иностранных дел. Несмотря на всё, что на данную тему было написано, подлинная причина отставки осталась неясной и до сих пор покрыта тайной. Сам он сказал про себя, что не хотел бы принадлежать к разряду тех министров, которые всячески цепляются за своё место, а также к разряду тех, которых прогоняют, когда они надоели. Он хочет быть одним из тех министров, которые уходят добровольно, добившись своих целей. Если судить поверхностно, он раздвинул границы империи, но, по сути дела, углубил разлад с Россией, от которого в конечном счёте погибли все три великие империи континента и правящие в них династии. Однако пока ещё никто так далеко не заглядывает. Можно было предположить, что Елизавету серьёзно расстроит падение министра, но она уже настолько далека от любых мыслей о политике, что мирится с его смещением с высокого поста.

– Ведь он всё же остаётся с нами, – считает она и тем самым отделяет личность Андраши, к которому питает симпатию, от какой бы то ни было политики.

Кронпринц не одобряет такое поведение матери; отец для него слишком консервативен. «Был период, – напишет он позже Латуру[54]54
  Латур, Винценц Карл Макс – граф, австрийский политический деятель. В 1897—1898 гг. – министр просвещения, с 1900 г. – член палаты господ.


[Закрыть], – когда императрицу волновала политика – к счастью или нет, этого я не буду касаться, – и она, руководствуясь взглядами, которые были диаметрально противоположными взглядам императора, говорила с ним о серьёзных вещах. Эти времена миновали. Теперь она больше интересуется спортом, так что отныне и этот путь доведения до императора иных мнений, в общем и целом скорее либерального толка, оказался перекрытым...»

Осень в Геделе опять проходит под знаком увлечения верховой ездой. Елизавета целиком отдаётся этому искусству. Утро она проводит на охоте, а после полудня отправляется в свою небольшую школу верховой езды, что рядом с замком, пересаживается с лошади на лошадь и анализирует свои ошибки, стремясь ещё больше преуспеть в искусстве езды верхом. Библиотека императрицы пополняется в это время массой книг о лошадях и верховой езде, календарями скачек и тому подобной литературой. Тут же находятся самые последние сочинения о гимнастике, о том, как лучше всего крепить своё здоровье и своё тело при помощи физических упражнений. Император тоже с удовольствием участвует в охоте верхом, кронпринц не столь охотно. Тот вообще упивается радостями жизни. «Прожить бы мне до ста лет! – делится он со своей сестрой Валерией. – Ужасно думать, что в конце концов тебя ожидает неумолимая смерть!» Но он быстро прогоняет от себя такие мысли. Все его любят. Как выражается Мария Фестетич, он «слишком мил», но тоже не знает меры. Время от времени он делает графине маленькие признания, и тут обнаруживается кое-что такое, от чего она приходит в ужас. Во-первых, молодого человека осаждает старая баронесса Вечера. «Как к такому молодому человеку подкрадывается искушение! – записывает в дневнике Мария Фестетич. – Среди прочих я обнаруживаю мадам Вечера... что, пожалуй, не слишком опасно, ибо, видит Бог, очаровательной её не назовёшь, однако она так хитра и использует любого в собственных интересах. Она стремится попасть ко двору, стремится показать себя и своё семейство. У неё подрастают дочери. Пока, правда, ещё очень медленно, но начинать нужно издалека!» Баронесса Вечера пытается наладить отношения с гофдамами императрицы, однако те избегают её, и кронпринцу приходится с этим бороться. Как-то Рудольф неожиданно говорит графине Фестетич:

   – Завтра вечером, с вашего разрешения, к вам пожалует баронесса Вечера.

Графиня со смехом отвечает:

   – О, нет, Ваше императорское высочество, я этого не разрешаю. Пусть баронесса назначает свидание Вашему императорскому высочеству где-нибудь в другом месте, но только не в моём салоне. Я не нуждаюсь в её обществе. До сих пор я старалась держаться от неё подальше и продолжаю это делать.

Рудольф смеётся в ответ и оставляет эту тему. Баронесса не сдаётся. Императрице вся эта история крайне неприятна. Даже император говорит за столом 3 декабря 1879 года:

   – То, что творит с Рудольфом эта женщина, просто невероятно. Она следует за ним буквально по пятам. Сегодня она ему даже что-то подарила.

В феврале 1880 года Елизавета отправляется через Баварию, где ещё вовсю свирепствует зима, в Ирландию, в Саммерхилл, где по приезде её приводит в восторг тёплый весенний день. Уже назавтра она участвует в чрезвычайно трудной охоте на оленей. «Охота, – пишет Елизавета Францу Иосифу, – разворачивается в очень быстром темпе с преодолением многочисленных препятствий всякого рода. У нас с Мидлтоном она заняла час двадцать минут... Байзанд, который скакал, правда, на хорошей лошади, которую он расхваливал на все лады, упал и поранил себе ногу... Он лежит в постели, а к его лодыжке приложен пузырь со льдом... Руди Лихтенштейн тоже свалился, но отделался лёгким испугом, а лорд Лангфорд, наш хозяин, упал прямо лицом и теперь глотает с большим трудом... Сперва лорд рухнул в заполненный водой ров, а затем упал в небольшую канаву, причём его лошадь сломала себе хребет». Получая такие известия, Франц Иосиф имел все основания всерьёз беспокоиться за императрицу, «Седьмого снова охота на оленей, на этот раз довольно далеко отсюда, вблизи Дублина, так что в ней примет участие несчётное количество всадников... Заставив лошадей сделать несколько больших прыжков, мы сразу же выбрались из толчеи... Тут встретился ров, лошадь Мидлтона поспешила прыгнуть и попала в него; сам Мидлтон скоро выбрался, с трудом переводя дыхание, а пока вытаскивали его лошадь, собаки, конечно, были уже далеко впереди. Десятого числа во время охоты повторилась та же история. На этот раз упала и я, но ничего себе не повредила. На том же месте упало ещё много охотников, как рассказал мне позже Том, но я, разумеется, немедленно поскакала дальше, так что ничего этого не видела».

Если во время охот так часто падает такой опытный мастер верховой езды, можно себе представить, насколько они трудны. Но чем рискованнее это занятие, тем большую радость оно доставляет Елизавете. Для неё это отдых, она наслаждается полной свободой, покоем и независимостью, избавленная от всех забот и всякой ответственности, освобождённая от всех обязанностей, которые так противны её натуре, но тем не менее снова и снова вызывают у неё угрызения совести, если она их игнорирует. Но и тут она не знает меры. Елизавета не совсем в ладах с дисциплиной, и это проявляется во всём. Пока что на первом плане стоит у неё увлечение охотой, но это может неожиданно измениться и на смену охоте придёт что-то другое, чем она будет заниматься столь же обстоятельно, но опять не зная меры.

«Самое большое преимущество Ирландии заключается в том, – рассуждает она в письме к матери, – что там не существует королевской власти». Её очень удручает, что на обратном пути ей вновь придётся нанести визит английской королеве в Виндзоре, что на этот раз особенно необходимо, ибо в Англии не слишком одобрительно смотрят на то, что императрица вновь отправилась в Ирландию. Ведь на большой территории острова царит недовольство английским владычеством и нищета из-за плохих урожаев. Арендаторы ничего не платят своим хозяевам, и паролем является гомруль[55]55
  Гомруль – от англ. Home Rule, то есть «местная власть» – термин, служащий для обозначения реформы, к которой стремились сторонники политической самостоятельности Ирландии, и движения, которое связано с историей борьбы за эту реформу.


[Закрыть]. Если в районе Саммерхилла всё спокойно, в западной части острова происходят беспорядки. В такое время развлекательная поездка императрицы выглядит неуместно, поэтому она возвращается домой раньше обычного.

10 марта Елизавета получает в Лондоне ни свет ни заря телеграмму. Она вскрывает её и бледнеет словно полотно. Графиня Фестетич, прилагая все силы, чтобы скрыть дрожь в голосе, спрашивает о содержании телеграммы: «Кронпринц обручился с принцессой Стефанией Бельгийской».

   – Слава богу, – произносит гофдама, – что не случилось никакого несчастья.

Взволнованная императрица только может ответить:

   – Слава богу, что всё в порядке.

У неё такое представление, будто всё перевернулось: кронпринц в свои двадцать два года слишком молод, равно как и невеста в свои пятнадцать!

По пути домой императрице необходимо заехать в Брюссель, чтобы познакомиться с невестой своего сына. В Брюсселе на вокзальной платформе стоит кронпринц со своей невестой и всем королевским семейством. Однако глубоко взволнованны из всех присутствующих лишь двое. Это императрица и кронпринц, который буквально виснет на шее у матери и горделиво поглядывает то на мать, то на невесту. Всё идёт согласно намеченной программе, но теплоты Елизавета не чувствует. Озабоченная, она продолжает прерванный путь домой, где её встречает растроганный Франц Иосиф.

   – Только бы всё хорошо кончилось, – говорит она.

Но Франц Иосиф рассеивает её сомнения:

   – Ты всегда слишком беспокоишься...

Лето опять застаёт Елизавету в Ишле и в родной Баварии. Как-то она наносит неудачный визит Людвигу II в замок Берг на озере Штарнбергерзее и оставляет там вместо визитной карточки веточку цветущего жасмина. Король Людвиг восхищен её вниманием к нему и пишет Елизавете такое тёплое письмо, что она шлёт ему венок из тех же цветов и фотографию маленькой Валерии в придачу, чтобы дать ему возможность представить себе её дочь покамест хотя бы по изображению. Малышка превратилась теперь хотя и не в слишком красивую, но по натуре и задаткам необыкновенно милую, сердечно и тонко чувствующую девочку. Она тоже страдает, причём в очень сильной форме, наследственным семейным недугом – робостью и смущением. Ей не очень-то удаётся завоевать симпатию у своего окружения – в этом мешает её робость. Лишь с Елизаветой она мила и очаровательна, только та знает, какова её дочь в действительности, только рядом с ней да ещё верхом на лошади императрица чувствует себя теперь счастливой, в остальное время её мучает странное беспокойство, частенько неожиданно впадая в угнетённое, подавленное состояние. В день поминовения усопших она признается Марии Фестетич:

   – На этом свете бывает так тяжело... Я убеждена, как ни тяжко умирать, вернуться назад никто тем не менее не захочет, если бы даже и мог.

Императрицу не покидает озабоченность о развитии сына. Теперь, став взрослым, он окончательно отдаляется от неё. Он резко критикует и родителей. О матери он отзывается так: «Она женщина бездеятельная, но очень толковая».

С Валерией родителям гораздо проще. Во время скромных праздников они все вместе играют в жмурки, плюмпзак, салки со связанными за спиной руками.

Император и императрица ведут себя в это время так, словно опять сделались детьми. В такие дни в императорском семействе царит радостная, уютная атмосфера. Но стоит лишь Елизавете покинуть семейный круг, как ею опять овладевает недоверие. Она никогда ни над кем не посмеивается, никогда не рассказывает за чужой спиной что-нибудь худое, но слишком быстро готова проявить к человеку, которого не считает благонамеренным, ледяную холодность и даже заклеймить его презрением, хотя это нередко лишь недоразумение.

При дворе теперь много разговоров о предстоящей свадьбе кронпринца. Однако невеста ещё не сформировалась, в Бельгии слишком спешили выдать её замуж, так что уже назначенную свадьбу приходится отложить.

Лорд Лангфорд, находившийся осенью в Геделе по приглашению императорской четы, уговаривает Елизавету в следующем году снова отправиться через Ла-Манш, а Елизавете больше всего хочется в Ирландию. Однако ей дают понять, что по политическим соображениям это недопустимо. В повторном визите католической владычицы могут усмотреть как бы поощрение движения за гомруль и католической Ирландии и некий вызов британскому правлению. Поэтому на сей раз Елизавета решает вновь отправиться в Англию во владения лорда Комбермера в Чешире. 15 февраля 1881 года, когда Елизавета прибывает на Британские острова, страну окутывает густой туман. Она немедленно направляется в конюшню навестить своих лошадей, которых оставляла здесь на зиму. После Ирландии она здесь буквально тоскует по дому, однако отсюда, где местность не так сложна для охоты, она скорее вернётся на родину целой и невредимой. Англия соревнуется в гостеприимстве. Но верховая езда уже не доставляет императрице такой радости, как в прежние годы.